Текст книги "Между небом и землей (СИ)"

Автор книги: Anya Shinigami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 44 страниц)

«Ну, теперь уже не единственного», – подумала я про себя.

Когда Гарри отдохнул, на следующий день друзья рассказали, что встретили там Батильду Бегшот – полоумная старуха привела их к себе в дом, при этом, не говоря ни единого слова. Ее поведение казалось странным: тихая, слишком тихая, но в любом случае их было трое, а пока она была одна… Друзья думали, что ведьма ждала их по поручению Дамблдора. Гарри увидел фотографию того самого вора из видения про Грегоровича у нее в доме, он вспомнил, что видел его раньше, на фотографии из книги Риты Скитер, что мельком просмотрел в кабинете Амбридж в министерстве, тот рука об руку стоял с Альбусом Дамблдором. Друзья попытались расспросить кто этот молодой человек, но Батильда все так же молчала, затем поманила Гарри за собой наверх, и он пошел, ничего не подозревая. Сириус и Гермиона позволили ему идти одному в спальню на втором этаже, где, как думали все, старуха отдаст меч лично в руки. Слава Мерлину, что они услышали сверху шорохи и решили проверить все ли в порядке.

Влетев наверх, слыша звук ломающихся вещей, оба кинулись в спальню, где Гарри душила огромная змея; едва уворачиваясь из-под ударов мощного хвоста, они торопились скорее сбежать, наконец, освободив раненого Гарри от ее колец. Он сообщил им, что вот-вот сюда заявится и ее хозяин. Друзья успели сделать ноги именно в тот момент, когда, по новому видению Гарри, Лорд влетел в окно спальни.

Еще немного мы все узнали следующим утром, когда Гарри пришел в себя. Он рассказал, что во время отключки видел глазами Волдеморта, когда тот пришел в его дом и жестоко убил родителей. Едва пришедший в себя рассказывал это, на глаза Сириуса наворачивались слезы, ведь Джеймс и Лили Поттер были его лучшими друзьями. Еще интересно было то, что когда Том Риддл пытался убить Гарри еще во младенчестве, то видел себя им – Гарри – то есть, Волдеморт увидел себя маленьким ребенком, в которого сам же запустил смертельное заклятие… Он вспоминал об этом, стоя в доме Батильды Бегшот, глядя на выроненную Гарри фотографию того самого вора, которого он искал…

– Нам не стоило идти в Годрикову Впадину. Это моя вина, полностью моя вина. Простите.

– Ты не виновата. Мы все поддержали эту идею, – возразила Гермиона.

– Я и вправду думала, что Дамблдор мог оставить там меч для тебя, – тихо сказала я.

– Ну что ж… мы ошиблись, верно?

– Что случилось, Гарри? Что случилось, когда вы поднялись наверх? Змея где-то пряталась? Она вылезла, убила ее и напала на тебя? – спросил Сириус, явно озадаченный до этого неполной картиной событий.

– Нет, – сказал он. – Она была змеей… или змея была ею… как-то так.

– Ч-что? – удивленно промямлила я.

Гарри закрыл глаза, уносясь в смутные воспоминания вчерашнего дня.

– Батильда, должно быть, давно была мертва. Змея была… внутри нее. Сама-Знаешь-Кто оставил ее в Годриковой Впадине поджидать нас. Ты был прав, Сириус, – обратился он к крестному. – Он знал, что я вернусь.

– Змея была внутри нее? – ошарашено спросила Гермиона, как будто до нее только сейчас дошел этот странный факт.

Гермиона выглядела потрясенной, казалось, ее вот-вот вырвет, да и меня тоже.

– Люпин говорил, там будет магия, которую мы и представить не можем,– сказал Гарри. – Она не хотела говорить в твоем присутствии, потому что она говорит только на змеином языке, я этого не заметил, хотя и понимал ее. Как только мы поднялись наверх, она связалась Сама-Знаешь-С-Кем, я слышал это в моей голове, я почувствовал, что он взволнован, он сказал держать меня там… а потом…

Гарри не решался говорить дальше и был прав, рассказ о том, что змея вылезла прямо из шеи Батильды, заставил Гермиону побледнеть, а меня едва сдержать рвотные позывы; Сириус лишь поморщился.

