Текст книги "Всеобщая история кино. Том 2 (Кино становится искусством 1909-1914)"

Автор книги: Жорж Садуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

«Рабочий с благодарностью протягивает руку, а хозяин пожимает ее. Так заканчивается фильм «Преодолевший предрассудки». Всем понятно, что рабочий был неправ, нападая на самые дорогие для нас убеждения. Ложные теории разбиты наголову, и мы возвращаемся к старым счастливым отношениям между хозяином и рабочим.

Итак, фильм показывает заблуждение человека, обманутого ложным социализмом, опьяненного нелепыми идеями равенства и отравленного завистью» ^[89].

В «Спекуляции пшеницей» Гриффит, бесспорно, показал свое доброжелательное отношение к крестьянам и безработным. Но в «Преодолевшем предрассудки» он играл на руку самой реакционной пропаганде, изображая рабочих-синдикалистов пьяницами и преступниками. Подобный фильм должен был заслужить высокую оценку хозяев «Байографа» – Кеннеди и других деятелей Уолл-стрита, вероятно, еще более высокую, чем заслужила «Стачка» Зекка в 1904 году у представителей французской тяжелой промышленности, финансировавших «Патэ». В фильме «Пригревший гадюку» Гриффит изображает Французскую революцию как ряд кровавых расправ, совершенных по приказу преступных фанатиков ^[90].

Во всех фильмах из времен гражданской войны в Америке, которые он снимал либо в Калифорнии, либо в пригородах Нью-Йорка («Сердце и меч», «Дом с закрытыми ставнями», «Битва» и др., 1910–1911), Гриффит всегда поддерживал точку зрения южан, а сторонников Линкольна изображал грабителями и бандитами. Это объясняется не только убеждениями Гриффита, воспитанного в семье, разоренной гражданской войной, но также и установившейся традицией американского кино.

В некоторых из этих фильмов уже намечаются отдельные черты будущего шедевра Гриффита «Рождение нации». Вот анализ «Битвы», данный В. Линдсеем:

«Главные роли в нем исполняют Бланш Суит и Чарлз Уэст. Психология двух влюбленных крестьян сначала показана в эпизоде танцев на деревенском празднике. Затем герой и его товарищи отправляются на войну. Солдаты проходят через толпу приветствующих их друзей, собравшихся со всех окрестностей. Эта сцена раскрывает патриотическое чувство, охватившее массы, движимые этим чувством, солдаты вступают в бой. Случайно сражение начинается вблизи деревни, где недавно происходил праздник.

Сначала герой выказывает себя трусом. Он бежит к родному очагу и просит любимую девушку спрятать его, чем разбивает ей сердце. Затем он снова убегает, на этот раз не только от битвы, но и от горьких упреков девушки. Позднее мужество возвращается к нему. Он проводит обоз с порохом сквозь подожженную вражескими разведчиками деревню. По пути он теряет всех своих товарищей и все повозки, кроме той, которую ведет сам. Доставленные им боеприпасы решают исход битвы.

Через весь фильм проходят сцены сражений, данные Гриффитом с присущей ему одному силой и блеском. Этот фильм следовало бы сохранить в университетских библиотеках как образцовый. И хотя он состоит всего из одной части – это один из лучших фильмов «Байографа», более содержательный, чем пышные фильмы в шести частях, которые демонстрируют в наши дни и просмотр которых тянется два часа. Вот как его следовало бы рекламировать: «Этот спектакль длится всего 20 минут, но фильм Гриффита «Битва» – великий фильм» ^[91].

Мы видим, что и через несколько лет после выпуска на экран этот фильм не потерял своей ценности в глазах Вэчела Линдсея, одного из первых писателей, признавших кино искусством. Сценарий фильма имеет много общих черт с первой частью «Рождения нации». В Калифорнии за зиму 1910/11 года Гриффит научился руководить толпой, всадниками, сражениями, организовывать большие постановочные сцены. В его распоряжении были довольно крупные средства. Например, для «Рамоны», как сообщалось в рекламе, ему разрешили купить небольшую деревеньку и дать ее поджечь толпе индейцев, нанятых им для этого нападения ^[92].

