Текст книги "Античная наркомафия 4"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

24
Римское величие

– Вот это – совсем другое дело! – воскликнула Аглея, указывая на уже почти спокойное море, – И болтанки этой невыносимой больше нет! – качка в самом деле стала мягкой и плавной – не то, что со вчерашнего вечера, всю ночь и сегодняшнее утро.

– Это разве болтанка? – ухмыльнулся Велтур, – Вот за Геракловыми Столбами – там будет настоящая болтанка!

– Ещё сильнее?! И как же это можно выдержать?! – ужаснулась Хития.

– Сильнее, чем сейчас, – пояснил ей Васькин, – Волны больше, и качка сильнее, но тоже плавная, если не штормит…

– А если штормит?

– Тогда – как было с вечера, только сильнее…

– И как же там по морю плавают, за этими Столбами Геракла?

– Человек ко всему привыкает, – пожал плечами испанец.

– Ага, всё дело в привычке, сказал ополченец и наступил на мину, – добавил я по-русски, отчего наши заржали, а шурин перевёл обеим гетерам на греческий, заменив ополченца охотником-следопытом, а мину – ямой-ловушкой.

– Может быть, оно для вас и к лучшему, – задумчиво проговорила массилийка, – Меньше ЭТИХ плавает…

Я как-то даже и не сразу въехал, что она имеет в виду конвоирующую наш караван пузатых «купцов» римскую трирему, к виду которых мы уже давным давно привыкли и практически не обращали на них внимания. На этой как раз, пользуясь ослабшим волнением, отдраили порты нижнего яруса, которые в прошедший недавно недошторм у этой низкобортной посудины вполне могло и захлестнуть волной, да спустили на воду вёсла, после чего начали убирать верхние. Начальник судна явно решил потренировать сидящих на нижнем ярусе гредцов-новичков.

– За что ж ты так римлян не любишь? – поинтересовался я с усмешкой.

– Не всех – к тебе и к твоим друзьям это не относится, – уточнила Аглея, – А этих и им подобных – есть за что…

– Чем-то насолили тебе? Вроде бы, в Масиилии их нет…

– В Эмпорионе – я ведь говорила уже, что наша семья родом оттуда? Вот из-за них как раз мой отец решил в Массилию перебраться. У нас в Эмпорионе, правда, не сами римляне гарнизоном стояли, а их союзники-италийцы – самниты, кажется – так они ещё хуже. Римляне только высокомерием своим раздражают и дурными манерами, но хотя бы дисциплинированы, а эти – наглые, разнузданные, к женщинам пристают, воруют, грабят, за любую мелочь, которую по службе выполнять обязаны, взятки вымогают, и управы на их бесчинства у их командиров не сыскать – те сами такие же, а их к главному начальнику римлянину по любой мелочи ведь не набегаешься. Отец говорил, что даже варварская солдатня Ганнибала, когда была в городе, вела себя гораздо приличнее этих…

– Гегемоны! – хмыкнул я, – Обыкновенная дорвавшаяся до власти деревенщина, да ещё и второсортная, а тут вдруг пупами земли среди вас оказавшаяся.

– Первосортная, можно подумать, лучше! – фыркнула спартанка, – У нас сами римляне проходили, так тащили всё, что плохо лежит, ещё хлеще наёмников Набиса! И тоже грабили и вымогали! Так от наёмного разбойничьего сброда иного и не ждёшь, но эти-то – освободители от тирании, называется!

– Так разве ж от хорошей жизни?

– Ты их, получается, оправдываешь?

– Не оправдываю, но понять как солдат солдата – могу. Наёмник сколько за свою службу получает? Драхму в день? Мы, когда рядовыми солдатами служили – ну, неважно, где и кому – и то больше получали. Но – пусть будет ваша эллинская драхма в день. Римский легионер свой денарий, равный вашей драхме, получает не за один день, а за три – сто двадцать денариев или ваших драхм в год. Но и из них у него сразу же высчитывают сорок пять денариев за паёк…

– То есть, его кормят, и он не голодает! – заметила Хития.