– Она не собиралась меня убивать, только задержать, пока не придет Сама-Знаешь-Кто.

– Не собиралась убивать, всаживая в тебя ядовитые зубы? – воскликнула я.

– Возможно, Сами-Знаете-Кто, – сказал он по роновой привычке, – хотел насладиться последними ударами моего сердца, и он непременно бы успел на этот пир души, если бы не вы, – он поглядел на нас всех.

Он сел на кровати и отбросил покрывало.

– Гарри, нет! Тебе нужно отдыхать, – остановила его я.

– Я в порядке, мне нужно чем-то заняться, пойду постерегу у палатки. Где моя палочка?

Все мы молчали, только смотрели не него.

– Гермиона, где моя палочка?

Она прикусила губу, в глазах показались слезы.

– Гарри…

– Где моя палочка? – теперь он обратился к Сириусу.

Гермиона достала ее и протянула ему. Палочка из остролиста с пером феникса была почти сломана пополам. Только хрупкий кусок пера соединял две половинки. Дерево было совсем сломано. Гарри взял ее, будто живое существо, получившее тяжелую травму. Я чувствовала, как его заполняет боль, разочарование, отчаяние. Затем он вернул ее Гермионе.

– Почини ее. Пожалуйста!

– Гарри, вряд ли это возможно при таких повреждениях, – сказал Сириус, с грустью глядя в потерянное лицо крестника.

– Пожалуйста, Гермиона, попробуй! – игнорируя слова Сириуса, сказал Гарри.

– Р-Репаро!

Части палочки соединились. Гарри взял ее.

– Люмос!

Палочка слегка заискрилась и погасла. Гарри прицелился в Гермиону.

– Экспелиармус!

Палочка Гермионы чуть дернулась, но осталась у нее в руке. Это оказалось слишком для палочки Гарри, и она вновь распалась на две половины. Он в ужасе смотрел на это, отказываясь верить в то, что видел… эта палочка столько всего перенесла…

После этого попробовать восстановить палочку предложили мне, мало ли эльфийская магия поможет, но ничего не произошло.

– Гарри, – прошептала Гермиона так тихо, что он с трудом расслышал. – Мне очень-очень жаль. Я думаю, это из-за меня. Помнишь, когда мы убегали от змеи, я сотворила Ударное Заклятие, и оно летало повсюду? И, должно быть… должно быть, задело палочку.

– Это произошло случайно,– сказал Гарри автоматически; он чувствовал пустоту и оцепенение. – Мы… мы придумаем, как ее починить.

– Гарри, вряд ли это получится, – сказала Гермиона, по ее щекам текли слезы. – Помнишь… помнишь Рона? Когда он сломал палочку при аварии? Она так и не стала прежней, и пришлось купить новую.

– Где я теперь возьму новую палочку? – раздраженно произнес Гарри. – Олливандер в плену, Грегорович м…

– Не говори так цинично! – перебил его крестный, понимая, что на самом деле это был всего лишь приступ негодования.

– Ну что ж… – сказал он притворно спокойно. – Что ж, придется пока одалживать ваши. Пока я на страже.

Лицо Гермионы залило слезами, она протянула свою палочку, и он оставил ее сидящей на кровати в моих успокаивающих объятиях, желая только поскорее уйти.

Долгое время Гарри не мог прийти в себя, еще больше впал в депрессию после прочтения книги Риты Скитер, которую Гермиона стащила из дома Батильды. В волшебнике, смеющимся на фотографии рядом с Дамблдором, он узнал того самого вора, подпись под фотографией гласила: «Альбус Дамблдор, вскоре после смерти своей матери со своим другом Геллертом Гриндельвальдом». Гарри открыл книгу на интересующей его статье, под названием: «Большое добро».

Вместе, он и Гермиона, начали читать:

Приближался его восемнадцатый день рождения, и Дамблдор покинул Хогвартс в блеске славы: отличник, староста, обладатель награды Барнабуса Финкли за необычное использование чар, золотой медали за подрывающую все основы статью на Международной Конференции Алхимиков в Каире, юный представитель Визенгамота в Британии. Дальше Дамблдор намеривался совершить Большое Путешествие вместе с Элфиасом “Вонючкой” Дожем, тупым и назойливым, но преданным закадычным другом, с которым он познакомился в школе.

