Текст книги "Великий диктатор. Книга четвертая (СИ)"

Автор книги: Alex Berest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Так придумайте, как синхронизировать двигатель и пулемёт.

– А ведь ты знаешь! – с укором ткнул в меня пальцем Антон. – А вместо того, чтобы поделиться знаниями, заставляешь нас думать.

– Пф. Думать вообще-то полезно. Если сами не догадаетесь, то скажу, когда вернусь из Британии. Такое вам будет домашнее задание. Том, что там? – я мотнул головой в сторону административного здания. – Господин Григорович уже прибыл?

– Ну, судя по едущему к нам посыльному – приехал, – кивнул Рунеберг на пылившего на мотосамокате к нам мальчишку.

Приехал я на авиазавод не только для проверки деятельности Фоккера, а ещё для подписания договора между нашей корпорацией и «Первым Российским товариществом воздухоплавания». Дмитрий Павлович Григорович как раз и являлся главным инженером созданного Сергеем Сергеевичем Щетининым завода. Потерпев крах в создании собственного двигателя, они решили приобрести у нас лицензию на выпуск мотора Фёдора Калепа.

Фёдор Георгиевич Калеп возглавлял рижский завод «Мотор», и в 1911 году решил начать выпуск по лицензии французского двигателя «Gnom», но не смог получить кредит под его покупку. И тогда он спроектировал и построил собственный ротативный двигатель «Калеп-60». В отличие от француза, рижский мотор получился куда более экономичным и простым в изготовлении. Но, как обычно, всё упиралось в отсутствие средств на создание производственной линии и закупку станков.

Так как на заводе уже висело несколько кредитов, то Калеп начал искать независимых инвесторов, коих и нашёл в лице нашей корпорации. Так мы и стали совладельцами этого двигателя. Завод «Мотор» производил наши «Чайки», но со своим двигателем. Рунеберг тоже попробовал ставить на наши аппараты эти моторы, но быстро от этого отказался. Очень ему не понравился малый моторесурс двигателя и возникающий при увеличении мощности гироскопический эффект, затрудняющий маневрирование самолета.

А в марте этого года Фёдор Георгиевич неожиданно скончался из-за молниеносной пневмонии. Мы даже не успели среагировать и отправить ему пенецилиум для лечения. Его напарник и совладелец завода, господин Шухгальтер решил продать предприятие «Русско-Балтийскому вагонному заводу», и нам пришлось полностью выкупить патент на двигатель «Калеп-60».

Вот именно на этот двигатель и хотел приобрести лицензию Дмитрий Павлович Григорович. Уж очень он понравился российским авиационным производителям своей ценой и простотой. До завода Щетинина лицензию на выпуск этого двигателя приобрёл одесский банкир Артур Антонович Анатра, который тоже построил небольшой завод и в июне этого года даже получил от Черноморского флота заказ на пять самолётов.

Ещё одним авиазаводчиком, купившим лицензию, был киевский предприниматель Фёдор Фёдорович Терещенко. На его же заводе в этом году Игорь Сикорский построил свой первый двухмоторный самолёт. Правда, он ничем не напоминал тот «Русский витязь», который я помнил из истории своего старого мира. Больше всего аппарат Сикорского был похож на угловатую подделку нашего «Викинга». Да и двигатели на первой модели стояли тоже наши, стосильные рядные.

Общение с будущим создателем летающей лодки у меня не заладилось с самого начала встречи. Дмитрий Павлович, отказавшись от предложенных чая и кофе, предпочёл быстро подписать документы, уже согласованные нашими юристами и, холодно распрощавшись, уехал.

– И что это было? – недоуменно спросил я у старшего Рунеберга.

– Старая история, Матти. – поморщился Роберт Рунеберг. – И, скорее всего, связанная с моим отцом и запретом одного литературного журнала, который хотели выпускать Григорович, Достоевский и Некрасов. Давняя и некрасивая, в общем, история.

– Постойте, но этот Григорович и тот – слишком дальние родственники. Вряд ли это как-то можно связать?

– Другого объяснения поведению этого господина, я просто не вижу, – развёл руками мужчина.

…..

