Текст книги "Великий диктатор. Книга четвертая (СИ)"

Автор книги: Alex Berest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Вряд ли ты на этой теме сможешь отбить вложенное, – покачал головой фон Вальберг.

– Зато, если этот способ будет действенным, вам женщины памятник поставят. Может быть, – решил я немного польстить медикам. – Ладно, если у вас всё получится, то с меня хорошая премия. Договорились? Но у меня есть ещё одно задание вам, которое непосредственно касается женской гигиены. Вот, смотрите.

С этими словами я выложил перед собравшимися рисунки женского гигиенического тампона. В своей предыдущей жизни я не сталкивался с подобными предметами. Всё-таки у нас были только сыновья. А если супруга и пользовалась, то настолько скрытно, что я не помню про подобное. И только благодаря безумной телевизионной рекламе в девяностые годы, кое-что отложилось у меня в мозгу.

– Хм. Простой женский ватный тампон, – в очередной раз удивил меня своими знаниями фон Вальберг. – У нас, в княжестве, подобными приспособлениями для предотвращения викарного женского кровотечения многие пользуются. В Лапландии женщины мох и шкурки животных для этого используют. Так, а веревочка на тампоне – это чтобы было легче его извлекать? Хорошая придумка. Вот только это сугубо личное дело каждой дамы. Не думаю, что кто-то будет покупать подобное в аптеках, если мы, конечно, возьмёмся за выпуск такого. Скорее, даже подвергнут остракизму. А могут и в суд подать. Хотя, по моему мнению, подобное пора уже вводить в обиход, – усмехнулся он. – Да-да, ха-ха, вводить.

– Если привлечь к этому делу Эмму Хейкель, то тогда всё возможно, – усмехнулся и Иоганн Рунеберг, оценив шутку коллеги.

– Ц, – возмущенно цыкнул фон Вальберг. – Вряд ли эта ведьма согласится.

– А вы про кого, господа? – удивился я.

– Про Эмму Розину Хейкель. Первую женщину-врача в Суоми. Ты по истории Улеаборга должен был изучать всех глав города. Так вот, её отец два срока был городским головой.

– Карл Юхан Хейкель её отец? Это же сколько ей лет? – сразу вспомнил я после подсказки.

– Если меня память не подводит, то в марте должно было стукнуть семьдесят четыре. И до сих пор практикует и содержит приют для девочек в Карлебу. Вот именно она и может помочь с популяризацией тампона, да я думаю, что и над вопросом определения беременности тоже поработает. Это задача как раз по ней. Но она бабка вредная, может запросить безбожные суммы. Ты готов к таким тратам, Матти?

– Давайте попробуем, – неуверенно согласился я, услышав про «безбожные суммы».

– Тогда я ей напишу письмо, и если она согласится, то назначу встречу. А тебе дополнительно сообщу. Но смотри, Матти. Я тебя предупредил, что она крайне экстравагантная особа.

…..

1 июня 1914 года, город Гельсингфорс, Великое княжество Финляндское.

– Дано на основании Высочайшего рескрипта Его Императорского Величества от 15 мая 1914 года на прошение графа Густава Фредерика Кронгельма о возведении дворянина и почетного горожанина города Улеаборга Матвея Матвеевича Хухты в баронское звание. Извещаю, что барон Хухта Матвей Матвеевич внесён в списки младшей дворянской книги Великого княжества Финляндского, за номером пятьдесят шесть на основании высочайшего пожалования, – зачитал текст барон Виктор Магнус фон Борн и, взяв новый документ, продолжил. – Геральдическая коллегия дворянского собрания Великого княжества Финляндского утвердила герб барона Хухты Матвея Матвеевича и внесла его в перечень дворянских гербов княжества. Герб утверждён в следующем виде: белая пятиконечная звезда, вписанная в синее поле норманского щита, опоясанного золотой подковой. Над фигурой герба расположена золотая дворянская корона с пятью листьями и семью белыми жемчужинами на них. Шлем, бурлет и оба щитодержателя отсутствует. Девизная лента прямая с надписью на финском языке – «tieto on valtaa».

