Текст книги "Русуданиани"
Автор книги: Автор неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)
Не выстояли дэвы, побежали. Пустились цари, обрадованные и осмелевшие, в погоню, убивали и разили их беспощадно, отшвыривая убитых в сторону.
Пять дней и ночей шел непрерывный бой, и око человеческое не видывало подобной сечи. Все яростнее и яростнее сражались цари, и усталости в них не чувствовалось, будто они сидели за пиром. Но не кончался бой, дэвы все еще были сильными и многочисленными. Тогда взялись за дело Зав и Мисри, схватили по одному дэву, Мисри швырнул своего в Бакбак-дэва, а Зав – в Черного дэва, и закричали они: «Эй вы, богом проклятые, в чем они виноваты? Перед нами они ни в чем не провинились, а может, перед вами они согрешили, если вы хотите отомстить и если вы добрые воины, отчего с нами не схватитесь?»
Рассердились Бакбак и Черный дэв и собрались было вступить в бой, но сказал им Хазаран-дэв: «Пять дней и ночей сражаетесь вы, уже руки и плечи ваши окрашены кровью. На сегодня хватит, отступите, а завтра сразитесь с ними один на один, без своих дружин». И крикнул Черный дэв Заву: «Брата моего предательски убил ты спящего и теперь со мной так же расправиться хочешь! Сейчас не время сражаться, вокруг такое смятение, из-за гор мертвецов мы друг к другу близко подойти не можем. Теперь давай разойдемся, а завтра, коли ты добрый молодец, приходи испытаем друг друга».
Отвечал ему Зав: «Я давно раскусил ваши колдовские чары! Вы хотели утомить нас. Мы уже шесть дней сражаемся, и спросите ваших воинов, в какой сече мы не участвовали, а вы все на престолах отсиживались. Ладно, пусть и теперь будет по-вашему и, кто завтра первым выйдет на площадь, пусть бог тому пошлет победу!»
На этом они разошлись, посчитали убитых: в тот день погибло двадцать тысяч дэвов и десять тысяч царских воинов. В ту ночь обе стороны готовились к сражению, и, как только занялась заря, пять государей обратились к богу с просьбой даровать им победу: «О владыка неба и земли, солнца и луны, который даровал нам, недостойным, достоинство, сделал нас царями. Ты же дай нам силы одолеть этих неверных, не развеивай их чарами нашу славу и не дай нечистым завладеть землей. Взгляни на нас милостиво, пошли мечам нашим остроту, дабы очистить землю от колдунов-дэвов, да славится имя твое во веки веков».
Как окончили они молитву, вышли на поле и, не увидев там никого, обрадовались и послали гонца к дэвам: «Мы, пятеро, готовы к бою, выходите и вы впятером, и сразимся, как было нами положено. Если бог пошлет нам силу и избавим мы землю от скверны, пусть ваши дэвы не надеются живыми возвратиться домой, иначе они снова вздумают воевать с нами. А если вы нас одолеете, значит, опостылела господу земля – заполнится она скверной и нечистью!»
Обидели дэвов такие речи, сказали они друг другу: «Это уже не называется жизнью. Зачем мы пришли сюда, если не хотим воевать! Если даже крепки они, как железные горы, и тогда не устоять им перед нашим натиском».
Пошли разъяренные дэвы, изрыгая пламя, бранясь и грозясь. От их тяжести содрогалась земля и темнел воздух. Поглядели на них цари, удивились их величине и сказали друг другу: «Кто с кем из этих поганых сражаться будет?» Мисри ответил: «Вы прикажите, кому на кого идти». – «На Черного дэва меня пустите, – сказал Навшадур, – я хочу рассчитаться с ним за все!» А Зав молвил: «Черный дэв мне угрожал, я сам с ним и разделаюсь. А вот трудно придется тому, кому достанется Бакбак-дэв». Сказал Мисри: «Клянусь тобой, я возьму его на себя, а остальных пусть выбирает кто хочет. Я или уничтожу его, или сам сложу голову». Поблагодарил Зав его за это и сказал: «Не подобает мне торопить вас ввязываться в битву, ибо сражаетесь вы отважно, но не стоит мешкать в спорах, кому с кем единоборствовать. Скажу вам, что Разим-дэв от старости, похоже, обессилел, с ним пусть Настур сразится, ибо и он уже простился с молодостью, а с Хазаран-дэвом и Дораз-дэвом сразитесь вы с Горшарабом».
