Текст книги "Античная наркомафия 4"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)

– Ну, зачем же всю? – ухмыльнулся я, – Сколько полагалось на семью спартиата по вашей давней традиции?

– Столько, сколько могли обработать пять или шесть семей илотов.

– Я бы оставил вашим олигархам по три или даже по четыре таких участка, да ещё и соединённых вместе, а не разбросанных.

– Это ещё зачем? Ты же сам говоришь, что не с них будет их основной доход.

– Ну, во-первых, чтоб они не чувствовали себя совсем уж обездоленными и придавленными по сравнению с предками. А во-вторых – чтоб было кому культуру землепользования совершенствовать. Её ведь, если до ума довести, так в несколько раз выше урожайность получить можно, чем у крестьян, да ещё и саму землю при этом не истощая. Но илот на своей земле разве станет этим заниматься? Ему и не до того, и знаний нужных у него нет. А вот владелец крупного хозяйства позволить это себе может.

– Да зачем это ему, когда он подати с илотов получать привык?

– Так ведь илотов же на его земле с каждым поколением всё меньше и меньше оставаться будет – то и дело кто-то, да выиграет состязания на пригодность в спартиаты. И вот тогда хозяину придётся убыль в илотах покупными рабами восполнять, а они ведь навыков илотских не имеют, и над ними надо сведущего в земледелии управляющего ставить. Вот тогда-то и повысится культура землепользовани, а с ней – и урожайность. Сперва только в его крупном хозяйстве, конечно, но ведь это увидят и позавидуют ему его соседи – государственные илоты. И кто-нибудь из них, глядишь, и рискнёт перенять полезный опыт, а у него уже начнут перенимать и другие.

– Ты думаешь, этим займутся все наши олигархи?

– Нет, я не настолько наивен. Но сколько их у вас? Сотня? И ведь наверняка не у всех их окажутся хорошие задатки торговца или хозяина большой промышленной мастерской. Пусть развитием землепользования займётся хотя бы каждый пятый – это будет два десятка таких хозяйств. Думаю, вполне достаточно.

– Ты это сейчас придумал или так уже где-то сделано? – поинтересовалась массилийка.

– Это придумано задолго до нас. Вы ведь видели уже наши здешние виллы? – как раз на днях мы и вернулись с ними из поездки на наши карфагенские "дачи", – Там мы не придумали почти ничего такого, чего не применялось бы уже раньше нас, – собственно, так ведь оно и есть, ведь единственное, что я там "изобрёл" – это вентилятор от ветряка, который ну никак к совершенствованию агротехнологий не отнесёшь – так, чисто бытовое удобство. Кое-что из заброшенного прежним владельцем реанимировал – это да, но это ведь именно, что восстановление прежних достижений, а вовсе не внедрение нового.

– Но у вас ведь там рядом нет крестьян, которые могли бы всё это перенять.

– Чего нет, того нет, – охотно признал я очевидное, – Ливийцы хозяйствовали настолько примитивно, что разорились и лишились земли задолго до нас. Но в Испании, куда мы собираемся внедрить все здешние приёмы, крестьян хватает, в том числе и соседствующих с нами. Там у нас, конечно, пока всё попроще и попримитивнее, но зато и соседи уже присматриваются, и некоторые тоже хотят попробовать, – я имел в виду Курия, уже попросившего меня поделиться с ним ожидавшимся урожаем бобовых для посева, – Да и у римлян тоже с крестьянскими наделами соседствуют виллы граждан побогаче – где-то с парой десятков рабов в среднем и с соответствующей площадью угодий. Там, правда, никто толком не следит за сохранением крестьянского землевладения, и из-за этого в конце концов те виллы разрастутся и вытеснят разорившихся крестьян, но это их проблемы, а мы у себя этого не допустим. Ну, будет, конечно, разоряться единичная бестолочь, которая всё равно разорилась бы при любых обстоятельствах, но это не в счёт – главное, чтоб основная масса оставалась крепкими хозяевами и перенимала у нас наши приёмы хозяйствования…

– В общем, ты хочешь законсервировать аграрную ситуацию, аналогичную ситуации царского и раннереспубликанского Рима, – констатировала Юлька, – Да ещё и качественно развивать её в этом состоянии.

