Текст книги "Гарри Поттер и Хранитель Ключей (СИ)"

Автор книги: Аргус Филченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Наконец дядя Вернон притормозил у мрачной гостиницы на окраине небольшого пыльного города.

Знак у въезда в город гласил «Коукворт».

Гостиница называлась «У железной дороги».

Гарри лежал на кровати – он делил комнату с Дадли – и думал, не в этом ли самом номере останавливалась почти год назад миссис Кейн.

Когда Дадли захрапел, он подошел к окну. Город был черным, слабо освещаемые фонарями деревья были черными, и даже небо было черным – не потому, что стояла ночь, а потому, что угольная пыль и сажа были везде. Везде, кроме…

Гарри аккуратно приподнял оконную раму и вылез наружу. Его охватил азарт, и спрыгнуть со второго этажа на чахлый газончик при помощи «этого» не составило никакого труда.

Он примерно помнил расположение улиц с тех самых пор, как они с пожилыми леди, МакФергюссоном и Бутройдом разбирали по карте не вполне удачный визит Саманты-Шарлин в этот городок. Разумеется, в Паучий Тупик он не пойдет, а вот…

Он бежал по черным, почти не освещенным улицам, его сердце бешено колотилось в груди. Гарри завернул за угол.

Это было как луч солнца, выглянувшего из-за грозовых туч. Сам по себе домик не отличался от соседей – может быть, фасад был закопчен чуть меньше, чем другие. Два фонаря тоже казались только чуть более яркими, чем у соседних домов, но палисадник, который они освещали, казалось, делился приятным запахом листвы и роз со всей улицей. Зелень была яркой и свежей, как будто не было этой всепроникающей угольной пыли. Розы, разумеется, закрылись на ночь, но проглядывающие из бутонов краешки белых и алых лепестков казались маленькими звездочками, пробившимися через облака и упавшими на землю.

– Мама! – прошептал Гарри и кинулся вперед.

Он не знал, сколько времени он вот так простоял у палисадника, за которым давным-давно ухаживала его мама. Он знал, что она покинула этот дом задолго до его рождения, он знал, что его дедушка и бабушка умерли больше десяти лет назад, но он ничего не мог с собой поделать. Он готов был стоять так всю ночь, а если бы дядя Вернон остался здесь навсегда, он приходил бы сюда снова и снова. Теперь он хотел, чтобы чертовы письма и те, кто их рассылал действительно потеряли дядю на этих дорогах.

Пока они ехали, он крутил головой по сторонам, но не видел ни одной следящей за ними совы. Ведь может быть так, что их потеряли?..

– ПОТТЕР, – громовой шепот заставил его подпрыгнуть. В трех шагах от себя он увидел словно бы плавающее в темноте узкое белое лицо с огромным носом и черными провалами глаз. Затем он заметил, что лицо принадлежало фигуре в длиннополом плаще – столь же черном, как и окружающая их ночь. Волосы, длинные и тоже черно-тусклые, так же, как и плащ, сливались с ночной тьмой, заставляя бледное лицо как бы висеть в воздухе. Такими показывали в кино и описывали в книгах вампиров. Гарри пробрала дрожь.

– Поттер. Что Вы здесь делаете? – процедил сквозь губы вампир.

– Здесь жила моя мама, сэр, – вздрогнув, ответил Гарри, – я просто смотрю. А… А откуда Вы меня знаете?

Еще не успев закончить вопрос, он знал на него ответ.

Узкий рот на бледном лице скривился в гримасе ненависти и отвращения.

– Это нетрудно, Поттер. Вы такой же, как Ваш отец.

Это было что угодно, только не похвала, подумал Гарри и вдруг обнаружил, что внутри его головы он не один. Что-то темное, как эта фигура, перебирала его мысли – он увидел себя в номере гостиницы, потом – в машине дяди Вернона, потом…

Потом он услышал звон ключей, словно еще один Маленький Гарри в его голове стремительно хватал все мысли, все воспоминания, связанные с пожилыми леди и их совместными приключениями, распихивал их по дальним уголкам памяти и запирал на ключ. Еще один Маленький Гарри, очень храбрый, попытался треснуть то-что-ворвалось-ему-в-голову узловатой палкой, такой же, как была у Дадли, только воображаемой.