Здесь битва Зава с Черным дэвом, Мисри – с Бакбак-дэвом, Навшадура – с Хазаран-дэвом, Горшараба – с Дораз-дэвом, Настура – с Разим-дэвом и победа их божьей милостью и гибель дэвов
Помянули они имя божье и пошли и схватились с дэвами. Едва подойдя, Зав метнул палицу – подарок Мисри, поранил Черному дэву правое плечо. Вскричал дэв громко от страшной боли, изрыгнул пламя изо рта, подступил к Заву и взревел: «Ах ты злодей, семя злодейское! Ты недостоин даже имени брата моего, Белого дэва, называть! Вот теперь пришла твоя смерть». Но отвечал ему Зав: «Неужели моя палица принесла тебе какую-то весть? Тебе не удастся собраться с силами, сегодня тебе не уйти от моих когтей».
Схватились они врукопашную, и казалось, что сошлись друг с другом две горы. Прошло время, и крикнул Зав: «Братья, поглядите теперь на деяния Зава!» Издал он боевой клич, поднял над головой Черного дэва и так швырнул его оземь, что переломил ему хребет. В тот же миг дэв поганый испустил дух.
И тогда обратился Бакбак-дэв к Мисри: «Ты таких богатырей-дэвов истребил, что и того не стоил, чтобы волосок у них вырвать, а не то чтобы убивать их! Теперь не избежать тебе тяжелой булавы моей, кости твои я истолку». Громко засмеялся Мисри и ответил: «Не волнуйся о них, несчастный, ты скоро последуешь за ними. Как они одолели меня, так и ты одолеешь! Не хвастай, я никуда не убегаю, вот я перед тобой, делай со мной что хочешь».
Подскочил дэв, занес палицу и собирался ударить, но Мисри увернулся, и удар пришелся мимо. Тогда издал Мисри боевой клич, схватил дэва за оба рога и так сильно пригнул к земле, что дэв упал. Прикончил его Мисри и крикнул Горшарабу: «Не медли, брат, Дораза ждут его дружки!»
Как услышали это Горшараб и Навшадур, рассердились на себя за промедление и крикнули Мисри: «Мы за вами следили и потому замешкались. А теперь поглядите на деяния ваших младших братьев». В то же мгновение двинулись они на противника с кличем, который походил на небесный гром. Дэвы и палиц поднять не успели, как Навшадур ударил одного мечом по голове и рассек его до пояса, а Горшараб отсек дэву правую руку и плечо. Упал дэв, но вновь вскочил, еще раз ударил его Горшараб палицей и прикончил.
Крикнул Навшадур Настуру: «Отчего ты так мягко с ним обращаешься? Неужто жалеешь за то, что его дни молодые прошли!» Застыдился Настур и ответил: «Сейчас увидишь, брат, на что способен старик!» Быстрее молнии налетел он на дэва и занес палицу над его головой. Дэв увернулся от удара и метнул в Настура свою палицу. Но промахнулся, и снова Настур взмахнул палицей, ударил дэва в спину, сломал ему плечо. Дэв был обессилен старостью и не мог как следует замахнуться, ударил он его [Настура], но не причинил ему вреда. Еще смелее стал Настур и проклял его десницу, достал меч и вонзил его дэву в сердце. Как увидели это остальные дэвы, тотчас бросились бежать. Своих слонов, престолы и сокровища – все им оставили. Витязи пустились в погоню за ними и били их и наводили страх, так что многих истребили криком. Изничтожили их так, что они лишь с помощью колдовства могли исчезнуть, а из тех, кого видно было, мало кто уцелел, да и те стонали.
Вернулись витязи с поля брани, радостные и разбогатевшие, осмотрели сокровища и несметную добычу. Разделил [Зав] все на четыре части и отдал все царям и их воинам, пятую часть пожаловал своим дружинам, а себе не взял ничего.
Потом морской царь Навшадур пригласил Зава и его побратимов к себе в столицу, долго умолял их согласиться. Много дней провели они в пирах и состязаниях. Затем Навшадур одарил четырех государей несметными сокровищами, пожаловал дары и богатые одежды их вельможам и воинам, знатным и незнатным. Тогда встал на колени царь Настур и просил всех посетить его. Пришли они в его страну, убранную столь красиво, что языком человеческим убранства того не опишешь. И Зав говорил, что не похож был нынешний стольный град Настура на прежний, так же как солнечный день не похож на пасмурный. Семь дней отдыхали там цари. Все семь дней одаривал Настур четырех царей несчетно, облачал в царские одежды – китайские, египетские, индийские и Морского царства. На восьмой день цари уже не могли счесть даров, а нам, приближенным, столько досталось, что всего унести мы были не в силах и больше не желали ничего.
