Текст книги "Его уже не ждали"
Автор книги: Златослава Каменкович
Соавторы: Чарен Хачатурян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Глава восьмая
ДВА ИМЕНИННИКА
Наступил вечер. На старой железной кровати лежали одетыми Ромка и Гриць. Они молча смотрели на усыпанное звездами небо.
Подошла Катря. Поставила на ящик перед мальчиками миску с горячей дымящейся картошкой и спросила:
– А где Давидка?
– Побежал милостыню просить, – ответил Гриць. – Ему хорошо, он сирота, ему можно…
– Стыдно просить! Я сдох бы скорей…
– Ешьте и укладывайтесь спать, – устало проговорила Катря и ушла.
Мальчики набросились на картошку. Появился вислоухий черный щенок и жалобно заскулил.
– Лови, Жучок! – бросил ему Ромка картофелину.
– Смотри, жадюга какой, даже не жует.
– Голодный, как и мы, – серьезно объяснил Ромка.
В окнах, выходящих во двор, постепенно гасли огни. Залаяла собака. Жучок навострил уши и тотчас же отозвался.
– Слушай, Ромка, утром мама меня перекрестила, поцеловала и сказала, что сегодня мне одиннадцать лет исполнилось.
– Вот как! Когда у меня будут деньги, я куплю тебе подарок, – пообещал Ромка и спросил: – Грицько, а кем бы ты больше всего на свете хотел быть?
– Пекарем! – не задумываясь, выпалил Гриць.
– Пекарем? – разочаровался Ромка.
– Угу! Пекарем быть хорошо. Хлеба ешь вдоволь, да и деньги хозяин платит… Каждую субботу. Зимой в пекарне знаешь как тепло!
– А я буду опрышком,[54]54
Повстанцем.
[Закрыть] как Олекса Довбуш.[55]55
Прославленный народный герой, руководитель опрышков. Погиб в 1745 году.
[Закрыть] Вот тут у меня – топорец. За чересом[56]56
Гуцульский пояс с карманами.
[Закрыть] – длинные пистоли и флояра. Я еду в Карпаты верхом на коне! Вот по дороге едет карета… ну, этого самого… графа Потоцкого! Стой! Все богатство, ну, там., золото, деньги отнял бы и бедным раздал…
– Йой! И Зозуляку долг наш отдашь?
– А дулю с маком Зозуляку! Я у него и дом отберу!
– Я тоже буду с тобой, – заволновался Гриць. – А скажи, то правда, что Олекса Довбуш клад в пещере закопал?
– Клад? – встрепенулся Ромка. – Эге! Чтоб меня громом убило, если брешу. Вчера в бакалейной лавке пани Эльзы старый пекарь, ну, который с бородкой, кричал: «Ты такая скряга, как тот купец, что жил в большом доме около моста: грабил, грабил, сам не жрал и другим не давал! Все награбленное на Высоком Замке закопал, а сам сдох, как пес. На тот свет ничего с собой не заберешь! «Подавись, – кричит он пани Эльзе, – гульденами, которые у меня украла!» И как плюнет ей в лицо. Вот! Понял?
– А что?
– «А что?» – с досадой передразнил Ромка. – Так и не понял?
– Ну, понял, – угрюмо пробормотал Гриць.
– Что понял?
– Ну, ну… это… – И наконец, обрадованно выпалил: – Пекарь плюнул на пани Эльзу!
– Ну и дурень же ты, Гриць!
Однако, увидев, что Гриць обиделся, Ромка доверительно прошептал:
– Клад на горе… Под самым нашим носом, на Высоком Замке закопанный, слышишь?
– А-а-а! – только и вымолвил пораженный Гриць. И через мгновенье, с опаской озираясь, зашептал: – Найти б тот клад! Тата б вызволили из тюрьмы… Купили б хлеба…
Внезапно Гриць схватил Ромку за плечо:
– А что если клад заколдованный?
Ромка пододвинулся к Грицю и скороговоркой начал рассказывать:
– Старые люди говорят, будто раз в год закопанный клад ровно в двенадцать ночи горит голубым пламенем. Кто увидит, должен перекрестить то место и кинуть что-нибудь. А утром приходи и бери клад.
– И мы ночью пойдем?