– Ага, вроде того.

– Макс, это сложнее, чем тебе кажется, – вмешалась Наташка, – Нет, с самой консервацией системы землевладения я особых проблем не вижу – если задаться целью и последовательно её добиваться, то всё так и будет. Но вот с развитием…

– Ну, моё испанское трёхполье с "зелёным" паром из бобовых там кое-кто уже примеривается перенять, – возразил я, – Внедрим у себя систему посовершеннее – и её переймут. Ты, главное, схему наметь дельную, чтоб хорошо в Испании внедрялась.

– Макс, да равзве в схеме дело? Давно уже наметила, и на виллах наших её внедрить – дело техники, но вот как крестьянам её перенять?

– А в чём трудность, если будет кому показать им и объяснить тонкости?

– Да в размерах их наделов "всего навсего". Твоё кажущееся тебе продвинутым "зелёное" трёхполье – это примитив на безрыбье. Настоящий грамотный современный севооборот – это шестиполье, семиполье, а то и вовсе восьмиполье.

– Ого! Охренела, что ли? Куда столько?

– Ну так прикинь сам. Смысл ведь севооборота в чём? Прежде всего – чтобы восстановить плодородие почвы без внесения в неё минеральных удобрений, с которыми у нас, сам понимаешь, проблемы. Ты же, милитарист ты наш доморощеннвй, только о селитре небось и подумал, которую ещё и для пороха сэкономить хочешь…

– Ага, и на порох, и на кислоту для химии.

– Тут – согласна, твой "зелёный" пар из бобовых проблему азота решает…

– Ну, мы же ещё после сбора стручков ботву обратно в землю запахивать будем. А в ней же, считай, всё, что из почвы высасывается.

– По составу, но не по количеству. Сущий мизер ты с той ботвой в землю вернёшь. А раз вы там и подсечное земледелие уже запретили, то и с калием могут быть проблемы.

– Нет, зола будет. И от углежогов, и от сжигания древесной некондиции, и от тигельных печей.

– Ну и сколько её там будет на удобрения, той золы? Ты ведь говорил как-то, что она ещё и на селитру понадобится?

– Ага, на её переделку в нужную нам калийную. Она же исходно в тех пещерах, кажется, натриевая будет, так что переделывать надо.

– Если вообще не кальциевая, – уточнил Серёга, – Пещеры-то эти ведь, считай, известняк, а это – кальций.

– Тем более. Но раз проблему с азотными удобрениями нам решают бобовые, то селитра нужна только на порох и химию, а значит, её нужно гораздо меньше. Меньше и золы, соответственно, на её переделку уйлёт, больше на удобрения останется.

– Ну, допустим, – кивнула Наташка, – На наши виллы точно хватит, может быть, что-то и на крестьян останется. Но не уверена, что достаточно.

– У них и своя зола в их очагах образуется.

– Забуль о ней, Макс, её их женщины на стирку расходуют. Мыла-то ведь нет.

– Млять, надо и производством мыла ещё заморачиваться, – проворчал я.

– А ты как думал? Тут столько всего накручено, и одно за другое цепляется.

– Возле Оссонобы есть соляная шахта, – припомнил Серёга, – Раз есть каменная соль, то там же должна быть и калийная – тонкий слой сразу над пластом каменной. Так что если и не хватит золы – не проблема.

– Соли магния ещё нужны, – добавила наша главная ботаничка.

– Там же, – махнул рукой геолог, – Самый верхний слой, горький на вкус.

– Ну а с фосфором как?

– Труднее. Фосфаты – в Марокко, и их там до хрена, но у нас будут проблемы с логистикой. Проще, мне кажется, из костей и рыбьей чешуи их пережигать, это мы уже умеем – на ударный пистонный состав пережигали. Просто на удобрения их понадобится гораздо больше.

