Текст книги "Великий диктатор. Книга четвертая (СИ)"

Автор книги: Alex Berest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– От чего бежали, к тому и прибежали, – усмехнулся я. – От добра добра не ищут. Имели здесь всё то же самое, нет, захотелось счастья поискать. А ты откуда про наших соотечественников узнал? Или специально искал?

– Ничего подобного. Они сами нас нашли. На второй день, во время прогулки по городу, нас попыталась ограбить уличная банда. Изъяснялись они на прескверном английском и родном финском. Так и познакомились.

– Так вас ограбили или нет?

– Пф. С нами ребята были из конторы Артура Усениуса. Те сразу за пистолеты схватились и быстренько порядок навели. А заодно и всю информацию вытрясли – кто, где живут и так далее. Вот я и подумал, что проще земляков трудоустроить, чем местных нанимать. Вот только всё упирается в отсутствие жилья. На нашей территории есть парочка рабочих казарм. Мы их быстро отремонтировали и наняли под сотню человек. А они почти все хотят из Нью-Йорка к нам переехать. Особенно когда узнали, что компания тебе принадлежит. Ну а как построим своё жильё, то тогда точно закроем все вакансии.

– Это правильно. Это ты молодец. Жильё, как я понял, вы уже строите?

– Да. Заложили два десятка двухэтажек по нашим проектам. Слава богу, что со стройматериалами нет никаких проблем. Да и со строителями тоже. Кстати, почти сто человек вернулось из Штатов вместе с нами. В качестве оплаты за проезд кочегарами поработали. Ты бы видел, как старики пристань в Порт-Романове целовали, когда мы прибыли.

– Да, представляю чего они натерпелись. Ты их хоть там на произвол судьбы не бросил?

– Обижаешь? Всем, кто захотел, я оплатил дорогу до Улеаборга. Дальше уж пусть сами там устраиваются. Но, большинство в Порт-Романове остались. Там просто дикий дефицит рабочих рук. Им сразу и работу и жильё предложили, вот они и остались.

– Замечательно, – кивнул я и перешёл к другой теме. – Ты лучше поведай, ты нашел автопроизводителя, который согласиться выпускать наши автомобили в США?

– Да. И даже предварительный договор заключил с ним. В феврале должен приехать к нам Клемент Студебекер-младший. Он очень заинтересовался нашими мобилями. Особенно грузовыми.

– О как! – только и смог я выдавить из себя, услышав фамилию Студебекер. – Ладно, подождём. А у него завод где расположен? В Нью-Йорке?

– Нет, – покачал головой Эдвард. – В Индиане. А что? Зачем нам Нью-Йорк?

– Так рынок сбыта больше. Может мы наладим выпуск наших пассажирских автомобилей и без Студебекера? Ты говорил, что на купленной земле есть пара капитальных цехов. Можем мы там развернуть производство?

– В принципе, можем, но я хотел тебе предложить начать там выпуск стиральных машин и холодильников. Доход будет намного выше. Поверь мне. Да и наши мотосамокаты, я думаю, спросом будут пользоваться.

– Да я не против. Просто хотел… А, ладно. Дождёмся американца, а там видно будет.

– Ну раз этот вопрос мы утрясли, то давай теперь перейдём к закупкам зерна, – предложил Гюллинг. – А заодно обсудим проблему с реализацией уже закупленного.

– А что, есть какие-то проблемы?

– С долгосрочными контрактами на закупку пшеницы, ржи и кукурузы в США проблем нет. Я подписал несколько договоров на пять лет. Хоть я и не особо понимаю, зачем было заключать сделки по ценам этого года, но тебе, наверное, виднее. Я только боюсь, что мы много потеряем. По прогнозам, в следующем году цены на зерно могут просесть на четверть от сегодняшних. Вот смотри, – и Гюллинг выложил передо мной бумаги.

– Ну, даже если цены просядут, мы всё равно своё отобьём, перепродав зерно в Англии или Ирландии, – выдал я свой вердикт после ознакомления с бумагами.

– Своё вернём, а прибыли не будет. А если цены продолжат падать, то мы потеряем прилично.