– Да, ровно в двенадцать.
– А покойники? – Гриць испуганно перекрестился. – Они тоже из гробов ровно в двенадцать выходят… Лучше утром…
– Ладно, когда начнет светать, тогда пойдем, – согласился Ромка.
Вдруг в небе вспыхнул фейерверк.
– Ой, смотри, как красиво! – задрав голову, залюбовался Гриць.
– В честь дня твоего рождения, – пошутил Ромка.
– Скажешь…
Фейерверк действительно зажгли в честь именинника, но не Гриця Ясеня, а сына наместника Галиции.
Над ярко освещенным парком перед дворцом наместника дождем рассыпались огни. В разноцветных струях великолепного фонтана горела цифра «12». На залитой ослепительным светом веранде среди гостей стоял наместник Галиции – шатен с мечтательными глазами и холеными усами.
Барон фон Раух поправил монокль и, подняв бокал, торжественно провозгласил:
– За именинника!
Присутствующие смотрели на роскошно одетых детей, танцующих в зале. Но среди них не было двенадцатилетнего виновника торжества, изнеженного, тщедушного Пауля. Именинник притаился за роялем, помогая своей хорошенькой золотоволосой кузине Эрике и толстому мальчику привязывать к хвосту шпица «вертушку»,[57]57
Вид фейерверка.
[Закрыть] что не помешало барону закончить свой тост такой тирадой:
– За Пауля, моего единственного племянника, будущего блестящего государственного деятеля, как и его отец – глубокочтимый всеми нами наместник Галиции. За Пауля, хох!
Тем временем «будущий государственный деятель» торопил толстого мальчика:
– Макс, поджигай! О, какой ты неумелый, давай спички, я сам…
По залу заметался ошалевший шпиц с горящей на хвосте вертушкой. Танец оборвался. Испуганные дети разбежались по углам. Не меньше были напуганы и их родители.
У матери Пауля от ужаса округлились глаза. Быстро опомнившись, графиня улыбнулась, – мол, детские шалости, – и приказала лакею поймать собаку.
Старый лакей напрасно пытался поймать шпица, что еще больше развеселило Пауля, Эрику и толстого мальчика. Наконец, обезумевший, загнанный шпиц прыгнул на подоконник и, опрокинув вазон с цветами, исчез за окном.
По белой мраморной лестнице из сада на веранду поднимался Вайцель. Наместник поставил бокал на поднос, который держал старый лакей Юзеф, и обернулся к Рауху.
– Барон, а вот и Вайцель…
Вайцель в новом фраке, подчеркивающем его военную выправку, подошел к группе мужчин, окружавших наместника.
Через полчаса наместник, барон Раух и Вайцель перешли в кабинет хозяина. Удобно рассевшись в мягких креслах, они вели беседу.
– Таким образом, получается чудесно! Теперь те «герои» не только голодают, но многие остались без крыши над головой. А детей наплодили как мух. Как вы считаете, мой друг, – Раух обратился к наместнику, – матери этих детей позволят своим мужьям продолжать страйк?
– Нам известно, что завтра состоится тайное сборище забастовочного комитета. Там будет Кузьма Гай… – Вайцель многозначительно взглянул на собеседников и добавил: – И знаете еще кто?
Наместник и Раух вопросительно посмотрели на Вайцеля.
– Кто? – не выдержал Раух.
– Иван Сокол. И кажется, этот… его приятель, библиотекарь Павло Михайлык, который не порвал связи с Женевой.
– И что вы с ними церемонитесь? За решетку – и конец! – воскликнул Раух.
– С Соколом так нельзя! – в раздумье проронил наместник. – Он слишком известный журналист!
– Я удивляюсь вам, граф! Конечно, вы тонкий знаток литературы, искусства, но от писанины Сокола, извините, навозом несет!
– Я бы сказал – порохом, – осторожно поправил барона Вайцель.
– Как можно терпеть?! Этого гайдамаку! Этого… – горячился Раух.
– Кстати, барон, а вы читали что-нибудь из писаний Сокола? – усмехнувшись, спросил наместник.
– Очень нужно… – обиженно буркнул Раух. – Читать бредни мятежника! Пусть читает герр Вайцель, его дело!
