Текст книги "Под знаменем Сокола (СИ)"
Автор книги: Белый лев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)
Дорога домой
Дважды Неждан бывал в Киеве, и дважды Град руссов и полян встречал его дождём и весенней распутицей. Нынешний раз не стал исключением: дождь лил, не переставая, а грязюка стояла такая, что лошади увязали до самого брюха. Хорошо хоть Днепр загодя ещё у порогов перешли, а то пришлось бы либо отращивать крылья, либо прыгать с льдины на льдину, как боярыня Мурава в Тешилове в прошлом году. Сидеть и пережидать разлив они не могли: уж больно важным поручением их почтил светлейший – первыми принести его матери и всей Руси весть о полном разгроме хазар.
Совпадавшую по времени с днем Сретенья Господня славянскую Громницу, день окончания зимы, когда, как говорят знающие люди, пробуждается после зимнего сна тучегонитель Перун и потому можно услышать первый раскат грома, они встречали победителями в Саркеле. Хотя грома в тот день никто не слышал (попробуй тут услышь, когда повсюду гремят да скрежещут разрубающие доспехи и шлемы секиры да мечи, а пение возвращающихся на гнездовья птиц заглушают боевые возгласы), воинский бог их не оставил и щедрым приношением не побрезговал. Да и Господь милосердный не отказался преподать урок смирения потомкам народа гордецов, не признавшего в Сыне Человеческом Бога.
Царь Иосиф за свою гордыню поплатился точно. Каждый, кого воля Божья поднимает над его народом, возводя на престол, должен знать, что настоящие твердыни – это не каменные стены, лесные крепи и речные лабиринты, а люди твоей земли. Только постигнув их чаяния и надежды, можно зажечь пламя победы, и не всегда пищей для этого огня является золото, да и кому оно нужно, когда хлеба нет. А что до стен, то могут ли они стать помехой для войска, в осенние дожди и зимние вьюги покорявшего горные хребты.
Неждан не чувствовал ни дождя, ни снега, не различал, стелется ли под ногами ровная степная дорога или вздымается отвесная скала и вертикальная стена. Каждый взмах его меча направляла взывавшая к мести кровь, и клекоту огненного сокола вторил гневный рык Ашины волка. Ох, Всеслава, Всеславушка, зоренька ясная! Верно, правы были древние, полагавшие, что легкомысленная женка Эпиметея, выпустив гулять по свету все злокозненные хвори, закрыла крышку колдовского ящика перед носом надежды.
Наткнувшись вместе с отрядом дозорных на остатки хазарского лагеря, в котором случилась междоусобица, они не сразу смогли понять, что произошло. Мысль о том, что хазары окажутся настолько беззаконным народом, что в час испытаний вместо того, чтобы искать пути к объединению, затеют мятеж против тех, кто всё это время пытался защищать их жизнь и свободу, поднимут руку на человека, олицетворявшего собой каганат, и устроят резню, просто не укладывалась в голове.
– Они поступили согласно обычаю, – потрясенно разглядывая устрашающую картину (бунтовщики настолько торопились, что даже не потрудились прибрать мертвецов), вопросительно поднял глаза на старшего брата участвовавший в походе Аян.
– Такое решение вправе принимать только великий жрец с одобрения совета старейшин, – презрительно скривился старший Органа. – А никак не потерявшая рассудок чернь.
– Правду говорят, когда Господь хочет кого-то покарать, он лишает его разума, – покачал головой Хельги.
Отца Неждан увидел почти сразу. Хотя, как потом рассказывали попавшие в плен мятежники, несмотря на полученные раны, Иегуда бен Моисей продолжал сражаться, когда пали последние из его соратников, обезумевшей толпе удалось в конечном итоге повалить его. Поскольку бунтовщики не имели ни времени, ни материала для того, чтобы соорудить деревянного коня, тархана расчалили прямо на ветвях одиноко стоявшего посреди равнины, объеденного донага саранчой яблоневого дерева. Когда Неждан и Хельги, который даже раньше побратима кинулся к омытым дождем и кровью ветвям, разрезали веревки, Иегуда бен Моисей был ещё жив.
