355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Белый лев » Под знаменем Сокола (СИ) » Текст книги (страница 10)
Под знаменем Сокола (СИ)
  • Текст добавлен: 6 мая 2022, 13:33

Текст книги "Под знаменем Сокола (СИ)"


Автор книги: Белый лев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

Слава Олегова

Тем временем Святослав, закончив осмотр кораблей и похвалив ватажников за хорошую работу, продолжил начатый с Хельги еще по дороге разговор. Побратим только что вернулся из Дорогобужа, куда он ездил, чтобы проводить в Корьдно прибывшего к русскому князю посла басилевса патрикия Калокира.

– Так что ты мне хотел сказать про этого раззолоченного ромея? – не скрывая своего нетерпения, поинтересовался великий князь.

– Да что тут говорить, – развел Лютобор руками. – Я, кажется, уже все сказал, не веришь, княже, нам с Анастасием, спроси у побратима.

– Ты Калокира-патрикия знаешь? – повернулся к Неждану князь.

– Сына стратига Херсонской фемы? – уточнил бывший гридень. – Того, который всю осаду Ираклиона за спинами своих людей прятался, приказами неразумными неизвестно сколько народу погубил, а потом еще и награду получил из рук Никифора Фонки. Так его теперь патрикием сделали?

Святослав с усмешкой покачал головой:

– Лестная характеристика, ничего не скажешь! В устах твоего прежнего вождя это все как-то мягче звучало.

– Так он с воеводами больше общался, а я с простыми воями, – окончательно осмелев, пояснил Неждан.

– А я ничему и не удивляюсь, – равнодушно пожал плечами Святослав. – У ромеев обманщик на обманщике сидит и трус на трусе. То-то они край за краем теряют. Только что мне до этого? Я с Калокиром брататься не собираюсь. А вот о предложении басилевса стоит подумать! Одолеть хазар, договориться с вятичами да отправиться к болгарам на Дунай! Объединить под своей рукой все славянские народы!

Глаза его загорелись, на обветренных скулах запылал румянец. Он видел такие дали, от которых только дух захватывало. И понятно, что слова Лютобора, возвращавшие обратно на землю, не сумели его порадовать:

– Ромеи просто боятся, что ты из низовий Итиля и Дона повернешь прямо на Херсонес! Вот они тебя отвлечь и пытаются. Конечно, им выгодно, чтобы не стало хазар, только вряд ли им по нраву придется, если русский князь вместо кагана станет властвовать в степи.

– Да что мне в степи делать? – недовольно топнул ногой Святослав. – У нищих печенегов овчину да шерсть на скоры и лен менять? Нет, брат, степь мне мала! Хочу шеломом Дуная испить, соли моря Русского изведать! Затмить славу Олегову! Поквитаться с ромеями за отцовский позор! Впрочем, – продолжал он, тряхнув головой, – в одном ты, брат, прав. Для нас для всех путь к морю Русскому лежит через море Хвалисское, и не будь я внуком Рюрика, если мы его не пройдем!

Он замолчал, глядя на готовую раскрыться реку, которой предстояло нести его и его войско в хазарский град, потом продолжал уже обыденным тоном:

– Ну, ладно! Пойду я. А то время обеденное, а у вас, постников, небось, и шматка сала не отыщешь.

– Для тебя, княже, – начал было Хельги, но Святослав только в досаде рукой махнул. – Ну да, конечно! Вот удовольствие сидеть любоваться, как вы тут пустые щи хлебаете!

Он перевел взгляд на Неждана и его притихшую ватагу и недовольно наморщил нос:

– Ну ладно Хельгисон, ему все эти святые великомученики нынче почти что родня, а тебе, разбойничек, на что этот ромейский обычай?

Неждан предпочел промолчать, со смешанным чувством глядя на кряжистую широкоплечую фигуру русского князя. Ну что он мог рассказать ему, рожденному для власти, ведущему свой род от Огненного сокола, посланника грозного Перуна, о Боге Милосердном, судившем людей не по древности их рода, а лишь по их мыслям и делам, равнявшем в Царствии Своем князей и последних холопов.

