Текст книги "Под знаменем Сокола (СИ)"
Автор книги: Белый лев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)
– Моя невеста поклялась мне в верности, еще не ведая, встану ли я когда-нибудь с одра болезни, – проговорил Хельги, не останавливая движение руки, – твоя же нареченная бежит от тебя, точно от чумного, безродного предпочитая. Кто знает, может, если отнять у тебя твою смазливую рожу, и другие ее поймут?
Он сделал последнее, почти неуловимое движение, и Ратьша заревел от боли: его собственный клинок, направляемый неумолимым руссом, распорол ему щеку от подбородка до глаза. Ратьша попытался то ли освободить оружие для нового замаха, то ли отскочить назад, но было уже поздно. Как будто даже без вмешательства русса, меч княжича, описав красивый полукруг, вонзился глубоко в землю. Хельги с силой наступил на него, ломая клинок, а потом одним точным ударом опрокинул Ратьшу наземь, приставив Дар Пламени к его горлу.
– Ну что, Мстиславич, расскажи, в чем еще виновен мой побратим?
Оглушенный, Ратьша промычал что-то невнятное, даже не пытаясь подняться.
– Учинить бы над тобой то, что ты нам с Нежданом собирался уготовить, – горько усмехнулся Лютобор. – Да уж ладно. Теперь пусть судьбу твою решает народ земли вятичей да князь Ждамир.
– Да что там решать! – подал голос кто-то из рядовичей. – Казнить лиходея! Голову с плеч, и вся недолга!
– Правильно! – зашумели рядом.
Князь Ждамир стоял на теремном крыльце, более жалкий, чем когда бы то ни было. Ведал ли он о кромешных замыслах Мстиславича, Велес знает, но признавать свою неправоту, да еще в присутствии рядовичей и руссов, ох как не хотел. Но делать нечего. Деревянной рукой он подал своим людям знак, и они осторожно, точно тяжелобольного, поставили Ратьшу на ноги и повели к теремному крыльцу.
– Ну что, Мстиславич, – оскалился Дражко, усмарь.
Его лет пять назад своенравный княжич поблагодарил за нарядные сапожки, перебив плетью нос.
– Побудь теперь и ты в нашей шкуре. Боюсь только, Сулейман, собачий сын, не осмелится тебя выдрать, как ты драл нас.
Ратьша не удостоил его ответом. Только, проходя мимо, сплюнул ему под ноги. Неждан подумал, что Дражко слишком прав. В жизни Ждамир не отдаст родича на ту муку, которую Незнамову сыну готовил.
И точно. Посовещавшись для вида со своими боярами и старшими Мстиславичами, светлейший князь объявил, что осуждает похитителя на изгнание из стольного града в родной Дедославль и что покинуть Корьдно Ратьше следует не позднее завтрашнего утра. По толпе пронесся ропот возмущения, Неждан же только пожал плечами: иного он не ждал.
– Ну и забавная же тут у вас, в земле вятичей, Правда! – усмехнулся князь Святослав, – для незнамовых детей одна, для княжеских – совсем иная.
– Хазарскую напоминает! – заметил один из его воевод.
– Пожалуй, ты мог бы и не оставлять ему жизнь! – укоризненно покачал головой дядька Нежиловец, вместе с руссами и Нежданом приближаясь к Хельги.
– Слишком много чести! – презрительно усмехнулся тот. – Погибнуть в поединке от рук прославленного бойца. Он ее не заслуживает!
– К тому же, нашим воям еще идти через землю его отца, – добавил Торгейр. – Зачем старика расстраивать понапрасну.
Ратьше, впрочем, и этот приговор показался слишком суровым. Похоже, он рассчитывал отделаться одним выкупом. Бледный от ярости, с залитым кровью лицом и слипшимися, растрепанными патлами, местами схваченными морозом, он мало походил на того красавца, о котором грезила добрая половина корьдненских девок. Впрочем, его надменный, строптивый норов остался при нем.
