Текст книги "John watches Sherlock (СИ)"
Автор книги: Allen Shirokami
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
24 – Среди осколков
OST: Papa Roach – Blood (Empty Promises)
Я дышу тихо и спокойно. Шерлок может подумать, что я сплю – если мне удастся обмануть его. Надеюсь, что удастся.
Я не сказал ни слова после того, что он выдал. В единый миг он понял, что я не в курсе. Но было поздно. Пожалел ли он о том, что сказал? Кто знает. Но это же Шерлок. Он из тех, для кого правда важнее боли, которую эта правда может принести. Я тоже так думал раньше. Честно. Пока не осознал, что иногда лучше промолчать, чем говорить правду, пусть молчание и есть ложь. Я никогда не хотел делать людям больно. Но я не умею врать. Поэтому говорю правду, поэтому делаю больно. Но Шерлок мог всё. Я в этом не сомневался. Так зачем?..
Я лежал, осторожно дыша, и думал, думал…
Сквозь неплотно задёрнутые занавески в комнату проникал желтоватый луч света – уличные фонари уже загорелись.
Запах родного одеяла, ощущение моей подушки под ухом – всё это должно успокаивать, склонять ко сну. Но я лишь чувствовал, как ложь разъедает ткань, разрушает дерево мебели, отвратительной вязкой тёмной массой заполняет комнату, выливается из неё, скользя в щель под дверью, затем вниз, по ступенькам, и первый этаж утопает в ней. Скоро эта жидкость, похожая на кровь, поднимется на уровень окон, своей массой выдавит стёкла и хлынет на улицу. И тогда мой дом станет похожим на разорвавшийся пакет с краской, скинутый хулиганом с крыши на асфальт.
Знала ли Харриет? Если свести всё это вместе, то почему-то всё становится более логичным. Я не буду спрашивать Шерлока. Я уверен, что у него есть готовый на всё ответ, где каждый кусочек паззла точно на своём месте. Но, чёрт побери, это моя семья. Мой дом. И я сам разберусь.
Я сам…
***
OST: The Birthday Massacre – The Knight Murders
– Давай размышлять логически.
Я хожу взад-вперёд перед Шерлоком, лежащим на кровати. Он спит, я почему-то говорю вслух, даже не волнуясь о том, что он может проснуться.
Вперёд и вверх – только звёздная пустота. Я здесь уже был, поэтому не обратил внимания. Раз я достаточно трезво могу мыслить в этом сне, то почему бы не воспользоваться этим?
Когда-то я читал об управляемых снах. Вроде нужно было найти ключ, увидев который ты понимал, что ты во сне. И дальше мог делать всё, что угодно. В данной ситуации нестандартная обстановка была неплохим ключом. Кровать уж точно сюда не вписывалась. Хотя, если подумать, она могла символизировать мою усталость. Что даже во сне я мечтал выспаться.
Шерлок спит. Мерно дышит. Его грудь вздымается, я вижу сильно выступающие рёбра. Кажется, что вот-вот он откроет глаза и улыбнётся своей кривой улыбкой.
Кривой. Что-то не так. Ветер. Здесь?
– Шерлок? – тихо окликаю я друга.
Кривой, как зеркало. Искажающий. Мысли. Разбитое кривое зеркало. Отражения звёзд в осколках. Луна раскололась, звёзды – её осколки. Моя рука изрезана осколками. Изрезана звёздами. Резать. Кромсать. Куски. Куски крови.
Я смотрю на свою руку, она начинает трансформироваться. Словно покрываясь рябью. Словно покрываясь скользкой субстанцией крови. Кровь. Хлещет из разрезов на поверхности сна, подбираясь к пальцам ног. Я бос.
– Сон рушится, – спокойно замечает Шерлок. Он сидит. Длинные, узкие ладони приминают складки на простыне.
Я пытаюсь сконцентрировать внимание на нём – островке безмятежности среди мира, идущего трещинами. Как сон уничтожает сам себя, я слышал словно через закрытые наушники.
– Я знаю эту фразу, – говорю я.
Шерлок пожимает плечами. Я смотрю на него.
– И что мне делать?
