Текст книги "Правдолюбцы"

Автор книги: Зои Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Долгие годы медленно, мучительно она перемалывала в голове эту максиму и в конце концов признала ее разумность. Не то чтобы интрижки Джоела перестали ее задевать; нет, всегда задевали. Но неимоверным психическим усилием она научилась отстраняться от своих переживаний. Сколько-то шлюшек похваляются тем, что спали с Джоелом Литвиновым? Ну и пусть. Романы коротки, брак вечен. Пошлый, безлюбый перепих забудется, но Одри не перестанет быть женой Джоела и матерью его детей. Порою, когда увлечение грозило перерасти в нечто более серьезное, Одри тайком проявляла активность – звонила «разлучнице» и настоятельно советовала уняться. (Джоел, казалось, был часто благодарен ей за такое вмешательство.) Впрочем, в большинстве случаев она просто сидела и ждала, пока интрижка увянет сама собой.

Какими же жалкими – какими трагичными– виделись теперь эти ухищрения. Она бесконечно снисходила к слабостям, закрывала глаза, глотала обиды только затем, чтобы под занавес обнаружить: ее таки оставили в дурочках. Даже писклявая секретарша Джоела знала о ее браке больше, чем она…

Одри вдруг вскочила и подошла к кухонному шкафу. Порывшись в ящике, она вынула семейную телефонную книгу и принялась листать заляпанные жирными пятнами, испещренные каракулями страницы, пока не нашла телефон Кейт.

– Это Одри, – представилась она, когда секретарша взяла трубку. – У меня только что побывал Дэниел…

– Наверное, я знаю, почему вы звоните, Одри, – тоненьким испуганным голоском начала Кейт. – Могу лишь сказать…

– Увольте, я ничего не хочу слышать. Но я хочу задать один вопрос. В тот день, когда с Джоелом случился удар, это вы позвонили той женщине и направили ее в больницу?

Кейт долго молчала, прежде чем ответить:

– Я не направлялаее. Просто… понимаете… я рассказала ей, что случилось. Я думала, она имеет право знать.

– На этом все. – Одри положила трубку.

Машинально она стала заваривать чай. Когда она наливала воду в чайник, ее взгляд упал на бокалы, которые Сильвия оставила сохнуть рядом с мойкой. Одри зажгла огонь под чайником, а затем медленно, аккуратно, словно проводила эксперимент, сгребла бокалы рукой и смела их на пол. Постояла с минуту, разглядывая этот сверкающий мусор, а потом открыла шкафчик и начала вынимать все, что там было: высокие стаканы, винные рюмки, пузатые емкости для бренди, чашечки для ликера. Одну за другой она швыряла эти посудины на линолеум. Разгром постепенно ей наскучил, но почему-то казалось, что из чувства долга она обязана довести этот «проект» до конца. Нырнув в глубины буфета, она извлекла оттуда последние бьющиеся предметы: три трубчатых бокала для шампанского, которые Ленни стырил в отеле «Плаза»; стакан для мартини с выгравированной надписью «Пробил час коктейля!»; кубок муранского стекла, подаренный на их двадцатую годовщину свадьбы.

Когда все превратилось в осколки, она сняла поющий чайник с плиты и, сгорбившись, села за стол. Посмотрела в окно, ища глазами мужчину, принимающего душ в доме напротив. Но он уже закончил мыться, и в его ванной было темно.

~

Глава 1
«Еврейский учебный центр для женщин располагался на авеню Вест-Энд…»

Еврейский учебный центр для женщин располагался на авеню Вест-Энд, на первом этаже жилого дома, в квартире, которую десять лет назад Центру завещала благочестивая вдова по имени Ривка Данцигер. Со смерти старушки квартира не перестраивалась и практически не ремонтировалась: на кухоньке сохранились довоенные краны и плитка, а в ванной комнате все еще стояла ванна. В бывшей хозяйской спальне, ныне служившей помещением для семинаров, до сих пор виднелись круглые вмятины на ковре там, где прежде возвышалась широкая супружеская кровать.