– Я уверен, что этого не произойдёт, – ответил я, постаравшись вложить в свой голос как можно больше уверенности. – А что за проблема с реализацией закупленного?

– У нас в Гельсингфорсе переизбыток зерна. Мы же уже и так, фактически обрушили цены на муку, что привело к снижению цен на хлеб и мучные изделия. Горожане-то довольны, а вот пекари и лавочники – не очень.

– Значит, и нам пора заняться производством хлебобулочных изделий. Построить свою пекарню, объединить под одно управление все наши пончиковые, блинные и кондитерские с пиццерией. Организовать единую службу доставки. И пионерам работа, и горожанам удобно – позвонили по телефону и заказали что надо.

– Нас тогда лавочники точно сожрут. Станут козни всякие устраивать да курьеров наших бить, – усмехнулся Эдвард. – Но твоя идея мне нравится. Посмотрим какой будет результат да и распространим на все губернские города княжества.

– А с лавочниками пусть боевики Усениуса и Стрёмберга разбираются. Зря мы что ли такие деньги на их подготовку тратим?

…..

– Что, Йорди? Ты тоже увлеклась этим новомодным танцевальным поветрием Айседоры Дункан? – раскуривая длинную и тонкую пахитосу, поинтересовалась у своей ученицы Элин Фострём-Талльквист.

– Дунканизмом? Нет! Конечно, нет! Я же певица, а не танцовщица. Как ты могла такое обо мне подумать, Элин? – искренне возмутилась восходящая оперная звезда Йордис Софи Тильгманн. – И хватит звать меня Йорди. Я – Пиа Равенна.

– Ой. Оставь свое сценическое имя для поклонников. Ты для меня всегда будешь малышкой Йорди. Но если ты не поклонница этой североамериканской танцовщицы, то что у тебя на лодыжке делает этот премиленький золотой браслет?

– Ну, – девушка неожиданно покраснела. – Считай, что это я так реализовала свою детскую мечту. Всегда хотела иметь ножной золотой браслет, как у Фрёкен Снорк. Я когда в опере девчонкам об этом рассказала и показала, они мне так завидовали. И мама тоже одобрила. Ей всегда Фрёкен нравилась.

– А скалотяпов не боишься? А то уволокут тебя в подворотню и снимут твоё золото, – неожиданно проявила своё знание детской сказки великая оперная певица.

– Откуда у нас взяться скалотяпам? А вот Винтиков и Шпунтиков хватает, – усмехнулась Йорди.

– Тебе скоро ехать на обучение к моей сестре в Санкт-Петербург. А там скалотяпы точно водятся.

– Ха, я их не боюсь. У меня есть пистолет, – с этими словами девушка полезла в ридикюль и продемонстрировала оружие своей удивлённой учительнице.

– Валькирия, – усмехнулась Элин Фострём-Талльквист. – Ты им хоть пользоваться-то умеешь?

– Конечно. Меня Арнольдик затащил в их пионерский тир. И мне даже понравилось стрелять.

– Так вот чем от тебя пахнет в последнее время? Порохом! А я всё ломала голову, что за запах такой знакомый? А не рано ли Арнольд стрелять учится? Сколько ему? Девять? Десять?

– Уже одиннадцать. Таким взрослым стал. Поёт в пионерском хоре в соборе Святого Николая. Да и родители не против.

– Да, давненько я у вас в гостях не была. Надо будет на днях заскочить. Проведать твоих стариков. Только надо согласовать визит. Твоя матушка такие бесподобные пироги с горохом делает. Как вспомнила, так сразу есть захотелось.

– А давай пиццу закажем? У меня как раз и номер телефона есть.

– Пиццу? Эти маленькие итальянские лепёшки с сыром, томатами и зеленью?

– Почему маленькие? Вроде бы десятидюймовые. Да-да, точно, десять дюймов. Вот и в объявлении так было написано. Мы с девочками заказывали, нам очень понравилось.

– Десять дюймов? Большая. Я таких в Милане и не видела. А те, маленькие, мне не понравились. Но откуда у нас пицца? – удивилась женщина. – Я ничего подобного не слышала. Кто-то из итальянцев открыл свой ресторан?