Ох, Всеслава, Всеславушка! Кабы и тебе эту веру понять и принять, кабы, как побратим со своей боярышней, скрепить брачный союз с тобой необоримой силой святого венца, никакая разлука не страшна. Что такое миг горести для тех, кому предначертано целую вечность идти рука об руку под сенью райских садов! Но увы, девушка, поначалу охотно открывавшая свое сердце глаголу новой веры, почти готовая принять от отца Леонида таинство крещения, едва осознала, что ей придется отречься и от плясок у священных ручьев, и от бубна старого Арво, и от его загадочной дружбы-ворожбы, отказалась наотрез. И ни просьбы Неждана, ни мудрые увещевания Новгородского священника и Муравы красы пока ничего не могли здесь изменить.

Еще раз осмотрев строительство, отдав Хельгисону и Неждану несколько распоряжений, Святослав наконец собрался уходить. Уже у самой просеки, сев на коня, он обернулся, видимо вспомнив напоследок о чем-то важном:

– Да, чуть не забыл. Мы с воеводами на праздник весеннего полнолуния собираемся пробуждение Перуна добрыми жертвами перед походом почтить. Так я желаю и тебя, разбойничек, и твоего побратима видеть среди прочих! И только попробуйте мне сказать, что вашему Богу это неугодно!

Когда Святослав ушел, Хельги тяжело опустился на засыпанный стружкой верстак, устало растирая больную ногу. Подошел дядька Нежиловец, потоптался рядом, поохал, повздыхал, поводя из стороны в сторону мясистым, поросшим бородавками носом.

– Ну что ты все время ему перечишь, на рожон лезешь? – покачал он многотрудной головой, сокрушенно глядя на молодого русса. – Других забот что ли нет? Осерчает на тебя, выместит свой гнев на наших единоверцах!

– Не выместит! – сверкнул глазами Лютобор, – Последователей Христа в нашем войске нынче не меньше половины тьмы. С кем он хазар воевать станет? Обидно мне просто! – продолжал он уже другим тоном. – Я ради союза с печенегами чуть головы не лишился, а он уже сейчас ими брезгует. Затмить хочет славу Олегову! А то забывает, что Олег, хоть и прозывался Вещим, а смерти своей разглядеть не сумел. Кабы этот Калокир не оказался такой же змеей подколодной.

– А что этому Калокиру надобно? – осторожно поинтересовался Неждан. – Что там ромеи предлагают-то?

– Как обычно! – сердито бросил Хельги. – Кусок пирога, который не они пекли! Хотят нашими мечами оградить свои границы от Дунайских болгар!

– А Святославу-то это зачем? – не понял Неждан. – Он что, басилевсу присягнул на верность?

– Святослав хочет закрепиться на Дунае, перенести туда столицу и диктовать условия Царьграду, – вместо своего молодого вождя пояснил дядька Нежиловец.

– Так что в этом плохого? – Неждан окончательно запутался.

– Если он уйдет на Дунай – потеряет степь, – устало отозвался Хельги. – А между тем, как было бы хорошо. Расширить пределы Руси до моря Хвалисского и Тмутаракани, обезопасить границы от набегов степняков, торговать напрямую с Хорезмом и Багдадом. А если ромеи наших купцов обижать вздумают, от Самкерца всего неделя ходу до Херсонеса! Впрочем, – он махнул рукой. – Путь на Дунай все равно, как сказал князь, лежит через Итиль, а стало быть, пока вроде и печалиться не о чем. Я, собственно говоря, пришел к вам потолковать совсем о другом.

Он устроился поудобнее, задумчиво глядя, как несутся вдоль берега взапуски встретившиеся после долгой разлуки Малик и серый Кум, а затем достал из-за пазухи небольшой глиняный горшочек с плотной крышкой, вроде тех, в которых его премудрая жена и шурин хранили свои лечебные снадобья.

– Что, опять ногу натрудил? – неодобрительно глянул на него дядька Нежиловец. – Говорил я тебе, нечего в этом Дорогобуже делать, нешто у Святослава иных воевод, разумеющих ромейскую речь, без тебя не нашлось бы! Вот откроются опять, как зимой, раны, можно подумать, лучше выйдет!