Одно из этих почерневших углублений Роза рассеянно ковыряла носком вьетнамки, слушая июньским вечером, как преподавательница, миссис Гринберг, рассказывает о заповеди «рыжей телицы» (каждую неделю семинаристки изучали соответствующий отрывок из Торы). Согласно заповеди, надо зарезать и сжечь рыжую телку, чтобы затем ее пеплом очистить тех, кто контактировал с мертвыми. Парадокс заключался в том, что прах, очищая оскверненных, одновременно осквернял людей, проводивших церемонию очищения.

– Заповеди Торы разделены на три категории, – объясняла миссис Гринберг. – Категория эдутсвидетельствует об исторических традициях, например о соблюдении шабата и о прочих обычаях, исполняемых на священных праздниках. Заповеди мишпатиммы понимаем инстинктивно: не укради, не убий и так далее. И наконец, хуким– эти заповеди не поддаются логическому толкованию, человеческий разум отступает перед ними. Даже царь Соломон признал, что, хотя он и объявил себя мудрецом, решить этот вопрос ему не под силу.

В первый раз Роза явилась в центр, настроенная скептически, по опыту зная, что в любом обучении, предназначенном специально для женщин, стандарты, как правило, сильно занижены. Вот и здесь, наверное, занятия сводятся к религиозному трепу за чашечкой кофе: компания хохотушек сидит вокруг песочного торта и обсуждает, каким они представляют себе Господа. Однако Роза обнаружила, что в Центре к изучению Торы – пусть даже на самом элементарном уровне – относились крайней серьезно, требуя от учениц значительных усилий и настойчивости. На занятиях миссис Гринберг легкомысленные отступления или шутки были недопустимы, а необдуманные высказывания открыто порицались. Каждый семинар преподавательница начинала с подоплеки событий, описанных в еженедельном отрывке; затем отрывок подробно разбирали – предложение за предложением, фразу за фразой – с привлечением, по мере надобности, комментариев раввинов. В конце занятия миссис Гринберг кратко интерпретировала духовный смысл прочитанного.

Розе нравилось то, как они методично докапываются до истинного смысла Торы. Ей нравилась скромность, необходимая при такого рода поисках. Но больше всего ей импонировала атмосфера товарищества, когда общими усилиями расшифровывают сложный, запутанный текст. Розе чудилось, что, овладевая мудростью древних раввинов, она открывает в себе сугубо иудейский образ мышления, прежде невостребованный.

– В Торе рыжую телицу называют «законом Торы», – продолжала миссис Гринберг. – Но почему? Почему этот самый загадочный хуким – заповедь, которая поставила в тупик даже царя Соломона, – удостоился такой чести? Да потому, что в этой заповеди говорится о сознательном временном отказе от логики из почтения к Божественной воле; смирение перед Хашемом и есть главный урок, сама основа Торы. Когда мы воистину следуем по пути Хашема, нам не требуются объяснения. Нами движет не логика, но осознание Господней непогрешимости. – Миссис Гринберг уперлась ладонями в кафедру. – Сожалею, дамы, но на сегодня мы закончили. Надеюсь увидеть вас всех на следующей неделе.

Ученицы начали расходиться. Спрятав в сумку свой текст, Роза вышла в коридор. Волонтер Центра, симпатичная женщина в длинной джинсовой юбке и головном платке, взобравшись на стул, крепила кнопками объявление на доску.

– Привет! – крикнула она.

– Привет, Кэрол, – ответила Роза.

– Как твой отец? Я молюсь за него.

– Уф, почти без изменений… Но все равно спасибо.

Кэрол слезла со стула:

– Хороший был семинар?

– Отличный.

– Говорят, ты настоящая ученая. Миссис Гринберг сказала однажды, что ангел, должно быть, твоих губ едва коснулся. (Роза непонимающе уставилась на Кэрол.) В Талмуде сказано, что каждого ребенка, когда он еще в утробе, ангел учит Торе. Но при рождении другой ангел прикасается к губам ребенка, и знание забывается. Поэтому, если человек проявляет талант в изучении Торы, мы говорим, что ангел едва коснулся его губ.