– Нет. Это Матти Хухта придумал. Так мне братец объяснил. Пионеры Хухты открыли пекарню с кафетерием и пиццерией и торгуют с доставкой: пиццей, пончиками и всякими прочими вкусняшками. Звонишь по телефону и заказываешь. А курьер тебе привозит.

– О! А вот от пончиков я бы не отказалась. Где там этот твой номер? Давай скорее звонить.

Глава 10

Глава 10

Январь 1914 года, Мариинский дворец, Санкт-Петербург.

– Леопольд Генрихович, вам придётся внести изменения в поданный на высочайшее имя список награждаемых, – сразу же после взаимных приветствий объявил граф Витте.

– Мой секретариат допустил ошибку? – удивился генерал-губернатор Великого княжества Финляндского Леопольд Мехелин.

– Нет, список на награждение составлен безукоризненно. Но её императорское величество Александра Фёдоровна, которая и занимается итоговыми награждениями подданных, соизволила вписать ещё одну персону. Можете взглянуть сами, – и Витте протянул документ Мехелину.

– Матвей Матвеевич Хухта? Но как же так? Он ведь уже получил поощрение за изготовление бронеавтомобилей. Если ему повысят ещё раз воинское звание, то это вызовет откровенное недовольство в моём военно-пограничном департаменте и сенате. Генерал Рамзай и первый раз еле смог выкрутиться, когда император присвоил младшему Хухте звание штабс-капитана минуя звания поручика.

– Вот как? Не знал про эту историю, – удивился уже и Витте. – Видимо, это поощрение шло напрямую через императорскую канцелярию. Насколько я помню, младший Хухта был подпоручиком и адъютантом генерала Рамзая. Видимо кто-то в канцелярии ошибся. И как же из подобной коллизии вышли ваши военные?

– Сначала пришлось выкручиваться мне. Я же знал какое воинское звание у Матвея Матвеевича. Вы как раз были в поездке в Париж, поэтому, мне пришлось напрямую обратиться к графу Фредериксу за разъяснениями. Но легче мне от этого не стало, – тяжело вздохнул Мехелин, явно вспоминая те дни. – Владимир Борисович не нашёл никакой ошибки в тексте указа и высказался в том духе, что император ошибаться не может. Вот я точно так же и ответил Рамзаю. На проведённой экстренной коллегии военно-пограничного департамента младшего Хухту задним числом назначили командиром роты несуществующего Санкт-Михельского стрелкового батальона с присвоением звания лейтенанта, а затем повысили до штабс-капитана и начальника штаба этого батальона. В приватной же беседе генерал Рамзай запретил юному Хухте носить мундир хотя бы два года. И как теперь быть – я не знаю.

– Да. Занятная история. Вы мне попозже поведайте, каким образом ваш департамент раздаёт должности распущенных и несуществующих воинских частей. Но сейчас мы говорим не про воинские звания. Можете не волноваться. И я по секрету вам скажу, что государь принял решение даровать Матвею Матвеевичу Хухте баронский титул от вашего княжества. За организацию пассажирских авиационных рейсов как внутри империи так и за границей. Только, Леопольд Генрихович, я знаю, что вы состоите с этим молодым человеком в переписке, попрошу вас сохранить это в тайне до выхода указа.

– Обещаю, сохраню в тайне. Можете не сомневаться, Сергей Юльевич, – заверил своего начальника Леопольд Мехелин, в душе радуясь за Матти.

…..

Рождество и Новый год мы встретили в Яали. Хоть Татьяна и дулась на то, что провела праздники по её мнению – в захолустье, я потакать её капризам не стал. Впрочем, понаблюдав за пионерскими зимними играми и даже покатавшись на лыжах с «Рассветной горы», моя супруга сменила гнев на милость. Так что все праздничные мероприятия: Рождественское богослужение, Новогоднюю ярмарку и любительские театральные постановки, организованные моими пионерами, она посещала уже с удовольствием.

