Текст книги "Античная наркомафия 4"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

Благоразумно засунув язык в жопу и – дайте боги терпения – сумев выслушать беспардонное хвастовство нажравшегося в хлам гегемона, я заодно договорился и с уважаемой по пьяни компанией свёкра Летиции о фиктивном рабстве и освобождении через год на римском Форуме и всей остальной нашей гоп-компании, включая и подмену отсутствующих в наличии семей, замещение которых уважаемая алкашня бралась обеспечить по сходной цене. Пока, конечно, только в принципе договорились – как прикажете нормальный полноценный договор заключать в ТАКОМ, млять, состоянии? Там ведь дошло уже и до того, что бывший сципионовский герой-принцип – перед тем, как отрубиться и плавно съехать под стол – доверительно поведал мне и о том, как он отважно – ага, за спинами велитов с гастатами – выстоял под натиском слонов Ганнибала и даже завалил пилумом то ли одного, то ли сразу двух. А потом, не мелочась, вознамерился вообще меня усыновить и на Летиции женить. Такая великая честь в мои планы уж точно не входила, и мне пришлось заказать ещё вина, дабы спровадить его к приятелям под стол раньше, чем он успеет в этом поклясться, а я сам – загорланить «Орла шестого легиона» по-русски. Вот освобожусь, гражданством обзаведусь – снова придётся к ним в деревню съездить и на трезвые головы уже детально обо всём договариваться…

Изображающая Велию Летиция откровенно морщилась от троллинга моего фиктивного хозяина, и если бы не приказ свёкра – не уверен, что не пришлось бы ей рот затыкать. Вдобавок, её и в самом деле беспокоила опасность быть узнанной кем-нибудь из случайно оказавшихся поблизости знакомых. Не смертельная, конечно, всё ведь законно, но приятного мало, если поползут пересуды. Третья услыхавшая кумушка наверняка ведь будет рассказывать четвёртой, что «на самом деле» эта бесстыжая Летиция с этим рабом испанцем ещё при живом муже в постыдной связи состояла, и ребёнок её на самом деле от испанца, а не от мужа, а теперь вот земельный надел покойного мужа продала, хахаля своего испанского из рабства выкупила и сама – тоже, надо полагать, через фиктивное рабство – в вольноотпущенницы переводится, дабы замуж за него выйти. Кликуши – они ведь такие, всё обо всех «знают совершенно точно». Чтобы свести риск подобных слухов к минимуму, римлянка закуталась в шаль и повернулась лицом ко мне, пряча его от толпы. Смущали её слегка и мелькавшие то и дело неподалеку явно бандитские рожи – как моих испанцев, так и граждан гегемонов, которых, как совершенно правильно догадался мой будущий патрон, я нанял вполне достаточно для гарантированного успеха операции «Ноги в руки», если таковая понадобится. И напрасно будущий патрон ухмыляется, ловя мои взгляды и окидывая своим орлиным взором всё многолюдье Форума. Как там фриц Аларих лет эдак через шестьсот выразится? Правильно, чем гуще трава – тем легче её косить. Хрен ли толку от безоружной толпы? Пролетарии городские в армии не служат, и нормального боевого оружия, для них слишком дорогого, у них даже дома не водится, а деревенщина в своих сельских домах его держит – в пять минут за ним домой не сбегаешь, ежели чего. Всадники вроде самого Гнея Марция – эти, конечно, и в своих городских домусах оружие имеют, и кое-кто из них в пять минут, пожалуй, обернулся бы, но сколько их тут таких? Пока обернутся – мы и одними только шпагами в тростях дорогу себе проложим. Я ведь уже сказал, кажется, что в Риме даже полиции настоящей нет? Есть только пожарные из государственных рабов – где-то десятка по два на каждые из городских ворот. У них, конечно, есть и топоры, и багры, против которых тоненькая шпажонка из прогулочной тросточки уже не очень-то катит. Но кто сказал, что у нас здесь одни только эти легкомысленные шпажонки?