Неждан понимал тревогу доброго старика. Чай, после поединка с Ратьшей Мстиславичем побратим больше недели пластом лежал, исходя кровью, несмотря на все усилия его невесты и Анастасия. Даже свадьбу отложить хотели.

Нынче, впрочем, дело было совсем не в лечьбе. Не слушая ворчание доброго, но не в меру заботливого старика, Хельги осторожно открыл горшок и ссыпал в заранее приготовленный кожаный кисет примерно половину содержимого, оказавшегося грязновато-бурым порошком, распространявшим характерный запах серы, а затем стал прилаживать к крышке туго свитый просмолённый фитиль. Покончив со своим странным занятием, он велел работавшему на стройке вместе с дядькой Нежиловцем Торгейру принести огня, а сам направился к реке, подальше от кораблей.

На стапелях стало совсем тихо. Возобновившие прерванную приходом князя работу ватажники вновь отложили топоры да рубанки, с неподдельным интересом наблюдая за русским воеводой. Хельги не заставил себя ждать. Подойдя к берегу, он поджег фитиль и, хорошо размахнувшись, швырнул свой странный снаряд. Еще не достигнув поверхности льда, горшок разлетелся на мелкие кусочки с грохотом, от которого у тех, кто стоял неподалеку, заложило уши. В воздухе запахло дымом, а на реке образовалась внушительных размеров прорубь с неровными, ломаными краями.

– Матерь Божия! – потрясенно вымолвил дядька Нежиловец, осеняя себя крестным знамением. Многие ватажники последовали его примеру.

– Это то, о чем я думаю? – обретя способность говорить, спросил у побратима Неждан.

Лютобор кивнул.

– Никак, у твоего шурина память пробудилась? – недобро прищурился Торгейр.

– Увы, нет, – ответил Хельги. – Нельзя вспомнить то, чего не знаешь.

Он вновь опустился на верстак, погладил боязливо прижавшегося к его ногам Малика, а затем заговорил:

– Мы повстречали их на зимнике недалеко от Дедославля. Они ехали с ляшской стороны, направляясь на полудень, и выглядели, как обыкновенные купцы, попавшие в досадную передрягу: лед подтаял, и одни из саней, груженных красным товаром, ушли под воду. Мы хотели предложить им свою помощь, а заодно расспросить о новостях, но они бросили все и кинулись врассыпную. Мы не стали их преследовать, но решили-таки поднять утонувшие сани, а заодно поглядеть, что в остальных.

– Они везли этот порошок? – догадался Торгейр.

– Не менее десяти корчаг, – кивнул Хельги. – И все эти корчаги находились на утонувшем возу. Когда мы поняли, что к чему, вода уже добралась до их содержимого, и состав оказался безнадежно испорчен. Эта малость и еще десяток таких же горшков – все, что удалось спасти Анастасию.

– Князь знает? – спросил дядька Нежиловец.

– А толку-то. С таким количеством все равно ни стен городских разрушить, ни войска положить. А умельцам, знающим секрет, удалось уйти!

Он произнес последние слова сквозь зубы, остановившимся, недобрым взглядом глядя на лед.

– Да ладно тебе кручиниться, брат! – Неждан положил руку ему на плечо, c удовлетворенной улыбкой указывая на своих ватажников. – Ты же сам говорил, что у Святослава и безо всяких хитростей сил хватит сломить хазарами хребет!

– Только в том случае, если они нам никаких хитростей не приготовят! – недобро ухмыльнулся щербатым ртом Торгейр.

– А почему вы считаете, что эти «умельцы» ехали непременно к хазарам? – поинтересовался дядька Нежиловец. – Не слишком ли большой из страны Аль Син круг? Да и может, никакие это не умельцы, а просто купцы: добыли товар у тех же арабов и искали, кому бы повыгодней продать!

– Я и не говорю, что они к хазарам ехали, – еще больше нахмурился Лютобор. – Но никто не может положиться, что прежде они не побывали в Итиле или не направятся туда в ближайшее время. Анастасий по вещам и рукописям, оставшимся на возу, опознал одного из владельцев груза: они вместе путешествовали в Аль Син. Это некий ашкеназ из Майнца, Гершом Рыжий или Гершом Звездочет, астролог и каббалист, добывавший различные редкости для германского императора Оттона и для библиотеки его брата архиепископа Бруно. Ему удалось разведать секрет, который Анастасий, по его словам, не пытался узнать, и он собирался передать его своему господину.

