Текст книги "Офсайд (СИ)"
Автор книги: Ariennim
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
– Даже не предупредил! – всплеснул руками Чи Ён.
Причины для его недовольства были не совсем понятны. Как-то раз он случайно увидел дом, где живет Пхён Вун. Район далеко не бедный, и даже совсем наоборот. Вполне понятно такое высокомерное отношение ко всем! Конечно, материальное положение здесь играло не последнюю роль.
Домой после тренировки идти никак не хотелось, в кои-то веки Чи Ён нуждался в тишине. Но если не домой, то куда? Улицы петляли, и Чи Ён поворачивал при каждом удобном случае, выйдя наконец к баскетбольной площадке, где играл когда-то. Вот и наполовину сдутый оранжевый мяч кто-то оставил. Солнце уже успело сеть за западный край земли, и в полутьме он особенно выделялся своим цветом. Чи Ён усмехнулся: а почему бы и нет? Он зашел на площадку за металлическое ограждение, притронулся к мячу, неподобающе податливому для своего главного назначения. Взял его в руки, отошел от корзины, чуть покосившейся. Тихо, как всегда, почти нет никого из прохожих. Чи Ён немного повертел мяч в руках, осматривая каждую черточку, а потом, совсем не концентрируясь, бросил мяч в корзину, вовсе не ожидая положительного результата. Но вопреки ожиданиям мяч попал точно в цель, даже не думая пролететь мимо.
– Вот это да! Получилось! – слишком громко для такого времени суток воскликнул он.
Почти полгода назад он не мог попасть в корзину ни разу из тридцати попыток, а тут с первого раза вышло, и это вполне может объяснить тот факт, что парень не сумел сдержать эмоции, нарушив общественный покой.
– Все кричишь здесь?
Знакомый голос, тихий, но отчетливо слышимый, холодный и чистый – такой сразу можно узнать, как и его обладателя, человека слишком изысканного и утонченного для обычного стиля в одежде и прическе. Чи Ёну даже не требовалось вглядываться в темноту за металлической сеткой, чтобы узнать Пхён Вуна.
– Вот ты где…– вместо ответа протянул Чи Ён. – Ты где сегодня был?
– Я обязан отчитываться?
– Сегодня тренировка была.
– Знаю.
– И почему тебя не было?
Не посчитав нужным ответить, Пхён Вун развернулся и медленно пошел дальше по дороге, чуть махнув на прощание рукой.
– А послезавтра придешь? – крикнул ему вдогонку Чи Ён.
Видимо, Пхён Вун уже отошел на достаточно далекое расстояние и не расслышал, как к нему обращались, а может, просто решил проигнорировать вопрос, что совсем неудивительно. Чи Ён только сплюнул на землю, раздраженный таким игнорированием, будто его и за человека-то не принимали. Он вновь поднял подкатившийся к нему мяч и бросил в корзину, но в этот раз ему не суждено было попасть – мяч бесславно ударился о металлическое кольцо корзины.
– Черт! – по привычке выругался Чи Ён.
Хочешь – не хочешь, пора была идти домой. Как-никак в этот день Чи Ёна ожидал вкусный ужин, ведь его должен был готовить его брат. Если он пришел домой вовремя и не устроил никакого очередного сборища, конечно.
Можно было бы и поторопиться домой, ведь в этот день должны были приехать родители, а Пхён Вун не видел их довольно долго. Можно было бы, да не хотелось, и, уж точно, не было возможности – в этот день он достаточно времени провел на ногах. И большую его часть в больнице Куро.
С тех пор, как он побывал там, увидел Минджи в палате с тяжелобольной матерью, он довольно часто бывал там, чтобы справиться о ее здоровье. Как всегда, на поправку не стоит и надеяться, – был один и тот же ответ. Без дорогостоящих лекарств это просто невозможно.