Рядом мелькнула ухмыляющаяся рожа Тарха, и я дурашливо погрозил этруску кулаком – типа, не смущай бабу, гы-гы! Она же абсолютно не в курсах и принимает его ухмылку на собственный счёт – с учётом «хозяйского» троллинга исключительно в скабрезном смысле. А он – единственный из моих людей, кто латынью получше меня владеет. Когда я скороговорку Летиции понимать не успевал, как раз он мне её на турдетанский и переводил, вот она и думает, что это он по поводу шуточек Марция в наш с ней адрес прикалывается. А прикалывается он на самом деле совсем по другому поводу, потому как он-то как раз – очень даже в курсах. Мой слуга Амбон рядом с нами стоит, держа в руках мою будущую римскую тогу, которую и поможет мне на себя навернуть, как только станет можно и нужно. А из-под этой тоги у него в руках свёрнутый испанский плащ выглядывает, в который два нормальных боевых меча завёрнуты – его и мой. А неподалёку мой африканский раб с нагруженной тачкой околачивается – ага, тот самый, для Летиции купленный. А раз купил и кормлю – пущай отрабатывает. Тачку ему уже нагруженной всучили, и он, конечно, не в курсах, что там в ней под мешковиной. Зато в курсах мои испанцы, как раз вокруг неё круги и наматывающие, дабы в любой момент быть поблизости от приныканных в ней под тряпьём дротиков, мечей и цетр.

Об этом-то всём, как и об очень даже неспроста оказавшихся именно здесь и именно сейчас местных бандюганах с приныканными под шмотьём ножами, кастетами и цепями, мой фиктивный хозяин в общих чертах догадывается, но с чего он взял, что это – всё? Главный сюрприз, о котором ни одна римская сволочь догадаться не в состоянии, у меня при себе. Заряженная трёхствольная кремнёвая «перечница» в подмышечной кобуре под туникой – это слева, а справа – две фитильных ручных гранаты в специальном чехле. Добротные, с литой бронзовой рубчатой «рубашкой» а-ля Ф-1 – серьёзная вещь, кто понимает. А эти гордые квириты ещё ж и ни хрена не понимают, и если вынудят меня опосля стрельбы ещё и гранатой шарахнуть – так кого осколками не посечёт, тот жидко обгадится с такого сюрприза. «Перечница» – это ж не только три достаточно прицельных выстрела. Это ещё и кремнёво-искровая зажигалка для щедро проселитрованного фитиля гранаты. Моя вторая «перечница» и ещё пара гранат – у Амбона вместе с нашими мечами. Он, правда, с этим громовым хозяйством обращаться не умеет, но от него этого и не требуется. Его задача – мне их подать, если понадобятся. Одной, скажем, привратную стражу из рабов-пожарных обезвредить, когда к воротам пробьёмся, а второй – запор самих ворот вынести на хрен. Во имя гуманизма молю богов, чтоб не понадобилось…

– А этот негодяй что здесь делает? – испуганно шепнула мне Летиция, – Это же Лысый Марк, главный бандит Субуры! – типа, Америку мне тут открыла.

С этим лидером местного криминального мира я познакомился ещё раньше, чем с ней. Точнее, мой купчина свёл меня с портовыми бандитами Остии, а уж они – с ним. С кем же ещё-то, если неформальная силовая поддержка по сходной цене требуется? Форум палатинская банда держит, которой на самом Палатине шалить нельзя – уж больно много там нобилей римских обитает, с которыми не очень-то забалуешь. Но и на Форуме им можно не всё – место присутственное, и если беспредел какой на нём случится – первым делом на них власти подумают. Поэтому, если там покуролесить может понадобиться – другую банду нанимать надо, а палатинскую – честно благородно предупредить, дабы надёжное алиби себе на опасное время обеспечила. Вот я и нанял субурских. Мы ведь как раз в Субуре и остановились. Солидных частных домусов там практически нет, почти одни инсулы, точнее – недоинсулы, а между застроенными ими кварталами – вообще трущобы. Собственно, Субуру несколько банд меж собой поделили, и Лысый Марк верховодит в той, что ближе к Форуму территорию контролирует – как раз, где мы и обитаем. Живёшь сам – давай жить и другим, а при случае – и заработать. Вот я и даю ему подзаработать – по денарию двум десяткам его горилл и два денария ему самому вперёд, а опосля отбоя тревоги – ещё по денарию гориллам и три – ему. Это если тихо и мирно всё обойдётся, а если драка выйдет – тут уж по особому тарифу рассчитываться с ними буду, в зависимости от результатов. Но и этот тариф для меня вполне посилен, и подстраховка того стоит.