Фразу барона приняли как остроту, и все засмеялись.
– Герр Вайцель, а может, Сокол – русский шпион? – неожиданно спросил Раух.
– Нет, он не царский шпион. Сокол гораздо опаснее: он связан с русскими социалистами.
Лицо наместника стало серьезным.
– Герр Вайцель, Иван Сокол – талантливый литератор. Я надеюсь, он одумается…
– Ваше сиятельство, горбатого могила исправит, – возразил Вайцель.
– Нет, нет, с ним так нельзя. Сокол слишком популярен среди черни. Конечно, он заслуживает суровой кары, но…
– Ваше сиятельство, Иван Сокол – одержимый! Десятки раз у него делали обыск и всегда находили запрещенную литературу. Сажали в тюрьму. Но он все равно остался непримиримым врагом нашей монархии. Смею заметить, ваше сиятельство, он – источник зла в Галиции. Сокол и его друзья распространяют социалистическую заразу и подрывают основы и авторитет нашей монархии. Сокол перевел на язык русинов главы из «Капитала» Карла Маркса. И вот более пятнадцати лет эта рукопись служит учебником для студенческих и рабочих тайных кружков, ее переписывают от руки и распространяют… Недавно мне стало известно, ваше сиятельство, что через квартиру Сокола русские социалисты собираются транспортировать из-за границы в Россию нелегальную марксистскую литературу…
– Герр Вайцель, – угрюмо проронил наместник, – я повторяю, Сокол заслуживает самой суровой кары, но… вы должны меня понять, герр надворный советник, нельзя дразнить чернь. Нельзя! Сокол пустил глубокие корни в сердце простолюдинов. Его любят. К его словам прислушиваются. Каждое слово Сокола – пуля, которая метко разит цель. Не лучше ли посеять подозрение к нему?.. И тогда его слова потеряют свою меткость, разительность. Если вам и Это не удастся, тогда… Надо придумать. Ведь каждый человек умирает. Не обязательно на виселице или от пули. Есть и болезни… Скажем, тиф, холера. Наконец, умереть можно даже от грибов, рыбы…
Сделав паузу, наместник многозначительно добавил:
– Они иногда бывают ядовитыми. Такая смерть считается несчастным случаем. Вряд ли кому придет в голову обвинять в ней власти или… надворного советника Вайцеля. Вам ясно?
– Да, ваше сиятельство.
Раух, который тяжело сопел от одышки, терпеливо, без реплик, слушал наместника. При последних словах он неистово зааплодировал, воскликнув:
– Чудесно! Гениально!
И то, о чем так длинно и нудно говорил наместник, барон фон Раух выразил одним словом:
– Отравить!
В это время неполнолетний «будущий государственный деятель» Пауль решил развеселить старого лакея Юзефа, который показался ему печальным. Как только старый лакей вошел в зал, неся на большом серебряном подносе хрустальные вазочки с мороженым, Пауль подкрался к нему сзади и из хлопушки выстрелил старику в затылок, обсыпав его дождем разноцветных конфетти.
Перепуганный лакей выронил из рук поднос, вазочки со звоном разлетелись вдребезги. Роскошное платье графини, пошитое в Париже у самой мадам Рампуан по случаю именин Пауля, было испачкано мороженым. Всегда белые щеки графини покрылись красными пятнами. Не теряя самообладания, она улыбнулась и лишь мягко упрекнула сына:
– О Пауль!
– Я хотел его развлечь! Кто виноват, что Юзеф шуток не понимает? Я же его не поджег! – оправдывался Пауль.
Гости умилялись.
А Юзеф стоял на коленях и дрожащими, непослушными руками собирал с паркета осколки хрусталя. До него донесся мягкий голос ясновельможной графини, которая с ноткой грусти кому-то говорила:
– Юзеф стар, пора на покой…
Смех гостей еще звучал в ушах старого Юзефа, когда на пороге каморки в подвале дворца наместника появился радостно взволнованный Казимир.
– Поздравьте меня, крестный. Я нашел работу…
Старый Юзеф медленно обернулся и посмотрел на него такими скорбными глазами, что радость Казимира сразу угасла.
– Что с вами, крестный? Не заболели ли вы?
