Текст книги "Правдолюбцы"

Автор книги: Зои Хеллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

~

Глава 1
«На краю просторного, холмистого сада олень, замерев, прислушивался к странным звукам…»

На краю просторного, холмистого сада олень, замерев, прислушивался к странным звукам, катившимся вниз по скошенной траве. Медленной, элегантной походкой, высоко поднимая ноги, олень двинулся на шум. Сразу за вершиной холма он увидел Джин – стоя на коленях перед цветочной клумбой, в капитанской фуражке на голове, Джин копала ямки для луковиц нарциссов и пела:

 
Ранним утром, лишь солнце взо-ошло,
Девица в долине пе-еснь завела…
 

Все лето вокруг дома Джин в графстве Бакс стоял нескончаемый гомон: жужжали стрекозы, похотливо квакали лягушки, – но сейчас, в сентябре, все стихло. Черника вдоль подъездной дороги осыпалась семенами. Крокетные воротца были убраны. В прохладном воздухе голос Джин звенел, как колокольчик в каньоне.

 
Не обмани, ненаглядный мой,
Не причини девице зла.
 

Внезапно смолкнув, Джин испуганно обернулась на дом: не разбудила ли она Одри? Бедняге необходимо выспаться. Целый месяц, пока Джоел боролся с пневмонией, Одри не отходила от его постели; гоняла врачей, шпыняла медсестер, требуя, чтобы ему не дали умереть. И она добилась своего, очевидно победив обстоятельства исключительно силой духа, – Джоела официально объявили вне опасности. Сама Одри, однако, страшно исхудала и вымоталась. В Бакс она приехала прошлым вечером с намерением на следующее же утро вернуться с Ленни в Нью-Йорк, но Джин, встревоженная ее видом, уговорила подругу задержаться на денек и немного отдохнуть.

За спиной Джин раздался шум. Обернувшись, она увидела оленя, топтавшегося метрах в пяти от нее.

– Здравствуй, красавец! – негромко сказала Джин. – Как дела?

Олень ударил копытом по траве и, слегка нагнув голову, уставился прямо перед собой, будто разобиженное дитя.

– Тогда уходи, – повысила голос Джин. – Сегодня цветов тебе не достанется. – Она замахала руками: – Уходи! Прочь!

Олень посмотрел на нее ничего не выражающим взглядом, развернулся и в два размашистых прыжка исчез среди деревьев.

На верхнем этаже дома, в кровати под балдахином, лежала Одри. Под окном уныло, гортанно перекликались голуби, словно оплакивали кого-то. Одри вспомнилась кошмарная поездка в Кент на выходные вместе с родителями, ей в ту пору было лет десять. Мать с отцом, редко выбиравшиеся из родного Хэкни, приближались к холеному старинному графству с трепетным волнением путешественников, вступающих в дикие джунгли Южной Америки. Торжественное безмолвие местных лесов и полей вызывало у них робость, и первый день они провели, болтаясь по деревне, под моросящим дождем. (Мать Одри, страстно желавшая стать истинной англичанкой, хотя и смутно понимавшая, что это значит, захотела выпить чаю в настоящей деревенской чайной, но мистер Говард воспротивился, сославшись на дороговизну.) В воскресенье, поддавшись необъяснимому авантюрному порыву, они взяли напрокат велосипеды и потащились на прогулку. Но далеко не уехали: на ногах у мистера Говарда немедленно образовалась саднящая красная сыпь. Решив, что его укусила змея, отец Одри велел поворачивать обратно, в гостиницу, где вызвал врача. Доктор явился через час, не совсем трезвый и весьма недовольный тем, что его оторвали от воскресного ланча. Глянув на лодыжки мистера Говарда, он хлопнул себя по лбу и воскликнул:

– Боже правый, вы что, никогда не видели крапивы и не знаете, что она жжется?

Сгорая от стыда, семейство в тот же день отбыло назад в Лондон.