После посещения авиационного завода я сразу поехал на оружейный. Времени до отправления в Англию у меня оставалось не так много, а обещание, данное деду Кауко на объезд заводов нашей корпорации, надо было сдержать. Тем более, что у меня были новости для старшего Шмайссера.

Неугомонный Хьюго Шмайссер, получив от меня сорок тысяч германских марок за свой пистолет-пулемёт, решил вернутся в Вюртемберг и основать оружейную мастерскую. Но не успел он въехать в Гаггенау, как тут же был задержан местной полицией по обвинению Теодора Бергмана в нарушении патентного права.

И только вмешательство нанятых нашей корпорацией юристов не позволило Хьюго оказаться в тюрьме. После длительного разбирательства и довольно крупных штрафов мы смогли закрыть этот вопрос. И сейчас старший сын Луиса Шмайссера направлялся назад, в Финляндию.

Но искать германского оружейника и делиться с ним этой новостью я не стал. Первым делом я заглянул в старый цех завода, где меня спустя какое-то время и обнаружил старший Шмайссер.

–Здравствуй, Маттиас. Я так понимаю, что герр Бьярнов покинул нас, – кивнул он на стол старого мастера, где я, вспоминая детство, накручивал пружину на ручном станке.

– Да, господин Шмайссер, – кивнул я, и сняв с пружину, принялся вытирать руки ветошью. – Позавчера телеграмма пришла из Копенгагена о том, что похоронили его на кладбище «Ассистенс».

Сразу после моей свадьбы мой оружейный учитель Александр Бьярнов вдруг заявил, что пришло его время встретиться с Богом. Но он хочет помереть в родной Дании. Собрался и уехал. Даже толком и не попрощавшись ни с кем. И вот его не стало.

Хорошо, что я догадался отправить в Копенгаген пару парней из нашего охранного агентства, чтобы те приглядывали какое-то время за стариком. И организовали похороны в случае его смерти. А то он один остался. Супруга его преставилась два года назад и была похоронена на городском кладбище Улеаборга, а детей они так и не нажили.

– Покойся с миром, старый мастер, – тяжело вздохнув, произнёс немец и перекрестился. – Если бы ты знал, как он на тебя ругался, когда ты эту приспособу для изготовления пружин придумал. Он говорил, что заставлял тебя вручную наматывать пружины, чтобы ты металл почувствовал лучше.

– Да достало меня тогда пружины наматывать. Если бы дядька Александр сказал чего он добиться хочет, тогда может я бы и понял. Но он же мне урок выставил. Дескать, ты должен намотать сто пружин. А у меня времени не было тогда совершенно. Вот я и придумал этот станок.

Я не стал уточнять, что впоследствии, на основе этого станка, я придумал ещё парочку. Для создания сетки рабицы и для ускоренного производства колючей проволоки.

– И очень хорошо, что придумал. Теперь с этой работой в лёгкую справляются даже подмастерья, – усмехнулся Шмайссер и неожиданно сменил тему разговора. – А что там с моим непутёвым сынком? Новости какие есть?

– Конечна есть, херра Шмайссер. Юристам удалось опротестовать иск Бергмана и добиться разрешения на отъезд Хьюго из Вюртемберга. Сейчас он уже должен был покинуть территорию Германской империи, и скоро прибудет сюда.

– Спасибо, Маттиас, – аж прослезился старший Шмайссер. – Я компенсирую все затраты компании на освобождение моего сына.

– А вы-то здесь причем? – удивился я.

– Ну как же? Это же мой сын. Это я его таким воспитал. Хорошо хоть Отто и Ханс мне не доставляют таких неприятностей. А теперь ещё надо придумать, как привязать этого непоседу.

– Так пусть Хьюго сам и компенсирует. Работой. Убедите его заключить с нами длительный контракт. А там, глядишь, он и остепенится.

– Хорошее решение, мой мальчик, – похвалил меня Шмайссер. – Я именно так и поступлю. Но ты же наверное приехал ко мне не только ради этих новостей?

– Это точно, Херра Шмайссер. Давайте теперь поговорим о заводе. Что там с двумя новыми цехами? Когда вы их сможете включить в работу?

