Текст книги "Правдолюбцы"

Автор книги: Зои Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
«В доме у Центрального парка, в светлой просторной гостиной, где из-за книг…»

В доме у Центрального парка, в светлой просторной гостиной, где из-за книг не было видно стен, сидела Одри, попивая чай со своей подругой Джин Химмельфарб. Сюда Одри заглянула по пути в «Коалицию бездомных», где раз в неделю безвозмездно дежурила. Тем утром бригада строителей приступила к перепланировке кухни Джин, и приятельницы слышали друг друга через слово: в прихожей рушили стену.

– Конечно, – почти орала Одри, потрясая номером «Нью-Йорк пост», – эти фашисты любят выставлять Джоела несовременным и утратившим влияние. Но никаких доказательств его «отсталости» привести не могут, поэтому норовят его маргинализовать.

– М-м. – Подтянув ноги с пола. Джин обхватила колени руками и прижала их к груди. В свои шестьдесят пять эта высокая розовощекая женщина сохраняла повадки непоседливой девчонки, а несуразные головные уборы лишь дополняли облик «озорницы». Сегодня Джин, к неудовольствию Одри, напялила желтую панамку вроде тех, что красуются на головах юных разносчиков газет; панамку для нее связала внучатая племянница. – И все же, когда люди нервничают из-за таких, как Хассани, их можно понять.

Одри подалась вперед:

– Еще раз?

– Я говорю, что в наше время нервозность, связанная с террористами, легко объяснима.

– Ты о нем? – с некоторым раздражением переспросила Одри.

В политических делах на Джин никогда нельзя было положиться. Они познакомились тридцать лет назад на сборе средств для Африканского национального конгресса, и уже в первую встречу Одри была вынуждена отчитать Джин за чистоплюйские высказывания о «безобразном поведении» палестинцев. С тех пор Одри неутомимо трудилась, дабы рассеять хотя бы самые вопиющие заблуждения подруги в области международной политики, но значительных успехов так и не добилась. У Джин было доброе сердце, и чутье никогда ее не подводило, но, предоставленная самой себе, она сразу же становилась на сторону комментаторов из «Нью-Йорк таймс», воспринимая их статьи как Священное Писание.

– Надеюсь, ты понимаешь, – продолжила Одри, – что в этой стране развязана чертова охота на ведьм?

– Ну да, – согласилась Джин, – этоя понимаю… Но иногда даже охотникам на ведьм удается поймать настоящую ведьму, верно?

– «Настоящую ведьму»? О господи! Ты что, предлагаешь упечь за решетку всех смуглых американцев? Ведь, собственно, этим наше правительство теперь и занимается.

– Нет конечно, не дай бог. Но… а что, если Хассани, вернувшись из Афганистана, действительно замышлял взрывы во имя Аллаха?

– Бред, – поморщилась Одри. – Нам просто пытаются задурить головы байками о воинах Аллаха. А ведь Аль-Каида – вовсе не религиозная организация, но политическая.На всех углах только и кричат, что об исламском фундаментализме и религиозных фанатиках, хотя совершенно очевидно, что, когда люди примыкают к бен Ладену, вера тут ни при чем.

– Разве? То есть… неужели никтов Аль-Каиде не вдохновляется религией?

Как обычно в дискуссиях с Одри, Джин упрекала себя, что не удосужилась прочесть побольше материалов на обсуждаемую тему. Она была уверена, что Одри не права насчет Аль-Каиды, – или, по крайней мере, не совсем права, – но с самого начала догадывалась: ее робкий протест обречен. Джин полагала правильным и даже благотворным с гражданской точки зрения не забывать о нюансах и о том, что все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Но, увы, спор подобными аргументами не выигрывают.

– Не-е-ет, – Одри энергично помотала головой, – категорически нет. Гнев, который движет взрывниками-смертниками, – это политический гнев. Абсолютно рациональный и направленный против американской гегемонии.

Джин оттопырила ладонью ухо:

– Против чего?

–  Американской гегемонии, Джин.

– Ах да… Но разве они не ненавидят нас еще и за то, что мы неверные?

– Что?

