Текст книги "Офсайд (СИ)"
Автор книги: Ariennim
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
– Как и я, – она улыбнулась, но тут же повернула голову в сторону. Там раздался тихий шелест от поднявшихся брызг воды. То золотистая рыбка покинула водяной дом и снова нырнула. Лотосы сразу же надежно скрыли место, где она исчезла. – Я тоже забыла. Случайно, конечно.
Конечно, это была чистая случайность. Каждый человек каждый день что-то забывает, это закон жизни. Но был ли их случай таким же, никто бы из них не смог ответить абсолютно истинно.
– В общем, вот, – не найдясь, что еще сказать, он достал невесомый зеленый шелк, протянул ей. – Он немного помялся, извини.
– Переживаешь из-за таких пустяков? – иронично произнесла она, чуть приподняв бровь и взяв шелк. Шелковый платок она удерживала в руке – слишком жарко для него было в этот день.
Вновь раздался шум водяных брызг – единственный звук, нарушавший тишину в радиусе десяти метров. Слова никак не находились.
– Тогда я, наверное…
– А знаешь, – перебила она его внезапно, вдруг ощутив горечь от того, что после того, как они расстанутся сейчас, больше не обретут счастливого случая вновь встретиться. Идею о том, что привязываться нельзя ни в коем случае она не поддержала уже с первого раза и давно о ней забыла. – Я нечасто проверяю свою электронную почту. И вот вчера оказалось, что родители мне уже несколько писем написали. А я с ними так давно не разговаривала…
Новая тема разговора была совершенно неожиданной, причем для обоих участников его. Мидори сказала первое, что пришло ей на ум, и теперь пыталась поскорее найти слова, чтобы продолжить.
– Вот как, – только и сказал Чонхо, находясь в точно такой же бессловесной ситуации, что и она. – Что говорят? – все же нашелся он.
– Что в Осаке уже третий день не прекращаются дожди, на улицу выйти невозможно, и…
– Ты из Осаки?
– Да. Всю жизнь там прожила, а здесь до сих пор освоиться не могу… – она растерялась, огляделась по сторонам. – Посмотри, а там не так жарко, и листва очень густая.
Рукой она указала в сторону лавочки по другую сторону узкой автомобильной дороги и, не дождавшись ответа, сорвалась с места. Но когда одной ногой она ступила на асфальт, раздался резкий визг автомобильных шин, предвестивших появление из-за крутого поворота дорогой иномарки. Как обычно и бывает в таких ситуациях, она оказалась не в силах сдвинуться с места, и ее стремительное путешествие к резной лавочке закончилось бы крайне печально, не оказавшись она в крепком кольце рук, оттащивших ее подальше от дороги. В следующий миг мимо пронесся автомобиль с темными тонированными стеклами. Нечасто в этих краях можно было увидеть такую скорость.
Чонхо удерживал ее немного дольше, чем следовало бы, ведь опасность давно миновала, но разомкнуть руки все не получалось. Невольно он склонил голову, почти коснувшись ее уха, чуть прикрыв глаза, вдохнул сладкий неуловимый запах ее волос… Она невесомо коснулась своими пальцами его правой руки, и прикосновение это было легче всякого шелка. Вдруг дохнул ветер, теплый, но не жаркий. Он словно заставил опомниться Чонхо, поспешившего отойти в сторону на несколько шагов. Он потер переносицу, будто только что очнулся от долгого сна, которого раньше никогда не чувствовал. Мидори же молча отправилась к лавочке, на этот раз все же посмотрев по сторонам дороги. Чонхо ничего не оставалось кроме как последовать за ней. Так же, молча, он уселся на почтительном расстоянии от нее. Она смотрела на красочный пруд издали.
– Дома я часто фотографировала воду, больше всего остального нравилось. Там хорошо получалось, – вдруг сказала она, продолжая разговор как ни в чем не бывало, будто и не было ни этого автомобиля, ни случайно задержавшегося прикосновения.
– И почему ты уехала? – он смотрел в ту же сторону, что и она.
На этот раз ответа пришлось ждать долго, она просто молчала, а он не торопил ее отвечать. Мимо пронесся еще один автомобиль.