Лицо дернулось, как будто человека в черном укусил комар.

– Вы такой же, как Ваш отец, Поттер. Такой же наглый и невоспитанный. Подите прочь. Вы просто недостойны, слышите? Недостойны находиться здесь.

Гарри хотел сказать, что наглым и невоспитанным является вторжение в чужие головы, да еще и без спроса, но… Но он был всего лишь маленьким мальчиком, которому только через сутки должно было исполниться одиннадцать лет. Ему стало страшно, очень страшно. Он побежал.

Он бежал очень быстро, как никогда в жизни не бегал от Дадли и его банды, и в то же время понимал, что этому страшному человеку не составит никакого труда догнать его. Но тот не догнал – или, вернее, и не пытался догнать Гарри. Минут через десять – или через целую вечность – мальчик обнаружил, что потерялся. Он попытался хотя бы понять, на какой он улице, но все указатели на домах были либо сбиты, либо замазаны краской и сажей. Это был плохой район – Гарри однажды видел такой в Лондоне, когда ездил за покупками и искал магазин подешевле. Или вообще плохой город. Гарри растерялся.

Тепловозный гудок донесся до его слуха, это было как крик петуха после страшной ночи из ужастиков, которые иногда показывали по телевизору. Гостиница, в которой они остановились, называлась «У железной дороги», и Гарри медленно и осторожно пошел на звук, радуясь, что та самая выкрашенная тетей в серый цвет форма делает его незаметным в темноте.

Как ни странно, дверь в их с Дадли комнату была не заперта. Гарри проскользнул внутрь, разделся и растянулся на влажных и слегка грязноватых, как и все в этом городе, простынях.

Черный человек с белым вампирским лицом не мог быть никем иным, кроме как Северусом Тобиасом Снейпом, проживающим в странном невидимом доме по адресу Паучий Тупик, дом четырнадцать. Этот дом и дом мамы Гарри стояли совсем рядом: судя по карте, их разделял пустырь, и, скорее всего, Снейп знал маму Гарри, еще когда они были детьми. Тем более, что они пошли в ту самую волшебную школу в один и тот же год.

И этот человек ненавидел Гарри, хотя они раньше никогда не встречались. Поправка: Гарри не помнил, чтобы они встречались раньше. Может быть, Гарри что-то сделал этому человеку, а потом его поймали и стерли память об этом? После последнего Хэллоуина с его «Оранжевой угрозой» Гарри вполне допускал такую возможность.

Но была во встрече, кроме ужаса, от которого Гарри до сих пор поколачивало, еще одна странность. Первая встреча с волшебным миром должна была стать для Гарри праздником. Ну ладно, Повелитель Памяти был уверен, что Гарри ничего не помнит о мистере Розье. Но и мистер Снейп на праздник никак не тянул. Значит ли это…

Гарри не успел додумать. Его, наконец, отпустило, и он уснул.

Утром, за довольно-таки отвратительным завтраком – подгорелые тосты, заплесневелые хлопья и кислые помидоры – к ним подошла хозяйка гостиницы.

– Прошу прощения, леди и джентльмены, – сказала она, – нет ли среди вас мистера Поттера? Для него принесли почту – целую сотню писем или около того. Вот одно из них:

Адрес на конверте был «Мистеру Г. Поттеру, город Коукворт, гостиница «У железной дороги», комната 17».

Гарри попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил его по руке. Хозяйка гостиницы застыла, ничего не понимая.

– Я их заберу, – сказал дядя Вернон, быстро вставая из-за стола и удаляясь вслед за хозяйкой.

– Дорогой, не лучше ли нам будет вернуться? – робко поинтересовалась тетя Петунья спустя несколько часов, но дядя Вернон, похоже, ее не слышал.

Никто не знал, куда именно они едут. Дядя Вернон завез их в чащу леса, вылез из машины, огляделся, потряс головой, сел обратно, и они снова двинулись в путь. То же самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту и на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки.

– Папа сошел с ума, да, мам? – грустно спросил Дадли после того, как днем дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер их в машине, а сам куда-то исчез.

