Текст книги "По ту сторону пламени (СИ)"

Автор книги: Abaddon Raymond

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Ты защищалась, – вспоминаю ее давние слова.

– Нет, я… я отомстила. Я не смогла защититься.

Сжимаю пальцы:

– Это одно и то же.

Айяка качает головой.

– Нет. Нет. Я выбирала. Я не просто, я… я вдруг подумала, как… я знала, что могу. Раньше и потом ничего такого не было, но тогда я смотрела, как второй одевается, и решила. Что сначала сломается спина… я… – она закрывает лицо руками и глухо шепчет:

– Я только хотела посмотреть на витраж. Я не видела их, пока они не… никто не слышал. На пожар столько людей сбежалось, сразу же – целая толпа у входа… а минуту назад меня – никто не слышал.

– Мне… – жаль. Не то. – Тогда никто не услышал, но теперь ты рассказала мне. Ты что-то решила, поэтому пришла туда сегодня.

Девушка вытирает покрасневшие щеки:

– Да. Я хочу стать охотником. Хочу понять… это тьма спасла меня тогда. Возможно… – она облизывает губы, торопится сказать самое главное, – возможно, я сотворила тварь. Я видела движение, когда они уже… не двигались… Не знаю, я правда не знаю, но думаю…

– Рядом с ними все становится ярче и плотнее, – я разжимаю ладонь, показывая шрам, – отвратительно отчетливым.

Выдыхает:

– Да. Да. Я почувствовала это снова рядом с Плутоном. Твари отвратительны. Они как болезнь, которую не вылечить. Но та спасла меня, а значит – каждая из них родилась не зря. Они жестоки, непредсказуемы и хитры. Их нельзя оставлять на свободе, но и мучить в лабораториях бессмысленно. Что бы ученые не искали, они ищут не тем способом.

– А какой – тот? – давлюсь нервным смехом: слышала бы Плутон.

– Узнать их. Они создаются людьми и не должны сильно отличаться от нас. Теперь мы отмечены отпечатком. Нам нечего бояться. Мы сможем зайти так

далеко, как понадобится, чтобы научиться существовать вместе. Чтобы больше никто не страдал.

– Невозможно, – заглядываю во мрак колодца. Голос прыгает, отражаясь от стен. – Всегда кто-то страдает.

– Магия невозможна, – парирует она, по-детски шмыгает носом. Вздыхаю:

– Чего ты хочешь от меня?

– Научи меня защищаться.

– Я сама мало умею. И ты маг воздуха, не огня. Почему не попросишь Тони?

– Тони занимается со мной, но ничего не выходит. Я не могу сконцентрироваться, выбрать свою главную силу. Я постоянно вспоминаю… – Айяка морщится, словно от боли, – я все порчу. Я пыталась забыть, но не могу. И рассказать ему тоже, он будет смотреть на меня иначе, прямо как ты сейчас, – я не смотрю на нее. – Вот именно. Забудь про воздух. Я должна освоить огонь.

Она отталкивается от чугунного бока и обходит колодец по кругу, восстанавливая стену между нами.

– Я даже просила Плутона. Она отказала. Она разве не сказала тебе?

– Нет, – конечно, нет. С силой тру лоб.

– Я не выношу их. Тварей, – синие, широко раскрытые глаза полны сумеречного морока. – Поэтому хотела… препарировать. Заставить раскрыть все секреты – силой. Мне бы это понравилось.

– Наверняка, – чугун холодит ладони. – Твои страх и злость нашли бы выход.

– Именно. Я поняла это только здесь: дело не в тварях, во мне. Мне нужно препарировать себя, чтобы что-то исправить.

– Исправить не выйдет, – закусывает губу. Я почти не верю, что быстро выдыхаю: – Тебе придется проходить через это снова и снова, – в моей памяти маленькая я раз за разом шепчет: возьми, что хочешь, только уходи. Убей, но оставь меня жить.

Девушка грустно усмехается:

– Во мне сорок семь процентов воздуха, девятнадцать – воды и восемнадцать земли. Семнадцать огня, но тьма перевешивает все остальное. Я никогда не буду магом, пока не перестану бояться прошлого.

Переплетает пальцы, ежится. Твердо заканчивает:

– Ты мне тоже не нравишься. Но ты… что бы с тобой не случилось, оно все еще беспокоит тебя. Но ты научилась переступать и двигаться дальше, а я застряла.