Он снова пожимает плечами. Острые ключицы. Бледная кожа. Голубые глаза. Почти синие. Словно он не человек. Ну да. Он вообще не человек. Он… чёрт, я даже не могу сделать это. Придумать правильное определение. Кто он – тот, кто стал, посвистывая, разбивать мой мир на осколки? Наверное, если бы Шерлока не было в этом сне, здесь было бы спокойно. Я мог бы подумать. Я мог бы придумать хорошее объяснение для того, почему мать так поступила. Со мной. Может, я единственный, кто не знал об аборте? Хотя, с чего бы ей говорить это мне? Обсуждать со мной? Я её сын, но я не её совесть. Она другой человек. Не я. Я не могу контролировать её жизнь.
Я смотрю на Шерлока. Вскоре рушащийся мир подбирается близко. Слишком. Огромные куски светлой поверхности отламываются и устремляются в тёмную пустоту. Под этой скорлупой тоже звёзды.
Шерлок смотрит на меня. В тёмных кудрях блики от звёзд.
Что мне делать, Шерлок?
Он кивает на кровать, на место рядом с собой. Я стою, замерев. Хотя и выбора у меня нет. Либо падать в звёздное пространство вместе с кусками сна, либо сесть рядом с ним.
Я делаю шаг. Это тяжело. Трудно. С усилием отрываю босую ногу от земли. Мы с ним опять только в брюках. Обращаю внимание на его ремень. Узкий, чёрный.
Выдыхаю воздух из лёгких. Просто так. Сажусь рядом с ним по-турецки, подбирая ноги с поверхности сна. Здесь, на кровати, тепло. Отсюда можно наблюдать конец сна как из удобного кресла. Как с сиденья в кинотеатре. Словно кровать окутана коконом тишины и спокойствия. Это не подходит Шерлоку. Смотреть за разрушением, не принимая в этом участия? Из тихого места?
Хотя это сон. Почему он должен быть логичным?
Мы сидим и смотрим. Шерлок дышит. Я слышу это. Я чувствую себя отделённым от него. Потому что он дышит, а я – нет.
– Скоро и до нас доберётся, – сообщает Шерлок.
Перевожу взгляд на него. Затем – на звёзды. Теперь только они окружают нас. Тёмно-синее пространство.
– Тебе вроде говорили не открывать дверь.
Изумлённо смотрю на него.
– Дверь?
– Ну да. Почему, ты думаешь, всё теперь разрушено? – он говорит это так, словно я должен знать. Но я понятия не имею, о чём он.
– Ну… и как всё починить?
Это первое, что пришло мне в голову.
Шерлок немного откинулся назад, опираясь на прямые руки. Я встречаюсь взглядом с ним.
– Сделай что-нибудь, чего раньше никогда не делал.
– Это глупо, – я качаю головой.
– Смотря, о чём ты подумал.
– А о чём все думают в таких случаях?
– Я бы на твоём месте заимел немного мозга. У меня есть нитки. Дать?
– Нитки?
– Да, целый моток.
Отвожу глаза. Мир застыл. Кровать застыла в его центре. Шерлок достаёт маленький комок чего-то красного из кармана брюк.
Я смотрю на то, что он достал и с трудом сдерживаю рвотный позыв.
Маленькое, окровавленное, бьющееся сердце.
– Шерлок, это не нитки.
– Что? Смотри, – и он начинает распутывать сердце ниток. – Это всего лишь нитки, Джон. Больше ничего не существует. Все мы состоим из ниток. Всё логично. У всего есть начало и конец.
– У тебя руки в крови, Шерлок.
– Нет никаких чувств. Физические реакции. Нитки, Джон.
– Шерлок, прекрати это. Прошу тебя.
– Попробуй сам! – холодными пальцами, скользкими от крови, он поворачивает мою руку ладонью вверх и вкладывает в неё сердце.
Я отдёргиваю её, и алый клубок ниток падает на кровать между нами.
– Всё это ложь, – говорю я, смотря на него. Сухие тёмные нитки.
Шерлок улыбается.
– Это сон.
– Ты просто сама очевидность, Джон.
– Но я могу доказать тебе, что физиология тут не причём.
– Во сне? Думаю, да.
Я наклоняюсь к нему.
– Как мне проснуться?
Меня трясёт от осознания того, что он только что мне показал. Что каждого человека он может распутать, как клубок ниток.
Я хочу, чтобы он оказался человеком. А не этим… с нитками…
Будь человеком, Шерлок. Докажи мне, что существуешь. Тогда мне будет легче. Легче. Ненамного.
Глаза в глаза.
Тянусь вперёд, стараясь коснуться своим лбом его лба. Он горячий. Здесь, во сне, всё наоборот. Я холоден, как лёд. Я боюсь, что растворюсь, истаю.