– Да разве ж в этом дело? За паёк – заплати, за новую тунику или обувь взамен сношенной – заплати, за починку испорченного оружия – заплати. И что после всех этих вычетов останется от его и без того скудного жалованья? Что он привезёт домой семье? А дома его земля никем не обрабатывается, семья бедствует и в долги влазит, и тут хотя бы с долгами этими расплатиться – и то задача! – я припомнил жалобы давешней солдатской вдовы Летиции на тяжкую крестьянскую долю гордых квиритов, – А сколько лет солдаты Тита Квинкция Фламинина не были дома? Три года? Так это те, которых он сам привёл, а те, которых он получил от предшественника? Некоторые, наверное, и все пять лет. А из добычи после триумфа своего полководца они получили аж по целых двести пятьдесят ассов. Это двадцать пять денариев или ваших драхм – меньше месячного жалованья вашего наёмника. Сильно они поправили их пришедшие за эти годы в полное запустение хозяйства? Римский сенат получает величие и международное признание, консулы – триумфы, славу и почёт, их родственники и друзья богатеют на военных подрядах и на приобретаемых за бесценок трофеях, а что получают добывшие для них всё это солдаты кроме тягот службы и разорения своих семей? Как тут не помародёрствовать при случае?

Бренча на кифаре, Володя загорланил, нарочито подделываясь под сильный и торжественный голос некоего Гостя Будды, исполнителя наиболее цепляющего варианта популярного среди наших историков «Орла шестого легиона» – натурального, конечно, а не нашего похабно-пародийного:

– Пусть сгинул лох под Ахероном, и кровь его досталась псам,

Орёл Шестого легиона, фетиш задротов легионных

Всё так же рвётся к небесаам,

Ну а добыча легионов, которой там – на миллионы,

Всё ближе к нашим сундукам!

Типа, римская «золотая молодёжь» – сынки крутых нобилей, эдакая клубная тусовка высокоранговых павианышей – пирует, веселится, а заодно и цинично глумится над подневольными низкоранговыми зомбиками, своими тяжкими трудами и кровью добывающими богатства для ихних сановных папаш, высокоранговых хозяев жизни.

– Всё так же смел он и беспечен, и дух его неукротииим,

Пусть век солдата быстротечен – расходный лох недолговечен,

Но вечен Рим, священный Риим,

Расходный лох недолговечен, зато доход нам обеспечен,

И, ясный перец, вечен Рим!

А ведь так оно в принципе и будет, и не с имперских даже времён начнётся, а ещё с позднереспубликанских. Нынешняя средняя Республика до этого свинства ещё не докатилась, но поздняя, опосля Третьей Пунической – докатится, дайте только срок! Да уже сразу после той Третьей, мохно сказать – Тиберий Гракх в осадок выпадет, когда увидит в сенаторских домах те самые роскошные ништяки, что на его же собственных глазах так старательно собирались и стаскивались в лагерь легионерами со всего взятого наконец Карфагена перед его разрушением по постановлению сената и народа Рима. В той реальной истории, конечно, которая в нашей реальности, как мы крепко надеемся, для некоторых городов и регионов сложится несколько иначе. Не сильно иначе, в глобальном мировом масштабе – совсем чуть-чуть, и Риму от этих изменений легче не станет…

– Чужие муки нам не в тягость, на лохов плюнь – не до тогооо!

Им дал приказ Тиберий Август, послал туда наш славный Август,

И лохи выполнят егоо!

А нам – подряды и заказы, налогов откуп даст нам Август,

За что и славим мы его.

Тут, конечно, сочинявшие, а точнее – досочинявшие того натурального «Орла» студенты-историки схалтурили, пожертвовав достоверностью ради стихотворного размера и рифмы. Ахерон – если реальный, а не мифологический, через который Харон мертвяков греческих в Аиде перевозит – речушка в Эпире, но завоюют его римляне ещё до Третьей Пунической, когда не будет ещё «того самого» Шестого легиона и в помине, а если речь о набегах даков, что куда вероятнее, так это уже времена ихнего Децебала и римских Домициана и Траяна, до которых при Тиберии ещё далеко…

– Под палестинским знойным небом, в сирийских шумных городааах

Манипул римских топот мерный, да аппетит наш непомерный

Заставят дрогнуть дух врагаа.