Как пошли мы из Учинмачина, пригласил нас к себе Горшараб. Отвечал ему Зав: «Меня и Мисри ты не приглашай, пригласи Навшадура и Настура». Но как ни отказывались они, Горшараб не отступал, ему хотелось показать свое царство и свой дом дяде и брату своей жены.
Пошли мы в Индию. Привечали и ласкали нас там сверх меры, а поднесенных даров не описать и не счесть. Пробыли мы там неделю, а потом собрались в путь.
Сказал тогда Мисри [Заву]: «Клянусь тобой, я ни тебя не приглашаю, ни этих царей. Но я не поленился обойти три царства, чтобы не обидеть всех троих, и надеюсь, что друзья мои не поленятся посетить и мою страну. Я приглашаю вас ради вашей сестры, чтобы порадовалась она, на вас глядя, и я с ней заодно, освещенный сиянием ее красы».
Пришлись эти слова по душе нашему государю, и сказал он: «Ты сказал так, как подобало тебе. Что может быть лучше для меня, чем видеть обеих моих сестер!» Огорчило это Горшараба, и не хотел он идти, но Зава ослушаться не посмел. Не отступил Мисри и повел Горшараба с его солнцем. Долго шли они с весельем и радостью великой и пришли в Египет.
Как подошли они к границе, вышли им навстречу вельможи и простолюдины, осыпали драгоценными камнями и ликовали, их видя, и радостно говорили друг другу: «Вот спаситель наш и покровитель осветил сиянием нашу землю».
Вошли они в город. Сообщили Арзут: «Явился в Египет царь царей, брат ваш Зав, и с ним четыре государя, а также сестру вашу Ардух несут в паланкине».
Узнав об их прибытии, обрадовалась она так, что ни стоять не могла, ни сидеть. Благого вестника облачила в парчу и рот ему наполнила алыми яхонтами. А других даров и вовсе было не счесть.
На пятый день подошли они [Зав со свитой] к царскому дворцу. Вышла им навстречу царица Арзут, и встретились несравненные, возлюбленные брат и сестра, обнялись они, стройные, словно кипарисы, и целовали друг друга устами, розе подобными, и лили слезы радости.
Вошли гости в прекрасно разубранный зал и сели за трапезу. Царица Арзут вышла встречать сестру. Принесли паланкин, Ардух сошла, и обнялись сестры, и долго стояли они, не разнимая объятий. И сказали бы вы при виде их: «Если не два солнца это, то что же такое?» Вошли они в покои царицы и в ту ночь отдохнули, как подобает утомленным путникам. […]
Кто выразит словом или письменами обилие даров, которые Мисри на другой день подносил своим гостям!
Покинули Египет четыре государя и сестры Зава, и все направились в Китай, славные и богатые. И в Китае много дней прошло в веселье и радости. […] С тех пор много лет провели друзья и побратимы в дружбе и тесном союзе, и друг без друга не могли они жить. Навещали друг друга, звали в гости. А если у кого-нибудь появлялись враги, спешили на помощь и развеивали противника в прах. Послал им бог сыновей и дочерей, их достойных, исполненных красоты и отваги. Возмужал и сын Зава Манучар и помогал своему отцу в управлении государством и в ратных делах. А после свершилось то, чего перо описать не в силах, и слезы застилают глаза пишущему эти строки.
Почувствовал великий царь Зав приближение смерти, призвал мудрых книжников, велел написать завещание для сына своего Манучара, а после приказал прочитать его вслух.
Здесь завещание царя Зава. Поглядите на коварство мира!
«Сын мой возлюбленный, всех прочих государей превосходящий и прекраснейший из всех, радость моего сердца, росток юности моей, посох старости моей, свет очей моих! Ты тот, кто должен хоронить негодное, одряхлевшее, отягченное грехами тело мое! Обрати ко мне слух свой и выслушай слова мои!
