Текст книги "По ту сторону пламени (СИ)"

Автор книги: Abaddon Raymond

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

– Да, но…

– Не парься, – Наас натянуто улыбается. – Скоро появится, смотри: тени удлинились.

– Закат, – еще нет, но воздух уже полнится вечерней прохладой, редеют стаи на проводах. Он прав. Плутон придет. Должна прийти. Ее не было целых пять дней. – Тем более, чары и пакт продвигаются неплохо. Я боялся, Хикан не справится, но, благодаря Янни, он грозится закончить прототип до ночи.

– Прототип? – желтоглазый техник перекроил знак из подвала до скелета. Вычерченная им новая плоть не имеет ни малейшего сходства с покрытым изморозью узором.

– Зарин, – зовет Наас. – Успокойся.

– Я спокойна, – выходит слишком быстро, и он хмыкает:

– Ты кусаешь губы, и ветер не мой, – порыв подхватывает слова. Мимо проносятся, закручиваясь и взмывая к небу, лепестки пепла; мелкий мусор чиркает по голым ногам. – Если кто и ведет себя странно, так это ты.

Мы не говорили с ночи, когда я обвинила его в смерти Тони, а он ударил в ответ. – Я должна извиниться. Мне не стоило говорить…

– Но ты сказала, – прищуривается. – И извиняешься не потому, что тебе стыдно. Ты просто напугана и хочешь, чтобы я тебя успокоил. Но знаешь что? Если искать виноватых, то Тони и остальные мертвы из-за тебя. Ты приняла клятву твари. Мне же стоило просто оставить тебя умирать. Позволить барьеру Заповедника выпить твою силу до дна.

Птицы разом взлетают.

– Стоило, – зажмуриваюсь. Дышать нечем. – Вокруг меня все рушится, ты сам сказал – помнишь?

Звенят выбитыми стеклами дома. Хлопают крылья. Небо тускнеет, будто на город вот-вот опустится ночь. Наас встряхивает за плечи:

– Перестань! Хватит ныть и цепляться за прошлое! Что там насчет свободы? Ты только бесконечно копаешься в себе. Прячешься! Ты не найдешь там ни ответов, ни прощения. Поверь мне, я пытался! Я до сих пор пытаюсь – ни черта не выходит!

– А что еще мне делать?! Как иначе все исправить?! – я перекрикиваю завывания урагана и тревожное воробьиное чириканье.

– Никак! – рявкает Наас. – Мы убили их! И все, кто умрет дальше, умрет из-за нас! Часть тебя всегда будет разрушать. Тебе нужны страх и боль – пища для твоей силы!

– Как тварям… – ветер будто напарывается на стену.

– Да! Как тварям! – в наступившей тишине его голос взвивается до крыш.

– Но я не тварь! Мне плохо, а им хорошо от чужих страданий! Я не хотела никого убивать, – глазам горячо. Вытираю щеки. Наас перехватывает запястья.

– Знаю, – прослеживает шрамы. – Ты не хотела. Вот и главное. Чего ты хочешь. Не что тебе нужно. Чего ты хочешь. Это огромная разница и самый главный вопрос. Не кто ты. Не зачем. Чего. Ты. Хочешь. Скажи мне. Только не про прошлое. Чего ты хочешь от будущего.

– Я… – вытираю нос, – я хочу…

Чтобы Тони и Ниль были живы. Чтобы Айяка не плакала по ночам, свернувшись калачиком и накрыв голову подушкой. Хочу, чтобы Илай перестал замирать, кусая губы, у бурого пятна на асфальте – каждый раз, когда мы выходим из дома. Хочу изменить прошлое, не будущее. Но никакая магия не позволит вернуться назад и переписать историю. Наас прав: я увязла в сожалениях, где нет решений, а одна лишь вина.

Я хочу… иметь достаточно смелости, чтобы подойти к Илаю и прикоснуться к сжатой в кулак ладони. Попросить прощения. Утешить.

Хочу найти правильные слова и отвлечь Айю от ее горя – хоть на минуту.

Хочу…

– Хочу, чтобы мир подписали добровольно. Не Совет, остальные. Не хочу запугивать их. Так мы действительно станем чудовищами, и не только на бумаге – в сознании всех магов Университета. Эйса думает, люди с радостью придут к нам, если сделать магию развлечением. Но она – гораздо больше…

– Говори, – требует Наас, стоит замолчать. – Не думай, сначала говори.

