Текст книги "Великий диктатор. Книга четвертая (СИ)"

Автор книги: Alex Berest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Дирижабль! – прокричал ворвавшийся в кабинет пехотный капитан. – В небе висит германский дирижабль! Именно с него боши и корректируют свою осадную артиллерию.

Подтверждая его слова, здание дворца тряхнуло от нескольких близких разрывов. На месте скульптуры арабского воина, украшавшего въезд на Йенский мост, взметнулся вверх столб обломков и пыли.

– Вызывайте пилотов, пусть попробуют сбить или отогнать эту летающую колбасу. Иначе боши превратят весь центр в руины, – приказал бригадный генерал.

– Будет исполнено! – козырнул капитан и выскочил из кабинета.

Новая серия взрывов вновь встряхнула старый дворец, и звон стёкол донёсся уже отовсюду.

– Мой генерал. Я думаю, что германцам стало известно местонахождение вашего штаба, и они бьют по нам, – высказал предположение де Голль.

– Вполне может быть, – кивнул Петен и распорядился. – Уходим в метрополитен. Общая эвакуация штаба и госпиталя.

…..

– К вам господин Хонда, мой диктатор, – оповестил меня по внутреннему телефону Тойво Антикайнен.

Я с сожалением отложил Петроградские Ведомости, в которых была большая статья Константина Антипова, в коей он, с присущей только ему живостью описания, излагал ход судебного процесса над княгиней Евгенией Шаховской, застрелившей Григория Распутина. Судя по всему, её адвокат, Александр Владимирович Бобрищев-Пушкин, в скором времени добьётся освобождения своей подзащитной.

И это несмотря на давление со стороны монаршей семьи. Почти весь Петроград встал на защиту княгини. Если раньше её поливали грязью все, кому было не лень, за распутное поведение на фронте и аборт, то после стрельбы в доме по адресу Гороховая 64 она стала настоящей героиней. Те, кому Распутин уже давно стоял поперёк горла, в короткий срок организовали сбор средств на защиту бывшей пилотессы. А собранные за два дня по подписке почти сто тысяч рублей помогли нанять лучших адвокатов и юристов для защиты Шаховской.

– Да, да, я его ожидаю. Проси, – ответил я своему адъютанту и с сожалением покосился на недочитанную газету.

– Пляши, Матти-кун, – заявил мне Котаро Хонда как только оказался в моём кабинете. – Я нашёл то, о чём ты так долго мечтал.

– Неужели алюминий? – не поверил я, так как знал, что в Финляндии моего предыдущего мира алюминиевых пород практически не было.

То небольшое месторождение бокситов, которое удалось обнаружить в Лапландии, уже почти истощилось. Хоть мы и успели создать запас этого металла до начала войны, но новое месторождение будет явно не лишним.

– И насколько оно богатое? Где находится? На наших землях – или придётся выкупать? – засыпал я японца вопросами.

– А вот не скажу, пока не спляшешь! – ехидно улыбнулся Хонда.

– Ну, значит, не узнаю. Не могу я танцевать. Травма у меня, – я кивнул в сторону костылей, прислоненных к картотечному шкафу, и демонстративно вытянул из под стола ногу в бинте.

Три дня назад преставился барон Рамзай. Он и так протянул больше, чем давали ему времени врачи. Всё-таки, что не говори, он был сильным стариком. Вчера прошли похороны. Пышные, многолюдные, с привлечением финляндской гвардии и с артиллерийским салютом. И вот на его поминах я первый раз в этой, новой жизни, перебрал с алкоголем. И во время спуска по лестнице оступился. Нога подвернулась, вызвав резкую и сильную боль, которая меня почти протрезвила, поэтому и падение я уже контролировал, не допустив встречи моей головы со ступеньками.

Меня тут же окружила охрана и, подхватив под руки, поволокла в автомобиль. Благо, что прощание с генералом было организованно недалеко от моей фармацевтической фабрики, на территории которой находилась небольшая клиника. Туда-то меня и доставили. К моему удивлению, встретил нас не дежурный врач, а мой компаньон Пол Ярвинен, который засиделся над каким-то исследованием и, узнав кого привезли, тут же кинулся на помощь. И с ходу, ощупав мой опухший голеностоп, предположил, что это простой вывих. Но на всякий случай решил сделать мне рентген повреждённой конечности.