– Илия… – прошептал тархан, сумев приподнять на мгновение веки, и силы оставили его.
Хотя его сердце продолжало биться до рассвета следующего дня, в сознание он больше не пришёл.
О судьбе Давида и Всеславы узнать ничего не удалось. На месте сгоревшего шатра нашли несколько обугленных тел, но все они принадлежали взрослым мужчинам, пленные тоже не сумели ничего вразумительного сообщить, а поиски по округе были бесполезны: дождь уничтожил все следы. Отдав последний долг тархану и предав его тело земле, Неждан вновь вернулся на дорогу мести, и дух первопредка Ашина последовал за ним.
Беспощадный и бесприютный одинец, не ведающее насыщения чудовище с оскаленной и окровавленной пастью, от которого в ужасе бежит сама смерть. Иногда Неждан, глядя на свои руки или замечая отражение в воде, не мог себя узнать. Кровожадный бирюк настолько полно завладел им, изнутри выгрызая нутро, что, казалось, ещё немного и он, разрезав клыками пустую оболочку, вырвется наружу. Первыми его гнев изведали мятежники, увидевшие вдали сады Семендера, но так и не сумевшие их достичь. Напрасно они молили о пощаде, напрасно пытались скрыться, рассыпавшись по склонам гор, спрятавшись за камнями и в расселинах. Ашина волк и серый Кум жаждали крови, и Неждан позволил им ею насытиться.
Потом была древняя столица хазар, страна гор и земли аланов. Это только иноземные путешественники, описывая этот поход, в основном сожалели о разорённых виноградниках Семендера или восхищались красотой аланских дев, привезённых в Киев с полоном. У Неждана и его товарищей остались другие воспоминания. Кровь, пот, грязь, песок, скрипящий на зубах. В начале осени растрескавшиеся от жара и безбожно пылящие, потом расклякшие от дождя или покрытые ледяной корой горные тропы, на которых, коли поскользнулся, закончишь путь уже в ином мире. Промозглая сырость, сменившая жгучий зной, и свинцовая усталость, неизменная спутница тяжкого ратного труда.
А что до разорённых виноградников, то хотел бы Неждан посмотреть на этого путешественника, кабы после изнурительной дороги по засушливой степи тот попал в край пашен и садов. Иной передышки на их пути не случилось. Желая застать хазар врасплох и не дать им вновь собраться с силами, Святослав, оставив весь обоз в Итиле, двигался очень быстро, словно пардус преодолевая за день двойной, а то и тройной переход. К вечеру ратники, включая светлейшего, настолько выбивались из сил, что, не разбивая шатров, а просто подстелив под голову седло и укрывшись звёздами и облаками, засыпали мертвым сном, на ужин вместо привычной каши или какого другого варева довольствуясь лишь куском дичины, конины, или баранины, обжаренной на углях. Зато и Семендер, считай, с налёта взяли. Командующий гарнизоном крепости родич царя Иосифа и главы окрестных родов просто не ожидали, что незваные гости пожалуют к ним так скоро, и даже войска толком собрать не смогли. Впрочем, полностью овладеть землями, принадлежащими каганату, удалось только с наступлением холодов, когда покрывавшие склоны деревья сбросили листву и тем из беев, которые продолжали сопротивление, пришлось сложить оружие.
Вещая новгородская боярышня оказалась, конечно, права. Приобретенный Хельгисоном и Незнамовым сыном во время войны за Крит опыт и чутье Анастасия, хоть и не бывавшего в этих краях, но проведшего детство и юность на пастбищах Иды, не раз спасали жизнь и князю, и дружине, помогая вовремя распознать засаду или отыскать безопасный путь через перевалы и ущелья. К тому же, умение говорить с людьми, которым Хельги владел не хуже, чем мечом, помогло избежать большой крови на пути через Страну Гор и земли аланов. Во всяком случае, вождям пришлось не только заключить торговый договор, но и признать права Руси на Семендер и Тьмутаракань. Таким образом, непокоренной оставалась одна Белая вежа, куда они подошли вскоре после Коляды. Хотя в крепости к тому времени уже царили глад и мор, о сдаче речи не шло. Царь Иосиф и его эль-арсии, понимая, что живыми их не выпустят, держались, сколько могли, оттягивая конец.