– Почему ты решила, что я справляюсь лучше тебя? – обхожу ее, оставляя звезды и Плутонову вселенную позади.

– Ты пырнула Нааса ножом, – резко оборачиваюсь, а Айяка фыркает. Вдруг смеется, неожиданно громко и ломко среди мертвого города, давится хохотом:

– Я бы… так не смогла!

– Случайно! Я забыла про нож! Он первый начал… – но девушка трясет головой, вытирает набежавшие слезы:

– Знаю, знаю! – убирает прилипшие к щеке прядки, – ты понимаешь, о чем я.

Да. Будто сейчас и поняла:

– Я больше не сдерживаю свой страх, – прямо сейчас на мостовой – его осколки. Над нами в зыбком закатном небе с треском пролетают птицы. Я задираю голову к разбитому окну, когда раздается выстрел.

Замираем. Айина радужка напротив чернеет от волнения. Слушаем: птичий гомон нарастает. Выстрел. Еще.

– Тюрьма?! – срываюсь с места.

– Ближе! – точно, неясный рокот звучит будто бы за углом, грохот следом – четче: кварталы от нас. По стенам, выбивая штукатурку и окна, пробегает волна чешуйчатой дрожи. Закрываю лицо, кашляю, давлюсь пылью. Под ногами прыгает земля. Вспышка света за домами слева разгоняет синеющий воздух. Быстрее, быстрее! Я лечу, но улицы меняются до тошноты медленно. Поворот, серия выстрелов, рыжая арка – срежу через дворы. Айяка что-то кричит в спину, но ее голос перекрывает пронзительное до визга шипение. Звук вибрирует и захлебывается, после секундной тишины взрывается хрипом. В воротах на другой стороне двора клубится сажевыми хлопьями дым.

Задыхаюсь, нырнув в жирную черноту, едва успеваю отскочить – в сантиметре порывом ветра проносится металлическая сеть в вязи бликующих чар. Узорное полотно струится и ширится, а потом вдруг звонко схлопывается, как живое существо. Опутывает бьющийся комок блеклых суставчатых ног.

– Прочь! – рычит невидимый Кан. Прижимаюсь к решетке ворот, ловлю за руку и дергаю на себя судорожно кашляющую Айяку. Горло дерет и скручивает, но завеса уже редеет до серого, и я подаюсь вперед, забыв об осторожности. Связанная удавкой и заклинанием тварь надсадно стонет. Вихляя покрытым серыми пятнышками телом, рассыпает трескучие иглы-стрелы.

– Отвалите! Она стреляет! – хрипит Наас, заталкивает нас за забор. Я не отпускаю: он хромает, на джинсах – заплывшие кровью дыры.

– Она почти мертва! Останься! – маг рвется обратно, но Айяка тоже вцепляется в его куртку.

Из живота твари льется прозрачная жидкость, под брызгами пузырится асфальт. Опутанные серебром лапы вбиваются в землю в поисках опоры. Подламываются, с горьким хрустом расходятся на лучины. От них ползут трещинки, я чувствую вибрацию сквозь подошву ботинок. И природу создания – мертвую, давящую. Огромную.

Тварь хлюпает и затихает. Только игольчатая грива колышется с неровным дыханием. Кан осторожно подбирается к ней, застывает, наведя дрожащий пистолет на крючковатый, покрытый струпьями нарост. Лицо…

– Подожди! – Нинин брат раздраженно сводит брови. У него распорота скула, а из правого плеча торчат толстые полуметровые иглы.

– Что?!

– Хватит. Она неопасна, – тварь с сипением втягивает воздух. Ломается еще одна нога. Меня передергивает.

– Где Тони?! – тонко кричит Айяка.

– Там, – Наас неопределенно отмахивается. – Головой ударился, но вроде в себя пришел. Будет в порядке.

– Стой! – успеваю схватить ее за волосы. – Стой!

– Пусти! – тяну, заставляя неловко запрокинуть голову:

– Он будет в порядке, ты слышала, – внутри твари зреет рассвет. Айяка всхлипывает и пытается вывернуться, но я держу крепко. – Ты хотела понять. Это наш шанс. Кан позаботится о Тони. Верно?

Охотник кривится:

– Что ты собираешься делать?

– Тони, – приказывает Наас. Кан переводит взгляд с меня на него, на затихшую Айяку. Фыркает и опускает оружие:

– Вы… – я сужаю глаза. – Да черт с вами!