Одри теперь жалела, что согласилась остаться на выходные у Джин. Чем они заполнят эти дни? Конечно, отправятся на прогулку – как же в деревне, да без чертовой прогулки! – вероятно, сыграют в карты. А что потом? Одри потянулась и начала разглядывать предметы загородного быта, заполонившие комнату. Скромного размера гостевая спальня в доме Джин вмещала, кроме многого прочего, умывальник девятнадцатого века, вывеску английского паба под названием «Фальшивая банкнота», два табурета для дойки коров, кресло-качалку, разрисованное маргаритками, десяток вышивок в рамках и копию старинного буфета. Прежде, когда был жив муж Джин, ее пристрастие к подобному хламу как-то умерялось. По настоянию Макса большинство приобретений с блошиного рынка отправлялось в амбар или на чердак. Но после его смерти, случившейся двенадцать лет назад, одержимость Джин всяким старьем вырвалась на волю. Она, словно Ухти-Тухти, тащила в дом все, что попадалось ей на пути.

Одри встала и торопливо оделась в ту же одежду, в которой приехала. Спускаясь вниз, она сбавила шаг у комнаты Ленни. На двери был наклеен стикер – напоминание о тех временах, когда Макс и Джин принимали у себя городских детей из фонда «Свежий воздух». «Осторожно! —гласил стикер. – Девчонки веселятся!»Одри постучала. Не получив ответа, заглянула внутрь. Комната блистала чистотой и порядком – что было странно почти до жути, если учесть, что в этом помещении обитал Ленни. В углу висели аккуратно сложенное полотенце и махровая мочалка. Над комодом Ленни прикнопил первый стих из молитвы о просветлении:

Господи, даруй мне ЯСНОСТЬ ДУХА, чтобы принять то, что я не могу изменить; даруй СИЛЫ, чтобы изменить то, что могу; и даруй МУДРОСТЬ, чтобы отличить одно от другого.

Скорчив гримасу, Одри быстренько закрыла дверь. В кухне, на столе, загроможденном масленками в виде коров, баночками с медом в виде ульев и заварными чайниками в виде английских деревенских коттеджей, она обнаружила записку от Джин: «Я в саду. Булочки и круассаны в буфете».

Налив себе кофе из кофейника, томившегося на плите, Одри вышла в сад. Ночью прошел дождь, и теплые шлепанцы Одри оставляли глубокие следы на размякшей земле. Изо рта у нее вырывались облачка пара с запахом кофе. На звук хлопнувшей двери Джин, переместившаяся к клумбам у сарая, порывисто обернулась:

– При-ивет, дорогая! Хорошо спала?

– Как убитая. Где Ленни?

– Уехал на собрание в Дойлстаун.

–  Опять?Он же был там вчера вечером.

– Собрания дважды в день, утром и вечером. Ленни еще ни одного не пропустил.

– И как же он туда добирается?

– Обычно я его вожу. А сегодня он поехал с приятелем из АН.

Одри с легким отвращением смотрела, как Джин выдергивает из земли жирного розового червя и откладывает в сторонку.

– Я заглянула в его комнату. Там так чисто. Ты за ним прибираешь?

– Нет, нет, он сам наводит порядок.

– Черт подери, у менядома он даже одежду с пола не подбирал. Похоже, ты справляешься с ним лучше, чем я. – Одри сделала паузу, ожидая, что Джин оспорит это заявление, но та лишь пожала плечами, продолжая копаться в клумбе.

Одри побрела по лужайке к пруду. Поверхность пруда устилали водяные лилии, а под их листьями с кружевными краями в мутноватой от водорослей воде сновали золотые рыбки. Одри улыбнулась, припомнив вдруг, как много лет назад зимним вечером Джоел нырнул голышом в этот пруд. То ли он проиграл купание в фанты, то ли его потянуло на подвиги – подробности подзабылись. Одри с Джин и Максом остались в доме, наблюдая за Джоелом из окна. Стремглав пробежав по саду, он плюхнулся в ледяную воду, – и от его воплей птицы на холме с клекотом взмыли в воздух. Позже, в постели, Одри обнаружила веточку водоросли, прилипшую к его лобковым волосам. Джоел не позволял природе запугать его. Он наполнял ее жутковатую тишину собственной энергией и шумом, преображая зеленые угодья в еще одни аванпост королевства Джоела.

– Правда, сад сегодня выглядит чудесно? – спросила Джин. – Обожаю осень, все это прекрасное увядание. Но все-таки жаль, что ты не приезжала летом. Какие тут были светлячки!

– Да? – равнодушно отозвалась Одри.

– Сад прямо-таки кишел ими. Они устраивали настоящее световое шоу…

Одри озиралась, задаваясь вопросом: когда Джин прекратит болтовню о природе.

