Текст книги "Под знаменем Сокола (СИ)"
Автор книги: Белый лев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)
Велес ведает, почему Неждан, в то время, когда все горожане с замиранием сердца следили за головокружительными проделками удалого Держко или в крайнем случае умилялись неуклюжей покладистости косолапого, обратил внимание на этого невзрачного персонажа, воплощавшего саму заурядность и способного выполнять лишь наиболее простые номера. Может, потому, что Хорек все это время держался очень напряженно, будто прятал под пестрой одеждой стальной каркас, не позволявший ему расслабиться. Да и улыбка у него выглядела так, словно ее отодрали от какого-то другого лица да наспех ему нацепили. Во всяком случае, его бесцветные, ничего не выражающие глаза не зажглись даже во время перебранки Держко с Сорокой. К тому же, он, как бы невзначай отстав от товарищей, слишком близко подошел туда, где сидели Всеслава и русский князь.
Конечно, жизнь у людей складывается по-разному. Кто знает, может, этот человек взял в руки бубен лишь затем, чтобы с голоду не умереть. А так он хороший кузнец, добросовестный кожемяка, или…
Наемный убийца!
Эта мысль успела промелькнуть в Неждановом мозгу, когда он увидел два узких длинных кинжала, блеснувших меж пальцев Хорька. Откуда он их достал? Неужто под бубном прятал? Впрочем, об этом, как и о многом другом, Неждану предстояло додумывать уже потом, если вообще предстояло.
Гораздо позже он понял, что целью убийцы являлась вовсе не княжна, а киевский сокол, враг хазар Святослав, и что момент для броска наемник (а в том, что Хорек зарабатывал на жизнь именно этим ремеслом, сомневаться уже не приходилось) выбрал не случайно. Отчаянный Держко со своими факелами сумел заворожить народ не хуже кудесника Арво, да и русский князь, увлеченный объяснениями Анастасия, набросавшего прямо на снегу чертеж огнеметных трубок, ничего вокруг не замечал. Да что там князь, даже чуткий, как пардус, Хельги, даже его Малик убийцу не распознали. Впрочем, в этом тоже сказалось мастерство наемника: вновь показавшееся из-за тучи красно солнышко светило воеводе и его пардусу прямо в глаза.
Ножи взметнулись в воздух, и Неждан устремился им наперерез, искренне сожалея о том, что не может обернуться в самом деле соловьем или какой-нибудь иной крылатой тварью (нынче он бы поменялся участью даже с грязной падальщицей вороной или навозным жуком). Крылья, понятное дело, от этих мыслей у него не выросли, но и без них он успел. Он увидел искаженное бешенством лицо наемника, его перекошенный рот, как никогда напоминающий оскаленную пасть опьяненного кровью хорька, бездумно несущего смерть всем обитателям курятника, и такие же, как у хорька, бесцветные, бессмысленные глаза.
Два князя
Один нож прошел по касательной, лишь разрезав на боку безрукавку, другой угодил прямо в грудь. Кабы не кольчуга, путь Незнамова сына продолжился бы уже в ином мире, но и без того сила удара оказалась такова, что Неждана отбросило назад почти на десяток шагов. Грудь сдавило раскаленными клещами, не позволяющими сделать хотя бы вдох, во рту появился привкус соленого, на висках и на лбу выступил холодный пот, а к горлу подкатила дурнота.
По двору прокатился нарастающий разноголосый крик: вздох недоумения, мгновенно перешедший в вопль ужаса и негодующий рев. Медведь сорвался с цепи и кинулся наутек по узеньким корьдненским улочкам, сея всюду хаос и смятение. Братьша не устоял на ногах, шест закачался и ухнул прямиком на козырек теремного крыльца, зашибив кого-то из слуг. Держко, растеряв факелы, улетел в сторону прямо противоположную (Сорока, подлец, накаркал-таки). К счастью, разбиться или серьезно покалечиться игрецу помешала крыша амбара, встретившаяся на пути. Приземлившись по-кошачьи на четыре конечности, Держко встряхнулся, глянул вниз да задал стрекача, пока стража не опомнилась.