– Что ты делаешь, Джон?
– Мне холодно.
Его руки поднимаются. Он поворачивается ко мне, длинные пальцы движутся по моим щекам. Вниз. И вверх, уже другой стороной. Ногти касаются моей кожи.
Я опираюсь одной рукой на простыни, в опасной близости от мотка ниток. Он трансформируется, идёт рябью – то это пульсирующее сердце, то скомканный шарик красной бумаги.
Он изучает пальцами моё лицо. Словно скульптор. Проводит, осторожно, по носу. По скулам. Ни на секунду не останавливаясь. Словно ваяя меня из глины.
Я не дышу. Не умею.
Большой палец его правой руки останавливается на моей нижней губе.
– Тебе грустно, – сказал Шерлок.
– И кто теперь сама очевидность? – палец мешает говорить, давит, не больно, но ощутимо. Он немного опускает губу, я инстинктивно приоткрываю рот.
Шерлок совсем близко. Его длинный нос, внимательные, подмечающие всё глаза. Губы. Так нечестно. Ему можно трогать мои, а мне его – нельзя.
Палец на губе двинулся, а ко мне в живот закралось странное ощущение.
Во сне нет воспоминаний. Только знание.
Я двигаюсь к нему, палец соскальзывает с губы и попадает на зубы. Шерлок торопливо убирает его из моего рта.
Нет, Шерлок. Ты не так ведёшь себя.
Я беру его руку.
Сделать что-нибудь, чего никогда раньше не делал?
Ближе, ещё ближе.
Кости, сплошные кости. Я чувствую их в своей руке. На самом деле – это ладонь Шерлока.
Интересно, что скажет мать, если узнает о том, что я…
Наши лица совсем близко. Шерлок смотрит на меня скорее с любопытством, чем с чем-либо ещё.
А раньше. Когда мы были здесь. Он ведь определённо хотел меня. Что изменилось? Почему сейчас он словно вычеркнул из себя это?
Отпускаю его руку и отстраняюсь. Сожаление, вот что я чувствую. Почему?
– Почему ты сейчас другой? – спрашиваю я.
***
OST: Papa Roach – Last Resort
– Какой?
Я открыл глаза и тут же зажмурился от света электрической лампы.
Шерлок сидел за моим столом и тыкал пальцем по тачпэду лэптопа.
– Сколько времени? – прохрипел я, поворачиваясь в кровати и пытаясь сфокусировать взгляд на циферблате часов.
– Почти пять утра.
– Ты чего не спишь?
– Интересное дело. Кажется, кто-то хочет заказать сценарий преступления.
– Откуда?
– Читаю Twitter Ирен.
– Э…
– Подойди, сам увидишь. – Он тыкнул на какой-то твит.
Я откинул одеяло, встал и подошёл к нему, потирая голову. Нужно было отойти от сна, в котором Шерлок был так пугающе близко.
– Смотри сюда, – он указал пальцем на строчку, заканчивающуюся россыпью разнообразных смайликов.
– «ТеОрИя оДИозности мЫслей Требует КрОтости, Любви, Рвения, ЕдиномыШления», – прочитал я вяло, наклонившись к экрану, над плечом Шерлока. – И что эта чертовщина должна означать? Так обычно младшеклассницы пишут.
– Младшеклассницы не используют слово «одиозность», – Шерлок усмехнулся. – Неужели совсем ничего не видишь?
– Может, заглавные буквы имеют какой-то смысл? – я присмотрелся. – Да нет, фигня. Никакого.
– И всё? – ровно спросил Шерлок. – Но неплохо. Пусть ты и упустил главное.
– А что? Я должен был открыть какую-нибудь тайну? Если честно, то…
– Прочитай задом наперёд.
Я прочитал.
«Шерлок, ты идиот».
Да, как много раз мне хотелось это сказать. Но даже если бы я и сказал, он бы всё равно не обратил внимания. А её Twitter он прочитал, вдумчиво.
– Таких много? – спросил я.
Шерлок кивнул.
– Все, вообще-то.
– Но откуда она знает, что ты заглядываешь в её Twitter?
– Знает.
Я помолчал. Вдруг мысли о вчерашнем обрушились на меня. Я закусил губу. Стараться не думать об этом. Я не буду спрашивать Шерлока. Я не хочу видеть его взгляд, словно подразумевающий то, что я должен быть так же сметлив, как и он. Нет. Я не такой умный, как ты, Шерлок.