– А там что? – За сараем Одри углядела свежепобеленную беседку. – Этого раньше не было.

– Беседка всегда была, просто ее немного подремонтировали. Там мой творческий уголок.

Сдерживая смех, Одри попыталась заглянуть подруге в лицо:

– Твой – что?

– Я там пишу: веду дневник, сочиняю стихи и прочее. Больше я нигде не могу сосредоточиться.

Одри улыбнулась: Джин иногда бывает очень странной женщиной.

– Послушай-ка, – сказала Джин, – мне нужно посадить сотню луковиц. Не поможешь?

– Вряд ли. Я ничего не смыслю в садоводстве…

– Ерунда. Сажать луковицы – невелико искусство.

Я тебя научу.

– Нет уж, спасибо. – Одри прошла к крыльцу и, опустившись на ступеньку, принялась скручивать косяк.

– Я вот о чем подумала, – фонтанировала идеями Джин. – Зачем тебе уезжать завтра вечером? Ленни не рвется в город. Поживи здесь несколько дней, восстанови силы.

– Нет, – мгновенно ответила Одри, – надо ехать. Не могу оставлять Джоела на столь долгий срок.

– Но ведь девочки с ним. Неужто на них нельзя положиться?

– Они не умеют ухаживать за ним так, как я. Не знают, как вести себя с врачами. Я должна быть там.

– А как девочки себя чувствуют? – Джин копала, не прерываясь.

– Как и следовало ожидать. Карла ходит с таким видом, будто ей только что сказали, что Санта-Клауса не существует. А Роза непрерывно злится и клеймит всех позором.

– Что ж, думаю, она переживает за тебя, Одри. Дети всегда становятся на сторону пострадавшего родителя…

Закурив, Одри нетерпеливо выпустила дым.

– Чушь собачья. Если Роза и переживает, то не из-за меня. Ятут ни при чем. Это оначувствует себя преданной и безмерно разочарованной, потому что ее отец оказался не бесполым архангелом, каким она его воображала… – Она умолкла, завидев Ленни, шагавшего по подъездной дорожке. – Привет, детка! – крикнула Одри. – А где же твой приятель с машиной? Неужто ты всю дорогу топал пешком?

– Не-е. Я вылез из машины у поворота к дому.

С тех пор как Одри видела его в последний раз, Ленни загорел и поправился.

– Ух, какой красавчик! – промурлыкала Одри. – Ну, иди же, – она протянула руки, – иди сюда и обними свою старую мамочку.

На пути к крыльцу Ленни вдруг резко остановился – он заметил косяк.

– Было бы здорово, если б при мне ты этого не делала.

Одри глянула на косяк, потом на сына:

– Что?.. Ах, ты об этом… Конечно!

Ленни дождался, пока она затушит сигарету о подошву тапка и спрячет бычок в карман, лишь затем он приблизился и обнял мать.

– Как ты, милый? – шепнула ему на ухо Одри.

– Хорошо. – Ленни отстранился. – Правдахорошо.

Агрессивность в его тоне слегка насторожила Одри.

– Я рада. – Она пошарила по карманам. – У тебя не найдется курева?

– Нет. Я стараюсь курить поменьше. Только по вечерам позволяю себе пару затяжек.

– О-о-о, разве ты не молодец!

– Ну, как могу забочусь о себе, правильно питаюсь и все такое.

– Он почти каждое утро бегает, верно, Ленни? – сказала Джин.

– Боже, – рассмеялась Одри, – не могу представить моего Лена на утренней пробежке.

– Все дело в эндорфинах, – с серьезным видом объяснил Ленни. – Они классно поднимают настроение. Бегать мне посоветовал Дейв… ну, мой поручитель.

– Вот как.

– Ага. Дейв – классный парень, лучшего поручителя у меня еще не было. Он мне спуску не дает, и лапши ему на уши не навесишь.

– Приятно слышать.

– Вообще-то он собирался зайти к нам сегодня, если ты не против.

– Разумеется, нет.

– Просто поболтать, выпить кофе. Он хочет с тобой познакомиться.

– Отлично. – Одри была несколько озадачена развитием событий. – Как скажешь.

– Ладно! – Ленни решительно хлопнул себя по бедрам. – Пойду переоденусь. Надо кое-что сделать для Джин.

– Сделать?