В течение трех лет (1909–1913) Гриффит со своей труппой проводил зимний сезон в Калифорнии. Некоторые актеры покинули «Байограф», но режиссер компенсировал эти потери новыми находками: в труппе появились Мэйбл Норман, Бланш Суит, Флоренс Лабади, Эдвин Огаст и Доналд Крисп, один из теперешних ветеранов Голливуда. В Лос-Анжелосе Гриффит ангажирует Мэй Марш, привлекательную девушку, которую он заметил во время съемок еще в свой первый приезд.

Лучшей картиной из снятых Гриффитом за вторую зиму пребывания в Калифорнии была «Телеграфистка из Лоундэйла» (23 марта 1911 года) – первый из его фильмов, привлекший внимание в Европе. Сценарий его не отличался особой оригинальностью и представлял собой вариант темы «Уединенной виллы». На телеграфистку маленькой уединенной железнодорожной станции нападают бандиты; она сообщает об этом при помощи азбуки морзе своему жениху, машинисту паровоза, который спасает ее «в последнюю минуту» – излюбленный прием Гриффита.

Если вы сравните этот фильм со «Спекуляцией пшеницей», которая вышла всего на 14 месяцев раньше, то будете поражены необыкновенными достижениями режиссера.

Гриффит научился с полной свободой переносить камеру с места на место. И даже в пределах одного эпизода, когда действие достигает наивысшего напряжения, режиссер поочередно переносит зрителя в три центра, где действие развертывается одновременно, – паровоз машиниста, комнату, где телеграфистка ждет помощи, и здание вокзала, осажденное бандитами.

В павильонных сценах Гриффит пользуется тремя планами: средний план, «американский» план (где персонажи даны до колен) для сцен с участием двух или трех актеров и первый план (где актеры даны по пояс). Последний вводится для того, чтобы показать какую-нибудь существенную деталь, например аппарат Морзе или, перед самой развязкой, английский ключ, которым героиня угрожала бандитам; когда его показывали средним планом, он казался револьвером. Все это свидетельствует о тщательно продуманной разработке режиссерского сценария с целью придать ему большую выразительность.

Однако нельзя утверждать, как это делает Сеймур Стерн ^[93], что в этом фильме есть «очень крупные планы», введенные для показа деталей. Первые планы Гриффита в этом фильме все же более отдалены, чем планы в некоторых английских фильмах, вышедших около 1900 года, и во многих американских, английских и французских, выпущенных до 1910 года. Вот почему можно задать вопрос (хотя бы в виде гипотезы): опередил ли Гриффит своих современников, разделяя сцены на несколько различных планов, или этот прием уже встречался в вышедших одновременно или в более ранних комедиях «Вайтаграфа» ^[94].

В «Телеграфистке из Лоундэйла» Гриффит-ученик доказывает, что придет день, когда он станет настоящим мастером, доведя до совершенства параллельный монтаж и четкий ритм, все ускоряющийся вместе с действием. Здесь Гриффит начинает вырабатывать свой стиль, основанный на перестановках камеры, но не на ее движении.

Вопреки тому, что так часто писали, в этом фильме нет настоящего движения камеры. В сценах на паровозе киноаппарат, установленный в тендере, все время снимает машиниста под одним и тем же углом зрения. Здесь кадр не меняется, в то время как основной функцией движения киноаппарата является изменение и преобразование кадра. В этой сцене движется только пейзаж, который проносится позади актера и играет лишь подсобную роль. Аппарат же стоит все время неподвижно перед актером, так же как в фильме «Большое ограбление поезда» (1903), где Эдвин Портер придумал остроумный трюк: он передвигал нарисованный пейзаж позади открытой двери декорации, изображающей вагон.