Двое молодых людей находились в “Дырявом Котле” в Лондоне, готовясь к отъезду в Грецию следующим утром, когда прилетела сова и принесла весть о смерти матери Дамблдора. “Вонючка” Дож, который отказался давать интервью для этой книги, публично высказал сентиментальную версию о том, что произошло позже. Он представил смерть Кендры трагической случайностью, а решение Дамблдора о прекращении экспедиции, как акт благородного самопожертвования.

Конечно, Дамблдор сразу же вернулся в Годрикову Впадину, предположительно для того, что бы “позаботиться” о своих младших брате и сестре. Но сколько внимания он в действительности уделил им?

– Он был особенным парнем, не такой как Аберфорт, – рассказывает Энид Смик, чья семья в то время жила на окраине Годриковой Впадины. – Тот рос нелюдимым. После смерти их матери и отца, к нему стоило относиться с сочувствием, если бы он не продолжал бросаться козьим пометом в голову. Я не думаю, что Альбус беспокоился из-за брата. Во всяком случае, я не видел их вместе.

Так чем же занимался Альбус, если он не утешал младшего брата? Кажется, ответ заключался в продолжении заключения его сестры. Несмотря на то, что ее первый тюремщик умер, не было никакого шанса исправить жалкое положение Арианы Дамблдор. О ее существовании знали только те несколько человек, которые, как “Вонючка” Дож, верили в историю о ее “плохом здоровье”.

Еще одним доверчивым другом семьи была Батильда Бэгшот, известный магический историк, много лет прожившая в Годриковой Впадине. Кендра, конечно же, дала отпор Батильде, когда та впервые сделала попытку радушно встретить их семью в деревне. Однако несколько лет спустя автор послал Альбусу в Хогвортс сову, так как была сильно впечатлен его статьей о межвидовых превращениях в газете “Трансфигурация сегодня”. Это первое письмо привело к знакомству со всей семьей Дамблдора. На момент смерти Кендры, Батильда была единственным человеком в Годриковой Впадине, который общался с матерью Дамблдора.

К сожалению, блеск, который Батильда демонстрировала раньше, испарился. “Огонь горит, а котел – пустой”, – так интерпретировал это Ивор Диллонсби. Энид Смик сказал немного иначе: “Она такая же ореховая, как дерьмо белки”. Тем не менее, изложение тех или иных стилей дало возможность мне получить достаточно уникальных фактов, чтобы собрать воедино всю скандальную историю.

Как и остальной Волшебный мир, Батильда отнесла преждевременную смерть Кендры к ответным чарам, то же рассказывали Альбус и Аберфорт несколько лет спустя. Батильда также придерживалась семейной версии об Ариане, называя ее “слабой” и “болезненной”. Однако с другой стороны, Батильда достойна тех усилий, которые я приложила, доставая для нее Веритасерум(сыворотка правды), потому что она одна знает полную историю самой заповедной тайны жизни Дамблдора. Теперь, впервые раскрытая, она ставит под сомнение все, во что верили почитатели Дамблдора: его возможная ненависть к Темным Искусствам, противостояние по отношению к притеснению магглов, даже его преданность семье.

В то самое лето, когда Дамблдор приехал домой в Годрикову Впадину уже сиротой и главой семьи, Батильда Бэгшот приютила у себя своего внучатого племянника, Геллерта Гриндельвальда.

Имя Гриндельвальда по праву знаменито: в списке Самых Опасных Темных Волшебников Всех Времен он потерял лидерство только потому, что через поколение появился Вы-Знаете-Кто, который отобрал у него эту корону. Случилось это, потому что Гриндельвальд никогда не распространял свою компанию террора на Британию, и детали его восхождения к силе не так широко известны здесь.