Говорю. Быстро, не давая мыслям оформиться и пойти по кругу:

– Страх. Гнев. Грусть, тревога, ревность, потеря… спокойствие и радость, все чувства составляют волшебство и нас самих. Магия сложная, ранящая, переменчивая. Никогда не была и не будет простой. Мы ведь не такие, а мы и есть магия! Поэтому Университет продолжает существовать в несправедливости, лжи

и трусости. Мы не умеем иначе. Пакт всего лишь проведет черту между людьми и не-людьми. Мы освободимся, но ничего не изменим. А потом кто-нибудь нарушит мир и – что? Что будет? Война?! Скорее – бойня!

– Да, – роняет, отводит взгляд.

– Ради войны твари готовы объединиться, – смех звучит колотым льдом.

– И ради мира тоже, – напоминает Наас.

– Или они просто ждут возможности напасть на весь Совет, весь Университет разом. Вдруг они врут нам? А мы верим из-за общей природы… – он открывает рот, но я не даю сказать. Обхватываю бледное лицо, заставляя смотреть на меня, глажу прохладную кожу. – Было просто верить Плутону, пока никто не умер. Но теперь все иначе, и я боюсь. Ее тоже боюсь, видел бы ты, как она говорила о прошлой войне. Я не вынесу, если… Послушай, ты ведь привел меня к ней. Рискнул собой, мной, Айей – чтобы выполнить данное обещание. Я не понимаю, зачем. Она помогла тебе спрятать силу от ученых. И что? Ты мог нарушить слово. Она даже не человек, – Наас кривится: я говорю, как сказали бы другие. – А ты делал вещи и хуже. Что в ней особенного?

Рыжеволосый маг шепчет:

– Ничего.

– Но тогд…

– А разве у тебя было иначе? Ты-то почему приняла клятву?

– Моя сила больше, и… – широкие брови сходятся на переносице:

– Чушь. Но я тоже не могу объяснить…

– Тогда покажи! – до желваков стискивает зубы. – Пожалуйста! Покажи мне! Вздыхает. Отстранившись, опускается на корточки. Прикладывает пальцы к асфальту. Ничего не происходит – с минуту. Отхожу, отворачиваюсь, и тогда сухой треск наполняет дрожью колени. Вокруг Нааса прямо в камне прорезается знак: близнец чарам, что перенесли нас к озеру у сосен и живому-мертвому Тони. Маг поднимает лихорадочно блестящие глаза:

– Готова?

– Да, – конечно. Это же всего лишь воспомина…

Боль скручивает внутренности. Я дергаюсь – раз, другой, – запястья и лодыжки примотаны ремнями к бортикам каталки. Мигающий зимний свет пульсирует писком в ушах. Гаснет – звук рвется. Загорается – и я выгибаюсь от визга серены. Сменяется красным полумраком. Мимо пробегают люди, крики теряются в утробном вое.

Боевая тревога.

Надо мной мелькает человек в белом халате. Отталкивает каталку в сторону. Мир поворачивается. Удар. Гром железа, резь внутри горячо лопается. Я захлебываюсь воплем. Судорога скручивает кости.

– Отвезите его в лазарет! – рявкают рядом.

– Хайме сказал устранять выброс! Идем!

– А тварь?!

– В клетке! Забей! Пошли!

Поворачиваю голову, чтобы увидеть, как четверо санитаров выбегают из помещения. Мониторы на вогнутых стенах мерцают помехами. На полу – формула, жирные линии бугрятся черным мясом. Едкий кислотный запах дерет горло, и я кашляю до нового острого спазма внизу живота.

– Тише, – шелест сквозь рев сигнализации. Солнечное сплетение накрывает тяжестью. Оглядываюсь и встречаюсь взглядом с рогатой тьмой за прутьями клетки.

Плутон.

Когти вспарывают тонкую ткань больничной робы. Силюсь заговорить, но слова ломаются о стучащие зубы и пенятся на губах.

– Спокойно. Я помогу, – но я бьюсь, хриплю, силюсь вывернуться: в точках, где ее пальцы продырявливают кожу, зарождается холод. Стремительно расползаясь, сковывает тело, даже дыхание оборачивается паром.

– Сейчас тебе станет легче, – паника выплескивается узорчатыми трещинами на потолке. Тварь фыркает:

– Сильный мальчик. Свежий. Ты сгоришь очень ярко, – боль вдруг стихает. Покалывание прогоняет лед из крови. Жадно глотаю химический воздух. Знобит. Тварь склоняется надо мной, прижимаясь лбом к потемневшей от магии решетке. Там, где металл касается угольной чешуи, плоть дымится, птичью лапу браслетом охватывает темное пламя. Стону:

– Отпустиии…

– Это повторится. Раз за разом они заберут твою память. Огонь. Душу. Ты уже видел других?

