Текст книги "John watches Sherlock (СИ)"

Автор книги: Allen Shirokami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

19 – Затишье перед бурей

OST: 30 Seconds To Mars – The Story

30 Seconds To Mars – This Is War

– Эй, Конни, что будешь есть?

– То же, что и ты.

– Ха, будешь таскать у меня из тарелки?

– Джон, ты жааадина!

Смеюсь и целую её в макушку. Волосы приятно пахнут, но они немного жёсткие, потому что крашеные. Я много раз говорил ей, что мне нравится её настоящий тёмный цвет, но она упорно продолжала краситься.

Наверное, это моя вина – как-то я упомянул, что мне нравятся блондинки. Или она просто пыталась отделаться от своего настоящего облика. Цветные линзы, одежда сестёр, музыка, которую она на самом деле не любит.

Любила ли она меня, или я просто был её очередным помешательством? Если я задаю себе этот вопрос, то какой ответ я хочу на него получить?

Нет, она не любила тебя. И мне станет легче.

Она до сих пор страдает. И мою душу разрывает на куски.

Она освободилась.

Как я хочу услышать эти слова.

Какой ценой?..

***

– И зачем же тебе пистолет, Джон?

Я рылся в чемодане. Вещи действительно были на своих местах.

– А сам ты не можешь определить? – поинтересовался я, отодвигая в сторону чёрные джинсы, скатанные в рулон.

– Поспешные выводы опасны. У меня семнадцать идей на этот счёт, хочешь выслушать их все?

Я покачал головой. Но также мне не хотелось рассказывать Шерлоку о Моране. Почему? И сам не знаю.

– Для самообороны, – наконец выдавил я из себя.

В конце концов, это была правда.

Шерлок рассеянно кивнул и взял у меня из руки Беретту, рассматривая её. Отец купил мне её перед моим отъездом в Хадсон. Просто как-то пришёл с работы и позвал меня с собой. Оформление разрешения, сам процесс выбора пистолета – всё это тогда прошло словно во сне. Я ведь только начал нормально ходить.

Нога больше не болит. Только когда я снова погружаюсь в тот кошмар, вспоминаю безумное лицо Морана, боль возвращается.

Всё возвращается. Ведь оно надёжно спрятано у меня в мозгу.

Тяжёлый чёрный пистолет создаёт странный контраст с тонкими и бледными пальцами Шерлока. Они медленно следуют вдоль ствола, словно изучая, подушечками пальцев Шерлок мимолётно касается целика. Затем

указательный палец скользит к спусковому крючку и останавливается на нём.

Шерлок целится в стену и нажимает на него.

Я коротко вздрагиваю, когда раздаётся щелчок вставшего на место курка.

– Патроны?

Я достаю коробочку.

«С любовью от Конни», значится на нём округлым почерком. Открываю. Я вообще не открывал коробку с патронами. Просто бросил в чемодан. Не будь они мне нужны, я бы ни за что не взял подарок Конни с собой.

Так что Шерлок не прав.

Внутри оказалась… наша с ней фотография. Я замер, с коробкой в руках, глядя на неё. Я и Конни. Наша единственная совместная фотография. Я тогда ещё немного отпустил волосы – это было до поступления в Бёрнстед. Я недоволен тем, что её подруга фотографирует нас, а Конни в восторге, на её лице широкая улыбка...

Почему я не мог подарить ей больше солнечных дней?

– Вспоминаешь? – голос Шерлока вернул меня к действительности.

Я поднял на него взгляд. В глазах Шерлока не было ни интереса, ни участия – просто тупая констатация факта. Я кивнул.

– Перестань, – отрывисто сказал он. – Если не хочешь, чтобы это тебя убило.

– Что?..

– Она ведь больше не твоя девушка? Почему ты так терзаешься?

Я сильно закусил губу.

– Это не…

– Не моё дело? – Шерлок кивнул, возвращая мне пистолет. – Верно. Только ты сам настаивал на том, что мы друзья, а что там делают друзья?