Надо сказать, что моё давнее распоряжение о проверке влияния рентгеновских лучей на здоровье исследуемых исполнял именно доктор Ярвинен. Он облучал мышей, крыс, морских свинок, кроликов, и очень быстро пришёл к выводу о вредном воздействии лучей на живые организмы. Ничего нового, он, по сути, не открыл. Подобные исследования проводились повсеместно. В 1904 году помощник Томаса Эдисона Кларенс Далли стал первым зарегистрированным человеком, умершим в результате воздействия рентгеновских лучей.

Но я же давал своим учёным задание не столько выяснить угрозу воздействия излучения при проведении рентгенограмм, сколько найти средства защиты от этих невидимых лучей. Том Ярвинен, проводя эти исследования, очень увлёкся новой темой. Он даже связался с северо-американским стоматологом Уильямом Гербертом Роллинсом, который ещё в 1902 году призывал использовать для защиты глаз очки со свинцовыми стёклами.

Через полгода интенсивной переписки Роллинс плюнул на свою стоматологическую практику в Новом Орлеане и переехал к нам в княжество, где они вместе с Ярвиненом увлеченно экспериментировали над средствами защиты. Благо, что нам по-прежнему присылали революционеров на опыты, и двум новоявленным радиологам было на ком проводить исследования. Они даже придумали единицу измерения радиации и назвали её – «ЯР», по первым буквам своих фамилий.

И вот, для того чтобы сделать мне рентген нижней части повреждённой ноги, меня закутали в целый балахон со свинцовыми плитками, а сам Ярвинен во время работы аппарата находился в специальной кабинке, полностью, как он заверял, защищённой от проникновения рентгеновских лучей.

– Доктор, вы бы лучше сам аппарат обложили свинцовыми плитами, чтобы не допустить излучения в разные стороны, – посоветовал я нашему нобелевскому лауреату, когда он хвалился средствами защиты.

– Вот же! Я даже не подумал про такое, – задумчиво пробормотал Ярвинен.

В итоге, на снимке оказалось, что у меня нет ни перелома, ни даже накола. А значит, я получил самый простой вывих. Мне смазали какой-то мазью опухшее место и наложили тугую повязку. После чего, вручили пару костылей и отправили домой. Правда, домой я не поехал. Не хотел пугать своей травмой беременную супругу. Созвонившись с ней и отговорившись срочными делами, я велел отвезти меня в пентхауз небоскрёба.

– Что случилось, Матти? – удивился Котаро Хонда, вырывая меня из воспоминаний. – Только не говори мне, что в тебя опять стреляли.

– Нет. Слава богу, не стреляли. Выпил лишнего и оступился на лестнице, – честно признался я японцу. – Но за хорошие новости могу и спеть. Я неплохо пою. Особенно церковные гимны.

– Ой, да Бисямон с тобой, – непонятно кого упомянул мой инженер. – Я и без твоих песен и плясок обойдусь. Одно дело всё-таки делаем. Но пару моих просьб ты всё-таки выполнишь.

– Да хоть три, – снисходительно кивнул я. – А кто такой этот Бисямон, про которого вы сказали?

– А! Это японский бог богатства и процветания. Ладно. Давай вернёмся к алюминию.

– Я не против. Хотите что-нибудь? Кофе или чай? Есть очень хороший китайский жёлтый чай. Недавно отец Антона Фоккера новую партию прислал.

– Лучше кофе. А чай, если можно, ты мне пришли домой. А то я знаю, что твои мальчишки-адъютанты его заваривать не умеют.

– Ну, почему не умеют? – улыбнулся я, после того как заказал Антикайнену два кофе. – Вот ваш младший, Джиро Хонда, вполне хороший чай заваривает. А ведь он тоже мой адъютант. Ладно, оставим обсуждения способов заварки чая на другое время. Поведайте мне, что там со свинцовым рудником, алюминием и строительством железной дороги. Или Уно Гюллинг ещё не добрался туда?