– Вот еще! – гневно накинулся он на брата Будимира, когда тот попытался увести его в покои. – Негоже правнукам великого прародителя Вятока делить хлеб и кров с сыном Незнамовым! Еще холопьего духа не хватало от него набраться!
– А как же наш родич Ждамир и Всеслава, княжна? – не понял другой его брат Желислав.
– Княжна-то? – младший братец бешено сверкнул синим глазом. – Да куда она денется? Невесту кагана безродному лапать особо не позволят, а станет моей, я из нее всю эту дурь быстренько повыбью!
Неждан непроизвольно рванулся вперед вразумить наглеца еще раз. Всеславушка удержала:
– Велес с ним! Пусть пестует свою досаду да шипит, точно змея без жала. Главное, что тебе не надо больше скрываться по лесам. Коли одолеете хазар, я и брата слушать не стану. В конце концов, батюшка меня Ратьше так и не обещал!
Неждан за такие речи поцеловал ее прямо в уста, и ее ответный поцелуй заставил его забыть про все Ратьшины злые речи. Впрочем, безнаказанным княжич не остался. Он едва дошел до границы поля, как путь ему преградила сплошная сермяжная стена. Рядовичи стояли плечо к плечу и расступаться не собирались.
– Ну, вы! Мужичье смердящее! – замахнулся он на ближайших, – Мало я вас батажой охаживал? Еще хотите?
Трудно сказать, чем бы все дело закончилось, но в это время на другом конце княжьего двора над соломенной крышей поруба, в котором когда-то провел одну не из самых приятных ночей своей жизни Неждан, а теперь ожидали своей участи бедные скоморохи, поднялось рыжее зарево. Явно тут не обошлось без ловкача Держко.
– Пожар!!! – закричали сразу несколько сот голосов.
Некоторые уже хватали ведра и багры и мчались тушить. Все ведали, каких бед может натворить вырвавшийся на свободу младший Сварожич, коли его вовремя не остановить. Про Ратьшу забыли, и он благополучно покинул град, не задержанный никем. Вместе с ним, а, скорее всего, еще раньше, исчезли и скоморохи. Отчаянный Держко каким-то образом вызволил-таки их. Княжьи люди, правда, утверждали, что преступные игрецы сгинули в пламени пожара, но под обугленными обломками не сыскали не то, что тел, даже костей.
Пожар потушили быстро, ибо взялись всем миром, сам русский князь и многие из его воевод приняли в этом участие. Помимо поруба, который, к Неждановой радости, спасти не удалось, пламя тронуло лишь ключницу, в которой хранились приготовленные для хазар скоры. Сколько драгоценных мехов попортили огонь и вода, Неждан не ведал, да и не интересовался. Нашлись дела поважнее.
Хотя Хельги с лихвой исполнил обещание, данное побратиму, княжеское решение относительно Ратьши ранило его хуже любого ножа. Он какое-то время крепился, пытаясь, словно щитом, прикрыться своей обычной усмешкой, язвил, глядя на столкновение Мстиславича с рядовичами, улыбался невесте, но, когда начался пожар и большинство из тех, кто наблюдал за поединком, с такой же жадностью устремились на зарево, сделав шаг, другой, тяжко охнул да начал валиться навзничь. Неждан не позволил ему упасть. Подхватил, понес на руках в терем. Анастасий и боярышня Мурава едва не на бегу перетягивали жилы, запирая кровь, выслушивали сердце. Всеслава послала служанок в поварню за вареной водой.
Лекари еще не закончили с перевязкой, когда в ложницу заглянул русский князь. Плащ его в нескольких местах был прожжен, лицо перепачкано сажей. Этот владыка определенно Неждану нравился. Увидев Незнамова сына, Святослав дружески усмехнулся:
– Ну что, Соловей, когда людей своих, как обещал, ко мне приведешь? Али передумал?
– Отправился бы за ними хоть нынче же, – с готовностью отозвался гридень. – Однако дозволь, княже, хоть до свету с побратимом побыть.