– Вали уже, – огрызается рыжеволосый маг. Его капитан зло щурится, сплевывает кровь, но неспешно отходит.

Я разжимаю пальцы и тут же получаю хлесткую пощечину:

– Никогда больше… – взвивается Айяка, но Наас перебивает:

– Смотрите.

Тварь мерцает. Тяжелое тело распласталось по асфальту, обломки лап легко покачиваются, словно в такт неслышной музыки.

Я первой опускаюсь рядом на колени и глажу шершавый бок. Она вздрагивает, но не отстраняется. Быть может, просто не может. Свет, к которому они все так стремятся, разрастается в ней прежде, чем погаснуть навсегда.

– Прости, – шепотом, не зная – понимает ли.

Но я почти понимаю. Она теплая, а должна быть ледяной. Тянется за ладонями, и я обнимаю, приникая горящей от удара щекой.

Она сильнее Плутона, раз не испугалась ее печати.

Высшая.

Обходя вспенившийся асфальт, Наас и Айя тоже касаются умирающего создания. – Она – чье-то воспоминание. Спасение. Все они… их жизнь – бег по кругу, неутолимая жажда. Поиск света, который кто-то запомнил и забыл, отдав в подарок, – я закрываю глаза.

– Наша тоже, – тихо говорит Наас.

Чем заплатила Айяка в тот день? Что пожертвовал Тлалок ради собственного ручного монстра? Как много потеряли Илай и Наас?

Как много они создали?

Запертой под жестким панцирем искре никогда не разгореться в пламя. Крохотный огонек дразнит и обещает. Лжет. Можно сделать его ярче, лишь сгущая тьму вокруг – броню из чужой боли и страха. Поэтому они охотятся на нас: ради пищи, не приносящей насыщения.

Тварь выдыхает в последний раз и кончается. Гаснет, но не темнеет, остается белой с зеленым, пустой внутри. Кожа под пальцами хрупает. Дает трещину. Кусочек проваливается и стукается в животе.

Наас прав. Мы, я – точно такая же. Расширяющийся ком кошмара, до боли в ребрах мелкая и глупая. Семьдесят пять процентов тьмы. И света, конечно, – света, но… темнота всегда перевешивает. Верно, Айя? Мы постоянно ходим по кругу. Застряли, не в силах отпустить.

Где-то в Плутоне сейчас горит мое пламя. Пока я жива, ей нечего бояться. Когда я умру… она снова превратится в черную дыру, если не найдет того, кто сможет и захочет ее услышать.

– Никто не должен жить вот так, – говорит Айяка.

Вокруг нас собираются птицы. Крыши словно накрыты живым покрывалом. Самые смелые спархивают к останкам.

– Зачем они?…

– Пришли за ней, – Наас, страдальчески морщась, встает и помогает подняться девушке. Воробьи странно молчаливы и будто ждут, пока мы уйдем. Шаги: Кан тащит путающегося в ногах Тони. Айяка бежит к ним, Наас подает мне руку:

– Хватит. Пойдем. Пусть заберут ее.

Притягивает вплотную, видно каждую веснушку на грязном лице. Говорит то же, что сказала черноволосая волшебница:

– Нам придется охотиться на них. – Мы не будем.

– Приказы не обсуждаются.

– Мы что-нибудь придумаем.

– Мы не сможем. – Мы попробуем.

***

Солнце жарит в макушку. Вездесущие воробьи галдят на карнизах. За спиной открыта дверь домой. Доносится голос Нааса, что-то эмоционально втолковывающего Тони. Прислушиваюсь: опять спорят, как избежать допроса под наркотиками после возвращения. На ступеньке в лужице влаги – чашка с еще прохладным кислым компотом. Айя сварила и принесла. Я вычерчиваю мелом на асфальте символы, сплетая простенькое волшебство. Читаю формулу про себя, нащупывая ритм и верные ударения. Слова путаются, но записывать нельзя:

– Потеряв власть на материке, оставшиеся в живых маги огня сожгли все книги, до каких успели добраться – а обширные коллекции ордена собирались столетиями, – сказала Плутон прежде, чем заговорить на незнакомом языке. – Пожары уничтожили многие магические тексты. В частности, секцию архива твоего тезки, Раймонда Аваддона, в которой хранились трактаты, описывающие принципы создания устных образов. Их врагам удалось сохранить и восстановить лишь записи готовых цепочек. Саму технику те, кто знал ее, раскрывать на бумаге не пожелали, а делились с преемниками лично. Представь, как мало знаний дошло до наших времен. В Университете наберется с дюжину заклинаний, известных обычным магам. Еще с полсотни в личной библиотеке Совета. То, что я даю тебе… вам двоим, – тварь усмехнулась, вспомнив Нааса, – из этих пятидесяти. Они бесценны.