– Пан Войцех из Америки вернулся, – тяжело вздохнул Юзеф. – Письмо от Ванды привез. На вот, почитай…
В раскрытое окно ворвались звуки задористой польки. Юзеф прикрыл окно, взял подсвечник с горящей свечой и поближе поднес к Казимиру. Тот развернул листок измятой бумаги.
«О Езус-Мария! – прочел вслух Казимир. – На беду свою, мы поверили, что есть счастье-доля в Америке, пусть она огнем горит, а тех вербовщиков – пусть их пан-бог покарает! Легко камень в море кинуть, да пойди достань. Наняли нас всей семьей железную дорогу прокладывать через леса и болота… Да беда не по лесу ходит, а по людям… Свела Яна в могилу желтая лихорадка…»
– Матка боска! – перекрестился Юзеф.
«…А я с пятью детками малыми осталась, как птица без крыльев и гнездышка. И родной земли, наверное, ни я, ни дети мои не увидим…»
В дверь что-то зацарапало, послышался жалобный визг. Юзеф поставил подсвечник, открыл дверь и впустил шпица.
– Снежок, голубчик, – Юзеф, присев, погладил собачонку.
– Что у него на хвосте? – спросил Казимир.
– Панычи развлекались – и Юзеф отвязал вертушку от хвоста измученной собаки.
Глава девятая
ИСКАТЕЛИ КЛАДА
Солнце еще не взошло, а Ромке словно кто-то на ухо крикнул: «Пора!»
Поеживаясь от холода, он быстро вскочил и затормошил крепко спящего Гриця.
– Разве светает? – сонно пробормотал тот, не открывая глаз.
– Тише! – испуганно шептал Ромка. – Не видишь?.. Кто-то спит на сундуке.
– Это же тато! Выпустили! – узнал Гриць отца.
– Тише, разбудишь! – Ромка приложил палец к губам. – Бери мешок, а я – лопату. Пошли…
В предрассветном тумане мальчики украдкой проскользнули мимо сторожа, спящего у ворот тарного склада. За ними бежал Жучок.
И вот Ромка и Гриць – у песчаного обрыва, где одиноко стоит молодая березка.
– Начнем копать там, – Ромка указал на корневище сломанного грозой дуба.
Искатели клада молча принялись за работу. Ромка орудовал лопатой в яме, а Гриць наверху отгребал руками землю.
Вдруг Гриць молитвенно сложил руки, воздел глаза к небу и взмолился:
– Боженька, милый! Помоги нам найти клад… Помоги, га? Мы тебе… Мы с Ромкой пойдем в церковь и поставим много свечей… Ей-богу!
– Грицю, с кем ты там разговариваешь? – крикнул из ямы Ромка.
– С паном-богом.
– Чего-чего? – не расслышал Ромка.
– С боженькой я говорю…
– А он что?
– Молчит… Наверное потому, что мы грешные…
– То правда, – согласился Ромка, утирая рукой пот и размазывая грязь по лицу. – В сады чужие лазим, картошку воруем… – И вдруг, закипев гневом, погрозил кулаком: – А пану Зозуляку ей-богу когда-нибудь каменюкой голову провалю!
– Тихо ты, не гневи бога! – испуганно замахал руками Гриць.
Ромка снова принялся копать. Вдруг лопата ударилась о что-то твердое. Скрежет услышал и Гриць, припавший к краю ямы.
– Нашел! – радостно воскликнул Ромка.
Он упал на колени и поспешно начал разрывать землю руками.
– Осторожно! – дрожа от волнения, крикнул Гриць и прыгнул к Ромке.
Теперь они трудились вдвоем, едва умещаясь в яме.
– Ага! – Ромка, взволнованный, схватил лопату. – Да не мешай же ты, Грицю, вылазь из ямы, быстро!
Гриць поспешно выполнил приказ друга. Лежа на животе, он следил за работой Ромки.
Постепенно на дне ямы вырисовывался какой-то темный предмет. Когда стало возможным ухватить его руками, Гриць не вытерпел и снова прыгнул в яму.
– Ух, какой тяжелый! Там, видно, добра разного много, – лихорадочно дрожа, прошептал Ромка.
Мальчики присели на дно ямы. Уперлись ногами и спинами в стенку и изо всех сил потянули клад.