– Как он? – мгновенно посерьезнел Святослав.
– До свадьбы заживет! – не открывая глаз, отозвался, тяжело переводя дыхание, Лютобор.
Князь скептически посмотрел на его почерневшую, жутко распухшую ногу, с которой Анастасий местами вместе с кожей сдирал ошметки разрезанного сапога, и покачал головой:
– Боюсь, как бы свадебный пир не пришлось тебе, друг, гулять одноногим.
Хельги облизнул с губ очередное кровавое пятно и приподнял веки, убедившись, что невеста и княжна вышли за какой-то надобностью:
– Насколько мне известно, – проговорил он невозмутимо, – ноги там не главное!
Вдоволь отсмеявшись, Святослав пожелал своему воеводе скорейшего выздоровления и отправился обратно на пожарище: следовало как-то ободрить дважды униженного за сегодняшний день Ждамира Корьдненского. В дверях русский князь столкнулся с Муравой. Девица, оказывается, покидала ненадолго милого лишь затем, чтобы принести ему вместе со старой материнской иконой глоток крещенской воды и частицу священного артоса.
На прокопченном лице неукротимого владыки появилось смешанное выражение досады и презрительного снисхождения. Сколько раз его собственная мать, крестница императора Константина, умоляла его внять глаголу Христианского учения и приобщиться таинства крещения. Он же, по примеру отца и великого деда, крепко держался старых хранителей княжеской дружины, тех из воевод и бояр, которые искали прибежища в ромейской вере, считая слабаками и едва не отступниками. Впрочем, Хельги Хельгисону нынче прощалось многое, да и кто посмел бы упрекнуть Христом того, кто сам прошел через распятие.
Зря смеялся князь. Приняв святую благодать, Лютобор почувствовал себя лучше, дыхание его выровнялось, раны под повязками успокоились, и он смог уделить толику внимания побратиму:
– До утра, конечно, лучше оставайся здесь, у меня есть, что тебе сказать, да и Всеслава по тебе, бродяге, чай, соскучилась. Но дольше медлить нельзя. Иди к своим людям, и пусть они разнесут добрую весть по лесным селищам до того, как нарочитые мужи князя Ждамира опомнятся и найдут способ им помешать. Да не забудь наведаться к этому вашему Арво эльфу. Его мнение имеет вес, и, в отличие от здешних князей и бояр, он действительно думает о благе этой земли.
Он немного помолчал, собираясь с силами, а затем приподнялся на ложе, взглядом потребовав меч:
– Ну что, побратим, – его глаза сверкнули. – Пойдем вместе на хазар?
И соловьи взлетают соколами
В этот год весна не торопилась посетить край вятичей. Уже отшумела гульбищами Велесова неделя, и Ярило-Солнце, отметив вступление в отрочество, окончательно повернул к лету, все дальше и дальше отодвигая время выпадения звездной росы на Небесах, а тепло как гуляло в иных землях, так и продолжало гулять. В середине месяца кветеня, когда уж и пропели все веснянки, и порадовали деток малых глиняными свистульками и печеными из сладкого теста жаворонками, с полуночи пришел мороз, и густыми хлопьями повалил снег, на несколько дней вновь укрыв уже черневшие проталинами луга и поля. Корьдненские нарочитые мужи, глядя на эдакое диво, в один голос твердили, что это не к добру, дескать, Велес гневается на руссов, не желая их пускать на Итиль. И даже некоторые русские воеводы с опаской поглядывали на небеса: в самом деле, а прискачет ли в этот год на своем златогривом коне повелитель молний Перун.
Князь Святослав на все досужие пересуды только отшучивался, но как-то раз, словно невзначай, заглянул в святилище Арво Кейо.
– Боги благоволят тебе, князь! – посоветовавшись со своим бубном, сообщил кудесник. – Удача пребудет с тобой в этом походе, позволив свершить все задуманное. Что же до погоды, то имей немного терпения. За неделю до первого весеннего полнолуния расцветет верба, а там и ледоход начнется.