Я… Наас – почти видит их сейчас. Воспоминание в воспоминании. Янни забился в угол, царапает запястье. Алый в сиянии барных ламп Илай смотрит в пустоту. Ниль трясет его за плечо, но маг огня даже не моргает.

– Я умру здесь, – понимаем мы оба.

– Нет. Если я научу тебя прятать свою силу.

– Зачем? – барьер ранит ее, но тварь придвигается ближе.

– Ты хочешь жить. Я хочу умереть. Я помогу тебе, ты – мне.

– Как? – смеюсь. Прямо сейчас мне не шевельнуться.

– Если послушаешь меня, больше не вернешься сюда. Но появятся новые огненные маги. Рано или поздно. Приведи ко мне следующего прежде, чем его впишут в систему барьеров, пока он невидим для заклинаний. Из архива есть проход в Заповедник. Пусть спустится туда. Дальше я сама направлю.

– Как? – повторяю шепотом. Но она слышит и сквозь сирену. Скалится:

– Я здесь несколько столетий. Моя сила пропитала даже ваши охранные чары. Я почувствую. Я заставлю его почувствовать. Просто приведи в архив. Обещай мне смерть, и я подарю тебе жизнь.

Тревога смолкает вместе с ней. Щурюсь от вспыхнувшего света. Когти впиваются глубже.

– А если обману и не вернусь?

– Вернешься. Вы всегда возвращаетесь к нам, убегая от людей.

– Наоборот…

– Разве? Только во тьме ты можешь быть собой без оглядки.

Решетка искрит. Пахнет горелым мясом, с дымом к потолку поднимаются сажевые хлопья, но Плутон будто не замечает. Лишенные белков глаза в считанных сантиметрах от моего лица:

– Так позволь тьме помочь.

Разглядываю взъерошенную макушку с тонкими рогами. Набухающие глянцем волдыри на обожженных прутьями щеках. Она просит смерти, а я вдруг вижу

желание: не жить, но – остаться собой. Настолько сильное, что от него крошатся стены, гаснут мониторы и вновь заходятся воем сигнальные чары.

Я вижу сходство.

Я обещаю:

– Да. Я убью тебя.

– И все? – собственный голос кажется чужим. Порыв ветра смывает запахи лаборатории. Трогаю живот. Маг усмехается и задирает футболку, показывая полукруг из пяти рубцов.

– И все. В ней не было ничего особенного. Просто испуганное создание. Я видел такое же в зеркале и вижу сейчас перед собой, – легко толкает меня в грудь. – Мы одинаковы. Вот и подумай. Как бы на ее месте поступила ты?

– Я убивала ради месяца без тварей. Сейчас на кону слишком многое.

Наас фыркает, обхватывает за плечи:

– Ты лучше, чем думаешь о себе. Это правда, не извинение, – коротко гладит мой разбитый подбородок. – За твоими поступками нет зла. Но если ты еще раз обидишь Айяку, я опять тебе врежу.

Выдыхаю. Он серьезен, но честен.

– Договорились.

Запускает пальцы в волосы:

– Гибель Совета ничего не изменит. Выберут новый. Даже если твари прорвутся в Университет, всех не прикончат: внутри хватает автономных убежищ. Часть магов выживет. Со временем восстановят силы и продолжат охоту с удвоенным рвением. Мир не особенно выгоден старшим тварям: придется ограничивать себя в питании. Хотя не нужно будет постоянно менять ареал обитания, прячась от магов… особенно для Высших это важно. Их присутствие очень заметно. Плюс, Высшие еще получили подпитку от нашей магии. Но вот младшие – для них пакт станет спасением.

– Но они ничего не решают. Все в руках Высших, а те уже получили личных магов огня. Клятвы не расторгнуть, – структура поразительно напоминает Университет: Высшие – Совет, старшие – ученые и администрация. Самые слабые – охотники, искатели, техники и прочие, которым не хватило способностей или удачи добраться до власти. А клятва подобна метке на шее: не спрятаться, не стереть.

– Верно. Но теперь они зависят от нас, помнишь? Когда ты паникуешь, твоя сила не только снаружи все ломает, – Наас оглядывается на лишившиеся краски и лепнины дома. – Ей сейчас больно. Успокойся. Она потому и не приходит. Быть с тобой рядом – невыносимо.