– Один цех закончили. Ведем установку станков и оборудования. Насчёт второго пока ничего сказать не могу. Нам катастрофически не хватает обученного персонала.

– А выпуск заводского училища этого года?

– Да сколько там выпускников было? Три группы по десять человек. Еле-еле наберём на один новый цех. А второй цех укомплектуем только после следующего выпуска. Да и то не полностью. А ещё эти двухнедельные отпуска. И кто их только придумал? Завод же работает в три смены, где мне замену искать для отпускников? – сокрушался Шмайссер, не зная, что отпуска придумал я.

Оружейный и патронный заводы действительно работали в три смены. Я их продукцией забивал склады корпорации в Таммерфорсе и Гельсингфорсе. Прекрасно понимая, что всё оружие и боеприпасы с началом войны в следующем году у меня с руками и ногами заберёт военное министерство.

В новом же цеху планировалось увеличить выпуск барабанных пулемётов Шмайссера, которые очень понравились Рунебергу в качестве турельных авиационных. И вот теперь все планы опять пошли насмарку. Придётся снова где-то искать опытных рабочих. Впрочем, можно попробовать дать объявления на рабочих биржах во время моей поездки в Англию. Глядишь, кого-то и заинтересуют наши предложения.

…..

Мой чёс по принадлежащим нам предприятиям закончился на заводе младшего Шмайссера в Гельсингфорсе. Тщательно проинспектировав цеха, где производилось пейнтбольное оружие, пистолеты-пулемёты Шмайссера (Schmeisser-konepistooli), стальные шлемы, огнетушители и имелся небольшой экспериментальный участок по выпуску респираторов и противогазов, я остался доволен увиденным. О чём и сообщил Хансу Шмайссеру и Францу Лендеру. А заодно, презентовал им большую фотокарточку с императором Николаем II и цесаревичем Алексеем. Царь сидел за рулём подаренного ему броневика, а Алексей, со счастливой улыбкой на лице и каской, съехавшей ему почти до глаз, на капоте.

– Повесишь у себя в кабинете, – посоветовал я Хансу. – А сейчас у меня есть для вас новое задание.

– Подожди, Матти, – остановил меня младший Шмайссер, когда я стал доставать из тубуса подготовленные для этого разговора эскизы. – Давай сначала решим проблему вот с этими броневиками, – Потыкал он пальцем в фотографию с самодержцем и наследником.

– А что с ними не так? – не понял я. – Рекламация пришла что ли?

– Наоборот. Пришёл заказ на сорок броневиков. Мы бы и рады его выполнить, но Расмуссен отказал нам в продаже подвесок и рулевых колонок от «Sisu-F».

– Странно. Я же у него был неделю назад и он мне ничего про это не сообщил. Хорошо, я вас понял. Постараюсь решить эту проблему. В крайнем случае, вы можете немного изменить ширину моста и взять запчасти от абовских грузовиков.

– А я даже не подумал про такое, – сокрушёно покачал головой Шмайссер.

– Ханс, безвыходных ситуаций не бывает. А учитывая стоимость вашего бронеавтомобиля, можно даже взять «Sisu-F» в нашем столичном автосалоне. Но лучше всё-таки открыть производство необходимых частей на месте, здесь, у вас. Я дам распоряжение Гюллингу, и он выделит на это средства. А теперь давайте перейдём к новому проекту, – и продолжил вытаскивать из тубуса рисунки и чертежи и раскладывать их на столе перед инженерами.

…..

За двое суток до нашего отплытия в Англию газеты сообщили про ужасающие события в Болгарии. Начавшаяся вторая Балканская война меня не удивила, зато расстроила Татьяну и тёщу из-за того, что Александра Фридриховича отозвали в Петербург, а затем отправили обратно в Сербию. Я прекрасно помнил из истории моего первого мира, что Болгарии ничего не светит, и её разорвут на части бывшие союзники и бывшие враги. И в конце-концов она, разуверившись в помощи от Российской империи, упадёт в объятия Германии.