– А… – Роза неуверенно улыбнулась.

Кэрол пересказывает трогательную фольклорную байку или она действительно верит в ангелов, наведывающихся с визитами в утробу? Трудно было понять. Розе нравилась умная, серьезная Кэрол. Но религиозный пыл этой женщины превращал беседы с ней в утомительное испытание. В отличие от большинства женщин в Центре, Кэрол выросла в нерелигиозной семье. Родители разрешали ей ходить на вечеринки, встречаться с парнями неевреями, поздно возвращаться домой и даже не возражали против ее юношеского увлечения виккой. [33]33
  Викка – неоязыческая религия, ставшая популярной начиная с 1954 г. с подачи британца Джеральда Гарднера, который также называл эту религию «магическим культом» или «колдовством».


[Закрыть]И лишь на первом курсе Бостонского университета Кэрол, познакомившись с молодыми людьми из Союза ортодоксов, начала подозревать, что в ее жизни зияет большая прореха ровно на том месте, где должен быть Бог. Из полуночных разговоров с друзьями-ортодоксами она вынесла следующее: равнодушие ее родителей к синагоге – не логическое продолжение их радужного агностицизма, но симптом еврейского самоненавистничества. И когда ее брат обручился с индианкой, способствуя таким образом «ползучему геноциду еврейской нации», Кэрол глубоко опечалилась. Через три месяца она превратилась в баалат тшува, покаявшуюся еврейку. А спустя полгода бросила университет, где специализировалась в антропологии, и уехала в Иерусалим учиться в ешиве. [34]34
  Высшее учебное религиозное заведение у евреев.


[Закрыть]

Теперь, пятью годами позже, она была замужней женщиной с тремя детьми и жила в Вашингтон-хайтс, квартале ортодоксальных евреев. По субботам она не носила при себе ключи и не сажала ребенка в коляску, если находилась за пределами эрува. [35]35
  Пространство, обычно огражденный двор, где евреям-ортодоксам разрешается переносить вещи и детей.


[Закрыть]Покупая одежду, она обязательно отсылала ее в специальную лабораторию, чтобы удостовериться, не нарушает ли она библейский запрет на смешение шерсти со льном. А испражняясь, она каждый раз благодарила Господа за то, что он создал в ее теле «проходы и отверстия».

История преображения Кэрол вызывала у Розы сложные чувства. С одной стороны, эта история удручала. Уму непостижимо, как образованная горожанка могла отказаться от всех бонусов современности и перебраться в средневековое гетто. Но возмущение Розы было окрашено завистью. Подчинившись суровым ортодоксальным ограничениям, Кэрол не только проявила недюжинную самоотверженность – поступок, гарантированно созвучный аскетичным склонностям самой Розы, – но и освободилась от тяжкого бремени: попыток сочинить свой собственный моральный кодекс. Отныне Кэрол всегда знала, что правильно, а что неправильно, а если сомневалась, то знала, где найти раввина, который ей все разъяснит. Любое движение в ее повседневной жизни было согласовано с верой. Розины непоследовательные эксперименты с религиозностью выглядели на этом фоне весьма бледно. Заявляя о подспудной духовной тяге к иудаизму, она уклонялась от соблюдения каких-либо строгостей еврейской жизни. Она изучала Тору, но с ходу отвергала мысль о том, что стародавние запреты писаны и для нее тоже.

Роза взглянула на объявление, которое Кэрол повесила на доску.

Еврейский образ жизни

С июля месяца Кэрол Баумбах, волонтер Учебного центра, проводит экскурсии с целью ознакомления с различными аспектами еврейской культуры. Нас ждет прогулка в Краун-хайтс, посещение миквы, визит в кошерную пекарню и многое другое! Экскурсии бесплатные, приглашаются все! Время и место уточняйте у Кэрол.