– Я говорю… по-моему, религия тут все-таки замешана.

Одри закатила глаза: о боже, боже.

– Именно этого и добивается администрация Буша, чтобы ты. Джин, поверила в их брехню. Они ненавидят нашу свободу… конфликт цивилизаций… мы бомбим Афганистан, чтобы умненькие афганские девочки могли пойти в школу.Чушь собачья. Они воюют, потому что мы поддерживаем Израиль и прочие пакостные режимы на Ближнем Востоке. А мы воюем, потому что через Афганистан проходит толстый жирный нефтепровод.

Джин молчала. Она не сомневалась, что в истории с Афганистаном много вранья и нарушений закона, но разговоры о нефтепроводах и тайных договоренностях – те же сплетни, только более «возвышенные», разве не так? И откуда Одри знать, что на самом деле послужило причиной этой войны?

– И все же, – сказала она наконец, – Талибан был довольно ужасным режимом.

Одри поставила чашку на стол, потянулась:

– Киска, в мире полноужасных режимов.

Джин вздохнула. Некоторые люди обладают даром убеждения – талантом всегда находить дорогу в темных джунглях мировой политики и твердо заявлять: «Все ясно. Следуйте за мной». Одри была из таких людей. Впрочем, как и все в семействе Литвиновых, хотя и в разной степени. Наверное, это у них в генах. Однажды Джин смотрела фильм о Первой мировой войне: взводу французских солдат приказали перебросить пушку однополчанам, накрытым вражеским огнем. Неделями они возили эту пушку по бездорожью, теряя товарищей одного за другим. Кого-то убили. Кто-то дезертировал. Или свалился от истощения. Положение было самым отчаянным, но даже когда выяснилось, что пушка неисправна, командир взвода упрямо отказывался бросить орудие и повернуть назад. Упрямством Одри немного напоминает того командира, подумала Джин. Десятилетиями она тащит на себе груз теоретических догм, веря, что ей выпала высокая честь любой ценой уберечь их от уничтожения. Ни перемены в обществе, ни разумные доводы не способны заставить ее отступиться от этой миссии. Даже события прошлого сентября сумели выбить ее из колеи лишь на пару часов. К обеду того дня, когда рухнули башни, когда весь Нью-Йорк, оцепенев, блуждал в тумане, Одри уже праздновала крушение мифа об американской исключительности и сравнивала атаку террористов с бомбежкой американскими военными суданской аспириновой фабрики в 1988 году. Скорость, с которой она обкатала в уме эту катастрофу и приладила к своему мировоззрению, изумляла, но и одновременно пугала.

– Кстати, о религии, – сказала Джин в надежде сменить тему. – Как дела у Розы? Она по-прежнему?..

Лицо Одри потемнело.

– О да, она по-прежнему отплясывает хору – назло нам, по-видимому.

Роза была младшей дочерью Литвиновых. На протяжении четырех лет она жила на Кубе, но, вернувшись полтора года назад, объявила, что ее вечная преданность делу социалистической революции приказала долго жить и она больше не верит в политическое решение мировых проблем. А недавно Роза нанесла еще один и куда более чувствительный удар в семейную челюсть, сообщив, что стала прихожанкой ортодоксальной синагоги в Верхнем Вест-Сайде.

– Наверное, она много об этом рассказывает? – спросила Джин. – О религии, я имею в виду.

– Дождешься от нее. Она теперь такая самодовольная, и с нами, погаными язычниками, ей разговаривать не о чем. – Одри хмуро смотрела в окно. – Джоел сильно переживает. Одно время ему казалось, что Роза наконец-то повзрослела, и он даже поговаривал о том, чтобы отправить ее в юридический колледж за наш счет. Но теперь Джоел считает, что у нее нечто вроде нервного срыва.

Джин сочувственно кивнула:

– Может, она и вправду немного подавлена. Наверное, ей помогла бы терапия…

– К черту терапию! – перебила Одри. – Роза страдает не депрессией, а фигней! На Кубу она уехала только для того, чтобы все поняли, какая она необыкновенная личность. А теперь она играет на понижение, воображая, что, превратившись в королеву мацы, добьется еще большего восхищения окружающих.