– Я шкурил мебель в столовой. Теперь нужно покрыть ее лаком.

– Нет, так не годится. Задержись хотя бы на пять минут, давай поговорим. Здесь ведь не долбаный трудовой лагерь, а, Джин?

– Нет, – заверила Джин, – боже упаси.

– Видишь? Хозяйка готова предоставить тебе выходной.

Ленни помотал головой:

– Я обещал закончить работу до отъезда. И хочу сдержать обещание.

Обогнув мать, он вошел в дом. Дверь за ним с треском захлопнулась.

От хлопка Одри чуть заметно вздрогнула и воззрилась на Джин:

– Верно, жизнь из него бьет ключом.

Дейв явился в четыре. Жилистый, бородатый коротышка в возрасте слегка за сорок, он походил на капитана судна, что было на свой лад привлекательно. Когда Одри вошла в кухню, он встал и пожал ей руку, заглядывая в глаза.

– Счастлив познакомиться с вами, – значительным тоном произнес он. – Я столько о вас слышал.

– Неужели? – Одри сразу почувствовала к нему антипатию. – Только хорошее, надеюсь?

– Только хорошее, – засмеялся Дейв.

– Итак, чем же вы занимаетесь, когда не присматриваете за Ленни?

– Тружусь, Одри. У меня плотницкий бизнес в Дойлстауне.

– О, здорово.

То, что он обращался к ней по имени, раздражало Одри. К такому трюку прибегают политики, когда хотят расположить к себе старушек на встречах с избирателями.

– Дейв не просто плотник, – вставил Ленни, – он, скорее, резчик по дереву. Любой самый сложный орнамент вырежет. Ты бы видела перила, которые он только что закончил для клиентов из Френчтауна. На них лица, цветы и какие-то необычные узоры. Джин подумывает сделать ему заказ.

– Да ну.

– Ленни помогает мне в мастерской, – сказал Дейв. – У него определенно талант к этому ремеслу.

– Угу.

– Мы даже прикидываем, а не устроиться ли ему ко мне на работу.

– Буду типа подмастерья, мам, – добавил Ленни.

– Что ж, – усмехнулась Одри, – ты же понимаешь, детка, что из этого ничего не выйдет. Ты не станешь каждый день ездить сюда из Нью-Йорка.

Дейв и Ленни быстро переглянулись.

– В том-то и дело, – сказал Ленни. – Я подумал, а почему бы не пожить здесь некоторое время… снять жилье в Дойлстауне.

– Лен, перестань. Ты же ненавидишь сельскую местность.

– Понимаете, Одри, – вмешался Дейв, – Ленни считает – и я согласен с ним, – что возвращение в Нью-Йорк на данном этапе лечения может ему повредить.

– То есть?

– Я здесь так оздоровился, мам. Я только начал нормально себя чувствовать. А если вернусь в Нью-Йорк, вся работа, которую я проделал над собой…

– Беда в том, – подхватил Дейв, – что именно в Нью-Йорке он пристрастился к наркотикам.

– И все те люди, что подначивали меня, никуда не делись, – вторил ему Ленни.

– Что-то я не замечала, что тебя нужно подначивать, Лен. С инициативой у тебя всегда был полный порядок.

– Да, но…

– И мне казалось, что для тебя много лучше жить дома, в кругу семьи, чем ошиваться в какой-то заднице, штат Пенсильвания, среди совершенно чужих людей.

– Они уже не чужие, – возразил Ленни. – У меня здесь появилось несколько очень хороших друзей.

– Со всем уважением, Одри, – опять подключился Дейв, – но семья часто становится проблемой для выздоравливающего наркомана.

– Простите?

– Не поймите меня неправильно. Уверен, вы любите своего сына и желаете ему добра, но вам, конечно же, известно, что семейные отношения иногда мутируют во взаимозависимости, которые могут принести вред.

– А, ясно. Значит, проблема – это я?

– Вы неверно истолковали мои слова, Одри. Я лишь говорю…

– Фигня. Все, что вы говорите, – фигня.

Ленни с упреком взглянул на нее:

– Дейв лишь хочет помочь, мама.

Одри встала и громко зевнула:

– Прошу меня извинить. Меня ждет кроссворд.