Калиг задротов топот мерный, предупрежденье «Quos ego!»

Заставит дрогнуть дух врага.

В этом, собственно, и секрет непобедимости ранней Империи – УЖЕ есть та элита, которая лоббированием своих интересов как раз и обеспечивает последовательную неизменность имперской политики от императора к императору, но ЕЩЁ есть в товарных количествах и те дрессированные зомбики, которые свято верят во впаренные им идеалы и готовы терпеть тяготы и лишения, а то и жизнь отдать – ага, за священный Рим и его цивилизаторскую миссию.

– Сожжён в песках Ершалаима, водой Евфрата закалёоон,

В честь императора и Рима, на страх и ужас перегринам,

Шестой шагает легиоон!

Отжать нам бизнес перегринов в честь императора и Рима

Шестой подряжен легион.

Но это в конечном итоге и надорвёт империю, когда кончатся у неё бездумно растраченные зомбированные герои, вместо которых «римские бабы ещё нарожают», но не от них ведь нарожают, а от просёкших суть жизни умудрённых циников, страдать и гибнуть за чужие ништяки не желающих, а яблоко ведь от яблони далеко не падает. Типа, «когда стране нужны герои, звизда рожает дураков». Легковерные восторженные балбесы – ценнейший ресурс любой империи, но он трудновозобновим, если его такими темпами транжирить, а ведь каков народ, такова и его элита, не приученная считать потери и соразмерять с приростом – бабы ведь ещё нарожают. Но верно и обратное – какова элита, таков и её народ, и если сама элита цинична, да ещё и бравирует своим цинизмом напоказ, то кто ж будет верить во впариваемые той элитой заведомо брехливые идеалы? Вот так и рушатся могущественнейшие, казалось бы, империи…

– Magnus Res et magna Patria, per iram Aquila – cura!

Victoriosus Legio est, Victoriosus Leio est

Et vivat Res, et vivat Res.

Victoriosus Legio est, Victoriosus Leio est

Et vivat Res, et vivat Res.

Этот последний латинский куплет мы не переделывали, оставив его, как он и был. Хотя тут, сдаётся мне, сочинивший его студент-историк то ли схалтурил, то ли попутал, потому как – судя по схематично набросанному боевому пути легиона – имелся в виду Шестой Железный, в натуре отметившийся и в Дакии, и в Сирии с Иудеей, где он образцово-показательно усмирил очередную еврейскую бузу. А «Победоносным» был прозван не он, а Шестой Испанский, кроме Испании действовавший в Галлии и Британии. Этот – не единственный, кстати – случай двойных номеров в римской имперской армии – наследие как раз и породившей Империю распри между Антонием и Октавианом. Шестой Железный достался Антонию, и когда Октавиан разлаялся с ним окончательно, то в пику ему мобилизовал поселённых в Испании дембелей-ветеранов того Шестого и на их базе сформировал свой собственный Шестой – Испанский. Ну а потом, когда Антоний войну просрал, а его армия сдалась победителю – ведь не расформировывать же теперь легионы-двойники, верно? Так они и остались в имперской армии с дублирующими друг друга номерами, но с разными названиями-эпитетами, да и расквартировывали их обычно в разных и далеко отстоящих друг от друга провинциях, так что путаницы это в Империи не вызывало. Дакия и Иудея – это Шестой Железный.

Но пока у нас на дворе, хвала богам, лето сто девяносто первого года до нашей эры, и времени на то, чтобы не допустить такого безобразия у себя – ещё вагон. И пародия эта наша похабная на того «Орла Шестого легиона» – как раз наглядное напоминание о том, чего нам никак нельзя допустить в нашем турдетанском государстве. Хотя, если уж честно признаться, ни о чём таком мы и не думали, когда «Орла» похабили, а похабили – просто, чтоб поржать. И тут добрая половина юмора – именно в манере исполнения на официозно-торжественный лад а-ля Гость Будды. Это ж всё равно, что «Однажды, в студёную зимнюю пору» на мотив гимна совдеповского горланить – и незамысловато, и старо, но ведь хрен догорланишь до конца, не заржав при этом как сивый мерин. Вот и мы тут таким же примерно образом прикалываемся. Юлька – и та в конце концов в юмор въехала и прикололась, хотя в первый раз была жутко возмущена этим нашим «попранием святого», а теперь вот и обе гречанки хохочут, пока Велтур – нескладно, конечно, и без некоторых выдающих наше знание будущего подробностей – переводит им смысл песни на греческий. Типа, не знаем мы будущего ни хрена и не предвидим, просто два плюс два складывать умеем и тенденцию вычислять…