«Знание, это сила» – автоматически перевёл я в уме на русский и подумал, что тут точно без компашки деда Кауко, Ээро Эркко и Пера Свинхувуда не обошлось. А вполне возможно, к гербу и девизу приложил руку и Леопольд Мехелин, который в данный момент стоял за моей спиной и время от времени сухо покашливал.

С дворянством, автоматически прилагающимся к полученному ордену, я смирился. Благо, после реформ 1906 года и преобразования «Сословного сейма» в однопалатный парламент, значение и влияние дворянства и высшей аристократии на местную политику очень сильно ослабло.

Нет, практически все сенаторы и высшие чиновники оставались выходцами из дворян, но в парламент теперь можно было попасть только через выборы на местах. А не как раньше – по протекции дворянского собрания и по количеству квот в сейме. И быстро просёкший это народ принялся игнорировать кандидатов из аристократии. Отсюда и ошеломительный успех аграрной партии Ээро Эркко и профсоюзной – Пера Свинхувуда.

В данный момент меня волновала только проблема, связанная с получением баронского титула. Я даже и предугадать не могу, как в первую очередь к этому отнесутся мои пионеры. Ведь был простым крестьянским парнем. Своим. А теперь кто я им?

– Приглашаю нашего нового брата, барона фон Хухта принести рыцарскую присягу согласно устава дворянского собрания Великого княжества Финляндского, – донёсся до меня голос фон Борна, вырвав из тяжких дум.

И я, под аплодисменты присутствующих аристократов, вышел к трибуне, где, возложив правую руку на библию, начал по памяти произносить текст рыцарской клятвы…

Глава 14

Глава 14

Возведение меня в баронство буквально взорвало княжество. Все газеты вышли с поздравительными статьями. Меня засыпали письмами, открытками и телеграммами. То, чего я боялся больше всего – недопонимания со стороны моих пионеров, так и не произошло. Олави Киннуен и Ялмар Стрёмберг в тайне от меня, явно узнав о планируемом награждении, стянули в Гельсингфорс сводные пионерские отряды со всех губерний и устроили грандиозный парад на Олимпийском стадионе.

Единственные, кто позлорадствовал по поводу «взят из грязи, посажен в князи» была газета «Викинг» либеральной партии. Но расплата за их недальновидность наступила раньше, чем они могли бы себе представить. На следующий день после этой статьи в Париже умер от сифилиса граф Карл Роберт Маннергейм. И его наследник и по совершеннейшей случайности автор критикующей меня статьи – барон Карл Фридольф Маннергейм, пришёл ко мне с просьбой о доставке тела графа при помощи нашей авиакомпании.

Первым делом он извинился передо мной за вчерашнюю статью. Но извинялся настолько вымученно и неискренне, что я просто махнул на это рукой.

– Бог с ней, с этой статьёй, барон. После того как мой «Электроприбор» уничтожил ваш семейный бизнес, я не удивляюсь выходкам вашего семейства. Но что такого страшного могло произойти, что вы пришли с извинениями сутки спустя после выхода статьи?

– Вчера, в Париже, скончался мой отец, – печально поведал мне мужчина.

– Примите мои соболезнования, – кивнул я. – Чем могу помочь?

– Можете. Именно, что помочь. По завещанию я должен похоронить отца в родовом склепе. Похоронить тело, а не прах. А доставка из Парижа может сильно затянуться. Вот я и подумал, что, может быть, вы перевезёте тело графа на одном из своих аэропланов? – и, явно видя скепсис в моих глазах, пояснил. – Была бы моя воля, то я бы и не забирал этого человека, который принёс в нашу семью столько горя и разочарований, но тогда я не смогу унаследовать графский титул и попытаться выкупить родовое поместье.

Покойный граф очень сильно провинился перед своей семьёй. Причем, провинился дважды. Первый раз, когда разорился, бросил свою жену с детьми и укатил с любовницей в Париж. А второй раз, когда, вернувшись на родину, организовал новый бизнес, привлёк в него своего старшего сына и, опять разорившись, повесил на него все свои долги.