– Тогда, о чем же беспокоиться? – не понял Неждан. – Где хазары, а где этот Оттон?

– Беспокоиться надо уже потому, что этот король франков, сумевший объединить в единое государство германские племена, вряд ли на этом остановится, – строго глянул на побратима Хельги. – Особенно если ему в руки попадет секретный состав. Мой дед происходил из племени лютичей, и он много рассказывал о франках, но ничего хорошего не говорил. Что же до хазар, то тамошние иудеи и западные ашкеназы – единоплеменники и единоверцы, и этот Гершом, если не избрал путь через Итиль, то только потому, что опасался ехать землями арабов и Булгар.

– Что же он искал в Дедославле? – все еще не понял дядька Нежиловец.

– Думаю, помощь и поддержку, – отозвался Лютобор. – А вот нашел он ее или нет, хотелось бы выяснить.

– Вы, когда, говоришь, их повстречали? – повел носом Торгейр.

– Две седмицы назад, еще по дороге в Дорогобуж.

– А Ратьша за неделю до того уже сбежал. Старый Мстислав с сыновьями молчали, его, стервеца, покрывали!

– В любом случае, нужно сделать все от нас зависящее, чтобы разыскать Звездочета и его спутников да хорошенько расспросить, – заметил Неждан.

– Этим нынче занимается Тороп и другие следопыты, – кивнул Хельги. – Думаю, что-нибудь они да отыщут!

– А порох зачем без толку истратил? – с укоризной глянул на него дядька Нежиловец. – Для дела бы пригодился! Да и люди болтать начнут!

– Я болтунов не держу! – обиделся за свою ватагу Неждан. – А чересчур длинные языки и укоротить можно!

– Всех языков не укоротишь! – проворчал дядька Нежиловец. – Молва есть молва!

– Вот именно! – насмешливо прищурил переливчатый глаз Хельги. – И для того я и устроил это небольшое представление! Пусть Мстиславич и те, кому он служит, думают, что мы тоже кое-чем владеем и боятся. И еще. По поводу Дедославского княжича.

Он поднялся, пристально глядя на побратима.

– Не знаю, как ты, брат, но я не намерен тянуть до Пасхи, и собираюсь отправиться в Тешилов уже сегодня! Не для того я увозил жену от Святослава, чтобы отдать ее Ратьше!

При этих словах кровь отхлынула от лица Неждана:

– Ты думаешь!.. – непослушными губами проговорил он.

– Он на это вполне способен, – серьезно кивнул Хельги. – Не просто же так он удрал из Дедославля, зная, что этим ставит себя вне закона. И лучшего момента, чем нынче, не придумать. Все заняты сборами да ладьями, и за дорогами никто толком не смотрит. Я пока отправил в градец Инвара с двумя десятками своих людей, а заодно Анастасия там спрятал. Подальше от княжеских глаз. Завтра к вечеру, надеюсь, и мы с тобой поспеем.

– А как же князь и это его жертвоприношение Перуну? Сумеем обернуться? – не понял Неждан

Лютобор глянул на побратима, и в его переливчатых глазах смешались снисходительная усмешка и боль:

– Коли мои предположения насчет Мстиславича верны, не пришлось бы нам с тобой, брат, класть требу Перуну совсем в другом месте! Главное, чтобы Ратьша нас не опередил!

Вербное воскресенье

– Дяденька Анастасий! Посмотри, еще ломать?

– Хватит, милый! Нам же не печку топить, а только дом украсить.

– А я думал, мы с этими ветками веснянки петь по избам пойдем! – с улыбкой отозвался, передавая ромею охапку благоухающих пушистых ветвей, удобно расположившийся в самой гуще ольшаника, бедовый внучок премудрого волхва Тойво. – У нас в мерянских селах их всегда последний раз на праздник Весеннего Полнолуния поют, а ветками вербы и ольхи стегают спящих на лавках детей!

– Стегать детей! Это еще зачем? Какой-то очередной варварский обычай? – удивился Анастасий, бережно перевязывая бечевой унизанные нарядными золотистыми почками ветви, – И что, дети не против?