Больше он не пытался звонить Минджи. Она не хотела видеть его, а следовать только своим интересам и прихотям казалось слишком эгоистичным. Хватит и того, что он уже сделал. Но знать, как она живет, в понятие навязываться у Пхён Вуна не входило, и иногда Минджи могла бы заметить черную иномарку неподалеку от себя, стоящую или медленно едущую, если бы почаще осматривалась по сторонам. Но слишком сер и тускл был для нее мир, чтобы смотреть на него лишний раз, и чаще она просто смотрела вниз, на бесцветный асфальт, давая возможность беспрепятственно наблюдать за ней. Оказалось, она была вынуждена работать, и Пхён Вун часто наблюдал ее бледное уставшее лицо издалека, когда она выходила из захолустного ресторанчика, где работала. И тогда Пхён Вун ощущал редкое для него чувство – сожаление и непреодолимое желание помочь. Но только как? Она бы ни за что не согласилась встретиться с ним, не то что деньги от него принять. С каждым днем он все больше и чаще думал о ней, найдя один единственный выход, неявный и скрытый, который, несмотря на это, давал подобие покоя его сердцу.
Если он не мог увидеться с ней, поговорить, то единственное, чем он располагает – это деньги, которые имелись у него в немалом количестве, копившиеся на его банковском счету, открытом родителями, почти с самого его рождения. По мере того, как Пхён Вун все чаще думал о Минджи, не имея возможности отвязаться от этих мыслей, а сердце отзывалось тяжелыми ударами при этом, он все больше уверялся в том, что она особенная, не та обычная, каких можно встретить сотнями на улице, но та самая особенная и необыкновенная. И образ ее часто возникал перед его глазами, когда он прикрывал их на несколько секунд, устало потирая переносицу.
На что деньги, если они просто находятся в своем привычном обиталище – специализированном учреждении под названием банк? Несмотря на свою состоятельность Пхён Вун не так уж часто тратил деньги, ведь все нужное находилось под рукой, теперь же решил, что пришло время потратить и их. К этому времени он успел потратить уже достаточно много, переведя их на счет больницы и оплачивая дорогостоящее лечение некоей Син Мин Ку. В итоге не мгновенно, очень медленно, постепенно, но мать Минджи шла на поправку, если верить обещаниям лечащего доктора, с которым Пхён Вун в последнее время разговаривал довольно часто.
– Вы родственники с госпожой Син? – как-то раз поинтересовался доктор, господин Чон Ванхо.
– Не совсем, – уклончиво ответил Пхён Вун.
– Тогда зачем вы оплачиваете ее лечение? Оно совсем не дешевое.
– Хочу извиниться перед важным для меня человеком.
– Разве госпожа Син лежит в больнице из-за вас?
Но далее Пхён Вун всем своим видом показывал, что разговор продолжать не намерен. В первый раз напрямую, вслух он признал, как много значит для него Минджи, что она важна для него, и это оказалось неожиданно легко, получилось совсем непроизвольно. Раньше он ощущал это только на периферии собственного сознания, обычно отгоняя это непривычное чувство подальше, насколько мог. Подобное ведь свойственно только чувственным героям драм, которые каждый день крутят по телевидению. Но, оказалось, так легче жить.
Так и проходили дни: частная старшая школа, в которой никогда не происходило ничего из ряда вон выходящего, вследствие чего было жутко скучно, тренировки, которые также имели мало возможности развлечь, и визиты в больницу, где нужно было навестить больную и оплатить счет за очередное лекарство. Последнее отнимало довольно много времени и сумело занять почти все его существо, оставив в сердце только надежное и уютное местечко для мыслей о Минджи.
В золотую солнечную среду, когда Пхён Вун снова пришел в больницу, не по необходимости, а скорее по привычке, хорошие новости не заставили себя более ждать, и Пхён Вуну сообщили, что лечение возымело значительный эффект. Госпожа Син теперь большую часть времени находилась в сознании, хотя раньше почти всегда пребывала в полубессознательном состоянии, а анализы подтверждали ее слова о том, что она хорошо себя чувствует. Раньше же она почти не могла говорить по причине того, что была очень слаба..
– Может, хотите зайти к ней, поговорить? – спросил доктор Чон в тот день. – Вы ни разу не разговаривали с госпожой Син, заходили, только когда она спала. Не странно ли?