– Что скажешь? – спросила Кэрол, проследив за взглядом Розы. – Я впервые делаю что-то подобное. И очень волнуюсь.

– Звучит заманчиво.

– Правда? А ты пойдешь на такую экскурсию?

– Пойду, – пожала плечами Роза, – с удовольствием. Если, конечно, выкрою время.

– Послушай, я давно хотела спросить. Не хочешь прийти ко мне на обед в следующую субботу?

Роза покраснела:

– Большое спасибо за приглашение, но, боюсь, я не смогу.

– Нет проблем. Отложим до другого раза.

– Видишь ли, Кэрол, этим летом я по субботам работаю.

– Ох!

– Прости, но это моя работа, и… – Роза покраснела еще гуще.

Кэрол замахала руками:

– Нет-нет. я понимаю. Никого нельзя торопить.

– Ну, вряд ли я…

– Начинать всегда тяжело, – перебила Кэрол. – Смотришь на все эти заповеди, и они кажутся тебе отвесной скалой. Поверь, я знаю, о чем говорю, я через это прошла. Не расстраивайся. Роза, Господь не требует, чтобы ты сделала все и сразу.

Роза посмотрела на часы:

– Мне надо бежать на работу. У меня встреча с родителями.

Кэрол похлопала ее по руке:

– Конечно, беги. Только помни, что это нормально – сказать Господу: «Я знаю, я должна это сделать, но пока не могу». Главное – двигаться в правильном направлении.

Жара, обрушившаяся на Розу, когда она вышла на улицу, была такой густой и гнетущей, что в первую минуту Розе было не до размышлений – не удариться бы в панику. Постепенно, однако, шагая к зданию «Девичьей силы», она привыкала к дискомфорту, и ее мысли вернулись к воспитательной беседе, которую провела с ней Кэрол. И чем дольше Роза обдумывала этот разговор, тем сильнее злилась. Зря она извинялась перед Кэрол, самомнение этой святоши выходит за всякие рамки! Ей и в голову не приходит, что у человека могут быть рациональные возражения против ортодоксального иудаизма, не продиктованные ни страхом, ни огульным отрицанием. Послушать Кэрол, выходило, что Розе всего лишь не хватает куража, чтобы стать правоверной иудейкой. Но Роза не боялась, она сомневалась. Последние полгода она ощущала мощное притяжение иудаизма и благодаря прозрениям, пережитым ею в синагоге Ахават Израэль, – прозрениям, которые невозможно выразить словами, она готова была признать: ее неверие в Бога существенно поколеблено. Но отказаться от устриц, бекона или славить Господа каждый раз, когда садишься на горшок, – нет уж, увольте. Она никогда не захочет жить так, как живет Кэрол, – она никогда не уразумеет, зачемтак нужно жить, – и ее бесила уверенность Кэрол в обратном.

На Сто тринадцатой улице, в просторном гулком помещении над методистской церковью, девочки из «Девичьей силы» клеили коллажи под общим названием «Из-за чего я сержусь». На полке, доверху забитой настольными играми и принадлежностями для рисования, уместился и магнитофон, из которого лился голос Мэрайи Кэри.

– Привет, Роза, – нараспев поздоровались девочки. – Что ты тут делаешь?

Во вторник у Розы был выходной, но в этот вечер ее срочно вызвали для решения вопроса о Кьянти, которой по причине плохой посещаемости и дурного поведения грозило исключение из программы.

В крошечном офисе, примыкавшем к большой комнате, Роза застала Лору, руководителя «Девичьей силы», Рафаэля, Кьянти и ее мать. Лора и Рафаэль изображали бодрость и позитивный настрой («Привет! Привет!»), что им не слишком хорошо удавалось. Мать Кьянти отреагировала на появление Розы едва заметным движением век.

– Рафаэль как раз рассказывал миссис Гейтс о проблемах, которые возникли у нас с Кьянти в последнее время, – сказала Лора. – Будешь продолжать, Рафаэль?