– Добрался. Одна колея уже проложена. Поэтому я и дал добро на завоз оборудования для разворачивания добычи вульфенита.

– Вульфенит? – удивился я. – В отчётах Рамзая были сведения о галените.

– Галенит лишь поверхностно залегает. Нижние слои все сплошь из вульфенита. Твой геолог же не копался глубоко. Пробил малые шурфы, взял пробы и уехал.

– Хм. Так если это вульфенит, то значит, что кроме свинца, у нас будет ещё и молибден? Я ничего не путаю? Это именно молибденовая свинцовая руда?

– Не путаешь. Всё так и есть. А ещё в руде приличные примеси серебра и золота. Очень богатое место. Я, порой, удивляюсь вашей стране – столько разнообразных полезных ископаемых не часто встретишь.

– А ещё у нас и самородное золото где-то скрывается. Но очень хорошо скрывается.

– Ты про что, Матти?

– Я про золото Лапландии. Ведь добывают же старатели по пять-шесть фунтов золотого песка. Значит, где-то есть жила, откуда этот песок берётся. Надо бы всю страну перекопать, глядишь и найдем ещё кучу всякого разного и полезного.

– Вот и мой помощник, пробил шурфы в стороне от пласта вульфенита и наткнулся на нефелин. Это алюмосиликат, если это название тебе о чём нибудь говорит.

– Ну, лекции по минералогии и кристаллографии нам в университете читал приват-доцент Сергей Попов, а он один из учеников и последователей академика Вернадского. Так что я знаю о чём идёт речь. А это точно месторождение а не единичное вкрапление?

– Точно. Мы пробили не меньше полусотни шурфов и провели пробное вскрытие ближайшего выхода пласта. Он, кстати, уходит в сторону от твоих владений, так что тебе придётся выкупать ту землю. Подробную карту я тебе привёз. И, Матти, помнишь, я просил тебя выполнить две просьбы?

– Помню. Я же пообещал три выполнить. Что-то особенное надо?

– Ну, как сказать. Первая – это просьба о помощи, а вторая – это возможность подзаработать.

– Заинтриговали, однако, – усмехнулся я. – Внимательно слушаю вас.

– У моего помощника, Григория Нахимсона, который и нашёл это месторождение, есть младший брат, которого арестовали за революционную деятельность и сослали в Либаву на три года без права выезда. А когда началась война, младший Нахимсон испугался возможного наступления германцев и покинул город. За что и был арестован в Петербурге. То есть, в Петрограде. И ему, этому Семену Нахимсону, грозит тюремное заключение и ссылка в Сибирь.

– Давайте полные данные на этого человека, и я его вытащу «на опыты» в Гельсингфорс, и затем отправлю на Шпицберген или Медвежий. Кстати, – я даже немного подзавис, когда вспомнил про Калинина и Ворошилова, которых также отправил на остров Медвежий.

Достал ежедневник и записал себе напоминалку, что надо эту парочку отпускать уже. Ссылка у них была по 1 января 1915 года. Вот только надо будет сначала с жандармами проконсультироваться куда этих поднадзорных девать. Или им передавать или сразу на все четыре стороны отпускать.

– А этот, Нахимсон, он кто по образованию?

– Старший? Горный инженер. Или ты про младшего? Тот вроде бы обучался экономике и медицине.

– Ну, отправим его вашему товарищу, профессору Кикунаэ. Он сам решит кто ему нужен больше – финансист или медик. А что за вторая просьба?

– На меня вышел мой бывший коллега по Токийскому университету Ивасабуро Такано. Он тоже, как и я, был мобилизован со своими студентами и попал в плен. И тоже подвергся гонениям. Но, в отличие от меня, после смерти императора Мейдзи, вернулся в Японию. Где и основал экспортную компанию. И так получилось, что у него сейчас на складе скопилось большое количество старого и трофейного стрелкового оружия. Около полумиллиона различных винтовок: китайские маннлихеры, русские берданки и трёхлинейки, старые японские ружья, разработанные Цунэёси Муратой, американские винчестеры и спрингфилды. Всё это оружие должно было уйти в США на переплавку, но с началом войны он решил продать его не как лом. И связался со мной.