Маячит же на глазах у римлянки означенный Лысый Марк тоже не просто так, а по поводу. Специально, как мы с ним и договорились – чтоб заметила и узнала. Потом, как с ней рассчитаюсь – его же найму и за ней присмотреть, чтоб благополучно и домой с рабом добралась, и чтоб раб не баловал, пока в городе, и чтоб до возвращения к свёкру в деревню ничего ни с ней, ни с рабом не приключилось. Это – официозная версия, скажем так. А до истинной она потом и сама допетрит… К сожалению, низкопримативные бабы вроде моей Велии – редкость. Куда больше среди них ярко выраженных обезьян, в которых сиюминутный инстинкт запросто может пересилить все доводы разума. Летиция – не исключение, а правило, обыкновенная среднестатистическая кошёлка, да ещё и не аристократка ни разу, инстинкты которой воспитанием сдерживаются. Сегодня ты договорился с такой обо всём честь по чести, условия предложил щедрые, она довольна ими и со всем согласна, даже премного благодарна – но это сегодня. А назавтра ей может захотеться от тебя гораздо большего – такого, чего тебе с ней совершенно не хочется, и ты честно предупреждал её об этом заранее, и вчера она всё понимала и всё признавала, а сегодня – моча в голову и вожжа под хвост, и она уже не согласна, теперь ей большее подавай, о чём не договаривались, а на твой совершенно справедливый отказ – жуткая обида с непредсказуемыми последствиями. Ведь обезьянье «нет» – это во многих случаях «попроси меня получше», и о других обезьяна тоже судит по себе. И страшно обижается, когда обманывается в своих ничем не обоснованных и взятых целиком и полностью с потолка ожиданиях. И не доходит до макаки, что на обиженных воду возят, а надо, чтоб доходило. И как такой втолкуешь, если её переклинило? А точно так же, по-обезьяньи. Клин вышибают другим клином, покрепче, а инстинкт – другим инстинктом, помощнее.

Инстинктом самосохранения, например. Я ведь для чего давеча при заключении договора о перепродаже ей купленного для этого раба САМ себя – на случай расторжения сделки – на двадцать денариев якобы полученного от неё задатка «оштрафовал»? Типа, денег куры не клюют, а понты – дороже? Естественно, в тот момент обезьяна именно так мой широкий жест и расценила. Я ведь специально подчеркнул, что эти двадцать денариев для меня – пустяки. А теперь – пущай разбойничью рожу Лысого Марка полицезрит, для которого эти же двадцать денариев – очень даже приличный заработок. И если я этот его приличный заработок могу и без особого повода потратить, то сколько я не поскуплюсь потратить по серьёзному поводу? Например, если сам крепко обижусь на чьё-то мелочное обезьянье паскудство? Сколько вообще стоит жизнь простолюдина? В Риме – едва ли так уж дорого. Полиции ведь настоящей нет, и расследование убийства частного лица с розыском убийцы – частное дело родственников убитого. А раз риск наёмного душегуба невелик, то невелика и наценка за означенный риск. А посему – я ведь выполняю то, о чём договорились, верно? Ну так и от партнёров по договору я вправе ожидать того же самого, и разочаровывать меня в этом – дружески не рекомендую. Не стоит этого делать в городе с не самой благополучной криминогенной обстановкой…

Приближалась наша очередь. Гай Скрибоний Курион, плебейский эдил трёхлетней давности, прославился на этой должности вместе со своим коллегой Гнем Домицием Агенобарбом тем, что подверг судебному преследованию множество откупавших общественные пастбища скотопромышленников, занижавших их ценность и причитавшуюся с них арендную плату. У большинства, как рассказывал мне будущий патрон, связи оказались крепкими, а махинации – труднодоказуемыми, но тех троих, которых эдилам всё-же удалось осудить, они заштрафовали так, что хватило и на постройку святилища на острове Фавна, и на двухдневные Плебейские Игры с пиром. В этом плане – популист. Впрочем, не больший, чем курульные эдилы того же года, распределившие среди граждан миллион модиев сицилийского зерна по смехотворной цене в два асса за модий. Оба, кстати, «наши» испанские преторы нынешнего года – Гай Фламиний, сын известного консула, и Марк Фульвий Нобилиор. В общем, вместе с Гаем Скрибонием Курионом, нынешним городским претором, из четырёх тогдашних эдилов трое на этот год преторами избрались, да и четвёртый – тот, который Гней Домиций Агенобарб – не отстал от них, а наоборот, опередил. В прошлом году городским претором был, так что как раз его нынешний и сменил. В общем, эдильство – хороший трамплин для будущей претуры, открывающей дорогу к дальнейшему консульству. Тот Агенобарб, например, уже на следующий год в консулы баллотироваться намерен, и его шансы на избрание оцениваются достаточно высоко…

