Текст книги "DmC: Рожденные свободными (СИ)"

Пригород Кроуз Нест

– Аптечку дай, вон там, в шкафу, – сказал Бруно, плюхнувшись на диван трейлера и задрав окровавленную штанину. Кровь на ноге засохла, и ткань с трудом отрывалась от кожи.

– Лови, – Данте швырнул мужчине небольшой железный ящичек.

Бруно ловко поймал аптечку одной рукой, другой проведя по засыхающей рваной ране.

– Вот же сукин сын, – прошипел он в адрес погибшего Аркхама. – Как там у девочки дела?

– Сказала, что бензина хватит еще на пару миль.

– Плохо.

Бруно открыл аптечку и достал оттуда пузырек с перекисью и бинты. Обернулся к Данте:

– Раны обрабатывать умеешь?

– Нет, – отозвался тот.

– Зря.

Пока Бруно дезинфицировал рану, Данте неотрывно наблюдал за снегопадом, всё усиливавшимся с тех самых пор, как они покинули Кроуз Нест. Крупные снежинки бесшумно покрывали землю, и их становилось все больше и больше, пока они не превратились в одну сплошную белую стену бури.

– Да уж, погода чертовски радует, – пробормотал Данте, машинально вытащив из кармана плитку шоколада, стянутую из одного магазинчика по дороге к трейлеру. Отвернувшись от окна, он критически оглядел помятую плитку, размышляя, стоит ее есть или нет. Пожав плечами, Данте направился в кабину, Бруно лишь хмыкнул ему вслед.

Кэт тем временем включила дворники, тихо чертыхаясь на налипший на лобовое стекло снег. Дороги практически не было видно, и девушка щурила глаза, пытаясь вглядеться в пространство перед собой. Поэтому она не сразу обнаружила ухмыляющегося Данте, с неподдельным интересом наблюдающего за Кэт.

– У тебя забавное лицо, – негромко сказал он.

Девушка вздрогнула и нажала на тормоз. Трейлер резко встал, и вдалеке раздалась ругань Бруно.

– Ты… ты совсем охренел что ли?! – воскликнула Кэт, обернувшись к Данте. Ее лицо прямо-таки пылало негодованием. – Мы же могли разбиться!..

Она хотела прямо сейчас превратить Данте во что-нибудь… да хотя бы в кусок пластика, лишь бы он молчал и не отвлекал ее. Но его хитрая беззаботная ухмылка, как всегда, заставила Кэт опустить руки. Этот засранец умел очаровывать девушек, и, несмотря на столь бурную и далеко не идеальную жизнь, пользовался своим талантом очень умело.

– Я тебе подарок принес, – в знак примирения Данте помахал перед носом Кэт плиткой шоколада.

Она моргнула, не сразу поняв, что ей пытаются всучить, но потом улыбнулась:

– Очень мило. В городе взял?

– Ага. – Шоколад отправился на приборную доску, а Данте устроился на пассажирском сиденье: – Выглядишь неважно. Лучше перекуси, пока время есть.

– А ты? – Кэт с сомнением покосилась на предложенный гостинец.

Вместо ответа Данте неопределенно пожал плечами, снова уставившись в окно. Девушка сбавила скорость и одной рукой взяла плитку, сломав ее пополам. Обертка порвалась, и Кэт вытащила мятый и расплывшийся кубик шоколада.

– Спасибо, – сказала она. Ответа не последовало.

Кэт медленно разжевала первый кусочек, подумав, что никогда раньше не ела ничего вкуснее. Она потянулась за остальным, но рука Данте опередила ее.

– Что-то я проголодался.

Он разломал плитку на несколько крупных кусков и взял себе парочку:

– Не возражаешь?

Кэт махнула рукой, и они продолжили трапезу. За окнами трейлера свистел ветер, под колесами хрустел свежевыпавший снег, и для полного счастья не хватало спокойного музыкального сопровождения от, скажем, Майка Олдфилда.

Девушка внезапно вспомнила, что на дворе уже конец ноября, а значит, до Рождества оставалось всего ничего. Печально, конечно, что человечество вынуждено встречать столь великий праздник в такой обстановке, но лично для Кэт Рождество было символом надежды на лучшее.