В гостиной, находившейся рядом с кухней, Одри расчистила место на диване, заваленном подушками, и села в ожидании, что Ленни последует за ней. На холщовых наволочках был выткан рисунок: дама с кавалером, одетые по моде восемнадцатого века, устраивают пикник на ступенях обветшавшего летнего домика, а мимо топает селянка с туповатым выражением лица, ведя на веревке козу. Одри горько улыбнулась. Проклятая деревенская жизнь.

Минуло несколько минут, и Одри уже решила, что Ленни не придет, когда он наконец вошел в комнату.

– Капитан Ханжа отвалил?

– Нет, – ответил Ленни. – Мы скоро едем на собрание, но сначала я хотел с тобой поговорить.

– Вот как.

– Ты не должна воспринимать все это как личную обиду, мама.

– Я и не воспринимаю.

– Уверена? Потому что со стороны кажется…

– А как насчет Тани? – перебила Одри. – Она тоже сюда переедет?

– Нет, – медленно произнес Ленни. – Таня – не тот человек, который мне сейчас нужен.

– Так сказал председатель Дейв?

– Дейв тут ни при чем.

– Разумеется, нет. Так передать ей, что ты ее бросаешь?

Ленни стукнул кулаком по дивану:

– С чего ты вдруг забеспокоилась о Тане? Она же тебе никогда не нравилась.

– Таня мне нравится больше, чем этот козел на кухне. А что с ним такое? Он голубой?

Ленни грустно покачал головой:

– Почему ты всегда задаешь такие вопросы?

– Не знаю. Но разве не странно, что он так в тебя вцепился? Не слишком ли он тебя опекает?

– Дейв не голубой. У него есть девушка.

– Прекрасно. Но это ничего не доказывает, верно?

– Почему ты упорно выискиваешь в людях что-то плохое? Дейв – реально хороший человек. Он много знает о лечении и хочет мне помочь…

– Охренеть! – взорвалась Одри. – Ленни, ты… чересчур внушаемый! Наслушался всякой чуши про взаимозависимостьи уже готов променять меня на какого-то урода.

– Ни на кого я тебя не меняю. В конце концов, мы ведь не муж и жена…

Одри впилась ногтями в подлокотник:

– Ах ты, говнюк!

– Нет! – опомнился Ленни. – Все не так… Я не имел в виду папу. Я только…

– Забудь. – Одри отвернулась. – Мне надоело с тобой ругаться. Если ты предпочитаешь якшаться с деревенскими дурачками, дело твое. Но предупреждаю: я этого не потерплю. Если ты останешься здесь, обратно я тебя не приму. Будешь сам себя содержать.

Ленни понурил голову:

– Жаль, что так получилось. Я не хотел ссориться, мама.

– Ты еще больше пожалеешь, когда очумеешь от резьбы по перилам и этого бородатого кретина. Ты приползешь ко мне в Нью-Йорк, но я тебя больше выручать не стану. – Она вглядывалась в его лицо в надежде уловить признаки сомнения, раскаяния. – А теперь проваливай. Иди, расскажи всем на собрании, какая стерва твоя мамаша.

Когда он ушел, Одри некоторое время сидела, разглядывая лиловые тени на половицах, отбрасываемые послеполуденным солнцем. Затем встала и вышла в сад в поисках Джин.

Подругу она нашла в огороде, обнесенном заборчиком. Джин заботливо осматривала помидорные кусты.

– Ты везучая! – крикнула Джин, завидев Одри. – Сегодня мы поужинаем салатом из помидоров.

– Полагаю, – начала Одри, – ты знала о намерении Ленни пойти в плотники?

– А-а. – Джин села на пятки. – Да, знала. Я бы тебя предупредила, но он очень хотел сам тебе сказать.

– И с каких пор мы пляшем под его дудку? – возмутилась Одри. – Он ребенок, Джин! А ты должна была сыграть роль его доброй феи! Я отпустила его сюда только потому, что ты меня уговорила. И вот что получилось.

– Он не ребенок, – резонно заметила Джин, – ему тридцать четыре. И ничего такого ужасного не происходит, насколько я понимаю. Он не принимает наркотики, ходит на собрания, и почему бы ему не освоить новое ремесло.

– О, замечательно. Просто восхитительно.Он стал совершенно другим человеком, да? Но ты кое-что упускаешь, Джин, и дай-ка я тебе объясню. Эта хренотень с перерождением продлится пару недель максимум, а потом он опять начнет вымогать у меня деньги на дозу.