В 1911–1912 годах положение Гриффита значительно упрочилось, так же как и его мастерство. Проценты, получаемые им за прокат его фильмов, составляют теперь 1000–1500 долларов в месяц. Дела «Байографа» процветают, и Гриффит пользуется доверием своих хозяев. Теперь он может ставить в Калифорнии или близ Нью-Йорка фильмы из эпохи пионеров или гражданской войны с большим количеством статистов и конкурировать с «независимыми». В фильмах «По прериям в начале 50-х годов» и в «Битве» (1911) участвовало, как говорили, несколько сот статистов. Ковбойские фильмы Гриффита в дальнейшем всегда вызывали восторг.

Во Франции Шарль де Фраппе, посмотрев «Последнюю каплю воды» (июль 1911 года), пишет в «Курье синематографик»:

«Сценарий – настоящая находка. Фильм снят на натуре, среди дикой пустыни ^[95]. Мы снова видим в нем безумную храбрость великолепных всадников «Байографа». Оригинальный и полный движения фильм. Мы ставим его на одну доску с «Золотой свадьбой» ^[96]и приносим поздравления автору, исполнителям и режиссеру…»»

Редактор «Курье синематографик» с таким же восторгом отзывается о фильмах «Битва», «Сердце солдата», «Телеграфистка из Лоундэйла», «Дочь вождя», а также о «Брате-индейце», по поводу которого критик восклицает: «Браво! Очень хорошо! Если б режиссер приехал во Францию, у него нашлось бы немало учеников. Передайте ему мои поздравления». Наряду с этими фильмами лучшим произведением Гриффита в 1911 году был новый вариант «Эноха Ардена». В фильме играли Линда Арвидсон, Флоренс Лабади, Дженни Макферсон, Уилфред Лукас и Роберт Хэррон. Эта картина, где режиссер широко использовал параллельный монтаж, была первым его фильмом в двух частях (600 метров). Обе части вышли и демонстрировались отдельно. Они имели значительный успех, и школьников водили в «никель-одеоны», чтобы показать им это почтительное переложение классической поэмы.

Несмотря на шумный успех фильма и на более ранние опыты «Вайтаграфа» и «независимых», также выпускавших картины в двух частях, руководители «Байографа» не стали сторонниками двухчастных фильмов. Гриффиту разрешали выпускать такие длинные ленты только два-три раза в год, не больше. Железный корсет, которым стал для режиссера 300-метровый фильм, стеснял Гриффита и мешал его развитию. Это ясно обнаруживается в фильме «Мушкетеры со Свиной улицы», действие которого развертывается в трущобах Нью-Йорка, уже служивших местом действия для нескольких фильмов Гриффита («Трущобная лилия», февраль 1911 года, и др.).

Сценарий был написан шестнадцатилетней актрисой Анитой Лус, которая только что начала выступать в театре Сан-Диэго. Молодая сценаристка, писавшая с двенадцатилетнего возраста, создала довольно сложную историю двух девушек – их играли Лилиан и Дороти Гиш, – которых преследуют злоумышленники. В фильме привлекает внимание необыкновенная грация и трогательная красота сестер Лилиан и Дороти Гиш, которых Гриффит взял в свою труппу в Нью-Йорке по рекомендации Мэри Пикфорд. Трущобы показаны с волнующей правдивостью. Эта картина, некоторыми чертами предвещающая появление гангстерских фильмов, замечательна своей композицией: кинокамера в ней переносится с места на место с такой же легкостью, как и повествование в литературном произведении. Но чрезмерная насыщенность действия делает почти непонятным сценарий фильма, для полного развития которого необходимо значительно более 15 минут.

В 1912–1913 годах Гриффит провел свой последний сезон в Калифорнии, работая для «Байографа». Он поставил там «Происхождение человека, или Первобытный человек» – очень широко задуманный фильм, которому Гриффит сам придавал громадное значение. Стараясь придерживаться научных взглядов, он одел своих доисторических героев в одежды из сухой травы, а не в шкуры животных, как делали до него режиссеры других доисторических фильмов, оказавших на него несомненное влияние (таковы, например, некоторые фильмы «Вайтаграфа» и «Борьба за огонь» французской фирмы ССАЖЛ, по роману Рони). Картина начиналась словами конферансье, излагающего теорию Дарвина, которая иллюстрировалась микроснимками. Затем действие переносилось в доисторические времена. Вот как Вэчел Линдсей передает сюжет фильма:

«В ту эпоху, когда пещерные люди-гориллы еще не знали оружия, Слабые Руки (Роберт Хэррон) изобрел каменный топор. Таким образом ему удалось победить своего гориллообразного соперника – Грубую Силу (Уилфред Лукас). Нравы и обычаи пещерных людей изображены очень интересно и вполне правдоподобно. Их обезьяньи жесты весьма забавны. Это хроника развития человека, показанная на примере умственного превосходства Слабых Рук, сразившего Грубую Силу. Символично бегство Слабых Рук, преследуемого Грубой силой среди скал, до тех пор пока не наступает развязка. В последнюю минуту торжествует разум. Слабые руки благодаря своей изобретательности убивает Грубую Силу и вновь обретает жену – Белую Лилию (Мэй Марш), которую тот у него отнял.

Этот прекрасно сыгранный фильм – один из шедевров Гриффита. Американская публика, увлекающаяся механикой и автомобилизмом, с волнением следит за тем, как палка превращается в молот. Это захватывает ее не меньше, чем рассказ о достижениях братьев Райт в авиации…».

«Происхождение человека» было принято в Европе с большим одобрением. «Это одно из самых интересных произведений, виденных нами за последние месяцы», – писал лондонский «Биоскоп». Не менее благосклонно был встречен и фильм «Масло и вода» (январь 1913 года) – комедия театральных нравов, в которую входил красивый балет, а затем ковбойский фильм «Побоище», о котором г-жа Гриффит пишет следующее:

«Фильм снимался в долине Сан-Фернандо, близ Лос-Анжелоса. Наняли несколько сот всадников и вдвое больше краснокожих. На некотором расстоянии от деревни раскинули палаточный лагерь, в центре которого возвышались две палатки побольше – как это принято у индейских племен.

Приготовления длились очень долго из-за трудности постановки, и, как водится, мы не сумели сохранить в тайне свою работу, так что жители селения Сан-Фернандо, находившегося в 2 милях от нас, сбежались, чтобы смотреть съемки…

Две недели длился спор между Гриффитом и Догерти (заведующим сценарным отделом «Байографа». – Ж. С.) но поводу одной из надписей «Побоища».

Во время съемок Дэвид никогда не пользовался сценарием и надписи в свои картины вставил лишь в тех случаях, когда был уверен, что без них сцена покажется непонятной. На первом просмотре, по окончании съемки, мы внимательно отыскивали неясные места и, если считали, что они могут остаться непонятными для зрителя, вставляли в них надписи.

В «Побоище»… преследуемые индейцами всадники внезапно соскакивали на землю, поворачивались лицом к врагу и, спрятавшись за лошадьми, как за баррикадой, стреляли в индейцев… Гриффит хотел здесь вставить надпись: «Они соскочили на землю, чтобы защищаться». Догерти возражал, считая, что публика и так все поймет. Но Гриффит не был в этом уверен. Мистеру Кеннеди пришлось самому вмешаться в этот спор… В конце концов надпись была сделана…».

Эта дискуссия, несомненно, показывает, что Гриффит, придавая огромное значение доступности своих фильмов для широкой публики, прежде всего добивался их полной ясности. Но этот случай доказывает также, что он использует надписи как способ пунктуации.

«Нью-йоркская шляпа» (1913) – прекрасный образец киноновеллы, шедевр, напоминающий своей иронической сжатостью рассказы Мопассана или Марка Твэна и предвещающий шедевры Чарли Чаплина, которые, как и этот фильм, ограничивались одной частью.

В маленьком американском городке пастор (Лайонель Барримор) получает из рук умирающей женщины небольшую сумму, чтобы купить ее дочери (Мэри Пикфорд) подарок в день рождения. Не говоря ничего об этом завещании, пастор преподносит девушке роскошную шляпу. Это вызывает скандал среди святош, обвиняющих своего пастора в развращении прихожанок. Но вскоре все узнают о завещании, и наступает счастливая развязка.