Я отступаю. Наас успокаивающе поднимает ладони:

– Потерпи. Осталось чуть-чуть. День, максимум два. А потом…

– Что потом? После пакта? – беспомощно качает головой:

– Жизнь? – жизнь скользит совсем рядом, за старыми стенами и мутными провалами витрин. Танцует дымом в тени рыжеволосого мага. Я нашла ее по эту сторону пламени, но что ждет нас на другой? – При лучшем раскладе – останемся в Университете. Ты права, идея Эйсы с собственным орденом – чушь собачья. Его не особенно любят, даже не воспримут всерьез, профессорского сынка-то! Вот если бы Сойт Роэн предложил… им все восхищаются… но неважно. Без денег, на одном энтузиазме никто долго не протянет. Поэтому останемся. Почти заложниками – Совету только это и надо, но, с другой стороны, твари пройдут за

нами даже сквозь защитный контур. Хорошо, что не все Высшие связаны клятвами: даже если нас заманят в ловушку и убьют, на свободе остануться твари, которые объединят старших и младших для мести. Совет не рискнет… да ты сама понимаешь. Прятаться под носом у врага проще: мы будем на виду у кучи людей, которые не поддерживают политику Гофолии. Продолжим изучать магию, сдадим экзамены и начнем выполнять задания. Приключения, путешествия, невероятные существа… ты не представляешь! Они не похожи на тварей и на нас тоже. Рядом с ними реальность перекраивается, получаются места даже более сумасшедшие, чем Отрезок! По-хорошему сумасшедшие, – смеется маг. Солнце путается в сияющих золотом прядях. Его запах – влажная земля, цветущие деревья. Первое волшебство: весенняя свежесть в ветхой комнате с наглухо затворенными окнами. Первое убийство.

– Я однажды… боже, это не пересказать. Послушай, магия… ты ошибаешься. Она бывает не только страшной или злой. Иначе никто бы не цеплялся за чертов Университет. Знак у тебя за ухом, – трогает отзывающиеся дрожью линии, – да – метка, исключающая бегство, но и пропуск дальше, чем можно вообразить! Я покажу тебе, когда вернемся! Пройду инициацию и возьму с собой на первое же задание. Кан разозлит… – осекается. Забыл. Забыть очень легко. Растерянное выражение надкалывается морщинками у ярких губ. Обнимаю, глажу между лопатками.

– Все хорошо.

Наас глухо говорит:

– Кан сказал: Тони сам напросился.

– Что?

Горько усмехается:

– Когда связался со мной. Сказал, что мы опасны, что была бы его воля – запер бы всех магов огня в Заповеднике, как Мантикору. Сказал то же, что и ты: мы портим все, к чему прикасаемся. Поэтому он и не хотел, чтобы ты и я жили вместе. И вообще встретились. Сказал: когда огненные маги объединятся, это станет началом конца. Сказал, что Тони умер из-за меня, – голос пляшет от сдерживаемых слез.

– Прости, – мотает головой:

– Вы оба правы. Но он хотел убить нас, а ты – спасти. Может быть, этот путь действительно – начало конца, но мы пройдем его вместе или умрем. Говори мне, что хочешь. Плевать! Пока ты стараешься, все в порядке.

Ничего не в порядке.

Но в его взгляде боль переплетается с решимостью.

Однажды Наас отыскал дуновение надежды за смрадом болезни и вины. Не растерял веры в людей и тварей даже теперь. Я закусываю щеку изнутри, чтобы не расплакаться – вот, где скрывается настоящая магия:

– Это грандиозный мир, Зарин. Ты не видела и десятой его части. Я притащил тебя сюда. И Тони… Кана. Айю. Я идиот, я должен был… я не хотел ничего такого. Но обещаю, потом будет лучше. С Университетом или без.

– Я бы в любом случае приняла ее клятву, даже зная о возможных последствиях, – прошлое не изменить, ведь чтобы сделать другой выбор, нужно быть другим человеком.

– Знаю, – со смешком выдыхает мне в шею. Легко целует. – Кажется, уже тогда знал.

– Спасибо, – что выбрал меня. И все еще выбираешь.

– Всегда пожалуйста, – хмыкает маг.

– Я серьезно, – отстраняюсь, чтобы заглянуть в теплые глаза. – Иначе я превратилась бы в Янни, – или загадочно искалеченного Мантикору. – Я влипла, когда не съела предложенный Ниной леденец. Ты спас меня.