– Но у меня не получается! Они слишком сложные, а еще нужно ощутить то, что заставит их работать. У каждого же заклятья есть рисунок, зачем…

– Ты справишься. Тренируйся, и однажды сможешь колдовать быстрее любого охотника в этих ваших нелепых перчатках.

Пока мне требуется несколько минут и попыток, чтобы засветить самое простое из слов.

– Как ты запомнила их всех? – спросила я, безнадежно потерявшись в хитросплетениях гласных и дорожках мертвого парка: бить по законсервированным ожиданием деревьям безопасней, чем крошить колонны в подвале.

– Тлалок с возрастом стал забывчив и… беспечен. Он составил список, – ее голос растерял цвет. Как всегда, когда тварь заговаривает о прежнем хозяине. – А позже у меня было полно времени, чтобы вспомнить каждое. Пусть они не действовали в Заповеднике, ты уже знаешь это чувство.

Да. Верно составленное волшебство горчит на языке и холодит затылок. От него тяжелеют ладони, немеет чуть ниже поясницы, где сосредоточие магии. И ничего, что каменные стволы не взрывались щепками – заклинания работали. Повторять и искать в себе нужные чувства сложнее, чем ждать озарения, касаясь рисунка. Но я продолжала, зажмурившись, пока далеко-далеко за горелыми ветвями трещали вспарываемые стены.

Теперь за углом нашего дома целый квартал испещрен разломами и пятнами пожарищ. Дырами от пуль в строе меловых человечков – Тони нашел чей-то запас патронов и через раз дающий осечки пистолет. Пули обычные, ими не убить тварь, но для тренировки годятся. Наас уже потратил свои на тварь, бесполезный револьвер пылится в ящике комода. Мы больше не ходим на стадион: далеко, опасно. Рассыпавший иглы монстр показал, насколько мы слабы. Следующая Высшая похоронит нас здесь, и кто-то сложит кости среди алых цветов.

Кан и Тони укрепили барьеры вокруг квартиры и знака в подвале. Колдовство непрерывно вытягивает из них силы, отчего пущенные на пробу боевые заклятия лишь оцарапали асфальт – а раньше оставили бы глубокие раны. Проверив защитный контур на прочность, Наас нахмурился:

– Этого мало. И если вы оба умрете, чары погаснут.

– И что предлагаешь?

– Помощь.

Кан рассмеялся и скрестил руки на груди:

– Ты нестабилен. Если налажаешь с формулой, все развалится.

– О, да отвали! Сделаю отдельный слой! – шарахнул дверью рыжеволосый маг. Он же вывел поисковые чары на пятнистых от старости обоях в коридоре. Теперь я различаю их структуру: где скелет, где сухожилия, где плоть. Странные названия, но очень точные. Источник магии всегда телесен, почему бы и колдовству не быть таковым?

Если приложить пальцы к знаку, что нацелен на темных созданий, и вспомнить безмятежное, равнодушное к ползающим мухам лицо деда, можно увидеть, как линии темнеют и обрастают смещающимися знаками. Раньше мы могли сосчитать их.

Больше нет.

– Нам пора уходить, – сказала я Плутону в рассветных сумерках, когда птицы возвращались от тела погибшего монстра.

– Нет. Ты научилась выпускать свою силу, но не подавлять. Зажигать, но не гасить формулы. Мы на половине пути, – она запрокинула голову, наблюдая за стаей в облаках.

– Они… пришли за ней, – так сказал Наас.

– Они приходят за всеми. И за тобой придут.

– Я не понимаю, – тварь опустила полуночные глаза:

– Никто не понимает смерть. Быть может, птицы уносят наши души к солнцу, туда, где нет места тьме… Или они тоже знают: нет ничего хуже, чем умирать в одиночестве.

– Это глупо, – это всего лишь воробьи.

Плутон грустно оскалилась:

– Всем нужна вечность, в которую можно поверить. Даже таким, как мы.