Но того, что произошло, я никак не ожидал. И здесь почти вся вина лежала на мне. Ну, я так себя настроил. Ибо это мой завод построил бомбардировщики, которые купила Сербия. И мои же инструкторы готовили сербских авиаторов, которые тринадцатого июля совершили налёт на штаб четвёртой болгарской армии в городе Дюма, где в этот момент находился царь Фердинанд I и его наследник Борис.

В Софии, узнав о смерти царя и цесаревича, объединившиеся народная и демократические партии и примкнувшие к ним тесные социалисты (как себя назвало крайне левое крыло болгарской рабочей социал-демократической партии), подняли вооружённое восстание. Запасной гвардейский батальон, оставшийся верным правящей династии, взял под охрану дворец «Врану», в котором находилась царица Элеанора и младшие дети: Кирилл, Евдокия и Надежда. Но восставшие подтянули тяжёлую артиллерию и сравняли с землёй резиденцию болгарской ветви Саксен-Кобург-Готской династии. Выживших, по сообщениям журналистов, не было.

В тот же день революционеры избрали новое правительство во главе с Александром Малиновым. В революционный совет также вошёл глава народной партии Иван Гешов и руководитель тесных социалистов Димитр Благоев. Болгария объявлялась республикой и нейтральным государством. Как будто это могло её спасти от полного разгрома на западном фронте.

Хоть новости и были ужасны, но на намеченную мной поездку никак особо не влияли. Вернее, я надеялся, что никак не повлияют и никто не поставит мне в вину смерть болгарского монарха. Пятнадцатого июля я с супругой взошёл на борт «Ику-Турсо», и мы отправились в Лондон, с заходом в Копенгаген.

…..

Среда 17 июля 1913 года, Санкт-Петербург, Зимний дворец.

– Я даже не знаю, что можно посоветовать в данной ситуации, ваше императорское величество, – развел руками граф Витте, вызванный срочно во дворец. – Если зарвавшихся болгар ещё можно было как-то призвать к миру после проигранного сражения при Килкисе, то после гибели царя Фердинанда и цесаревича Бориса есть только два варианта.

– А ведь я так хорошо отдыхал. Походил на байдарке, порыбачил, пообщался с детьми, провёл ревизию минных отрядов. И тут – на тебе, – покачал головой Николай II, как будто даже не услышав слов своего премьер-министра. – Ужас! И зачем их понесло на передовую? Ведь и так было понятно, что авантюра с захватом Македонии провалилась. И что теперь? Про какие два варианты вы говорили, граф?

– Первый, самый радикальный. Ввести войска в Болгарию и восстановить монархию…

– Как? Как её восстановить? Если бунтовщики пустили под нож всех претендентов на престол. Боже мой, они не пожалели даже юных Евдокию и Надежду, – царь нервно поднялся из-за стола и, пройдя к буфету, наполнил и выпил рюмку водки. – Извините, Сергей Юльевич, нервы. Я вас перебил, что вы хотели предложить?

– Я вас прекрасно понимаю, ваше императорское величество. Мне самому не по себе, от осознания произошедшего. Но ещё остался наследник первого государя Болгарии после её освобождения нашей империей.

– Вы про Баттенбергов? Я, я даже не знаю, что сказать. Вряд ли сын Александра Баттенберга примет нашу помощь после того, как мой отец заставил его отца дважды отречься от болгарского престола. И где вообще сейчас находиться юный принц?

– Насколько я знаю, граф Ассен фон Хартенау обучается сейчас в Грацском университете.

– Ассен? Что за странное имя?

– Это болгарское имя. Имя одного из императоров древней Болгарии.

– А второй вариант? Вы, граф, как я помню, упомянули два варианта.

– Второй вариант вам точно не понравится, ваше величество.

– И всё-таки?

– Признать революционное правительство Александра Малинова…

– Нет! Нет! И ещё раз – нет! Это невозможно! – Николай в ярости вмял недокуренную папиросу в хрустальную пепельницу с такой силой, что чуть не сбросил её со стола. – Если бы они пожалели семью, то, может, тогда переговоры и были бы возможны. Но не сейчас! Я им просто так Болгарию не отдам…

Глава 6

Глава 6

Июль 1913 года, Лондон, особняк Герберта Гувера.