– Подожди говорить о спасении, – морщится.

– Нет. Самое время, – отпускаю его, шарю по карманам.

– Что?

– Я не выкинула, – достаю граненый камешек. – С его помощью можно стереть воспоминания?

– Или превратить в сон, в услышанную историю. Изменить еще тоже, – хмурится. – Только память? Или… приоритеты? – избавить Энид и прочих от картины смерти Кана было бы верным решением. Простым. Но я не в силах принять его.

– Одна мысль способна изменить все. Что ты хочешь сделать?

– Я сама пока не уверена.

– Осторожней с непенфом, – просит. – Я бы сказал: избавься, но их чертовски трудно достать.

А иногда и несправедливые меры необходимы – остается несказанным.

– Да.

– Если захочешь внушить мысль – дождись начала действия непенфа и назови человека по имени. Иначе он запомнит все нереальным, хотя прямые указания почти наверняка исполнит.

– Почему? – Нина не спросила моего имени. Значит, была уверена, что даже с искаженной памятью я не выброшу колбу с прахом.

– Не уверен, – Наас чешет лоб. – Включается какая-то подсознательная суеверность, или вроде того. Знаешь, когда люди обходят черных кошек или избегают ступать на трещины? У каждого есть свои страхи и ритуалы, чтобы успокоиться. Желание исполнить требования, озвученные рядом с приемом непенфа из этой же серии. Тупое, но неодолимое.

– Ясно. Хорошо, – леденец отсвечивает травянисто-зеленым и клеится к коже. Прячу в карман.

– Прогуляемся? – Наас отступает, опускает ресницы: пытается убежать от своей обретающей плотность тени.

– Ты говорил с ней?

– Нет, – ерошит волосы на затылке. – Надо, знаю. Сегодня ночью, – повышает голос, обращаясь к клубящейся под ногами тьме. – Сегодня ночью они придут утвердить пакт, – бледно ухмыляется маг, становясь странно похожим на мелькнувшую за его спиной и пыльной витриной гривистую тварь. Коротко оглядывается.

– Иди к ней, – ты же хочешь. Тебе же нужно.

– Я… – сутулится и прячет руки в карманы джинсов.

– Боишься. Ничего. Иди.

– Ты тоже боялась Плутона? После клятвы? – на переносице прорезаются глубокие морщинки. Их следы уже не исчезают, даже когда Наас улыбается. Признаюсь:

– Я была в ужасе.

– Правда? – удивленно взлетают рыжие брови. – Мне показалось, вы сразу поладили.

– Нет. Я до сих пор ее не понимаю, – где она? Трогаю шрам на ладони в поисках ответа. Парень ежится:

– Кошмар.

– Да, – он не двигается с места, поэтому я ухожу первой. Коснувшись на прощание прохладной щеки, встречаюсь взглядом с облачившимся в плоть чудовищем. Крестообразные зрачки неподвижны, плоский череп с роговыми наростами на скулах обтянут дымной седой шерстью. Тварь просачивается сквозь стекло, охаживает впалые бока тонким, с проступающими позвонками хвостом. Мощные львиные лапы не вяжутся с изогнутым костлявым телом, но она грациозно переступает по битому асфальту, струится, будто привидение. Наас рывком разворачивается, едва создание заговаривает:

– Ни-ве-тишшш, – треугольная пасть легко падает, показав три ряда акульих зубов, и медленно, с усилием, поднимается. Маг застывает, сжав кулаки, – только грудь под рубашкой ходит ходуном.

– Ниветишш, – повторяет тварь ровнее.

Облизав губы, Наас хрипит:

– Наас. Наас Мерезин.

– Мой, – шелестит она. Я тихонько иду прочь.

– Моя, – доносится сзади.

***

– Ударю, – шипит под настежь открытым окном Хикан.

– Бей. Я знаю, как ты бьешь, – насмешливо отвечает Эйса.

– Не в полнолуние, – на грани слышимости.

– Я не хочу оставлять тебя одного, – Янни и Мария ушли. Когда я проверяла в последний раз, на стадионе появились две точки. Сойт Роэн скрипит паркетом, расхаживая кругами по комнате. Тянет табаком. Остальные рассыпались по волшебной карте, но мне некуда пойти. Завариваю мятные листья, которые пил Кан, стараясь не выдать себя неосторожным звоном ложки о фарфор. Маги в синем от сумерек дворе зажгли торшер из гостиной. Теплые отсветы ложатся на дерево и машину, притихших птиц среди ветвей. В коридоре по полу протянулся размытый прямоугольник: гаснет на мгновение через каждые девять шагов. Кухню давно затопили тени, но я сижу в темноте и грею ладони о чашку.