Во дни моей юности вел я себя легкомысленно и часто огорчал своих родителей, ибо голова моя была полна ветра молодости, а они не хотели обижать меня и не поучали. Но по милости создателя, как только набрался я ума, испытывал себя до тех пор, пока не добился дружбы этих славных царей, и не приобрел много других почестей, и не заставил родителей своих сказать: «Сын наш достоин нас». Пока они были живы, я, как мог, радовал их, а когда заплатили они дань этому миру, я оплакал их, как подобает. Ныне, сын мой желанный, и меня не помиловал мир, и пришел день моей смерти. Отныне не радоваться мне боле, с тобой пребывая, не пировать с братьями и с друзьями желанными, ни вельможам своим, ни придворным не принесу я ничего, ничем не обижу и ничем не обрадую. Я с тобой не так обращался, как со мной мои родители. Я много взыскивал с тебя и многому тебя обучал: нежил тебя, как дитя, а спрашивал, как с мудреца; любил, как сына, но наказывал, как врага; одаривал по-княжески, а раздавать учил по-царски; заставлял трудиться, как сына азнаура, и тешил, как царского сына; служил тебе, как раб, и заставлял тебя трудиться, как крестьянина; играл с тобой, как с юношей, и, как старца, сажал за философию; давал бороться тебе, как герою, и отдыхать, как младенцу; всему, что я знал или видел, обучил я тебя без остатка. А тому, чего я не видел или не знал, велел я обучить тебя мудрецам и философам, знатокам всяких обычаев. Созвал я их со всего света и положил щедрую плату, чтобы обучился ты у них всему.
Теперь суди сам, есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь: или нравов и обычаев какого-нибудь народа или страны, или дела божьего, или мудрости, из книг вычитанной или из чужих уст услышанной, – что под солнцем неведомо тебе?
Это и есть друзья и родня царя, придворные и вельможи, царство и города с крепостями, казна и сокровищницы бесчисленные. Все это богатство я создал для тебя. Все это для тебя, ничего не возьму я с собой из славы и богатства этого мира. Много раз я огорчал и гневил тебя, но все это тебе на пользу. Теперь ты и твои добродетели подскажут тебе, как быть дальше: не унижайся перед врагом и не заносись перед другом, не превышай власти и не торопи течения жизни. Не увлекайся жизнью мирской и не забывай о боге, не завидуй другу и благоволи к нему, с товарищами будь ласков, с вассалами – умерен, в [ратном] деле будь грозным и могучим, государем будь милостивым и скромным. Не жалей сокровищ. Ты будешь раздавать щедро, и господь воздаст тебе щедрее. Не уставай оделять нищих, сирот и вдов, протягивай руку павшему, поддерживай слабого. Не уподобляйся безжалостным [властителям], наоборот, подражай справедливым государям. Не бойся испытаний, ибо иной раз господь посылает опасность, чтобы испытать человека, а иногда и беса подошлет, чтоб соблазнить. За строгость не взыщи и моей души забвению не предавай. Как я оплакивал родителей своих, так и ты оплачь меня. А больше ничего не скажу я тебе, кроме одного: кухню мою не разрушай. Как готовилась при мне [пища], вели так и продолжать, чтобы пять тысяч нищих кормились при ней, и каждый понедельник собирай бедняков и давай каждому по драхкану».
Потом обратился Зав к родне и побратимам своим: «Братья и родня, защита моя и опора, сжигающие огнем моих врагов, верные и глубоко мною почитаемые! Как до сих пор наше братство было незыблемо, так и после смерти не забывайте меня, заботьтесь о моей душе и руководите моим сыном. Если чего-нибудь не поймет он по молодости своей, вы его вразумите. Как мне вы помогали и были самоотверженны, так и моего Манучара не покидайте. Не дозволяйте врагу нашему сказать так: «Зав умер, и не любят его больше, и о сыне его не пекутся»«. А после обратился Зав к своим вассалам и сказал так: «О подданные мои, высокородные и незнатные, воспитатели мои и воспитанники, верные и доверенные, оплот моего престола, исполнители желаний моих! Верность ваша подскажет вам, как поступить с моим завещанием, обещания своего вы не нарушите и будете верой и правдой служить моим детям, ибо добровольное [подчинение] вассала патрону слаще всякой любви. Манучар достаточно обучен и умен, он умеет воздавать за добро милостью, а за ослушание – гневом. Не будьте и вы ослушниками и его не вынуждайте быть безжалостным. Помните о стыде и о страхе перед господом, любите государя по-сыновнему, берегите братскую дружбу. Не щадите себя ради вашего царя, а он не будет жалеть для вас владений, сокровищ и почестей. А также не забывайте о душе моей, поминайте добром».