– Но ведь…

– Депрессия! – кипятилась Одри. – Да она счастлива до безумия, что обрела таких клевых иудейских друзей… Если ей что-нибудь и нужно, то это не терапия, а мужик в постели.

– Одри! – Застеснявшись, Джин всплеснула руками.

– Я серьезно. С тех пор как она вернулась с Кубы, у нее никого не было, насколько мне известно. Вот где коренится проблема. Роза всегда была склонна к ханжеству. Думаю, поэтому все эти религиозные штучки ее и привлекают. Ведь в основе там лежит что? Подавление сексуального влечения, если не ошибаюсь.

Последние слова Одри потонули в визге дрели, включенной на кухне.

– Фу, – сказала Джин, – шум просто невыносимый. Приходи-ка лучше на следующей неделе, когда они закончат со стенами.

– Ерунда, – невозмутимо отмахнулась Одри, – мне шум не мешает.

Собственно, ремонт и был главной причиной утреннего визита Одри к подруге. На днях Ленни в очередной раз выгнали с работы, где он трудился маляром, и Одри надеялась уговорить Джин нанять его для покраски кухни.

– Послушай, – произнесла она таким тоном, словно ее вдруг осенило, – Ленни сейчас не занят. И он мог бы помочь тебе с малярными работами. Сам он, конечно, навязываться не станет, но на твою просьбу откликнется.

– Спасибо, – уклончиво отвечала Джин, – но, по-моему, Дариус уже набрал рабочих.

– Ты же знаешь этих ребят, они всегда стараются сэкономить и на покраску ставят подростков. А тебе нужен профессиональный маляр, если хочешь, чтобы все было как надо.

– Да, но…

– Помнишь, как Ленни замечательно отделал твой загородный дом? Ты была в восторге.

– Помню. – Джин покраснела. Обе они прекрасно знали, что Ленни так и не закончил работу в загородном доме. Точнее, едва начал, как у него случился рецидив. А та малость, какую он сделал, прежде чем сгинуть бесследно, была выполнена настолько неряшливо, что Джин пришлось раскошеливаться на переделку. – Но Дариус больше не может никого нанять, иначе он… хм… превысит смету…

– А! – насупилась Одри. – Что ж! Если это вопрос денег…

«Наследница» – так Одри за глаза, неизменно сокрушенным тоном, называла свою подругу. Она не знала доподлинно, сколько денег перепало Джин из фармацевтического состояния ее отца, и не стремилась узнать. Точная сумма наглядно показала бы, что у этих финансовых запасов имеются пределы и что существуют вещи, которые Джин не по карману. И наоборот, смутные представления о неслыханном, сказочном богатстве подруги позволяли Одри воображать, что Джин вольна делать все, что ей вздумается, не заботясь о расходах. Отсюда было недалеко до утешительной мысли, что Джин обращается с деньгами, во-первых, как скупердяйка, а во-вторых, «не креативно».

В разговоре наступила неловкая пауза. Одри, абсолютно уверенная, что эта размолвка исключительно на совести Джин, молча ждала, откинувшись на спинку кресла.

– Впрочем, – осторожно начала Джин, – я могла бы посоветоваться с Дариусом…

Одри медленно кивнула:

– Прекрасная идея. Тебе же лучше будет…

В глубинах сумки Одри зазвонил мобильник. Джин воспользовалась этой передышкой, чтобы убрать посуду с кофейного столика.

Когда хозяйка вернулась в гостиную, Одри рявкала в трубку:

– Что это значит? Насколько плохо? (Джин с тревогой посмотрела на подругу.) Ладно, давайте адрес. – Одри нацарапала что-то на обороте чековой книжки. – Выезжаю. – Она спрятала телефон в сумку. – Мне надо идти. Джоел потерял сознание в суде. Его отвезли в больницу в Бруклине.

– Ох! – Джин потерла ладонью лоб. – Я могу чем-нибудь помочь? Мне поехать с тобой?