– Что случилось дорогой? Что в этом письме такого, что ты средь бела дня за бурбон взялся? – забеспокоилась Луиза Гувер, ставя перед мужем серебренный тренчер с сыром.

– О! Не знал, что у нас ещё остался белпер кнолле, – удивился мужчина, проигнорировав вопрос жены, и тут же закинул в рот кусочек сыра щедро усыпанный чёрным перцем.

– Ты мне тут ведро не пинай! – встав в свою любимую позу и уперев руки в пояс, возмутилась Луиза. – Давай выкладывай. Опять в эту несносную Россию ехать надо?

– Лу, ну зачем ты так? Ведь ещё не знаешь содержимого письма, – мужчина помахал перед женщиной стопкой листов. – А уже делаешь выводы.

– Ты бурбон пьёшь только в том случае, если тебе надо ехать в этот ужасный Кистим. Или как там его?

– Кыш-тым, – по слогам и на русском произнёс название посёлка Герберт Гувер. – Но ты не права, Лу. Хоть и в Россию, но не совсем. Мне предлагают заняться геологоразведкой в Финляндском княжестве. Это письмо от Матти Хухты из компании «ХухтаХухта».

– Ой. От мистера Хухты? Правда? От автора книг про Питера Пена?

– Питер Пен? Ты о чём сейчас, Лу?

– Мой бог! С кем я живу? Ты что, не читал эти книги? А как же ты общаешься с Гербертом-младшим и Аланом? По глазам вижу, не читал. Стыд и позор! – Луиза Гувер села в соседнее кресло и, не спрашивая разрешения, взяла стакан мужа и одним глотком допила янтарную жидкость.

– Даже так? Насколько я сильно провинился перед тобой и детьми, что не читал про этого Питера как там его? И тот ли это вообще Хухта? Может, мы ведём речь о разных людях? – начал злиться хозяин кабинета.

– А вот сейчас и проверим, – женщина взяла со стола бронзовый колокольчик и пару раз им встряхнула.

На его неровный звук в кабинет заглянул домашний слуга-негр.

– Джон, найди Герберта-младшего и пригласи его к нам, – отдала распоряжение Лу Гувер.

На долгие пять минут в кабинете воцарилась относительная тишина, нарушаемая только шуршанием бумаг, которые перебирал Гувер.

– Отец, мама, – в кабинет влетел запыхавшийся и взъерошенный мальчуган лет десяти. – Извините, что заставил себя ждать.

– Вы снова сражались с пиратами, юный сэр? – с усмешкой в голосе поинтересовалась миссис Гувер. – И кто был пиратом на этот раз?

– Мистер Джонсон. У него же нет руки. И он – вылитый капитан Крюк, а Джон отказался быть индейцем. А сын конюха…

– Ай-яй. Уже и садовника, ветерана войны, втянул в свои игры, – улыбнулась женщина перебив сына. – Ты лучше расскажи нам с отцом кто такой Матиус Хухта.

– Ну, – парнишка потянулся к своей растрёпанной шевелюре, но, поймав укоризненный взгляд отца, шмыгнул носом и спрятал руку за спину. – Это писатель, который написал книжки про приключения Питера Пена. А ещё он придумал самолёты и парашюты. Об этом в журнале «Детская механика» писали. А что?

– Так как, Гер? Подходит под это описание автор письма? – повернулась женщина к отцу семейства.

– Ты права, Лу. Я думаю, что это именно тот самый человек. И он, кстати, скоро приплывёт в Британию. Слышал, младший?

– Да, отец. Спасибо, отец! А мы к нему съездим? Может, он мне книжки подпишет?

– Я думаю, младший, что этот человек сам к нам приедет. Ведь это он мне письмо написал, а не наоборот. И запомни крепко-накрепко, что самолет придумали Уилбир и Орвилл Райты. Наши соотечественники.

– Хорошо, папа, запомню, – согласился с родителем малыш. – Я могу идти?

– Беги, играй, Герберт, – отпустила сына женщина и, дождавшись когда за ним закроется дверь, повернулась к супругу. – Так что там в письме-то?