Наверное, Ирен должна бы быть на моём месте. Она умная. Ты уверен, что она в курсе, что ты читаешь её Twitter.
О чём я? На моём месте?
Я отвернулся и пошёл заправлять постель.
Противное чувство. Плечо болит – может, из-за этого я второй день в таком раздрае? Я хотел вырваться из Хадсона, затем из больницы, теперь хочу убраться отсюда.
– Как плечо? – тихо спросил Шерлок.
Я повернулся и просто посмотрел на него. Пусть сам догадается, что неважно. Я ничего не буду говорить.
– Ты злишься на меня? – между его бровями появились две вертикальные морщинки.
Злюсь?
Я покачал головой и отвернулся к кровати.
Нет, я просто чувствую себя слишком одиноким. Незащищённым. Раненым в прямом смысле этого слова.
Закончив застилать кровать, я переоделся в полосатую кофту с большим, растянутым из-за того, что она была уже старой, вырезом. Кофта спадала то с одного плеча, то с другого и бабушка ненавидела её люто. Не стану отрицать, в ней я выглядел глупо. Но она всё равно была моей любимой.
– Дома ты совершенно другой, – услышав это, я замер у двери.
– И в чём же это выражается? – я обернулся и посмотрел на Шерлока.
Он сидел за моим столом, закинув на него босые ноги, и смотрел на меня.
Парень изобразил какой-то жест, словно отмахивался от меня. Затем просто показал на меня пальцем и спросил, отведя взгляд и смотря в компьютер.
– И что ты напялил?
– Любимую кофту. Я всегда хожу в ней дома. Шерлок, ты не хочешь записаться в клуб антифанатов этой кофты? Глава клуба – моя бабушка, – съязвил я.
Шерлок хмыкнул, смотря на экран.
– Завтракать будешь? – спросил я.
Он покачал головой.
Я взялся за ручку двери.
– Что ж, тогда попытаюсь устроить, чтобы бабушка тебя не сожрала за голодовку.
Шерлок не ответил.
Я вышел в коридор, спустился по лестнице на кухню и нажал на выключатель. Кухонный стол тускло осветило лампочкой. В комнате никого ещё не было, что приятно меня удивило. Обычно бабушка вставала ни свет ни заря.
На тумбочке у двери, куда мать обычно сваливала свои вещи, лежал жёлтый журавлик, сложенный из бумаги. Когда-то я, окрылённый услышанной историей, что «если сложить из бумаги тысячу журавликов, исполнится любое желание», засыпал ими дом. Они были везде – на столах, стульях, книжных полках, холодильнике – я приделывал их магнитами за хвосты к дверце. А потом мать их выбросила. Всех. И я перестал их складывать.
Один всё-таки уцелел. Я взял его в руки, расправляя помявшиеся крылья. Мой взгляд упал на чёрную сумку матери, с которой та ходила на работу. Из неё торчало письмо. Видно было дату отправления.
Теперь мне стало всё понятно. Логотип на письме. Логотип клиники. Клиники абортов. Дата. Прошлое лето. Как раз перед тем, как Харриет ушла из дома.
Вот так просто. СЛИШКОМ ПРОСТО.
Я сглотнул, не в силах отвести взгляд от письма. Почему она носит его с собой? Хотя никто бы не догадался. Лишь логотип и дата. Отец – может быть.
Ладно. Сварить кофе и вернуться обратно в комнату?
Так я и поступил, сделав ещё, правда, кофе и на Шерлока.
Когда я вошёл в комнату, он сидел, даже не сменив позы. Только натянул мой полосатый свитер.
Интересно, он хоть раз его стирал?
Из-под свитера торчал край белой с красными разводами майки. Хотя нет. Не красными. Я почему-то считал их красными, а на самом деле они были бурыми. Коричневыми.
– Шерлок, – окликнул его я.
Он повернулся – тёмные кудри упали ему на лоб – и посмотрел на меня.
– Это кровь? – спросил я, указав на майку рукой с чашкой.
На чашке слоники. Её подарили мне на день рождения, когда мне было три года.
– А, да, – отрешённо ответил Шерлок и опять уткнулся в лэптоп. Новости. Сводка за ночь.
– Твоя?
Он кивнул.
Я аккуратно поставил чашки на стол.
– Дай посмотреть.
Шерлок повернулся ко мне, но взгляд его светлых, прозрачных глаз, был нечитаем.