Эта довольно безобидная сатира на американскую жизнь была поставлена по сценарию Аниты Лус, которая впоследствии стала специалисткой в этом жанре. Фильм предвосхищает многие черты «Пилигрима» за десять лет до его появления и свидетельствует о том, что Чаплин многим обязан Гриффиту – и в умении вести рассказ и даже в игре (быть может, его опыт был передан Чарли Мак Сеннеттом). Когда Мэри Пикфорд примеряет перед зеркалом свою большую, украшенную перьями шляпу, ее вполне можно принять за актрису чаплинской школы, если не знать, что этот фильм вышел задолго до первых картин Чарли.

Социальная критика носит здесь примиренческий характер, но сатира очень метка. Главным достоинством фильма является его изящный почерк, отсутствие дешевых эффектов и сжатость стиля, точно соответствующего движению рассказа – короткого, но яркого и жизненно правдивого анекдота.

Постоянная смена угла зрения камеры становится правилом Гриффита. В сцене, где Мэри Пикфорд видит «нью-йоркскую шляпу» в витрине магазина, действие, снятое с противоположных точек, очень удачно развертывается то позади витрины, то перед ней; таким образом, описание приобретает гибкость литературной фразы. Гриффит, мастер своего стиля, прекрасно овладел им, снимая небольшие фильмы, и теперь готов к созданию своих шедевров.

В 1908–1910 годах – он еще новичок, а в 1913 году становится мастером. В своем искусстве Гриффит сумел воплотить все лучшие американские традиции. Таковы, например, традиции комедий «Вайтаграфа», влияние которых сказалось на сюжете «Нью-йоркской шляпы». В то же время он перенял и многие европейские достижения в киноискусстве, в первую очередь английские и французские. Вскоре Гриффит испытал также влияние итальянской школы, переживавшей пору пышного расцвета. Однако, пройдя через все эти влияния, его сильная индивидуальность только развилась и окрепла. Чтобы окончательно стать самим собой, ему остается только отбросить устаревшие правила, по которым трест заставлял работать своих режиссеров, и перейти в ряды «независимых», после 1912 года опередивших своих соперников в области искусства.

Глава IV

ИТАЛЬЯНСКИЕ «ЗОЛОТЫЕ СЕРИИ» (1908–1911)

С Турина началось весьма широкое распространение итальянского кино, и до 1914 года этот город оставался главным центром итальянской кинематографии. Бывшая столица савойского герцогства, расположенная у подножия Альп, в нескольких часах пути от французской границы, переживала тогда пышный расцвет промышленности. Турин стал одним из наиболее активных центров полуострова; соперничавший с ним Милан был скорее торговым, чем фабричным городом. Среди различных культурных учреждений Турина имелся и весьма деятельный фотоклуб.

Одним из вдохновителей этого начинания был Артуро Амброзио, влиятельный коммерсант, торговавший фотографическими принадлежностями. Член фотоклуба Эдоардо ди Самбуи привез из Франции кинокамеру, и Артуро Амброзио решил заснять автомобильный пробег в Италии по горному маршруту Суза – Монсени, крупное спортивное событие 1904 года в Пьемонте. Оператором этого фильма был Роберто Оменья, который в этом же году заснял маневры альпийских стрелков в ущелье Ренцола, а затем в 1905 году – маневры уланов, открытие горного убежища, второй пробег Суза – Монсени и кинорепортаж о землетрясении в Калабрии.

В то же время Амброзио попробовал выпустить несколько короткометражных комических фильмов: «Годовалый ребенок», оператором которого был Альберто Джаккоме, и «Фабрика салями» с участием пьемонтского актера Эрнесто Вазера. В 1906 году Амброзио, став кинопромышленником, выпустил около 30 комических и столько же документальных фильмов.

«Дьявольская конница» («Кавалерийская школа в Пинероло» имела ошеломляющий успех за границей.

Ралей и Робер, парижские представители Амброзио, объявляли в рекламах, что они продали до 837 копий. Оператором и режиссером этого сенсационного документального фильма был Джованни Витротти, который в виде продолжения выпустил фильм, посвященный кавалерийской школе «Tor di Quinto».