– Не поддается, холера! У черт! – выругался Ромка.
– Да не ругайся, прогневишь бога… – рассердился Гриць.
– «Прогневишь!»
Ромка еще несколько раз копнул вокруг таинственного предмета, и на этот раз мальчики вытащили большой камень.
– Вот тебе и клад! – едва не плача, проговорил Ромка и только сейчас почувствовал, как болят исцарапанные грязные руки.
– Вот видишь, в камень обратился. Говорил я тебе, не гневи бога.
– А ну тебя, – сердито отмахнулся Ромка.
Утомленные друзья сидели на дне ямы и злились друг на друга. Наконец Гриць пнул ногой камень и, глотая слюну, проговорил:
– Йой, и голоден же я!
Тогда Ромка предложил пойти на картофельное поле, что у подножья горы.
– А если поймают? – боязливо спросил Гриць.
– Цапля, а на что у тебя такие длинные ноги? – ответил Ромка.
Вот и картофельное поле. Осторожно озираясь, Ромка лопатой копает картошку, а Гриць собирает и прячет ее за пазуху.
– Хватит, бежим назад! – предлагает Ромка.
И мальчиков точно ветром сдуло с поля.
Благополучно выбравшись из зарослей молодого ельника на полянку, мальчики присели и высыпали картошку на песок. В небольшую ямку сгребли сухие листья и разожгли костер. То и дело с треском вылетал рой золотистых искр, дым ел глаза. Но кто обращает на это внимание, если впереди такое наслаждение – полакомиться печеной картошкой!
Вкусная печеная картошка! Обжигая пальцы и губы, оставляя под носом черные усы от сажи, друзья с жадностью ели рассыпчатую белую мякоть.
– Вот если бы сейчас хоть щепотку соли, а, Гриць?
– Да она и без соли вкусная!
Вдруг раздался резкий свист. Жучок насторожился.
– Надо погасить костер, – прошептал Ромка. – Наверное, хозяин ноля…
Мальчики мгновенно засыпали костер песком, да так тщательно, что и сами не отыскали бы его следов.
Свист повторился, на этот раз совсем близко.
– Айда на Кайзервальд,[58]58
Лес, расположенный недалеко от Лысой горы во Львове.
[Закрыть] – скомандовал Ромка.
– А если жандармы? Еще поймают. Туда не разрешается ходить, – заколебался Гриць.
– Жандармы? Ну и пусть поймают! Не посадят же они нас на шнельцуг[59]59
Скорый поезд.
[Закрыть] и не отвезут в Вену, до самого цисаря! Дадут раза два по шее и отпустят! Гайда, Грицю!
Ромка воинственно свистнул, и мальчики бросились в густую, плотную чащу молодого ельника.
В лесу Ромка вспугнул стайку птичек и тут же увидел на замшелом пне кучу оставленных кем-то грибов. Он тихо подозвал товарища:
– Видишь? Тут кто-то есть.
– Это белка сушит грибы! – объяснил Гриць. – Ты знаешь, Ромка, прошлым летом, когда я жил у дяди Штефана в Бориславе, он взял меня с собой в лес. Там мы с дядей Штефаном на сухих веточках и сучках много грибов набрали!
– Грибы на сучках? – недоверчиво покосился на приятеля Ромка. – Разве грибы на сучках растут?
– А разве я говорю, что растут? Белка накалывает их на сучки и сушит. Вот не сойти мне с места, если вру! Она на зиму себе запасы делает.
Гриць хотел взять с пенька грибы, но Ромка остановил его:
– Не тронь!
– Смотрите на него, люди добрые, – рассердился Гриць. – Белку пожалел!
Поблизости зазвучали голоса людей, и мальчики быстро спрятались в кусты.
– Там… вот… – едва слышно прошептал Гриць, – сторожа, а может, жандармы.
Прислушались. Голоса доносились оттуда, куда указал рукой Гриць.
– А если собак спустят?
– Что-то не слышно собак, – утирая вспотевший лоб, ответил Ромка и, осторожно отступая, начал отходить назад.
Но Гриць, зацепившись ногой за обнаженный корень старого клена, упал.
– Пропали, – выдохнул побледневший Ромка. – Теперь они нас сцапают.