Немного подпортило ей настроение сообщение об отъезде её родителей с братом и сестрой в Лондон. Барон Коттен лично приехал в Яали, чтобы продемонстрировать мне секретный приказ по ведомству генерала Монкевица. В коем говорилось, что он откомандирован в моё полное распоряжение. А заодно тестюшка поставил перед фактом отъезда всей семьи мою супругу и наклюкался в зюзю с моим отцом. И поэтому мне пришлось сопровождать его в обратном путешествии в Гельсингфорс.

И, как оказалось, не зря. Нет, тестя я довёз без приключений, просто в столице меня дожидались вызов от генерал-губернатора и телеграмма от Гувера, что в феврале месяце, в Порт-Романов прибудет первый пароход компании «Bewick, Moreing and Company», с геологической партией и оборудованием. Но дожидаться, когда англичане начнут разработку месторождения и строительство железной дороги, я не собирался. Тем более, что предоставилась возможность переговорить с Леопольдом Мехелином.

– Концессия на шестьсот вёрст железной дороги? А зачем? Есть же уже дорога до Порт-Романова. И она, кстати, тоже принадлежит «Хухта-групп».

– Строительством новой дороги я хочу обезопасить нашу железную дорогу в княжестве. Уже сейчас почти треть грузов идёт транзитом в Порт-Романов из империи.

– Так это же хорошо, – удивился генерал-губернатор. – Больше работы для наших железнодорожников, дополнительные отчисления в казну за счёт таможенных сборов. Зачем же тогда вторая подобная дорога? Тем более, насколько я знаю, вы проложили пути и соединили Порт-Романов и Александровск-на-Мурмане.

– Тогда вы должны помнить, что строительство города с незамерзающим портом и соединение его железной дорогой с Санкт-Петербургом – это идея графа Витте. И у меня есть большие опасения, что наша северная железная дорога может быть выкуплена в казну, хотим мы этого или нет. А дорога от Александровска до Петрозаводска – это то, о чём и мечтал Сергей Юльевич. И, скорее всего, именно её и заберут в казну, оставив без внимания нашу дорогу в княжестве. Да и строить её я буду силами своей личной компании, «ХухтаХухта», – выдал я Мехелину почти весь расклад на свой план.

– А ты сам, без деда, потянешь такой проект? Это же какие деньги нужны? И не факт, что государство потом тебе их вернёт в случае национализации.

– Предварительно я уже договорился с Кнутом Валленбергом…

– Что? Валленберги? Мальчишка! Да ты понимаешь с кем связался? Они же тебя облапошат в два счёта. Они уже почти два века контролируют всю банковскую деятельность Скандинавии, – перебил меня генерал-губернатор и в сердцах даже громко хлопнул ладонью по столу. – Ты и оглянутся не успеешь, как эта дорога станет их. И не факт, что ты сможешь заработать. Хорошо, если они компенсируют тебе вложенное. А уж когда они узнают о месторождении хрома, которое ты предложил «Bewick, Moreing and Company», то съедят заодно и их, – проявил чудеса осведомлённости мой собеседник.

– Да ради бога, – усмехнулся я. – Пусть едят. Главное, что будет построена дорога, которая оттянет на себя внимание от нашей северной. Я же назад своё получу, а они пусть там все хоть передерутся. Это будет уже не моя головная боль. Тем более, что у англичан есть высокопоставленный покровитель – Александр Дафф, первый герцог Файф, муж родной сестры короля Георга V. На это даже будет интересно посмотреть, кто кого съест, а кто подавится.

–Ну, ты, – Леопольд Генрихович мне даже погрозил пальцем, то ли осуждая, то ли восхищаясь моей задумкой.

– Даже больше, я собираюсь подзаработать на этом проекте. Мне достаточно только начать, вложив не такие уж и большие деньги, а остальное сделают шведы и англичане. А если в процессе они захотят выкупить у меня проект и всей остальной трассы, то я упорствовать не буду. Сейчас мне главное – получить разрешение на строительство от совета министров и министерства путей сообщений.

– А проект ты уже подготовил? Или мне с пустыми руками идти к Сергею Юльевичу?

– И проект есть. За авторством Михаила Ивановича Хилкова. Этот проект составлялся под требования графа Витте, в бытность им министром финансов. Именно по нему должны и были строить дорогу к Александровску. Так что, думаю, что Сергей Юльевич пойдёт нам навстречу.