– Не смогла больше спокойно жить там, – задумчиво произнесла она. – Там все напоминает мне о… – она резко прервала себя. – И тем не менее я здесь.
Она повернулась к нему, улыбаясь как всегда, но улыбка эта была какой-то печальной. Он решил больше не расспрашивать ее о родном городе. Ведь там явно произошло что-то плохое, воспоминания о котором причиняют боль. А этого он бы себе никогда не позволил сделать.
– И вот мне написали в письме, что я до сих пор не прислала фотографий города… – продолжала она. – Может, ты знаешь, как сфотографировать дух города? Ты ведь давно живешь здесь?
– Давно, – эхом отозвался он. – Всю жизнь.
– Со дэсне… – тихо пробормотала она. – Тогда можешь подсказать, где сделать удачный кадр?
Чонхо задумался ненадолго, но в памяти его всплывала только одна картинка, соперничающая своей важностью с мыслью о том, что расставаться с Мидори надолго, если не навсегда, ему никак не хотелось.
– Я могу отвести тебя туда, – наконец, сказал он.
– Вот хорошо!.. – ее лицо осветилось радостью. – То есть, тебя ведь это не затруднит? – на всякий случай уточнила она.
– Нет, нисколько, – ответил он беспечным тоном, стараясь не думать о том, что до матча осталось всего несколько дней. – Я давно там не был, все собирался сходить, и…
Вдруг проиграла короткая но красивая мелодия, похожая на песню арфы. Оказалось, на ее телефон пришло сообщение, которое она быстро пробежала глазами, тут же помрачнев.
– Извини, мне нужно идти, – сказала она, печально посмотрев ему в глаза.
– Тогда… – начал было он.
– …до послезавтра, – продолжила она и унеслась со скоростью ветра, оставив Чонхо одного. Солнце уже коснулось горизонта, но он еще долго оставался недвижим, сидя на резной лавочке. Конечно, он устал на тренировке, хотя его особо не напрягали, ведь стартовый состав уже определили, и Чонхо там никак не значился. Но намного больше сил отнимало то чувство, неизведанное, непонятное, невыразимое, что поселилось в сердце и никак не хотело его покидать, только заставляло его биться чаще.
Загадочная вещь эти ключи. Маленькие и сделанные из простого металла, они становятся совершенно незаменимыми и необходимыми, открывая нужную дверь. Но также они обладают еще одной способностью, которую периодически с успехом демонстрируют – они часто теряются, поэтому их никогда не бывает много.
В ближайшее время, может быть, и на следующий день, Ли Тэсун должен был вернуться из очередной кратковременной командировки, на сей раз из Гонконга, большого, широкого, высокого и разноцветного города, где легко заблудиться или что-то потерять, что он и доказал недавно.
– А мне нужно срочно уехать домой, в Осаку, – продолжала свой рассказ Ан, начатый как только Мидори, поспешив как только могла, вернулась домой. – Тэсун сказал, что приедет завтра. Но дверь открыть он никак не сможет, ведь ключи он потерял где-то… Тебя ведь не затруднит побыть дома, пока он не приедет?
Она поспешно собирала вещи в дорожную сумку, произнося эту сбивчивую речь, ходила из одной комнаты в другую, что-то искала. И хотя она старалась не показывать никаких эмоций, все же можно было уловить тень волнение в ее голосе, взгляде. Она ничего не говорила о причине столь стремительной поездки, а Мидори решила все спросить потом, когда она приедет обратно.
– Нет, совсем не затруднит… – ответила она кузине, хотя перспектива находиться дома весь следующий день ее нисколько не радовала. – Мне все равно нужно было посмотреть все эти снимки и…
Но Ан ее уже не слушала. Поспешно причесавшись, она накинула синий пиджак и уже собиралась открыть дверь, как вдруг вспомнила:
– Кстати, он опять звонил мне, недавно совсем…
– Кто звонил? – не поняла ее Мидори.
– Твой Кикучи-кун, конечно, – удивленно пояснила кузина.
Мидори выпустила кружку, которую держала последние пять минут, из враз ослабевших рук. Остатки чая разлились по полу, а сама кружка разбилась на множество маленьких осколков, как и ее сердце совсем недавно. Она принялась собирать осколки.