– Зачем против! – не понял Тойво. – Это же для здоровья, и чтобы быстрее росли. Когда у твоей сестры и ее воеводы дети появятся, скажи, чтобы они их тоже каждую весну вербой хлестали. Верное средство!

Анастасий мысленно улыбнулся, представив, как будет звучать в его устах подобное предложение, и поискал глазами сестру. Феофания стояла на пригорке в окружении еще не пробудившихся от зимнего сна берез, соперничая с ними красой и статью. Запрокинув голову, подставив лицо лучам ласкового весеннего солнца, она улыбалась, как может улыбаться лишь женщина, впервые готовящаяся изведать священное таинство материнства. Анастасий еще ни о чем ее не спрашивал (знала ли она сама: маленькая Божья искорка, вероятно, едва только заявила о себе), но его наметанный глаз врача определял такие вещи безошибочно. Когда зимой в конце свадебного пира разбивали на удачу горшок из-под обрядовой каши, знающие люди, подсчитав черепки, нагадали им с Александром четверых: троих сыновей и девочку. Дай-то Бог, чтобы все добрые приметы сбылись!

Сейчас Анастасий уже с трудом мог представить, что всего год назад понятия не имел о том, что в этом мире у него где-то есть сестра, а в середине прошлого лета почти всерьез добивался взаимности девушки. Вещее сердце новгородской боярышни не допустило до беды, а настоятель храма святителя Николая в Итиле подтвердил верность ее догадок.

Анастасий вспомнил письмо отца Артемия (в нем наряду с радостным известием говорилось и о том, что Феофанию хотят за Булан бея поганого приневолить) и свою безумную поездку в Итиль, предпринятую вопреки здравому смыслу и всем уговорам хана Камчибека и госпожи Парсбит.

– Куда ты грядешь? Прямо в волчье логово лезешь! – сокрушался великий Органа. – Ну что ты там сможешь сделать, если даже наш Барс (так он звал Александра) здесь не в силах чему-либо помешать.

– Она моя сестра по крови! Стало быть, мне ее от злых умыслов и защищать!

Не зря он торопился, ох, не зря. Даже меняя постоянно лошадей, не оставляя времени на отдых и сон, он едва не разминулся с новгородцами. Отделавшись от Булан-бея и его эль арсиев, дядька Нежиловец и люди покойного боярина Вышаты Сытенич, уже собирались вывести ладью за пределы града, чтобы идти на выручку своей молодой госпоже. Выслушав его сбивчивое повествование, дядька Нежиловец вручил Анастасию боярский меч:

– Веди нас!

В той полубезумной вылазке и в последующие пару месяцев, пока Александр не окреп, Анастасий, человек сугубо мирного ремесла, по праву ближайшего родственника боярышни стал их вождем.

Ну что ж, теперь Феофанию никто к немилому замужеству не приневолит, а с Александром они прилепились друг к другу, точно две половинки жемчужной раковины. И все же, не переставая радоваться обретенному родству, в глубине души Анастасий жалел, что новостью о первенце в светлое Христово Воскресенье Феофания обрадует не его.

– Дяденька Анастасий! – Тойво выбрался из зарослей и теперь поправлял растрепанную ольховыми ветвями одежду. – А вашему Богу зачем нужна верба? Тоже для здоровья?

Анастасий с улыбкой покачал головой. Честно говоря, еще сегодня утром, когда Феофания, невзирая на все их с Инваром предостережения, засобиралась в лес наломать вербы для праздника Входа Господня в Иерусалим, Анастасий и сам не понял, при чем же тут верба. Постреленок Тойво невзначай навел его на ответ:

– Понимаешь, вообще-то в этот праздник принято приносить в храм во славу Господа вайю, пальму, как это сделали жители Иерусалима, возглашая хвалу, когда Он входил в их град. Но в этом краю пальму не вырастить даже твоему премудрому деду. Верба же, как ты сам говоришь, всегда распускается первой. Чем Господу не дар! Да и звучит созвучно – верба, вайя.