Они были около двери в палату, всего в нескольких шагах. Солнечный свет пробирался даже в это малопривлекательное помещение, ложась на бежевые стены. Пхён Вун мельком посмотрел издалека на женщину, которая полусидела на больничной койке. Теперь она выглядела совершенно по-другому, не как около месяца назад, и цвет лица казался более здоровым.
– Нет, не хочу, – ответил он после продолжительного молчания. – Она теперь точно будет в порядке?
– В совершенном. Если будет нормально питаться, не переутомляться… В общем, выполнять все указания, которые ей прописаны.
– Хорошо, – только и сказал парень. – Что ж, до свидания.
– Уже уходите?
– Да.
Сказав это, он поспешно удалился, скрывшись за поворотом слишком часто виляющего в разные стороны коридора. На протяжении всей своей врачебной практики, довольно немалой, кстати сказать, доктор Чон встречал много странностей, необычных пациентов и их посетителей, таких же необычных. Разное бывало. Но этот парень побил все рекорды. Тратить деньги, немалые деньги, на лечение постороннего человека, а потом уходить, не дав возможности поблагодарить себя – такого случая ему еще никогда не встречалось.
– Как она?
Этот вопрос отвлек доктора, так и оставшегося стоять около входа в палату, от задумчивости, в которую вогнал его странный парень. Девушка, спрашивавшая его, с надеждой всматривалась в его лицо. Дочь пациентки, если доктор Чон правильно помнил. Он рассказал все то же самое, что совсем недавно говорил тому парню. Каждое его слово было подобно капле нектара для девушки.
– Лечение недешевое, но оно того стоило, – закончил доктор.
– Но кто же его оплачивал? – задала девушка вопрос, по-видимому, давно мучавший ее.
– Молодой человек, странный такой, не родственник, не друг. Даже зайти отказался… Ваш знакомый? – наугад спросил доктор. – Хотя постойте, вы его случайно не встретили? Он ушел совсем недавно, прямо перед вами.
На лице девушки отразилась тень удивления, смешанного с непониманием и пониманием одновременно.
– Как зовут его, не скажите? – ненароком уточнила девушка.
– Почему же, скажу, – доктор полистал бумаги, которые были у него с собой. – Чхо Пхён Вун.
– В какую сторону?
– Что?
– Ушел в какую сторону?
– А… туда, к лифтам, – доктор указал направление.
Не дожидаясь более ни слова, девушка сорвалась с места. Если он спускался на лифте, то его уже не догнать. За автомобилем точно не угонишься, а Пхён Вун несомненно должен был приехать именно на нем. Несколько раз она ездила вместе с ним в этом автомобиле, и тогда он был действительно быстр. Было бы странно, если со временем автомобиль начал ездить медленней.
Конечно, Минджи не хотела видеть его, воспоминания о нем приносили только боль, но в этот момент она забыла обо всем этом. Она уже выбежала на улицу, неподалеку шумел маленький фонтан, было как всегда многолюдно, но даже и следа черного автомобиля не было. Она опоздала. Уже собралась повернуть обратно, но…
Знакомая фигура на секунду мелькнула в толпе. Минджи присмотрелась повнимательней. Вновь пришлось бежать, на улице было слишком многолюдно, чтобы перекричать всех людей и все машины сразу.
– Пхён Вун! Подожди!
Она подбежала уже достаточно близко, чтобы он смог ее услышать. Бежать она устала, день выдался не из легких. К тому же набегалась за ним она достаточно. Услышит ли, не услышит… Он остановился. Уже не так спеша, она подошла к Пхён Вуну, встав прямо перед ним, но еще некоторое время молчала, просто внимательно вглядываясь прямо в глаза.
– Почему? – наконец, спросила она. – Почему ты это делал? Почему лечение оплачивал?
Никак Пхён Вун не ожидал такой встречи, и уж точно не думал, что она будет разговаривать с ним снова. Наверное, никогда не испытывал он такой привязанности к другому человеку, но вот беда, осознал он это, когда этот человек его возненавидел.