Правда, и виновным во втором банкротстве графа был я. Кто же мог знать, что приобретение лицензии на выпуск пишущих машинок разорит несколько финских предприятий, специализирующихся на импорте подобных аппаратов? В число их попала и контора графа Маннергейма.

– Перевозка морем и по железной дороге вам обойдётся дешевле, – попытался я ещё раз отговорить будущего графа.

Но тому почему-то надо было срочно и всё тут. Ещё одну попытку я сделал, когда заломил за перевозку тела десять тысяч марок. Но Карл Фридольф без споров выписал мне чек на названную сумму.

– Хорошо, я дам распоряжение, и завтра в обед можете вылетать в Париж, – обреченно вдохнул я.

– Мне что, предстоит тоже лететь? – удивился пока ещё барон.

– Естественно. Вы же сын. Тело только вам отдадут. Не будут же пилоты и стюарды бегать по Парижу и искать вашего батюшку? Если не хотите лететь, то я верну вам чек.

– Нет-нет! Всё нормально. Спасибо вам, господин барон, – пошёл Маннергейм на попятную, впервые назвав меня по титулу.

Так как согласился он слишком легко, то у меня возникло подозрение, что он может позже смухлевать с чеком. Или не обеспечить платёж по нему, и тогда банк потребует у меня вернуть выданные средства, или вообще заявит про подделку. Кто его знает, что ему на ум придёт. Судись потом с ним.

Немного подумал на эту тему, да и отнёс полученный чек в городскую администрацию, где и внёс его в фонд на строительство капитального моста к зоопарку. Эту инициативу фон Борна поддержали многие. Сейчас добираться туда надо было или по наплавному мосту летом или по льду – зимой. Если Маннергейм чего и замыслил, то пусть теперь имеет дело с городом и его руководством.

А из мэрии я поехал сразу на экспериментальный завод Шмайссера. Куда вчера из Санкт-Петербурга прибыл Владимир Иосифович Рдултовский. В прошлом году мы посылали в главное артиллерийское управление разработанные нами ручные гранаты. Отправили целую сотню, а в ответ тишина. И вот сейчас к нам заявился отец русской ручной гранаты. Как я понял из объяснений Шмайссера по телефону, уж очень его заинтересовала наша поделка.

Когда я составлял техзадание, то за основу взял германскую колотушку (Stielhandgranate). Советские гранаты я видел только на плакатах во время уроков НВП, а вот с подробной моделью германской я познакомился в клубе реконструкторов. Слава богу, что я смог с помощью своего кузена-химика Томми Саари воспроизвести воспламенительный механизм тёрочного типа. Ну, а в качестве взрывчатого вещества мы использовали смесь ксилила и динитронафталина.

Правда, в отличие от исторического оригинала наша граната получилась несколько короче и легче. Проведя ряд испытаний и отправив образцы в военное ведомство, мы продолжили потихоньку клепать гранаты прозапас и для проверки сроков хранения. Какую-то часть этих боеприпасов Ялмар Стрёмберг уже потратил на январских учениях по слаживанию отрядов наших боевиков. Ещё некоторое количество ушло нашей охранной компании под руководством Артура Усениуса.

Владимир Иосифович оказался подтянутым щеголеватым офицером. Очень общительным и компанейским. И очень любопытным. Старался заглянуть во все наши цеха. А когда его не пускали, то совершенно на это не обижался.

– Коммерческая тайна? Понимаю, понимаю, – кивал он на извинения Шмайссера и Франца Лендера.

Его интересовало абсолютно всё. Наши пушки и пулемёты, бронеавтомобили, каски и шанцевый инструмент. Но, как позже выяснилось, его больше всего интересовала возможность приобрести лицензию на выпуск съёмных осколочных рубашек для своей гранаты «РГ-12».

– Это решение Николая Ивановича Холодовского? – первым делом поинтересовался я, как только познакомился с гостем.

В мае месяце, в главном артиллерийском управлении произошли изменения. На пост начальника управления взамен Дмитрия Дмитриевича Кузьмина-Караваева, был назначен генерал-лейтенант Холодовский. Тот самый, который разработал винтовку на смену трехлинейке Мосина. Правда, она так и не прошла войсковые испытания. Из-за производственного брака, при открывании затвор вырывало из ствольной коробки.