Получив образование в Дурмштранге, в школе, знаменитой своей открытой терпимостью по отношению к Темным искусствам, вместо того, чтобы направить свои способности на достижение наград и призов, Гриндельвальд, однако посвятил себя другим занятиям. Когда ему было шестнадцать, даже Дурмштранг не мог больше стерпеть мудреные эксперименты Геллерта, и он был исключен.

До сих пор о последующих перемещениях Гриндельвальда было известно только то, что он “путешествовал несколько месяцев”. Как теперь установлено, Гриндельвальд захотел посетить свою двоюродную тетю в Годриковой Впадинее, и многих это сильно шокирует, завязал крепкую дружбу ни с кем иным как с Альбусом Дамблдором.

– Он казался мне очаровательным мальчиком,– бормочет Батильда,– несмотря на то, кем он стал позже. Разумеется я познакомила его с беднягой Альбусом, который скучал без общества парней его возраста. Мальчики сразу поладили друг с другом.

Конечно, поладили. Батильда показала мне письмо, которое она сохранила, посланное Альбусом Дамблдором Геллерту Гриндельвальду в разгар ночи.

– Да, именно после этого они провели весь день в обсуждениях – оба таких замечательных молодых человека, ладивших, преуспевших как котел на огне – я иногда слышала, как сова стучит в окно спальни Геллерта, чтобы доставить письмо от Альбуса! Идея только что пришла к нему в голову, и он должен был сообщить Геллерту немедленно!

И что же это были за идеи? Поклонники Альбуса Дамблдора будут абсолютно шокированы, но это мысли их семнадцатилетнего героя, которыми он поделился со своим лучшим другом:

“Геллерт, твоя точка зрения о господстве Волшебников, является ДЛЯ МАГГЛОВ ДОБРОМ. Я думаю, это критическая точка. Да, мы наделены властью и да, эта власть дает нам право управлять, но она также дает нам и обязанности над законом.

Мы должны принять во внимание эту точку зрения, она будет фундаментом для того, что мы строим. Где мы будем отклонены, поскольку мы конечно будем, это должно быть основанием всех наших контрдоводов. Мы захватываем власть ДЛЯ БОЛЬШЕГО ДОБРА. Это было твоей ошибкой в Дурмштранге! Но я не жалуюсь, так как, если бы ты не был исключен, мы никогда бы не встретились.

Альбус”

Хотя его многие поклонники будут удивленны и потрясены, это письмо является основой для “Устава о секретности и установленных волшебных законов над маглами”. Какой удар для тех, кто всегда представлял Дамблдора как самого великого защитника магглов! Какими пустыми кажутся те речи, поддерживающие права магглов, в свете этого нового свидетельства, заслуживающего обсуждения! Каким презренным предстает перед нами Альбус Дамблдор, занятый заговором его прихода к власти, вместо того чтобы оплакивать мать и беспокоиться о сестре!

Без сомнения те убежденные, продолжающие возносить Дамблдора на шаткий пьедестал, будут говорить о том, что он, в конце концов, не привел свои планы в действие, что он, должно быть, изменил свои взгляды, что пришел в себя. Однако правда кажется в целом более шокирующей.

Едва ли через два месяца их новой крепкой дружбы Дамблдор и Гриндельвальд разошлись и больше никогда не видели друг друга, пока не встретились для легендарного поединка (подробности, см. главу 22). Что вызвало этот резкий разрыв? Дамблдор пришел в себя? Он сказал Гриндельвальду, что не хотел принимать участия в его планах? Увы, нет.

– Я думаю, повлияла смерть бедной маленькой Арианы, – говорит Батильда. – Это было ужасным шоком. Геллерт был у них, когда все произошло, по возвращению он весь дрожал и сказал мне, что завтра хочет поехать домой. Ужасно, знаете ли, обеспокоенный, потом я подготовила портал, и это был последний раз, когда я его видела.

Альбус винил себя в смерти Арианы. Это было настолько жутко для обоих братьев. Они потеряли всех, кроме как друг друга. Не удивительно, что нервы иногда взлетали. Аберфорт обвинял Альбуса, ну вы понимаете, как люди ведут себя при таких страшных обстоятельствах. Но Аберфорт всегда был немного безумным, бедный мальчик. Все равно разбить нос Альбуса на похоронах было не прилично. Это окончательно погубило бы Кендру, если бы она увидела, как дерутся ее сыновья около тела дочери. Очень жаль, что Геллерт не остался на похороны.... По крайне мере, это было бы утешение для Альбуса.