– На что он рассчитывает, чего медлит? – недоумевал, сидя с братьями у костра в ожидании приказа о штурме, пылкий хан Аян. – Неужто ему не больно смотреть на муки своих людей?
– Может, он рассчитывает, что Хорезмшах всё-таки вспомнит о своих обещаниях и помощь пришлет! – предположил хан Камчибек.
– Скорее его подданные отрекутся от своего лжепророка, нежели Хорезмшах упустит свою выгоду, – усмехнулся Анастасий, у которого от посещения Хорезма остались не самые приятные воспоминания. – Он пришлет своих людей в земли каганата, но лишь для того, чтобы насадить свой обычай и веру.
– И это обязательно произойдет, как только мы со Святославом уйдем на Дунай, – сверкнул переливчатым глазом Хельги, который по-прежнему не одобрял идею болгарского похода.
– А я-то надеялся, что с падением каганата мы защитим свои земли от посягательств огузов, – покачал головой хан Камчибек.
Хельги только сочувственно положил руку ему на плечо:
– В любом случае, каганат являлся Медузой и Химерой, строившей своё благополучие на страданиях других, и когда он прекратит свое существование, в мире станет меньше зла.
Он поднялся и отправился к Сфенеклу и новгородцам, ещё раз проверить готовность сооруженных по чертежам Тальца машин. Анастасий занялся приготовлением снадобий (заутра они многим понадобятся), ханы Органа удалились в свои шатры: за время похода в горный край оба брата успели соскучиться по поджидавшим их возле Саркела семьям. Неждану стало неуютно. Свою семью он потерял, так и не обретя.
***
Заутра войска двинулись на штурм, и к вечеру соколиное знамя развевалось над башней детинца. Какой ценой досталась победа, Неждан не взялся бы сказать. Наверное, все-таки меньшей, чем следовало ожидать, глядя на неприступные стены твердыни. В его тысяче убитых оказалось около сотни и еще человек триста получили различные раны. У побратима среди его руссов вышло и того меньше. Недаром к штурму целых полгода готовились: строили осадные машины, донимали царя Иосифа и его людей осадой, досконально изучали план крепости и её окрестности, выбирали день. Вот только для тех, кто потерял в этом бою близких или сам получил тяжкое увечье, рассуждения и подсчеты служили слабым утешеньем. Пройти весь путь по Итилю, уцелеть в битве, преодолеть каменные твердыни Кавкасийских гор, страну, где по представлениям древних уже начинается иной мир, испить шеломом Дона, и лишь для того, чтобы у порога победы найти вражеский меч. Неждан их понимал.
Сам он не получил в этом бою ни единой царапины, а ведь он одним из первых поднялся на стены и первым вошел в башню детинца. Чему удивляться. Одетый серой шерстью, грозный первопредок хранил его, помогая вершить месть. Родство, от которого он отрекся, вновь настигло его, и Неждан этому не противился. В самом деле, кому еще мстить за отца, как не сыну, кому взыскивать за кровавые деяния, свершенные более ста лет назад эль-арсиями в крепости на правом берегу, как не последнему воину в роду. Вероятно, души защитников правобережной твердыни, бродившие неподалеку, согрело пламя пожара, поднявшегося над Саркелом, порадовало зрелище безумного прыжка в бездну, которым царь Иосиф закончил свою земную жизнь, и они сумели, наконец, обрести покой.
Почтя хазарских предков кровавым подношением, Неждан почувствовал, как его растерзанная душа вновь обретает целостность. Ашина волк уходил вслед за своими потомками, и вместе с ним покидал Неждана серый Кум. Давно вступивший в пору зрелости волк несколько дней назад услышал зов подруги, и вот теперь зеленоглазая невеста уводила его в степь. Волки хранят верность избраннице всю свою жизнь. Что ж, видно, такова и его, Неждана, судьба. Ох, Всеслава, Всеславушка, и блаженство в райских кущах променял бы на одну весточку о тебе. Да только, видно, не суждено им встречи ни в этом мире, ни в ином, и омытый его кровью локон девичьих волос, вынутый из пронзенной стрелой ладанки, – всё, что осталось от их любви.