К счастью, плебейство и популизм ещё не означают принадлежности к группировке Катона. Тот же самый Фламиний – бывший квестор Сципиона Африканского в Испании. С Курионом сложнее – он не так родовит, и его шансы на консульство значительно ниже. Это может толкнуть его в число сторонников Катона, но не сейчас – позже. Сейчас он, скорее, нейтрал, так что вредить сторонникам Сципионов у него причин нет, и ничто пока не мешает ему проявить сословную солидарность к такому же малородовитому и не имеющему хороших шансов на политическую карьеру простому всаднику-плебею. Гней Марций, конечно, уже предварительно поговорил с ним, в том числе и о юридически скользком моменте с подменой двух освобождаемых, так что претор в курсе и лишних дурацких вопросов не задаст.

– Наберись терпения, Максим, – предупредил меня фиктивный хозяин, – Тебе придётся сейчас вытерпеть нешуточное оскорбление.

– В чём смысл, господин? – не въехал я.

– Для твоего же блага. Мы же договаривались о том, что твои клиентские обязанности на деле будут символическими, а от всех обременительных ты будешь полностью свободен. Но эта наша с тобой договорённость – тайная, я даже в текст твоей «вольной» включить её не могу во избежание ненужных нам обоим вопросов, и ты не сможешь пожаловаться, если её нарушу я или мой наследник. Поэтому мы её сейчас узаконим. Если я нанесу тебе чувствительное, а главное – ничем тобой не заслуженное оскорбление, то ты будешь вправе возмутиться этим. А претор окажется свидетелем справедливости твоего возмущения, и это даст тебе право не считаться моим клиентом. Вред, причинённый патроном клиенту, по древнему обычаю ведёт к разрыву их отношений. Ты, конечно, как благодарный вольноотпущенник, полного разрыва не потребуешь, но заявишь об ограничении твоих клиентских обязанностей только теми, на которые ты сам будешь согласен добровольно, и претору даже против своего желания придётся признать твою правоту и приказать внести случившееся в протокол и в твою «вольную». И это будет уже законный документ, который надёжно защитит и тебя самого, и твоих наследников от любых злоупотреблений со стороны патрона.

– Я понял, господин, и благодарю тебя, – я обернулся к Тарху, – Ты слыхал? Предупреди наших и Марка, чтоб без моего сигнала не нервничали…

Этруск молча кивнул и растворился в толпе. Тем временем претор закончил дело тех, кто стоял перед нами, и подошла наконец наша очередь.

– Приветствую тебя, почтеннейший Гай Скрибоний Курион! – обратился к нему мой будущий патрон.

– Привет и тебе, Гней Марций Септим! – ответил тот, – Какое у тебя дело к сенату и народу Рима? – он, конечно, загодя знал, что это за дело, но традиция требовала произнесения всех ритуальных фраз.

– Я намерен отпустить на свободу трёх принадлежащих мне рабов, стоящих сейчас перед тобой. Официально, как положено по законам Республики.

– Твои рабы – твоё право, – произнёс претор положенную формулу.

По его знаку один из двух находящихся при нём ликторов – за пределами священного городского померия их при нём было бы шесть – передал свой фасций напарнику, взял в руку ритуальную трость и встал напротив нас.

– Встань перед ним и преклони колено, – подсказал мне фиктивный хозяин, подталкивая вперёд.

Я исполнил требуемое, а ликтор, возложив свою трость мне на башку, изрёк:

– Этот человек свободен!

– Есть ли у тебя возражения, Гней Марций? – спросил претор.

– Никаких, почтеннейший.

– От имени сената и народа Рима объявляю этого человека свободным! Встань с колен, согражданин!

– И обернись-ка ко мне, – добавил патрон, когда я встал…

Млять! Таких пощёчин я, кажется, не огребал ещё никогда и ни от кого! У меня аж башка вправо дёрнулась, когда он меня по левой щеке приголубил, а этот скот тут же и по правой мне добавил, а затем снова по левой. Спасибо хоть, предупредил заранее, что чего-то будет, а то ведь – вот мля буду – иначе запросто мог бы и на автопилоте в челюсть ему засветить! И чего бы потом после этого делал?

– Ты не слишком увлёкся, Гней Марций? – претор и сам обалдел от такого, – Одной лёгкой пощёчины – даже просто касания – было вполне достаточно!

– Разве? – хмыкнул тот и подмигнул мне – возмущайся, мол, только с умом.

– Так-то ты провожаешь меня на свободу, господин?! – промычал я почтительным, но весьма обиженным тоном, старательно держась при этом за башку.