Я не ответил. Мне было больно. Я точно не хотел ни с кем говорить о Конни. Я знал, что если бы выговорился, мне бы стало легче. Но я не буду делиться этим с Шерлоком. Это только моё. Я не хочу, чтобы он, своим равнодушным разумом и дедукцией распиливал на части мои чувства.

– Так что?

Нет, этому человеку чувство такта неведомо.

– Она пропала, – я пожал плечами, и тут же прикусил язык.

– Пропала?

Я готов был отпинать себя. Больно-пребольно, и с разбегу врезаться головой в стену.

– Но сейчас дело Лестрейда, – быстро перевёл я тему.

– Как давно пропала?

– Не знаю. Неделю назад.

– И тебя это не волнует? – Шерлок склонил своё худое лицо набок, изучая меня.

– Да, я бездушная сволочь, – процедил я сквозь зубы. – Так что там с Лестрейдом?

Шерлок сделал шаг ко мне, не отрывая взгляда от меня.

– Джон, – тихо сказал он.

А мне так хотелось разрыдаться. От своего бессилия. От всего того, что извело меня изнутри за эти месяцы.

Я хотел сказать ему.

Я хотел.

Но я не буду.

Шерлок стоит совсем близко, а мне так не хватает того, кто бы понял меня. Кто бы сказал, что всё будет хорошо. Я опускаю голову. Наверное, давно нужно было сдаться?

– Дело о пропаже Серебряного, – сказал Шерлок.

Мои глаза метнулись вверх.

– Конь тренера по скачкам, – пояснил он. – Ты ведь в курсе, что в Хадсоне профессионалы из профессионалов учат молодёжь верховой езде. Так вот, конь Росса пропал. Коню пять лет, а Россу уже три года как достаются все призы на скачках. Ставят на Серебряного три к одному. Любимец публики, который никогда не подводил, с кем бы ни состязался. Следовательно, ты сам понимаешь, что фаворита охраняли денно и нощно.

Я почесал нос.

– И он пропал? Или его украли?

– Разумеется, украли.

– А Лестрейд тут каким боком?

– Лестрейд должен был выступать на скачках на Серебряном. Росс доверил ему его. Поэтому он не хочет, чтобы подозрения упали на него.

– Хочешь сказать, что Лестрейд сторожил лошадь?

– Нет. Сторожил его Нэд Хаятер. И Серебряный благополучно исчез.

– И какие идеи?

– Ну, только то, что его перекрасили и вывели из конюшни под самым носом у Нэда. А он сказал, что в ту ночь внутрь заходил только Росс.

– И зачем тебе пистолет?

– Хочу, чтобы Нэд раскололся. Патроны не понадобятся.

– Не слишком ли просто для тебя? – я улыбнулся.

– Я социопат, забыл? А значит, оказать кому-то помощь должно оказаться для меня уж точно не очень простым.

– Нет, не так, – я покачал головой. – Просто ты добрый.

Шерлок фыркнул.

– Меня интересуют только загадки. Ты думаешь, я могу оказаться добрым или сердечным?

Ты и есть такой. И ты лучше меня.

Он внимательно посмотрел на меня.

Я поднёс пальцы к губам, но потом понял, что всё-таки не сказал этого вслух.

– Идём, – сказал Шерлок, я запихал Беретту во внутренний карман куртки, и мы выбежали из комнаты.

***

Дело с Нэдом разрешилось очень быстро. Он действительно выкрал лошадь. По приказу Росса, который не был уверен, что Лестрейд выиграет скачки и не хотел рисковать славой Серебряного, поэтому поставил крупную сумму на Баярда, другого коня. А чтобы быть до конца уверенным, подстроил пропажу.

Действительно, дело оказалось смехотворным, а Лестрейд оказался очень расстроенным, узнав, что Росс не верит в него. Впрочем, чтобы Нэд раскололся, нам даже пистолет не понадобился. И плакал кубок Уэссекса, который Лестрейд намеревался получить.

«Между нами говоря, почему люди не думают? Тебя это не бесит? Почему им просто не подумать?» – причитал Шерлок по пути в общежитие, а я молчал.