– Эй…

– Что еще?!

– Тони. Мне жаль. Я должен был раньше сказать…

– Забей. Мы не общались последние годы. Когда я перешел в техники, стало трудно поддерживать связь.

– Почему? Что случилось? Почему ты вообще решил сменить блок?

Хикан огрызается:

– Слишком много вопросов.

Облокотившись о стену, подтягиваю колени к животу, едва помещаясь на шаткой табуретке. Закрываю глаза. Чай остывает, но мне перехотелось пить: чертова мята горчит во рту.

– Ну как? – Эйсандей спрашивает уже в четвертый раз. Оборотень отчетливо клацает зубами:

– Так же! Ты достал! Я же объяснил: магия фонтана дискретна. Я не вижу системы в выбросах. Для нормальных расчетов мало тех побрякушек, которыми снабдили Сано. С ними понадобятся недели наблюдений, а у нас нет времени! Жертвы тоже нет, разве что выбрать кого-нибудь самого сумасшедшего и…

– Хикан!

– Да шучу я… а ты заткнись. От этих выкладок зависит и твоя жизнь, между прочим.

– Ты же закончил с мясом. Дальше просто.

– Да. Осталось настроить связки, чтобы крепко держали источники силы и полюса, не разорвались в случае магической атаки, но легко лопнули от точечного огненного импульса, когда нам понадобится запустить портал назад. Тот еще геморрой. Мы не можем полагаться на удачу.

– А Мантикора? По твоим расчетам, он справится? – понижает голос Эйса.

– Я не знаю, – устало отвечает оборотень.

– Сними его.

– Что?

– Крестик. Серебро же ранит тебя, когда луна округляется. Почему не снимаешь? – Он напоминает о необходимости контроля. Как только начинает печь – пора следить за поведением. Как остывает – можно расслабиться.

– Это пытка. Ты и так мучаешься, а еще и…

– Эйса. Перестань. Не тро… отдай!

– Нет. Теперь я буду твоей совестью. Сосредоточься на формуле.

Его ничего не выдает – но я ощущаю холодок у виска раньше, чем дыхание снега и жаркие руки.

– Насекомые, – Илай непонимающе моргает:

– Что?

– Если бы бабочки вились у света, пели сверчки – Отрезок ничем бы не отличался от дома, – обычный вечер. Только напряжение сковывает плечи, копится в сцепленных пальцах и морозит позвоночник. Качается сияние за окном. Невидимый Хикан вдруг рявкает:

– Не трогай!

– Тебе же не видно.

– Поставь! И убирайся!

– …иначе ударишь, я помню. Рисуй давай.

Я шепчу:

– Нина сказала мне, что маги огня и твари совсем как фонарь и мошкара.

– Нет, – улыбается Илай.

– Нет, – соглашаюсь. Слишком просто. Тогда нас бы здесь не было, а бабочка– Плутон сгорела бы дотла в нашу первую и единственную встречу.

Илай садится на стол и берет меня за руку, подносит к губам:

– Завтра все изменится.

– Завтра? – так скоро?

– Да. Чары почти готовы. Твари придут в полночь. Утвердят пакт. Нам лучше уйти. Не стоит пересекаться с Алвой. Чересчур сильна. Ровня Мантикоре, – я не увижу Плутона. Но и ту ужасную тварь – Алву – тоже.

– Вы с Наасом не потеряли сознания, – вытягиваю ноги, разгибаю затекшую спину.

– Она не обратила на нас внимания. Ты горишь ярче.

– А Янни?

– Наоборот, очень слабый.

– Алва… – гладкое имя. Властное. Ей подходит. – Что с Сирасом?

– Он рядом.

Треснутое стекло в форточке жалобно звякает. Коротко рычит Хикан. Илай улыбается уголком рта.

– Исполняет свое обещание, – хлопают крылья: воробьи мечутся в паутине веток. От ствола отрастает согбенная фигура. – Следит: вдруг я причиню тебе вред?