– Да, Матвей Матвеевич. Но вы должны понимать, что сейчас управление ограниченно в финансировании, и мы много предложить не можем, – сходу попытался сбить цену наш гость.

– Я прекрасно вас понимаю, Владимир Иосифович. И готов передать лицензию на осколочную рубашку – безвозмездно. Но, с условием, что заказ на выпуск ваших гранат и оборонительных оболочек будет размещён на предприятиях «ХухтаХухта». Вас такой вариант устроит?

Дать ответ сразу Рдултовский не смог и, откланявшись, поспешил в Санкт-Петербург за дополнительными инструкциями. А я, проведя краткое совещание с инженерами завода, засобирался домой, где меня уже ждала супруга, матушка и дед Кауко.

…..

Колёса вагона успокаивающе постукивали на стыках рельс, а я с мамой и дедулей гонял чаи после ужина. Татьяна, отговорившись усталостью, покинула нашу компанию и ушла в купе. Мой личный поезд, состоящий из экспериментального тепловоза, трёх вагонов – двух спальных и одного штабного, потихоньку плёлся в сторону Таммерфорса. За окнами уже мелькали его пригороды, а значит, мы скоро должны будем обогнать тащившийся перед нами грузовой состав и, увеличив скорость, устремиться на север.

Своё двадцатидвухлетие я решил отметить в Яале, среди родных. Дата вроде бы и не круглая, но именно в этом возрасте в княжестве наступает политическое совершеннолетие, когда ты можешь попробовать избраться в парламент, местные сеймы или в иные органы самоуправления. В марте месяце скончался депутат парламента от аграрной партии от Улеаборгского и Брагестадского уездов. И я решил поучаствовать в довыборах, которые состоятся в конце июня 1914 года. А увидев матушку, которая приезжала перезаключать договор со Стокманнами на поставки фигурного мыла, понял, что успел соскучиться.

– Ты обязательно должен поговорить с Лукасом и Петером, – неожиданно заявила мне мама. – Они где-то достали эти твои несносные мотоциклы и носятся из Яали в Улеаборг сломя голову. Так недолго и побиться. Я им уже и говорила, и лупила их, и даже обещала забрать у них эти драндулеты. Но куда там? Не слушают! Вернее, слушают, кивают, соглашаются, а всё равно продолжают по-своему делать. Даже мотоциклы свои куда-то из дома уволокли, чтобы я не смогла их забрать.

– Поговорю, – согласился я. – Но не думаю, что это даст устраивающий тебя эффект. Тут ты сама определись. Или они живут в Улеаборге и учатся в лицее, или живут под твоим крылышком и ездят в губернскую столицу и обратно – каждый день. Но это же хорошо, они тебя любят и обожают, поэтому и не спешат покинуть твой дом.

– Но ведь я их тоже люблю. И трясусь за них каждый день, боясь, что они покалечатся. Что-то ведь можно сделать? Матти? Прошу тебя!

– Ну, я могу подарить свой старый мобиль Лукасу, а ты запретишь им ездить на мотоциклах. Пусть осваивают автомобиль. А то он скоро сгниёт в нашем сарае. А на том автохламе ещё умудриться надо чтобы разбиться.

– Хорошо, – согласилась со мной мама и широко зевнула. – Давай так и поступим. Только не забудь, Матти. Спать хочу. Вымоталась за эти дни.

– Так иди спать, Эмма, – проворчал дед Кауко.

И, дождавшись, когда она послушно покинет салон, нажал на кнопку электрического звонка, вызывая стюарда.

– Вызывали, мой диктатор? – появился тот буквально через мгновение. – Чего изволите? Ещё чаю?

– Милейший, это я тебя вызывал, – обратился дед Кауко к явившемуся пионеру из поездной бригады. – Принеси мне водочки. Шкалик. И закуски сообрази.

Стюард удивленно покосился на меня и со сталью в голосе произнёс:

– Извините, но у нас нет ничего крепче пива. Это личное распоряжение диктатора, – после чего коротко поклонился нам и удалился.