Неждан упал спиной, начисто уничтожив рисунок Анастасия и едва не сбив с ног князя, а также запоздало прикрывших его и девушек Хельги, и нарочитых. Не обращая внимания на нарастающий гул в ушах, чувствуя, как разбегается в груди боль, а рубашка с поддевкой набухают горячим и влажным (пару звеньев предательский нож все же разомкнул), гридень перекувырнулся через голову и вскочил на ноги для нового броска.
Но его уже опередили. Обронив еще пару ножей, убийца лежал на земле, в агонии судорожно дергая руками и ногами. Дротик, мастерски пущенный княжичем Ратьшей, пронзил горло негодяя, намертво пригвоздив его к мерзлой земле.
Стража скрутила скоморохов, невольно спасая их от немедленной расправы: неповоротливый Братьша, старик-поводырь и убогий подросток не успели даже понять, что произошло, когда толпа начала их трепать и рвать, словно льняные волокна или зерно на молотьбе.
– В поруб лиходеев! – метался по крыльцу зеленый от страха Ждамир. – Да расспросить хорошенько! И этого, который с факелами играл, град поджечь, верно, хотел, сыскать немедля!
– Ну да! – хмыкнул кто-то в толпе. – А заодно и медведя изловить, может, тоже знает чего!
– Ну и ловок же ты, парень! – похвалил Неждана русский князь. – И как только убивца беззаконного разглядел?
Неждан хотел ответить, но вместо того поперхнулся кровью, пытаясь продраться сквозь радужные пятна, плывущие перед глазами.
– Да тебя никак задело?
Голос Святослава прозвучал озабоченно. Похоже, он разглядел не только кровавое пятно на Неждановых губах, но и след от ножа, проступивший уже и на куртке.
– Лекаря сюда!
Распоряжение оказалось исполнено до того, как князь его произнес. Неждан почувствовал знакомое прикосновение уверенных, сильных рук Анастасия и чьих-то тонких, бережных, пахнущих травами. Это за лечбу взялась боярышня Мурава – догадался Неждан. Были там еще одни руки, пусть не такие умелые, но зато самые нежные на свете и самые дорогие.
– Нежданушка! Лада мой! – губы княжны дрожали, в глазах стояли слезы.
Вместе с Анастасием девушки усадили Неждана на меховой полог, расстегнули застежки плаща, стянули безрукавку, сняли кольчугу.
– Это хорошо, что нож кожу рассек, – успокоила Всеславу боярышня. – Кровоподтеки обычно заживают долго, а рану мы зашьем, даже шрама не останется.
Она показала княжне, как обработать рану, и, улыбнувшись жениху, отошла, чтоб не мешать.
– Ты лезвие осмотрел? – напомнила она брату, вдевая нить в изогнутую иглу.
– Все чисто, – кивнул тот.
«Ух ты! – подумал Неждан. – Интересно, она и Хельгисоном так же командует?»
Русский князь тем временем рассматривал Нежданову кольчугу. В этом он разбирался явно лучше, чем в ранах.
– А ты, парень, оказывается, не так прост, как желаешь показаться с виду! – заметил он, пристально глядя на молодого гридня. – Кто таков?
– Неждан Незнамов сын, мой побратим и уроженец здешних краев, – отозвался вместо товарища Лютобор, который до того отлучался, чтобы осмотреть труп. – За отвагу, проявленную во время штурма Хандака-Ираклиона, получил награду из рук самого басилевса.
Неждан успел заметить, какой радостной гордостью при этих словах зажглись изумрудные очи Всеславы. Однако в это время сквозь толпу любопытных в сопровождении стражи и бояр продрался князь Ждамир.
– Вор это и преступник, которому мы еще три года назад запретили в нашей земле появляться! – закричал он, хватая сестру за руку и оттаскивая ее от возлюбленного. – Предводитель разбойничьей ватаги, известный ныне как Соловей.
По толпе пронесся вздох: имя Соловья в Корьдно последние полгода было ох как на слуху.
– Ну, надо же! Заступник наш пожаловал! – довольно громко пробасил кто-то из рядовичей.
На него тотчас зашикали:
– Да какой это заступник, князь сказал – вор, значит вор!