Она помнила, как каждое рождественское утро подкрадывалась к елке, стараясь не разбудить приемных родителей. Она искала подарок для себя, и находила игрушки, пустяковые мелочи и тому подобный хлам. И каждый раз она ощущала укол разочарования, потому как полученные подарки были явно не тем, что она хотела на самом деле. Ей хотелось семейного тепла, уюта, которое ей не могла дать ни приемная мать, ни тем более отчим-демон.

При мысли о последнем сердце Кэт сжалось. Она вновь вспомнила, как, блуждая по Лимбо, наткнулась на Вергилия и, не помня себя от страха и отчаяния, бросилась на шею совершенно незнакомому человеку, желая спрятаться от своей жизни, зарыться в какую-нибудь нору.

Вергилию надо было отдать должное – он не оттолкнул ее, не испугался незнакомой девчонки, ни с того ни с сего кинувшейся к нему в объятия. Просто молча стоял, позволив ей выплакаться, выплеснуть весь свой страх. И только потом, когда Кэт смогла взять себя в руки, он спросил ее, что она делает в демоническом мире.

Следующие несколько лет, проведенные в Ордене, Кэт все пыталась найти то самое чувство покоя и уюта, которое не смогла обрести в приемной семье. Их общение с Вергилием было не слишком сокровенным по вполне разумным причинам: девушка в то время была слишком замкнута, да и Вергилий не горел желанием раскрывать душу. Они контактировали только потому, что рассчитывали на взаимную поддержку в борьбе против Мундуса.

Но чем больше они общались, тем теснее становилась их связь. Они не признавались друг другу в любви или дружбе, но глубоко в душе Кэт испытывала к своему боссу искреннюю симпатию.

Поначалу она одергивала себя, считая свои чувства к Вергилию лишь глупой подростковой влюбленностью. Но потом Кэт стало ясно, как сильно она к нему привязалась за эти годы. Вергилий стал для нее не только спасителем и наставником – он стал частью ее самой.

Но, тем не менее, Кэт ощущала некоторую холодность в отношении Вергилия к ней. Поначалу она считала, что все дело в его нечеловеческой сущности, которой он явно гордился, но потом поняла – дело не только в этом.

Вергилий искренне любил своего брата, и родственные узы были для него столь же важны, как и свержение Мундуса. Кэт, готовая сражаться с демонами до последнего, была солидарна со своим боссом, но глубоко внутри сожалела о том, что так и не смогла сблизиться с ним настолько, чтобы в полной мере ощущать безопасность, доверие и тепло.

Но сейчас, медленно разжевывая полурастаявший шоколад и осторожно ведя машину посреди бури, Кэт осознала, что наконец нашла то, что так долго искала. Несмотря на напряженный день и нервную дрожь в пальцах, она чувствовала себя абсолютно умиротворенной. Оставалось только выключить мотор и задремать, по-детски поджав ноги.

Она бросила быстрый взгляд в сторону Данте. Тот будто дремал, прислонившись щекой к оконному стеклу, его вновь побелевшие волосы словно сливались со снежной вакханалией за окном.

Кэт вспомнила, как внутри нее все рухнуло в тот момент, когда Данте впервые показал свою демоническую натуру и чуть не убил родного брата. Тогда ей было невероятно, неописуемо страшно – они оба стали ей настолько близки, насколько не могли бы стать ближе даже родные. И если ее привязанность к Вергилию была обусловлена довольно долгим совместным времяпровождением, то с Данте получилась другая история.

Он был довольно непосредственным, о чем Кэт знала еще задолго до личного знакомства с Данте. Она задумчиво морщила нос, когда приходилось вместе с Вергилием изучали видеозаписи камер, расположенных по всему городу и выискивали на них своего предполагаемого союзника. Ее коробил образ хамоватого, неопрятного, грубого парня, с каким-то садистским удовольствием громящего улицы во время стычек с демонами, а после этого заваливающегося в ближайший бар, чтобы как следует напиться и переспать с сомнительного вида девушками.