Эта ужасная ссора возле гроба, известная только тем немногим, кто посетил похороны Арианы Дамблдор, поднимает несколько вопросов: почему Аберфорт Дамблдор обвинял именно Альбуса в смерти его сестры? Это был бред сумасшедшего, не более чем излияние горя? Или, возможно, там была некоторая более конкретная причина его ярости? Гриндельвальд, отчисленный из Дурмштранга из-за опасных для жизни нападений на сокурсников, сбежал из страны через несколько часов после смерти девочки и (из-за позора или опасения?) больше не видел Альбуса, только когда он вынужден был это сделать по просьбам волшебного мира.

Ни Дамблдор, ни Гриндельвальд, кажется, больше никогда не упоминали про их недолгую детскую дружбу. Однако нет сомнения в том, что Дамблдор откладывал еще примерно пять лет в суматохе, несчастьях и исчезновениях его атаку на Геллерта Гриндельвальда. Было ли это сильной привязанностью к человеку или опасением, что лучший друг разоблачит его, и это заставило Дамблдора колебаться? Правда ли, что Дамблдор намеревался поймать человека, которым он был когда-то столь восхищен?

И как же умерла таинственная Ариана? Была ли она невинной жертвой некоторого Темного обряда? Пошла ли она вопреки тому, чего не должна была делать, в то время как эти два молодых человека сидели и изобретали план захвата власти и славы? Возможно ли то, что Ариана Дамблдор и была первым человеком, который умер “Ради Большого Добра? ”

Все слушавшие, в том числе и Гарри, чье лицо менялось по мере прочтения, застыли в нерешительной паузе. Затем прошел шквал несогласия, недоверия к этой проныре Риты Скиттер, но Гарри перебил всех репликой:

– Вы же слышали все письмо Гриндевальда, все выглядит так, будто это была идея Дамблдора…

Споры, недовольство пронеслись по палатке.

– Нет, Дамблдор не такой! – решительно протестовала я. – Не стоит вестись на эту макулатуру.

А потом я села и крепко задумалась, ведь я верила человеку, который убил самого Дамблдора, и Игорю верила… Быть может, в книге есть что-то правдивое, а может и нет. Гарри уходил во все большие размышления насчет судьбы директора. Он считал себя обманутым, опустошенным. В его голове царил хаос, который оставил ему в наследство Дамблдор…

====== От неба камнем вниз к земле ======

Сидя на дежурстве возле палатки, я слышала стоны Гарри во сне, в последнее время он совсем плохо спит. Сны крутились вокруг той поездки в Годрикову Впадину, он корил себя, что кроме шрамов там ничего не приобрел, он считал, что если бы он убил Нагайну, быть может, вернулся хотя бы с лицом победителя, не сожалел, не мучился в кошмарах, вертясь на кровати. Эти стоны были похожи на симптомы тропической лихорадки. Я чувствовала эмоции всех, кто находился в палатке, никто не спал, слушал, не мог подойти, ведь это было не впервые. Лишь под утро Гарри засыпал хоть каким-то подобием тихого сна. В эту ночь, не выдержав его очередного стона, я зажала уши руками. Еще пять минут, и я вставлю ему кляп в рот.

Я зашла на цыпочках в палатку, прохрустев перед входом рыхлым снегом, стряхивая его с кроссовок. Хоть никто не спал, кроме самого Гарри, я всё же старалась вести себя тихо, отыскивая кусок колбасы и хлеба, которые Гермиона стырила вчера при вылазке в город. Снова стон. Голова начала раскалываться от эмоций, которые испытывал Гарри: страх, боль, ярость, ненависть… Я схватилась за стол и стиснула зубы, затем, развернувшись, целенаправленно пошла к постели Гарри. Он спал на нижнем этаже двухъярусной кровати, наверху которой раньше спал Рон. Я присела на корточки возле друга и потрогала лоб, моя холодная ладонь стала медленно его успокаивать, но он все равно метался из стороны в сторону. Будить не было смысла, он точно так же быстро засыпал и впадал в новые смятения.