Первым опытом драматических фильмов фирмы «Амброзио» была мелодрама (длиной в 141 метр) «Роман покинутого ребенка» («Il romanzo di un derelitto»), снятая Роберто Оменья с участием Луиджи Маджи, бывшего печатника, актера труппы любителей, игравших пьесы на пьемонтском диалекте. Луиджи Маджи вскоре стал режиссером фирмы «Амброзио». Ему, несомненно, принадлежит часть первых как драматических, так и комических фильмов, выпущенных этой пьемонтской фирмой. В последних часто снимался актер Вазер («Приключение пьяницы», «Вазер опаздывает на поезд» и др., 1906).

Чтобы успешно конкурировать с Патэ в одном из жанров, пользовавшихся наибольшим успехом, Амброзио выпустил в 1906 году несколько «весьма пикантных» фильмов, оператором которых был Джованни Витротти: «Ширма», «Первые страсти», «Административная жилка», «Любви все возрасты покорны» и др. Наконец, в подражание английскому фильму Сесиля Хепуорта «Спасенный Робером» Амброзио выпустил в 1907 году серию фильмов с участием собак: «Собака-разведчик», «Собака-вор», «Собака-полицейский».

Дела Амброзио вскоре стали процветать. Его фильмы продавались по всей Европе и в Соединенных Штатах. В 1907 году в Турине Луиджи Барбера поставил оперетту «Синематограф», в которой распевали «увлекательные» куплеты о том, как можно нажить миллионы, выпуская кинофильмы.

Кинопрокат в Италии развивался с необыкновенной быстротой. В 1907 году в стране уже насчитывалось 500 кинотеатров, доход которых составлял 18 миллионов лир в год. Если верить статистическим данным того времени, то по развитию кинопроката Италия опередила Францию.

Быстрое обогащение Амброзио вызвало появление множества конкурирующих предприятий, в том числе «Карло Росси» и «Аквила» (Турин), «Антонио Бонетти», «Лука Комерио» (Милан), «Риальто» (Венеция), «Чинес» (Рим) и др. Самыми крупными из этих новых фирм были «Чинес» и «Росси».

«Чинес», основанная в Риме в 1905 году Альберини и Сантони, дебютировала постановочным фильмом «Завоевание Рима» (250 метров) с участием Карло Розапины ^[97]. Фирма пригласила на службу Гастона Веля и несколько технических работников от Патэ из Венсенна и стала выпускать большие постановочные фильмы («Золотая лихорадка», «Влюбленный Пьеро», 1906, «Судебная драма в Венеции», «Фавн», «Отелло», «Тайна часовщика», 1907). Французская труппа недолго сотрудничала в этой фирме. Быть может, она была напугана угрозами Патэ возбудить против нее судебное преследование. В сентябре 1907 года Гастон Вель вернулся в Венсенн, чтобы снова занять место руководителя феерий.

Дела «Акционерного общества Альберини и Сантони» быстро пошли в гору. Первый же отчетный год закончился с чистой прибылью в полмиллиона лир, суммой, превысившей основной капитал общества (300 000 лир). Фирма превратилась в анонимное акционерное общество под руководством барона Альберто Фрассини и инженера Пушена. Благодаря успеху первых выпущенных ею картин «Чинес» смогла в 1908 году довести свой капитал до 3 млн. лир – весьма значительной суммы, давшей ей возможность занять одно из первых мест среди европейских кинофирм, непосредственно после «Патэ» и «Гомон».

Реорганизация «Чинес» была проведена Карло Росси, покинувшим туринское акционерное общество, носившее его имя.

Следуя примеру «Патэ», «Чинес» организовала собственное производство кинопленки. Эта трудная задача облегчалась развитием в Италии производства искусственного шелка, одним из европейских центров которого стал Турин. Инженер Планшон, бывший сотрудник Люмьера в Лионе, первый во Франции изготовлявший целлулоидную основу для кинопленки, поступил в «Чинес» и основал для этого акционерного общества фабрику кинопленки в Падуе, начавшую выпускать свою продукцию уже в 1911 году. Впоследствии производство кинопленки стало одним из наиболее прибыльных предприятий «Чинес».