– Всё с вами ясно, – хмыкнула Наташка, – В общем, не только азотом, но и калием, и фосфором почву можно обогатить и так называемыми зелёными удобрениями – такими культурами, которые специально для этого и служат. А заодно рыхлят почву, подавляют сорняки и вредителей. Но они не все дают годный в пищу урожай как горох или конские бобы или хотя бы гречка – многие только под запашку и годятся. И вот как раз ради них и нужен многопольный севооборот, которого крестьянину на его маленьком наделе не осилить – это вам не пшеницу с ячменем и горохом чередовать. И сложно, и муторно, а главное – мала общая площадь пашни, и урожая основной культуры может не хватить. Поэтому простой крестьянин никогда и нигде не сможет получить такую же хорошую урожайность, как крупный латифундист или наш колхоз. Ему просто негде вести правильный многопольный севооборот.

– Так погоди, – спохватился я, – А те же голландцы и фрицы как выкручивались? Ведь не только ж помещики, но и бауэры как-то исхитрялись тот севооборот наладить.

– У них кооперация между соседями со Средневековья, считай, применяется, – объяснила она, – У одного, допустим, пара тяжеловозов есть, но плуга колёсного нет, у другого есть этот плуг, но лошади полудохлые, у третьего есть жатка и ещё что-нибудь в этом роде, но и лошади слабые, и плуг никакой. Вот они и договариваются меж собой о взаимопомощи. Официально общины у них давно уже нет, каждый сам по себе, но реально работают вместе, и традиции у этой кооперации – вековые, безо всяких наших общин и колхозов. Так же и о севообороте договариваются – один пшеницу сеет, второй ячмень, третий горох, еще несколько человек – всё остальное, что требуется для полного комплекта – каждый что-то одно, естественно. Те, у кого основные урожайные культуры, делятся урожаем с другими, потом на следующий год чередуются. Вот, только таким путём – коллективная латифундия из нескольких единоличных крестьянских наделов…

– Мыылять! Так, так! – я призадумался, – Получается, надо будет ещё и систему призыва крестьян на службу до ума доводить.

– А это тут каким боком? – не понял Серёга.

– Чтоб не разрывать "кооперативные" компании по севообороту? – догадался Володя, – А то ведь мобилизуй из такой семёрки или восьмёрки одного или двух – и вся система, считай, звиздой накрылась.

– Тут ещё сложнее, млять, получается, – добавил я, – Те компании ещё создавать надо, и это должны быть именно компании соседей, которым несложно скооперироваться и чисто территориально. Ну, если не соседей, то хотя бы уж односельчан. А это что значит? Что с одной общины надо призывать людей не только в один и тот же легион, но и в одну и ту же когорту, а в идеале – даже в одну и ту же центурию. Самый идеальный вариант, когда такая компания – вообще однопалаточники. Внутри центурии растасовать по палаткам компаниями нетрудно, если палатка как раз на нужное число мест по числу полей в севообороте.

– То есть, ты предполагаешь мобилизовывать на службу всю "кооперативную" компанию целиком?

– Ага, именно целиком. На службе и получше друг друга узнают, и сдружатся, и сработаются, и понимать друг друга будут с полуслова. Потом и на гражданке будут и дружнее, и сплочённее. Не подходит кто-то остальным по своим личным качествам – так в первой же военной кампании это проявится, и на гражданке они такого из "кооператива" вытурят и заменят более подходящим и уже с ним в следующую мобилизацию служить пойдут…

– Разумно, – одобрил спецназер, – Геморроя с отлаживанием системы, конечно, будет выше крыши, но зато когда отладится – дальше само покатится как по рельсам.

– Да что же тут разумного? – не въехала Наташка, – Убьют кого-то на войне, и конец вашей отлаженной системе.

– Нет, работать будет, если хотя бы половина уцелела, – возразил я, – У нас ведь семье убитого до совершеннолетия наследника или тяжелораненого до выздоровления государственный раб положен, так что будет кому пахать за выбывших из строя, а прочие проследят, чтоб пахал на совесть – это же и в их интересах будет, чтоб не подвёл.

– Так это что значит, что когда вся компания ваших крестьян служит, то никто их землю не обрабатывает? – спросила Аглея, когда Велтур перевёл обеим гетерам наши рассуждения с русского на греческий.