Гарри, Гарри… Как остановить твои боггарты? Как помочь тебе? Его рука дернулась и едва не съездила мне по лицу, но я успела отклоняться. Теперь я держала его за руку. Позади раздался шорох и негромкий скрип кровати – это Сириус встал сменить меня на посту.

– Если хочешь, поспи еще, я пока не хочу, – прошептала я.

– Да уж, тут поспишь… – немного раздраженно произнес он, подойдя.

Сириус не винил Гарри за ночи без сна, но он и так мало спал, хоть и не будил никого – я чувствовала, как бессонница мучила Сириуса, под его глазами залегли тени. Он, размешивая сахар в кружке кофе, смотрел на меня, держащую руку его крестника. Внезапно на меня повеяло завистью. Я повернулась и неуверенно посмотрела на Сириуса. Он завидовал моему проявлению заботы, относительно Гарри. Не выдержав подобного, я подошла к нему и просто встала напротив, в то время как он продолжал методично ворочать ложкой в кофе, хотя сахар уже давно был растворен. Словно разговаривая без слов, мы просто стояли и смотрели друг на друга, и никто не решался сделать шаг навстречу.

– Что? – спросил он, наконец.

– Не знаю… – тихо ответила я.

Он отвел взгляд через силу, ему так хотелось поцеловать меня, прижать к себе, но он просто развернулся и пошел к столу, на котором стояла тусклая керосиновая лампа. Снова эта нерешительность во мне калечила его душу. Сириус поставил кружку на стол и замер от неожиданности, когда мои руки обхватили его сзади. Этот порыв нежности взорвал нас изнутри, я просто должна была это сделать – так чувствовала. Сириус неуверенно положил свои руки поверх моих.

– Что ты делаешь?... – тихо спросил он, боясь, что я вот-вот оторвусь от него.

Но я молчала, прижавшись щекой к его спине, его волосы щекотали лоб, его запах заставлял дышать прерывисто. Я ощущала, как в нем нарастает протест, хотя душа стремилась к иному.

– Не могу больше так… – шептала я и прижалась еще теснее.

В сердце сомнения, но в действительности я уже не могла представить жизни без него, привычка? Нет, это своеобразная любовь, такая паршивая неправильная любовь. Наконец, я освободила объятия и позволила ему повернуться, опустила взгляд, опасаясь осуждения. Он протянул ладони, от которых пахло недорогим маггловским кофе, к моему лицу, и осторожно коснулся скул. Невыносимая тоска и боль осознания потерянного времени кольнули душу, и из предательских глаз потекли слезы. Я слишком много плачу, эмоции – мой друг и злейший враг.

Что бы не случилось, Сириус всегда примет меня. Его объятия дарили такое необходимое чувство облегчения, оказавшегося таким простым, понятным... И почему я так долго не позволяла ему прикасаться к себе? Неужели совсем потеряла рассудок, отталкивая такого родного, близкого человека от себя, мотивируясь ошибками, за которые я уже сполна поплатилась, но ему-то за что?

Прильнув к его груди, я ощутила биение сердца и вдруг поняла, что за все это время мы практически не оставались наедине, не считая сухих разговоров о крестражах и проблемах Гарри. Как я могла позволить себе утратить эту нежность? Я чувствовала, что Гермиона прислушивается.

– Пойдем на улицу… – сказала я.

– Тебе нужно выспаться, – прошептал он.

Оторвав щеку от теплой груди, я посмотрела в его глаза.

– В последнее время мне достаточно спать только четыре часа в сутки.

– Этого мало.

– Я чувствую себя нормально, может, это как-то связано с силой? – задумчиво произнесла я, ничуть не кривя душой.