Карло Росси, человек деловой и предприимчивый, родом из Эрзерума, в 1905 году вступил в компанию с немецким капиталистом Реммертом, заинтересовав его новым видом беспроволочного телеграфа, якобы действующего пятью различными способами. Однако на практике это чудесное изобретение не работало никаким способом, и оба компаньона обратились к другой новинке – кино. Об учреждении общества «Карло Росси и К ⁰» (Турин, Корсо Казале, 91), в начале 1907 года было дано следующее объявление:

«Новая крупная фабрика фильмов и киноаппаратов. Технический персонал набран из лучших работников общества «Братья Патэ» в Париже. Всегда самые интересные сюжеты. Аппаратура высшего качества. Превосходные съемки. Абсолютная устойчивость изображений» ^[98].

Общество Карло Росси наняло кроме Шаменго – зятя участника предприятия Реммерта, – еще совсем юного Джованни Пастроне. Предоставим ему слово:

«Когда я поступил к Карло Росси, я только что окончил школу, соответствующую техническому училищу во Франции. Не имея звания инженера, которое я должен был получить в будущем, я все же обладал, мне кажется, некоторой технической и научной подготовкой. Мне еще не исполнилось двадцати лет, и я был беден. Сначала я выполнял в новом обществе роль мальчика на побегушках, но вскоре приобрел некоторое значение, наладив отчетность. До этого каждый мог черпать деньги из кассы почти без всякого контроля. Шесть месяцев спустя я стал директором-распорядителем…

В ту пору в итальянской промышленности все нужно было создавать заново. Поэтому Росси и Реммерт были вынуждены прибегнуть к помощи французских техников. В конце 1906 года они переманили из Венсенна от Патэ пятерых «изменников», которые прибыли в Турин в начале 1907 года. Эту группу возглавлял Лепин, бывший главным директором киностудий Патэ. С ним приехали два его зятя, оба, как и он, родом из Бордо, операторы Кайо и Комт, а также техник, швейцарец Золлингер, и третий оператор – Эжен Планша» ^[99].

Патэ, вернувший Гастона Веля в отчий дом в Венсенне, был крайне рассержен дезертирством Лепина. Он обвинил его в похищении секретов производства и, по-видимому, сумел это доказать. В случае с Лепином ему было это легче сделать, чем с Велем, который лишь воспроизводил в Риме постановки, созданные им в Париже. Группа французов привезла чертежи киносъемочного аппарата и, по-видимому, сконструировала его для предприятия Росси. Лепина в Турине засадили в тюрьму, где они и пробыл несколько месяцев. Часть французов покинула акционерное общество Росси и перешла в «Амброзио».

Тем временем между Росси и Реммертом возник какой-то конфликт, в результате которого они расстались. Реммерт в 1907 году наложил секвестр на наличный капитал общества. Росси был приглашен бароном Фассини в «Чинес». Фирму реорганизовали, дав ей на-звание «Итала». Ее возглавляли Шаменго, зять Реммерта, и едва достигший совершеннолетия весьма предприимчивый Пастроне, который прежде всего использовал свои технические знания для усовершенствования аппаратуры.

«В течение первого периода, – говорит Пастроне, – нашей основной задачей оставалось улучшение проекционных аппаратов. В покупателях недостатка не было независимо от качества фильмов. Несомненно, следовало бы позаботиться и об усовершенствовании качества съемок, но безукоризненность проекции была еще важнее, чем удачный сюжет.

Зрители постоянно жаловались на несносное мелькание на экране. Главной причиной этого дефекта было неправильное расположение перфораций. Следовало устранить неравномерность в работе перфорационных машин, «званную расширением некоторых металлических частей этой установки при нагревании в процессе работы. В «Патэ» Контенсуза попытался разрешить эту задачу при помощи приспособления в виде гребня. Я же разработал иное устройство, которое вполне нас удовлетворило; его используют до нашего времени во всех аппаратах «Белл Хоуэлл». Равномерное распределение перфораций в наших лентах устраняло неприятное мелькание изображений, и маркой нашей фирмы стало французское слово «fixité» (устойчивость).