Начался дождь. Огромные капли стучали по крыше машины. Дадли шмыгал носом и требовал, чтобы они остановились там, где есть телевизор. Гарри сидел и думал, что до его Дня Рождения осталось всего двенадцать часов, и мучения Дурслей – как и поднадоевший ему цирк, давно уже переставший быть хотя бы забавным – скоро закончатся. Да, если Повелитель Памяти хотел устроить неделю ада ему, Гарри – он явно ошибся. И, что характерно, не в первый раз.

Ад оказался очень скучным и единственное, о чем жалел Гарри – что он не сможет завтра пойти справлять свой День Рождения к миссис Кейн. Конечно, готовить яблочный пирог так же здорово, как и в прошлом году, она уже не могла, но ведь не в пироге радость. Хотя и в нем тоже.

Дядя вернулся через час или около того, неся в руках длинный сверток, размерами и формой подозрительно напоминавший дробовик, который Гарри временами давали почистить в полицейском участке. Гарри огляделся: сов вокруг не было. «Они, похоже, совсем не дуры! – подумал он. – По крайней мере, волшебные совы».

– Я нашел превосходное место! – объявил дядя Вернон. – Пошли! Все вон из машины!

На улице было очень холодно. Дядя Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить. Понятно, что ни о каком телевизоре не могло быть и речи.

– Сегодня вечером обещают шторм! – радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. – А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку.

Дядя Вернон кивнул на семенящего к ним беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах.

– Я уже запасся кое-какой провизией, – произнес дядя Вернон, – так что теперь – все на борт!

В лодке было еще холоднее, чем на берегу. Ледяные брызги и капли дождя забирались за шиворот, а арктический ветер хлестал в лицо. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем они доплыли до скалы, а там дядя Вернон, поскальзываясь на камнях и с трудом удерживая равновесие, повел их к покосившемуся домику.

Внутри был настоящий кошмар – сильно пахло морскими водорослями, сквозь дыры в деревянных стенах внутрь с воем врывался ветер, а камин был отсыревшим и пустым. Вдобавок ко всему в домике было лишь две комнаты.

Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех – четыре пакетика чипсов и четыре банана. После еды – если это можно было назвать едой – дядя Вернон попытался разжечь огонь с помощью пакетиков из-под чипсов, но те не желали загораться и просто съежились, заполнив комнату едким дымом.

– Надо было забрать из гостиницы все эти письма – вот бы они сейчас пригодились, – весело заметил дядя Вернон. Он пребывал в очень хорошем настроении, очевидно, решив, что из-за шторма письма до них не доберутся.

Гарри задумался, сам ли дядя такой дурак или ему помог кто-то очень-очень добрый. Засунуть письмо внутрь яичной скорлупы, на его взгляд, было куда круче, чем добраться до острова даже в шторм.

Шторм, правда, был ничего так, правильный. Хижину сотрясало от ударов ветра, брызги залетали сквозь щели. Тетя Петунья устроила Дадли на лежанке под пледом, сама она вместе с дядей ушла в другую комнату, а Гарри сел в углу, накрывшись доставшимся ему самым тонким и ветхим одеялом. Он следил за стрелками часов на откинутой в сторону руке Дадли, отсчитывающими оставшееся до полуночи, а значит, до его Дня Рождения, время.

Остался час.

Полчаса.

Пять минут…

Три…

Одна…

Десять секунд, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…

БУМ!!!

Надо было отдать волшебникам должное: праздник начался с точностью до секунды.

– Где пушка?! – завопил шальной спросонья Дадли.

За спиной Гарри хлопнула дверь.

– Кто здесь?! Предупреждаю: я вооружен! – в руках у дяди была двустволка. Тетя Петунья пряталась за его спиной.

– ТРАХ!

Дверь слетела с петель, и в пустом проеме появилась огромная темная фигура. Лицо великана – а это был именно великан, а не какая-то там Супергерл с занимательными штучками – скрывалось за длинными спутанными прядями волос и огромной клочковатой бородой, но зато были видны его глаза, маленькие и блестящие, как черные жуки. Великан протиснулся в хижину и пригнулся, но голова его все равно касалась потолка – уж слишком он был велик. Он наклонился, поднял дверь и легко поставил ее на место. Грохот урагана, доносившийся снаружи, сразу стал потише. Великан повернулся и внимательно оглядел всех, кто был в хижине.