Я раскрываю ладонь, прослеживаю ногтем слоистый рубец. Белесые полоски в центре красного утолщения рассказывают разные истории. Птицы кричали в кронах, надрывно и переливчато, когда я падала, когда не-падала с крыши. Носились сорванными листьями над могилой Тлалока. Сидели, замерев, среди ветвей, пока меня вели к схороненному в лабораториях знаку из черной плоти. Они приходили и раньше, когда я… убивала. Только я едва обращала внимание.

А они ждали.

Скрипят половицы. Кан. Пропах мятой: сигареты закончились, теперь Нинин брат пьет чай, чашку за чашкой цедит травяной отвар. Наас удачно пошутил на этот счет, но я не могу вспо…

– Вспоминать сложнее всего, верно? – парень кивает на почти готовый рисунок. – Чтобы заставить их работать.

Первые слова, обращенные ко мне после той драки. Предложение мира? Разминаю затекшие плечи:

– Что ты вспоминаешь? Ты маг воды. Значит, твоя сила замешана на грусти. Довольно просто.

– Просто? – прислоняется к косяку. После нападения твари, когда только Кановы испещренные знаками перчатки и сплетенная из удавки сеть спасли наши жизни, он не снимает их даже перед сном. Сейчас чешуйчатая цепь свернулась кольцами на поясе. Я против воли тру шрамы на предплечьях. В висках звенит зреющая мигрень. Кан поправляет кобуру под мышкой:

– В бою не до тоски, – теребит ремешок со знаком Университета на запястье. – Когда каждая секунда может стоить жизни, постоянно думаешь о… разном. Почему так медленно двигаешься. Что сзади. Кто и отчего кричит. Какое заклинание выбрать – побыстрее или помощнее? – показывает кружево чар с точками разрывов на ладони. А выглядит легко. Приложи палец в нужную, вспомни хоть какой печальный фильм и – вперед.

Значит, моя ранящая стихия все же имеет преимущества. Страх или ярость просыпаются легче иных чувств.

– Маги огня несколько веков держали власть над остальными, – Кан угадывает мои мысли. – Сражаться огненными чарами легче. Я бы тоже их использовал, но во мне всего шестнадцать процентов. Чтобы этого хватило, нужно себя до инфаркта довести, – криво ухмыляется.

У Айяки – семнадцать, но…

Носком ботинка растираю рисунок в туманный круг.

– Хайме… или Советник Гофолия сказали, что нас было больше.

– Да. Магов воды тоже. Наше время наступило сразу с окончанием Огненной эпохи. Теперь идет воздушный период, – у него порез на скуле лущится. Кан рассеянно отдирает кусочки корки. Повязки с плеча охотник давно снял, но еще прерывисто вздыхает по ночам, когда, поворачиваясь во сне, цепляет раны от игл. Сколько черточек появилось на стене со смерти паучьей твари? Нужно спросить у Айяки, она их оставляет.

Наас уже перестал хромать. Тони раньше всех оправился, хотя той ночью бился в лихорадке и рвал желчью. С отчетливой мукой размыкал веки, когда Айя тормошила, не давая заснуть. Глядел, не узнавая. Отросшие русые волосы облепили покрытый испариной лоб. Мы сидели у его кровати до рассвета, тогда Кан и выкурил свою последнюю пачку. Лишь к полудню жар спал, и Тони забылся тревожным сном.

А на закате, оставив заботу о парне Наасу, Айяка следом за мной переступила порог самого страшного места в своей памяти.

Чтобы научиться поджигать.

– Какое воспоминание ты выбираешь чаще всего? – боль в голове мерцает и собирается в точку над левой бровью. Вытянув уставшие ноги, прогибаюсь в пояснице. Очень личный вопрос, но Кан уже был со мной откровенен.

– Как я играю в футбол с друзьями, – садится рядом. – Летом на пляже. Пошел ливень. Мы насквозь промокли, но продолжали играть. Ничего особенного. Просто очень хороший был день. А на завтра мы должны были переезжать. Из-за Нины. Снова. Я знал, что больше никогда их не увижу. Это разбивало мне сердце. – Понимаю, – сейчас он кажется не грустным, а спокойным. Уютным – в белой рубашке с небрежно закатанными рукавами. Мягко улыбается прошлому. С таким Каном нестрашно вместе греться под жарким небом.

– А ты? Пробовала водные чары? Что у тебя за воспоминание?