Уже тогда Кэт опасалась того, что не сможет уговорить этого маргинала помочь им, и была ошеломлена тем, что Вергилий отправил ее к брату одну. С другой стороны, такой подход был логичен – лидеру Ордена не следовало светиться где попало, да и у Кэт, как у весьма симпатичной девушки, было куда больше шансов наладить контакт с Данте.

Все вышло так, как и предполагалось. Ну, почти. Кэт вскоре поняла, что недооценила своего нового напарника. Разумеется, его нельзя было назвать таким уж идеальным, скорее очень даже наоборот. Но он был очень… близким, да. Он стал ей куда ближе, чем Вергилий, потому как не утаивал от нее практически ничего, не уходил от темы, и не отстранялся куда-то в неопределенность, как это делал его брат. И он явно был ею очарован, но Кэт не поддавалась на его взгляды и жесты, наверняка сводившие с ума не одну девушку. Тогда ее интересовал в качестве друга (друга ли?) только босс.

Но сейчас, когда она все еще ощущала горечь обиды от того, насколько равнодушно ее отбросили прочь, назвав «полезной», Кэт вновь хотелось спрятаться и затаиться на время. Ей пришел на выручку Данте: он поддержал ее, обучил практически всему, что могло бы Кэт помочь побеждать демонов, но на большее не рассчитывал. Как и она сама.

Однако сейчас Кэт стало казаться, что все происходящее куда как лучше тех времен, когда она работала в Ордене.

Девушка заерзала на сиденье, отгоняя сон. Данте обернулся к ней:

– Устала?

– Нет, ничего, – покачала головой Кэт.

Как бы там ни было, она уже не могла подпустить к себе кого-то настолько близко, чтобы можно было без сожалений избавиться от своих страхов. Она уже обожглась на этом.

Но Данте явно так не считал.

Его ладонь накрыла ее пальцы и чуть сжала:

– Слушай, я не хочу, чтобы ты загнала этот драндулет в какой-нибудь фонарный столб. Лучше остановимся.

Кэт ощутила, как к ее щекам медленно приливает краска. Моргнув, она нажала на тормоз.

Воцарилась тишина, прерываемая лишь легким похрапыванием из кузова – видимо, Бруно решил отоспаться после перевязки.

– Интересно, где мы сейчас? – Кэт попыталась высмотреть хоть какие-то дорожные знаки сквозь пелену снега.

– Достаточно далеко от тех психов, я надеюсь.

Данте откинулся на спинку кресла, пытаясь расслабиться. Не получалось – после недавнего всплеска энергии адреналин все еще бушевал в крови, требуя возможности хоть что-нибудь разрушить. Парень машинально взял еще шоколада и начал разламывать его на мелкие кусочки.

В последнее время ту силу, что проснулась в нем, стало труднее контролировать. Вспомнился допрос, где он случайно убил одного из охранников, и далекие, но незабываемые впечатления от исхода битвы с Вергилием.

Тогда Данте очень, очень хотелось вонзить меч по самую рукоять в грудь этого ублюдка, решившего, что он умнее и могущественнее всех. Хорошо, хоть, Кэт его образумила – но теперь, вспоминая об этом моменте, Данте размышлял – а если бы он решил убить и ее? Зверь, до сей поры дремавший в душе, жаждал крови, неважно чьей – демонической или человеческой. Одна только мысль о том, что он мог убить Кэт, не помня себя от ярости, заставляла цепенеть.

Долгие годы Данте пытался справиться с тем нечто, которое помогало ему выжить среди людей и демонов. “Нечто” давало ему невероятную силу и выносливость, требуя взамен все больше и больше крови убитых тварей. Он не смирялся с такими условиями, понимая, что стоит ему согласиться – и он перестанет быть человеком во всех смыслах этого слова.

Часто в спутанных снах Данте, перемешанных с обрывками реальности, возникало его же собственное лицо, искаженное в демонической ухмылке и сверкающее ярко—красными нечеловеческими глазами. Никакая выпивка или дурь не могли отогнать эти сны – наоборот, видения становились все ярче, и часто Данте просыпался в холодном поту от того, что ощущал чьи-то липкие пальцы, тянувшиеся к горлу.