– Ну чего, может, чайку сделаете, а? А то и покрепче чего, ежли есть у вас, конечно. Непросто до вас добраться, да… устал я…

«Байкер! – подумал Гарри. – Это же тот самый байкер с картинки!»

– Привет! – шагнул он вперед, на всякий случай заслоняя Дадли и Вернона с Петуньей. – Я тебя помню! Точнее, ну… бороду твою. Я за нее держался! А ты снова на летающем мотоцикле, да?

– ГАРРИ! – завопил великан, так, что все в комнате, не исключая Гарри, оглохли. – ТЫ МЕНЯ ПОМНИШЬ?!

– Ну да, – сказал мальчик, засунув в ухо мизинец и тряся головой, – не то, чтобы сильно хорошо, но…

– Ну да это-то понятно, – улыбнулся великан. – Я ж тебя в-о-о-т таким всего видел-т! А сейчас вон как вырос – и вылитый отец, ну один в один просто. А глаза материны.

Дядя Вернон издал какой-то странный звук, похожий на скрип, и шагнул вперед.

– Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! – заявил он. – Вы взломали дверь и вторглись в чужие владения!

– Да заткнись ты, Дурсль! – великан протянул руку и, выдернув ружье из рук дяди Вернона, с легкостью завязал его в узел, словно оно было резиновое, а потом швырнул его в угол.

– Зря Вы так, – сказал Гарри, – хорошая вещь. Пригодилась бы еще.

Дядя Вернон пискнул, как мышь, которой наступили на хвост. Он с ужасом переводил взгляд с великана на Гарри и обратно.

– Да и Мордред с ней, с бабахалкой этой, – махнул рукой великан, – таких-т пистолей в замке штук десять лежит. Кремневая небось? Заряжать замучаешься, арбалет куда как лучше!

– А у Вас свой замок есть? – удивился Гарри. – Настоящий?

– Ну, не то чтоб у меня, и не то чтобы свой, – улыбнулся великан, – но есть. А, ты ж имени моего не помнишь, наверное, да и откуда. Я Рубеус Хагрид, но ты меня просто Хагридом зови. Я, ну, Лесничий и Хранитель Ключей в Хогвартсе.

– А что такое Хогвартс? – быстро спросил Гарри; ведь, по идее, он должен был ничего не знать и даже ни о чем не догадываться.

– Так ты что – вообще не знаешь ничего, что ли?! – вздернул бровь Хагрид. – Ну дела… Говорил мне Дамблдор, что трудно будет, но такого я и правда не ждал.

– Ну, мне никто ничего не рассказывал! – опустил глаза Гарри, про мистера Локхарта и мистера Розье, да и про самого Дамблдора с Аластором на полянке он, разумеется, решил не упоминать.

– Дела… – задумчиво произнес Хагрид и обернулся к дяде Вернону. – ДУРСЛЬ! Ты что, вообще ничего ему не рассказал? И про него, и про его родителей?

– Эээ… Про родителей мне тетя рассказывала. Ну, что они безработные были и погибли в автокатастрофе, – сказал Гарри, чуть отступая назад.

– БЕЗРАБОТНЫЕ?! АВТОКАТАСТРОФА?! – заревел великан. – Да что… да как так… Это же… Чтобы Джеймс да Лили Поттеры безработными были… Да они были лучшими выпускниками Хогвартса, во! Хогвартс – это школа, – пояснил он Гарри, – самая лучшая школа волшебства во всей Британии! И ты в нее с рождения записан.

Дядя Вернон внезапно обрел дар речи.

– Прекратите! – скомандовал он. – Прекратите немедленно, сэр! Я запрещаю вам что-либо рассказывать мальчику!

Хагрид посмотрел на него с такой яростью, что даже куда более храбрый человек, чем дядя Вернон, сжался бы под этим взглядом. А когда Хагрид заговорил, то казалось, что он делает ударение на каждом слоге.