– Почему ты назвал меня своим другом? – наконец не выдержал я.

– Ты подошел ближе всех и встал у меня на пути.

– Спасибо.

– Это был не комплимент.

– Это он.

– Ладно, пускай так.

Мы замолчали, и молчали до тех пор, пока не дошли до двери 221В. И замерли перед ней в некотором смущении.

Шерлок открыл дверь и пропустил меня вперёд спустя мгновение, я прошёл мимо него, стараясь не дышать и низко опустив голову. Раздался звук закрываемой двери.

– Я рассказал тебе, – вдруг тихо сказал Шерлок.

Я замер.

– Расскажи и ты мне. Я не могу знать всё. А ты… мой друг.

Я вздохнул и сел на свою кровать.

– Садись, – я указал ему на его.

Шерлок сел, настороженно не сводя с меня глаз.

Я интересен Шерлоку Холмсу? Мир перевернулся?

Я снова вздохнул и начал рассказывать. Мой отец прошёл Афганистан, будучи военным врачом, и спасал там жизни; мать говорит, что раньше он был совсем другим, война изменила его до неузнаваемости. Моя мать рассорилась с моей старшей сестрой, когда выяснилось, что та лесбиянка, а мать ненавидит людей нетрадиционной ориентации, почему, мне неизвестно. Отец ничего против не имеет, но спорить с матерью не осмеливается, поэтому Харриет больше с нами не живет, а живёт со своей подругой Кларой. Я встречался с Констанцией Адамс, но расстался с ней, потому что не мог полюбить её так же сильно, как и она меня. Я поступил в Бёрнстед, где полковник по имени Себастьян Моран стрелял в меня и прострелил мне ногу. Поэтому родители перевели меня в Хадсон, хотя не сказали об этом вначале. Теперь Моран на свободе, и отец боится, что он опять будет охотиться за мной. Почему, я не знаю.

Я рассказывал про Конни. Я рассказал о том, что её призраки преследуют меня. Я говорил, а Шерлок молчал. Я боялся, страшно боялся того, что он скажет что-нибудь. Боялся, что если он прервёт меня, я больше никогда не смогу говорить об этом.

Я говорил и чувствовал, как открываются старые раны. Как болит нога, простреленная Мораном, как болит душа, простреленная чувствами, в которых я не мог разобраться.

Мне было больно. Но только сейчас я понял, что для того, чтобы двигаться вперёд, я должен перешагнуть через эту боль, почувствовать её настолько, чтобы она более не была мне страшна.

И я понимал, что и Шерлок это понимает. Возможно, ему даже было неинтересно. Может, он и не слушал. Но он знал, что мне станет легче, если я выговорюсь. И с каждым новым словом, с каждой олицетворённой эмоцией я чувствовал, как натягиваются и крепнут только созданные между нами цепи дружбы.

Я знал, что когда я договорю, эти цепи не исчезнут, но останутся между нами. Я связывал нас своей историей. Пути назад не будет, поэтому я говорил торопливо, чувствуя, как краснеют щёки, оговариваясь, иногда прерываясь на то, чтобы вдохнуть поглубже и посмотреть на Шерлока, чтобы набраться смелости.

Он сидел, соединив кончики длинных пальцев, и слушал меня, смотря то в пол, то на меня, когда я не смотрел на него. Он всё подмечал – и то, что я нервничал, и то, что мне больно говорить о своей жизни, и то, что я освобождался.

Наверное, люди чувствуют душу только тогда, когда она болит. И я чувствовал её сейчас, но только потому, что она освобождалась.

Когда я договорил, мои слова словно повисли в воздухе, создавая блёкнущие в падающем из окна бледном свете фонаря и луны сковывающие нас цепи.

Я чуть улыбнулся. Может, мне стоит стать писателем, если я воображаю какую-то неведанную ерунду?

Я хотел бы написать о том, как Шерлок поднял взор своих голубых глаз от пола и посмотрел на меня. Хотел бы описать то, что увидел в его глазах. Смогу ли я?