– Потому что… – начал он и замолчал, подбирая правильные слова, которые расплывались словно стайки маленьких рыбешек. – Потому что, я хотел…
– Хотя что это я, – Минджи провела рукой по лбу, на секунду прикрыв глаза. – Извини, что пристала с расспросами. Говорить я должна. Большое спасибо тебе, даже не знаю, как тебя отблагодарить…
Она склонилась в глубоком поклоне, не спеша выпрямиться. Больше пока она никак не могла выразить свою благодарность.
– Не стоит, – тихо произнес Пхён Вун, чуть прикоснувшись к ее плечу. Она тут же вздрогнула от этого прикосновения, вызвавшего одно воспоминание за другим.
– Как мне отблагодарить тебя? – повторила она вопрос, незаметно отступив на шаг от него.
Солнце уже успело коснуться горизонта, да и людей заметно поубавилось. Еще немного и зажгутся фонари. А они все стояли посреди улицы, мешая общему движению. Как их только прохожие аккуратно обходили?
– Просто прости меня, – ответил Пхён Вун, помолчав немного. – Прости за все, за то, каким эгоистом я был с тобой, и вообще… и позволь мне видеться с тобой иногда.
Минджи непонимающе смотрела на него, слушая эти слова. Раньше Пхён Вун был совершенно не таким, другие люди его вовсе не волновали, а теперь перед ней был другой человек, ставящий чужие интересы превыше своих. Все прежние обиды немного приутихли и начали казаться далекими и давно прошедшими. Может, стоит и забыть?
– Это сложно – простить, – медленно произнесла Минджи. – Но я уже давно пытаюсь забыть это все, ведь идеальных людей не бывает. А теперь… теперь ты другой. Я давно простила тебя и… – она посмотрела на ближайший зажегшийся фонарь, оглянулась в ту сторону, где зашло солнце. – Мне нужно обратно.
– Подожди, – он удержал ее, обхватив запястье, а она снова вздрогнула, но руку не отняла. – Обещай, что будешь отвечать на мои звонки. Обещаешь?
Ее взгляд, который сначала был сосредоточенным и выражал желание найти любой подвох, вдруг смягчился, она даже немного улыбнулась.
– Обещаю.
Этого одного слова было достаточно, чтобы он отпустил ее, но на этот раз не навсегда, а только на некоторое время, до следующей встречи. В этот вечер Пхён Вун вернулся домой с легким сердцем.
– Ого, вовремя, впервые за сколько дней.
– Почти первый пришел.
– Может, случилось что?
Приход Пхён Вуна на стадион вызвал долгое обсуждение вполголоса за его спиной. Отсутствие язвительной нотки в его голосе только прибавило тем для этих обсуждений. А он не слышал их или не обращал на то внимания. Дышать ведь стало намного легче, она его простила, что же еще нужно?
– Мне нужно, чтобы ты объяснил свои опоздания и отсутствие позавчера, – твердым голосом произнес Чонхо, когда подошел к объекту дискуссии, подкидывающему мяч коленом. Он не прекратил это увлекательное занятием, даже когда к нему обратились.
– Зачем? – отозвался Пхён Вун. – Сегодня я здесь, этого не достаточно?
– А завтра снова можешь пропустить.
– Нет.
Дальнейшие расспросы не имели смысла, и Чонхо не стал их продолжать. Допытываться каких-то сведений было ему не свойственно, хватало и своих проблем. Но слышавший этот короткий диалог Квон подхватил неоконченный разговор.
– Не стоит к этому проявлять такое легкомыслие. И это относится ко всем. Мы забрались слишком высоко, осталось всего два шага. Не стоит останавливаться почти перед самым концом, который, если постараться, может быть удачным.
– Вы уверены? – вырвалось у Тхэ Ву, скептически изогнувшего бровь.
– Я уверен в том, что сейчас начнется тренировка, – отрезал тренер Квон. – Нам предстоит много работы, ведь чем выше дерево, тем труднее устоять ему против ветра. За работу!..