– Вы что, никогда ему ничего не говорили, да? Даже, что в том письме было, которое Дамблдор написал? Я ж сам там был, у дома вашего, этими вот глазами видел, как Дамблдор письмо в одеяло положил! А вы, выходит, столько лет прятали все от него, да? И даже не сказали ему, что его родители, да и он сам – волшебники?!

– ПРЕКРАТИТЕ! Я ВАМ ЗАПРЕЩАЮ! – нервно заверещал дядя Вернон. Хагрид продолжал буравить его тяжелым взглядом, но Дурсль не сдавался. – Когда мы взяли его в свой дом, мы поклялись, что положим конец всей этой ерунде, – упрямо продолжил дядя Вернон, – что мы вытравим и выбьем из него всю эту чушь! Тоже мне волшебник!

– Я – волшебник?! И вы это знали? – так недоверчиво, как только мог, спросил Гарри, обращаясь к тете Петунье. – Вы знали, что мама… и папа… и я… Что я волшебник?

– Знали ли мы?! – внезапно взвизгнула тетя Петунья. – Знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и ее карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену, – она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались – Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!

Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и после глубокого вдоха разразилась не менее длинной и гневной тирадой. Казалось, что эти слова копились в ней много лет, и все эти годы она хотела их выкрикнуть, но сдерживалась и только теперь позволила себе выплеснуть их наружу.

– А потом в школе она встретила этого Поттера, и они уехали вместе и поженились, и у них родился ты. И конечно же я знала, что ты будешь такой же, такой же странный, такой же… ненормальный! А потом ее, видите ли, убили, а тебя подсунули нам!

– Значит, Вы врали мне и насчет автокатастрофы тоже, – сказал Гарри, – вы все знали и врали.

Гарри скосил взгляд на Хагрида. Великан молчал, только лицо его, точнее, та его часть, что не была скрыта бородой, постепенно темнела. Дядя Вернон, наверное, все-таки был не очень умным, потому что оценил это молчание совершенно неправильно.

– Послушай меня, мальчик, – прорычал он, обращаясь к Гарри, – я допускаю, что ты немного странный, хотя, возможно, хорошая порка вылечила бы тебя раз и навсегда. Твои родители действительно были колдунами, но, как мне кажется, без них мир стал спокойнее. Они сами напросились на то, что получили, только и общались что с этими волшебниками, этого следовало ожидать, я знал, что они плохо кончат.

Гарри подумал, что, если бы двустволка не была завязана узлом, он убил бы Вернона прямо сейчас. И вот тогда мир стал если бы и не спокойнее, то, как минимум, чище. Он же привык к оскорблениям в свой адрес, но оскорбление его мертвых родителей, папы и мамы…

Последствий он не очень боялся: если уж директор так вложился в спектакль в его честь, Дадли и Петунье кто-нибудь наверняка стер бы память, подумал он. А если нет, если бы волшебники захотели бы закрыть ему выход в обычный мир навсегда – майор Бутройд, наверное, раздобыл бы Гарри королевское помилование, раз уж ему не нужны только… машины для выполнения заданий.

Вернон, разумеется, и не думал останавливаться.

– И вот еще что, – надменно произнес он, видимо, ощутив себя хозяином положения, – я читал одно из этих проклятых писем. Для того, чтобы учиться этому твоему дурацкому колдовству в этом твоем дурацком Хогвартсе, тебе нужно много чего купить. А я не потрачу ни пенса, чтобы какой-то там старый выживший из ума дурак, будь он хоть трижды Бубльгум, учил тебя своим идиотским фокусам!

Лицо Хагрида уже стало таким же темным, как и его грубая куртка.

– НИКОГДА… НЕ ОСКОРБЛЯЙ… ПРИ МНЕ… АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА! – крикнул он. В его руке появился смешной розовый зонтик, с конца которого с резким, напоминающим выстрел хлопком, сорвалась фиолетовая молния и ударила Вернона прямо в нос. Нос немедленно превратился в свиной пятачок. Тетя Петунья завизжала, и все семейство Дурслей с криками скрылось в соседней комнате.