Он смотрел на меня так спокойно и с таким пониманием. Да, я уверен, что Шерлоку известно обо всём, что ему интересно, но интересны ли ему человеческие эмоции?

Мы молчали.

– Браво, Джон, – сказал, наконец, Шерлок, разрушив ночное очарование. – Ты смог это сделать. Я думал, что у тебя не получится.

– Что? – я нервно облизнул губы и с непониманием уставился на него.

– Эксперимент удался, – Шерлок откинулся на подушку с блаженной улыбкой, разведя руки в стороны.

Что?

У меня перехватило дыхание. То, что я изливал ему здесь душу, просто было экспериментом, смогу ли я ему довериться?

Какого чёрта?

Какого чёрта я напридумывал себе какую-то ересь про нерушимые цепи дружбы?

Я вскочил с кровати, выпалил: «Я в ванную» и ушёл туда, плотно закрыв за собой дверь.

Включил воду, которая с грохотом полилась в ванну, и посмотрел на себя в зеркало, освещённое электрической лампой.

Светло-каштановые волосы отросли уже настолько, что стали падать на глаза. Я смахнул их. Лицо усталое, наверное, скоро и морщины появятся.

Я стянул свитер и бросил на покрытый бежевым кафелем пол. Опёрся руками на ванну.

И сунул голову под воду.

Сколько ещё я буду себя обманывать? Он считает меня другом? Ерунда. Я сам вбил себе в голову то, во что хотел поверить.

Сколько ещё меня будут волновать такие вещи? Сколько ещё я буду переживать из-за любой мелочи?

Интересно, а если бы я прошёл войну, как и отец, изменился бы я? Стал бы жёстче?

Я вытащил голову из-под крана и протёр глаза. Когда я открыл их, то увидел перед собой Шерлока.

– Как ты…

– Твой телефон звонит, – сказал он, протягивая мне мой смартфон.

Я стянул с сушилки полотенце и быстро вытер руки и голову. Потом взял вибрирующий аппарат и поднёс к уху, смотря на худое лицо Шерлока, который почему-то не уходил и смотрел на меня.

– Алло, – сказал я.

– Джон, пожалуйста, приди за мной, – произнёс тихий голос, который я знал лучше всех голосов на свете.

20 – Оставь надежду, всяк сюда входящий

OST: Florence + the Machine – Heavy in Your Arms

Florence + the Machine – Leave My Body

Мы едем в автобусе. Ночь. Тишина. Только шум двигателя. Меня трясёт. Шерлок рядом, смотрит в окно, где на него невидящим взглядом взирает чёрно-серое отражение.

Мои руки дрожат. На улице, где падает снег, холодно. Холодно. Я не могу избавиться от ощущения, что мороз забирается ко мне под кожу, пожирая меня изнутри.

Водитель не обращает на нас никакого внимания. Два студента, которые едут ночью куда-то, может, в клуб.

Двое, у одного из которых под курткой спрятан пистолет.

Пистолет давит мне на грудную клетку. Давит на мою душу. До сих пор не понимаю, почему подчинился Шерлоку, который велел взять его.

Шерлоку, который сидит рядом со мной с таким видом, словно ему известно о том, что происходит, куда больше, чем мне.

За стеклом проносятся тени, а мне кажется, словно я замурован в какой-то капсуле, куда не проникнет ни дуновение ветра, ни человеческий голос.

Словно я вне мира и мне… лишь холодно.

Вдыхаю и стараюсь успокоиться. Шерлок на миг поворачивает голову и смотрит на меня. Я не отвечаю на взгляд.

Я не хочу отвечать ему. Я хочу закрыться. Я желаю, чтобы никто и никогда больше не причинил мне боли.

«Пораженческие мысли», – раздаётся у меня в голове голос.

Чей он? Похож на голос Шерлока, но он сидит и вновь смотрит в окно.

А я один борюсь с холодом.

Всё закончится. Мне хочется верить в это. Зачем мне пистолет?

Да. Чтобы всё закончилось. Я уже знаю, что хочу сделать.

Говорят же – если в этом мире тебя ничего не устраивает, уничтожь его. А как уничтожить весь мир? Очень просто. Уничтожив себя.