Прошла минута, вторая – никто не появлялся. И снова послышался тихий, но твердый голос. Мальчики прислушались. Кто-то читал:
«…Между тучами и морем гордо реет Буревестник
Черной молнии подобный… То крылом волны касаясь,
То стрелой взмывая к тучам, он кричит, и – тучи
Слышат радость в смелом крике птицы…»
– А ну, пошли ближе, – отважился Ромка.
Мальчики начали тихонько пробираться в чащу, раздвинули ветки и неожиданно увидели пожилого рыжеусого человека. Он сидел под высокой ивой, залитой лучами утреннего солнца, пробивавшимися сквозь густую светло-зеленую листву. В руках он держал какой-то журнал и взволнованно читал, а вокруг него на небольшой тенистой полянке сгрудилось человек двадцать студентов и рабочих. Среди них были Кузьма Гай и Ярослав Калиновский. Гната Мартынчука мальчики сначала не заметили.
«…В этом крике – жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике…», – читал Сокол.
Высокий белокурый студент, стоящий около Ярослава, пригнул к себе ветку ивы и медленно, сосредоточенно отрывал листья. Это был Ян Шецкий, которого мальчики тоже не знали. Рядом с ним сидел на траве, обхватив обеими руками колени, Денис. Он восторженно слушал чтеца.
На разостланной газете лежали остатки хлеба, яичная скорлупа, луковица, колбаса. Тайное собрание, на случай налета полиции, должно было выглядеть как пикник.
– Гляди, Ромка, а вон твой тато, – толкнул друга локтем Гриць.
– Tc-c-c, – и Ромка заставил его замолчать.
На конспиративное собрание в лес не пришел Тарас Коваль. Выполняя задание Гая, он в эту самую минуту подходил к дому, где жил Ярослав. От внимательного взгляда студента не укрылось то, что против ворот на лестнице, приставленной к газовому фонарю, возился какой-то подозрительный человек в комбинезоне, то и дело внимательно вглядываясь в прохожих. Когда Тарас поравнялся с калиткой дома Ярослава Калиновского, он поймал на себе взгляд рабочего в комбинезоне.
Тарас спокойно вошел во двор и, захлопнув за собой калитку, припал глазами к щели. Теперь он ясно увидел, что рабочий на лестнице внимательно смотрит на ворота, за которыми притаился Тарас. Тогда Тарас, осмотревшись вокруг, отошел от калитки и быстро прошел мимо развешенного белья. Сквозь дыру в заборе Тарас выбрался на другую улицу и, обогнув маленький костел Ивана Крестителя, пошел вдоль невысокой стены, увитой плющом. Остановился, оглянулся и, легко перемахнув через стену, очутился во дворе тарного склада, заваленного бочками и ящиками.
Отсюда Тарас снова мог видеть, что делалось на улице. Метрах в двух от него топтался на лестнице тот самый рабочий. Он явно следил за воротами напротив.
К фонарю приблизился хорошо одетый господин с усиками.
Рабочий быстро слез с лестницы, достал сигарету и обратился к прохожему:
– Пан позволит?
Прохожий не дал ему прикурить от своей сигареты, а достал из жилетного кармана зажигалку:
– Прошу, – и тихо осведомился: – Ну?
– Лишь один плюгавенький студент. Пока не вышел.
– Не одурачили ли они нас? Загляните в квартиру.
Спустя пять минут агент звонил к Калиновским.
– Кто там? – громко спросила Катря Мартынчукова, убиравшая в квартире. – Не замкнуто, входите, прошу!
Агент вошел. Окинув взглядом комнату, он очень вежливо обратился к Катре:
– Прошу пани, я немного опоздал… Тут у вас должны собраться…
– Что, что? Белены объелись, что ли, прошу пана? Тут не парламент, чтобы собрания устраивать! – сразу поняв, с кем имеет дело, отрезала Катря.
Считая разговор оконченным, Катря сурово нахмурила брови и направилась на балкон с трепачкой в руках, чтобы выбить из ковра пыль. И агент, с опаской косясь на палку в руке Катри, поспешно отступил к двери.
…А тайное собрание, о котором агент хотел узнать, продолжалось.