– А хочешь? – всего несколько дней назад я спрашивала его о том же. Вязкий взгляд из-под морозных ресниц держит крепче сильных пальцев. Наклоняется, трепещут ноздри – втягивает мой запах. Нагретый камень, да? Даже сейчас, когда солнце давно закатилось за щербатые крыши. Понимает без слов:

– Хочешь, – впиться в яркие губы, прикусить, чтобы лопнули затянувшиеся ранки. Распробовать металлическую суть его колдовства. Хрупает окно. Он кусает в ответ – больно, правильно.

Как осколок, проткнувший ладонь однажды. Магия ранит:

– Это в нашей природе.

Стеклянно лопнув, снаружи гаснет свет. Темнота оглушает. Касаюсь его груди, провожу по плечам, спускаюсь по обнаженной коже правого предплечья с узлами шрамов – не вижу, но помню: серебристые на белом, куда светлее моих. Царапаю прохладную шероховатость перчатки: сними. А, впрочем, неважно. Накрываю запястья. Зажмуриваюсь и возвращаюсь назад в поисках правды:

– Я думала, что отличаюсь. От тварей.

Сладкая ложь. Вроде без бабочек фонарь перестанет светить.

– Что они – зло. Не я. Нужно лишь прогнать.

Долгие летние месяцы без тьмы. Колба с прахом маятником качается под одеждой. Что я сделала с внезапной свободой?

Приковала себя к столбу на забытой богом парковке, чтобы найти людей более страшных, чем когда-либо знала.

От рычания оборотня волоски на затылке встают дыбом.

– Они уходили. Приходили новые. Исчезали, чтобы вернуться.

Сплетаю чары, целуя. Кровь на языке скрепляет волшебство.

– Летели на свет.

Тянет гарью.

Илай будто пожарище. Пламя тлеет в углях под слоем сизого пепла, еще горячий дым набивается в легкие. Рывком поднимает на ноги, дергает к себе:

– Что ты пытаешься увидеть? – часто моргает, словно ему тоже горячо и едко.

– Тебя, – багряный жар плавит воздух, обжигает горло.

– И хочу показать, – изменить ключевую связку, произнести вслух. Смотри, гляди же:

– Это всегда была только я.

Лицо Илая ломается удивленным, уязвимым выражением. Осторожно разжимает хватку. Трогает ямочку между ключиц, надавливает. Закрыв глаза, погружаюсь в колкую память – пусть волшебство длится. Смотри:

– Я не хотела отнимать его жизнь. Мне очень, очень, очень жаль.

Сзади взвизгивают половицы.

– Хватит, – тихо просит огненный маг.

– Все нормально? – доносится из темноты коридора.

– Да, – говорит мне Илай.

Я вытираю щеки. Во дворе занимается мутное зарево. Голова Хикана показывается над подоконником, Илай напрягается под моими руками: оборотень скалит заострившиеся клыки. Лимонная радужка ядовито полыхает, а зрачки сузились до вертикальных щелей.

– Тогда какого хрена вы творите?! – интересуется сиплым от ярости голосом. Тяну Илая за футболку – вниз, сейчас мы недопустимо выше. Но он неподвижен. Отвечает, прищурившись и тяжело роняя слова:

– В полночь придут твари. Закончить пакт. Знак будет готов?

За спиной техника, затмевая робкий свет, поднимается мрак. Чернее ночных теней, плотнее знакомых силуэтов тесного дворика. Шелест мышц и похрустывание суставов заставляют передернуть плечами. Илай не сводит с парня пристального взгляда. Тот вздыхает, трет воспаление от цепочки, фыркает:

– Отвали.

– Полночь. Мы уходим сейчас. Одна из тварей невыносима, – дает ему время обдумать услышанное и тянет меня за собой.

– Куда? Рано, – в дверном проеме застыл, скрестив руки на груди, Сойт Роэн.

– Пусть идут, и тварь прихватят! – кричит Эйса. – Иначе мы не сможем продолжить!

Наколдованное им сияние не прогонит Сираса: твари жадны до свежего страха. Оглядываюсь. Хикан по-звериному морщит нос, раскачивается, вцепившись в косяк, – поскрипывает рама. Ногти впиваются в рассохшееся дерево. Оценивающе рассматривает нас: хороша ли добыча? На кого наброситься сначала? Шуршание ткани и писк паркета – бывший полицейский меняет позу. Готовится выхватить пистолет. Илай кажется расслабленным и держит ладони на виду. Только перчатка вздыбливается чешуйками.

Я могу убить одним лишь желанием и несложным словом. Если успею.

Если захочу.