Наконец, прихватив теплый плед, еще после некоторых уговоров мы вышли на улицу, где валил снег. Сириус хотел взять стулья, но я предложила ему отличную альтернативу: растопив лед и согрев землю, я вырастила мягкую густую траву, на которой было удобно сидеть. И вот, укрывшись пледом с головой под растянутым навесом, мы сели. Он обнял меня одной рукой, и я склонила голову на сильное мужское плечо, которого так долго недоставало. Кажется, его эмоции впервые за долгое время были светлыми, могло показаться, что это сон, ведь частичка счастья прокралась к нам в эту ночь. Было тепло и уютно под общим покрывалом, так хорошо, несмотря на зиму и минусовую температуру. Конечно, я не позволила бы нам замерзнуть, но это тепло было иным, душевным, я грелась в его эмоциях, он будто бы ощущал мои. Именно в этот момент захотелось строить планы на будущее, мечтать о свадьбе, детях, о счастье; появлялась уверенность, что мы переживем эту войну – войну жестокую и неоправданную, унесшую сотни, тысячи жизней хороших и плохих волшебников, ни в чем не повинных магглов…

Юная девушка робкою песней,

Старого пса заманила в капкан,

Много ли было в строках той лести,

Что на душе завела ураган?

Юная девушка плачет в объятьях,

Светлая дива в темной ночи,

Пес поседевший обнял ее лапой,

Словно щенка он пригрел на груди.

Он полюбил ее хрупкие плечи,

Он полюбил колдовские глаза,

Юность ее, словно старость калечит,

Рвется в потемках больная душа.

Сколько он прожил, и скольких он встретил.

Весь его путь, словно воз позади,

Но доброты он в дороге не видел,

Кроме ее приласкавшей руки.

Вечный бродяга, скиталец неспешный,

Странствия жизни – лишь блеклый туман.

Юная девушка, робкою песней,

Старого пса заманила в капкан.

А. Ю. Кукина. (То бишь я)

*

– Смотри! – сказала я, указывая в чащу леса.

– Что там? – Сириус резко обернулся в сторону, куда я указывала.

– Я только что видела там движущуюся тень.

– Схожу, проверю, – сказал он, скидывая с себя плед.

– Нет, мне, наверное, показалось, ведь темно совсем, да и снегопад на улице, нас всё равно не смогут засечь из-за охранных чар.

– Ты права, но я всё равно должен проверить.

– Лучше я, – скинув плед и встав на ноги, воспрепятствовала я.

– Лучше…

– Сириус, – недовольно перебила я, – у меня в любом случае больше шансов выжить.

Я видела, как он напрягся от этих слов и нелепо выдавила:

– Эээ, я не это хотела сказать... – но затем, решив, что эта фраза выглядела еще более неуместно, добавила: – Пошли вместе.

Он не стал возражать, а достал волшебную палочку, и мы двинулись сквозь метель к темному лесу, однако так ничего и не нашли – вероятно, мне действительно показалось. Вернувшись на место, мы снова залезли под уже замерзший плед и просидели до утра, разговаривая о чем-то или просто молчали, наслаждаясь зимним рассветом. Почему вдруг, отбросив все предрассудки, я просто отдалась воле судьбы? Как давно нужно было сделать шаг навстречу к человеку, которого люблю и ради кого стоит жить? Не важно, сколько будет длиться война, даже если умрем, мы должны провести отведенное нам время вместе. Тепло разливалось внутри нашего уютного уголка под пледом на свежей весенней траве, тогда как снаружи была настоящая метель. Я подняла голову с плеча, желая приникнуть к губам, по которым так долго скучала, насладиться ими по-настоящему, и Сириус ответил на мой поцелуй, заключив в искренние, нежные объятия. Действительно это могло показаться волшебным сном только для нас двоих. А снежинки кружились вокруг, запорашивая старый выцветший плед, попадая на теплую кожу его лица, они таяли, не в силах выдержать тепла, исходившего от тела, его души.

– Энни, – как-то странно сказал он, нехотя отрываясь от меня.

– Что? – я подняла брови, на которых застряли белоснежные кристаллики зимы.

– Становится холоднее.

– Ты хочешь пойти внутрь?

Но потом до меня наконец дошел смысл слов – сила воды вступала постепенно в свои владения, когда я медленно начала терять голову в его объятьях. Заставив температуру повыситься, я приникла обратно его губам с коротким “прости”.

Нужно держать себя под контролем, если я не хочу, чтобы этот поцелуй закончился трагедией.