– И сколько он хочет за них? Надеюсь, не как за новые? – усмехнулся я.

Даже если половина из этих стволов уйдёт в переплавку, то остальные можно и восстановить. И их с удовольствием заберут военные.

– Он озвучил цену в рубль за ствол. Но, чтобы сделка состоялось, я должен лично присутствовать на ней.

– Ха! Хотите посетить родину? Поезжайте. А заодно осмотритесь там, и может кого к нам на заводы завербуете.

– Но пятьсот тысяч рублей, – как-то неуверенно произнёс Хонда. – Это ведь большие деньги, чтобы тратить их на неизвестный хлам.

– Я вам доверяю, сенсей-сама, – с улыбкой произнёс я и, не вставая с места, поклонился. – Только у меня к вам будет встречная просьба, помимо набора специалистов, конечно.

– Весь во внимании, Матти, – так же сидя отвесил он мне поклон.

– Сопроводите в Японию Джона Виллиса. Отправлять его через Атлантику сейчас из-за войны слишком опасно. А так, вы на Транссибирском экспрессе доберётесь до Владивостока, а оттуда морем до вашей родины. Насколько я смог выяснить, из Нагасаки и из Токио ходят лайнеры в США. К тому же, вы владеете английским, не хотелось бы, чтобы наш новый компаньон попал в какие-нибудь неприятности из-за незнания языка.

– Буду рад помочь, Матти. Я и сам пару раз из Токио отправлялся в США, так что подскажу американцу что и где. Да и мне будет не так скучно ехать в его компании. Всё-таки двенадцать суток в поезде – это очень много.

– Вот и научите американца игре в «Го». Только ваш набор берите, магнитный. А заодно, предложите вашему японскому другу купить лицензию на производство подобных игр. Думаю, что путешественники в вашей стране быстро оценят всё удобство игры, когда не боишься, что фишки или шахматы убегут от тебя из-за тряски.

Глава 20

Глава 20

Гельсингфорс. Январь 1915 года.

Сидеть и ждать было невыносимо. Чтобы хоть как-то отвлечься, я взялся за написание статьи в «Пионерскую правду» с призывом к пионерам – стать технической элитой империи. Если слухи всё же верны и в княжестве объявят мобилизацию, то пусть мои питомцы хоть не в окопы пойдут, а станут водителями, мотористами и авиапилотами.

Писал, а сам чутко прислушивался к происходящему в гостевой спальне, примыкавшей к столовой. Но из-за плотно закрытых дверей ничего не доносилось. Да в принципе и не могло быть слышно. Сама спальня располагалась за небольшой прихожей и коридором. И изолировалась аж тремя дверями.

– Привет! Ещё не родила? – оторвал меня от текста статьи звонкий голос Артура Усениуса.

– Здравствуй, Артур, – поздоровался я в ответ и отрицательно покачал головой. – Не знаю. Ничего не слышно. Наверное, ещё нет. А ты-то откуда узнал, что Татьяна рожает?

– Согласно твоего же протокола безопасности охрана предупреждает меня о всех нестандартных происшествиях. Да я и так к тебе собирался съездить.

– Что-то случилось?

– Мы наконец нашли тех, кто мутит воду и призывает записываться в добровольцы для поездки в Германию, чтобы воевать с Россией.

– И кто это?

– Ты не поверишь. Но это Вяйне Кокко и Улоф Пальме.

– Ты прав. Я не верю. Что может быть общего у главы студенческого братства Остроботнии и шведского нациста?

– Наци… Кого? – не понял меня Усениус.

– Нациста. Последователя теории Франца фон Листа о расовой чистоте народов. Именно Лист ввел в 1888 году такой термин как криминальная биология, – пустился я в разъяснения. – И именно этот германец и придумал теорию о том, что есть избранные, чистые нации, а есть смешанные, грязные, то есть – неполноценные. Вот Пальме и считает нас, финнов, расово неполноценными. Дескать, мы слишком рано убежали из-под шведской хозяйской руки, и нас надо вернуть в состав королевства, где и заняться перевоспитанием. Вот я и не верю, что чистокровный финн Кокко мог лечь под этого шведа. Что-то здесь и вправду не чисто.