О том же толковали и корьдненские бояре, а ведь многие из них помнили Неждана еще в те времена, когда он несмышленышем сидел на руках у князя Всеволода, и все прекрасно знали, за что невзлюбил Всеволодова воспитанника его молочный брат Ждамир. И лишь в глазах русских воевод читалось недоумение: как так, полгода не могли молодца изловить, а он, нате, сам явился, и какой с него теперь спрос, когда он самого Святослава от смерти спас.
Киевский князь нахмурился.
– Это правда? – спросил он, буравя Неждана испытующим взглядом из-под сдвинутых бровей.
– Про Соловья – правда, – кивнул Неждан, – остальное – выдумка.
Корьдненский владыка собирался возмутиться, но Святослав его остановил:
– И с чем предводитель разбойников в стольный град земли вятичей пожаловал?
Неждан достал из-за голенища заветную дощечку с соколиной печатью:
– Узнал, княже, что ты поход на хазар собираешь, решил спросить, не дозволишь ли мне и моим людям с тобой пойти?
Над площадью повисла гулкая и тяжкая, точно свод ромейского храма, тишина. И в самой сердцевине этого свода, там, где ребра каркаса давят так, что невозможно никакое движение, ни вверх, ни вниз, серым сермяжным камушком, малым просяным зернышком застыло Нежданово сердце. Молодой гридень нутром ощущал эту непосильную тягу, словно древний герой из ромейской басни, которого вынудили держать свод небес.
К счастью русский князь размышлял недолго:
– Отчего же не дозволить, – улыбнулся он, проведя рукой по усам. – Удаль ваша, кажется, уже в поговорку вошла, а что до преданности, так ты ее успел доказать. Ну, а урон, который ты со своими молодцами моему воинству нанес, – он глянул на воевод, и те с готовностью закивали, – думаю, вы верной службой восполните его.
Купол тишины взорвался изнутри, раскидывая обломки звуков далеко за пределы Корьдно, так, что слышали, верно, даже Неждановы товарищи под сводами леса, не чаявшие получить от предводителя какую-нибудь весть. В воздух взлетали шапки и заполошно метались потревоженные голуби и галки.
Русские воины и гридни корьдненской дружины величали Святослава, призывая его вести их на хазар, рядовичи вперемешку со здравицами в честь русского князя возглашали хвалу своему любимцу Соловью. Некоторые горячие головы уже спрашивали, где в войско записывают: многие желали служить под началом Соловья и боялись получить отказ. И в голос рыдала от радости Всеслава княжна, вытирая горючие слезы о волчий мех Нежданова плаща. И только корьдненские бояре да князь Ждамир стояли, точно объелись кислой вязкой калины или незрелых диких яблок.
Что же до Неждана, то его сердце, обретя свободу, ярым кречетом устремилось к небесам, обозревая и Даждьбожий белый свет, и потаенные Велесовы владения.
И точно стрела, настигающая дерзновенного летуна, когда он, отыскав восходящий воздушный поток, парит в вышине, раскинув широкие крылья, его полет прервал раздавшийся с теремного крыльца насмешливый резкий голос Ратьши Мстиславича:
– Нешто князь русский, ты так оскудел людьми, что кромешника беззаконного, злодея, Правду преступившего, на службу рад принять?
Здравицы оборвались на полуслове. Рядовичи и корьдненские гридни недоуменно затихли, руссы схватились за мечи, готовые в любой миг покарать охальника. Ждамир с боярами и старшие Мстиславичи, случившиеся в его граде, испуганно втянули головы в плечи, ожидая от воинственного русского владетеля немедленной и непредсказуемой вспышки гнева. Однако Святослав сдержался:
– Разве защищать родную землю – это преступление? – вымолвил он, с высоты своего положения глядя на Дедославского княжича. – Или ты, Мстиславич, знаешь за моим спасителем еще вину?
– И какую! – с нелепой для правителя целой земли поспешностью возвестил Ждамир, вновь норовя встать между Нежданом и приникшей к нему Всеславой. – Этот злодей на кровь княжескую покушался, сестру мою родную жизни лишить хотел, служанку, которая с ней одеждой поменялась, до смерти убил, ее саму в чащобу лесную силком завез. Только Велесовой милостью она обратно цела и невредима вернулась!