– Это что сейчас было, Матти? Где ты набрал таких наглых проводников? И почему у тебя нет спиртного? – возмущённо прошипел старик в мою сторону.

– Деда, это мой поезд. В нём действуют мои правила. Заведи себе свой и гоняй проводников за водкой столько, сколько твоя душа пожелает. А ты это с чего решил выпить? Случилось чего? Или ты так с бессонницей борешься?

– Ладно, ладно. Твой, так твой. Кто же спорит? Но пожалеть деду шкалик водки? Я такого от тебя не ожидал, – ушёл от ответа и явно обиделся дедуля.

Пришлось вставать и открывать своим ключом поездной буфет, где у меня хранился неприкосновенный запас алкоголя на всякий случай.

– На, наслаждайся, – поставил я перед дедулей четушку кубинского рома и стопку зеленого стекла объёмом в один шкалик. – Просил шкалик? Так наливай и пей.

– Да ты издеваешься? Ты же прекрасно знаешь, что я терпеть не могу ром, – скривился дед Кауко, но тем не менее скрутил сургучовую пробку с бутылочки и, наполнив стопку янтарной жидкостью, опрокинул её в рот.

– Я помню, – усмехнулся я. – Прекрасно помню твои рассказы про то, как ты валялся два месяца с лихорадкой в местной монастыре на острове Сент-Томас. И жевал кору хинного дерева, запивая ромом.

– Тогда чего ты мне его подсунул? А? Бесёнок! Поиздеваться решил над дедом? – укоризненно выговорил мне он и наполнил стопку второй раз.

– А ты знаешь, деда? Я вот чего подумал. А, может, ты всё это себе придумал? Калифорнию, золото, осаду Бормазунда, женитьбу на бабе Ютте, рождение сыновей, дочерей и внуков с внучками. Лежишь себе на вонючем матрасе в пригороде Шарлотты-Амалии, пьёшь ром и сочиняешь, как твой внук станет бароном и женится на баронессе?

– Ну, ты, – деда аж передёрнуло.

Он понюхал ром, налитый в стопку, и отставил её в сторонку так и не выпив.

– Сказочник хренов. Умеешь ты жути нагнать, – старик недобро на меня покосился. – А, может, это ты спишь и сон такой видишь, а? – перевёл он стрелки в обратную сторону и, покряхтывая, поднялся с диванчика, и направился в сторону спального вагона.

– А, может, и я лежу в реанимации и вижу эти глюки после удара затылком о железную ступеньку, – тихо, вполголоса, согласился я с доводами старика. – Вот только интересно, если всё-таки очнусь, останутся ли со мной знания выученных языков? – усмехнулся я и допил оставленный дедом ром.

…..

Свой день рождения я встретил как и планировал – в кругу семьи. Моему приезду все очень обрадовались, хотя мы не виделись всего месяц. Но больше всех, по-моему, радовался мой старый тонтту. Который большую часть времени проводил на моих плечах, обвив мою шею этаким меховым воротничком. Но дискомфорта от такого проявления любви я не испытывал.

Узнав о моём приезде, к нам в гости пришли все родственники, которые в этот момент находились в Яали. Очень душевно посидели за столом, повспоминали, попели песни, а вечером, после бани и супружеских утех Татьяна у меня неожиданно спросила:

– Слушай, а как так получилось, что у вас, здесь, в Яали, бани пристраивают к дому?

– Не только в Яали, но и во всей Остроботнии так строят, – пояснил я жёнушке и, не удержавшись чмокнул её в неприкрытую грудь.

Давным-давно, когда я сам только попал в это тело, меня тоже заинтересовал этот вопрос. После того как я более или менее освоил финский язык, я стал пытать вопросами про баню деда Кауко. Но тот постоянно твердил, что так мол положено, что так отцы деды строили, и нёс прочую ересь. Зато расспросы покойного ныне деда Хейди, неожиданно дали положительный результат.

– В том, что жители Остроботнии пристраивают бани к своим домам, виноваты русские, – озвучил я Татьяне версию отца мамы.

– Как так? Почему? – удивилась жёнушка. – Матти, расскажи.