Как кончили читать завещание, [Зав] велел казначею раздать несчетное: царей одарил всем, что необходимо для пира, для ратного дела, или состязания, или игры в мяч. И сказал им: «Пусть будет это у вас от меня, чтобы помнили и никогда не расставались бы с оружием, мною подаренным». Потом царь Зав раздал вельможам бесчисленные крепости, земли и богатства, столько, что и царю было бы достаточно, и сказал так: «Не прекращайте пиршеств. Кто любил пировать со мной, пусть сегодня устроит такой пир, чтобы вечно потом вспоминать».
И еще обратился Зав к сыну: «Я затем заставил возвести этот дворец, чтобы горе мое и радость, благодеяние и злодеяние, свершенные в юности или в старости, – все сохранилось в нем. Сделал я это для того, чтобы имя мое не сгинуло и добытое мною не пропало даром, пригодилось бы тебе. Если наступит пора испытаний, вспомнишь пережитое мною и скажешь тогда: «Что удивительного, ведь и отец мой тоже видел много бед и радостей». А если бог пошлет тебе удачу, тоже вспомни, как я пировал и утешался. А если будет и горя и радости в меру, и тогда не забывай меня и года не пропускай, чтобы не устроить трапезы в память обо мне. А если встретишь ты чужеземца, который меня не знает и обо мне не слышал, расскажи ему о моей жизни. Таково правило этого мира: ни великого не щадит, ни малого. Ни юношей не гнушается, ни старцем, и сильного не боится, и бедным не пренебрегает.
Сегодня исполнились дни мои, и ложусь я на вечный одр и не встану до судного дня».
Кончилось пиршество самое пышное, и каждый пошел к себе.
Здесь кончина царя Зава и царицы Маврид. Смерть, будь проклята!
Когда рассвело и я вышел из дому, поглядел: крепость и город, сад и дворец, престол и венец, придворные и знать были похожи на море дегтя. Повсюду стояли толпы мужчин и женщин, видевший это сказал бы: «Где они [только] помещаются!» Было горе большое и плач. Люди гремели, как гром небесный, и клокотали, как кипящий котел. Причитали и говорили: «О горе тебе, государь, светоч земли, царь, царями повелевающий! Где глава твоя, та, что вознеслась выше кипариса, где стройный твой стан! Куда исчезла длань твоя, белая и длинная? Где скрылось тело твое богатырское? Как заставила умолкнуть проклятая смерть твой голос, громом гремевший для врагов и сладко звучавший для друзей, голос, пред которым дэвы в страхе трепетали, и львы, как кошки, прятались в тростники, и крокодилы головы из моря высунуть не смели. А ныне глава твоя, достигавшая туч, сровнялась с землей. Престол твой и венец обращены в пыль, знамена твои и трубы долу клонятся, нигде не слышно звуков празднеств и торжеств; по площадям городским не скачет твой конь. Мяч, тобой орошенный, не взлетает в небо, и валяются переломанные чоганы; умолк голос соловьиный; заброшены золоченые и эмалевые чаши, блюда, кувшины и графины; парча и ковры выцвели; доспехи твои, много раз побеждавшие, заржавели, алмазный клинок застрял в ножнах, нет никого, кто мог бы тетиву лука твоего натянуть, палицу твою поднять, и рать твоя строя не держит; львы и тигры силы набрались, в отсутствие твое дэвы осмелели, звери размножились, замолчали Магриб и Машрик[24]24
Магриб и Машрик – Запад и Восток.
[Закрыть], ошеломлен Китай. О горе, где отыскать сына земли, тебе подобного, когда удостоятся престол и венец царя, равного тебе!»
Говорили они такие слова, что зажигали огнем всех, кто слушал и видел, но плач визиря и голос его достигали неба, и горе его потрясало людей. Прошли мы город с великим трудом и добрались туда, где сидел царевич Манучар, погруженный в горе, без венца и престола, простоволосый, бил себя по голове, посыпая власы пеплом. Вокруг него толпились придворные, плачущие кровавыми слезами, с расцарапанными щеками. Повели меня в один огромный зал, сидели там близкие усопших, и лежали на одре том царь с царицей, над ними реяли ангелы и возносили в небеса их блистающие души. Между ними сидел сын их Манучар, с разорванным воротом, залитый кровью, с разбитой главой. Одной рукой он держал руку своего отца, а другой – руку матери и обе руки прижимал к своему лицу. Рядом с царицей сидел также любимый брат ее Навшадур и рвал на себе власы и бороду, в изорванной одежде, лил он кровавые слезы и прижимался к груди своей сестры. У ног царя сидели три государя, залитые кровью, не видны были их сияющие лики, а вырванные власы лежали горой.