– Хотят заключить двухгодичный контракт на геологические изыскания. Предлагают по сто тысяч долларов в год и возможность поучаствовать в разработке найденных месторождений. Есть также намёки на разработку уже открытого месторождения хрома. Но туда надо строить железную дорогу.

– Как раз то, что тебе нужно. Ты практически везде, где работаешь или работал, строил железную дорогу, что в Австралии, что в Китае, что в этом холодном и жутком Кистиме.

– Кыш-тым, – поправил супругу мужчина, опять повторив название русского посёлка по слогам.

– Я это всё-равно не выговорю. Это звучит так, как мисс Нора, моя нянька, подзывала нашего ослика. Надеюсь, в этой Финляндии нет подобных названий?

– Ты так говоришь, как будто я уже согласился на это предложение и мы переезжаем, – усмехнулся Герберт Гувер. – Надо сначала дождаться этого Хухту, обговорить всё, подтянуть парней из «Bewick, Moreing and Company», ведь хром, это их специализация. И только затем принимать решение.

– Двести тысяч на земле на валяются. У тебя, после ухода из компании дела идут не очень. А ты так и не построил мне домик в Калифорнии, как обещал в первую брачную ночь.

– Ха-ха-ха, женщина, ты меня что? Шантажируешь? А кто обещала родить мне дочь, а родила двух мальчишек? Так что не надо мне тут условия ставить! Как решу – так и будет!

…..

– А почему ты выбрал эту каюту, а не салон-люкс, – в полумраке каюты поинтересовалась Татьяна, когда мы обессиленные лежали после секса.

– Там музей располагается. Вернее, располагался. Перед отплытием все экспонаты оттуда перенесли на берег. Но для того, чтобы там жить, надо сначала ремонт сделать.

«Ику-Турсо», ранее принадлежавший финской пароходной компании, каждый год участвовал в торжествах по случаю победы в Русско-Японской войне. И каждый год мои пионеры проводили экскурсии по пароходу, рассказывая о его героическом походе в 1904 году, и о бое с японским миноносцем. Для этого в салоне-апартаментах и устроили миниатюрный музей, посвящённый тем событиям.

В январе этого года «ХухтаХухта» выкупила судно. И сейчас оно направлялось в Нью-Йорк. Где должно было стать одним из кораблей, в планируемых мной конвоях. Когда ледоколы построят, они также отправятся в Нью-Йорк. У меня были большие опасения, что русский флот может просто-напросто мобилизовать мои суда после начала войны. Но если они временно сменят флаг на звёздно-полосатый, то конфискация им точно не грозит. А США вступят в войну ещё не скоро. Это если я, конечно, своими вмешательствами не поломал основную историческую линию.

Для организации транспортной компании в Нью-Йорк плыли Эдвард Гюллинг и его помощник Ивар Ласси. Компанию должен был возглавить Гидеон Сундбек. Этот швед когда-то работал главным инженером на нашей стекольной фабрике в Карлебу, пока не эмигрировал в США.

К моему громадному удивлению именно он оказался тем человеком, который изобрёл, а вернее, улучшил застёжку-молнию. Получив патент на своё изобретение, он так и не смог его никуда пристроить. Уж слишком новаторской была подобная застёжка. А начать собственное производство он не мог, так как все деньги потратил на оформление патентов в Европе и США. Даже свой дом в Ньюарке заложил.

И всё у него шло к тому, чтобы за бесценок продать патент своему тестю, Петеру Аронссону. Пока, в какой-то момент, ему не попалась реклама торгового дома, принадлежащего «Хухта-групп». Сундбек написал письмо управляющему нашей заокеанской юридической конторы, а те переслали его мне. Делиться доходом с такого прибыльного проекта с дедом и другими родственниками я не захотел, поэтому и решил создать стороннюю компанию. А заодно и транспортную.

Договорились мы со шведом довольно быстро. Он становился руководителем нашей торгово-закупочной компании и заодно получал возможность производить свою «молнию» на территории США. Мы же получали преданного нам управляющего и европейский патент на застёжку. Всё равно изобретение Сундбека нужно было улучшать и дорабатывать, и патентовать по-новому.