– Хм. Ты прав. Поэтому я тебе так и сказал, что ты не поверишь. «Финская Дубинка» (Suomalainen Nuija), которую и возглавляет Кокко, всегда дистанцировалась от прошведских организаций. Хотя у них в организации и так полным полно шведов.

– Ну, если быть честным, то и мы с тобой, Артур, имеем в себе шведскую кровь. Ты на треть швед, я на четверть, но это не делает нас теми, кто готов перевоспитывать нации или идти воевать за врагов нашей империи. Так что, следи за Кокко и Пальме очень тщательно. Пусть соберутся всем своим обществом, а затем мы их и возьмём. И подтяни свободных боевиков, чтобы нам хватило людей для этой акции…

– Привет, парни! Ещё не родила? – прервали моё распоряжение, которое Артур тщательно записывал в ежедневник.

– Томми? – удивился я, когда узрел, кто нас прервал. – Ты чего это к нам приехал?

– Это простительно, Матти, – усмехнувшись и поручкавшись с нами, мой кузен плюхнулся в свободное кресло. – Я тоже, когда София рожала, порой выпадал из реальности.

– Эээ? Ой! Точно! Мы же с тобой договаривались на сегодня встретиться на заводе у Ханса Шмайссера. Ты прав! Всё из головы вылетело!

– Успокойся, братишка. Всё нормально. Я, как узнал, что Татьяна рожает, так сразу всё понял и примчался сюда.

– А ты-то как узнал?

– Позвонил к тебе домой. Горничная мне и сказала. А что такого?

– Да нет. Просто удивился. Ладно, пока есть время, расскажи хоть вкратце, как продвигается изготовление огнемёта и что там с ваксой обувной?

– Вакса-то готова, вот только она сильно химией воняет, и баронесса решила продолжить опыты.

Весной прошлого года мой кузен совершенно неожиданно принял на работу на химический комбинат, баронессу Маргариту Карловну фон Врангель. В 1909 году она окончила с отличием Тюбингенский университет и три года практиковалась у самой Склодовской-Кюри. После чего вернулась на родину, в Ревель, но работу по специальности там так найти и не смогла. Но на инженерной бирже нашла наше старое объявление и, на удачу, написала Томми Саари. И удача ей улыбнулась.

– Лучшее – враг хорошего, – процитировал я Вольтера. – Нет, нет. Пусть баронесса продолжит свои изыскания, но и ту, вонючую ваксу, ты мне тоже пришли. Если у неё устойчивый химический запах, то она точно будет отгонять насекомых в лесу летом.

– Кстати, да, – кивнул и Усениус. – Томми, ты тогда и мне пришли партию ваксы.

– Ему тогда всё присылай. Он и проверит, – махнул я рукой. – А с огнемётом что там?

– Сделали. Довели до ума. И саму установку и горючую смесь. Дальность стрельбы увеличилась до тридцати пяти метров. А в качестве горючего мы решили использовать смесь мазута, керосина и нафталиновой кислоты…

Хлопнула дверь гостевой спальни, и я, тут же забыв про шведских нацистов, огнемёты и ваксу, подскочил из кресла и развернулся к улыбающейся служанке.

– Господин барон, поздравляю, у вас сын…

…..

– А глазки точно твои, – устало улыбнулась мне Татьяна, демонстрируя кулёк с запеленованным ребёнком.

– Ну, проснётся, тогда и сравню, – ухмыльнулся я и поцеловав супругу, взял младенца на руки. – Спасибо тебе, родная, за сына.

– Ты что, мне не веришь, что у Матти-младшего твои глаза? – возмутилась Татьяна. – И вообще, как ты его держишь?

– Нормально держу. Или ты думаешь, что я племянников и племянниц многочисленных не нянчил?

А если ещё и вспомнить двух сыновей из прошлого мира, то я вообще опытный нянька. Но вслух это я не сказал, а спросил о другом.

– Всё-таки Матти? Не Микка?