– Будь внимательней, – недовольно заметила Ан, взявшись за ручку двери. – Он говорил, что хочет поговорить с тобой, что знает, что ты здесь и… – она взглянула на часы, вдруг воскликнув: – Ах, я опаздываю!.. До свидания, надеюсь, я скоро вернусь.
– До свидания, – тихо ответила Мидори, хотя кузина ее уже не слышала, она пулей вылетела за дверь, скоростью своей доказывая всю неотложность дела.
Мидори еще долго собирала осколки, находившиеся в самых неожиданных местах – под платяным шкафом или под подставкой, удерживающей цветы. Ее движения стали вдруг вялыми, раз потеряв внимание, она порезала палец маленьким острым осколком, алая кровь окрасила светлую кожу, хотя заметила она это только несколько минут спустя. Она совсем недоумевала, что еще он от нее хочет. Она ничем не была ему обязана, ничего ему не оставляла, впрочем, как и он ей, и прошлые связи остались где-то позади, в дали, овеянной дымкой забвения. Теперь же Дзюн снова напомнил все те сладкие и горькие моменты, пережитые ею вместе с ним. Кровь долго не останавливалась.
Этот вечер был тихим, неощутимым и пустым, какого не было за все время пребывания в Сеуле. Обычно тишину разгоняли разговоры, смех, громкая музыка или фильмы. Теперь она была одна, что, возможно, было только лучше – можно было спокойно разобраться в своих многочисленных кадрах. Можно было разобраться в себе.
В темноте ее комнаты, рассеиваемой лишь тусклой настольной лампой, отчетливо выделялся монитор ноутбука, находившегося на коленях его хозяйки. Он услужливо показывал сделанные кадры. Сверкающий на солнце Ханган пестрел всеми цветами радуги, словно кто-то рассеял самоцветы по всей его поверхности.
Самое большое впечатление эта река произвела на нее, когда она пересекала ее по мосту на невообразимой скорости. Тогда она открыла зажмуренные глаза лишь на пару секунд, но запомнила эту красочную картину на всю жизнь. Мидори чуть улыбнулась, вспомнив, как глупо себя повела, заставив Чонхо отвезти ее на другой конец города. Тогда он очень помог ей, даже нисколько не возразив.
Пару пустых кадров. Следующий – широкие листья дзельквы передавали все оттенки зеленого, проникающего в самую глубину сознания. Она любила фотографировать цветущие деревья, больше всего – сакуру в конце марта. На многих кадрах деревья были главными участниками съемки, им не были нужны сопровождающие их подвижные объекты. Но на следующем кадре оказалось так, что в центре был человек, а не деревянные гиганты. Тогда она впервые увидела его улыбку. Она запомнилась ей так же отчетливо, как и сверкающий Ханган.
Маленький фонтан неподалеку от дома, где она жила, Мидори сфотографировала просто так, чтобы не забыть все детали, окружавшие ее в Сеуле, когда она вернется в Осаку. Кусты с белыми пышными цветами, закрывающими почти всю листву, росли на обочинах маленькой дорожки около реки Аньян. Объектив выхватил все лепестки этих нежных перламутрово-бежевых цветов, которых хотел унести ветер. Тогда она лишилась своего фотоаппарата, составлявшего немалую часть ее жизни, навсегда, как она думала. Оказалось, нет.
Вдруг она поняла, что каждая фотография так или иначе напоминает ей о Чонхо. Она приложила ладонь к левой стороне груди – сердце билось часто-часто. Она испугалась, такого давно не случалось с ней. Она резко закрыла ноутбук, в комнате стало темно, тусклый свет слабо прогонял тьму.
Тэсун приехал на следующий день только поздно вечером. Уставший и вымотанный, он был рад, что все-таки смог попасть домой, хотя думал, что придется ночевать в отеле. Переговоры прошли удачно, и даже подписали какой-то контракт, но этим пустой желудок не наполнишь. Мидори приготовила ужин из того немногочисленного, что оставалось в холодильнике и кухонных шкафчиках.