– Вот ты где!
Сначала наверх по обледенелому откосу взбежал пятнистый Малик, следом поднялся перешедший по льду Дон побратим.
– А я смотрю: ни в крепости его нет, ни в лагере не видно. Хорошо, матушка надоумила, где тебя искать.
– От взора госпожи Парсбит не укроется никакая мелочь, – улыбнулся Неждан. – Да что я в твоем Киеве не видал? – недоуменно пожал он плечами, когда услышал, что Хельги предлагает вместе ехать вестниками победы.
– Можно подумать, я тебя Град смотреть зову! – с усмешкой хлопнул его по плечу русс.
Он ненадолго замолчал, и в его переливчатых глазах появилась теплота:
– Муравушка, голубка, обещала, что первенца до моего возвращения в Божий Храм не понесёт. Так вот мы с ней хотели тебя крестным позвать. Пойдешь?
– Отчего не пойти, – Неждан с трудом подавил вздох.
***
Поднимаясь по крутому всходу в терем светлейшей Ольги, Неждан ощущал не то что страх, но некоторую робость напополам с любопытством: уж больно много он сызмальства слышал о русской властительнице всяких былей и небылиц. Вятшие мужи в Корьдно, заводя о ней разговор, переходили на уважительный полушёпот, чтобы не накликать невзначай лиха на свой край, а русские воеводы, кроме христиан, для которых православная княгиня служила путеводным маяком во мраке язычества, и вовсе предпочитали молчать, дабы избежать её или княжеского гнева.
Склонившись в почтительном поклоне, Неждан исподволь разглядывал статную фигуру, едва намеченную под жёсткой византийской парчой, и пытался отделить правду от выдумки. Разум постигал далеко не всё, отказываясь верить. Неужто эта хрупкая сухощавая женщина управляла огромной землёй, да так, что ее побаивался сам грозный сокол Святослав? Неужто эти уже увядшие, но и прежде не отличавшиеся правильностью черты воспламенили самого ромейского цезаря, да так, что он, забыв обо всём, предложил архонтессе руссов тиару императрицы? Неужто окруженные лучиками морщинок, чуть насмешливо, но доброжелательно улыбающиеся губы отдавали страшные приказы о мести, а синие проницательные глаза, с любовью устремленные на троих внучат, пылали ненавистью?
Как и предполагал побратим, известие о разгроме хазар не произвело на старую княгиню почти никакого впечатления:
– Ну, наконец-то! – только и сказала она, точно речь шла о взыскании полузабытого долга или об окончании постройки клети для зерна. – Может, хоть теперь мой князюшка делами своей земли займется. Накопилось уже. Мне, старой, всё везти невмочь!
Она глянула на Хельги и досадливо махнула рукой.
– Да ладно, уж, тысяцкий, не прячь глаза. Знаю, что не займется. С хазарами разделаться не успел, теперь ему дунайских болгар подавай. Никакого угомону на чадо неразумное нет! И розгой не поучишь! Поздно учить!
Она замолчала и несколько раз прошлась по горнице взад-вперёд, сильно и даже нарочито опираясь на резной, изукрашенный и, наверно, не очень-то лёгкий княжеский посох, потом её синие глаза неожиданно весело и даже лукаво заискрились.
– Ты, воевода, верно, хочешь поведать о славных деяниях, которые вы все там совершили. Знаю, трудов вы претерпели немало, не всем Господь даровал возможность вернуться домой. Говорить ты умеешь красно, даже песню и, небось, не одну успел сложить. Да только о половине ваших подвигов я уже слыхала, а что до остальных, завтра на пиру боярам да вятшим мужам и расскажешь. А нынче устал, верно, с дороги, да и дома тебя ждут не дождутся, новостями поделиться хотят. Только не спрашивай, в каком доме, – добавила она, прилагая немалые усилия, чтобы задорно, по-девчоночьи не рассмеяться.
Знающий ответ на любой вопрос умница Хельги, который безуспешно пытался скрыть изумление, выглядел действительно забавно.
– Аль, скитаясь по чужим землям, совсем забыл, где находится родительский очаг?