– Я думала, что мы с тобой уже всё решили с именем?! – почти прошипела Татьяна, и я ей успокаивающе кивнул, соглашаясь с её выбором, ей сейчас точно волноваться не стоит. – И вообще, он же полная копия тебя.

Сражение за имя я проиграл. Хотел, чтобы, если будет мальчик, то назвали Михаилом, в честь отца жены, а если девочка – то Эммой, как мою матушку. Но Татьяна упёрлась, что первенец должен обязательно носить имя отца или матери. Вполне возможно, что её так обработали мои сестрицы и маман. Теперь к коллекции разнообразных Матти в нашем клане добавился ещё один. Полная моя копия – Матти Маттипойка Хухта. Но, естественно, с приставкой – младший.

– Верю-верю. Вон и носик как у меня. Тоже с двумя дырочками, – попытался я пошутить, за что тут же у меня отобрали кулёк с сыном.

…..

– Итак, господа, я собрал вас всех здесь, чтобы огласить вам императорские указы, – устало улыбнувшись, произнёс Леопольд Мехелин.

– А штабс-капитан здесь зачем? – кивнул на меня наш новый руководитель военно-пограничного департамента генерал-майор Хольмсен Иван Алексеевич.

Всё, что я знал про этого генерала, было то, что он норвежец по происхождению и является креатурой графа Витте. Наш сенат назначение генерала одобрил с довольно большим скрипом. А в департаменте откровенно роптали, так как изначально предполагалось назначить на эту должность Павла Петровича Третьякова, который и родился в Нюландской губернии, и закончил Гельсингфорскую Александровскую гимназию с золотой медалью. Но Третьякова отправили к союзникам, договариваться о закупках оружия и боеприпасов, а нам назначили этого норвежца.

– Без этого штабс-капитана, Иван Алексеевич, у нас просто не состоится этот разговор, – усмехнулся Леопольд Генрихович и развернулся ко мне. – Ещё раз поздравляю тебя, Матти, с рождением сына. И первый высочайший указ касается непосредственно тебя. За изобретение и своевременный выпуск бронированных машин, применение которых сыграло важную роль при взятии Кёнигсберга, его императорское величество досрочно присваивает тебе чин капитана.

Мы с Эдвардом Франссоном непроизвольно переглянулись. Ведь только-только кое-как урегулировали казус моего прыжка из подпоручика в штабс-капитаны, и вот опять.

– Спасибо, ваше высокопревосходительство, – поблагодарил я Мехелина не вставая с места, за что тут же был подвергнут выволочке.

– Господин штабс… Господин капитан, извольте встать по стойке смирно и ответить на высочайшее пожалование как положено офицеру, – взревел Хольмсен.

– Господин генерал-майор, а я не просил себе воинские звания, – огрызнулся я. – Два года назад я ещё был бумажным подпоручиком, чтобы числиться адъютантом генерала Рамзая, как тому вдруг захотелось. Я хоть и прошёл двухмесячный курс обучения в пограничной бригаде, но кадровым военным не являюсь.

– Матти! Давай не будем поминать старое. Что-то ты сегодня какой-то нервный. Не выспался что ли? Или в семье что-то? – осадил меня и генерал-губернатор.

– Нет, Леопольд Генрихович, с семьёй всё в порядке. Просто у меня на заводе, где собирают бронеходы и бронеавтомобили, в ожидании выполнения своего заказа поселился великий князь Олег Константинович. И мне теперь приходиться большую часть времени в сутках уделять ему, чтобы он своей волей чего не натворил на предприятии. Даже сюда, на это совещание, я еле вырвался, организовав Олегу Константиновичу учебный бой в пейнтбольном клубе.

– Ну, да. Понимаю тебя. Великий князь Олег Константинович – тот ещё подарок, – понимающе кивнул Мехелин. – Ладно, продолжим…

– Постойте, господин Мехелин, – прервал чиновника генерал-майор. – Поясните мне, как так получилось, что господин Хухта из подпоручиков за два года в капитаны вышел?

– Эти вопросы вам лучше задать министру императорского двора графу Фредериксу, – тут же перевел стрелки генерал-губернатор.

– Извините, Леопольд Генрихович. Я понял, – тут же включил заднюю наш новый воевода, хотя по его глазам было видно, что ему ничего не понятно и это злило генерала ещё больше.