– «Жизнь» – легальный журнал русских марксистов, – говорил Сокол друзьям. – Здесь напечатана «Песнь о Буревестнике» Максима Горького. За напечатание песни власти запретили издание журнала. Конечно, тьма боится света! Друзья мои, пламенный призыв «Буревестника» должны услышать тысячи обездоленных галицких тружеников, которые до сих пор терпят и молчат, а их покорностью питается насилие, как огонь соломой.
В эту минуту ветви орешника раздвинулись, и около Гая, сидящего на пне, появился Тарас. С трудом переводя дыхание, он что-то встревоженно зашептал, отчего лицо Кузьмы нахмурилось. Он медленно встал.
– Товарищи! – сурово прозвучал его голос. – Дом, где мы сегодня должны были собраться, оцеплен жандармами.
Гай медленно обвел взглядом лица присутствующих и, когда встретился с глазами Ярослава, прочел в них: «Откуда же полиция могла узнать?»
– Среди нас есть провокатор… – уверенно сказал Гай.
– Ваша осторожность, друже Кузьма, спасла людей, – взволнованно проговорил Сокол.
– Осторожность – это азбука революционного подполья…
– Я бы задушил предателя своими руками! Кто?! – и Денис почему-то неприязненно покосился на Ярослава Калиновского.
– Все же таки – кто? – ни к кому не обращаясь, тихо обронил Ян Шецкий.
Ромка и Гриць, не выходя из укрытия, тоже заволновались.
– Слушай, Ромка, а что такое… провокатор?
– Ну, человек… Он за деньги родную мать готов продать полиции. Понял? Мой дедусь говорит, такого и за человека грех считать. Понял?
– Такой, как пан Зозуляк, – добавил Гриць.
Мальчики опять умолкли, прислушиваясь к словам Гая:
– Коварный расчет барона Рауха найти союзников среди жен и матерей бастующих лопнул как мыльный пузырь. Семьям бастующих мы раздадим деньги из рабочей кассы. Но самое сложное, товарищи, – работа среди крестьян, потому что они за мизерный заработок, за кусок хлеба готовы принять любые условия.
Вдруг чья-то сильная рука приподняла Ромку за шиворот, как котенка, и испуганные глаза мальчика встретились с глазами студента могучего сложения. Гриця, пытавшегося бежать, поймал кто-то другой.
– Вы что тут делаете?
– А мы… мы там… – растерянно забормотал Ромка.
На студента с громким лаем набросился Жучок. Гриць вырывался, колотил студента кулаками в грудь, а потом заорал во все горло:
– Пусти-и-и!
Собака, увидя, что ее друзья в беде, яростно накинулась на обидчиков. На шум сбежались студенты.
– Ромусь, Грицю, что вы здесь делаете? – спросил Ярослав.
Жучок узнал Ярослава и начал ластиться к нему.
Ромка вопросительно посмотрел на Гриця, как бы советовался – сказать или не сказать? Но Гриць опередил его:
– Мы клад искали.
– Что? – переспросил Ян Шецкий.
– Ну, клад…
Все переглянулись. Рослый студент, поймавший Ромку, не выдержал и первый засмеялся. Ромка не на шутку обиделся:
– Нечего насмехаться. Купец все, что награбил у людей – деньги, золото, зарыл под деревом.
– Мальчики, а зачем вам золото? – спросил кто-то из присутствующих.
– Как зачем?.. Долг пану Зозуляку отдать, – пробормотал Гриць и вдруг уверенно проговорил: – Пан Ярослав, это Зозуляк – провокатор!
– Какой провокатор? О чем ты говоришь, Грицю?
– Известно, хуже Зозуляка на всем Старом Рынке человека не найдешь, – попробовал разъяснить мысль друга Ромка. Но Гриць запальчиво перебил его:
– Или Зозуляк провокатор, или аптекарь пан Соломон. Они с полицаями дружбу водят… Жаднее их никого нет на свете.
Ярослав не мог сдержать улыбки:
– Товарищи, пора расходиться! – подойдя к студентам, сказал Гай.
А Гнат Мартынчук, стоявший рядом с Иваном Соколом, посоветовал:
– Вам лучше выйти из лесу с детьми; они самая надежная охрана.