Так оно и вышло. В лесу еще тяжкими, похожими на засахаренный прошлогодний мед грудами лежал никак не желавший сходить снег, а на деревьях уже потихоньку набухали почки, и переговаривались, обновляя гнезда, вернувшиеся из Ирия птицы.
***
На берегу Оки стояли гул да грохот, гам да тарарам. Сухой перестук топоров да колунов перемежался с залихватским визгом рубанков и лязгом стамесок. Уши закладывало от тяжких ударов молотов, вгонявших в древесину колья, расщепляющие на доски вековые стволы. Но для Неждана весь этот нестройный шум звучал слаще рокота гуслей и переливов сопели, радовал душу не меньше, чем звонкие песни Всеславы-княжны. Здесь, в вековом лесу, в трех днях пути от Корьдно рубили для похода ладьи, добрая дюжина из которых предназначалась для него и его людей.
Еще не утихли в стольном граде разговоры об изгнании княжича Ратьши и памятном поединке, еще не все молодцы лесной ватаги проведали об окончании опалы, а уже на княжий двор со всех концов земли вятичей потянулся народ:
– А здесь ли поход на хазар собирают? А как бы попасть в сотню к удалому Соловью?
Какая там сотня! К концу месяца Лютеня под началом у Неждана ходило уже больше тысячи человек. И не только смерды-рядовичи. Пришли и дозорные со степного рубежа, прежние товарищи Неждановы, к конской рубке сызмальства приученные, и лесные охотники меряне, бьющие без промаха белку в глаз.
– А не перепутал ли чего князь Всеволод, когда сыну и подкидышу имена нарекал? – шутил Торгейр и другие руссы. – Вот кого Ждамиром следовало назвать!
– Да нет, все правильно, – отзывались корьдненские гридни. – У нашего Незнамова всегда все так, нежданно-негаданно. Вчера ходил татем-разбойником, сегодня – воеводой-тысяцким. А завтра, глядишь, еще и темником заделается!
– Вот то-то и оно, что темником! – кривили носы нарочитые мужи. – Того и гляди, от грязи да рвани, которая не поймешь из каких щелей к нему в воинство прет, черней немытого печенега сделается! Даром, что всегда неумойкой слыл! Да и князь русский, видать, недалеко от него ушел. Это ж надо, до чего додумался – идти со смердами против хазар. На что надеется? Разве на то, что они от духу смердячьего разбегутся!
– А хоть бы и так, – отшучивался русский князь. – Главное, чтобы разбежались! Что до меня, то храбрый смерд мне куда больше по нраву, чем трусливый боярин.
Впрочем, шутки шутками, а многие из нарочитых, когда поняли, что дело выгодой, и немалой, пахнет, стали тоже людей своих собирать. Так с легкой руки Незнамова сына к концу зимы в войске земли вятичей насчитывалось почти пять тысяч.
К Неждану люди шли с особой охотой, ибо знали, что Незнамов сын не отказывал никому. Каждого, кто к нему приходил, он лично испытывал, определяя, кто на что горазд, а также осматривая вооружение и броню. Тех же, кто брони или оружия не имел, а таких приходило едва не половина, отправлял к кузнецам, не скупясь на оплату их нелегкого труда. К тому же, сокол Киевский Святослав, не скрывая своего благоволения к «разбойничку», как в шутку частенько величал он Неждана, лично следил за тем, чтобы его люди ни в чем не терпели обиды. И потому, когда приспело время ладить струги, и место у реки для Незнамова сына нашлось доброе, и лес хороший.
Что же до самих ладей, то их постройкой руководил дядька Нежиловец, старый кормщик покойного боярина Вышаты, знавший о кораблях абсолютно все. Новгородцы из боярской дружины и руссы Хельгисона, чьи драккары и снекки дожидались своего часа в корабельных сараях, помогали лесным жителям, объясняя, какие деревья лучше пустить на обшивку, а из каких надлежит ладить корпус, какую прочность следует придать ребрам, чтобы выдержали не только напор речного течения, но и морской шторм.