Солнце окончательно взошло, а метель стихала, небо очищалось от туч, которые уползали на восток, нет, на юг, а, не важно, ведь со мной был мой Сириус…

Я задремала у него на руках и через какое-то время почувствовала сквозь сон, что меня подняли, но не могла сопротивляться, спустя несколько мгновений я ощутила что-то тяжелое на себе. Сириус отнес меня в палатку на кровать, снял кроссовки, накрыл одеялом и подоткнул его под ноги. Вот она – магия любви, вернувшаяся из долгих беспокойных странствий, заботливо накрывшая теплым покрывалом. Он и был этой магией.

На следующий день мы снова переместили наш лагерь в более южный район Британии, пускай там было так же омерзительно холодно, но ветер не проступал сквозь деревья, среди которых мы расположились. Эту ночь все спали спокойно, ведь дежурил Гарри. Никто не осуждал наше решение с Сириусом спать вместе. Мы сдвинули кровати и, свернувшись калачиком в его руках, я мирно спала, ощущая спокойное светлое счастье. Мы впервые просто спали, прижавшись друг к другу и никто не мог побеспокоить, не нужно было вставать в полночь и плестись в башню Гриффиндора, которую именно по этой причине я начала недолюбливать. Все тревоги и волненья ушли прочь, открывая уют чистой, хоть и покалеченной временем любви. При переезде я сожгла режущий глаза фотоснимок Снейпа. Меня словно отпустило гнетущее расстройство, когда его лицо горело, показывая миру последнюю ухмылку, которая так долго пошатывала мой и без того воспаленный рассудок.

Нас разбудил нервный крик Гермионы, которая беспардонно открыла шторку нашего уголка.

– Гарри пропал! – в этот момент ее лицо покраснело от стыда, как будто она застала нас за более интимной сценой. – Э-э-э…

– Крестраж тоже исчез... – добавила она, стыдливо отвернувшись.

Мы вскочили как резаные, я на ходу натягивала джинсы и свитер, Гермиона с Сириусом выполняли те же действия. Куда угораздило деться Гарри? Он же не пошел прогуляться под луной в дремучем лесу?

– Гермиона, останься! – велел Сириус.

– Но почему?

– Твоя палочка у Гарри, ты безоружна, не время спорить. Анна, пошли, – скомандовал он.

Мы вышли из палатки, кругом темнота, хоть глаз выколи.

– Люмос! – палочка Сириуса загорелась, освещая все в радиусе десятка футов.

– В какую сторону он мог пойти?

– Смотри! – Сириус указал на следы, испортившие девственный ковер снега. – Бежим!

Мы понеслись в сторону озера, что было невдалеке, зачем Гарри понадобилось замерзшее озеро в столь поздний час?

– Ты думаешь, крестраж завладел им? – спросила я.

– Будет очень плохо, если это окажется правдой, – на бегу говорил он.

Черные силуэты деревьев в белой оправе снега проносились мимо, мы бежали по следам пропавшего друга, крестника, боялись не успеть неизвестно к чему. Я чувствовала тревоги Сириуса, они становились моими, усиливались, превращались в животный страх.

Наконец, до озера оставалось несколько десятков футрв, когда мы услышали.

– Диффиндо! – это был голос Гарри.

Мы замерли на месте, что там происходило в кромешной тьме, едва освещаемой тусклой луной из-за пелены облаков, нам, увы, было неизвестно. Я сделала уверенный шаг вперед.

– Стой, – Сириус остановил меня, преградив путь рукой. – Останься здесь!

– Нет, это глупо, я смогу помочь!

– Делай, что говорю! – командным тоном произнес он. – Если что, кричи.

И он унесся вдаль, к берегу озера, оставив меня в досадном недоумении. Снова он недооценивает меня и мою силу, его тревоги понятны, боится, что там будет засада для нас троих. Я хотела было сделать шаг, но занеся ногу, услышала противный голос совести, который убеждал послушать Сириуса. «Если что, кричи!» – как мило, а если вы будете кричать?. Убиваясь негодованием, я встала, облокотившись на сосну. До меня донеслись обрывки слов Сириуса: «Какого черта ты… Рон, как ты тут…».