– Так вы, значит, считаете, что Рим овладеет даже Сирией и дойдёт до Евфрата? – поинтересовалась Аглея.

– Ну, дойти-то он, может быть, даже и ещё дальше дойдёт, – огорошил я её, имея в виду пик римской имперской экспансии, когда при Траяне захватили Месопотамию, а при Адриане даже к берегу Каспия вышли в Закавказье.

– Неужели как Александр?

– Думаю, что попытки будут, – ага, в реале Красс Тот Самый обломится, Цезарь Тот Самый готовиться будет и как раз из-за этого с царскими амбициями переборщит, что его и сгубит, да Антонин Каракалла уже после Траяна с Адрианом – ну, того тоже грохнут превентивно в процессе подготовки, – Но вряд ли они будут настолько же удачными – слишком много будет забот дома, которых не было у Александра. Ведь все земли вокруг Внутреннего моря в руках будут, а не одна только маленькая Македония…

– Вместе с Элладой она не так уж и мала, – возразила Хития, – Добрая половина полисов спала и видела, как бы им из-под этой македонской гегемонии выскользнуть, а Лакедемон и вовсе оставался непокорным ни Филиппу, ни Александру…

– И какое войско мог выставить тот Лакедемон, давно уже лишившийся даже Мессении? – хмыкнул я, – Сколько там оставалось тех спартиатов?

– Маловато, конечно, – признала спартанка, – Алчность немногих, порождённая богатой добычей Пелопоннесской войны, погубила Спарту и её народ.

– Ты считаешь, что всему виной алчность?

– А разве нет? Хорошо ли это, когда вся земля, принадлежавшая при Ликурге десяти тысячам семей, стала принадлежать всего лишь сотне скупивших её?

– Так разве в алчности дело? Что, если не та же самая алчность, привело ваших дорийских предков в Лакедемон? Получается, тогда она не губила страну, а создавала её?

– Да, но тогда она была умеренной – каждый получил свою землю и своих илотов и не стремился овладеть землёй и илотами соседа. Да и купить ему их было не на что. А потом пришло богатство, разрешили золотую и серебряную монету, и с этим пало былое братство спартиатов – богатые скупили землю у бедных и ущемили их в правах…

– По вашим же законам, кстати, по которым не владеющий землёй не может быть и полноправным гражданином. Так может быть, законы были плохи, а не алчность, которая естественна для человека?

– Наши законы сдерживали её…

– Вот именно – тупо сдерживали, запрещали и не пущали, вместо того, чтобы направить её на другие и более полезные для страны и народа цели. Спарту это уже сгубило, и это же, мне кажется, сгубит и Рим…

– Что именно?

– Презрение к любым другим доходам кроме доходов от земледелия, которым у вас только и достойно обеспечивать себя благородному человеку. Всегда были, есть и будут люди, к которым липнут деньги, и когда денег становится достаточно – им хочется почёта, и если почёт связан с владением землёй, то получается, что чем больше земли, тем больше и почёта. И чтобы заполучить больше земли, они всеми правдами и неправдами отторгают её у соседей победнее.

– Так я ведь об этом и говорю тебе! Их алчность не знает пределов!

– А я тебе – о том, что сами законы вынуждают их к этому. Земледелие – самый малоприбыльный вид деятельности, и никто из любящих деньги не вкладывал бы их в него, если бы не порицалось их вложение во что-то подоходнее – в ту же торговлю, в то же крупное ремесленное производство ценных и нужных всем товаров…

– Как это делают богатые афиняне?