За ними возвышался до небес купол из драгоценных камней. Под тем куполом стояла усыпальница царя, выложенная из золотых плит, на ней возвышался изумрудный престол, вокруг обведенный барьером из алого яхонта. Внутри лежала постель, расшитая драгоценными камнями и жемчугами, подобающая царям. Венцы сиянием своим затмевали солнечный свет. По правую сторону лежали одежды царицы и украшения, стояли знатные женщины с распущенными волосами, сжигаемые огнем горя; по левую – драгоценные доспехи царя, безжалостно поломанные, стояли расседланные кони, осиротевшие слуги. Вокруг гробницы сидели приближенные царя, бия себя по голове, кровью залитые. Плач и причитания каждого написаны были рядом. Во главе сидел царь Манучар.
Здесь плач и причитания по отцу царя Манучара
Написано было так: «В печаль погруженный, с жизнью-бытием распрощавшийся, радости ниоткуда не ожидающий, огнем нестерпимым опаленный, гневом божьим развеянный в прах, за грехи мои несчетные справедливо покаранный, до смерти низринутый в ад, готовый сгореть в геенне огненной, черным вихрем подхваченный и безжалостно на землю повергнутый, со всех четырех концов небесного свода в бездну сорвавшийся и в слезах вечных пребывающий, с престолом и венцом павшими, со скипетром и порфирой сгинувшими, с городами и крепостями разоренными, с пиршеством, в трапезу поминальную превращенным, с благодатью исчерпанной, с горем горьким неиссякаемым, с тоской-печалью не развеянной, мечом обоюдоострым в самое сердце раненный, не ожидающий впредь ни веселья, ни утех, сиротой оставшийся, имя свое утерявший, недостойный даже рабом их называться, оплакивает сын их Манучар.
Оплакивает тех, кого неумолчно оплакивать следует, и скорбит о том, о чем скорбеть следует бесконечно; о том, кто был милостив ко мне, как господь, а ныне покинул меня безжалостно; о том, кто направлял десницу мою, а ныне превратил в жаждущего утешения; о том, кто взрастил меня в благородстве и внушил мне отвагу, а ныне лишил своей поддержки; о том, кто выделял меня среди моих сверстников и достойнейших друзей, а теперь с землей сровнял; о том, кто ранее весельем и радостью наполнял меня, а ныне обволок горем и печалью.
Оплакиваю я того, кем гордился и на кого уповал, того, кто защищал вдов и сирот, ночи напролет бдел в молитвах и жертвовал собой ради христианской веры. О горе мне!
Того оплакиваю я, кто был всех рыцарей доблестнее и славнее, знатнее и блистательнее; того, кто в дни своей зрелости один со многими ратями справлялся, не имел себе равных среди игроков в мяч и не знал поражений на ристалище; того, кто в стрельбе из лука и скачках был первым; рыцаря, не имевшего себе равных, ловкого, как канатоходец, широкоплечего и крепкорукого, станом кипарису и льву подобного, сильных и могущественных врагов разившего и к ногам своим их повергавшего; самоотверженного в дружбе, не терпевшего разлуки с побратимом; неутомимого в пиру, радости и щедрости; подданных своих, как детей родных, взрастившего и по-братски их любившего; того, кто почести оказывал верным и гнев обрушивал на изменников; кто дарил добро и истреблял в мире зло; того, кто украшал престол и корону и являлся венцом всех государей; душу мою и жизнь до неба вознесшего. О я несчастный! Отца моего оплакиваю и царицу, ярче солнца сиявшую, полную, как луна, прекрасную, как заря, блиставшую ярче семи звезд, знатнейшую из знатных; такую, что и живописцам афинским[25]25
Афинский художник – имеется в виду византийский художник; мастер, превосходно владеющий своим искусством.
[Закрыть] изобразить не под силу и никаким красноречивым риторам хвалу ей воспеть не по плечу; взрастившую меня в холе и неге, исполненную благодати, милостивую матушку мою, столь безжалостно меня покинувшую!