– Я еще не нашла подходящего, – формулы с водой в скелете отказываются оживать под моими пальцами, чувство грусти рвется в горе потери и привычный страх.

– Неудивительно, – хмыкает охотник. – Семьдесят пять процентов. Ты рождена для гнева и страха. Сложнее воды для тебя только земля.

Счастье. Я видела отголосок его счастья в фотографии с рыжеволосой девушкой. Энид?

– Ох, – зажмуриваюсь. Больно.

– Что такое?

– Ничего. Мигрень.

– У нас есть таблетки.

– Я уже выпила две.

За грязными окнами магазина вспучивается пернатая туча. Нарастающий гомон волной несется прямо к нам. Кан вскакивает, вытаскивая пистолет:

– В дом!

Захлопнув дверь, стиснул зубы, замирает. Ищет в себе горе. Трогает одно за другим поисковые заклятья: люди. Ничего. Твари – не больше обычного. Существа и сущности – ни одной точки.

– Какого черта? – полуголый Наас выпадает из ванной и взвывает, врезавшись в тумбочку. Айяка, прижав к груди полотенце, застывает на пороге кухни.

Я отворачиваюсь, приникаю к щели у косяка. В узком просвете птицы продолжают метаться под крышей, чиркать о стекло над входом. Часть кружит снаружи. Трепет и истеричное чириканье разносятся по улицам, привлекая внимание…

– Твари собираются, – говорит Тони.

– Плевать на тварей. Людей нет, – напряжение в голосе Кана электризует воздух. Я вздрагиваю.

Из приоткрытых дверей магазина выбегает кот. Стелется по земле, припадая на бок, сплошное черное пятно. Замирает посреди дороги, уставившись будто прямо на меня – невозможно! С утробным воем бросается вперед и через мгновение скребется, пытаясь прорваться в квартиру. Я отскакиваю, налетая на Кана.

– Что?!

– Кот.

– Чего? – Наас недоверчиво хмурится.

– Кот. Черный.

Зверь орет.

– Как они запустили чары? Если людей нет? – тревожно спрашивает Айяка.

– Он хромал. Ранен? – нащупываю шрам. Кот активировал магию знака? Бред! Кан теснит прочь, заглядывает в глазок. Линза забита пылью, улица за ней – набор клякс, но охотник сообщает:

– Там твоя тварь, – называл ли он хоть раз ее по имени?

– Отойди, – Плутон – словно трещина в стекле. Вытянулась в струнку. Кот теперь вьется у ее ног. Я дергаю засов и ручку:

– Плутон!

Тварь не отвечает. Часто и неглубоко дышит сквозь стиснутые зубы. Животное ковыляет ко мне, оставляя цепочку темных пятен. Выгнув пушистый хвост, трется теплым боком. Обычный кот. Наклоняюсь и нащупываю ошейник на загривке.

– Что происходит? – но Плутон, танцуя, пятится прочь. Встряхивает рогами, глухо рокочет:

– Вам прислали послание, я полагаю. Прочитайте. Я… Вернусь вечером.

– Но… – ушла.

– Что там? – Наас, зачем-то надевший куртку на голое тело, опускается на корточки. Придерживает выкручивающегося зверя, пока я снимаю широкий, распадающийся прахом ремешок с исписанной символами серебристой капсулой. – Дай сюда, – перехватывает кота Айяка. В ее руках он затихает, только зыркает круглыми желтыми глазами. Девушка показывает измазанную красным ладонь.

– Твари успели?

– Тварям плевать на животных. Поэтому его и отправили найти нас и передать сообщение.

– Не открывай. Надо проверить, – Кан сует пистолет за пояс и отбирает у Нааса добычу.

– Накопитель. Так он попал сюда, – говорит Айяка. – А на ошейнике, наверное, было поисковое, замкнутое в цепь.

– Я думал, накопители плоские, – хмурится Тони.

– И плоские тоже, – волшебница гладит кота.

– Все равно проверим, – Кан уже чертит запутанный, неравномерный узор. В нем сплетается тьма и огонь. Не поднимая головы, говорит:

– Зарин. Давай, – кладет капсулу в центр и освобождает мне место. Тренировки закончились. Что бы ни думала Плутон, нам действительно пора. И причина кроется в звонком от страха животном.

Я возвращаюсь в момент, когда подламывается крыша. Падаю, еще и еще, множество раз прежде, чем рисунок оживает. Накопитель трещит и подпрыгивает, раскрывается кровавым всплеском. Отчего-то резко пахнет свежей краской. Внутри – обернутая полиэтиленом бумажка.