– Приехали.

Тихий, низкий голос Шерлока накладывается на мои мысли какой-то диссонантной нотой, и я поднимаю взгляд от пола и смотрю в окно.

Наши отражения накладываются друг на друга, порождая какое-то неправильное, искажённое лицо.

Автобус останавливается, и мы выходим на улицу. Мы идём, тонкий слой снега хрустит под подошвами. Здесь, снаружи, тоже холодно, но этот холод не кажется мне хуже, потому что… только сейчас я понял, что тот холод, что терзает меня, находится только в моей голове.

– Знаешь, – тихо говорю я, когда мы останавливаемся перед домом. – Отец как-то сказал мне: «Если ты уже занял сторону, выбора нет. Если ты уже кому-то подчиняешься, то тогда, когда тебе велят убивать, ты берёшь автомат и идёшь выполнять приказ. Ты не можешь отказаться. Ты уже солдат, чего бы ты уже не передумал».

Шерлок не отвечает. А сам я недоумеваю, к чему рассказываю это.

Дом, нависший перед нами, кажется пустым и заброшенным. Он стоит на отшибе, поэтому здесь только одна дорожка следов, ведущая к нему.

Маленькие следы.

Шерлок смотрит на них, словно что-то подсчитывая, но ничего не говорит.

Он ничего не сказал мне тогда. Он просто взял пальто, велел мне взять пистолет и поехал со мной туда, куда сказала Конни. Она назвала адрес, а Шерлок прекрасно знал, как туда добраться. Поэтому я не сопротивлялся его компании. Мне не хотелось думать, или я не мог – мне было непонятно.

– Останься, – говорю я, и Шерлок замирает.

– Я пойду с тобой.

Возражает мне.

– Прошу тебя.

– Будет опасно, – он чуть прищуривается.

– За этим я и иду. Это только…

– …твоё дело?

Да. Именно. Ты посмеялся надо мной, когда я рассказал тебе всего себя. И дело не в том, что я не хочу, чтобы это повторилось. Дело в том, что…

Мысли стали путаться. Я сжимаю руки в кулаки.

Внезапная мысль, когда я смотрю на него: он не смеялся надо мной. Он сказал, что это «эксперимент», потому что смутился тех цепей, что возникли между нами. И попытался меня оттолкнуть.

Я выставляю правую руку вперёд, ладонью к нему. Стой.

– Шерлок, езжай домой.

Не сопротивляйся.

Наверное, он видит в моих глазах решимость, поэтому внезапно отступает. Хотя он и не пытался. Мысль о том, что он просто так уйдет, почему-то колет меня.

Кудрявая голова кивает, и Шерлок отворачивается, покидая меня.

Ускользая, словно вода сквозь пальцы.

И мне ещё больше кажется, что всё, что сейчас происходит, какая-то иллюзия. Всё не по-настоящему.

Но пистолет, прижавшийся ко мне, словно свернувшаяся клубком змея, не даёт мне ускользнуть в состояние сна наяву.

Шерлок ушёл.

Я повернулся к дому, который взирал на меня пустыми глазницами окон, словно желая поглотить меня. И ступил в его раскрывшийся со скрипом зёв.

Внутри было пусто. Половицы, покрытые пылью и прогибающиеся под ногами, издавали неприятные, визгливые звуки.

– Конни.

Мой тихий голос прорезает пыльный, светящийся в голубоватом лунном свете, что падает из разбитых окон, воздух. Из моего рта вырываются облачка пара и тут же, устремляясь вверх, растворяются.

Ответом мне служит тишина.

Я окидываю помещение взглядом, стараясь захватить все детали. Шкаф в углу. Осколки стекла на полу. Сорванные с петель двери, одна из которых валяется перед лестницей. Деревянная лестница. Я перешагиваю через моток проволоки, сцепленный с куском балки, и ступаю на первую ступеньку, словно прикидывая, выдержит ли она меня. И она выдерживает. Я двигаюсь наверх, кутаясь в куртку, неосознанно прижимая пистолет ближе к телу.