Всеслава вскинулась было, чтобы поведать, как все обстояло на самом деле, но Неждан ее удержал. Верно, у Ждамира ни сердца, ни ума совсем нет, сестрино доброе имя, словно стираную одежу на ветру, пред людьми, не стыдясь, трепать. Что до Неждана, то он лучше на плаху пойдет, чем ее в эти дрязги впутывать станет. Всеславушка судорожно вцепилась в его плащ, знакомым с детства движением спрятав голову у него на груди.
– Ну и ну! – тряхнул длинным чубом русский князь. – Действительно злодей! Верно, потому твоя сестра, Ждамир, так к нему и льнет?!
В толпе послышались смешки, окончательно раздосадовавшие корьдненского владыку.
– Моя сестра – девка глупая, дитя неразумное, жизни не знающее! – вызвав новую волну усмешек, воскликнул он. – А ты, князь, думаю, со мной согласишься, что злодея следует отдать в руки палача!
Корьдненские бояре закивали, поддерживая своего вождя, а гридьба да рядовичи наоборот приуныли, заранее оплакивая буйную головушку Неждана. Святослав нахмурился, спрашивая у своих воевод совета, как поступить. И вновь, как это случалось за морем не раз, на помощь своему побратиму пришел Хельги:
– Злодея-то, конечно, стоит, – поправив янтарную фибулу на плаще, проговорил он, – но при чем тут мой побратим?
Он повернулся к Ждамиру Корьдненскому и, возвысив голос, продолжал:
– Неждан Незнамов сын три года ходил на моей ладье, и за это время ни я, ни товарищи мои не слышали, чтобы он дурно отзывался о тебе, княже, или о твоем высокородном отце. Что же касается похищения, то и мой будущий родич Анастасий из Ласити, и Войнег сотник, находившиеся при княжне, готовы присягнуть, что Неждан Незнамов сын здесь ни при чем. Я же могу за верность их слов головой поручиться.
– Анастасий из Ласити, сотник Войнег! Дешево же ты, воевода, ценишь свою голову, коли готов за их слова ручаться! – зло рассмеялся Ратьша. – Один ни в чем не разбирается, кроме вонючих снадобий, другого за ротозейство князь из дружины прогнал. Найди видоков получше!
– Интересно, каких? – сверкнул переливчатым рысьим глазом воевода. – Может, лазутчика пойманного, которого никто, кроме тебя и твоих палачей, не видел? Или, может, ты сам, княже, видоком пойдешь? Ты там тоже был, и говорят, еще как отличился!
Дальний конец двора возле ворот заколыхался серой волной нагольных шуб и овчин, напирая на щиты. В толпе послышались нелестные для княжича замечания: корьдненские рядовичи младшего Мстиславича особо не жаловали. Всеславушка, которую нынче никакая сила не могла от милого оторвать, подняла голову, глядя на Неждана. Он кивнул. Теперь, кажется, он начал понимать, о чем пытался сказать ему побратим Хельги, еще в лесу обо всем догадавшийся. Не имея возможности поговорить с Нежданом с глазу на глаз, он еще тогда отчаянно давал какие-то подсказки. Только разгадать их было не проще, чем разобрать туманные предсказания старого Арво.
Впрочем, стоит попытаться. От этого сейчас слишком многое зависит. Итак, в самом деле, почему хитрый и расчетливый Ратьша, точно бестолковый отрок, впервые в жизни увидевший «взаправдашнего» врага, помчался в чащобу, оставив девушку на произвол судьбы. Да и откуда в окрестностях Корьдно взялся целый отряд хорошо обученных наемников: руссы, чай, все дороги перекрыли, Неждан, как никто другой, это знал. И не из числа ли нападавших был и сегодняшний мнимый скоморох. Недаром Ратьша с такой поспешностью от него избавился – лишнего свидетеля долой. Мысли роились у Неждана в голове, точно пчелы по осени, когда большая семья намеревается на несколько новых разделиться, тут только не зевай, подставляй новый борть.