Не владевший прежде никаким имуществом дороже доброго меча и кольчуги Неждан с трепетом и гордостью наблюдал, как на ноздреватом весеннем снегу вырастают за килем киль, за кормою корма. Как искривленные в тесноте чащобы стволы вздымаются хищными ребрами шпангоутов, точно плотью изо дня в день обрастая смолеными досками обшивки.
– Ну что, лесной разбойник, по нраву ли тебе русские ладьи? – пророкотал почти над самым ухом знакомый низкий голос, в котором снисходительно-насмешливый тон не мог замаскировать привычки повелевать.
Князь Святослав, уперев могучие руки в бока, с удовлетворенным видом оглядывал почти готовые, построенные по вендскому образцу корабли. Рядом с ним, рассеянно поглаживая пятнистую голову Малика, стоял Лютобор Хельги.
Неждан, вместе со своими ватажниками конопативший прошитый еловыми корневищами борт, не услышал, как они подошли.
– По нраву, княже, очень даже по нраву, – уважительно, но без подобострастия поклонился Неждан. – Точь-в-точь, как у моего побратима! – добавил он, кивнув на Хельги. – Даже не мыслил, что такие когда-нибудь стану для себя рубить!
– И соколы, бывает, поднимаются орлами, – похлопал его по плечу Святослав. – И соловьи – соколами! Управитесь в срок? – повернулся он к стоявшим на почтительном расстоянии корабельщикам.
– Как не управиться, – степенно проведя узловатой рукой по бороде, отозвался за всю ватагу дядька Нежиловец. – Полдюжины уже готовы, а на остальных только обшивку закончить да скамьи для гребцов устроить. Работы как раз до конца ледохода.
– Скорей бы уж начинался этот ледоход, – пробормотал в усы князь.
Он прошелся вдоль стапелей, придирчиво глядя на ладьи, прикинул расстояние до вздувшейся, готовой вот-вот вскрыться реки и с сомнением потянул себя за длинный чуб:
– Не слишком ли близко поставили? Паводком не разобьет?
– Не разобьет, княже! – подал голос старожил здешних мест, кожемяка Богдан. – Разлив сюда еще ни разу не добирался, да и паводка высокого ждать не приходится. Недавний мороз всю лишнюю влагу из земли вызнобил.
– Добро! – похвалил строителей Святослав. – А то вон у боярина Быстромысла что ни день – сплошное лихо. То бревна на перекате в болоте увязли, то две почти готовые ладьи под лед ушли. Похоже, придется ему, невезучему, идти в Итиль на плотах! К концу лета, глядишь, и доберется!
– На степное порубежье печенеги обещали коней пригнать, – напомнил своему вождю Лютобор. – В моей тысяче не менее четырех сотен обученных конников, да и у побратима сотни две наберется, вот и найдутся Быстромысловым пешеходам места на ладьях.
– Дело говоришь! – кивнул Святослав. – Конницы у нас пока мало, потому сажать верхом будем всех, кто в седле удержаться сумеет и не побоится! Верно я говорю, разбойничек?
– По мне, что пешему, что конному, лишь бы хазар бить! – честно признался Неждан.
– Люблю молодца! – удовлетворенно рассмеялся князь, которому не хуже, чем побратиму Хельги, были ведомы причины, побуждавшие Неждана стремиться в хазарскую землю. – Да кабы меня ждала такая девка, я бы не то что к кагану – к Чернобогу в пасть полез!
Он на какое-то время замолчал, поглаживая русые усы, то ли Всеславу-красу вспомнил, то ли мать своего меньшого сына, ключницу Малушу, которую, по слухам, предпочитал сосватанной ему суровой родительницей венгерской княжне.
– Светлейший Ждамир хотел бы видеть сестру женой Ратьши Мстиславича, – посетовал Неждан.