– Брось, что за глупости. – И, словно демонстрируя, насколько хорошо она владеет собой, Одри взяла чашку, допила остатки чая и лишь затем направилась в прихожую.

– Позвони, когда выяснишь, что с ним, – попросила Джин, провожая подругу.

– Разумеется.

– И обязательно позвони, если что-нибудь понадобится. Я дома весь день. – Джин подала подруге пальто, отперла дверь.

На полпути к лифту Одри обернулась:

– Так ты не забудешь насчет Ленни?

– Нет, нет, не забуду, – с жаром заверила Джин. – Поговорю с Дариусом сегодня же.

Вынудив таксиста несколько раз нарушить правила, регулирующие левые повороты, Одри умудрилась добраться до лонг-айлендской больницы в Коббл-Хилл менее чем за сорок минут. В комнате для посетителей отделения интенсивной терапии не было никого, кроме Кейт, девочки на побегушках адвоката Литвинова.

– Ну, рассказывайте! – потребовала Одри, и Кейт принялась подробно описывать все, что происходило в зале суда. – Отлично, голубушка, замечательно, – не вытерпела Одри, – но полицейский протокол меня не интересует. Что говорят врачи?

Кейт прикрыла рот рукой:

– Ой, я думала, вам сказали. Они полагают, что у Джоела удар…

– Удар?!

– Ну, так сказал доктор из «скорой». Больше я ни с кем не разговаривала. Сюда должен подойти лечащий врач, и он нам все объяснит.

Одри опустилась в кресло. Стены в комнате для посетителей, побеленные в особой губчатой технике, казались шероховатыми. Над диваном, где сидела Кейт, висели гравюры с морскими сюжетами: шхуны без признаков экипажа на стеклянной поверхности моря. Журнальный столик в углу был доверху завален старыми номерами журналов «Американский бизнес» и «Американский ребенок».

– Настоящая свалка отходов, – резюмировала Одри, доставая мобильник.

Кейт с извиняющимся видом указала на объявление: «Спасибо, что не пользуетесь мобильными телефонами в отделении интенсивной терапии».

– Ч-черт. – Поразмыслив, стоит ли подчиняться запрету, Одри встала. – Ладно, спущусь вниз. А вы пока приглядите за моей сумкой и найдите меня, если что-нибудь случится.

На крыльце больницы она вынула из кармана пачку сигарет и подошла к человеку, стоявшему у колонны:

– Не найдется зажигалки?

– Нет, – ответил он тоном некурящего праведника.

Кто-то положил руку на плечо Одри. Она обернулась: высокая чернокожая женщина в тюрбане протягивала ей зажигалку. Женщина внимательно наблюдала, как Одри закуривает, а когда Одри возвращала ей зажигалку, сделала отрицательный жест рукой:

– Оставьте себе.

– Нет, все в порядке, – возразила Одри. – Это ни к чему.

– Оставьте, – улыбнулась женщина. – У меня есть запасная.

Одри подозрительно взглянула на нее. Она всегда фамильярничает с незнакомыми людьми? Или она из тех «повидавших на своем веку» дамочек, которым не терпится поделиться нажитой мудростью? И то и другое чревато бестактными расспросами и ненужными откровениями. Одри передернуло.

– Ну, как хотите, – небрежно бросила она, опуская зажигалку в карман. – Спасибо.

Отойдя от чернокожей, она села на скамейку и начала звонить. Карла, ее старшая дочь, не ответила. Ленни и Роза тоже. Одри оставила каждому намеренно расплывчатое сообщение: «Хочу лишь сказать, что у папы проблемы. Позвони нам, когда сможешь». Затем набрала номер «Коалиции для бездомных» и предупредила, чтобы ее не ждали. Осталось связаться с матерью Джоела и сестрицей Джулией. Но Одри не чувствовала себя готовой прямо сейчас противостоять женским истерикам. Лучше перепоручить эти звонки детям. Спрятав телефон, она неподвижно сидела на скамейке, отмечая про себя оскорбительную нормальность всего, что происходит вокруг. Молодая мать везет ребенка в коляске. На другой стороне улицы из кабины припаркованного фургона доставки высовывается шофер и цедит какую-то скабрезность вслед проходящей мимо женщине… Гневно прищурившись, Одри потушила сигарету и вернулась в больницу.