– Почему бы и нет? Напрасно вы презираете их за это – они нашли богатству применение, не подрывающее основ их государства. Большая мастерская с рационально организованным производством занимает меньше земли, чем крестьянский надел, а доходов даёт во много раз больше, и её владельцу не нужно округлять свои владения за счёт земли соседей. И его соседи-земледельцы продолжают владеть своей землёй, как владели ей и их предки, ни в чём им не утесняемые.

– Но при этом ты говоришь, что ту же самую ошибку, которой ты считаешь наши законы, делает и Рим?

– Да, даже ещё худшую. У вашего спартиата, пока он на войне, землю всё равно обрабатывают живущие на ней илоты, а землю римского крестьянина, пока он служит в легионе, без него обрабатывать некому, и она приходит в запустение. И даже в случае его гибели или тяжёлого увечья никто не даст его семье государственного раба, который бы хоть как-то обрабатывал его землю вместо него. Поэтому, думаю, римские крестьяне разорятся гораздо быстрее, чем разорялись ваши спартиаты, а скупить их заброшенные земли в Риме давно уже есть кому.

– И этому никто не препятствует?

– А кто будет препятствовать? Те, кто заседает в сенате, сами же и скупают.

– И в этом, ты считаешь, виноваты римские законы, а не их алчность?

– А что же ещё? Ты думаешь, я менее алчен, чем они? Но я живу не в Риме и я не сенатор, и как вольноотпущеннику мне никогда в римский сенат не попасть. А будь я свободнорожденным римлянином, живи в Риме и владей землёй – ну и имей, допустим, кругленькую сумму в звонких римских денариях – мог бы, отслужив положенное число военных кампаний, избраться квестором, и уже одно это – по истечении годичного срока исполнения должности – сделало бы меня сенатором. Второсортным заднескамеечником, конечно, ни на что реально не влияющим, но – всё-таки уже сенатором. А сенатору по римским законам не просто неприлично, а даже прямо запрещено иметь доходы помимо традиционных земледельческих доходов от своей земли, и чтобы увеличить их, он должен увеличить сами свои земельные владения. Так как же он при этом будет препятствовать своему же собственному обогащению? Вот это и сгубит Республику, как сгубило Спарту.

– А как же тогда господство Рима над всем Внутренним морем – ты ведь о нём говорил? – удивилась Аглея.

– Рима, но уже не Республики.

– Ты считаешь, что в Рим вернутся цари?

– Ну, НАЗЫВАТЬСЯ царями им, думаю, никто в Риме не позволит, да и сами они не захотят. Но разве в названии суть? Так или иначе, установится монархия, иногда довольно тираническая, и привычным вам свободолюбивым людям жить при ней будет неуютно. Такова цена государственного величия…

– Но ведь то же самое было и в Спарте! – тут же уловила суть Хития, – Лисандр, Агис, Клеомен, Набис – почему у них не получилось?

– Думаю, что из-за масштабов, – прикинул я, принимая предложенную мне задачу, – У них были бы куда лучшие шансы, будь под их властью – и признавай её добровольно – вся Эллада или хотя бы уж весь Пелопоннес, как вся Италия сейчас под властью Рима. Но у них был только ваш маленький Лакедемон, и их враги всякий раз оказывались сильнее их.

– Но какие-то шансы у Набиса всё-таки были? – не сдавалась спартанка.

– Ну, смотря на что. На гегемонию во всей Элладе у него не было ни единого шанса – этого не позволили бы ему ни Филипп, ни Антиох, ни Рим. А вот удержаться и основать свою династию в Лакедемоне, даже расширив владения Спарты, допустим, до половины Пелопоннеса – какие-то шансы у него, пожалуй, были. Не наживи он себе столько врагов, не напугай ахейских аристократов своими кровавыми расправами и не ошибись в выборе друзей и союзников – возможно, Рим и признал бы его захваты. Ведь числится же у Рима в друзьях нумидийский разбойник Масинисса, а чем Набис хуже его?

– Как можно сравнивать эллина с каким-то варваром?!

– МНЕ – можно.