Сейчас зверь был спокоен, но Данте не устраивал такой расклад. После всей этой кутерьмы с выяснением прошлого и победой над Мундусом жизнь стала только сложнее. Проблема была не только в демонах, заселивших весь мир, но еще и в самом Данте. Легко ли считать себя человеком, если ты на самом деле – гибрид демона и ангела? Он не верил в ангелов, но был почему-то уверен, что от них столько же пользы миру, сколько от демонов – иными словами, ангелы могли быть еще большими мразями, чем адские твари. Единственным исключением была мама – и то, потому что он знал, как она отличалась от остальных.

Рука непроизвольно потянулась к амулету. Как так получилось, что его отец и мать все же решили пойти против правил? Только ли дело в любви? Данте не отрицал, что любовь – сила достаточно могущественная, чтобы перевернуть все с ног на голову, но не в его случае. Он привык рассчитывать лишь на себя и свои силы, разучившись, как он полагал, любить хоть кого-то.

Но в последнее время ему начало казаться, что он глубоко ошибается. Причина его сомнений сейчас находилась рядом, прислонившись к окну и медленно поглаживая истатуированными пальцами рулевое колесо. Веки Кэт сомкнулись, сквозь приоткрытые губы еле слышно вырывался теплый воздух.

Данте отложил истерзанный шоколад в сторону и задумчиво посмотрел на лицо девушки. Пожалуй, имя «Кэт» очень ей подходило: короткие растрепанные волосы, пухлые губы и зеленые глаза с поволокой делали девушку похожей на кошку. Бродячую своенравную кошку, которой требовались забота и поддержка.

Осторожно подняв руку, Данте заправил за ухо Кэт несколько упавших на лицо прядей. Девушка была бледной, под глазами означились круги, но тем не менее она была… красивой. Да, очень красивой. В ней не было той вульгарной красоты, которую он регулярно видел в лицах проституток в любом из клубов города, не было той наивности мокрых девственниц, которых он чисто со скуки очаровывал на улицах, не было умудренности прожженых шлюх, железной рукой способных поставить на колени любого мужчину. Она была милой, естественной и немного загадочной ведьмой.

В первые несколько часов их знакомства Данте решил последовать за ней не только из-за чувства благодарности, но и из спортивного интереса – ему и раньше попадались девушки, на которых не действовало его природное обаяние, но медиумов, бесстрашно швыряющих коктейли Молотова в морды демонам, среди них еще не было. Впоследствии его привязанность к Кэт обрела толику сочувствия из-за ее прошлого. А затем он и сам не понял, что за горечь была в его груди в тот момент, когда бессознательную девушку утаскивали за ноги спецназовцы. Это чувство напоминало ему день, когда была убита мама, что навело Данте на странные, но вполне разумные выводы.

Он не хотел никого любить именно из-за жгучей боли, которую испытывает любой человек, когда лишается близкого. Несмотря на стертую память, эта горечь давала о себе знать так же часто, как и сны с демоническими мордами. Было куда проще раствориться в пороках города и в методичном убийстве демонов – все это отправляло Данте в какую-то эйфорию, где он мог забыть о любых чувствах и вопросах к самому себе, оставив только инстинкты.

Но теперь правила игры весьма круто поменялись. Теперь Данте предстояло доказать, что он достоин быть тем, кто он есть. А это было чертовски трудно – он до сих пор не понимал своей роли в этом огромном дурацком спектакле.

– Что с тобой?

Данте моргнул, с трудом вернувшись из мыслей в реальность. Его рука, соскользнувшая с щеки Кэт, оказалась на ее груди. Щеки девушки покрыл румянец, зеленые глаза слегка расширились.

Грудь под пальцами Данте была теплой и мягкой. Он чувствовал пульс Кэт – поначалу медленный, но удары становились все чаще, стоило чуть передвинуть руку. Пальцы скользнули в ложбинку между грудями девушки – ее джемпер был расстегнут, позволяя теплому воздуху печки обдувать голые ключицы.

Кэт коротко вздохнула, чем вызвала на лице Данте легкую улыбку:

– Нравится?

Девушка не ответила, изучая Данте пристальным взглядом. Её лицо застыло холодной маской, словно она пыталась подавить какие-то свои эмоции. Но глаза выдавали ее – расширившиеся, напуганные неизвестным. Или же… знакомым?