Выйдя из лифта на пятом этаже, она заметила в конце коридора Дэниела Левенталя, молодого коллегу Джоела, увлеченно беседовавшего с медсестрой. Мятые концы рубашки выбивались из брюк, а пиджак был накинут на плечи с беспечным шиком детектива из телесериалов. Медсестра смотрела на Дэниела с тем же тихим обожанием, с каким Девы-матери разглядывают своих не по возрасту крупных младенцев Иисусов на полотнах эпохи Возрождения.

Губы Одри скривились в сардонической усмешке. В присутствии Дэниела женщины легко теряли человеческий облик. Как ему это удавалось, Одри не могла взять в толк. Она просто признавала факт его привлекательности, как признавала существование силы гравитации, с наибольшей вероятностью объяснявшей многие явления природы, которые иначе остались бы загадкой, – но, по ее мнению, Дэниел был совершенно неинтересной особью. Она находила его фальшивым и ребячливым, льстивым, эгоистичным и безусловно несерьезным.И если бы не каноническое преклонение перед массами, Одри сказала бы, что ему самое место в массовке.

Дэниел глянул в ее сторону, но и виду не подал, что заметил миссис Литвинов, пока она не подошла к нему вплотную.

– Одри! – воскликнул он, притворяясь, будто трепещет при ее внезапном появлении.

Этот дармовой спектакль вызвал у нее усталый вздох. Дэниел мастерски умел подкалывать людей, сохраняя невинное выражение лица. Осмелься он в открытую проявить неуважение, Одри без труда размазала бы его по стенке, но Дэниел был слишком изворотлив. Удары он наносил только исподтишка, прикрываясь маской церемонной вежливости. Она уже собиралась съязвить в ответ, но Дэниел ее опередил:

– Простите, Одри, чуть позже, ладно? У нас тут очень важный разговор. – Сверкнув улыбкой, он повернулся к ней спиной и возобновил беседу с медсестрой.

Одри постояла секунду, дивясь такой наглости, после чего двинула прочь, чеканя шаг. Что он себе позволяет, этот гаденыш! Они с Джоелом часто ругались из-за него. Одри обвиняла Дэниела в хамстве; Джоел упорно твердил, что ей «мерещится всякое», когда на самом деле его коллега – талантливый молодой адвокат и обладатель столь острого юридического ума, каким мало кто может похвастаться. Не раз и не два он даже намекал, что передаст Дэниелу свою практику, когда выйдет на пенсию. Одри отказывалась верить, что ее проницательный муж способен настолько ошибаться в людях, и заявляла, что Джоел держит около себя Дэниела только затем, чтобы блистать на его фоне. «Тщеславный старый пердун вроде тебя, – бушевала Одри, – будет скорее возиться с посредственностью, чем рискнет оказаться в тени поистине талантливого молодого парня».

В отсутствие Одри население комнаты для посетителей пополнилось двумя грузными женщинами с заплаканными физиономиями. Одной из них только что сообщили, что у ее мужа злокачественная опухоль мозга.

– Говорят, она размером с мячик для гольфа, – не без горделивости рассказывала она Кейт.

Когда вошла Одри, Кейт немедленно переключилась на жену босса:

– Дэнни здесь. Он пошел выяснить…

– Да, я его видела, – перебила Одри. – Он в коридоре обрабатывает медсестру, сразу видно деловую хватку.

Кейт испуганно улыбнулась.

– Надо полагать, никто еще не приходил, чтобы поговорить с нами? – спросила Одри. Секретарша покачала головой. Одри цокнула языком: – Сволочи.

Вскоре появился Дэниел.

– Одри, каквы? – протянул он. – Прошу прощения за мое поведение в коридоре. Я просто хотел прощупать почву.

–  Почву?Разумеется! И каковы же итоги вашей разведывательной ходки?

– В общем, – начал Дэниел, – они уверены, что у него инсульт…

– Это нам известно, – вставила Одри.

– …и сейчас они делают кучу анализов.