– Продолжим, господа. Второй указ его императорского величества возвращает княжеству вооруженные силы. Мы с вами должны в кратчайшие сроки создать две пограничные бригады по образцу уже существующей Улеаборгской. Эти части должны будут защитить побережье Ботнического и Финского заливов от возможной высадки германцев, так как двадцать второй армейский корпус генерала Бринкена будет в скором времени отправлен на фронт, – Мехелин прервался, чтобы сделать пару глотков чая из своего стакана. – Кроме этого, имперское министерство финансов передаст нам уже существующую пограничную бригаду. Финансирование всех этих подразделений будет осуществляться за счёт средств специального военного налога, которые раньше княжество перечисляло в Петроград. Вооружение, как ты уже понял, Матти, на тебе. Сенат согласен оплатить в полном объеме стоимость стрелкового оружия, но по довоенным ценам. Ты как? Готов помочь своей Родине?

– Я-то готов, но у меня есть предложение получше, – кивнул я Мехелину. – Вам нужно вооружения на пять тысяч человек? Может тогда мобилизовать уже созданные в каждом уезде ополченские отряды? Их как раз чуть больше пяти тысяч набирается. И они уже вооружены карабинами под наш, финский патрон.

– Господин капитан, может просветите меня, что такое финский патрон и откуда у вас такое количество оружия? – заинтересовался генерал-майор.

Его вопрос вызвал очередное недоуменное переглядывание с нашей стороны. Или его не инструктировали в Петрограде, или он всё мимо ушей пропустил. Ох, и наплачемся мы с таким командиром.

– Барон Матвей Матвеевич Хухта является совладельцем и основным наследником оружейной корпорации, предприятия которой расположены во многих городах княжества. На этих заводах производятся различные стрелковые системы: пулемёты, винтовки и пистолеты. В том числе изобретённые и самим Матвеем Матвеевичем, – пустился в объяснения вместо меня полковник Франссон, почему-то перейдя на русский язык, хотя до этого мы общались исключительно на шведском. – Поэтому и Улеаборгская пограничная бригада вооружена исключительно оружием, произведённым в княжестве. А так как бригада формировалась давно, после Японской войны, то и вооружена она винтовками и пулемётами исключительно восьмимиллиметрового калибра. Позже завод стал выпускать оружие и для Российской императорской армии под трехлинейный патрон. Как я понял, Матвей Матвеевич вооружил ополченцев винтовками из своих старых запасов.

– Не знал. Спасибо за пояснение, полковник, – кивнул Франссону задумчивый генерал-майор. – Извините, господин барон. – Я тоже удостоился кивка. – Наверное, нам с вами стоит отдельно побеседовать, чтобы я побольше узнал о княжестве.

– Всегда к вашим услугам, господин генерал-майор, – натянуто улыбнулся я в ответ.

– Господа, давайте вы побеседуете на отвлеченные темы после совещания, – пожурил нас генерал-губернатор. – По поводу ополченцев, это ты хорошо придумал, Матти. Но их лучше придержать для исполнения третьего императорского указа о формировании добровольческой дивизии. Бригады мы сформируем и за счёт призыва, а вот дивизию надо укомплектовать добровольцами. Вот твои ополченцы и пригодятся.

– Извините, Леопольд Генрихович, но я думаю, что это неверное решение, – осмелился я возразить. – В ополчение народ записывался семейный и возрастной. Вряд ли они обрадуются, если их назначат добровольцами. Оборонять свои родные места они ещё согласны, а вот умирать в окопах где-нибудь в Царстве Польском – это вряд ли. Это дело может плохо кончиться. Ополченцы просто побегут в Швецию и Норвегию. Что негативно скажется на общей ситуации в княжестве.

– Значит, ловить и судить! – тут же высказал своё мнение и наш новый воинский начальник.

– Это делу не поможет, господин генерал-майор, – вмешался в обсуждение и полковник Франссон. – Как я понимаю, если мы не соберём вовремя воинские части и провалим приказы императора, то виновными сделают нас всех. А для обороны побережья придётся снимать войска с фронта, что вызовет недовольство и гнев нашего монарха. Что повлечёт за собой наказания. Я не хочу, чтобы меня разжаловали на старости лет. И вам наверное, тоже?!