Оказывается, Мурава-краса пожелала, чтобы их первенец, наследник славного и древнего рода, увидел свет в доме дедов. Поэтому киевские мастера в благодарность за возвращенных её усилиями живыми братьев, отцов и сыновей меньше чем за пару недель сделали всё необходимое, чтобы обветшавшее в отсутствии хозяев жилище стало не только пригодным, но и удобным для жизни.
Хотя светлейшая княгиня велела было слугам проводить молодого воеводу, чтобы ненароком в сгущающихся сумерках не заплутал, Хельги от провожатых отказался, уверив суровую владычицу, что дорогу пока не забыл. Конечно, после смерти родителей он разводил в том доме огонь только раз или два в свой последний приезд: предков почтить. Непростая жизнь бросала его от Вышгорода до Великой Степи, от Новгорода до Цареграда. Челядью, которая бы присматривала за хозяйством, он обзавестись не успел, нажитую в походах казну хранил в княжеской ключнице, голову приклонял в дружинной избе. Он же не ведал, отправляясь с князем на Итиль, считай, в иной мир, что, подобно героям басен, вернется оттуда с красавицей-женой.
– Ну, коли так, приходи завтра после обедни, – кивнула на прощание Ольга. – И благоверную свою приводи. Столько лет сокол по чужим землям скитался, а настоящее сокровище только в краю дедов нашёл. Береги её. Таких жён, как у тебя, одной на тысячу и то не найдётся.
Уже почти у порога она неожиданно снизошла до Незнамова сына:
– Отправляйся и ты с побратимом, разбойничек. Не пожалеешь. Тебя там тоже новости ждут.
***
Когда они вышли из терема, солнце уже почти опустилось за горизонт, однако Хельги не стал зажигать огня. Судя по уверенности, с которой он правил своим Тайбурылом, верный путь он отыскал бы и в потёмках. Впрочем, возле новых ворот, сиявших в свете заката золотом свежего тёса, он остановился в некотором замешательстве и хорошенько огляделся по сторонам прежде чем постучать. Открыли им сразу. Судя по доброму дымку, поднимавшемуся над новенькой банькой, и доносящемуся из избы запаху свежего печива и всякой домашней снеди, от которой они успели отвыкнуть, их здесь уже ждали. Оказывается, едва они въехали в городские ворота, стоявший в карауле десятник послал отрока принести боярыне добрую весть.
Мурава встретила супруга в замощённом досками на новгородский манер дворе, и раньше, чем обнять жену, воевода принял на руки и поднял на коня сына. Крепенький малыш, уже пытающийся держать головку, серьезно хмурил каштановые, как у отца, бровки и хлопал сонными глазёнками, глядя то на незнакомого дядю, который зачем-то щекотал его усами, то на мать. Больше всего его, кажется, занимал крутившийся сейчас у ног боярыни Малик.
– Как назвала? – спросил Хельги жену в алом свете последних солнечных лучей согласно обычаю, вкладывая в выпростанную из-под мягкого беличьего одеяла ручонку малыша Дар Пламени. Всего через каких-нибудь четыре-пять зим сын воина начнёт учиться этим оружием владеть.
– Дома Лютом, а чаще Лютиком кличем, – улыбнулась Мурава, поправляя на груди выполненное в виде головы пардуса массивное золотое украшение, подарок супруга на рождение первенца. – Волосёнки желтые растут на темечке у него, с ними и родился. Дай Бог, и до Лютобора дорастёт. А что до того, которое в Божьем храме нарекут, то здесь, вроде бы, все давно оговорено. Отец Феофил не возражает. Ты, я вижу, и крёстного привезти не забыл.
Хотя Неждан знал, что имя Илья, на котором Хельги с Муравой остановились сразу же и безо всяких споров, носил среди единоверцев покойный отец боярышни, мысль о том, что они с крестником будут иметь одного святого покровителя, была ему приятна.
«Своих-то чад мне вряд ли дождаться», – подумалось ему.
– Нежданушка! Лада любимый, сокол мой ясный!
Услышав звук милого голоса, снившегося ему каждую ночь, Неждан пожалел, что поспешил сойти с коня. Ноги перестали его слушаться, дыхание перехватило. С высокого крыльца спускалась Всеслава!