Сойт Роэн отступает, освобождая путь. Густые брови сведены на переносице:

– Без глупостей, – вполголоса предупреждает, когда проходим мимо. – Все мы хотим благополучно вернуться домой.

Провожает до выхода, опирается о стену у поисковых знаков.

– Не уходите далеко, – но подразумевает другое: мы будем за вами следить.

Для него маги огня непредсказуемо опасны. Он не видит особой разницы между нами и тварями.

Я тоже больше не в силах отыскать ее.

***

Выйдя из дому, поворачиваю направо – прочь от бурых следов на усыпанном камнями тротуаре, но Илай говорит:

– Сюда, – шелестит чары, позволяющие ориентироваться в глухой темноте наступившей ночи. Повторяю за ним. Прозрев, перешагиваю через черную кляксу: здесь упал застреленный Айякой охотник. Пыльное пятно с короной брызг отмечает убитого Плутоном. Погибший от рук Тони ничего после себя не оставил, даже лицо стерлось из памяти.

Ниль снился мне сегодня. Во сне он умирал целую вечность, зажимая разорванное горло блестящими алыми руками. Илай опускается на корточки, кончиками пальцев касается засохшей крови. Достает мел.

Мне холодно. Обхватываю себя за плечи, чтобы не отвернуться. Нельзя.

Магия начинается с правды.

Ею и оканчивается.

В небе клубятся и толкаются тучи, скрывая Плутоновы звезды. Ни единого просвета – как в такие дни найти дорогу из тьмы?

– Я не помню ничего особенного, – ровно говорит Илай асфальту. Ладонь зависает над дырой в белесом узоре. – Он был моим другом. Прикрывал перед администрацией. Врал ученым в докладных, чтобы увеличить интервалы между ритуалами. Убедил, что я слабоумен. Неопасен. Спас мою жизнь, а я не могу… ничего не приходит на ум. Одни глупости.

– Глупости важнее всего, – они перевешивают вину и страх. Заполняют лакуны жизни.

На крышах шуршит дождь. Я вдруг замечаю, что иных звуков и нет, а за черными окнами домов – стоячее болото из мрака. Младшие твари ушли, подобно нам не желая встречаться с Высшими.

– Просто выбери, каким ты хочешь его запомнить, – живым. Не изломанным и напуганным, глядящим в бесконечность. Сморгнув, прогоняю видение: вогнутая грудная клетка, обожженная, без волос и бровей, голова с распухшими, неузнаваемыми чертами. Чертов Кан. Тони… Ниль. Что же мы наделали?… Глазам горячо, хоть меня трясет в ознобе.

Илай наклоняется, закрывая чары от частых капель.

Моя футболка мокрая насквозь, между лопаток текут ручьи, когда он наконец трогает заклинание:

– Ниль Д. Пхакпхум, – протягивает громадную ладонь смуглый широкоплечий парень с выбритыми висками. – Твой сосед.

Комната – копия жилища Нааса и Тони. Только на шкафу нет вещей, а четыре кровати одинаково аккуратно застелены синими покрывалами.

Я не спешу с ответом. Охотник напротив без кителя и оружия, но под серой форменной майкой перекатываются литые мускулы. Хмыкает:

– Да.

– Что? – мой надтреснутый голос лишен интонаций.

– Ты правильно угадал. Меня приставили к тебе нянькой. Макс сказал: начнешь чудить, как Гилберт, – разобраться.

– Гил-берт? – почти шепчу. Морозит, слабость накатывает волнами, к горлу подступает тошнота.

– Точно, ты же новенький, – Ниль проходится внимательным взглядом. Вздыхает и приближается вплотную. Сжимаю кулаки. Он гораздо выше, а мир качается и звенит в ушах, вяжет слюну кисло-горьким вкусом рвоты.

– Отойди, – я не в силах сдвинуться с места.

Потолок накреняется.

– Или? – парень поднимает пробитую пирсингом бровь. – Что ты мне сделаешь? – Сейчас – ничего, – чужой-мой смешок полнится невысказанной угрозой.

– Ну, попробуешь потом. А пока заткнись и слушай, – непроницаемо-черные глаза серьезны. – Я не собираюсь подтирать тебе сопли, если ты сломаешься. Не стану бить – разве что, в крайнем случае. Дерусь я отлично, кстати.

– Тогда зачем ты здесь? – в залитой яркими лучами комнате неуловимо темнеет. Ниль игнорирует вопрос и перемены. Ловит за руки, поднимает запястья к тускнеющему свету. Показывает.