Мстиславич грозно зыркнул на толпу рядовичей, высматривая зубоскалов, затем повернулся к воеводе Хельги:
– На что ты намекаешь, русс? Твой побратим сам сознался, что все лето разбойничал со своими людьми в лесу. Кому, как не ему, кромешнику беззаконному, злодейства замышлять.
И в этот миг картина произошедшего сложилась для Неждана в единое целое, как бывало наново склеивается из разрозненных черепков драгоценный сосуд.
– А может это ты, Мстиславич, собрал в лесу лихих людей, велел им Всеславушку похитить да всю вину на меня свалить? – воскликнул гридень, чувствуя себя скоморохом, пытающимся удержать равновесие на острие копья. – Умно придумал! И нарочитых оправдать, которые на хазар идти не желают, мол, никак теперь нельзя, княжья сестра у поганых в руках. И смердам дерзким, которые, может, и желали бы с ворогом лютым за обиды поквитаться, крылья пообрезать. Мол, глядите, каков из себя ваш любимец Соловей! Сидите и не высовывайтесь!
Проговорив все это на одном дыхании, Неждан глянул на побратима. Лютобор удовлетворенно кивнул.
Ратьша тоже покачал головой, и в его синих глазах появилось что-то вроде пренебрежительной жалости:
– Это ты сам придумал или кто нашептал?
– А ты скажи, что не так было? – вызовом на вызов отозвался Неждан.
– Не только скажу, но и вырву собственноручно твой поганый язык! А потом пороть стану, пока дух не испустишь!
– Ты сначала перед богами докажи, что я неправ! А я за свои слова готов отвечать с мечом в руках!
– Какой тебе меч! – в сердцах вскричал Ждамир. – Дыбу тебе, татю, и палача!
Он уже подал своим людям знак скрутить смутьяну руки, но тут вновь заговорил Святослав:
– Обижаешь ты меня, брат Ждамир! Кровно обижаешь! Не ценишь жизни русского князя и в медный дирхем, коли спасителя моего, каким бы он разбойником ни оказался, даже возможности лишаешь испросить правосудия у бессмертных богов. Уж им-то точно виднее, кто прав, а кто виноват!
Ох, добрый совет дал Арво Кейо, точно в наговорной воде все разглядевший, заступу от самоуправства одного владыки искать у владыки иного.
– Верно говорит русский князь! Любо нам это! – тысячей глоток выдохнул собравшийся на княжьем дворе народ. Ждамир Корьдненский лишь рукой махнул, но спорить не посмел.
– Не стану я с ним биться, – обиженно топнул ногой Ратьша. – Где это видно, князю со смердом рядиться, сыну именитых родителей о безродного меч марать. Вот если бы кто из нарочитых мужей выступил на поле вместо него!
Расчет княжича был прост. Он отлично знал, что прикормленные им корьдненские бояре за Незнамова сына и пальцем не пошевельнут, а руссы ему чужие, да и многие из них все еще сердятся на Соловья. У Неждана, правда, имелся побратим, но стоило ли принимать в расчет изувеченного хазарами воеводу. Что до Неждана, то он к Хельги нынче точно не обратился бы. Однако русс рассудил иначе:
– Изволь, княже! – шагнул он вперед, мягко, но решительно отстранив пытавшуюся его удержать невесту. – Род мой лишь немногим уступает твоему, а кое в чем и превосходит. Мой побратим невиновен, и я берусь это доказать с оружием в руках или без него.
Глаза княжича алчно загорелись. Этого мига он ждал с начала лета. С того позорного дня, когда спиной проверил твердость земли. Однако, желая скрыть свое нетерпение, он надменно оттопырил нижнюю губу:
– Сначала раны залечи! – выцедил он. – А то, коли я тебя побью, люди скажут, что поединок был нечестным.
– Ты сначала побей! – усмехнулся Лютобор. – А за раны мои не беспокойся. Тому, кто отстаивает правое дело, Господь помогает, и потому правому суждено одержать верх, даже если он выйдет с деревянным мечом против булата!
Обещание побратиму
– А точно ли другого выхода не было? – пока стражники расчищали поле, встревожено спросил Анастасий, ромей. – Я совсем не уверен, что ты к этому готов.