– Нам?

– Конечно нам, Леопольд Генрихович. Как я могу забыть про вас? Ведь вы, я не побоюсь этого слова – мой учитель, – польстил я старому чиновнику. – С вашего станка по производству гофрокартона и началась моя карьера как механика и предпринимателя.

– Ха! Это точно! – весело согласился генерал-губернатор со мной. – Никогда не забуду тот день, когда ты заткнул за пояс всех наших инженеров, и лицо Фредерика Идестама, когда он понял, что ты ему нарисовал. Как быстро время-то летит. Вот, как будто вчера это было. А вместо маленького, наглого, но сообразительного мальчика, передо мной стоит взрослый мужчина, дворянин и даже будущий… Ой. Кгхм, – закашлялся чиновник.

– Вы явно что-то не договорили, – попенял я ему.

– Ну, пока я ничего не могу тебе конкретно сказать, но тебя ждёт очередное правительственное поощрение, – после недолгого молчания всё же признал Леопольд Генрихович.

– Поощрение – это всегда хорошо. Лишь бы не очередное воинское звание, а то барона Рамзая точно удар хватит. Уж лучше вы выбейте мне разрешение на строительство дороги.

На этом наша встреча и завершилась. Сидеть и ждать ответа от Мехелина в Гельсингфорсе я не стал. У меня была запланирована масса мероприятий в родной Улеаборгской губернии, и я поспешил вернуться.

…..

Январь 1914 года. Улеаборг.

– Сегодня я имею честь объявить, об открытии в нашем славном городе этого торгового центра, – заявил я, стоя на трибуне, и указал рукой на трехэтажное краснокирпичное здание с большими панорамными окнами по фасаду и со стеклянным фонарём вдоль всей крыши. – Мы строили, строили и наконец – построили. Я выражаю сердечную благодарность нашему губернатору и городской администрации, за помощь в строительстве этого, крайне необходимого Улеаборгу здания. Большому кораблю – большое плавание! – громко произнёс я, и, ухватив бутылку шампанского, привязанную к веревке на небольшой кран-балке, со всей дури запустил её об стену.

«Ура!!!» – понеслось по рыночной площади как только бутылка разбилась об стену. Радостные крики горожан тут же поддержал торжественный марш оркестра, а моя Татьяна преподнесла губернатору Улеаборгской губернии Акселю Фабиану аф Энегельму позолоченные ножницы на красной бархатной подушке.

Бывший полицмейстер Гельсингфорской губернии, год назад сменивший нашего старого губернатора Густва Феллмана, с коротким поклоном взял ножницы и перерезал желтую ленту закрывавшую проход в новое здание.

Постройка в Улеаборге нового крытого рынка напрашивалась уже несколько лет. Старый рыночный зал был построен относительно недавно, в 1901 году. Но за прошедшие тринадцать лет население города выросло на сто процентов. С пятнадцати тысяч до тридцати тысяч человек. И крохотного зимнего павильона стало не хватать.

Но после постройки двух новых народных школ и здания железнодорожного вокзала город не мог изыскать средства на подобное строительство. Эрих Феллман, старший сын предыдущего нашего губернатора и отец моего одноклассника по лицею, Маркуса Феллмана, уже три года являлся городским головой. И за это время уяснил, что всегда может рассчитывать на помощь «Хухта-групп» если учитывать интересы нашей корпорации.

А иначе быть просто не могло. Почти все предприятия в городе принадлежали семье Хухта. На юге вставал частокол труб оружейного, авиационного, автомобильного и деревообрабатывающего заводов. На востоке громоздились градирни и залы газового завода и тепловой электростанции. А на севере в воздух вздымалась громада элеватора и мельницы. И это без учёта перенесённых из Улеаборга в Брагестад металлургического и кожевенного заводов.