– Понятное дело! – хмыкнул Святослав. – Мстиславич княжеского рода, и притом достаточно древнего. Вот только нынче он вне закона!
Глаза русского владыки сверкнули грозным пламенем.
– Особенно после того, как, нарушив княжескую волю, из Дедославля сбежал!
– Я слыхал, он на Мещеру подался, к своим приятелям хазарам, охотникам за рабами, – кивнул головой Неждан. – Попустительством моего светлейшего молочного брата в последние год-два их разбойничьих гнезд слишком много расплодилось в болотах да лесах на порубежье нашей земли!
– Ну, тебе видней! – беззлобно усмехнулся Святослав, намекая на Соловьиное прошлое Незнамова сына. – Ладно! – голос его возвысился, отражаясь грозным эхом в гулкой дубраве. – Пойдем вниз по Оке, всю эту погань как помелом повыметем! Да Ратьшу заодно изловим! Я буду не я, коли не повешу его, как собаку, каких бы там планов в отношении него и своей сестры не строил светлейший Ждамир! Я вот только другого опасаюсь.
Он придирчиво поглядел на Нежданову одежу, состоявшую нынче из латаной домотканой рубахи, линялых портов да потертых поршней, и покачал головой. Хотя сам Святослав любил простоту, и единственным украшением, указывающим на его княжеское достоинство, была золотая серьга с редкой жемчужиной, наряд Незнамова сына он, видимо, счел неподобающим для воеводы. Даром, что тот трудился в лесу наравне с простыми корабельщиками.
– А казны-то, чтобы вено заплатить за княжескую дочь, у тебя, брат, хватит? А то я слышал, что ты, снаряжая в поход своих лесных ватажничков да прочих смердов, все, что имел, поистратил. Не опасаешься, что нарочитые опять беспортошным обижать начнут?
И вновь, чтобы достойно ответить, Неждану не пришлось кривить душой:
– Порты – дело наживное! – резонно заметил он. – А в походе и не самое важное. Была бы броня крепка да меч востер, остальное с бою можно взять!
Побратим Хельги едва заметно улыбнулся. Эту фразу Неждан позаимствовал у него.
– Когда вернемся назад, – уверенно пообещал Неждану Святослав, – я сам твоим сватом пойду. И пусть только Ждамир отказать попробует! – добавил он под одобрительные возгласы Неждановых ватажников.
– Я вот, правда, не знаю, выйдет ли польза от моего сватовства, – продолжил он другим тоном, насмешливо глядя на Хельги. – А то вон у Хельгисона я вроде набольшим боярином был. Сколько мы на его свадьбе ноги отплясывали, сколько глотки драли, здравицы провозглашая, сколько меда выпили за здоровье молодых! И в результате что? Месяц не успел дважды смениться, а он жену уже отправил с глаз долой, а сам носится, точно сизый кречет, по лесам, да весям.
Неждан в волнении глянул на побратима. Если Лютобора и задел несправедливый упрек, виду он не подал:
– Как бы на меня посмотрели другие воеводы да простые вои, – промолвил он по обыкновению невозмутимо, – кабы я вместо того, чтобы о деле радеть, стал бы на пуховых перинах бока пролеживать?
– Ах, вот в чем дело! – князь кивнул лобастой упрямой головой, – А я уж подумал, опостылела она тебе! Ромейки, я слышал, только с виду сладкие, а на вкус сплошная преснятина!
«Захотела лиса винограду отведать…» – вспомнил ромейскую басню Неждан. Он опасливо поглядел на ватажников, не лыбится ли кто: в Корьдно, наверное, с месяц обсуждали, как русский князь, пресытившись ласками Суви и Тайми, заглянул как-то ввечеру к поджидавшей мужа молодой боярыне Хельгисона. Уж что там произошло, подоспел ли побратим или красавица ведунья сумела сама за себя постоять, Неждан не ведал, только Святослав после того целую неделю мрачнее тучи ходил, и на его нарядных портах появилась латка, прикрывающая след звериных зубов. А ведь за такие дела между равных принято вызывать на хольмганг-поединок. Да только какой со светлейшего спрос. Впрочем, Лютобор сумел не остаться в долгу:
– Насчет ромеек, я, княже, право, уже и запамятовал, а что до моей жены, то в ней течет половина доброй славянской крови. Боярин Вышата, – он возвысил голос, – ее достаточно и за твоего отца, и за тебя проливал. Не пожалел бы и нынче, да вражий меч всю ее забрал.