– Я обещал Неждану вытащить его и сдержу обещание, – отозвался Лютобор, разминая мышцы.
– Вопрос, какой ценой! – покачал седой головой дядька Нежиловец.
– Я что, должен был в самом деле отдать побратима в руки палачей? – русс резко повернулся. – Я там побывал и никому такого не пожелаю!
– Ох, не стоило мне в Корьдно приходить! – виновато вздохнул Неждан.
– Стоило! – похлопал его по плечу Хельги. – Получилось все, правда, совсем не так, как я задумал. Но, может, оно и к лучшему!
– И все-таки выходить сегодня на поле следовало не тебе!
– Какая разница, – беспечно махнул рукой Хельги. – Я Ратьшу однажды о землю уже ринул и с удовольствием сделаю это еще раз.
Уже когда он собирался шагнуть на поле, к нему подошел русский князь.
– Не забудь, что ты мне еще нужен для дел с печенегами, – напомнил он воеводе. – Да и пиво к твоей свадьбе уже почти готово.
Ох, зря он о свадьбе заговорил! Спокойное, решительное лицо воеводы помрачнело. Он обернулся туда, где стояла его невеста.
Новгородская боярышня глянула на него взглядом богини из Критского дворца, а вернее, Богородицы из храма в Ираклионе. Девушка шагнула вперед, но внезапно остановилась, словно наткнувшись на незримую преграду. С усилием подняв тонкую руку, она сложила персты иконописным жестом и трижды перекрестила жениха, благословляя его.
Пока Хельги выслушивал наставления и предостережения товарищей, Ратьша прохаживался вдоль щитов, скинув парчовый плащ. Вздымая руки в приветственном жесте, он красовался перед собравшимися, словно норовистый конь в княжеском выезде, встряхивая длинной пепельной гривой и играя мышцами холеного, тренированного тела. Корьдненские бояре громогласно выражали ему поддержку, а лица их жен и дочерей, вне зависимости от возраста, расцветали глуповатыми умильно-восторженными улыбками.
Хельги появился на поле, сопровождаемый приветствиями рядовичей и ритмичными ударами мечей о щиты: так своего бойца поддерживали руссы. Он тоже скинул меховой плащ, и по толпе пронесся единый ошеломленный вздох: неужто человек способен столько выстрадать. Даже Неждан, лучше других ведавший, что и прежде кожа побратима напоминала пергамент, побывавший в руках летописца, на миг зажмурился, представив себе, как все это выглядело несколько месяцев назад, и пообещал, что отомстит за побратима хазарам, даже если для этого придется пересечь границу миров.
Ратьша нервно сглотнул. Похоже, его тоже пробрало. Любимец судьбы, сам он еще не получил ни единой раны. Впрочем, впечатления об увиденном он высказал в обычной пренебрежительной манере:
– А ты уверен, что не рассыплешься при первом же ударе? – нагло разглядывая Хельги, поинтересовался он. – Выглядишь, словно усмарь тебя из свиных хвостов сшил да соломой набил.
– Не трать слов попусту, княжич! Этот островок в прилив заливает водой, а место в лодке всего одно! – невозмутимо отозвался русс, намекая на северный обычай испрашивать суда богов без свидетелей, верша единоборство на одном из безлюдных каменистых островов. – Или, может быть, ты медлишь потому, что испугался?
Вместо ответа Ратьша гневно сверкнул глазами и внезапно прыгнул вперед, прочертив мечом в воздухе красивую ослепительную молнию. Менее искусного противника этот выпад мог сразить наповал. Хельги же спокойно отодвинулся в сторону, поправив на груди нательный крест, и вновь встал в оборону.
– Если кто и покинет этот остров, – делая новый выпад, пообещал Ратьша, – то это будешь явно не ты.
– Смотря как покинуть, – парировал русс.
Они сшиблись и принялись ожесточенно и молчаливо рубиться, отвечая выпадом на выпад и ударом на удар, не давая друг другу пощады и не надеясь на нее. Они не слышали воодушевленного рева толпы, не видели лиц, озаренных ужасом и восторгом, ненавистью и надеждой, словно в самом деле находились на полузатопленном острове в последний миг мира, когда по небу уже несется сумрачной тенью гигантский волк Фенрир, предвестник Рагнарека, и трубят ангелы Апокалипсиса.