– Давай не будем записывать ему проигрыш, у него еще есть шанс…

– Я вижу, чего ты добиваешься. Тебе смерть как хочется доказать, что ты куда благотворнее влияешь на Ленни, чем я. Старая дура Одри тридцать лет только все портила, но тут явилась святая подвижница Джин, и всего за месяц парень коренным образом изменился.

Выпятив нижнюю губу, Джин пыталась сдуть прядь волос, упавшую на глаза.

– Ты несправедлива, Одри.

– А какой еще я могу быть? Противная, вздорная Одри. Не сомневаюсь, вы с Ленни все косточки мне перемыли.

– Что ты мелешь?

Одри ринулась прочь.

– Я иду спать, – крикнула она, исчезая за калиткой в ограде.

Однако в постель она не отправилась. Мысль о гостевой комнате, набитой старым хламом, и нелепой кровати под балдахином, на которой она возлежала, как принцесса на горошине, показалась ей невыносимой. Вернувшись в дом, Одри снова уселась в гостиной. Когда полчаса спустя в комнату вошла Джин, Одри размашисто листала туристические проспекты.

– Похолодало, – сказала Джин. – Разведем огонь?

Не глядя на Джин, Одри ответила:

– Я не против.

– Может, помиримся? Или будешь дуться весь вечер?

– У нас есть другие варианты? – осведомилась Одри, продолжая изучать проспекты.

Джин улыбнулась и направилась к камину.

– Проспекты я для тебя выложила. Думала, не съездить ли нам куда-нибудь с тобой вдвоем.

– Конечно, ведь у меня куча свободного времени и денег, чтобы тратить их на путешествия.

– А что у тебя с деньгами? – Комкая старые газеты, Джин складывала их в камин.

– Ну, бухгалтер Джоела сообщил на днях, что мне грозит кризис ликвидности…

– Ого!

– Он считает, что я должна продать дом на Перри-стрит, купить каморку для одинокой бабульки, а разницу вложить в общественное что-то с пониженным чем-то…

– В общественный фонд с пониженными рисками?

– Да, наверное.

– И что ты ему ответила?

– Послала его, что же еще? – рассмеялась Одри. – Он ужасно расстроился, этот недоумок несчастный.

Джин нахмурилась:

– Согласна, бухгалтеры часто бывают противными. Но слушать их полезно, Одри. Обычно они говорят разумные вещи…

– Допустим, – Одри лениво потянулась, – но мы с Джоелом никогда не относились к деньгам разумно, и слава богу.

– Что правда, то правда. И это, спору нет, здорово – не думать о таких вещах. Но деньги имеют склонность становиться тем важнее, чем заметнее их не хватает.

– Тебе-то откуда об этом знать? – съязвила Одри.

Джин посмотрела на комок бумаги, который держала в руках, и вздохнула:

– В любом случае, я собиралась подарить тебе эту поездку.

Одри вытащила из стопки проспект пеших туров по Италии, раскрыла на странице с фотографией пожилого мужчины, бредущего в гольфах и сандалиях по Аппиевой дороге:

– Представляешь, каждое утро за чашечкой эспрессо ты будешь лицезреть вот такого пердуна?

– Есть разные маршруты, – не сдавалась Джин. – Круиз по Карибам, который организует журнал «Нейшн»…

– Лучше я выколю себе глаза.

– Да? А по-моему, это увлекательно.

– Что? Плавать от острова к острову в компании старичья и наблюдать, как они бьются за место в джакузи рядом с Катриной ван ден Хойфель? [45]45
  Катрина ван ден Хойфель (р. 1959) – совладелица, издатель и редактор журнала «Нейшн» (The Nation).


[Закрыть]И кстати, ты разве не в курсе, что на этих кораблях свирепствует радикулит?

– Ладно, круиз побоку, но не может быть, чтобы ты не отыскала в этих проспектах что-нибудь интересное…

– Джин, ты о чем? У меня муж лежит в больнице, а я буду кататься по красивым местам?

Зачерпнув горсть щепок из корзины, Джин принялась раскладывать их на решетке поверх газет.

– Думаю, наступит момент, когда ты трезво, без эмоций оценишь состояние Джоела.

– Не поняла, – вскинулась Одри.