– Ан говорила, когда приедет? – спросил он ее, когда зашел на кухню. Мидори завершала последние штрихи к ужину.
– Нет… сказала, надеется, что скоро приедет, – ответила она, пожав плечами. – Она тебе тоже ничего не сказала?
– Ничего, – задумчиво произнес Тэсун.
– Странно это… – заключила Мидори, поставив на стол тарелку риса с вареным мясом курицы. – Прошу, – великодушным жестом пригласила она к столу. – На ваш суд предоставляю «ояко донбури».
Она картинно поклонилась, подождав так немного. За месяц она успела сдружиться с Тэсуном. Раньше они виделись лишь два раза, и разговоры их ограничивались парой фраз.
– Спасибо, – только и сказал Тэсун, приветливо улыбнувшись.
Он уже сел за обеденный стол, когда Мидори вспомнила важную составляющую, дожидавшуюся своей очереди в другой тарелке на столешнице. Картофельные шарики уже успели остыть.
– Надеюсь, она вернется к субботе, – вернулся Тэсун к изначальной теме разговора.
– Может быть… – Мидори пожала плечами. – А что в субботу?
– Мы думали сходить на матч молодежной сборной. Там мой младший брат будет играть, очень волнуется.
– Ух ты… Во что играет?
– Футбол. С Таиландом играют.
Дальнейший разговор стал совсем малосодержательным и вскоре потух совсем. За окном уже давно стемнело, на небе проглядывали редкие звезды, а город сверкающим полотном извещал о начале ночной жизни.
Наступила среда, первая половина которой пролетела незаметно. Мидори долго выбирала, что ей надеть, в итоге остановив свой выбор на сине-белой блузке и белых брюках. Выбор одежды занял больше времени, чем она предполагала. Солнце уже начинало клониться к закату, а резкий ветер предупреждал о том, что вечером будет далеко не так жарко, как прошлым днем. Чонхо встретил ее около дома. В белой футболке с незапоминающимся рисунком и черной расстегнутой жилетке он выглядел довольно непривычно. Она привыкла видеть его в черной кожаной куртке, серьезного, сосредоточенного на своих делах.
– Ты уставший… – сказала она, подойдя к нему и заглянув прямо в глаза. – Долго ждал?
– Нет, – ответил он как всегда, немногословно.
Они шли медленно, разговаривая, скупо сообщая что-то о себе. Им некуда было спешить. Насколько Мидори могла понять, им нужно было доехать на автобусе в сторону центра города, больше Чонхо ничего не говорил ей о пункте назначения, и спустя несколько неудавшихся попыток она решила полностью довериться своему проводнику. На все вопросы он отвечал лишь «Скоро увидишь». От такой загадочности становилось только интересней.
На улицах города было много людей, несмотря на то, что был будний день. Город жил полной жизнью, дышал запахами свежего высококачественного бензина, слышал многочисленные звуки людских разговоров и музыки, видел красочную одежду людей и зданий, мыслил облаками, набравшими влагу в далеких восточных краях. Автобус ехал долго.
Наконец, переехав Ханган, проехав несколько районов и совершив бесчисленное количество поворотов, автобус подъехал к конечному пункту их путешествия где-то в Инса-дон.
– Надеюсь, пересаживаться на другой автобус не нужно? – спросила Мидори, как только они вышли из салона автобуса, поездка в котором ей порядком надоела. – Так мы и в другой город уехать можем…
– Нет, уже близко.
– Ты хочешь показать мне высокие здания? – она оглянулась на каменных исполинов.
– Нет, другое, – ответил он, посмотрев на наручные часы. – Уже скоро.
По мере того, как они проходили все дальше и дальше по широкой улице, людей становилось все больше, так что можно было легко потерять друг друга из виду. Солнце все ниже клонилось к закату.
– Ты хочешь показать мне большое количество людей? – вновь спросила она.
– Нет, не это, – так же, как и в предыдущий раз, ответил он.
– А может… – вдруг она запнулась о камешек на асфальте, приостановилась, посмотрела вниз, отряхнула брюки, – может, ты… – продолжила она, но подняв голову, не обнаружила своего проводника.