– Ну да, ты ведь и сам… прости, не хотела обидеть…

– Пустяки, мне правда в глаза не колет. Да, я – варвар, и для меня нет особой разницы между спартанским тираном и нумидийским, да и римским тоже, если совсем уж начистоту. Но разве в этом суть? Допустим на миг, что вашему Набису повезло, и он ни в чём не ошибся. Но дальше-то что? Ну, восстановил былую численность спартиатов за счёт приёма в их число части илотов и периеков. Ну, поделил между ними отнятую у богатеев землю. Ну, возродил законы Ликурга. Ну, удержал власть и передал её потомкам, которые продолжат ту же политику. Но ведь всё это – устранение ПОСЛЕДСТВИЙ спартанских бед, а не их ПРИЧИН. Причину я тебе назвал, она – в ваших законах, в том числе и в тех самых законах Ликурга. Не может земля оставаться навечно в руках многих, если она – единственный дозволенный законами и одобряемый общественным мнением источник доходов благородного человека. Спустя полвека или век, пускай даже и два, но все беды Спарты возродились бы вновь…

– И это же, ты считаешь, ждёт и Рим?

– Да, думаю, что то же самое ждёт и Рим. Не так скоро – за счёт масштабов, но тоже неизбежно. Поэтому я и, невзирая на всё его грядущее величие, не хочу жить в Риме сам и уж точно не посоветую этого своим потомкам.

– Ты рассчитываешь, что ваше государство в Испании избежит той же участи? – спросила массилийка.

– Да, если наши потомки сумеют сохранить его независимость от Рима. Друг и союзник Рима, неизменно помогающий ему в Испании, но при этом отдельный от него и живущий по своим собственным законам. Государство только-только создано, законы только вырабатываются, и традицией в нём станет то, что будет установлено сейчас, вот в эти ближайшие годы. И если мы знаем главные ошибки и Спарты, и Рима – зачем же мы будем повторять их у себя? Нам такого не надо. Наш царь с самого начала ограничен в своих властных полномочиях и один, по собственному произволу, не может почти ничего. Поэтому нам не грозит тирания, и нет необходимости устанавливать республиканский идиотизм с ежегодно сменяемыми правителями. В небольшое по численности постоянное правительство легче набрать неглупых людей, дурные амбиции которых не повредят народу и государству, а о царском троне никто из них даже мечтать не будет, ведь трон – наследственный царский. Не будет у наших аристократов и стремления отобрать землю у крестьян – ведь у нас не будут презираемы ни торговля, ни ремесло, и не с малодоходного земледелия будут основные прибыли аристократии. А соседство с заведомо сильнейшим Римом избавит наших правителей от несбыточных великодержавных амбиций, и никто не пошлёт наших солдат-ополченцев воевать за пределами Испании. Ведь если нам нельзя завоевать окрестные страны для себя – зачем нам напрягаться, завоевывая их для Рима? Римские крестьяне не разорялись, пока воевали в пределах Италии – не то, что теперь, когда попав на службу в заморские провинции, они годами не видят дома, семьи и своего надела. Не разорятся, думаю, и наши крестьяне, проходя военную службу недалеко от дома и возвращаясь домой в тот же год. А положенный семьям убитых и тяжелораненых государственный раб – хороший стимул для государства беречь солдат, не жертвуя ими понапрасну в не обдуманных как следует и не очень-то нужных ему военных авантюрах.

– У вас, получается, всё продумано, – поразилась гетера, – И если это удастся, то выходит, что в какой-то момент, когда Рим, как ты считаешь, надорвётся и ослабеет…

– Очень нескоро, Аглея. Мы – уж точно не доживём.

– Но когда-нибудь это ведь случится? И ваше государство в Испании, сохранив свои силы, окажется сильнее Рима?

– Рим очень велик и ещё ОЧЕНЬ долго будет силён. А мы – не враги Рима, мы – его друзья и союзники, – напомнил я, назидательно воздев кверху палец, но ухмыляясь при этом как можно лицемернее.

– И все ваши расчёты – только на эту хорошо продуманную политику?