Я очень надеялся, что смогу вспомнить и воспроизвести устройство этой застёжки из моего времени. То, что придумал Сундбек, мало походило на те молнии, которыми я когда-то пользовался. А получив новый вид застёжки, я смогу зарегистрировать её уже на своё имя. И останется только купить или выменять лицензию у германской компании «Прайм» на одёжную кнопку. Пока что переговоры с ними об этом ни к чему не привели. Они хотели получить лицензию на нашу канцелярскую скрепу, но без выплаты роялти. Впрочем, в связи с надвигающейся войной, я скорее всего соглашусь на их требование. Кому нужны скрепки в воюющей стране?

Мы же: я, Татьяна и Эмиль Викстрём со старшим сыном Эстелем, направлялись с оказией в Лондон. Ну, и по пути заскочили в Копенгаген. Где я наведался на могилу своего оружейного учителя Александра Бьярнова.

И если я отправился в столицу Великобритании по делам, то восемнадцатилетний Эстель Викстрём собирался попробовать поступить на обучение в Лондонский Королевский колледж архитектуры. Как я ни уговаривал его отца, Эмиля Виктсрёма, зная о приближающийся войне, пристроить своего сына в Стокгольмскую академию на архитектурный факультет, эти упертые финские шведы решили сделать всё по-своему. Ну и бог с ними…

– Музей? Какой ещё музей? Эй, Матти, ты там часом не заснул? – и супруга для проверки похлопала меня по голому животу, вырывая из размышлений и полудрёмы.

– Почти заснул. Но ты, женщина, меня разбудила. Ррррр, – зарычал я и перекатившись поближе к Татьяне, впился губами в её шею. – Я железный друид. Я зацелую тебя везде, смертная женщина.

– Ха-ха-ха, – расхохоталась жена и тут же потребовала разъяснений. – А кто такой этот железный друид?

– Это прозвище Вяйнямейнена. Первочеловека в финском эпосе. Я же давал тебе читать «Калевалу» – напомнил я.

– Да ну её. Скучная она.

– Это точно. Я всегда хорошо засыпал, когда учил заданные в школе руны.

– Вот и я на первой руне заснула. Так, Матти, пока я помню. А что за музей был в салоне?

– О! Там забавная, интересная и одновременно поучительная история. Будешь слушать?

– Ещё бы! Ты очень интересно рассказываешь.

– Перед самой войной с Японией, когда этот пароход вёз в Китай много полезного груза, в тот салон тайно проникли двое мальчишек, которые мечтали отправиться на край света и вступить в ряды нашей армии. Они тщательно подготовились, запасли много продуктов, взяли с собой интересные книги и даже шахматы, чтобы не скучать во время долгого плавания.

– А вода? И куда они в туалет ходили?

– Так это же люкс-апартаменты. Хоть судно и шло в Порт-Артур как грузовое, но перекрывать водоснабжение и канализацию на пассажирской палубе никто и не подумал. А один из мальчишек, Карл Доннер, был племянником капитана. И частенько бывал на этом корабле. Вот и выучил что где находится и как туда пробраться. И целых три недели они умело прятались от экипажа, пока ушлый боцман судна не приметил, что на окнах каюты открыты шторы.

– Я их понимаю. Самой было бы любопытно посмотреть на проплывающие мимо страны. А что дальше было? – сонно прошептала супруга.

– Дальше? Их поймали и заставили отрабатывать безбилетный проезд. Они целыми днями сидели на кухне и чистили картошку для экипажа и солдат. А когда картошка заканчивалась, то мыли полы и туалеты. И всё бы ничего, но, перед самым прибытием в Порт-Артур, «Ику-Турсо» столкнулся с…

Я замолчал, так как рассказывать стало некому. Татьяна, свернувшись калачиком и подложив сложенные ладошки под щёку, спала. Полюбовавшись какое-то время женой, я осторожно укрыл её простынёй и, щёлкнув поворотным рубильником, погасил свет в каюте.

…..