Любила она роскошные наряды, а ныне облачила меня в траурные лохмотья и ввергла во мрак; любила она мое пение и веселье, а ныне наполнила меня печалью и стоном; ежечасно желала она созерцать меня, а ныне заставила меня тщетно жаждать встречи с ней; та, которая должна была оплакать меня, покинула меня не оплаканного.
Что мне теперь делать, ими оставленному, своим горем разжалобившему врагов!»
С ним сидела старшая сестра Зава, и написано было так:
Здесь плач и причитания Арзут, царицы египетской
То лежала она, словно мертвец бездыханный, то металась, как безумная, прислужницы держали ее и не могли удержать.
Сидела Арзут на месте, отведенном для скорбящей родни, страшно исхудавшая, в изорванной одежде, с растерзанными волосами, обагренная кровью: из трех источников извергались кровавые потоки – два из глаз и один из груди, словно быстро несущийся багряный поток, и возглашала она: «О муж, льву подобный и непобедимый, кипарис, выросший в Эдеме, райская роза, пышная и ароматная, негасимый свет моих очей, неистощимая радость моего сердца! О ты, оказывавший мне почести, которых я была недостойна, а ныне безжалостно огнем палящий, брат мой! Не только брат, но бог мой, до небес возвысившийся государь, повелитель суши, славный и доблестный, гордость царей Зав! Где теперь стройный твой стан, волосы твои черные, ровно сложенные над хрустальным столпом [шеи твоей], где крепость и мощь твоих дланей и свет, подобный солнцу? Как смогла земля укрыть твою главу, облаков достигающую, как стерла всеми признанное славное имя твое? Что делать отныне мне, если солнце померкло для меня? [Что делать] мне – небу, громом расколотому, ладье, бурным морем поглощенной, сердцу, безжалостным мечом рассеченному, неизлечимым недугом пораженной, лишившейся бальзама целительного, за грехи мои справедливо покаранной, родителями брошенной, близкими не оплаканной; не только брата славного и невестку потеряла я и с обоими в этом мире распростилась, но и сама жизнь мне опостылела! Если бы кто смилостивился надо мной, камнями бы закидал меня, мертвую, в землю не опущенную, отданную воронью на поживу, псам на съедение! Недостойная прислуживать брату своему, но отмеченная его любовью, развеянная в прах – от лика до имени – как сестра его Арзут отныне будет взирать на солнце или на престол китайский без царя Зава? Как услышит она имя государево? Зачем мне тогда очи мои?» Обе руки погрузила она в глаза и так вынула их. Ослепленная, то сидела во мраке, то кидалась в огонь. Удивительные поступки совершала эта сестра, которые языком не опишешь и сердцем не придумаешь. Все это было изображено в картинах.
Рядом сидела Ардух, индийская царица, младшая сестра Зава, и написано было так:
Здесь плач и причитания младшей сестры Ардух
«О горе мне, познавшей вкус горечи, ибо донесся до меня свыше грозный глас и явился мне ангел карающий, чтобы истребить меня и разрушить мой дом, поразил он меня мечом безжалостным, ослепил мои глаза, отнял радость в этом мире, оставил меня незрячей, лишенной воспитателя и наставника моего, возвысившего и возвеличившего меня, не имевшего себе подобных, несравненного, прославившегося от горизонта до горизонта, победившего во многих сражениях могучих воителей. Лишился мир всадника, Ахиллесу[26]26
Ахиллес – герой поэмы Гомера «Илиада».
[Закрыть]подобного, лучника меткого, Мосимаху[27]27
Мосимах – витязь в войске Александра Македонского, известный своей меткой стрельбой из лука.
[Закрыть] равного, зверя без промаха бьющего, подобно Тариелу[28]28
Тариел – герой поэмы Руставели «Витязь в барсовой шкуре».
[Закрыть] по свету скитавшегося, словно Автандил[29]29
Автандил – герой той же поэмы.
[Закрыть] на помощь другу приходящего и в братстве верного. Брат мой Зав был крепче алмаза, дэвов истреблял, как Ростом[30]30
Ростом – герой поэмы Фирдоуси «Шах-наме», богатырь, известный своей силой.