И тренировка была действительно вдвое тяжелей, чем раньше. Откуда только силы взялись дожить до конца. Но по-другому и поступить было нельзя – впереди была игра с командой Северного Сеула. Их прохождение в четверку лучших команд не встретило препятствий. Но все эти обстоятельства не имели возможности заставить Чонхо сосредоточить все свое внимание только на себе.
– Сколько сейчас времени? – спросил он у До Гына, у которого в этот момент как раз в руках был мобильный телефон – он только закончил говорить.
– Половина седьмого, – ответил тот, немало удивившись такому вопросу. Казалось, Чонхо последний человек, который может отсчитывать время до конца тренировки.
– О, наш капитан куда-то спешит? – поинтересовался Мун Хо.
– Не мудрено, – заметил Чи Ён.
– Кто вам давал перерыв на разговоры? Продолжим, – враз прекратил все пересуды Чонхо.
Хотя сам он еле дождался конца тренировки, а дождавшись, первым ушел со стадиона, так быстро, будто его и не было.
На улицах уже давно стемнело, и свет от фары разрезал наступившую темноту, словно самый острый нож. Он ехал на мотоцикле быстрее ветра, без успеха пытавшегося его догнать. Мимо проносились цветные пятна, городские огни, оставляемые фонарями, светофорами и светящимися вывесками магазинов, но мало когда он обращал на них внимания. Мимо проносились чужие жизни, чужие проблемы и судьбы, но стоят ли они того, чтобы задумываться над ними? Он ехал скорее, а ветер подгонял его вперед, дальше и дальше. Ветер шептал не упустить что-то важное, если он не поторопится. Этим вечером он должен был встретиться с ней.
Так получилось, что они часто встречались, будь то случайно или совсем наоборот, что выходило чаще. А если и не видели друг друга, то кто-то обязательно звонил. Мидори не уехала в Японию, осталась здесь. «Все прошло, отцвело быстро, как цветки сакуры. Я хочу остаться здесь, с тобой» – говорила она на следующий день после того, как Дзюн уехал обратно домой. Насколько он понял, она пришла в аэропорт Инчхон, как того и хотел Дзюн, но не для того, чтобы уехать с ним, а всего лишь попрощаться. Подробностей Чонхо не знал, да и не хотел их знать. О Дзюне он больше не спрашивал. Да и времени на это не было – когда они виделись, забывали обо всем другом. Часто он катал ее на мотоцикле, который формально она же ему и подарила. А она делала интересные кадры тех мест, куда он ее привозил, будь то гряда холмов, буддистский храм или крупный город. Всегда находилось что фотографировать. Просто так, отдыхая. Много было фотографий, где они вместе, вдвоем.
Несколько раз она была у него дома. Тогда они просто не могли решить, куда можно пойти. «Так ты и есть та самая принцесса, которую мой братик спас?» – спросила тогда Мидори младшая сестра Чонхо, с любопытством уставившись на девушку. Хё Сун редко влетало от старшего брата, но в тот вечер, когда Мидори ушла, в адрес девочки прозвучало достаточное количество упреков за говорливость. «Я все той принцессе расскажу, все, и какой ты злой тоже расскажу!» – воскликнула тогда Хё Сун, доведенная до слез выговорами и своим бурным воображением. Пришлось ее успокаивать и подкупать парой конфет. Мидори была всего несколько раз у них дома, но за это малое время сестренка Чонхо успела к ней привязаться – уж больно понравилось Хё Сун с ней играть, а девушка не возражала. Нелюдимый И Чхоль больше сторонился ее, а с матерью Чонхо она виделась всего раз или два.