Наверху оказывается несколько комнат. Я методично обхожу их все и, в конце концов, выбираю ту, из окна которой прекрасно видно почти полную, сияющую луну.

Я останавливаюсь на середине комнаты и вслушиваюсь в зимнюю тишину. Небо чистое, но звёзд не видно, потому что яркий свет луны заслоняет их.

Слышу шаги за спиной. В коридоре.

Шаги, ближе.

Я позволяю себе обернуться, когда они затихают.

Серый обтягивающий комбинезон, серые волосы разметались по плечам. Глаза отражают свет луны.

Скольжу глазами по фигуре. Конни похудела, лицо осунулось, грудь, бёдра, плотно обтянутые тканью, словно принадлежат ребёнку.

Когда-то я бы сказал ей, что она красива. Но не сейчас. Потому что сейчас я так не думаю. Я думаю только о том, что предо мной призрак, облачённый в остатки чьей-то плоти.

– Ты пришёл, – тихо говорит она.

Глаза, бывшие когда-то голубыми, невидяще смотрят на меня.

Она делает шаг вперёд, и что-то в моём теле откликается на это. Я делаю шаг назад, и Конни останавливается. Но она не в замешательстве. На её лице написано выражение «я знаю, что ты меня не любишь и никогда не любил, я знаю, что тебе всё равно, я знаю, что ты здесь только из жалости».

На её лице возникает улыбка.

– Сегодня всё закончится, Джон, – говорит она.

Я киваю.

Это правда. Сегодня всё закончится.

Конни делает ко мне ещё шаг, но я не отступаю. Откуда-то возникает сильное желание дотронуться до неё, убедиться, что она не призрак. Удостовериться в том, что это именно она смотрит куда-то сквозь меня так, словно меня больше не существует.

Посмотри на меня.

Ты звала меня.

Я тебе больше не нужен? Ты для этого позвала меня – чтобы показать, что свободна?

– Конни, – тихо говорю я, и всё рушится.

Осколки чувств вновь собираются воедино. Она находит мои глаза и с болью смотрит в них.

Узкая рука тянется ко мне, я ловлю её и наши пальцы сплетаются.

Почему-то я чувствую запах дыма. Словно что-то горит.

«Неправильно», – говорит голос в моём мозгу.

Её рука в моей.

Её глаза, отражающиеся в моих глазах.

Я хочу что-то сказать, но она встаёт на цыпочки и её тонкие губы касаются моих.

У меня перехватывает дыхание. Что она хотела вложить в этот поцелуй? Такой целомудренный и такой… прощальный.

Наши пальцы расстаются, Конни делает шаг назад и возводит на меня пустой, чёрный глаз пистолетного дула.

Она даже не целится – на таком расстоянии это не нужно. Просто идеально выровненная рука, заканчивающаяся оружием, словно они стали единым целым. Рука-оружие, указывающая, обвиняющая, освобождающая меня.

В моей голове пусто.

Она любила меня. Я же…

Жалкий лгун, не заслуживающий ничего кроме презрения.

Скольким ещё людям я успел бы сделать больно?

Весь мир сужается до чёрной точки, чёрного круглого дула.

Теперь это мой мир.

Сдохни, Джон. Просто сдохни.

И раздаётся выстрел.

***

Я не готов к этой жгучей боли. Она расползается ядовитым цветком, вырастая из моего плеча и истекая кровью.

Я не выдавливаю ни звука, лишь отступаю, потому что выстрелом меня отбрасывает назад и поворачивает. Но в следующий миг я падаю, потому что мне словно делают подножку.

Почему ты не попала? Злость заставляет меня повернуть голову.

Я ненавижу тебя. Неужели ты не могла быть достаточно милосердной, чтобы прекратить всё это одним лишь выверенным движением пальца?

Кто-то задыхается.

Почему я не могу повернуть голову? Почему всё плывёт?..

Я вижу всё кадрами. Отрывками. Я не могу сосредоточиться.

Длинные пальцы сжимают тонкое горло Конни.

Её зубы впились в тонкие губы, глаза расширены.