– Эх, не сдержался, – огорченно заметил Хагрид, направляя зонтик на захлопнувшуюся за Дурслями дверь, – совсем забыл, что мне-то колдовать запретили. Но тут уж ладно, чего уж. Ты ж меня не выдашь? – подмигнул он Гарри.

«Ага, понятно. Теперь нас типа связывает общая тайна», – подумал Гарри и, улыбнувшись, кивнул.

====== Как Допрашивать Друзей... ======

Теперь, когда Дурсли не могли им помешать, Гарри следовало решить, что лучше – самому расспросить Хагрида или дать великану выговориться. В первом случае он узнал бы то, что он хотел бы узнать сам – в разумных пределах, разумеется, а во втором – то, что считал нужным рассказать ему сам Хагрид, точнее, как понял Гарри из истории с дядей, зонтиком и поросячьим пятачком – Дамблдор, ведь Хагрид явно был его человеком, причем преданным старому интригану до мозга костей.

Тем временем Хагрид, заговорщицки подмигнув Гарри, направил свой зонтик на камин, пробормотал что-то вроде «Инсендио», и струя огня, сорвавшись с вершины зонтика, весело заплясала в камине. Стало тепло, и Гарри почувствовал себя, как будто окунулся в горячую ванну. Хагрид подтащил бывшую лежанку Дадли к огню, сел на нее (лежанка панически скрипнула). Гарри остался сидеть на полу.

– А почему тебе нельзя колдовать, Хагрид? – спросил он. – У тебя ж так здорово получается!

– И ниче не здорово, – пробормотал великан, – я вон жирдяя этого вообще хотел в свинью превратить, ан не вышло. Видимо, он и так уже боров, так что сбой получился.

Однако было заметно, что похвала его тронула.

– А почему… – продолжил великан, – я ж тоже в Хогвартсе учился. Только исключили меня из него, на третьем курсе, да палочку мою сломали пополам, – Гарри заметил, как Хагрид кинул взгляд на лежащий рядом зонтик, – ну и… колдовать мне нельзя. Старая история, ну ее. Хорошо хоть Дамблдор взял меня в школу, за зверюшками смотреть и вообще. Великий человек Дамблдор! – потряс Хагрид стилетом, который только что достал из кармана куртки.

Вслед за первым стилетом Хагрид достал из кармана второй, потом упаковку сосисок, бутылку с янтарной жидкостью, к которой немедленно приложился, здоровенный закопченный чайник, фунтовую упаковку сахара, кулек с заваркой и, наконец, слегка помятый торт, на котором было написано «С днем рождения, Гарри!» и горели одиннадцать свечей.

– А! – сказал он. – Совсем забыл! С днем рождения тебя, Гарри! Я вон тут торт испек, правда, сел на него немного, ну он же от этого вкуса не потерял, правда?

Гарри закивал. Он был удивлен, что торт, на который сел Хагрид, не превратился в блин. Великан нанизал сосиски на стилеты, по три на каждый, и сунул их в огонь. У Гарри потекли слюнки, потому что после отвратительного завтрака у него был только поздний обед, состоявший из пакетика чипсов и банана. Впрочем, огонь в камине, наверное, был сильно заколдованный, так что сосиски подрумянились почти мгновенно.

Гарри, обжигаясь, затачивал только вторую сосиску, когда Хагрид отложил свой опустевший и снова выглядящий опасно стилет.

– Автокатастрофа… – пробормотал он, – подумать только. Эти тупые магглы считают, что Джеймса и Лили могла убить какая-то дурацкая автокатастрофа!

С этими словами он махнул зонтиком, и из него в чайник полилась струя воды. Хагрид щедро сыпанул следом заварки из газетного кулька и полпачки сахара. Он с сомнением посмотрел на стоящую на полу ополовиненную бутылку, потом на Гарри, и опорожнять ее в чайник все-таки не стал.

– А что такое магглы? – спросил Гарри. Более логично было бы спросить о смерти папы и мамы, но Хагрид должен был рассказать об этом сам.

– Магглы, ну, это обычные люди, которые, ну, не колдуют, не могут потому что. Есть волшебники, и есть магглы. Ты – волшебник, и родители твои были волшебниками, да еще каких поискать. Очень известные они были, а ты вообще знаменитость, вот.