– Наступит момент, когда тебе придется… хм… отпустить его…

– Ага! – Одри захлопала в ладоши. – Опять мне поют ту же песню «Давайте убьем Джоела». Что ж, спасибо.

– Одри, ты ведь знаешь, я не хочу…

– Хочешь. Все хотят. Особенно теперь, когда выяснилось, что он обрюхатил эту безмозглую корову. Вы хотите избавиться от него и сделать вид, что ничего не случилось. Так вот, я не позволю этой женщине поставить крест на моем браке…

– Господи, – воскликнула Джин, – да сколько можно?!

Одри удивленно уставилась на нее:

– Что ты сказала?

– Прости, вырвалось. Но… с тех пор как история с Беренис вышла наружу, ты злишься на нее, на меня, на детей – на кого угодно, только не на Джоела. В коме он или нет, но он совершил подлость. И когда ты признаешь это, тебе станет легче.

Одри медленно поднялась с дивана:

– Думаешь, я не злюсь на него? Думаешь, не ненавижу за то, что он со мной сделал? Еще как злюсь, Джин! Я ведь не идиотка!

– Извини… ты ни разу… – притихла Джин.

– Всю свою жизнь я ублажала этого человека. Сорок лет я терпела его интрижки – и вдруг, под самый конец, обнаруживаю, что он меня никогда не любил. А величайшей страстью его жизни была сраная жирная фотографиня!

– Нет, ты преувеличиваешь. Джоел обожал тебя…

– Прекрати! – Одри подняла руки. – Мне лучше знать, чем был мой брак.

– Но…

– Он писал ей стихи! Мнеон не написал ни строчки!

– Я… я не понимала, каково тебе.

– Теперь понимаешь. – Одри снова опустилась на диван.

Джин положила поленья поверх щепок, зажгла спичку. Подруги смотрели, как пламя, охватив газеты, крадется вверх.

– Каким бы ни был твой брак, – сказала Джин, – теперь уже ничего не исправить. Тебе нужно подвести под всем этим черту.

– И что я буду делать, когда подведу черту? – мрачно спросила Одри. – Таскаться с тобой по круизам до конца дней?

– Забудь про круизы, ладно? Мало ли чем можно наполнить свою жизнь. На свете столько всего интересного, творческого. Тебе только пятьдесят девять.

– Спасибо, что напомнила.

– Но это молодость! Ты по-прежнему привлекательна. Возможно, встретишь кого-нибудь.

Одри застонала. Ее угнетала мысль о том, что она осталась без мужчины, но перспективы обрести нового мужчину угнетали еще сильнее. Ухаживания в ее возрасте казались смехотворными. Нет, она не превратится в одну из тех шустрых бабенок, что сидят на заменителях гормонов, разгуливают в кожаных юбках, щебечут о своей неуемной сексуальности и с лупой изучают письма читателей в «Нью-Йоркское книжное обозрение» в поисках кого-нибудь, кто разделил бы их любовь к Пинтеру, Клее и дождливой погоде в Монтоке. Нет уж, это глупо и так… по-американски, все эти бредни о саморазвитии, о вечном движении вперед. Она сшила себе из каши одежку, по ней и протянет ножки.

– Ты могла бы активнее заняться политикой, – продолжала Джин. – Могла бы устроиться на работу. Или написать книгу. А вдруг ты решишь вернуться в Англию?

Одри прикрыла глаза рукой:

– Похоже, ты задалась целью вогнать меня в депрессию.

– Я лишь говорю, что твоя жизнь не закончилась. Ты от много отказалась, выйдя за Джоела, – сама в этом признавалась, – и теперь у тебя появился шанс сделать то, что ты всегда хотела сделать.

Одри усмехнулась тоскливо. Верно, она любила поговорить о том, чего могла бы достичь, не посвяти она свою жизнь Джоелу. Но в глубине души она всегда знала цену этим горделивым заявлениям – то были иллюзии самообольщения, фантазии, возвышающие в собственных глазах. Правда заключалась в том, что Джоел уберег ее от ничтожности. Он спас ее. Без Джоела она до сих пор печатала бы накладные в Кэмден-тауне или жила в занюханном пригороде с мужем, как две капли воды похожим на мужа ее сестры.

Одри взглянула на проспекты, валявшиеся на полу.

– Нет, Джин, – тихо сказала она, – зря ты стараешься. Со мной покончено.