– Разумеется. – Обхватив ладонями колени, Рафаэль подался вперед: – Как я уже говорил, посещаемость Кьянти радикально ухудшилась. За последние две недели она отсутствовала пять дней…

– Разве только она? – перебила миссис Гейтс. – Другие девочки тоже много пропускают, но к ним никто не придирается. – Мать Кьянти была красивой женщиной с длинным носом в форме стрелы и тяжелой копной блестящих черных кудрей. Брови она выщипала, заново нарисовав их тонкими, скошенными вниз, – так ребенок рисует крылья вороны.

– Неправда, миссис Гейтс, – возразила Лора. – В нашей программе правила для всех одинаковы.

– И позвольте добавить, – сказал Рафаэль, – дело не только в пропусках. Когда Кьянти приходит в Центр, она часто ведет себя крайне вызывающе.

– Типа? – поинтересовалась миссис Гейтс.

– В последний раз мы ее видели в четверг, и большую часть времени она провела на улице, перед зданием, там она курила и общалась с друзьями, которые не участвуют в программе.

Миссис Гейтс шумно выдохнула сквозь зубы.

– Это правда? – спросила она дочь.

– Я выходила всего один раз.

– Нет, Кьянти, – сказала Роза. – Не один…

– Ты курила? – продолжила допрос миссис Гейтс.

Кьянти пожала плечами. Спокойно – очевидно, привычным жестом – миссис Гейтс ударила ее по лицу.

Роза и Рафаэль привстали со своих мест.

– Миссис Гейтс!.. – вскрикнула Лора.

Мать Кьянти не обращала ни на кого внимания, сосредоточившись на дочери.

– Я тебя предупреждала: если закуришь – отлуплю. – Она снова ударила девочку.

Лора поднялась во весь рост:

– Миссис Гейтс, если вы не прекратите бить Кьянти, я попрошу вас уйти.

Оттопырив щеку кончиком языка, миссис Гейтс уставилась в пространство.

– Сейчас необходимо решить, как быть дальше, – сказала Лора, садясь. – Мы все будем только рады, если Кьянти останется в программе, но она должна уважать наши правила. – Руководительница повернулась к Розе: – Есть предложения?

– Я не совсем… – пробормотала Роза, еще не оправившаяся от шока, в который ее ввергла миссис Гейтс, лупившая свое дитя.

– Скажи-ка, Кьянти, – взял слово Рафаэль, – ты сама хочешь остаться в программе? (Кьянти опять пожала плечами.) Так «да» или «нет»?

– Да вы тут всякой ерундой занимаетесь.

Лора посуровела:

– Мы здесь стараемся тебе помочь. Кьянти. Но с таким отношением к тому, что мы делаем…

Рафаэль поднял руку:

– Можно я, Лора? – Он улыбнулся девочке: – Послушай, а чем ты бы хотела заниматься в «Девичьей силе»?

Кьянти ковыряла шов на своих джинсах:

– Ну, не знаю…

– А ты подумай. Что, по-твоему, не ерунда? (Девочка молчала.) Я не пытаюсь тебя подловить. Просто выясняю, какие занятия тебе по вкусу. К примеру, мне известно, что ты любишь танцевать, верно?

– Угу.

Рафаэль повернулся к Лоре:

– А не организовать ли нам танцевальные занятия два раза в неделю? Как вам эта идея?

– Почему нет?

– Что скажешь, Кьянти? – спросил Рафаэль. – Может, сделать тебя ответственной за хореографию?

Кьянти недоверчиво покосилась на него:

– Вы это всерьез?

– Погодите, – вмешалась Лора. – Сначала Кьянти придется в корне изменить свое поведение. Не пропускать занятия, не опаздывать. Продемонстрировать новое конструктивное отношение к делу. Не огрызаться, не курить и тому подобное. Думаешь, ты способна на это? – спросила она девочку. (Кьянти кивнула.) Уверена?

– Да-а.