Да и сам город уже ничем не напоминал то большое село, на которое походил всего десять лет назад. Новые жилые кварталы двух– и трехэтажных многоквартирных служебных или кооперативных домов вытеснили деревянные домики с коровами и курами – за железную дорогу и реку Оулу. По городским улицам ездили многочисленные мобили и общественные электробусы. А в районе нового двухэтажного железнодорожного вокзала, своими окнами-иллюминаторами напоминавшим большой корабль, достраивалась десятиэтажная гостиница.

Поэтому и торговый центр строился по взаимной договоренности. Земля под ним оставалась в ведении города, а нам доставалась половина торговых площадей с освобождением от городских сборов на сорок лет. Кроме магазинов и автосалона мы также открывали большой кинотеатр.

Была у этой акции и ещё одна цель. Мне в июне этого года исполнялось двадцать два года, и я хотел поучаствовать в довыборах в парламент. Хотя я не сомневался, что жители Улеаборгского и Брагестадского уездов меня выберут и без строительства нового рынка. Но раз так сложилось, то почему было не воспользоваться подобной оказией и поторговать своим лицом на публику?

– Матти! Я так рада твоему новому заказу! – отвлекла меня от размышлений Оливия Лённ. – Но всё-таки, почему бетонные платформы? Дерево смотрелось бы более органично в вашем лесистом крае, – завела она старую свою песню, отстаивая право на возведение железнодорожных платформ из древесины.

Начиная с прошлого года мы запустили движение электропоездов, построенных на заказ на Гельсингфорском трамвайном заводе. Два шестивагонных состава ходили по нашей частной железнодорожной линии. А один трёхвагонный состав курсировал по городской объездной дороге, соединяя заводской район и правобережные кварталы Улеаборга, являясь неплохим дополнением к городскому транспорту. Понятное дело, что, возведённые нами на скорую руку, временные платформы требовали замены на более крупные и качественные.

– Виви, ты же должна понимать, что камень более долговечен в отличие от дерева. И если эти платформы мы сейчас строим за свой счёт, то ремонтировать их придётся городу и сельским общинам. Может, дерево – это и выход для муниципалитетов, но бетон простоит лет пятьдесят, и ничего с ним не случится. Он не проломится под тяжестью крестьянской тележки с грузом, не сгниёт, и он не сгорит по вине какого-нибудь разгильдяя. Эти железнодорожные платформы должны быть просты и надёжны, как стальной топор.

Почти все здания в Улеаборге проектировала архитектурная контора Оливии Лённ из Таммерфорса. Именно их проект железнодорожного вокзала пришёлся всем по душе, и с ними заключили контракт. А затем по их проектам построили две школы и ещё несколько зданий. Даже та самая, достраивающаяся, десятиэтажная гостиница была детищем этой женщины-архитектора.

И вот вчера мы подписали с ней новый договор на строительство крытых остановочных платформ по пути следования пригородных поездов от Улеаборга и до Пудасъярви. Выбор внешнего вида я оставил за Оливией Лённ, выразив только пожелание, чтобы остановки были крытыми и изготовлены из бетона. Но, видимо, как раз этот материал её и не устраивал. И она в течение сегодняшнего утра попыталась дважды меня убедить, что деревянные платформы будут лучше.

– Может, тогда лучше использовать природный камень? А то раствор сейчас и днём с огнём не найдёшь, – не унималась эта тётка.

Ей в мае должно стукнуть пятьдесят два года, а она продолжала отчаянно молодиться и требовать, чтобы все звали её по имени и только в сокращённой форме.

– Виви, я не против. Но ты можешь использовать только обожжённый и не полированный гранит, чтобы уменьшить скользоту после осадков или зимой. Ты сначала посчитай, а потом мы и поговорим. Хорошо?

– Хорошо, Матти. Я так и сделаю, – согласилась со мной женщина и, не попрощавшись, растворилась в толпе.

– Опять обиделась, – констатировала моя супруга, весь разговор проведшая подле меня.

– Ай, – махнул я рукой. – Вот увидишь, через полчаса, максимум час, она забудет про обиду и снова примчится что-то уточнять.