Краса ненаглядная предстала пред ним почти в таком же обличии, которое он запомнил в памятный день прошлой Коляды: шерстяная понёва в чёрную и красную клетку, нарядная свита, венец с янтарём работы Арво Кейо, долгая рассыпчатая золотисто-каштановая коса. Разве что в чертах милого, раскрасневшегося от печного жара и волнения лица вместо детской, наивной округлости появилась завершённость, присущая человеку, способному принимать решения и нести бремя ответственности.
Неужто милое наважденье теперь преследует его и наяву? Что это, козни злобной нави или ведовство киевских волхвов? Но почему тогда Хельги смотрит в ту же сторону, осеняя себя крестом? Не может же он видеть чужую грёзу.
– Нежданушка, милый, али совсем меня забыл?
Неужели это всё-таки не сон! Когда Всеславушка потянулась к нему, чтобы обнять, Неждан подхватил её на руки, прижался к губам поцелуем, и только почувствовав вкус её медовых уст, ощутив прикосновение тонких рук, вдохнув яблочный аромат волос, поверил своим глазам. Вслед за дочерью, опираясь на плечо пострелёнка Тойво, сильно прихрамывая и отдыхая после каждого шага, поприветствовать боевых товарищей на крыльцо выбрался дядька Войнег. Так вот о каких новостях предупреждала премудрая Ольга, а ведь он тогда даже не придал значения её словам. Ай да Мурава, ай да боярыня, а ещё утверждает, что не владеет ведовством.
– Всеславушка, любимая! – без устали повторял Неждан, не в силах разжать объятья. Всеслава плакала и смеялась одновременно, и её слезы текли по его щекам.
– Её теперь не только Всеславой, ещё Ксенией зовут, – улыбнулась Незнамову сыну новгородская боярышня. – Такое имя ей выбрала светлейшая Ольга при крещении.
Только сейчас Неждан заметил, что на шее любимой рядом с заветным серебряным волком поблескивает крест.
– Да кому же удалось отыскать этой странницы след? – спросил Хельги, когда они с побратимом и обеими любушками после бани вечеряли в хорошо протопленной избе. Неждан не замечал, как кусок добирается до рта. Всеславушка сидела рядом, и он тонул в её смарагдовых очах, почти не слыша и не понимая, о чём идет речь.
– Инвара благодарите, – улыбнулась Мурава краса, спеша поведать о том, как молодой урман с Харальдом Альвом, взяв хазарский корабль на меч, догнали их караван едва не у Хортицы.
– Я когда её увидел, подумал, что она из иного мира забрать меня, старого, пришла, – покачал головой дядька Войнег.
– Это и немудрено, – усмехнулась Мурава. – Всеслава тогда и в самом деле походила на тень. Одни глаза остались. Я даже опасалась попервам, а не перекинулась ли на неё хвороба хазарского жениха.
Хотя за полгода, проведенных в сытости и довольстве, Всеславушка вновь обрела облик, приличествующий не заморенной полонянке, а достойной дочери добрых родителей, пережитые страдания оставили на ней след, и Неждан собирался сделать все, от него зависящее, чтобы отныне все горести обходили милую стороной.
– А что же Давид? – в переливчатых глазах Хельги сверкнула сталь.
– Харальд с Инваром обещали доставить его к родичам в Испанию, – отозвалась Мурава, виновато опустив глаза. – Мне удалось с помощью средств, которые брат во время путешествия в Аль Син узнал, приостановить его болезнь, Рахим обещал продолжить лечение в пути. В Испании мягкий климат, он поможет ему исцелиться, а там, как Бог даст. Ну не пленником же его было в Киев везти!
– Он освободил меня от клятвы, которую я ему от отчаяния и безысходности во время помолвки дала.
Всеслава нашла ладонь Неждана и замерла, глядя на милого выжидательно и немного лукаво.
– Мы ведь так и не стали мужем и женой. Я вот только не знаю, захочет ли теперь другой потомок рода Ашина дочь простого сотника в жёны взять.
Неждан предпочел ответить на вопрос поцелуем.