– В основном, но не только. Ещё – на механику, – на сей раз я ухмыльнулся хитро, а Володя и вовсе расхохотался, и причина у него на то была достаточно веская…

Я ведь упоминал уже, что выяснив причастность к инциденту с «нашими» гетерами Федры Александрийской, мы пришли к выводу, что так этого дела оставлять нельзя? Естественно, мы его так и не оставили. Разузнать, где эта стерва обитает, было нетрудно. Поздно вечером мы со спецназером, оставив пару наших испанцев на шухере, перемахнули через забор снятого ею шикарного особнячка. Забрехавшая было собака брехала недолго – револьверная пуля угомонила её, а глушак обеспечил приемлемый для приличной улицы уровень шума. Мы ведь люди воспитанные, правила хорошего тона понимаем и без необходимости не шумим. В саду пришлось, правда, подзадержаться, дабы расширить пулевую дыру в собачьем трупе купленным специально для этого обыкновенным греческим ножом – нехрен оставлять после себя слишком уж характерные следы. Точнее – слишком нехарактерные для местных коринфских хулиганов. Я вам уже все ухи, кажется, прожужжал, как я не люблю этих открытых греческих портиков при входе? А хрен ли делать, когда как раз тот случай – входи, кто хочешь, и твори всё, что хочешь? Именно это мы и сделали. Входим, дюжемго раба-привратника Володя вырубил рукояткой по кумполу, я рабыне-служанке рот зажал и припугнул, чтоб не вякала, пока спецназер привратника вязал и кляпом пасть ему затыкал, затем и эту так же упаковали. По голосам обнаружили и вырубили двух других мордоворотов – тех самых, что на том давешнем симпосионе сатиров ейных изображали, и на их аналогичной упаковке силовая часть акции, собственно, и закончилась. Заявляемся в собственно ейные апартаменты, где эта сучка как раз вечернюю ванну принимать изволила – ага, типа сюрприз. Две ейных служанки, что мыться ей помогали, едва не обгадились, одна чуть в обморок не рухнула – пришлось спасать от вполне возможного утопления. Ну и сама Федра, конечно, изрядно перебздела, когда я повернул барабан той помеченной каморой, в которой у меня заряд с фугасной пулей был, навёл пушку на какую-то ейную склянку с какой-то хренью, да и шмальнул, разнеся её вдребезги, после чего с самой любезной улыбочкой предложил александрийке помозговать над интереснейшим и познавательнейшим вопросом, что было бы с её несравненной черепушкой, окажись она на месте той злополучной склянки, гы-гы!

В общем, продемонстрировали сучке нагляднейшим образом, как легко могли бы спровадить её в ихний греческий Аид, если бы вдруг по какой-то причине задались такой целью. Причём, не сами, а исключительно по воле могущественнейшего божества. Разве она не знала, что такое «молния Амона»? Нет? Ну, это совсем уж ни в какие ворота! Жить в Египте и таких элементарных вещей не знать – где ж это такое видано? Мы вот там не живём, а ведь знаем же! Вот как раз это самое и есть, что склянку разнесло – пока только склянку. И кстати, хоть мы в Египте и не живём, но Александрию знаем – я перечислил ей запомнившиеся по своей давней гребипетской командировке названия нескольких городских кварталов, включая и пару тех, в одном из которых и она должна была там постоянно проживать – и найти в городе заинтересовавшего нас по какой-нибудь надобности хоть мало-мальски известного там человечка для нас абсолютно не проблема. А молний у Амона много, и не стоит, пожалуй, гневить столь могучего бога без крайней в том нужды…

Обезьяна вовсе не обязательно должна быть тупицей, а уж гетера высшего разряда – и подавно, и наш тонкий аглицкий намёк на некие толстые обстоятельства она, конечно, поняла, после чего дальше пошла уже конструктивная беседа. Спецназер ведь сперва предлагал проучить её «по специальности», то бишь заявиться минимум впятером, да по кругу её вздрючить так, чтоб на всю оставшуюся жизнь запомнила. И в принципе-то по форме идея была остроумной, да только вот по сути бессмысленной. Ведь тогда валить её пришлось бы на хрен, и хрен бы с ней, так ведь и всех ейных слуг до кучи тоже, а их-то за что? До такой степени, чтоб ни в чём не повинных в расход пускать, мы пока-что ещё не озверели. Вот и получалось, что надо или просто валить её шито-крыто, но тогда воспитательного эффекта не получится, или разъяснять ей по-хорошему всю глубину ейной неправоты. Или то, или это, а половинчатость – она ведь неприятностями чревата.