[Закрыть], всю землю покорил, подобно Александру Македонскому, мудростью своей сравнялся он с Соломоном[31]31
Соломон – царь Израильско-иудейского царства (X в. до н. э.), наделенный, согласно библейской традиции, необычайной мудростью.
[Закрыть], справедлив был, как царь Нушреван[32]32
Нушреван (Нуширван) – сасанидский царь Хосров I Ануширван (531–579), по преданию отличавшийся справедливостью.
[Закрыть], красотой превосходил Иосифа[33]33
Иосиф – библейский персонаж; Иосиф Прекрасный – герой многочисленных восточных версий поэмы «Иосиф и Зулейха».
[Закрыть], оставил он меня бедную, без надежды и помощи.
Лишились мы его благородной и царской милости, ушел он от нас, прославленный, над врагом вознесшийся, потеряли мы того, кто правил страной и рассеивал врагов и непокорных его повелению, померкли для нас очи его соколиные, умолк голос его соловьиный, повергнут стан его, кипарису подобный, ноги и руки его, по мощи равные тигриным, заключены в оковы нерасторжимые. Оружие его, испокон веков не посрамленное, отныне праздно лежит, и войска его победоносные, и друзья, братьями им нареченные, повергнуты в пучину горя.
Ныне тешится он среди ангелов в сонме небожителей, а нас оставил, жестоко раненных в самое сердце, обожженных негасимым огнем от его завещания и прощания перед вечной разлукой, плачущих и стенающих, увядших от злой тоски, подобно тому как цветок вянет от жара, и, как тает свеча от пламени, истаявших от тоски, как ниневийцы, в три дня[34]34
Как ниневийцы – имеются в виду жители столицы Ассирии Ниневии, которые, по библейскому преданию, поверили предсказанию пророка Ионы о том, что Ниневия должна быть разрушена через три дня, и в знак покаяния облачились в траур.
[Закрыть]. Я же всю жизнь свою просижу в золе, одетая в траур, подобно Адаму, изгнанному из рая. Горем убитая Ардух должна вызывать жалость к себе, и, кто познал любовь между сестрой и братом, не оставит меня в живых. Отсеките мне голову и повсюду, где ступала нога моего брата, пролейте каплю моей крови. Разрежьте меня на куски и разбросайте повсюду, где я и жизнь моя, повелитель – брат Зав, либо играли в младенчестве, либо шутили по-дружески, либо верно, как патрон и вассал, служили друг другу, либо тешились сладостной беседой. Чтобы сказал каждый: «Горе судьбе твоей, Ардух, такого сокровища лишилась ты, с которым трудно расстаться, и вот за то принимаешь ты муку». Дальше сидел Мисри, египетский царь, его (Зава) побратим.
Здесь плач Мисри, славного царя египетского
«Горе мне, богом не пощаженному и смертью позабытому! Горе мне, узревшему – но какой страшный день узревшему! Внемлющему – но каким ужасным словам внемлющему! Разлученному – но с кем разлученному? Отторгнутому и распрощавшемуся – но с какими милостями божьими распрощавшемуся? Лишившемуся – но чего, какой благодати, господом посланной, – исцелителя моего, лекаря несравненного, вернувшего меня к жизни после того, как я семь лет бездыханен был; сладкого утешителя родителей моих, излившего на них свою милость, а после, в день смерти, с честью предавшего их земле; того, кто посадил меня на трон и возвысил мой престол, а отныне смешал меня с прахом; возвеличившегося надо всеми царями государя Зава, братство которого мне даровано было по милости судьбы, а не по заслугам моим.
Как я мог братом его называться, когда он всякого превосходил добродетелями и скромностью, когда с юных лет возлюбил он добро и презрел зло, стал служить правде и справедливости и сравнялся с мужами почтенными и славными по отваге и доблести; все казались перед ним малодушными, а все всадники и искусные охотники были перед ним словно неученые юнцы. Не отказывался от охоты он из-за любви к книгам, но и в ущерб мудрости не охотился. Отправляясь на охоту, брал он с собой книгу малую и доставал ее из-за пазухи и читал, пока не было зверя. В знаниях не имел себе равных не только среди наших мудрецов, но и среди греческих, арабских и иудейских, а в постижении наук ни с кем его сравнить нельзя, ибо днем и ночью вникал он в мудрость! Кто принимал так чужеземцев, как он? Кто так бедняков одаривал, как он?! Кто был так статен, как он?! У кого был лик, источавший светлую радость?! Кто умел говорить так красноречиво?