– От моих рассказов ты обычно засыпаешь. А у меня ещё на тебя планы есть, – подмигнул я ей и похотливо облизнулся.

– Матти! Я беременна! Мне много нельзя. Этого… Того… – окончательно смутилась Татьяна.

– Думаешь, что наш сын предъявит тебе претензии, когда родится? – схохмил я, за что тут же получил кулачком в грудь.

– А вот ничего от меня не получишь пока не расскажешь при чем здесь русские и ваши бани! – притворно надулась жена.

– Пф. Ладно-ладно. Расскажу. Ты же не отстанешь, – и откинувшись на подушку, задумался с чего начать. – Когда-то, очень давно, наша губерния не входила в состав Финляндского герцогства. И люди здесь проживающие, особенно финны, лапландцы и квены платили двойной налог в шведскую казну. Оттого жили бедно и экономили. Да и за отдельное строение тоже надо было налог платить. Вот наши предки и строили дома, которые совмещали в себе функции жилья, бани и овина. Так называемые рихисауны.

– Это как?

– Строили высокую ригу. На первом этаже которого содержали скот, а на втором – жили. И там же мылись. И дело здесь не столько в экономии, сколько в том, что шведы в восемнадцатом веке крайне негативно относились к финским баням. Шведские врачи даже считали, что пользование сауной вызывает конвульсии, опухоли, преждевременную потерю зрения, а также приводит к потемнению кожи и образованию морщин. Вот и приходилось маскироваться. Не веришь? – среагировал я на удивленно вытаращившуюся на меня супругу. – В Гельсингфорсе, в публичной библиотеке есть такие книги. Да и у вас в университете должны быть. Поищи, если интересно. Или у фон Вальберга спроси. У него точно должны быть подобные статьи. Он любит собирать всякое разное-занимательное. Вот. Так, на на чём мы остановились? А, точно, вспомнил… А затем, Швеция проиграла войну России и нашу губернию включили в состав Финляндского княжества. Налоги стали меньше, народ стал стремительно богатеть и прекратил ютиться в рихисаунах. Но традиция, когда всё под рукой – осталась. Вот и строят у нас бани вместе с домом. Хотя и отдельно тоже строят. Ты же видела у нас маленькую баньку возле озера. Её построили специально, чтобы рыбаки могли согреться и отмыться после работы.

– Как интересно. Спасибо, Матти. А вот скажи... ой, – попыталась что-то ещё узнать у меня супруга, но я не стал ждать следующего вопроса и притянув Татьяну к себе, впился губами в её сосок.

…..

11 июня 1914 года. Крыша недостроенной гостиницы в городе Улеаборг.

Ягода Малинка оп-оп-оп

Крутит головой залетает в мозг

Такая ты грустинка

Холодная как льдинка

Хлопает глазами

В лево в право в потолок

Радостно орали парни. Песня явно им зашла. А может всё дело было в выпитом нами пиве. Но, как бы там ни было, нам было весело и хорошо…

На следующий день после моей днюхи я собрал импровизированный мальчишник, пригласив только своих самых близких друзей и соратников. Многим приглашения на это мероприятие пришлось рассылать заблаговременно, чтобы они успели добраться. Да и то, некоторые так и не прибыли.

Не смогли приехать Андреас Викстрём, который проходил службу где-то в Лифляндии, и его младший брат, наш плакса Ларс. У младшего Викстрёма как раз началась сессия в университете, где он учился на правоведа. Так что он отказался, прислав телеграмму с извинениями.

Зато из Порт-Романова прилетел Яков Кут. И сейчас вокруг него постоянно тёрлись Антон Фоккер и Том Рунеберг, выспрашивая про его ночные полёты в условиях Крайнего Севера. Якут, как мы прозвали этого эстонца в детстве, в бытность ордена «рыцарей зеленого меча», предтечи всей пионерской организации, самым первым покинул тогда ещё село Яали. И устроился на авиазавод к Тому Рунебергу. Где очень быстро выучился на пилота и стал заводским испытателем.