– Смотря какая военная кампания получается, – ответил Володя, – У нас же недалеко от дома, уж всяко не за морем, и если войну начинаем мы, так начинаем ведь тогда, когда нам удобно, то есть дав крестьянам выполнить все весенние полевые работы. Ну и, само собой, постараемся закончить и вернуть войско домой к началу осенних. Летом-то – так, по мелочи, справятся и семьи. Вот если на нас нападут не в сезон – тогда, конечно, труднее. Поэтому мы и стараемся избегать больших войн, если это зависит от нас. Ну и, естественно, чередуем призыв, чтоб не одни и те же каждый год призывались.

– И как раз из-за этого наши легионы всё время неполного состава, – добавил я, – В теории у нас уже достаточно людей для укомплектования трёх полных легионов – по шесть тысяч человек каждый…

– Восемнадцать тысяч! – аж присвистнула Хития, – Почти вдвое больше, чем у Спарты было в её лучшие времена!

– Ну так у нас и территория не меньше, чем ваши Лаконика с Мессенией вместе взятые. И у нас нет ваших илотов, которых тоже надо кормить. Но восемнадцать тысяч – это только при всеобщей мобилизации, на которую мы пойдём только в самом крайнем случае – если иначе погибнет государство. Если, допустим, на нас нападёт… ну, неважно кто именно. Кто-нибудь, достаточно сильный для того, чтобы представлять для нас такую угрозу, скажем так, – наши хмыкнули, Серёга даже в кулак прыснул, а я сам с усмешкой изобразил поправление рукой несуществующего края отсутствовавшей на мне в данный момент римской тоги, отчего прыснула в кулачок сперва понявшая намёк Аглея, а вслед за ней и Хития, – Нельзя оставлять всю землю без обработки, если этого можно избежать.

– А вот будь у вас илоты, вы могли бы мобилизовать все три ваших легиона, не боясь за обработку земли, – заметила спартанка.

– Но тоже в неполном составе – кормя ещё и илотов, наша земля не смогла бы прокормить столько солдат. Ну и какой смысл заменять солдат-граждан рабами?

– А если вдруг военное поражение и большие потери, так илоты ведь могут ещё и восстать, – добавила Юлька, – Как в Третью Мессенскую войну. Даже внешней войны никакой ни с кем тогда не было, просто в Спарте случилось сильное землетрясение – с большими жертвами, разрушениями и паникой. Илоты вокруг тут же восстали. Пошли на город, но там их отразили, и они ушли в Мессению в надежде взбунтовать её всю. Может, и вообще отделились бы от Спарты уже тогда, если бы спартиатам другие полисы помощь не оказали, включая даже Афины. На равнине илотов разбили, но потом на горе Итома они укрепились так, что продержались почти десять лет, и спартиатам с ними пришлось договариваться.

– А чем там кончилось? – я смутно припомнил тот урок истории в пятом классе школы и даже картинку в учебнике, где как раз были показаны илоты, отбивавшиеся кто чем, вплоть до камней, от наступавших спартанских гоплитов, но о мирных переговорах как-то не вспомнилось – то ли не было этого в школьном учебнике, то ли запамятовал.

– Договорились о том, что восставшим дадут уйти из спартанских владений.

– Странно! По идее, спартиаты должны были додавить их – кровь из носу, не считаясь ни с какими потерями, – удивился Володя, – Чтоб другим неповадно было.

– В самом деле, нехороший пример для прочих получился – что против Спарты можно восстать и добиться свободы, – согласился и я, – Опасный прецедент…

– Да, как раз после этого резко участились и начали особенно свирепствовать криптии, – кивнула Хития, – До этого они были просто тренировкой молодых спартанцев в искусстве разведчика и следопыта, а после стали важной мерой устрашения для илотов.

– Ну так и зачем было до этого доводить? – поинтересовался Хренио, – Надо было просто довести подавление бунта до конца.

– Я слыхал, что спартанцы сперва так и хотели сделать и уже почти разделались с ними – там уже больше женщин с детьми оставалось, чем боеспособных мужчин, так что спартанцам уже только и требовалось, что последних бежавших с поля боя переловить и добить, – сообшил Велтур, – А передумали, вроде бы, из-за того, что испугались гнева богов – странно это, конечно, но подробнее я не знаю, в чём там было дело.