Был в юлькиной выжимке из Тита Ливия случай один упомянут, который года через три примерно ожидается. Там два римских гражданина – видимо, решив по пьяни, что как победители имеют право – возьмут, да и дадут звизды карфагенским послам, а те претору городскому пожалуются, и претор выдаст обоих граждан – уже бывших граждан на момент выдачи, как я сильно подозреваю – тем послам для отправки в Карфаген на суд и расправу. Так то в Карфаген, совсем недавно, десять лет только и прошло, побеждённый в войне, сдавшийся безоговорочно на милость победителя и ниже плинтуса по условиям мира опущенный. А Коринф – друг и союзник, ни разу с Римом не воевавший, и Птолемеи гребипетские – тоже друзья и союзники Рима и тоже греки, с которыми Рим носится как с писаной торбой, и хотя вот эта конкретная гетера – ни разу не посол, но один хрен крутая знаменитость и там, и там, и если по её жалобе коринфские власти пожалуются на нас в Рим – ну, не хотелось бы до этого доводить. Сейчас, когда мы ей ни хрена ещё не сделали, а все угрозы лишь тонкими аглицкими намёками обозначены, типа пошутили – это по античным понятиям ещё мелкое хулиганство, на которое в римский сенат жаловаться смешно, а вот если посерьёзнее обидим – это уже злостное хулиганство будет, которого в Риме не поймут-с. Выдать-то – это вряд ли, но гражданства лишить могут, а оно нам надо?

Поэтому побеседовали мы с ней культурно, даже почти куртуазно. Объяснили, в чём она не права, заслушали и ейные соображения, из которых вытекало, что хоть она и погорячилась, конечно, но один хрен обе свежеиспечённых гетеры в Коринфе лишние, и не она, так кто другой несколько позже обязательно выразил бы им своё неудовольствие таким же примерно образом, если не худшим, а мы ведь – люди занятые и едва ли надолго в Коринфе задержимся, и подружкам нашим желательно бы это обстоятельство понимать и учитывать. Если они это уже поняли и приняли правильное решение – никаких проблем, достаточно показаться на Агоре и продемонстрировать приобретение вещей, нужных в дороге, и не надо тогда никаких переговоров, все и так всё поймут правильно. Никто ведь вовсе не стремится непременно сжить их со света, просто конкуренция в Коринфе уж очень велика, и они в нём – явно лишние.

Главное же – пришли с ней к полному взаимопониманию и договорились и в том вопросе, ради которого я, собственно и настоял на варианте «поговорить», а не тупо «валить». Ведь раз ей наставницей школы для будущего потока быть предстоит – значит, знать всех новых аулетрид она будет, как облупленных, и если в том потоке тоже какая-нибудь СЛИШКОМ выдающаяся попадётся и планов на выезд не имеющая, то есть ведь адресок одного коринфского купца и есть ещё в городе и некая Меропа Гортинская. Ах, она, оказывается, хорошо александрийке знакома? Обе из одного выпуска? Ну так и прекрасно, лучшего и желать не надо. Им – информацию и как можно более подробное «досье» на очередную потенциальную жертву травли, виновную в том, что СЛИШКОМ хороша для ремесла преуспевающей гетеры, и хорошо бы не под самый выпуск, а чем раньше, тем лучше, а они уж передадут те сведения «куда следует». Как знать, вдруг нас заинтересует, и тогда не надо будет такую ни затравливать, ни на выпускном испытании заваливать, а надо будет просто с Меропой Гортинской её свести. Мы же тоже понимаем, что Коринф – не женская матка и растянуться на всех желающих не может, гы-гы! На способ, которым мы проникли к ней для беседы, надеемся, обид нет? На не сумевших воспрепятствовать нашему проникновению слуг тоже гневаться не надо. Они сделали всё, что могли, и не их вина в том, что мы смогли больше. Здесь ведь Эллада, а мы – испанцы, а в Испании жизнь совсем другая и навыки у тамошних людей тоже совсем другие…