Действительно, ставки в этом поединке были слишком высоки. Здесь, на утоптанном до каменной твердости снегу, на мерзлой земле решалась не только участь Неждана-гридня, но вершились судьбы народов. Пытаясь переиграть тот прежний поединок, противники, словно вещие летописцы, за неимением бересты или пергамента, писали остриями мечей прямо на своде предвечернего неба саму историю, и бессмертные Боги читали их письмена. Время застыло над полем, и песок часов вечности сверкающим звездным инеем выпал на рога небесной лосихи. А за пределом узорчатых щитов в бешеной воронке крутились года и века, когда день похож на другой, а поколение сменяет иное в неостановимом круге жизни. Нынче круг разомкнулся, и куда дальше потечет время: повернет ли оно вспять или двинется вперед, решалось здесь и сейчас.
Недаром кусал бледные губы князь Ждамир, и хмурил тяжелые брови, поводя могучими плечами, грозный Святослав, и вытирали испарину со лбов то русские воеводы, то корьдненские бояре попеременно. И рядовичи, прежде меча в руках не державшие, то выпрямляли согбенные спины, предвкушая большой поход и гордую воинскую участь, то снова никли, придавленные извечной тяжестью боярского гнета.
А единоборцы кружились по полю, точно в ритуальном танце. Неистовый Мстиславич, прекрасный и жуткий, как снежный буран, в пепельном ореоле летящих по ветру роскошных волос, и упорный русс, похожий на закаленный клинок, прошедший жестокое горнило борьбы, боли и ненависти. И Ратьшина клокочущая ярость выплескивалась на небеса черными снеговыми тучами, и киноварью вечерней зари горела правда Лютобора, омытая его кровью.
Хотя Неждан пропустил тот памятный поединок, о котором в земле вятичей толковали все лето и осень, он представлял его себе так отчетливо, будто воочию видел, ибо слишком хорошо знал, на что способны Дедославский княжич и Хельги Хельгисон. Товарищи тогда сказывали, что не успели толком разобрать, с какой стороны русский воевода подобрался, какой прием применил, а лучший боец княжества вятичей уже оказался простертым на земле. Неждан охотно им верил. Сколько раз он сам пытался копировать знаменитую повадку побратима, бесконечно отрабатывая и закрепляя то, что удавалось углядеть и перенять. И лишь затем, чтобы в новой дружеской сшибке потерпеть очередное поражение, и это притом, что никто другой ни в родной земле, ни за морем не мог его одолеть.
Нынче для Лютобора слишком многое изменилось. И являвшееся прежде естественным, как само дыхание, сейчас приходилось завоевывать и возвращать пядь за пядью, преодолевая усталость и боль. Мстиславич это, конечно, тоже видел, и на его красивом лице играла недобрая, холодная ухмылка. Смирив свою обычную горячность, вместо того, чтобы одним броском завершить дело, он медленно, но неотвратимо наступал, точно голодный волк, преследующий раненого лося. Не предпринимая никаких решительных шагов, но и не позволяя противнику самому атаковать, он просто ждал, когда русса покинут силы, чтобы без особого риска свершить то, о чем столь долго и тщетно мечтал.
Ратьшу, правда, немного смущало, что Лютобор, растерявший в хазарском плену половину, если не больше, своей прежней ухватки, все же ни разу не позволил себя достать. Впрочем, двигался он все более принужденно, сильно припадая на больную ногу, и уже несколько раз отпрыгивал в сторону, упуская благоприятные моменты для атаки, и лишь для того, чтобы дать себе передышку и сплюнуть на снег кровь. А в сапоге у него что-то хлюпало, и явно, что не вода.
– Вот паскуда! – не выдержал Неждан, глядя, как Ратьша, больно ринув русса о щиты корьдненской дружины, вновь уходит из-под его меча. – Измором хочет взять!
В самом деле, Хельги едва держался на ногах, жадно хватая воздух ртом, не имея времени, чтобы стереть заливающий глаза пот. Ратьша дышал ровно и даже не очень-то разгорячился.