Как-то раз она сказала, что хочет еще раз посмотреть, как он красиво забивает голы. «Ты же говорила, что тебе это неинтересно» – был ответ. «А еще я тогда говорила, что там был ты, а это все меняет» – возразила она, чуть склонив голову набок, как всегда. «Ну, если ты так хочешь…» – небрежно ответил он, не сумев при этом сдержать улыбки. Вообще, с ней он часто улыбался, с ней этот мир ему казался в тысячу раз прекрасней и красочней. Тогда, зная, что она смотрит на него, смотрит, как он играет, он старался насколько это возможно, и даже немного больше. Это повторялось несколько раз, она всегда приходила смотреть матчи, где он участвовал. «Знаешь, еще немного и я привыкну смотреть эту игру, – говорила она, когда в очередной раз встретила его после матча. – Мне всегда нравится смотреть на тебя, когда ты играешь». Он бы мог сказать почти то же самое, что ему тоже всегда нравится смотреть на нее, но промолчал. «Скорее тебе надоест всегда смотреть на одно и то же. Будет поскучней, чем всякие концерты» – вместо этого вышло сказать у него. «Да ты что?.. да как ты…» – договорить она не успела, Чонхо только поцеловал ее, а потом помог надеть мотоциклетный шлем. Дальнейший спор, шуточный конечно, не имел смысла. Тогда они решили поехать в то самое кафе «Халиско», где были когда-то два месяца назад.
Дорога на этот раз показалось Чонхо слишком длинной и долгой. Он ехал к дому двоюродной сестры Мидори. Эту дорогу он знал очень хорошо, мог бы проехать по ней с закрытыми глазами. С каждым километром сердце стучало быстрее, рождая приятное волнение. Вот наконец и тот самый дом. Он остановил мотоцикл, металл которого таинственно поблескивал в свете уличных фонарей, поискал знакомый силуэт, отпечатавшийся в самой глубине сердца. Жаль, темно… Вот и она, уже ждала его. Осенними вечерами уже не так тепло, она в светло-коричневом пиджаке и черных брюках, глаза такие же светящиеся, но в этот раз все же немного другие, задумчивые. А он как всегда в своей кожаной куртке и джинсах. Он никак не мог избавиться от привычки в ее присутствии проводить рукой по волосам, будто от этого они придут в порядок. Вот и сейчас сделал то же самое.
– Долго ждала? – спросил он, когда она подошла, медленно, словно оттягивая момент встречи до последнего.
Она только покачала головой, улыбнулась ему как обычно. Чонхо всегда нравилось наблюдать ее улыбку, легкую и непринужденную. Он взглянул на ее руки, сложенные вместе. Они были покрыты мурашками.
– Да ты замерзла! – произнес он, взяв ее руки, оказавшиеся, как он и думал, холодными, в свои и стараясь согреть. – Сколько ты ждала?
– Около получаса, – призналась она. – Ничего, все в порядке… а у тебя всегда теплые руки.
Они постояли так еще немного. Она смотрела на него, словно хотела запомнить каждую черточку его лица на всю жизнь, а он не отпускал ее рук, и они с каждой секундой становились теплее. Этот район никогда не отличался шумной обстановкой, даже автомобили проезжали как-то тише, чем обычно. Сегодня было точно так же. А звезды светили как и тысячи лет назад, спокойно и невозмутимо.
– Поедем в центр? Может, в Мёндон* хочешь? – наконец, нарушил тишину Чонхо.
– Нет-нет, давай сегодня просто пройдемся, просто погуляем, – попросила она.
Он непонимающе посмотрел на нее. Она была серьезна, смотрела на него сосредоточенно, и было в этом взгляде что-то необычное. Сожаление? Да с чего бы… Наверное, показалось, решил Чонхо.
Было в этом что-то необычное. В этот день она старалась ни на секунду не отпускать его руки, будто если так произойдет, все вмиг исчезнет: и невысокие деревца, белые цветки которых давно отцвели, и узкая дорожка вдоль берега Ханган, тихо текущего в темноте, и сама эта река. Она молчала, просто шла рядом с ним.
– Что-то случилось? – наконец, не выдержал Чонхо.
Они остановились посредине дороги, все равно людей на набережной было мало, практически никого, они никому не могли помешать. Она опустила голову, рассматривая поверхность дороги, и рассматривала до тех пор, пока Чонхо не заставил посмотреть в глаза, нежно взяв ее лицо своими ладонями.
– Что случилось? – повторил он свой вопрос более настойчиво.
– Ничего, – наконец, ответила она. – Все хорошо, правда.