В то время когда я разрешал эту техническую проблему, а затем и много других, вопрос о сценарии и актерах приобретал уже более важное значение, чем технические усовершенствования аппаратуры.

Поэтому мы снова прибегли к помощи группы работников «Патэ», и «Итала» оказалась первой фирмой, понявшей выгоду создания комических серий с еженедельным выпуском нового фильма в исполнении одного и того же актера. Мы вступили в переговоры с двумя лучшими комиками «Патэ»: Максом Линдером и Андре Дидом. Эти два венсеннских актера были серьезными соперниками. Оба приняли наши предложения, нам оставалось только выбирать. Мы отдали предпочтение Андре Диду, который пользовался более давней и более упроченной известностью. Этот актер прибыл в Турин к концу 1908 года. Андре Дид выступал в «Патэ» под именем Буаро (Пьянчужка). У нас же он взял псевдоним Кретикетти (Глупышкин). Во Франции его называли Грибуй (Дурачок). Вскоре он стал пользоваться огромным успехом. Наш представитель в Париже Поль Одель продавал фильмы с его участием «вслепую». Стоило только крикнуть на бульварах: «Из Турина получены три новинки с Грибуем!» – как тотчас с противоположного тротуара раздавался голос клиента: «Покупаю не глядя».

Андре Дид был одним из лучших моих режиссеров. Он сам руководил постановкой своих фильмов, иногда с помощью своего брата. Мы вместе выправляли его сценарии. Иногда я придумывал ему трюки, которые содействовали его успеху. Андре Дид принес нам много денег. Его фильмы давали 70–80 процентов прибыли, тогда как большинство нашей продукции приносило лишь 20–30. Вместе с Андре Дидом к нам пришел ряд актеров и режиссеров: Габриэль Моро, Давень с женой, Александр Бернар и Варданн, трагедийный актер, который в дальнейшем играл у нас комические роли. В конце 1911 года Андре Дид покинул нас и возобновил в «Патэ» серию похождений своего Буаро».

Успех Андре Дида обеспечил благосостояние «Итала», привил на полуострове моду на комические фильмы и приучил публику к «сериям», которые в дальнейшем обогатили Мак Сеннетта и Чарли Чаплина.

Андре Дид, который именовал себя Шапэ (в действительности фамилия его Шапюи), был чрезвычайно популярен в англосаксонских странах под именем Фулхеда (Дурень), а затем Джима. Он особенно прославился в Южной Америке, где его называли то Торрибио, то Санчец. Именно в Италии он выработал свой сценический образ и своеобразное искусство. Он широко использовал присущее ему акробатическое мастерство, сочетая его с остроумными трюками. Кретинетти-Грибуй уже не был обсыпанным мукой паяцем, как в первых выступлениях Буаро, однако навсегда сохранил клоунские повадки. Многие из его фильмов снимались на открытом воздухе: на улицах или в пригородах Турина, увлекательная живость подобных сцен придает его картинам определенный ритм. Действие их построено на нелепых и смешных трюках.

Всемирный успех Андре Дида немедленно породил даже в Италии множество подражателей. В «Амброзио» в 1910 году был приглашен французский клоун Марсель Фабр по прозвищу Робинэ, который пытался конкурировать (правда, довольно безуспешно) с Кретинетти-Грибуем. Этот новый комик, так же как и его соперник, выступал во множестве ролей: полицейского, молодожена, летчика, нищего, разини и т. п. Другая туринская фирма, «Аквила», выпустила серию похождений «Joli coeur» («Доброе сердце») в исполнении Армандо Джельсомини, но этот персонаж пользовался не большим успехом, чем Фрико и Джиджетта, созданные актерами «Амброзио» Эрнесто Вазером и Джиджеттой Морано. Большей удачи добилась в Риме «Чинес» своей серией похождений Тонтолини, роль которого исполнял французский клоун Фердинан Гийом.