Святослав набычил могучую шею, глядя на воеводу исподлобья:
– Все помню! – проговорил он скороговоркой. – И про боярина Вышату, прими его в свое воинство Перун, и про твои раны.
Он немного помолчал, с явным неодобрением глядя на крутящегося возле хозяйских ног пардуса, а потом вдруг широко, обезоруживающе улыбнулся:
– Обидно мне просто, что ты свою красавицу из княжьего града раньше времени увез! И так Ждамир, жадоба, сестрицу, словно преступницу какую, в родовой крепости в чащобе лесной заточил. И ты туда же.
– А что Мураве без меня в Корьдно делать, – тоже с улыбкой, негромко, но твердо проговорил Хельгисон. – Только чужих мужей в искушение вводить!
Святослав на это рассмеялся и как ни в чем не бывало продолжил осмотр кораблей. Неждан же вздохнул с облегчением: правду молвят, вспыльчив русский князь, да отходчив.
Говоря про чащобу непролазную, Святослав, конечно, немало преувеличивал. Градец Тешилов, располагавшийся возле Окского брода в трех днях пути от столицы земли вятичей, со времен Вятока и Ждамира принадлежал великим князьям, из году в год оправдывая свое название. Здесь, пользуясь Тешиловским бродом и перевозом, одним из трех на Оке, каждое лето проходили караваны купцов из Хорезма и Мерва. В окрестных лесах каждую осень светлейшие князья забавлялись охотой, сюда удалялись, если имели с кем переговорить с глазу на глаз. Зимой, когда матушка Ока одевалась в ледяной покров, градец оставался не у дел. Вот Ждамир Корьдненский и решил, что высокие валы да леса, снегами запорошенные, дорогую сестру и от ворога сохранят, и от немилого его сердцу Незнамова сына уберегут.
Зря старался. Плохо он молочного брата знал. Это в Корьдно Неждан недобрых Ждамировых глаз остерегался, любушку от его пересудов берег, а в Тешилов едва ли не каждую седьмицу наведаться ухитрялся, забывая про отдых и сон. А если сам отлучиться от кораблей и других дел не мог, то весточки, писанные на бересте, присылал.
Нередко вместе с ним в Тешилов приезжали и его товарищи с Руси: то Инвар с Торгейром или Радонегом, то Анастасий с кем-нибудь из новгородцев. Несколько раз вместе с Незнамовым сыном в Тешилове гостил и Хельги-воевода. Тешил Всеславу гусельной игрой, вел тонцы от Ираклиона, о подвигах побратима рассказывал, поклоны да подарки от жены молодой передавал, а вскоре после Велесовой недели и саму ее в Тешилов привез:
– Уважь, хозяюшка, позволь моей голубке немного у тебя пожить. Пока я в разъездах да заботах о снаряжении войска, боюсь, как бы она совсем не заскучала одна в Корьдно без тебя да других подруг.
Всеслава, понятно, не возражала, тем более, что не хуже прочих знала о похождениях русского князя. Предполагалось, что Мурава пробудет в Тешилове до дня первого весеннего полнолуния, то есть, до Пасхи Христовой. А там сойдет лед и начнется путь: молодой боярыне – в родной Новгород, русскому воинству – в землю хазарскую. И лишь Всеславе-княжне суждено, оставшись на берегах Оки, точить слезы, тосковать по милому другу да ждать вестей. Ох, Всеслава, Всеславушка! Зоренька ясная! Нет без тебя ни жизни, ни радости. И скорей бы уж начинался этот хазарский поход!