– Это я виновата! – горестно всхлипнула, прижимаясь к милому, Всеслава. – Вы оба погибнете, и оба из-за меня!
Неждан молча сжал ее в объятьях, плотнее закутывая в плащ, и бережно поцеловал в лоб. Он, конечно, слышал, как нетерпеливо и беззастенчиво гремит на заднем дворе своими отвратительными инструментами старый палач Сулейман, поджидая будущую жертву, ощущал спиной, как смыкаются люди князя Ждамира, заранее примериваясь, как половчее схватить. Зря стараются. Живым его им не взять, и те из них, которым посчастливится уцелеть, еще долго будут помнить последний бой Незнамова сына. Что же до княжича Ратьши, его он отыщет, даже если тот скроется в самом потаенном уголке Велесовых владений. А чтобы до этого не дошло, попытаться свести с ним счеты стоило бы прямо сейчас. Раз уж боги своей справедливостью оставили эту землю, то и святость поединка незачем сохранять!
И в это время заговорила новгородская боярышня. Прямая, точно стрела, бледная, как снятое молоко, едва не бледнее жениха, она немигающими сухими глазами смотрела на поле, и шуйца ее сжимала загривок пятнистого Малика, а меж пальцев десницы, отсчитывая число произнесенных молитв, бежали янтарные четки.
– Не надо раньше времени никого хоронить! – с суровой убежденностью вымолвила она. – Поединок еще не кончен, и Господу известно, за кем сегодня Правда.
Услышав такие речи из уст хрупкой девушки, Неждан устыдился своей слабости. Как он мог усомниться: побратим всегда исполнял свои обещания, чего бы это ему ни стоило, да и Господь, равнявший в своем царстве князей с отверженными смердами, не любил, когда над его Правдой глумились.
Тем временем Ратьша начал терять терпение. Время шло, а проклятый русс упорно не желал испускать дух. Княжич, конечно, слышал о единоборствах, продолжавшихся по трое суток кряду, о них бесконечно сказывали мастера складывать старины, но песня – это песня, там и время течет по-другому, да и поступь бойцов измеряется не шагами, а косыми саженями или даже перестрелами. Выбрав удобный момент, Мстиславич перехватил меч обеими руками и занес высоко над головой, намереваясь снести руссу голову. Прежде Хельги здесь применил бы один из своих излюбленных приемов – нырнул под клинок противника снизу, достав незащищенную шею или грудь. Нынче он не доверял своим ногам и просто отбил удар, по-прежнему оставаясь у княжича в долгу.
– Ну что, Хельгисон! – осклабился Ратьша. – Похоже, боги нынче не на твоей стороне! Да и с чего они станут помогать человеку, взявшемуся татя беззаконного защищать! Признай свою неправоту, и я, может быть, сохраню вам с Незнамовым сыном жизни. Мне пригодятся сильные, выносливые рабы!
– Интересно, зачем тебе рабы? – сверкнул переливчатым глазом Лютобор. – К хазарам на торг отвезти? Так ты сам, как я погляжу, им с потрохами за княжью шапку продался. Не рановато только ты ее примерять начал при живом-то хозяине. Или у тебя и про твоего корьдненского родича убийца наемный припасен?
– Я заставлю тебя измерить шагами длину твоих кишок! – пообещал, меняясь в лице, Ратьша. – А затем возьму второй женой твою невесту. Думаю, она не будет против, все лучше, чем шрамами твоими любоваться!
Он ринулся на противника, замахиваясь, чтобы ударить сверху, однако в последний момент изменил направление удара, пытаясь подсечь ноги русса или достать низ его живота. Хельги успел разгадать маневр и, поймав меч княжича клинком Дара Пламени, медленно, с чудовищным усилием, но упорно и неотвратимо повел его вверх. По его руке сбегала кровь, рана на запястье тоже открылась, но он не останавливался, всего себя отдавая этому мгновению.
На лице княжича недоумение сменилось досадой, на смену которой пришел безотчетный ужас. И точно раненая волчица возле щитов билась Войнега. Готовая за свою несбыточную грезу забыть всех богов, злая поляница попыталась бросить в русса нож, да Инвар вовремя углядел.