– Вроде без сюрпризов, – Наас отбирает у Айяки полотенце и протирает сверток. Разрывает пакет.

– Дай, – Кан раскручивает листок и деревенеет:

– Твою…

– Да говорите же! – кот жалобно мяукает, стиснутый испуганной девушкой. Я не могу произнести и слова.

– Они проверили наши перемещения, – мертво озвучивает Тони. – Знают, что вы спускались в архив, что кто-то был в Заповеднике. Что мы выходили вместе в парк. Все связали.

– Конечно, они проверили, – шипит Кан. – А вы на что рассчитывали?!

– У них нет прямых доказательств, – Айяка вцепляется в спутанную шерсть. Повторяет мантрой все, что мы уже обсудили тысячу раз:

– Все можно объяснить. Мы не оставили следов на могиле. Чары Заповедника могли лопнуть сами под воздействием силы твари. Износились от времени и…

– Им не нужны доказательства. Им нужны маги огня и драконий портал, – Наас забирает бумагу. Я задерживаю дыхание.

– Держать под охраной. Живой… нестабильна… мы уверены… действовали без преступного умысла… Наас Мерезин… обеспечить устойчивый живой полюс. Двое календарных суток. Отряд охотников… подготовить зону портала к прибытию Совета, – записка рвется под его пальцами, – ненавижу! Максимилиан писал, точно! Я этого выродка узнаю по…

– Где Плутон?! – хрипит Айяка.

– Зачем тебе тварь? – Кан вскидывает брови. – Ты видела, как легко она зажгла формулу. Мы можем возвращаться.

– Нет, – трясет головой Наас. – Зарин запрут в Заповедник. Она не научилась подавлять силу, а это самое главное. Ритуалы убьют ее.

– У нас нет выбора. Скоро прибудут охотники.

– Нападем на них, – трет виски Наас – Даже нет. Запремся в тюрьме. Твари сделают все за нас. Когда Зарин будет готова – вернемся. Скажем, что долго не могли застать Плутона в Отрезке и открыть портал. Что прятались от тварей и пропустили подкрепление, не успели…

– Хочешь позволить тварям прикончить наших друзей? – взвивается Кан.

– Они знают, куда отправляются! Если выживут, попробуем поговорить!

– Ты сам себя слышишь?!

– Да! И тебе советую послушать! Или хочешь, чтобы они добрались до Нины?

– Нине пора самой нести ответственность за свою…

– Что? Магию? Как будто она ее выбирала!

– Перестаньте! – вмешивается Тони. – Айяка права. Нужно поговорить с Плутоном. У нас нет времени на споры. Она может…

– Опять тварь! – Кан сжимает кулаки. – Вы забыли, что они наши враги?! Всегда были, всегда будут!

– Не всегда… – шепчет Айяка. – Двести лет был мир.

– Нашла, что вспомнить! – огрызается капитан пятого блока. Наас прячет руки в карманы:

– Плутон…

– Тут ни слова про Плутона, – Тони изучает текст, – будто ее и нет.

– Но она-то есть! Есть целый город, полный тварей! – голос Нааса ломкий от неясного озарения. Вокруг нас закручивается ветер. Тони хмурится:

– А ведь верно. И Айяка правильно вспомнила: двухсотлетний мир. Пакт Серафима. Это может сработать снова. Это выгодно тварям. Если они согласятся, останется… надавить на Совет. Окружить Университет, например. Неприятно и страшно, но не смертельно: тварям не пробиться сквозь барьер, а маги спокойно выйдут, если будут с оберегами.

– Да, да! – часто кивает рыжий маг. – Мир сделает бессмысленными и незаконными исследования темной магии. Мы будем в безопасности!

– Но магов огня тогда было больше, – Айяка щурится и прижимает теснее кота, пытаясь укрыться от внезапно холодных порывов. Вороные пряди вьются змеями, хлещут по плечам. – Они согласились поддерживать тварей, чтобы тем не нужно было охотится. Прописали лимит смертей на год… Сейчас в Университете, считай, пять волшебников, если с Наасом. Ничтожно мало! Искать других нет времени, и без помощи тварей – почти невозможно!

– Младшим тварям достаточно пугать, не убивать, – говорю, обхватывая себя руками.