Но в глубине души я был согласен с Виви, что гранит будет не только прекрасно смотреться на остановках, но и его будет проще приобрести, чем цемент. У «Хухта-групп», конечно, имелась парочка карьеров по добычи камня для раствора, но почти весь он уходил на наши многочисленные стройки. А приобрести где-то ещё в княжестве или империи – не представлялось возможным. Почти весь раствор выкупала казна для нужд министерства путей сообщения и военного министерства.

Пройдя по торговым рядам открывшегося центра и посетив наш автосалон с магазином «Все за 20 пенни», мы с Татьяной вышли на свежий воздух, где ещё толпился народ и играл оркестр. Я невольно прислушался к звукам вальса и поражённо застыл. Музыканты выводили мелодию, которой, по моему мнению, ещё не должно быть как минимум тридцать лет. Но, послушав, я понял, что это не «Случайный вальс», за который я принял сначала эту музыку.

– Дорогая, ты, случаем, не знаешь, что за вальс сейчас играет оркестр? – обратился я за помощью к Татьяне и, не прогадал.

– Это вальс «Голубая даль», – тут же выдала информацию моя супруга. – Мне он очень нравится. Я под него вальсировала на выпускном балу в Смольном институте, – поделилась она воспоминаниями, умолчав при этом с кем вальсировала.

– А кто написал его, случаем, не помнишь?

– По-моему, Исаак Чернецкий. Если ничего не путаю. А зачем тебе?

– Да так, слушал – и стихи в голову сами собой пришли, – честно признался я ей.

И, достав блокнот, принялся набрасывать текст песни, появившейся во время битвы за Сталинград. Пластинку со «Случайным вальсом» мои предки из первого мира слушали чаще других мелодий. И наверное поэтому она мне тоже запала в душу, а текст возник в памяти стоило только заиграть слегка похожей мелодии.

Ночь коротка,

Спят облака,

И лежит у меня на ладони

Незнакомая ваша рука.

После тревог

Спит городок

Я услышал мелодию вальса

И сюда заглянул на часок.

– А почему на русском? – удивилась Татьяна, когда я накидал пару куплетов.

– У меня так бывает, – пожал я плечами. – Иногда сразу пишу на финском, а иногда перевожу затем.

Хоть я с вами почти не знаком,

И далеко отсюда мой дом,

Я как будто бы снова

Возле дома родного.

В этом зале пустом

Мы танцуем вдвоем,

Так скажите хоть слово,

Сам не знаю о чем.

– Красиво получается, – прокомментировала супруга очередной куплет. – Ой, извини, – повинилась она, когда я бросил на неё укоризненный взгляд.

А вот последние куплеты я банально забыл, и решил что допишу их позже.

– Ну, вот как-то так. Осталось только мелодию подобрать.

– Так ты и напиши. Ты же написал музыку к «Госпоже Удаче». А я тебе помогу, – сразу загорелась идеей Татьяна.

Мне только и оставалось, что кивнуть на это предложение. Надо будет попробовать. А не справлюсь – попрошу помощи у Сибелиуса или Ярнефельта. Ведь это они меня обучали нотной грамоте и игре на различных инструментах. Уж своему ученику они точно не откажут.

…..

«Собор Святого Николая расположен на севере Сенатской площади. В 1818 году архитектору Карлу Людвигу Энгелю было поручено создать проект церкви. Проектирование и строительство заняло тридцать три года. Собор официально был открыт 15 февраля 1852 года и был названа в честь Святого Николая небесного покровителя императора Николая I», – вещал сзади меня голос из раструба экспериментального аппарата.

В феврале мы с супругой вернулись в Гельсингфорс. Татьяне нужно было продолжить обучение в университете, а мне – разгребать накопившиеся дела и проблемы. И первым делом я навестил лабораторию Эрика Тигерстедта, о чём он очень настоятельно просил во время нашего последнего телефонного разговора. В лаборатории кроме самого Эрика и его помощника Гуго Свартлинга я с удивлением обнаружил своего бывшего классного наставника по Улеаборгскому лицею Теодора Фростеруса.

– Вот, Матти, помогаю господину Тигерстедту, с созданием звукового кино, – пояснил мужчина мне после взаимных приветствий.

– И как успехи?

– А вот сейчас и увидишь, – загадочно произнёс Эрик и пригласил меня следовать за ним на второй этаж.