«Ику-Турсо» уверенно пожирал морские мили, приближая нас к конечной точке маршрута. Татьяна, отговорившись мигренью, осталась в каюте. Мои финансисты что-то бурно обсуждали в пассажирском баре. Младший Викстрём с мольбертом и кистями оккупировал корму. А мы с его отцом, Эмилем Викстрёмом, расположились на открытой террасе пассажирской палубы и, потягивая купленный мною в Копенгагене датский солодовый лагер, наслаждались погодой, видами и разговором.

– Ну ты сам вспомни! Какой основной цвет домов в Гельсингфорсе или Улеаборге? Да в любом губернском городе.

– Серый, красный и жёлтый. Всё зависит от материала, из которого он построен, и штукатурки, которой он покрыт. В малых городах деревянные здания красят в тёмно-красный цвет. Иногда в жёлтый или зелёный. Но в больших городах преобладает цвет кирпича и штукатурки, – отчитался мне Эмиль Викстрём. – Кроме твоего Яали, разумеется.

– Вот именно! А страна у нас северная. Полгода – снег и слякоть. Низкое серое небо, такого же цвета и вода. И всё это влияет на эмоциональное состояние населения. Оттого и пьют у нас много. Да и самоубийства не редкость. Вот я и хочу, привнести разнообразие хотя бы при помощи красок. Вот для этого мне и нужна ваша помощь скульпторов, художников и архитекторов. Для этого я и затеял эксперимент с разноцветными домами в Яали.

– Ха. Да тебе просто в других городах хозяева домов не позволили бы издеваться над их жильём. Вот и раскрашиваешь Яали. Хотя, должен признаться, мне нравиться твоя идея. Но! – Викстрём даже указательный палец поднял к небесам. – Всё упирается в недолговечность нынешних красок. Слишком они нестойкие к осадкам и перепадам температуры. Поэтому в уличной живописи сейчас преобладает керамическая мозаика. Но это очень дорогое удовольствие.

– Ты думаешь я про это не знаю? Ещё как знаю. Над этой проблемой сейчас работает мой кузен, Томми Саари. Он отличный химик, и я верю, что у него всё получится. И он создаст устойчивые к непогоде и времени краски. И тогда наши города украсят портреты великих людей и герои книг. Вместо серых и грязных слепых стен доходных домов появятся портреты Топелиуса, Киви и Мины Кант. А по стенам будут змеиться зелёные лианы, из-за которых будут выглядывать Мумми-Тролли, а на других – скакать на оленях Сампо-лопарёнки. Поверь, что при взгляде на цветные дома и различные картины из читаных в детстве книг, настроение у горожан поднимется само собой.

– Как же я много про тебя не знал, Матти, – улыбнулся мой собеседник. – Я и сам с удовольствием в таком поучаствую. Но когда появятся влаго– и погодоустойчивые краски.

– Но ведь начать можно и со скульптур, – не сдавался я.

– Бронза и камень тебе дорого обойдутся. Да и работаем мы, скульпторы, довольно долго.

– А дерево? Вот ты прекрасно вырезаешь. Какие красивые скульптуры ты вырезал на своем острове возле электростанции. Вот бы подобное и повторить, но массово, везде. Допустим, вдоль дорог. В одном месте из кустов деревянный Хийси (леший) выглядывает, а через версту Акка (лесной женский дух) на пеньке примостилась. Всякие места для отдыха можно организовать вдоль дорог, как это у нас сделано. И обязательно с деревянными табличками: «устал – отдохни», «поел – убери за собой». Надо нам культуру повышать среди народа. Ещё мосты можно украшать фигурами из «Калевалы» и «Кантелетара».

– А нас церковь на костёр не потянет? – пошутил мужчина. – За всех этих мифических существ?

– Так мы будем разбавлять. На крупных перекрёстках можно ставить деревянные часовни-оклады с цитатами преподобного Мартина.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Викстрём. – Сначала напугаем путника, а затем заставим молиться. Хорошо придумал. Но что конкретно ты от меня-то хочешь?

– Чтобы ты собрал всех наших скульпторов и предложил им немного подзаработать. Много я не дам, но они получат всенародную известность если подпишут свои работы. Ты их лучше меня знаешь. Кто-то из них русалок и леших вырежет, а кто-то часовни создаст в разных стилях.