Она начала вертеть головой, озираться по сторонам, но везде видела только незнакомые лица. Встала на цыпочки, но результат оставался тем же, уже хотела звонить, как вдруг почувствовала, что ее руку кто-то берет в свою. Она уже хотела испугаться, но обернувшись, увидела только Чонхо.
– Извини, но так будет труднее потеряться, – говорил он, запустив руку в волосы и почесав затылок.
Солнце окрашивало все в красный цвет, поделившись и с Чонхо, окрасив его щеки в розовый оттенок. Мидори только тихонько хихикнула.
– Не извиняйся, все в порядке, – сказала она ему, улыбаясь, другой рукой поправив на плече ремень от сумки для фотоаппарата.
Дальнейший путь они преодолевали молча, медленно, но и спешить особого желания не было. Откуда-то доносилась заводная музыка, частые продавцы сладостей и острот зазывали отведать свой товар – не так давно прошел фестиваль Пэкчжун, день фруктов и овощей. Широкая улица тянулась все дальше, и из этой дали доносился шум воды.
– Не желаете испытать свою удачу?
Перед ними неожиданно возник парень, довольно низкорослый и с крайне хитрым взглядом черных глаз, с веером бумажек в руке. Чонхо не обратил на него никакого внимания и уже потянул Мидори за руку дальше, но парень не сдавался, окликнув их:
– Только для вас один лотерейный билет всего лишь за три тысячи вон! Это особая лотерея, вам обязательно повезет… Да постойте же!
Ему показалось, что обещанная удача отвернулась от него самого, и предполагаемые покупатели ускользнули безвозвратно, но девушка остановилась, обернувшись.
– Говорите, удача? – переспросила она.
– Ты ему веришь? – с сомнением спросил Чонхо, так и не отпустив ее руки.
– Сегодня хороший день, вдруг и правда, повезет?
– Да-да, конечно повезет, – воодушевился парень, подбежав к ним. – Всего один билет откроет вам дорогу в светлое обеспеченное будущее, – он вытянул руку, указывая неопределенное направление этого будущего.
Чонхо слушал эту пустую болтовню, хмуро сведя брови, Мидори – чуть улыбаясь. Наконец, она отсчитала нужную сумму, отдала парню.
– Вы не пожалеете, – говорил тот, давая ей один билет, после чего быстро скрылся, затерявшись в толпе.
– Конечно… – саркастически произнес Чонхо ему вслед. – Он же купил где-то эти билеты по дешевке, – обратился он к девушке, – и вот теперь продает в два раза дороже, ты же знаешь это?
– Знаю, – она улыбнулась, взглянув на него. – Но удача сегодня должна быть на моей стороне, мне обязательно… – она посмотрела на купленный лотерейный билет, перевернула, прочитала все мелкие строчки, – повезет, – безнадежно закончила она, опустив свою руку, удерживающую бумажку. Прочитав содержание правил лотереи, она полностью уверилась в том, что продавец билетов нисколько не знал об их содержании.
– Тогда удачи тебе, – он обогнал какого-то замешкавшегося прохожего, заставив ее убыстрить шаг тоже.
– Не думаю, что она мне понадобиться, – тихо возразила она, – я не умею ездить на мотоциклах.
Они спустились по каменной лестнице.
– Зачем тебе это? – Чонхо удивленно вскинул брови.
– Это главный приз. Совершенно бесполезная бумажка, – она уже смяла ее и хотела выбросить в ближайшую урну, но вдруг передумала. – Но вдруг повезет тебе? Ээто… извини, а я уже помяла билет…
Она высвободила свою руку из руки Чонхо и постаралась расправить бумажку насколько это возможно, внимательно оглядела со всех сторон. Вышло сравнительно неплохо, хотя пара изгибов все же осталась.
– Пожалуйста, извини, что он мятый… Я не подумала, но… пусть этот билет будет у тебя, – Мидори вложила в его ладонь бумажку.
Солнце почти зашло за горизонт. Они были на изящной набережной стремительного потока, берущего свое начало совсем недалеко. Чонхо сначала хотел отказаться по своему обыкновению, он редко принимал чью-то помощь, привыкнув все делать сам, редко принимал подарки, но в этот раз что-то изменилось, и его сердце снова забилось чаще.