Чёрные кудри отражают лунный свет.

Рука перехватила руку Конни с пистолетом. Другая рука вырывает оружие у девушки.

– Идиот, – выдыхает Шерлок и отпускает Конни. Она оседает на пол с пустым выражением лица.

Два шага и он уже рядом со мной.

– Джон!

Сильно пахнет дымом. Так сильно, что у меня щиплет глаза. Мне так хочется закрыть их, сделать хоть что-то, чтобы хоть как-то приглушить эту дикую боль.

– Мы горим? – выдавливаю я.

– Чёрт побери, – выдыхает Шерлок, глядя на моё плечо. – Какого чёрта… Джон, не спать!

Я ощущаю, как он стаскивает с меня куртку и поднимает мой свитер, чтобы рассмотреть рану.

Зачем, Шерлок?

Оставь меня в покое… я хочу просто поспать…

– Надо же быть таким конченым придурком, – ругается друг и скидывает с себя пальто. Кажется, он рвёт на себе майку.

Я сжимаю зубы, когда он затягивает мне плечо оторванными полосами ткани.

– Надо же соваться к девке со съехавшей крышей и стокгольмским синдромом вдобавок, – Шерлок достаёт телефон, а я всё сильнее ощущаю запах гари.

– Что ты делаешь… – мне почему-то хочется рассмеяться.

– Джонс, срочно скорую на угол сорок пятой. И отряд полиции. Тут покушение на убийство, дело рук Морана. Джон, – внимательные глаза появляются перед моим лицом. – Всё в порядке. Сейчас будет скорая.

Продержись, хорошо?

Но я уже не слышу его.

Мир тонет в тумане, единственной светящейся красной точкой в нём является моё плечо, которое пульсирует от боли.

И я чувствую, как с каждым ударом сердца теряю кровь.

Интересно, если моё сердце остановится, перестанет ли кровь литься из меня, словно из протекающей трубы?

– Джон! – где-то в тумане кто-то зовёт меня.

Зачем?

– Отдай мне пистолет! – раздаётся визг.

Визг, звук удара.

Мои глаза закрылись.

– Разве ты не понимаешь, что лучше убить его, чтобы он не мучился? Неужели ты не видишь, сколько крови вытекло?!

Выстрел.

Снова тупой звук. Треск. Огонь?.. Дышать стало слишком тяжело.

Меня трясут, я чувствую, что моё безвольное тело болтается, словно марионетка.

– Джон, не спи, мать твою! Надо выбираться отсюда!

Пытаюсь сглотнуть, но у меня не получается. Какая теперь разница? Мне просто холодно, ужасно холодно… весь мир горит, я скорее ощущаю пламя, чем вижу его. Но мои внутренности пожирает ледяной мороз.

Чуть приоткрываю глаза. Зелёные глаза Шерлока… зелёные?

Шерлок обхватывает меня, берёт меня на руки, стараясь не потревожить рану, в которую сейчас утекает весь мой мир.

Или из которой вытекаю я сам, прямо в небытие.

Шаг. Ещё шаг.

Действительно, мы горим.

– Джон, не спи! Ты обещал, что мы встретим Рождество вместе, забыл? – я впервые слышу в голосе Шерлока отчаяние.

Отчаяние, которое почему-то причиняет мне боль, хотя, казалось бы, дальше некуда.

– Выживи, и я расскажу тебе, почему за тобой охотился Моран, – с горечью просит Шерлок.

Выживи, и этот мир тоже будет жить.

Выживи, прошу тебя.

Я задыхаюсь.

Голова тяжёлая.

Я чувствую себя кораблём, лишившимся якоря, кораблём, который уносит в открытое штормовое море.

– Я хочу спать, – вяло отрезаю я.

– Нельзя. Прекрати, Джон. Или ты навсегда останешься идиотом.

Я чуть улыбаюсь, ощущая себя ребёнком, которого ругает родитель.

– По сравнению с тобой…

Но я не договариваю, потому что мир внезапно ломается на части и исчезает. Или ломаюсь я, исчезая из этого мира.