Три года назад именно ему я предложил создать и возглавить опытный авиационный отряд для изучения возможности полётов в условиях Севера и полярной ночи. И он прекрасно справился с поставленной задачей. Сейчас его отряд насчитывал два десятка самолётов, которые организовывали связь с островами Медвежий и Шпицберген. Кроме этого, я поручил ему переоборудовать несколько наших «Викингов» в торпедоносцы. Для чего нами были выкуплены почти три сотни старых двенадцатидюймовых мин системы Уайтхеда производства завода Лесснера.

Продали нам их без проблем, так как они все хоть и имели ударник, но зато были без взрывчатки. Из этих трех сотен неисправными оказались более половины. Где-то прогнил корпус резервуара для сжатого воздуха, у других был неисправен пневматический поршневой двигатель. Но, при активном участии Ханса Шмайссера, мы смогли восстановить и снарядить взрывчаткой сто двадцать две торпеды. Из которых три десятка уже потратил Яков Кут на испытаниях по сбросу их в воду с самолёта.

Для организации этого импровизированного мальчишника мы оккупировали крышу недостроенной десятиэтажной гостиницы рядом с Улеаборгским вокзалом. Пришлось приостановить все работы и дать строителям внеочередной выходной. Столы были накрыты в технических помещениях, а на самой крыше установили только кресла. Из спиртного по моему распоряжению было только пиво. Да и то – светлое и лёгкое. Зато с закусками ограничений не было. Столы ломились от изобилия мяса и рыбы. Впрочем, народ больше радовался встрече со старыми друзьями и активно общался, чем предавался чревоугодию. Погода тоже нас не подвела. Было тепло и светило яркое солнце.

Чтобы нас никто не потревожил, Вильхо Хеландер, нынешний глава пионеров в Улеаборге, мобилизовал всех боевиков и расставил парными постами вокруг гостиницы. А люди Артура Усениуса контролировали лестницу внутри здания.

Поев, выпив и со смехом повспоминав наши детские и подростковые приключения, народ разбился на группы по увлечениям. Наши авиаторы продолжали мучить Якова Кута вопросами о полярных полётах. Олави Киннуен вместе с сыном Ээро Эркко – Юхо, насели на моего названного братца Лукаса с вопросами по организации радиопередач. А Петер грел уши возле наших авиаторов. Мелкие упросили меня взять их с собой, клятвенно заверяя, что будут хорошо себя вести и даже смотреть не будут в сторону пива.

Я же подсел к моим силовикам, Усениусу и Стрёмбергу, которые даже на этом празднике жизни умудрились разложить какие-то бумаги и яростно о чём-то спорили.

– Что за шум, а драки нету? – поинтересовался я у них.

– Да вот, спорим как назвать наше пионерское ополчение. Бригадой или дивизией. Ялмар хочет дивизию, а я настаиваю на бригаде, – пояснил мне Артур Усениус.

В январе месяце Ялмар Стрёмберг проводил первые совместные учения всех наших боевиков и их слаживание. Всего набралось восемь рот – по одной на каждую губернию княжества. Этим летом мы планировали совместить пионерские игры и военные учения. Вот мои командиры и спорили как обозвать получившиеся силы. У меня так и чесался язык ляпнуть про «банду Хухты», но я сдержался и вместо этого предложил:

– По-хорошему, если их объединить в батальоны двуротного состава – то это полк. Вот полком и назовите. Чтобы никому из вас не было обидно.

– А давайте песни петь! – вдруг громко заявил Микка, явно перебрав пива.

И тут же затянул написанную мной «На джунгли спустилась ночь». Песню подхватил ещё один мой кузен – Раймо, сын дяди Тапио. А затем к пению присоединились и все остальные. Спели «Приятель правда» и «Метель», а затем насели на меня с просьбой сочинить ещё чего-нибудь и прямо здесь.

Почесав затылок, я вспомнил одну подходящую песню-кричалку из моего первого мира. Вернее, я вспомнил её ещё лет в шесть или в семь и, записав, забыл о ней. А вот сейчас вспомнил повторно и подумал, что она вполне подойдёт.

– Тойво, лист бумаги и карандаш, – скомандовал я Антикайнену, который попал на это застолье как мой адьютант.