– Хватит, – прошелестела она, содрогаясь от воспоминаний.

Да, отчим тоже начинал с малого – с таких вот малозаметных прикосновений, награждая падчерицу испытующим взглядом окровавленных глаз. Кэт помнила ту ночь, когда низ живота разрывало от боли, но она не могла закричать – тяжелая демоническая рука тогда крепко зажала ей рот. Сквозь слезы Кэт впервые ощутила, как ее сущность медленно покидает тело, со страхом и презрением к самой себе оглядывая сцену изнасилования со стороны.

Слезы потекли и сейчас, под напором болезненных воспоминаний. Данте, шокированный такой реакцией, убрал руку. Нахмурился:

– Тогда все так же было?

Она лишь кивнула, вновь сравнивая его с Вергилием. Данте всегда угадывал ее настроение, понимал ее чувства так, как будто они были его собственными, а Вергилий помогал ей закрыться от них, принимая все произошедшее как данность, которую уже не исправить.

Они были совершенно разными.

Пытаясь загладить свою вину, Данте неловко вытер её слезы грязными, выпачканными в шоколаде пальцами и еле заметно улыбнулся:

– Я тебя не трону. Обещаю.

Кэт верила ему. Несмотря на то, что подсознательно она пыталась отгородиться, боясь очередного предательства, девушка понимала – Данте сделает все, чтобы выполнить свое обещание. Она осознала это уже давно, еще когда он был вынужден оставить Кэт в осажденном штабе Ордена.

Данте вытер ее слезы и неожиданно чертыхнулся.

Кэт кинула взгляд в зеркало заднего вида – по ее щекам растянулись шоколадные разводы. Она сама не поняла, почему вдруг на ее лице возникла улыбка в ответ на растерянный взгляд Данте.

– Ты забыл вымыть руки.

– Вижу, – хмыкнул он и полез в бардачок за салфетками или каким-нибудь платком. Но там оказалось пусто.

– Черт, – пробормотал Данте и облизал измазанные шоколадом пальцы. Вкус был сладко-соленый, с примесью слез Кэт, отчего что-то болезненно сжалось внутри.

Но Данте продолжил собирать остатки налипшего шоколада с совершенно детской сосредоточенностью, что не укрылось от взгляда Кэт. Она подавила смешок – двадцатилетний симпатичный парень, облизывающий свои пальцы, словно пятилетняя кроха, был для нее весьма забавным и необычным зрелищем. Но Данте заметил ее прищурившиеся от сдерживаемого смеха глаза и, оторвавшись от столь интересного занятия, пристально посмотрел на девушку:

– У тебя на лице тоже кое-что осталось.

Вновь эта сволочная улыбка из серии «Покоритель сердец». Кэт лишь склонила голову, решив понаблюдать за его дальнейшими действиями, пытаясь угадать, что же предпримет этот сумасшедший красавчик.

Как она и предполагала, ладонь Данте легла ей на затылок, приближая их лица друг к другу. Кэт прикусила нижнюю губу, чувствуя, как вновь заливается краской. Эксперимент грозил обернуться чем-то непредсказуемым, и она уже жалела о том, что решила вообще дать волю любопытству.

Но последствия оказались совсем не такими, на какие она рассчитывала.

Чистые, чуть влажные от слюны пальцы аккуратно вытерли ее грязные щеки. Кэт удивленно хлопнула глазами, чем вызвала смешок у Данте.

– Совсем не то, о чем ты думала, да? – он торжествующе улыбался.

Ну точно мальчишка. Только взгляд у него был совсем не детский – задумчивый, внимательный, с толикой какой-то родительской нежности. Его пальцы перебирали волосы девушки с величайшей осторожностью, словно их обладательница была лишь призраком.

– Давай не будем об этом.

Кэт и сама не узнала шелестящий голос, вырвавшийся из её горла. Она ощущала, как стучит в висках кровь от этих осторожных касаний, от этих серо-голубых глаз, внимательно изучающих ее лицо, от его теплого дыхания, обдувающего открытую шею. Ощущения были невероятно приятными и успокаивали ее, как будто все так и должно было быть.