– Спасибо, – всего лишь сказал он, положив лотерейный билет в карман джинсов.
Солнце окончательно сокрылось за западным краем земли, устало уйдя на покой и призывая всех последовать его примеру. Шум воды стал в несколько раз громче, она шептала, не прекращая ни на секунду лить свои хрустальные воды на восток.
– А теперь обернись и посмотри туда, – опомнился Чонхо, поздно осознав, что смотрел ей в глаза слишком долго. – Это Чхонгечхон.
Мидори последовала его совету. В следующий момент ее глазам предстало прекрасное зрелище. Не так далеко, почти совсем рядом танцевало свой загадочный танец водяное существо, каждую секунду принимая новые облики и никогда не оставаясь постоянным. Красный, синий, зеленый… – цвета не оставались постоянными так же, как и форма. Разноцветные струи воды, какая-то выше, какая-то ниже, поднимаясь вверх и опускаясь до такой степени, что их почти не было видно, все они стремились к небу, хотели коснуться синего темнеющего небесного купола, но все заканчивалось одинаково – им суждено было стечь вниз, следовать на восток и соединиться с большой великой водной артерией города. Струи воды стремились ввысь в одном им известном такте, и музыку, которую включали специально для этого танца, было практически не слышно, ее перекрывал говор воды. Фонтан Чхонгечхон был прекрасен на фоне неба, в котором выступали первые тусклые звезды, отражающиеся в стекающем потоке воды.
– Как красиво… – прошептала Мидори, пытаясь запомнить каждый изгиб воды.
Она оперлась локтями об ограду, предостерегающую неосторожных посетителей от плавания, и некоторое время просто любовалась замысловатыми водными танцами. Чонхо лишь просто стоял рядом с ней. На лавочках или около ограды или где-то еще – везде было многолюдно, это место было популярным в центре города.
Только через некоторое время Мидори вспомнила первоначальную цель своего недолгого путешествия в это место. Она достала свой фотоаппарат и начала фотографировать, предварительно выключив вспышку – она была совсем лишней, внутренний свет воды не нуждался в дополнительной подсветке. Кадры выходили один краше другого. Она отбегала, чтобы сфотографировать издали, и тут же приближалась обратно, радуясь водным краскам, словно ребенок.
– Посмотри, только посмотри, – сказала она, когда наконец, сделав добрую сотню фотографий, закончила съемку и подошла к Чонхо, все это время спокойно ожидавшему ее поодаль. – Вот здесь получилось особенно красиво.
Она показала экран фотоаппарата ему, где водяные линии пересекали друг друга, создавая красочный рисунок, а несколько людей, может, случайно, может, намеренно, попавшие в кадр, восторженно наблюдали за этим. Потом показала еще несколько кадров, самых удачных на ее взгляд. Оказалось, даже Чонхо успела сфотографировать.
– Здесь очень красиво, – вновь восторженно выдохнула она, убрав фотоаппарат в сумку. – Большое спасибо, что показал мне такую красоту, это…
Она вдруг замолчала, посмотрев ему в глаза, так и осталась, будто каряя глубина полностью обвила ее своим теплом. Вышло так, что между их лицами было минимальное расстояние – еще немного и коснуться друг друга. Несколько секунд превратились в целый час, а может, и немного больше.
– Прости, – тихо произнесла Мидори, резко отстранившись.
– Нет, ты меня прости, это я глупо себя веду, – Чонхо отвернулся к фонтану, протер свои глаза, будто, пытаясь освободиться от пелены сна.
Вода, стремившаяся к небу и ниспавшая вниз, быстро стремилась на восток, унося с собой все людские горести и печали. Некоторое время они стояли молча, каждый смотря в разные стороны. Наконец, Мидори это надоело, она хотела пойти обратно, но не сделала и пару шагов, как резко остановилась, побледнев и враз ослабев.
– Ты здесь? – слабо произнесла она.