– Почему ты её носишь?
Он не ответил, просто встал – мне пришлось сделать шаг назад – стянул мой свитер через голову. Бросил его на мою кровать. Затем стянул и майку.
Шрамы на бледной коже. Слегка розоватые.
– Ты же врач? – насмешливо спросил он. – Что скажешь?
Я? Врач?
Ну да. Действительно. Я всегда хотел этим заниматься. Быть, как отец. Не разочаровать его. Чтобы он мной гордился.
В тот миг, когда я увидел шрамы на спине Шерлока, я забыл о своих проблемах. Они просто стали несущественными. Даже боль в плече.
Потому что я смотрел на его израненную спину и понимал, что мне больно, нестерпимо. Словно я падаю, падаю куда-то глубоко.
Я сглотнул и подошёл.
Протянул руку.
Давай, Джон. Это естественно. Касаться пациента.
Кожа Шерлока была упругой, шероховатой, тёплой, тонкой: когда я прикоснулся к его спине, я почувствовал чёткое, ровное сердцебиение. Это наяву. И это… странно.
Я вспомнил свой сон. Как Шерлок изучал моё лицо. Теперь точно так же я изучал его спину. Рваные шрамы.
– Битые бутылки? – спросил я. – Прошла всего пара месяцев?
Шерлок кивнул.
– Неплохо.
Его спина гудит под моими пальцами, когда он говорит. Низко. Я отнимаю руки от его бледной кожи и засовываю в карманы джинс. Повожу плечами, словно мне холодно, наблюдая за тем, как Шерлок снова натягивает майку. Она чистая. Просто кровь не отстирывается. Пятна почти чёрные, теперь я вижу.
– Билл спас меня, когда кучка дебилов набросилась на меня в подворотне, – равнодушно сказал Шерлок. – Их было слишком много, он вызвал полицию. Потом привёл в общежитие.
– Что случилось?..
– А ты как думаешь? – он натянул свитер, развернулся, сложив руки на груди, и всмотрелся в меня.
– Думаю, ты, как обычно, не затыкался.
Шерлок хмыкнул.
– Тогда я нашёл интересное дело. Один из них был убийцей. Сейчас он в тюрьме.
– Хорошая концовка. Почти.
Шерлок посмотрел в сторону окна.
– Это твой отец?
Я проследил за его взглядом и подошёл к окну. Отец, тяжело опираясь на трость, шёл по саду.
Я кивнул.
– Ты узнал про аборт по конверту. – Тихо сказал я.
– Да. Я думал, что ты знаешь.
– Ничего страшного. Шерлок?
– А?
– А что с Конни?
Молчание.
– Она ведь была там. Стреляла в меня. Она сбежала?
Шерлок молчал.
Я повернул голову и посмотрел на него. Парень стоял, так же сложив руки на груди, и смотрел в пол.
– Шерлок? Ты мне ответишь?
Он поднял свои стальные глаза.
– Нет, Джон. Не отвечу.
25 – Бессердечный
OST: The Fray – Heartless
Свинцовое небо. Люди. Их немного. Сладковатый аромат лаванды. Чувство, словно на мили вокруг не существует ничего, кроме аккуратных прямоугольных камней, торчащих из земли.
Чёрные платья. Женщины. Их немного. Запах духов, сильно отдающий спиртом. Некоторые из них плачут, прижимая к глазам кружевные платки. Чёрные.
Я. Меня осталось немного. Меня окутывают запахи: отцовского одеколона, чистого костюма, дезодоранта, мыла, пены для бритья, зубной пасты. Только моего запаха под ними нет.
Стою и думаю о том, что всё могло бы быть по-другому. И это лишь моя вина. И это лишь мой грех.
Меня кто-то хлопает по плечу – аккуратно – и показывает другой рукой на начавшееся шествие. Несут его.
Блестящий, отражающий тусклый свет затянутого тучами солнца, гроб.
Я держусь. Я только знаю, что когда всё закончится, когда я останусь один, я буду кричать. В голос. От своего бессилия, от своей боли. И слёзы будут течь по моему лицу, обжигая кожу.
Они проходят совсем мимо меня. Безмолвные, равнодушные. Запах лаванды становится невыносимым.
Цветы. Лилии. В моих руках. Откуда они здесь?
Ах, да. Я сам их купил. Чтобы положить потом на свежую могилу.
От этих мыслей я содрогаюсь.