– Так же не делается, Гней Марций! – увещевал его претор, – Я только что объявил этого человека свободным, а ты обошёлся с ним так, как будто он всё ещё твой раб – оскорбил его действием не только публично но ещё и у меня на глазах! И что ты прикажешь мне теперь делать?

– Делай то, что велит закон.

– У него вон даже кровь из носа выступила – слепой только не заметит. Это – уже явный вред. Ты разве не знаешь, что гласят по этому поводу Двенадцать таблиц?

– Надеюсь, не сбрасывание с Тарпейской скалы?

– Нет, конечно, но… Он ведь теперь после этого волен отказать тебе в твоих правах патрона, и я обязан буду в этом случае признать его правоту…

– Да, тут он в своём праве, – и снова подмигивает мне.

– Ты слыхал, согражданин? – промямлил окончательно выпавший в осадок наделённый империумом магистрат, – Нанесённое тебе оскорбление и причинённый тебе вред неоспоримы, и за них ты вправе разорвать все отношения со своим бывшим господином и не признавать его своим патроном. Ты разрываешь отношения с ним?

– Нет, почтеннейший. Свобода – это самое ценное, что может быть у человека, и мой бывший господин подарил мне её. Справедливо ли будет, если я лишу его почётного права числить и меня среди своих клиентов? Пусть моё имя остаётся в списках его клиентелы, и будет таким, как положено благодарному за свободу вольноотпущеннику, но обязан я ему как клиент буду теперь лишь то, что приму добровольно сам. Справедливо ли будет так?

– Я согласен с этим, – кивнул патрон, не дожидаясь ответа претора, – Мой бывший раб ничего больше мне не должен сверх того, что пожелает воздать мне сам, и я не вправе требовать от него большего. Мне достаточно формального почтения, в котором он мне не отказывает.

Таким образом, претору ничего больше не оставалось, кроме как узаконить достигнутое «только что» соглашение, которое его квестор и внёс в протокол и в текст моей «вольной». Потом тем же примерно манером занялись моей «семьёй». Летиция было испугалась, что и ей собираются «скостить клиентские обязанности» тем же способом, но Гней Марций, усмехнувшись, лишь лёгким касанием двумя пальцами обозначил чисто символическую пощёчину, а ребёнку – и вовсе одним. После чего объявил, что освобождённые женщина и ребёнок являются женой и сыном освобождённого ранее раба Максима, и их имена, как и клиентские обязанности, целиком в воле мужа и отца.

После того, как претор зафиксировал должным образом и этот акт, он поручил своему квестору внести нас в гражданские списки, а сам занялся следующими посетителями.

– Как вольноотпущенник, ты со своей семьёй не можешь быть включён ни в одну из почтенных сельских триб, – сообщил мне квестор то, что я знал уже и без него, – Тебе доступны только четыре городские трибы – Субуранская, Эсквилинская, Коллинская и Палатинская. Ты испанец и нашим языком пока владеешь плохо. С другой стороны, ты не выглядишь нищим, – чиновник озадаченно уставился на мою маленькую серебряную бирку с именем хозяина на серебряной же цепочке, которую я «забыл» снять, – Если бы ты был латинянином и хорошо знал язык, я бы вписал тебя в Палатинскую – там публика поприличнее, чем в прочих, а так – даже и не знаю, как с тобой быть. Ну какой из тебя к воронам палатинец, когда ты даже слова коверкаешь? Ты – вот что, подучи-ка язык как следует и пообтешись с манерами, а я пометку сделаю – при очередном пересмотре гражданских списков цензорами подашь им прошение о переводе в Палатинскую. Если хорошо освоишься и пообтешешься – могут и удовлетворить. А пока… гм… Выбирай сам – в Коллинскую или в Эсквилинскую?

– А в Субуранскую нельзя, почтенный?

– Можно, конечно, но это ведь самая худшая из триб – там такое отребье! Чудак ты, испанец! Я же тебе лучшую предлагаю.

– Пусть будет Субуранская, почтенный. Я там уже живу, уже знакомые там появились, соседи…

– Ну, раз ты сам так хочешь – будь по-твоему, – квестор потянулся за списком Субуранской трибы, – В инсуле будешь жить?

– А где там ещё можно?

– Ну, не в трущобах же! Приличные люди в Субуре живут только в инсулах, хоть это и недёшево.