– Еще бы они их не делали.

Дэниел улыбался с неиссякаемым терпением доброго дядюшки, унимающего капризную племянницу.

– Они считают, что состояние у него стабильное, – продолжил он, – однако без результатов анализов говорить о чем-либо пока рано. Врач придет к нам, как только они закончат обследование.

– Так, так, – раздельно произнесла Одри. – Значит, по сути вы ничего не выяснили.

В комнате повисла тишина. Когда Одри встала, чтобы взять журнал со столика в углу, она заметила, как Дэниел, подмигнув опухолевым дамам, скосил глаза на Одри. Толстухи понимающе хихикнули. Взяв номер «Американского ребенка», Одри открыла журнал на статье «Груднички: уход и кормление»; страницы она перелистывала с громовым шелестом.

Наконец в комнату вошла молодая женщина, американка китайского происхождения, и спросила, кто здесь родственники Джоела Литвинова.

– Я – его коллега, – вскочил Дэниел.

Одри осталась сидеть:

– А я – его жена.

– Чудесно, – сказала китаянка. – Меня зовут доктор By. Давайте выйдем в коридор, где мы сможем спокойно побеседовать.

Одри окинула быстрым взглядом докторшу: крошечный ротик, похожий на перетянутый ниткой кончик воздушного шарика; темечко, утыканное сверкающими заколками, чтобы волосы не падали на лоб.

– Не могла бы я встретиться с вашим начальством? – спросила Одри.

Доктор By кашлянула в кулачок, хотя простуды у нее явно не наблюдалось.

– Боюсь, что нет. В данном случае я и есть начальство, поскольку веду дело вашего мужа.

Одри поднялась с кресла и вышла из комнаты. В коридоре Дэниел извлек из нагрудного кармана блокнот и ручку.

– В целом ситуация такова, – сказала врач. – Джоела к нам доставили сегодня утром с транзиторной ишемической атакой, иначе говоря, с микроинсультом. К сожалению, этим дело не ограничилось. Сразу по поступлении в больницу он перенес еще один удар, более серьезный. Сейчас он находится без сознания…

– Что? – вскинулась Одри. – Его мозг не пострадает?

– Боюсь, пока рано говорить об изменениях в деятельности мозга. Когда мы убедимся, что все жизненно важные органы функционируют нормально, мы сможем…

– Какие такие «изменения»?

– Повреждения. Итак…

– Но вы же способны прогнозировать…

– Миссис Литвинов, мы продвигаемся шаг за шагом. Наберитесь терпения.

– Вы даете ему антикоагулянты? – встрял Дэниел с блокнотом и ручкой наготове, и они с врачом пустились в пространную беседу о лекарствах и анализах.

Одри отвернулась, ее взгляд упал на монтера: стоя на стремянке в конце коридора, он снимал потолочную панель. Под панелью обнаружилось переплетение трубок и проволоки – монтер словно вскрыл мультяшного бионикла. «А у меня не нашлось для него бьяли, – думала Одри. – Он всего-то хотел паршивенькую бьяли, а я отправила его на работу с одним яйцом в желудке».

– Очень скоро его переведут в палату, – говорила врач. – Уверена, вы постараетесь поддерживать спокойную, позитивную атмосферу вокруг нашего пациента.

– Теперь вам двоим лучше уйти, – обратилась Одри к Дэниелу и Кейт.

– Но я хотел бы увидеть Джоела! – воскликнул Дэниел.

– Очень мило с вашей стороны, – ответила Одри, – но в данный момент рядом с ним должны быть только самые близкие родственники, правда, доктор?

Китаянка пожала плечами:

– Ну, строго говоря…

– Видите? Давайте не будем волновать Джоела, парад визитеров ему сейчас ни к чему.

Дэниел собирался возразить, но, передумав, коротко кивнул и спрятал блокнот в карман:

– Понял. Я приду завтра.

– Посмотрим, как он себя будет чувствовать, – сладко улыбнулась Одри.

Дэниел подошел к ней так близко, что Одри стало не по себе.

– Хорошо, – прошептал он, погладив ее по плечу. – Как скажете.