Нет. Не надо думать. Будет только хуже. Не сейчас. Как-нибудь в другой раз.
Чего ты добивался, Шерлок?
Прошлой весной
OST: IAMX – The Negative Sex
Конни сидела на краю мостков и болтала загорелыми ногами в полупрозрачной воде.
– Знаешь, Джон, я не взяла купальник.
Я молчал. Мне было всё равно. По небу плыли тучи, то освобождая солнечные лучи, то загораживая их. Словно небо не могло решить – быть непогоде, или нет. Я смотрел на отражение облаков на зеленоватой глади пруда.
– Дождь собирается, – только лишь сказал я. – Ты замёрзнешь.
Она не ответила, только чуть наклонилась и зачерпнула ладонями немного воды.
– Где Глен? – внезапно вырвалось у меня. И я тут же об этом пожалел.
Девушка обратила на меня свои яркие голубые глаза. Я всегда поражался их цвету.
Глен. Наш… друг. Странный друг, я бы сказал. У него с Конни отношения очень дружеские, иногда даже переходящие эти рамки. Она ему нравится. Иногда Конни даже жаловалась на его интерес.
Я же подсмеивался над ним, говорил, что я лучше, позволял ей перебирать мои волосы, спадающие почти до плеч, кажущиеся на изредка появляющемся среди туч солнце, золотистыми.
– Джон, Конни!
Я отвёл глаза от Конни и увидел Глена, закатавшего джинсы, стоящего в воде, мерно омывающей его бледные и длинные ноги. В руке он держал палку, измазанную грязью.
– Чего тебе? – спросил я, обхватывая рукой Конни за плечи и недовольно смотря на него.
Я увидел, как его тонкие, розоватые губы поджались, а желто-зелёные кошачьи глаза чуть прищурились.
Глен вообще не мог скрывать своих эмоций – мимика у него была очень живая, а кожа светлая и не темнеющая на солнце – только высыпали веснушки, зимой потом исчезающие. У парня был длинный, тонкий нос, высокий лоб, а тёмно-каштановые волосы на солнце играли всеми оттенками рыжего и золотого. Он был долговяз, с большими кистями рук и ступнями. Я бы назвал его нескладным, но девушкам он нравился. Я иногда удивлялся, почему Конни не хочет с ним встречаться. Но чувства соперничества и собственничества всё-таки победили, и я не отпускал подругу от себя, всеми силами показывая Глену, что я к ней неравнодушен. В конце концов, как друг, я должен ей помочь отвязаться от настойчивого ухажёра. Потому что где бы мы ни были с Конни, куда бы ни пошли, Глен всегда увязывался за нами. Конни его жалела, и поэтому мне приходилось его терпеть. Нет, я не хочу сказать, что он плохой парень. Просто так получалось.
Вот сейчас он стоял и плюхал палкой по воде, как идиот. Когда нас с Конни окатили брызги, она рассмеялась, а я заорал Глену, что он идиот. Парень тут же выбросил палку далеко в пруд. Я довольно усмехнулся – видно же, что он не хочет по-дурацки выглядеть перед Конни.
– Глен, – позвала его Конни и он тут же обернулся. Почему-то он был печален. – Пойдёшь ко мне ночевать? – спросила она.
Я даже отодвинулся от неё. Она что, решила встречаться с ним?
Но девушка посмотрела на меня.
– Ты ведь составишь нам компанию, верно, Джон?
***
Я ворочался и пытался уснуть. Глен лежал рядом на спине, подложив сцепленные в замок руки под голову так, что его локоть чуть не упирался мне в щёку. Я отвернулся от него, поудобнее устраиваясь на подушке. Конни постелила нам вдвоём на двуспальной кровати, пусть я и сопротивлялся, утверждая, что могу спать на полу. Она странно посмотрела на меня и сказала:
– Если что, приходи ко мне. Я… буду только рада.
Эта фраза крутилась у меня в голове. Это приглашение? Хотя я знал, что у Конни была куча парней. Очень много. Она что, заигрывает со мной? Может, мне действительно пойти к ней в спальню?
– Джон, – тихо сказал Глен. Его голос был низким, и почему-то меня пробрало от этого звучания.
– Что? – недовольно откликнулся я.
Только по одному его «Джон» я понял, что наклёвывается серьёзный разговор.
– Я хочу спросить тебя. Что ты обо мне думаешь?
Я шмыгнул носом и обернулся на него. На моих губах появилась улыбка.