Но Кэт по-прежнему было страшно – в глубине сознания всё так же бились безумные видения из прошлого, разбитые надежды и громкий окрик «Не вмешивайся!» от человека, которому Кэт была многим обязана.

И тут она очутилась в объятиях Данте, сама того не осознавая. Кэт даже не успела понять, когда он успел притянуть ее поближе и прижать к груди, успокаивающе гладя по спине.

Кэт в его руках была похожа на одичавшую кошку, неуверенно тычущуюся в ладони в поисках тепла, но при этом ожидавшую, что ее грубо оттолкнут. В глубине души у Данте вновь проснулась острая жалость к хрупкой человеческой девушке, которая пусть и не подвергалась таким жутким испытаниям, как он сам, но и без того уже достаточно настрадалась.

Данте молча гладил ее по спине, ерошил ее короткие волосы, пытаясь подобрать какие-нибудь подбадривающие слова, чтобы унять боль в ее сердце, которую он ощущал так же четко, как и свою собственную. Но ничего не приходило в голову – в его мире до встречи с Кэт и Вергилием не было места жалости и состраданию, и он о них попросту забыл.

Кэт прижалась к Данте словно ребенок, крепко вцепившись в его плащ. Она не плакала, лишь грела ему грудь своим ровным дыханием. Данте не стал ничего говорить – понимал, что слова в этой ситуации будут как мертвому припарка. Поэтому он позволил Кэт устроиться поудобнее и отвел взгляд к танцующим крупным снежинкам за окном. Так тихо и… спокойно. Он не помнил, когда в последний раз ощущал такое внутреннее спокойствие.

В буре что-то мелькнуло.

Данте моргнул, предположив, что ему показалось. Но нет – за стеной снежной бури виднелись очертания маленькой фигуры. Фигуры человека.

Данте вдруг ощутил пробирающий до костей холод, холод снежинок, падающих на руки и лицо. Нет, не его лицо.

Лицо Вергилия.

Кэт дернулась, словно от удара током. Ей оказалось достаточно одного только взгляда в окно, чтобы понять ситуацию.

– Ты… ты его убьешь? – спросила она у Данте, заметив, что его глаза приобрели рубиновый цвет. Он лишь пробормотал:

– Сиди здесь.

И, мягко отстранив девушку, открыл дверь кабины. Внутрь ворвался холодный ледяной ветер. Выйдя наружу и захлопнув дверь, Данте быстрым шагом направился по направлению к силуэту, в котором угадывалась фигура Вергилия.

========== Глава 11. Танец среди снегов ==========

Бруно снился шторм.

Холодные, ледяные капли воды стекали по плечам мужчины, медленным шагом идущего куда-то вперед по коридору. Он опирался руками о стены, неожиданно оказавшиеся теплыми, словно согретыми лучами солнца.

Раненая нога не болела. Да и с чего бы ей болеть во сне? Бруно осознавал, что стоит ему немного напрячься и открыть глаза, и он вернется в свой трейлер – уставший, голодный и раненый. Такая малоприятная перспектива его не устраивала, и мужчина решил продолжить прогулку во сне, оказавшемся его далеким и мутным воспоминанием.

Он начинал узнавать этот коридор старого, полуразрушенного особняка в Лимбо-Сити. Туда его пригласил неизвестный тип после того, как Бруно случайно сбил на своем трейлере какую-то пятилетнюю девочку. Малышка погибла на месте, но было странно то, что на Бруно не накинулись разъяренные родители девочки или опекуны. Кроха была словно сама по себе.

Тогда Бруно почти сразу узнал причину.

Стоило ему подойти к трупу, как тот начал изменяться. Белое платьице моментально пропиталось гноем и кровью, глаза потекли какой-то темно-красной жидкостью, похожей на кровь, но вряд ли ею являющейся – слишком была густая. Труп девочки раскрыл ротик, полный мелких, похожих на иголки зубов, и вцепился в ногу Бруно.

Тогда его тело действовало рефлекторно – он с некоторым усилием оторвал от себя руки твари и отшвырнул её в стену, но существо ловко притормозило падение, однако вернуться к мужчине не успело – поперек его тела промелькнула серебристо-белая дуга, и девочка упала на землю, рассеченная напополам.