Ветер всколыхнул до сих пор мирно стоящие деревья, заставляя некоторые листочки, державшиеся на ветках особенно ненадежно, оторваться и последовать в ту сторону, которую подсказывало дуновение прохладного воздуха. Мидори немного подняла руку, хотела заправить волосы за уши, и в этот момент один шаловливый листочек, еще не пожелтевший, ярко-зеленый, в полутьме казавшийся бархатным, уютно устроился в ее ладони, будто так и надо. Она провела по нему большим пальцем и отпустила дальше, куда направлялись точно такие кусочки темно-зеленого бархата.
– Как сегодня прошла тренировка? Прости, я не спросила раньше, – совсем о другом заговорила она.
Они снова пошли по узкой дорожке. Она часто спрашивала его о подобных вещах, объясняя это тем, что она хочет знать о нем как можно больше, ведь раньше не знала почти ничего.
– Все как всегда, ничего интересного, – отмахнулся он. Но потом все же решил уточнить: – Но сегодня пришел Пхён Вун…
– А это?..
– Может, ты его помнишь, четвертый номер, он всегда свои глаза немного прищуривает.
– А, вспомнила.
– Его не было во вторник, да и вообще… Следующая игра – полуфинал, очень сложная. Нужно стараться, как никогда. Мы уже с ними играли, я тебе говорил, и…
Он посмотрел на нее, убедившись, что она его совсем не слушает, идет, склонив голову, будто обдумывает что-то несравненно важное, хотя раньше она всегда внимательно слушала то, что он рассказывал.
– Все-таки, что случилось? – спросил он, остановившись и придержав ее за руку.
Она подняла голову, и он увидел, как грустны ее глаза, а на щеках блестят мокрые дорожки.
– У меня не выходит представить, как смогу с тобой расстаться, как смогу жить без тебя, – тихо и немного сбивчиво произнесла она. – Прошло так мало времени, и вот, не могу.
– Ты о чем? Почему нужно расставаться? – настороженно произнес он.
– А может, лучше остаться здесь? – она словно не слышала его и рассуждала сама с собой. – Но ведь потом все равно придется уехать.
– Да о чем ты?
Речь ее была не совсем ясна для Чонхо. Он осторожно отер ее щеки от слез. Наконец, она осознанно посмотрела на него.
– В марте я отправила несколько своих работ на конкурс… долго рассказывать, какой, – она свела брови, потерла переносицу. – Я уже успела забыть об этом, так давно это было и столько всего произошло. И вот вчера мне позвонили из дома, сказали, что мою работу признали лучшей, и меня приглашают на съемки. И вот… Я так давно мечтала участвовать в этом, снимать для журналов, моя мечта исполнилась, но именно тогда, когда я не хочу ехать домой, чтобы осуществить ее… – она на секунду отвлеклась, посмотрев в сторону реки. – Что мне делать?
Все это время он смотрел на нее, не отводя глаз, внимательно слушая. Выражение его лица мало могло бы поведать о том, как по мере хода рассказа в его сердце рождалась необъяснимая тоска.
– Ты, правда, мечтала об этом? Это была твоя заветная мечта? – все же спросил он через некоторое время. Каждое слово давалось с большим трудом в этот раз.
– Да, мечтала давно. А теперь все изменилось.
Неподалеку был ряд лавочек. Они достаточно много прошли, чтобы устать, а место, освещенное неяркими фонарями, всегда вполне устраивало собеседников. Чонхо потянул ее за руку в сторону ближайшей лавочки.
– И это действительно важно для тебя? – спросил он, когда они сели. Краска на досках лавочки немного облупилась, хотя в темноте это было совсем незаметно.
Она задумалась ненадолго.
– Когда-то было важно, а сейчас… не могу сказать, – ответила она.
– Тогда что для тебя важно сейчас?
– Важно… важно то, что мне предлагают фотосъемку в таком серьезном издательстве, это может быть единственным шансом в жизни. Но важно и то, что происходит здесь и сейчас. Важен ты.
– Единственный шанс в жизни, да?.. – эхом повторил он.