– Вайя… – повторил Анастасий мечтательно, вспомнив залитые теплым сиянием сотен свечей, украшенные пальмовыми и оливковыми ветвями гулкие своды храма святителя Николая в Ласити, расшитый крестами парчовый омофор деда-священника, возглашающего праздничный тропарь «Общее воскресение прежде Твоея страсти уверяя, из мертвых Лазаря воздвиг Христе Боже…».

– Ты точно не хочешь вернуться? – невесомая и мягкая, как ольховая сережка, рука сестры легла ему на локоть. В лицо глянули вещие синие очи. Если молодая ведунья и не обладала провидческим даром, в его душе она читала как в раскрытой книге.

– Зачем? – Анастасий пожал плечами, – Что мне там делать? Смотреть на пустые стены, окруженные сиротливой каймой могил? Вы-то с Александром точно туда не поедете, – добавил он с улыбкой.

Феофания, однако, осталась серьезной:

– Александр поедет, если ему велит его князь…

– Ты о предложении Калокира? – Анастасий поудобнее перехватил охапку вербы и обнял сестру. – Это все так туманно. К тому же, мы пока не знаем, что скажет Святослав, да и хазар еще надо как-то одолеть.

– Не обманывай себя, брат, – Феофания покачала головой в нарядной, расшитой жемчугом кике. – Ответ русского князя был предопределен задолго до того, как Калокир ступил на борт своей ладьи. Святослав же мечтал об этом всю свою жизнь!

– Ты все еще сердишься на него?

– На Святослава? Зачем?

Молодая женщина красиво повела плечами и пошла вперед, с уверенностью многолетней привычки отыскивая сухой путь на берегу весело журчавшего ручья.

– Он – князь и всегда потакал своим прихотям… За Александра переживаю.

– Да, непросто хранить верность вождю, который способен в любой момент предать, – вздохнул Анастасий. – Я сам это прошел с Калокиром.

– При чем здесь предательство, – невесело усмехнулась Феофания. – Для Святослава и властителей, подобных ему, люди – всего лишь фигурки на тавлейной доске, а жизнь – бесконечная игра. А тут еще этот ваш порох.

– Гершома и его спутников мы все равно упустили, – торопливо проговорил Анастасий, все меньше довольный оборотом, который принимал разговор с сестрой. – Теперь надо только молить Бога о том, чтобы он не добрался до своего Оттона или хазар.

– Я о другом!

Феофания посмотрела на брата проникновенно и печально.

– Ты ведь тоже знаешь, как его делать, брат!

Анастасий вздрогнул, совершенно обескураженный гениальной прозорливостью сестры. Он воровато глянул на Тойво, не подслушал ли чего. Конечно, как всегда наедине или почти наедине, они с сестрой говорили по-гречески, но внучок волхва схватывал все буквально на лету. К счастью, мальчишка носился по берегу, разыскивая запропастившегося невесть куда соболенка. Какое-то время понаблюдав за его пока бесплотными поисками и восстановив, как ему показалось душевное равновесие, критянин повернулся к сестре:

– Кто тебе это сказал? Александр?

Увы, голос все еще его не слушался.

Впрочем, Феофания виду не подала:

– Мы не говорили с ним об этом.

Ее прекрасное лицо осветила нежная и печальная улыбка.

– Но, думаю, он догадывается. Всегда догадывался. Вот поэтому я и прошу тебя уехать!

– Поздно!

Анастасий выпрямился, в голосе у него снова появилась сталь.

– Я присягнул на верность Святославу и от слова своего отрекаться пока не хочу. К тому же, – лицо его смягчилось, – я бы хотел увидеть вашего с Александром первенца.

***

– Онни! Онни! Хватит прятаться! Вылезай сейчас же! Ты же все равно не умеешь охотиться! Пропадешь в лесу от голода – пеняй на себя!

Верно, в другой раз Тойво нипочем не стал бы сердиться на затеявшего не к месту прятки пушистого любимца, но сегодня он опасался, нет, не потеряться – в лесу чувствовал себя едва не уверенней, чем на княжеском дворе, а вызвать недовольство или, того страшнее, утратить доверие Анастасия и его сестры.