– Я?! – удивился Гарри, он, конечно, знал это от Локхарта и Розье, но все равно не мог в это поверить. – Но почему?!

– Что ж, думаю, что будет лучше, если я тебе расскажу, н-ну… то, что могу, конечно, а могу не все, потому как... э-э… загадок много осталось, непонятного всякого…

Он снова сел и уставился на огонь.

– Наверное, начну я… с человека одного, – произнес Хагрид через несколько секунд, – нет, поверить не могу, что ты про него не знаешь – его в нашем мире все знают…

– А кто он такой? – спросил Гарри, не дав Хагриду замолчать и уйти в себя.

– Ну… Я вообще-то не люблю его имя произносить. Никто из наших не любит.

– Но почему?

– Клянусь драконом, Гарри, люди все еще боятся его, вот почему. А, чтоб меня, нелегко все это… Короче, был там один волшебник, который… который стал плохим. Таким плохим, каким только можно стать. Даже хуже. Даже еще хуже, чем просто хуже. Звали его…

Хагрид задохнулся от волнения и замолк. Гарри, похоже, знал пару-тройку имен этого злого волшебника благодаря мистеру Розье, но подсказывать не стал, чтобы не спалиться.

– Может быть, ты лучше напишешь это имя? – предложил Гарри.

– Нет… не знаю я, как оно пишется. Ну ладно… э-э… Волдеморт, – выдавил наконец Хагрид, передернувшись, – и больше не проси меня, ни за что не повторю. В общем, этот волшебник лет так… э-э… двадцать назад начал себе шайку собирать. И собрал ведь. Одни пошли за ним, потому что испугались, другие подумали, что он властью с ними поделится. Ага, поделится он. И власть-то у него была о-го-го, и чем дальше, тем больше он ее хапал. Темные были дни, да. Жуткие вещи творились. Нет, с ним, конечно, боролись, но опасное это было дело: чуть против него – он убивал сразу, без жалости. Побеждал он, понимаешь. Ну и… перебегали к нему… Никому нельзя верить было, да.

Гарри подумал, что, судя по всему, мистер Розье перед тем, как его застрелили, не так уж и преувеличивал, раз великан, явно из другого лагеря, говорит почти то же (и даже иногда теми же словами).

– Даже мест безопасных почти не осталось… разве что Хогвартс, да! Я так думаю, что Дамблдор был единственный, кого Сам-Знаешь-Кто боялся. Потому и на школу напасть не решился… э-э… тогда, по крайней мере. А твои мама и папа – они были лучшими волшебниками, которых я в своей жизни знал. Старостами школы были, во как. Не пойму, правда, чего Сам-Знаешь-Кто их раньше не попытался на свою сторону перетянуть… Знал, наверное, что они близки с Дамблдором, потому на Темную сторону не пойдут. А потом… То ли хотел им последнее предложение сделать, ну, присоединиться к нему, то ли с дороги убрать, чтоб не мешали. В общем, никто не знает. Знают только, что десять лет назад, в Хэллоуин, он появился в том городке, где вы жили. Тебе всего год был, а он пришел в ваш дом и… и…

Хагрид внезапно вытащил откуда-то покрытый пятнами носовой платок размером с хорошую скатерть и высморкался громко, как завывшая сирена.

– Ты меня извини… плохой я рассказчик, Гарри, – виновато произнес Хагрид, – но так грустно это… я ж твоих мамку с папкой знал, такие люди хорошие, лучше не найти, а тут… В общем, Сам-Знаешь-Кто их убил. А потом – вот этого вообще никто понять не может – он и тебя попытался убить. Хотел, верно, чтобы следов не осталось, а может… Нравилось ему просто людей убивать, так-то. Вот и тебя хотел, а не вышло, да! Ты не спрашивал никогда, откуда у тебя этот шрам на лбу? Это не порез никакой. Такое бывает, когда злой и очень сильный волшебник на тебя проклятие насылает. Так вот, родителей твоих он убил, даже дом разрушил, а тебя убить не смог. Поэтому ты и знаменит, Гарри. Он если кого хотел убить, так тот уже не жилец был, да! А с тобой вот не получилось. Он таких сильных волшебников убил – МакКиннонов, Боунсов, Прюэттов, а ты ребенком был, а выжил. Вот поэтому все тебя и знают.