– Вон в тех? – я указал на ближайшие к Форуму кварталы Субуры, где дома выглядели посолиднее, – Интересно, какая из этих инсул продаётся… Ты не знаешь, почтенный?

– Гм… А зачем это тебе? Это ведь… Гм…

– Ну, ты же сам сказал, что приличные люди живут в инсулах – что же мне ещё остаётся? Только – купить себе инсулу и жить в ней, как и все приличные люди…

Первым загоготал стоящий у меня за спиной Тарх, за ним – писцы квестора, после них захихикала в кулачок Летиция, и лишь тогда до озадачившегося прикидкой хотя бы примерной стоимости инсулы чиновника наконец дошло, что это едва владеющий латынью свежеиспечённый гражданин Рима, оказывается, шутить изволит. Зато и хохотал он потом дольше всех остальных. Придя в хорошее настроение и раскрыв поданный ему писцом список, он спросил:

– Твой бывший хозяин – Гней Марций? По обычаю вольноотпущенник берёт себе преномен и номен бывшего господина.

– Пусть так и будет, почтенный – Гней Марций Максим.

– Хорошо, – квестор подал знак писцу, и тот, высунув от усердия язык, начал выводить каллиграфические завитушки, – Твоя жена – Марция?

– Велия Марция, почтенный.

– Это как-то не по обычаю…

– Мой патрон оставил этот вопрос на моё усмотрение.

– Да, я слыхал – хорошо, будь по-твоему. А сын?

– Волний Марций Максим, почтенный.

– Гм… Этрусские имена? Я думал, ты испанец…

– Мы – из испанских этрусков. Уже по-этрусски и не говорим, на турдетанский давно перешли, имена только этрусские продолжаем детям давать…

– Так в Риме не делают, но… гм… запрета в обычаях тоже нет. Получается – необычно, но можно. Раз так – от имени сената и народа Рима поздравляю тебя, гражданин Гней Марций Максим, с зачислением тебя и твоей семьи в Субуранскую трибу! Надеюсь, Рим приобретает в вашем лице добропорядочных граждан…

– Благодарю тебя, почтенный.

– Да, вот что ещё тебе следует знать. Как и все граждане городских триб, ты попадаешь в разряд эрариев, не подлежащих военной службе, но обязанных платить налоги в назначенном цензорами размере сообразно их доходам и имуществу.

– А если я буду жить не в Риме?

– Всё равно. Где будешь жить, там и налоги будешь платить. Если вдали от Рима – ценз будешь проходить у местных магистратов. И ещё – ты не подлежишь призыву в легионы, но как вольноотпущенник – в исключительных случаях можешь быть призван во флот – гребцом, матросом или морским пехотинцем, если тебе по средствам оружие и снаряжение. Как экипируешься – тем и будешь.

– Вот как даже? Гм… Ну, квинкерему я, конечно, не осилю, – Тарх заржал, – Трирему – ну, если только лет через пятнадцать, – писцы заржали, – Бирему – лет, пожалуй, через пять, – Летиция захихикала, – Не обессудь, почтенный, но если завтра война – ничего крупнее униремы я пока снарядить не смогу, гы-гы!

– Да, вот что ещё! – спохватился квестор, когда отъикался после хохота, – При освобождении рабов я должен взыскать в казну Республики налог в размере пяти процентов от их рыночной стоимости. Кто его заплатит?

– Думаю, это посильно и мне самому – не стану обременять этим патрона. Сколько с меня причитается Республике?

– Ну, цена хорошего раба – от четырёхсот денариев. Беру по нижнему пределу, чтобы не разорять тебя. Женщины – от ста пятидесяти денариев, но молодая с маленьким ребёнком – здоровым, из которого со временем может вырасти хороший раб – меньше, чем двести денариев по справедливости стоить не может. Вместе получается шестьсот. Налог за всех вас, вместе взятых – тридцать денариев.

– Амбон! – я развязал поданный мне слугой кошель и аккуратно выложил перед чиновником строй из пяти шеренг по шесть монет в каждой, – Пусть Республика будет богата и ни в чём себе не отказывает!

Разгребавшись со всем этим бюрократизмом, я вышел на простор, снял с шеи и кинул в кошель цепочку с рабской биркой, сунул за пазуху оформленные и запечатанные «вольные», завернулся с помощью Амбона в поданную им тогу и с дурашливой торжественностью водрузил себе на макушку маленький – пришлось фибулой к волосам прихватить, чтоб от ветра не сваливался – красный фригийский колпачок. Римское гражданство! Красота, млять, кто понимает…