– Ты ведь понимаешь, Кьянти, что мы оказываем тебе большое доверие. Стоит тебе хотя бы раз оступиться – не явиться, когда тебя ждут, нагрубить консультанту, да что угодно – и с танцами будет покончено. Поняла?

– Поняла.

– Ваше мнение, миссис Гейтс?

Уголки рта миссис Гейтс опустились в знак милостивого согласия:

– Все лучше, чем шляться с пацанами.

– Что ж, прекрасно! – Лора хлопнула в ладоши. – Значит, мы договорились. Завтра я жду тебя, Кьянти, в девять утра. Не в десять минут и не в четверть десятого. Ровно в девять. И мы приступаем к формированию танцевальной группы.

По дороге к метро Рафаэль, пребывавший в приподнятом настроении, сказал:

– Все прошло очень неплохо, а?

– Ну да, – ответила Роза, – если не считать того, что миссис Гейтс едва не размозжила голову своей дочке.

– Да, Гейтс – та еще штучка, – хохотнул Рафаэль. – Секс-бомба!

– Она чудовище! – взвилась Роза. – Если она запросто бьет дочь на людях, то что же она вытворяет с ней дома?

– Однако она пришла, когда мы ее вызвали. Значит, ей все же не наплевать на своего ребенка.

– Бесподобно, Раф! – издевательски воскликнула Роза. – Давай провозгласим ее «Матерью года».

Рафаэль недоуменно спросил:

– Из-за чего ты так дергаешься?

– Не знаю, – хмуро ответила Роза.

Они свернули на Сто десятую улицу. Справа, на крыльце дешевой гостиницы, сидела компания мужчин, истекая потом и лениво задирая друг друга. Слева, за оградой Центрального парка, два мальчика ловили рыбу в мутном пруду.

– Я не вижу смысла, – внезапно сказала Роза. – Мы тут суетимся, из кожи вон лезем, стараясь вычислить, как нам удержать Кьянти. Но на самом-то деле, какая разница, уйдет она или останется.

– Смеешься? – с искренним удивлением отреагировал Рафаэль. – Большая разница, очень даже большая. Если она останется, то, возможно, не забеременеет в тринадцать лет и не подсядет на наркотики и, чем черт не шутит, станет получше учиться…

– Да, да, – нетерпеливо перебила Роза, – знаю. Все это я знаю. Но ведь многого она не добьется… То есть в ее жизни уже столько всего наворочено, и мы с этим ничего поделать не можем.

– С чем – с этим? С ее бешеной мамашей?

– Нет, не только. Хотя и с ней тоже. Но в целом…

– Твоя мысль мне ясна. Да, нет предела совершенству. Но стоит ли задавать себе высокую планку? По-моему, разумнее фокусироваться на том, что делаешь в данный момент, на маленьких достижениях, которые происходят с твоей подачи. Иначе можно и умом тронуться.

– Наверное, ты прав. Но эти маленькие достижения, уж оченьони маленькие.

– К чему ты клонишь, Ро? – В голосе Рафаэля послышалось раздражение. – Ведь это всего лишь развивающая программа…

– Вот именно, всего лишь.Может, мы удержим их от наркотиков на некоторое время и убережем от ранней беременности, но их идиотские родители и идиотские школы никуда не денутся, и в конце концов они устроятся на идиотскую работу, если вообще найдут работу. Их… – она широко взмахнула руками, – их классовую судьбу нам не изменить.

Рафаэль замер как вкопанный, задрав голову и открыв рот.

– Классовую судьбу? – рассмеялся он. – Классовую судьбу?Роза, да ты совсем расклеилась! Иди сюда, я тебя пожалею.

Роза обиженно отстранилась. Но Рафаэль притянул ее к себе и крепко обнял.

– Сумасшедшая, – пробормотал он.

Роза вдыхала влажное тепло его рубашки поло, запах крахмального спрея и свежего пота.

– Ты слишком серьезно ко всему относишься, Ро. – Рафаэль погладил ее по волосам. – А это не к добру, помяни мое слово.