Хагрид замолчал, а Гарри вдруг ощутил резкую головную боль. Перед его глазами отчетливо возникла знакомая картина из прошлого, только теперь ослепительная вспышка зеленого света была гораздо ярче. И заодно он вспомнил кое-что еще, то, что никогда раньше не всплывало в его памяти – громкий, ледяной, беспощадный смех.

Гарри печально кивнул – рассказ соответствовал тому, что он узнал от мистера Локхарта и мистера Розье, и поэтому, скорее всего, был правдой. Хагрид с грустью наблюдал за ним.

– Я тебя вот этими руками из развалин вынес, Дамблдор меня туда послал. А потом я привез тебя этим…

– На мотоцикле? – спросил Гарри. – На летающем мотоцикле?!

– Ага, – сказал Хагрид, – он и сейчас у меня в сараюшке стоит, хозяина дожидается. Только не дождется уже.

– Он… тоже умер? – спросил Гарри.

– Хуже, – Хагрид нахмурился, – только… Грустная это история, и не надо о ней сейчас. Зря я тебе это сказал. Давай-ка чаю.

Он достал из кармана две огромных жестяных кружки (общий объем карманов, как прикинул Гарри, был никак не меньше, чем у чемодана тети Петуньи, с которым она обычно ездила к морю, в Брайтон), и разлил по ним чай. Потом с облегчением вздохнул и набулькал в свою емкость из почти опустевшей бутылки.

– А… почему ты привез меня к… «этим»? – кивнул Гарри в сторону двери, из-за которой уже довольно долго не доносилось ни звука.

– А к кому еще-т? Дамблдор сказал же, ну и родители папашки твоего к тому времени уже от драконьей оспы померли. Ну… это болезнь такая, ей только волшебники болеют. А Лили родители – от чего-то маггловского. Жаль, – вздохнул великан, – такие хорошие магглы были, я их на свадьбе Джеймса с Лили видел. И дом у них такой был, и цветы…

– Я… я видел, – не удержался Гарри, хотя умом и понимал, что его задача – не выдавать, а получать информацию. – Я был там… Вчера. Мы в ее городе родном, в Коукворте, в гостинице остановились, ну и…

– Значит, не совсем пропащая твоя тетка-то, – сказал Хагрид, пластая торт одним из своих стилетов, – раз показала, где мамка твоя жила. Ишь ты – завидовала, а все же показала. Так что прав был Дамблдор, когда ей тебя отдал. Хотя Минерва и возражала. Дядька у тебя, конечно, свин тот еще, но раз так…

Гарри не стал переубеждать великана: он и так уже сказал больше, чем нужно. И, кстати, имя «Минерва» в связи с Дамблдором он уже слышал.

– Я там вампира видел, прямо у маминого дома, ну, бывшего дома, в смысле, – сказал он, – страшного – жуть просто.

– Вампира? – забеспокоился Хагрид. – Давненько они там не шалили. А ну-ка расскажи…

Гарри рассказал ему про ночную встречу, не дав, разумеется, ни намека на то, что имя этого «вампира» он знает.

– А, это Снейп, – подтвердил его невысказанную догадку Хагрид, – профессор Снейп, в смысле. Живет он там. Никакой он не вампир, вот что. Хотя поганец, конечно, каких поискать. Он, кстати, с твоей мамкой дружил раньше, а потом обидел ее сильно, ну и… Прощения просил, вот. А она его не простила, да. Потому что нечего тут. Но я тебе этого не говорил! – вдруг забеспокоился он.

Гарри незаметно выдохнул. Разговор, судя по «я тебе этого не говорил» уже вышел за рамки дозволенного Дамблдором. По крайней мере, Гарри теперь знал, почему Снейп его возненавидел с первого взгляда. Если отец отбил у этого черно-белого маму, а сам Гарри похож на отца, то… Гарри бы такое тоже не понравилось.