Чонхо обернулся на эти слова, увидев, что перед ней был высокий, немного ниже его самого, молодой человек, лет двадцати, черные глаза которого сверкали, словно агаты. На длинных пальцах были вычурные металлические кольца, на шее – большие наушники. В простой черной футболке и джинсах, на поясе которых болталось несколько металлических цепей, он все же выделялся из общей массы.
– Да, здесь, – ответил он Мидори.
Из дальнейшего разговора Чонхо мог понять далеко не все – они говорили по-японски. Но одно слово, которое несколько раз произносил загадочный молодой человек, говорило о многом. И слово это было «гомен нэ*». Он ждал, отойдя немного, чтобы не мешать разговору, который совсем для него не предназначался. Фонтан переливался всеми цветами, от глубокого синего до насыщенного красного.
– Дзюн, зачем ты сюда приехал? – спросила она, до сих пор не в состоянии поверить, что видит перед собой очень важную составляющую своей прежней жизни.
– Хотел, чтобы ты знала, что я сожалею обо всем… я заставил тебя плакать, – он невесомо провел тыльной стороной ладони по ее щеке, – пожалуйста, прости меня за это.
Мидори чуть отвернулась, не в силах ощущать это прикосновение, которое не принесло ничего кроме холода в сердце. Она долго смотрела на текущую воду, закусив губу и изо всех сил стараясь не проявить все те эмоции, которые переполняли ее. Убывающая луна только добавляла большего холода в сердце, и лицо Дзюна казалось призрачным. Разговоры становились все тише – около воды было холодно, многие люди уже расходились.
– Слишком поздно… – наконец, после долгого молчания, будто про себя, тихо сказала она, так и не взглянув на него. – Ты приехал только ради того, чтобы сказать это?
– Ты не отвечала на звонки, сменила номер… – его голос стал громче, заставив обернуться Чонхо, наблюдавшего все это время текучий поток, – в другую страну уехала! Как я мог с тобой еще связаться?
– И как ты меня нашел? – она внимательно посмотрела на него.
– Сеул – маленький город, – пожал плечами Дзюн. – Грязный, неприглядный…
– Прекрати, – сквозь зубы произнесла она, еле сдерживая злость от этих слов.
– Прости, – снова извинился он. После некоторого молчания решил перевести неудавшийся разговор в другое русло: – Я скучал по тебе, правда… И как тебе здесь живется?
– Прекрасно, – она попыталась улыбнуться, вышло плохо, отвернулась вновь, увидела, что Чонхо до сих пор ждет ее, решила, что разговор нужно завершать, насколько это возможно. – А как ваша песня на радио?
– Крутят иногда… – рассеянно ответил Дзюн.
– А как твоя Харука?
И снова между ними воцарилось молчание, на сей раз со стороны Дзюна.
– Хорошо, но… Она не моя, тогда я повел себя глупо, по-дурацки! Пойми, только ты мне нужна, больше никто, это правда…
Он подошел к ней, попытался обнять, она не позволила, отступила на шаг. Для Чонхо же эти действия, тон, отдельные слова помогли сложить по частицам предполагаемую картину предыдущих событий. Теперь он старался вслушиваться внимательней, хоть это его и нисколько не должно было касаться.
– Осторожней, – сказала Мидори тихо, – много зеленого ведь надоедает, забыл?
– Я был неправ, прости…
Последнее, что хотелось слышать Мидори в этот момент – это извинения, слишком много их было произнесено в этот день, но время для этих слов уже ушло. Она долго подбирала нейтральные слова.
– И где здесь живешь сейчас?
– В гостинице, там неподалеку, – он неопределенно махнул рукой.
– И сколько еще здесь собираешься оставаться?
– Я приехал за тобой, – вдруг сказал Дзюн, снова попытавшись приблизиться к ней, взял ее руки в свои. – Без тебя я не уеду… Поехали домой, слышишь?
Мидори медленно покачала головой, хотела отойти, но хватка оказалась сильнее, чем казалось поначалу.
– Отпусти меня, – попросила она спокойно.
– Да что тебя здесь держит? – воскликнул Дзюн. Теперь на него оглядывались почти все оставшиеся посетители одного из самых красивых мест города. – Фотографии? Это смешно! Опомнись, у тебя здесь ничего и никого нет, зачем тебе это все? Ты моя, всегда была моей…
– Отпусти, – снова попросила она.