Получив нужное, я тут же накидал текст, попутно проведя замены слов. Уж слишком специфичными были англицизмы в оригинальном тексте. И отдал на переписывание Лукасу и Петеру.

– На русском? – сморщился Петер, у которого были проблемы с изучением языка.

– На русском. А что такого? – удивился я. – Его все знают в нашей компании. Не ной, пиши, мелкий. Время не ждёт.

После того как текст размножили и раздали гостям, я спел пару раз сам, показывая интонацией, вместо музыки, как песня должна звучать. Благо, что почти все из собравшихся пели в церковных хорах и довольно быстро поняли, что я от них хочу. И песня им понравилась. Они с удовольствием орали куплет за куплетом. А я орал вместе с ними, радуясь последним спокойным денькам перед началом приближающейся большой беды. Но мне всё равно было хорошо, так как я был окружён верными друзьями и товарищами.

Номер один девочка свамп

Не ем уже день не сплю уже два

Номер один сказка моя

Где же мой Джинн загадал бы тебя…

Глава 15

Глава 15

28 июня 1914 года. Улеаборг.

Не знаю насколько под моим влиянием поменялся этот мир, но даже эрцгерцога Франца Фердинанда убил не Принцип, а некий Мухамед Мехмедбашич, закинувший бомбу в автомобиль наследника Австро-Венгерского престола. Мне эту новость поведал Артур Усениус, натаскивавший своих парней на охрану моей тушки во время выборов.

Я как раз вернулся из городской управы, где проголосовал за своего противника из либеральной партии. А тот, в свою очередь, отдал голос за меня. Всё это действо сопровождалось шумом, гамом, музыкой и магниевыми вспышками фоторепортёров. Пожав друг другу руки и взаимно пожелав удачи, мы разъехались в разные стороны – в свои предвыборные штабы.

Впрочем, я не сомневался в своей победе. Вовремя вспомненная методика получения предварительной информация из моей первой жизни, позволила узнать итоги голосования заранее, не дожидаясь следующей среды. До экзитполов в этом мире никто ещё не додумался. Так что мои пионеры вполне спокойно проводили опросы проголосовавших людей. Собранные к обеду данные показывали, что я лидирую в обоих уездах и столице губернии. Причем, отрыв от конкурента был просто огромным.

– Срочная телеграмма из Гельсингфорса, мой диктатор, – поведал мне Усениус, как только мы остались в моём кабинете дворца пионеров одни. – В Австро-Венгрии, в Сараево, убит взрывом бомбы наследник престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его супруга. Убийца, некий Мухамед Мехмедбашич – задержан.

– Мухамед? – в недоумении переспросил я. – А как же Принцип?

– Принцип? – теперь пришёл черед удивляться и Артуру. – Матти, ты про что? Про какой принцип?

Этот мир точно не мой. В моём эрцгерцога застрелил серб Гаврила Принцип. А здесь – взорвали. Причем, покушался какой-то мусульманин, если судить по имени и фамилии. Это что, Франца Фердинанда турки что ли кокнули? Или албанцы? Кому теперь Австрия будет войну объявлять? Мало того, что я не помнил точной даты покушения, так теперь ещё и это. Вот же гадство. Это, выходит, что и войны не будет? Или будет? В голове крутилось множество вопросов, ответов на которые у меня не было. Оставалось только ждать.

– Не обращай внимания, – отмахнулся я от вопроса Усениуса. – Но постарайся разузнать про это убийство как можно больше. И найди способ получать свежие венские газеты. Записал? А теперь расскажи как продвигается подготовка к операции «Доллар»?

– Зарегистрировали транспортную компанию, взяли в аренду три самоходные баржи и заключили контракт на поставку строительного камня в Росток на базу «дивизиона балтийского моря».

– Проблем с получением разрешения не было?

– Тамошний начальник, контр-адмирал Роберт Мишке, принял через своего адъютанта взнос на некие культурные мероприятия в размере двух тысяч имперских марок и подписал разрешение. Больше волновались. Так, что ещё? А! Взрывчатку доставили. Парни установят её уже перед самым делом, после твоей отмашки. Места подрывов выбраны и проверены.