Они вдвоем замолчали на долгое время, просто сидели рядом, думая каждый о своем. А река все текла и текла, неся свои нескончаемые воды в темную неизвестность. Убывающую луну закрыли набежавшие облака, лишь изредка рассеиваемые ветром, чтобы потом опять скрыть от посторонних глаз. А Чонхо не замечал и этого, он вдруг осознал, как тяжело будет вынести расставание.
– Прислушайся к своему сердцу, – тихо сказал он, – и сделай так, как оно говорит.
– Оно молчит, – отозвалась Мидори.
Этот вечер был темнее, чем все предыдущие, облака полностью закрыли небо, а фонари не в силах были достаточно разогнать темноту на городских улицах. Сердце билось тяжелее, и каждая минута превращалась в вечность. Обычно, расставаясь, они не могли наговориться, теперь же единственно возможным казалось молчание. После того, как Чонхо проводил ее до дома, после того, как попрощался с ней, что на этот раз далось ему тяжело, он еще долго медлил возвращаться домой. Он долго ходил по пустым улицам, без цели, без направления. Рано или поздно она должна была уехать, думал он. И случись это позже, было бы намного тяжелее расстаться. Все правильно, все к лучшему, если она уедет. «Но почему я так не хочу тебя отпускать?» – вдруг произнес он, почти неслышно, да и некому было бы услышать – улица, по которой он шел, была пуста. За это короткое время, всего два месяца, он и забыл, что она должна будет уехать.
Домой он вернулся довольно поздно, когда все обитатели его уже спали.
На следующий день, в пятницу, казалось, что Чонхо оставался прежним, может, даже был более разговорчив, чем обычно. Но то только казалось. Вроде бы все как и всегда, и его новая временная работа была такой же скучной, как и всегда, а команда на тренировке такой же шумной, но внутри него самого что-то изменилось. Несколько раз он в последний момент отменял уже набранный вызов в своем телефоне, понимая, что не знает, что хочет сказать. Его чувства не могли облечься в слова, были слишком смешанными и неясными, и, уж точно, совсем неизвестными. Наконец, поздним вечером, когда фонари уже зажглись, но улицы еще не собирались пустеть, раздался телефонный звонок, заставивший Чонхо в следующую же секунду схватить телефон. Звонила она.
Звонила, чтобы сказать, что уезжает.
– Когда? – спросил он, хотя нужно было остановить, удержать и не отпускать. Казалось, будто в этот момент говорит другой человек, а он слушает со стороны.
– Через два дня, – был ответ. Ее голос звучал слабо, и можно было бы подумать, что прозвучи хоть одно возражение, хоть одна просьба остаться, она бы тут же согласилась.
– Вот как… Так быстро.
– Так получилось. Следующий рейс из Кимпхо** только через две недели, а это долго и… Хочешь увидеться?
– А ты этого хочешь?
– Я… – она немного помолчала, – я не знаю.
Но все-таки они встретились, как всегда, поздно вечером. И вроде бы все было как обычно, будто ничего и не произошло, и городские огни горели по-прежнему, и люди так же разговаривали, и автомобили так же шумно шелестели по такому же серому асфальту, но казалось так, что тысяча ри разделяет их уже сейчас. Об отъезде больше никто не говорил.
*Мёндон – район, где находится множество развлекательных центров и магазинов одежды.
**Кимпхо – второй по значимости международный аэропорт в стране.
– Ты все-таки пришел?
Мидори стояла около дома кузины, одной рукой держа над головой зонтик, а другой – придерживая дорожную сумку на колесиках, не такую уж большую, как можно было бы представить. Утро понедельника выдалось на редкость дождливым, еще немного и настоящая буря разразится. Ветер словно с ума сошел – дул ото всех сторон.
– Пришел.
Чонхо оказался здесь раньше, чем нужно было, но звонить, чтобы сказать, что он тут, не захотел. Просто ждал. Без лишних слов он взял ее зонтик, чтобы он укрывал от холодного дождя обоих, помог везти сумку. Она лишь обвила его руку, ведь это было так необходимо. На протяжении всей дороги, не отличавшейся коротким расстоянием, они почти не говорили, вплоть до того момента, пока в поезде не объявили нужную станцию метро в Конхан-дон*.