– Вы не так меня поняли, полковник, – пробурчал генерал Хольмсен. – Я здесь человек новый, и ещё не успел изучить вашу внутреннюю кухню. Так что решайте сами. Я подпишу любой приказ, лишь бы он не шёл вразрез с императорскими указами и не нарушал законы.

– А в пограничные бригады, значит, эти твои ополченцы пойдут? – решил уточнить у меня Мехелин.

– Они же будут проходить службу на территории княжества. Да ещё им и оклад будут платить. А если это представить как альтернативу возможной принудительной мобилизации, то отбоя от желающих не будет. А вот с формированием добровольческой дивизии – это надо думать, как людей заманить.

– Да объявить мобилизацию и всё! – тут же рубанул генерал-майор.

– Мобилизации в княжестве не будет, – устало произнёс Леопольд Генрихович. – Тут что-то одно, или мобилизация – или чрезвычайный налог. Но налог в приоритете, так как за счёт него можно содержать все три бригады. А вот средства для создания дивизии придётся брать, сокращая другие статьи расходов. И это может очень сильно не понравиться сенату.

– Леопольд Генрихович, а вы испросите разрешение у графа Витте на наш, отдельный, финский военный заем, по образцу имперского, – озвучил я мысль, которая случайно пришла мне в голову.

– Хм. Хорошая идея. Испрошу, – согласился со мной генерал-губернатор. – Тогда мы сможем предложить добровольцам хорошие оклады. Но вооружение всё равно с тебя, Матти. Я, конечно, могу обложить дополнительным разовым налогом всех наших предпринимателей и землевладельцев, но это дело не быстрое, так как надо сначала провести законопроект через парламент и сенат.

– Ваше высокопревосходительство, я могу вооружить дивизию и за свой счёт, но тогда с тремя условиями.

– Господин барон! Вы… – вновь попытался меня урезонить генерал-майор Хольмсен, но был прерван Мехелином.

– Не спешите делать выводы, уважаемый Иван Алексеевич. Иногда условия барона Хухты вполне выгодны как короне, так и княжеству. Продолжай, Матти. Озвучь все свои требования.

– Первое – я вооружаю и снаряжаю дивизию по своему усмотрению. Второе – рабочие моих заводов получают абсолютное освобождение от возможной мобилизации. И третье – моим кадровым агентам будет позволено набирать мастеровых и инженеров среди военнопленных германцев и австрийцев.

– Ха-ха-ха, – хрипло рассмеялся Мехелин. – Сразу видно гения. Это же надо было ещё догадаться – использовать пленных для работ. Не разбегутся?

– Построим отдельные лагеря для них. Охрана у меня есть. Главное, чтобы в Петрограде разрешили. А остальные пункты требований?

– Как я уже и сказал, мобилизации в княжестве не будет. Можешь не переживать за своих работников. Тем более, что они выпускают очень важную продукцию. А по поводу вооружения и снаряжения дивизии, не вижу никаких особых проблем. Дивизия финляндская – вот пусть и отличается от остальной армии. Лишь бы уложиться с её формированием в срок. Надо будет тебя назначить официально ответственным за это дело. Господа, у вас предложения есть? – обратился Мехелин к нашим воякам.

– Можно создать в нашем департаменте управление по делам добровольческой дивизии и назначить Матти её главой, – тут же предложил полковник Франссон, а генерал-майор покивал головой, якобы соглашаясь.

– Ну, вот и отлично. Ещё вопросы есть, господа?

– Леопольд Генрихович, есть ещё небольшая просьба у меня. Так получилось, что я владею заводом в Англии, выпускающим колючую проволоку. И как сообщил мне мой тесть, Михаил Фридрихович фон Коттен, военный атташе нашего посольства Николай Александрович Волков, возжелал приобрести у моего завода проволоки на два миллиона рублей. Вы там, в Петрограде, сообщите тому, кому потребовалась колючая проволока, что мой завод в Выборге производит точно такую же и намного дешевле.