Этой просьбе не было суждено исполниться, Дзюн, не сумев сдерживать себя более, потянул ее за собой, чтобы увести подальше отсюда, она уже поддалась, сделала несколько шагов против своей воли. Все это время Чонхо иногда оборачивался, будучи бездейственным незаметным наблюдателем, но последнее действие этого парня заставило его вмешаться. Не прошло и секунды, как он оказался рядом, схватив его руку, удерживающую Мидори, но заставить его отпустить ее оказалось сложно.
– Если сейчас же не отпустишь ее, я сломаю тебе пальцы, один за другим, – сдержанно произнес Чонхо, забыв, что навряд ли этот парень знает корейский. – Нисколько не пожалею…
Он уже вознамерился исполнить свою угрозу, не произведшую особого эффекта на парня, видимо, он просто не понимал его, но Мидори остановила его:
– Только не это, пожалуйста, не нужно, – тревожно сказала она, испугавшись его взгляда, не предвещавшего ничего хорошего для музыки Дзюна в течение ближайшего месяца.
Спустя несколько секунд Чонхо все же разжал пальцы, а Мидори наконец удалось высвободить свою руку, на которой остались красные пятна – Дзюн держал ее крепко. Она потерла запястье.
– И кто это? – спросил Дзюн девушку, мотнув головой в сторону Чонхо, даже не удосужившись обратить на него внимание.
– Мой друг, – коротко ответила Мидори, все еще растирая запястье.
– Вот как… – протянул он.
– Ты в порядке? – все же спросил девушку Чонхо, хотя намеревался не вмешиваться во все это. – Дай посмотрю.
Он взял ее ушибленную руку, бережно растер, она не стала возражать. Боль начала утихать.
– Значит, вот, что тебя здесь держит… – произнес Дзюн, кивнув в подтверждение своих догадок, – точнее кто, – исправил он самого себя.
Мидори бросила на него взгляд, полный прежней обиды, ставшей лишь горше от только что совершенных действий, только что сказанных слов.
– Тогда подумай пока над моими словами, – продолжал Дзюн. – Я подожду, без тебя не уеду, помни это.
Не прощаясь, он резко повернулся и пошел в противоположную сторону, тут же поднявшись по каменной лестнице. Фигуру его тут же сокрыла тьма летней ночи, и разгадать очертания было сложно.
Шепот воды становился все тише, свет мерцал все тусклее, загадочней, непостоянные водные струи забыли о своем желании коснуться бездонного неба… город желал тишины. Мидори, не говоря ни слова, медленно пошла к основной улице. Чонхо, точно так же, молча, последовал за ней. С некоторых пор провожать ее домой вошло у него в привычку. Городские уличные фонари старательно освещали улицы, отгоняя наступившую тьму прочь, но они были не в силах отогнать тьму внутри сердца. А с неба печально наблюдали звезды, выстроившись в непостижимом рисунке по своим, неведомым этому миру законам.
*Гомен нэ – прости, яп.
В такое время автобусы редко посещают остановки, время, когда они были необходимы, чтобы перевезти большое количество людей уже ушло на этот день – пришлось долго ждать. Конечно, можно было пройти немного дальше и попасть на станцию метро Чонггак, но к чему торопить время, если им обоим все равно совсем не хотелось спешить домой?
На остановке автобуса был всего лишь один-единственный человек, но и ему через несколько минут посчастливилось дождаться своего рейса, и остановка оказалась окончательно пуста. Мидори, не раздумывая особо, села на лавочку, где пассажиры дожидаются своего рейса. Она устала, но не от пройденного расстояния, она любила долго гулять, но от тех эмоций, что в одночасье заставил ее испытать Дзюн. Она долго смотрела в одну точку, на широкую дорогу, перед глазами мелькало множество автомобилей, дешевых и дорогих, маленьких и больших – всяких. Чонхо находился чуть поодаль. За все это время он ни разу не задал ей ни единого вопроса, решив не тревожить ее никоим образом. Между ними была лишь тишина, если это можно было назвать тишиной, принимая во внимание бесконечный шелест автомобильных шин.