– В святилище Посейдона на вершине горы, – объяснила спартанка, – Бежавшие укрылись в нём и возле него, и спартиаты не решились прогневить бога нарушением священного права убежища. Перед этим бунтом илотов были обманом убиты беглые, укрывшиеся в другом его святилище на Тенаре и поверившие обещанию пощадить их, и как раз вскоре после этого произошло то землетрясение, почти разрушившее Спарту. Как было не связать его с гневом Посейдона? Вот поэтому только и не решились уничтожить последних илотов на Итоме. Запросили герусию, что с ними делать, и в герусии решили, что пусть уходят из страны, куда хотят. Афиняне предложили им поселиться на севере Пелопоннеса, в недавно отвоёванном ими у локров Навпакте, и они все ушли туда…

– В общем, нам такого спартанского счастья и даром не надо, – резюмировал я, – есть у нас крестьяне-ополченцы, которые и землю обрабатывают, и служат в обычном войске, есть наёмники для таких операций, которые требуют особого воинского умения, и есть рабы для прислуживания и для тех работ, которых не станет по доброй воле делать свободный. Рабов у нас, хвала богам, немного, а механизация и нужду в них снизит, и труд им облегчит. Непокорных или нерадивых будем римлянам продавать, послушных и усердных – освобождать, и пусть остальные видят, что послушанием и усердной слкжбой можно добиться свободы вернее и надёжнее, чем побегом или бунтом. Да, кстати! Амбон, поди-ка сюда! – подозвал я слугу, – Ты ведь давненько уже служишь мне, и служишь хорошо. Как ты считаешь, достоин ты свободы?

– Тебе виднее, господин. Но служится мне у тебя неплохо…

– А кто тебя гонит взашей? Захочешь – останешься вольнонаёмным. Так как?

– Ну, хорошо бы, господин…

– Вот и прекрасно! Вернёмся в Оссонобу – напомнишь мне, что пора бы нам подыскивать и учить парня тебе на смену, а себе начнёшь присматривать невесту.

Говорил я с ним, конечно, на русском языке, которым он на бытовом уровне давно уже очень даже неплохо владел. Наши подняли одобрительный гвалт, Юлька тут же воспользовалась случаем для нравоучительной лекции обеим своим шмакодявкам о пользе послушания и усердного овладения языком, а Велтур перевёл всё это обеим гетерам на греческий. Те переглянулись и вдруг затараторили меж собой по-гречески с такой скоростью, что даже мой шурин, судя по его наморщенному лбу, успевал понять только с пятого на десятое, а мы и вовсе хлопали глазами, улавливая только отдельные слова. Потом Хития, обернувшись к нам, заговорила медленнее, учитывая наше слабое владение языком:

– Вы берёте для армии своего государства пример с Рима. Но Рим, хоть и тоже воюет собираемой и распускаемой крестьянской армией, ни против Филиппа, ни против Набиса не мог обойтись без союзников-эллинов. Вряд ли обойдётся и против Антиоха.

– В Элладе, где у всех его противников фаланга македонского типа, против которой римский легион в лобовом столкновении слабоват, – уточнил я, – Но в Италии именно эта армия привела Рим к господству над всей страной. В Испании тоже никто не воюет фалангой с сариссами длиной в три человеческих роста, а нам не нужны земли за пределами Испании, нам даже сама она нужна не вся, даже половина её нам не нужна, и то, что подошло Риму в Италии, подойдёт и нам в нашей части Испании. Мы не станем хватать того, что не в состоянии проглотить и переварить, и нам не нужно сейчас трёх полностью развёрнутых легионов. Мы не станем развёртывать их до тех пор, пока у нас не будет достаточно военнообязанных крестьян на их утроенный полный состав. Нам не нужно изнурять наших людей ежегодными мобилизациями – мы хотим, чтобы одни и те же люди призывались не каждый год и не через год, а хотя бы через два года на третий…

И снова обе гречанки затараторили меж собой с пулемётной скоростью, даже с жестикуляцией в духе современных итальянок, что особенно забавно выглядело в исполнении обладавшей истинно арийской внешностью спартанки. А потом к нам обернулась Аглея:

– То, что вы задумали – неслыхано. Так не делал ещё никто и нигде. Но если вы это сделаете – у вас МОЖЕТ получиться. И нам с Хитией интересно посмотреть, как вы это будете делать.