– Конни ты не нравишься. Я ясно выразился?
Его зелёные глаза немного расширились, насколько я мог судить в полумраке спальни родителей Конни.
– Так ты… – Глен тоже улыбнулся. Нет, он даже тихонько рассмеялся. У него чертовски красивая улыбка. Когда-нибудь в неё кто-то обязательно влюбится. Может, даже Конни (я ощутил неприятный укол ревности). – Так ты думаешь, что я в неё влюблён?
Я кивнул, опёршись на локоть и смотря на него.
– А теперь давай спать, – я улёгся на спину и закрыл глаза.
– Ты ошибаешься. – Голос Глена прозвучал очень грустно.
– Ты всё время за нами таскаешься. Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на нас? Я не идиот, – сказал я, не открывая глаз, собираясь провалиться в сон.
– Ты не идиот. Я так не думаю. Но…
Я взмахнул рукой в воздухе. Этот жест означал «забудь», и рука должна была упасть. Но она остановилась, так и не упав на кровать. Тёплые пальцы Глена обхватили её, и я ощутил какое-то странное… странное… что-то…
Влажное. Странное. Неправильное. То, чего я не мог понять. То, чего раньше со мной не случалось. На моих губах. Что-то. Что это?
Я не мог открыть глаза, я впал в ступор. Не мог пошевелиться. Задержал дыхание одним махом, словно из меня выбили весь воздух. И когда я приоткрыл рот, чтобы вдохнуть, с моим языком соприкоснулся чужой. Это было странно. Я не могу подобрать другого слова. Я был в шоке. Я не мог поверить в то, что это происходит со мной. Мне казалось, что это какой-то другой Джон.
Другой Джон лежит с закрытыми глазами, и его целует парень. Пальцы другого Джона сжали чужие.
На осознание у меня ушло несколько секунд. Глен отстранился от меня. Пальцы его разжались. Что я сделал?
Я рассмеялся. В голос. Я хохотал, как помешанный. Я не знал, что сказать. Я даже не мог поднять руку, чтобы отвесить ему затрещину. Я ничего не мог. Меня трясло. От страха. От отвращения.
Я, всё ещё смеясь, откинул одеяло в сторону и вылез из кровати. Я не смотрел на Глена. И больше не буду. Никогда.
Иногда, чтобы стало легче, нужно осознать, проговорить это про себя. Но здесь… Господи, здесь…
Я хлопнул дверью.
И зашёл в другую.
Конни ещё не спала.
– Джон? – тихий, нежный голос произнёс моё имя.
Я ещё чувствовал вкус губ Глена. Меня тошнило. Мне хотелось вымыть язык мылом. Мне хотелось сжечь всю одежду. Мне хотелось сдохнуть.
– Можно? – спросил я.
Она ничего не спросила. Я теперь понял, что она знала. Конни села и протянула ко мне руки.
Я скользнул на кровать, прямо в её объятия. Слишком нежные и мягкие – она была только в длинной футболке, под которой ничего не было.
Я уже не мог сдерживаться. Мне хотелось стать чистым. Поэтому, когда она сказала: «Поцелуй меня», я немедленно выполнил её просьбу, пожалуй, слишком поспешно – мы столкнулись зубами, но это вызвало только улыбку. Я ласкал её губы, забываясь в их вкусе, потому что это было естественно. Это было правильно. Я хотел быть правильным. Я прижал её к себе сильнее, чувствуя возбуждение.
Её ласковые касания стали более настойчивыми. Она тоже хотела меня. Я выдыхал в её губы, сжимал её тело, слышал её стоны подо мной. Я чувствовал, что задыхаюсь, Конни выгибалась подо мной, стискивая мою спину.
Это нормально.
Вчера
– Не хочешь говорить, не надо, – я пожал плечами. – Но, Шерлок, я всё равно узнаю. А лучше, я позвоню ей.
Я дошёл до тумбочки и взял с неё телефон.
Шерлок не шевельнулся. Руки его так и были скрещены на груди. Он хмурился. Он старался не показывать своего раздражения. Он хороший актёр. Шерлок смотрел в окно, пока я тыкал пальцем по сенсорному экрану, прокручивая список вызовов. Давно, очень давно мы с ней говорили по телефону. У меня немного дрожат руки, но я не отрываюсь от смартфона.
Вот он, её номер. На контакте стоит её фотография. Она улыбается и показывает двумя пальцами V.
Вызов.
«Абонент не отвечает или временно недоступен» – объявил механический женский голос.