Где в затемнённой комнате мне и был продемонстрирован первый звуковой фильм.

– Я по совету господина Фростеруса взял один из учебных фильмов, которые ты, Матти, заказывал для показа своим пионерам. Правда, нам пришлось переснимать его на более широкую плёнку, чтобы поместился звуковой ряд. Но, как видишь, у нас всё получилось, – просто сиял от радости Эрик Тигерстедт.

– Поздравляю! Ты так быстро добился результата, что прямо необычно.

– Ну, у меня уже были идеи на этот счёт, да и мои напарники мне очень помогли. Теперь дело осталось за малым, надо наладить выпуск своей плёнки. И можно снимать и озвучивать любые фильмы.

– Ты прав, Эрик, – кивнул я изобретателю. – Своя плёнка нам очень нужна. Впрочем, как и производство кинокамер и киноаппаратов. Немедленно дам распоряжение Гюллингу, чтобы он приобрел нужные нам патенты и оборудование у Томаса Эдисона.

– Лучше тридцатипятимиллиметровые плёнки Джорджа Истмана, – влез со своим советом и Фростерус.

– Вы тут сами решите что вам нужнее и смело идите к Эдварду Гюллингу. Я его предупрежу. А пока что, вот вам премия, – я вытащил чековую книжку и, выписав чек на сумму десять тысяч марок, протянул его Эрику Тигерстедту. – Эрик, дружище, сам распредели премию. И, если можно, озвучь несколько учебных картин на русском, чтобы я мог отправить их императору. Глядишь, тебе от щедрот нашего монарха ещё кое-что перепадёт.

– Спасибо, Матти. Я тебя понял. Но у меня есть ещё один сюрприз для тебя. Пойдём, покажу, – и он буквально уволок меня к себе в кабинет. – Вот, это та же киноплёнка, но только я на неё записал лишь звук.

Молодой изобретатель заправил бобину с плёнкой в кинопроектор и запустил его.После полуминуты хрипов и щелчков комнату наполнили звуки «Грустного вальса» Яна Сибелиуса. Но до конца мы так и не дослушали. Внезапно плёнка оплавилась и порвалась.

– Да что же это такое?! – в отчаянии воскликнул Эрик. – И пленки слишком хрупкие и лампы слишком мощные. Если плёнку с фильмом можно ещё обрезать и склеить, особо не потеряв звук и изображение, то с музыкой так не получается. Я уже и не знаю что делать!

– Я так понимаю, что ты кроме фильмов ещё хотел предложить записывать отдельно и звук на плёнку? Что-то типа граммофона или патефона.

– Да. Именно это. Но сам видишь, что происходит. Вот на что ещё можно записать звук? На стальную проволоку как у Поульсена? Но там стоимость записи – просто запредельная. Тогда на что?

И было в его вопросах столько отчаяния, что я вдруг невольно вспомнил про один чудо-прибор, который выпускали в СССР в сороковые годы. Вроде бы он назывался «говорящая бумага».

– А кто тебе мешает писать звук на плотную бумагу?

– Стоп! А ведь и правда! Первые киноплёнки тоже были бумажными. Как я мог про подобное забыть? – почти в полный голос взвыл Тигерстедт. – Надо пробовать. Надо немедленно пробовать, – с блеском одержимости в глазах заметался он по кабинету.

– Эй-эй! Эрик! Стой! Ты сначала выполни то, что я тебе поручил. К Гюллингу съезди, премию распредели. Отметь успех, а затем берись и за новый проект. А то так недолго и свалиться от усталости.

– Но, как же запись на бумагу? – растерялся Тигерстедт.

– Да никуда она от тебя не убежит. А вот выполнишь порученное, и я тебе подскажу как уменьшить тепловое воздействие на киноплёнку.

Глава 11

Глава 11

– Боюсь, мне придётся от чего-то отказаться. Всё сразу я просто не потяну, – расстроенно произнёс Клемент Студебекер-младший. – Но только не от тракторов. Ваш «Бычок» (Sonni) – это что-то с чем-то. Вот на нём я пока наверное и остановлю свой выбор.