Надо сказать, что в последние пару лун Тойво старался проводить вместе с молодым ромеем, которому был обязан жизнью, и его сестрой все то время, которое в своем распоряжении имел, без устали растирая в ступке различные снадобья, разбирая годное для перевязки стираное тряпье, копаясь в берестяных коробах с сухими травами. Хитрый отрок знал, что по малолетству в боевой поход его все равно не возьмут, и потому его единственный шанс попасть в хазарскую землю это воспользоваться дружбой Анастасия и отправиться туда в качестве его подмастерья, благо, лекарскому делу сызмальства учился, тем более, что ни критянин, ни дед Арво не возражали. Старик даже пошутил:

– Ну и ну, воистину ты, друг ромей, владеешь каким-то особым ведовством. Внука-то моего словно подменили. Прежде его за науку врачебную пряником печатным заманить не всякий раз удавалось, одно озорство имел на уме, а нынче от урока силком не оторвешь!

Помимо прочих обязанностей уроженец этих мест Тойво считал своим долгом служить молодым наставникам еще и проводником. Вот и нынче, как только боярыня Мурава, завидев лоскуты синего неба, проглядывающие из-за плотной завесы тяжелых обложных облаков, словно незабудки на вешнем лугу, засобиралась с братом в лес, наломать вербы для Белого Бога, Тойво вызвался их проводить.

Хорош проводник! А если, пока он тут по кустам шарит, пушистого бесенка кличет, его наставники в трясину забредут (это, конечно, вряд ли: боярыня Мурава разумела лес не хуже финнов) или в Тешилов одни вернутся, прости-прощай все планы и мечты!

– Вот ты где! Попался разбойник!

Нет, не зря он все-таки назвал соболенка Онни – счастливчик. Такой точно не пропадет. Не успел от хозяина отбиться, уже добычу нашел – родившегося этой зимой детеныша выхухоли. Правда, что делать с этой добычей, соболенок явно не знал. Лежавший на спине выхухоленыш слабо отбивался задними перепончатыми лапами, подняв веслообразный хвост и поводя по сторонам длинным, внимательным носом, а Онни сидел на нижней ветке ольхи и отчаянно верещал, пытаясь то ли позвать на помощь, то ли запугать неведомое диво.

– Ах ты, бедолага! И угораздило же тебя так далеко от воды уползти. Норку затопило? Ну и что теперь с тобой делать? Тебя ведь любая куница или лис запросто сцапают! – боярыня Мурава, наконец, отыскавшая внука волхва и его пушистого любимца, подхватила выхухоленыша на руки, спасая от гнева Онни. – Ну ничего, отнесем тебя к реке, там, глядишь, и сородичи твои отыщутся!

Тойво только снисходительно головой покачал. Баба, она баба жалостливая и есть. Все равно, кого пестовать – дитя малое или звереныша.

А ведь поначалу он молодую ведунью слегка побаивался: уж больно строго и даже сурово держала себя красавица. А уж о батюшке Велесе и его слугах как отзывалась, лучше не повторять. Мудрому деду Арво, гостившему у княжны в Тешилове, отчасти удалось развеять это предубеждение. Чай, волхвы тоже люди, и люди разные. А уж после того и Тойво получше молодую боярыню узнал, и оказалось, что Мурава-краса вовсе не строгая и не суровая, а добрая, ласковая и приветливая. Недаром и раскапризничавшиеся младенцы затихали у нее на руках, и испуганные лошади успокаивались с ней рядом, и собаки прекращали брехать, дружелюбно крутя хвостами, а уж грозный Малик или Нежданов Кум льнули к ней, как не всякие домашние сторожа и мышеловы льнут.

– Это что за уродец? – к сестре присоединился теперь и Анастасий. – Это кикимора или лемур?

Тойво назвал.

– Вы… кто? – переспросил Анастасий. – Слово-то какое-то срамное.

– Слово как слово, – пожал плечами Тойво. – Да и зверь не самый бесполезный. У него мех не хуже бобрового, но мы его ради мускуса добываем. Бабы одежду в укладках выхухолевыми хвостами прокладывают от паразитов и ради приятного запаха.

Зная по опыту, что любопытный, как трехлетнее дитя, ромей не отвяжется, пока не узнает о выхухолях буквально все, Тойво приготовился изложить то, что сам о них знал: чем питаются, как детенышей выкармливают, каким образом под водой дышат. Но в это время внимание мальчишки и его спутников привлек знакомый внуку волхва и новгородской боярышне с малолетства победный и весенний звук: сухой треск и нарастающий гул, словно плотники расщепляют на доски не менее сотни сосновых стволов.