– Шерлок, – говорю я, но тут мой взгляд падает вниз. За стеклом я вижу, что отец обнимает девушку с длинными, песочного цвета волосами. Она в полосатой шапке и дутом пуховике.
Я бросаю телефон на кровать и несусь вниз, перемахивая через ступеньки. Это Харриет. Она видит меня, выбежавшего на мороз в одной кофте.
Красный нос, заплаканные глаза, тушь потекла. Дорожки слёз на щеках.
«Зачем ты пришла?» – хотелось выпалить мне, но я сдержался.
Отец обернулся и посмотрел на меня. Я давно его не видел. Он тоже подошёл ко мне и обнял. Его крепкие руки дрожали. Что происходит?
Я в домашних тапках, чувствую ногами холод снега. Они начинают промокать.
Сестра делает ко мне шаг и обнимает.
– Мне очень жаль, Джон, – всхлипывает она.
Жаль.
О чём она?
– О чём ты, Харриет? – спрашиваю я.
– Нашли Конни, – прошептала она. – Её нашли. Когда наконец разгребли завалы того дома. Никто не знал, что там есть кто-то ещё.
Сейчас
OST: The Fray – Say When
Я стою, прислонившись к могильному камню. Все давно разошлись. Чей это камень, мне неважно. Я смотрю на могилу Конни. Я специально отошёл подальше. Если бы у меня были силы, я бы сходил в ближайший супермаркет за бутылкой. Если бы были. Но их нет.
Я дрожу от холода. Уже почти ночь. Я проторчал здесь целый день. Телефон я отключил после того, как мне несколько раз позвонили Харриет, мать, отец и Майк. Он тоже был на похоронах. Там был Глен. Были подруги Конни, имён которых я даже не знал.
Меня колотит.
Я не задавал вопросов Шерлоку. Я не хочу знать, кто сделал тот, последний выстрел. Потому что я не переживу ни одного, ни другого варианта. Я не хочу, чтобы Конни стала самоубийцей. Я не хочу, чтобы Шерлок стал убийцей, пусть даже спасая мою жизнь. Или свою. Не хочу.
Я не хочу. Ничего не хочу. Хочу оказаться рядом с ней. Хочу попросить прощения. Не хочу думать о том, что это моя вина. Потому что она любила, любила, чёрт возьми, любила меня!
А я поступил как последний, бессердечный, чёрствый, эгоистичный ублюдок. Я её бросил. И теперь чувствую, что у меня не осталось сил даже на слёзы.
У меня не осталось сил на то, чтобы думать о других проблемах. О Шерлоке, Ирен, Мориарти, своей семье.
Я бессилен. Я бездушен. Я не заслуживаю того, чтобы… нет… я… не знаю. Я не хочу думать. Я уже ничего не могу.
Я опускаюсь на землю.
Слышу чьи-то шаги. Кто-то пришёл. Кто-то стоит рядом со мной. Но я не вижу, потому что слёзы заслоняют взор. Я слеп. Уже темно. И у меня чувство, словно я больше никогда не смогу видеть.
– Джон.
Тихий, низкий голос. Такой знакомый.
– Пойдём домой.
Я мотаю головой. Я никуда не пойду отсюда. Пусть даже мне не хватает храбрости даже на то, чтобы подойти к её могиле. Она не прожила и двадцати лет. И это моя чёртова вина. Я не встану. Я хочу сдохнуть. Просто так. Здесь. Как последняя чёртова собака.
Чья-то рука на плече. На здоровом плече. Он внимателен. Что, будешь меня утешать? Что, может поцелуешь меня, чтобы утешить? Вали к дьяволу! Я никогда…
– Я никогда никого не полюблю, Шерлок, – срывается у меня с губ.
Рука не покидает моё плечо.
– Я всегда был добр к людям, – мой голос срывается. Но я продолжаю. Он должен знать. – И они не понимали. Они думали. Они придумывали, что я в них влюблён. Но на деле я никогда не смогу полюбить. Я только могу быть добрым. Я могу делать нормальные вещи. Я такой же, как и все. Только остальные влюбляются в меня. Я ничего не могу поделать. Они сами причиняют себе боль. И всё равно виноват я. Потому что я добрый. Почему я не могу быть таким, как ты? Одним посреди целого мира?
Он не отвечает. Просто садится рядом. Ему это неинтересно. Какие-то душевные муки кого-то такого банального, как я.