– У старших хватит мозгов и страха, чтобы подчиниться Высшим, – Наас оглядывается на тихие от присутствия дома. – Нужно прокормить только Высших, остальных они подомнут, загонят в лимит по убийствам. Старших не особенно много, если статистика искателей верна.

– Если, – с нажимом говорит Айяка.

– Вас не хватит, – трет затылок Тони. – Я не знаю, сколько во всем мире Высших, но…

– Надо поговорить с Плутоном, – тоже говорю я.

– Вы с ума сошли? – Кан судорожно озирается. Наверное, накрыло липким ужасом от привлеченных активностью знака тварей. – Вы… мир… безумие! Твари прибывают! Сколько людей создают их, даже не зная о существовании магии?! Даже пары процентов огня хватит, чтобы сделать новую младшую. Совет не просто так настаивает на их уничтожении, а ученые ищут способ массовой зачистки! Да они заполонят всю планету, если ничего не делать! Людей ведь тоже становится больше, и…

– И наш пятый блок с успехом это остановит! Проснись! Ученые не избавляются от тварей! – рявкает Наас. – Я много раз был… – переводит дыхание, мотает головой, пряча лицо. – Они пытаются их делать!

– Что? – потрясенно фыркает Кан. – Какого черта ты несешь?

– Глухой?

Но Нинин брат быстро возвращает самообладание:

– Значит, нужно для экспериментов! Живыми их сложно достать! Поэтому…

– Поэтому у нас сотни две охотников, но плевать! Прицепились к кучке огненных магов! Мантикора загадочно лишился ног, Янни напрочь не в себе. Илай иногда двух слов связать не может, а Нина после единственного ритуала без косяка жизни не видит! – кричит рыжеволосый маг, наступая на своего капитана.

– Нина в порядке! – по лицу того пробегает тень.

– Когда ты с ней в последний раз разговаривал? – вздергивает брови Наас. – Дай угадаю. Еще до того, как тебе пришлось сбрасывать труп ее подружки в болото, не так ли? До допросов в полиции и бегства в Университет, откуда тебе теперь не выбраться, да? Как давно ты выходил за пределы парка? Я в курсе твоего прошлого! Выведал настоящее имя и немного погуглил. Что перекосился, думал, никто не знает, что тебя разыскивают по подозрению в убийстве? Вот, чего ты так трясешься над своим капитанством: больше как в Университете тебе нигде карьеру не сделать. И все из-за сестренки, которая не способна держать свой страх при себе!

Кан бьет раньше, чем я успеваю заметить движение. Только стоял, сжав челюсти, а в следующую секунду прыжком оказался вплотную – и Наас сгибается пополам, давясь хрипом. Тони бросается разнять их.

Безбожно опаздывает.

Наас выставляет ладонь – рубашка Кана вспыхивает. Смерч подхватывает бледные языки, опутывая парня тугим коконом. Кан падает, с ревом катается по земле. Пытаюсь поймать чужое пламя, связать, но оно рвется с пальцев, пробивается даже под градом капель – Тони? Под ударами куртки Нааса – тот словно забыл о магии. Или знает, что способен лишь разрушать. Крики мешают сосредоточиться, в голове мелькают обрывки не той памяти: острой, больной,

страшной. И пол снова уходит из-под ног, а воздух – дробится на части. Крыша! Нет, нет, не то…

Мне нужно другое, момент спокойствия, момент счастья, момент до…

До.

Когда я уже увидела, но еще не поняла. Не связала магию раз и навсегда с болью и смертью. Пока нет… Пока обломки парят в невесомости. Горячая кровь разливается по коже. Капли стучат о шифер. Мир яркий. Ярче, чем когда-либо, а невозможное – нормально, и я тоже. Сжимаю стихию в кулак. Вот оно.

Всего секунда, но пока она длится, я имею право быть собой.

Пламя схлопывается.

Кан мечется. Вопль стухает до стона. Ткань рубашки местами впеклась в красную плоть, форменные штаны дымят, волосы сгорели. Наас застыл, неловко наклонившись.

– Я не… – говорит он, но Айяка вскрикивает:

– Холодная вода!… – у нее расцарапана щека. Кота нет.

К Кану не прикоснуться – сплошной ожег. Он и не дает: шатаясь, встает сам. Тянется за выпавшим на асфальт пистолетом, но я вырываю оружие из слабых пальцев, почти рефлекторно взвожу курок и…