– Что происходит? – мигом позабыв про выхухоль, удивленно прислушался ромей, точно знавший, что ладьи для похода рубят или в Дорогобуже у Днепровского волока, или ниже по течению Оки, а здешние землеробы только присматривают места для новых пожог, ожидая, пока снег сойдет.

– Река пошла!

Тойво снисходительно улыбнулся неосведомленности своего ученого спутника. Неужто и в самом деле есть где-то края, где реки не замерзают и в середине зимы на деревьях висят спелые плоды?

– Ну, слава Богу! – Анастасий улыбнулся. – А то князь Святослав и его воеводы с этой злонравной погодушкой просто извелись. Хотели уж выходить на реку и топорами раскалывать льды!

– Теперь осталось совсем чуть-чуть потерпеть! – деловито отозвался Тойво. – Дождаться, пока лед сойдет, и можно ставить на воду ладьи!

– Думаю, на это стоит поглядеть! – заметил Анастасий, вопросительно глянув на сестру.

Молодая боярыня рассеянно кивнула. Она слушала горестную песню гибнущего льда, и на ее юном прекрасном лице улыбка сменялась тенью, а тень – улыбкой.

Возле реки царил настоящий переполох. Упорно сопротивлявшийся напору талых вод и солнца лед, наконец, поддался и пошел трещинами, изгибавшимися причудливыми линиями, похожими не то на зигзаги молний, не то на плетение гигантской паутины. Еще немного, и все великолепные мосты, которые так любовно наводила за долгие месяцы владычица-зима, умчатся прочь, открывая дорогу горделивым стругам и неповоротливым плотам.

Поднявшаяся вода выгнала на поверхность целую стаю выхухолей. По берегу вслепую метались уже несколько десятков зверьков, в то время как из щелей возле кромки льда вылезали все новые и новые особи. На бедолаг хищно косились вороны и сороки.

Тойво дал себе зарок наведаться сюда не далее, как завтра. За выхухолевые хвосты платили лишь немногим меньше, нежели за бобровые скоры, а это какой-никакой, а заработок: не просить же все время у деда. Да и дяденьку Анастасия почему бы не порадовать. Тойво поделился своими планами с наставником, но тот только головой покачал:

– Не думаю, что получится. Коли пошла река, нам с тобой надо снадобья для похода собирать да в дорогу готовиться, князь русский, насколько я понимаю, медлить не станет. А то еще как бы Мстиславич, неровен час, не наведался.

Ох, зря он Ратьшу помянул.

Поскольку писк, визг и треск от ломающегося льда на берегу стояли такие, что аж уши закладывало, Тойво не сразу обратил внимание на новый звук, ни к реке, ни к лесу отношения не имевший. По дороге в Тешилов, шедшей в этом месте параллельно реке, невидимые пока за крутой излучиной, ехали всадники, человек сто, а то и больше. Сердце Тойво радостно забилось: «Неждан! Друг и защитник! А с ним, верно, Хельги воевода со своими людьми!». Больше некому. Торговые гости, предпочитавшие пользоваться или зимником – вставшей Окой, или ходить по водному пути, в эту пору пережидали распутицу в малых и больших городах, а князь Ждамир, обойдя с полюдьем землю вятичей, уже неделю как обретался в Корьдно и в Тешилов за сестрой не спешил.

Тойво поделился своими приятными предположениями с Муравой. Раскрасневшееся от вешнего солнца прекрасное лицо молодой женщины осветила радость, быстро сменившаяся настороженностью или даже испугом.

– Люди моего мужа не используют хазарскую сбрую, – проговорила она, внимательно прислушиваясь к конской поступи. – Да и у здешних гридней я такой что-то не примечала…

– Быстро в лес! – первым оценил ситуацию Анастасий, увлекая спутников вверх по склону холма, подальше от дороги.

Когда они уже стояли на гребне, надежно укрытые от недобрых глаз темной зеленью молодого бора, из-за излучины появились пришельцы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю