Текст книги "Время соборов. Искусство и общество 980-1420 годов"

Автор книги: Жорж Дюби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

Тем не менее в этот момент развития искусства настоящая новизна заключалась совсем в другом. Ян ван Эйк работал на заказ. Он писал портреты каноников, прелатов, финансовых магнатов, возглавлявших в Брюгге филиалы больших флорентийских компаний. Но однажды он решил написать портрет своей жены. Не в облике королевы, Евы или Богоматери, а в жизненной простоте. Эта женщина не была принцессой. Ее изображение имело ценность только для автора. В тот день придворный художник обрел независимость. Он завоевал право созидать ради собственного удовольствия, творить свободно. В тот самый момент, когда во Флоренции Гиберти готовился воспеть свои произведения в «Комментариях», как воспел одержанные победы Цезарь, Мазаччо поместил изображение своего лица среди лиц апостолов «Притчи о денарии». Лицо человека. А теперь еще и лицо свободного художника.

Образы

1

Рауль Глабер писал незадолго до середины XI века. Он чувствовал, что вокруг начинают происходить изменения. Он был монахом – и эти изменения, так, как он их понимал, касались духовной жизни общества. Здания, которые только что построили в то время, здания, которые поднялись над землей, он видел и описывал, словно ткал непорочные одежды, в которые наконец могло облачиться христианство, примирившееся со своим Богом. Мы воспринимаем этот расцвет как одно из наиболее очевидных следствий крестовых походов. Стены новых строений были возведены армиями камнеломов, каменотесов, каменщиков. Это стоило денег. Огромные массы материала, из которых создавались дома Божий, были приведены в движение не крестьянами, отбывавшими повинность, и не меценатами, жертвующими средства на богоугодное дело, – это сделали профессионалы, наемные рабочие. Прекрасно знали это и хронисты, сообщавшие о том, что строительство того или иного собора начиналось со случайной и, следовательно, чудесной находки клада. Епископ Арнульф Орлеанский хотел очень быстро построить свою новую церковь. «Однажды когда каменщики, выбирая место для строительства новой базилики, обследовали почву, они обнаружили большое количество золота». Это золото они передали епископу. Говорили, что предыдущий настоятель при строительстве первого собора спрятал этот клад, предвидя грядущую реконструкцию храма. В действительности это означало, что религиозные общины пускали тогда в оборот часть золота и серебра, накопленного в казне или привезенного рыцарями из экспедиций в страны исламского мира. Большая часть денег, потраченных на строительство Клюни, как известно, была получена из Испании. Шедевры романского искусства появились благодаря первым финансовым операциям новой Европы.

Богатства стекались прежде всего в монастыри. Именно там шло самое интенсивное строительство. В первую очередь строили пристанище, которое должно было принять большую, процветавшую семью с крепкими внутренними связями, владевшую обширными земельными угодьями и с большим количеством прислуги. Семью, которую представляла собой любая бенедиктинская община. Эта община поддерживала связь с внешним миром. У врат монастыря находились дома для паломников, близ гостиничных корпусов размещалась прислуга. Именно сюда арендаторы несли дань и десятину, заполняя погреба снедью. Немногие монахи приближались к этой части монастыря, где осуществлялся контакт с мирской жизнью и ее гибельными искушениями. Большинство монахов жили изолированно, отделившись от мира стеной, за которую они отказывались выходить. Основное пространство монастыря замкнуто и сосредоточено внутри его стен.

* КЛУАТР

Окруженный со всех сторон общими помещениями – залом для собраний всей братии, столовой, дортуарами, – клуатр был центром этого закрытого мира. Островок природы, но природы исправленной, огражденной от несовершенного мира, место, где воздух, солнце, деревья, птицы, проточная вода обретали свежесть и чистоту первых дней Творения. Пропорции клуатра символизировали, что он принадлежит к тому совершенному миру, которого земля не знает со времени грехопадения Адама. Квадратный, ориентированный по четырем сторонам света и четырем основным стихиям, из которых создан материальный мир, двор вырывал часть вселенной из хаоса, в который она погрузилась. Он восстанавливал ее гармоничные пропорции. С теми, кто решил провести здесь жизнь, он говорил на совершенном языке иного мира.

Посреди общего жилища это уединенный уголок, где даже сам покровитель монастыря появлялся редко, единственное место, не предназначенное для каких-то определенных целей, стало убежищем для размышления о таинствах Божиих, отсюда начиналось устремление к знанию. Глава общины по вечерам собирал здесь братьев на проповедь. Здесь проходили настоящие школьные занятия: чтение, размеренное изучение текстов, прерываемое пением псалмов. То, что заключалось в архитектуре и декоре, было повторено в изображении. Помещенные на страницах книг, которые каждый монах получал с наступлением Великого поста, чтобы в течение года читать и перечитывать их вслух, иллюстрации привязывались в сознании к словам. Живопись также несла знания. Связанная с текстами, она предлагала видимые образы каждого слова, стиха, отрывка, помогая понимать их смысл, постепенно идти от одного из множества открывавшихся смыслов к другому, постигать волнующие связи, существовавшие между Писанием и видимым миром.

СИЛЫ ЗЛА

Скульптурные изображения на капителях в клуатре монастыря выполняли иную функцию. Они были помещены здесь для защиты. Напоминали о существовании недобрых сил, подстерегавших человека, расставлявших ему ловушки и преграждавших дорогу, стремившихся сбить с пути и помешать спасению. Душе не следовало погружаться в дремоту – монастырь не был неприступным убежищем. Обитель должна была бдеть, ожидая приближения опасности. Всемогущий Бог борется с противостоящим ему противником, Сатаной, демоном, врагом. Имперское, классическое искусство не изображало дьявола. Монастырское искусство выдвигало его на авансцену. Не отвергая верований, которые пыталось отмести каролингское духовенство, монашеское христианство приняло весь комплекс погребального фольклора. Его захватила ночная стихия. Известно, что демоны могут проникнуть даже внутрь монастырских стен. Чтобы разрушить их козни, клюнийский устав предписывал никогда не гасить светильники в дортуарах. Однако даже свет не мешал демонам появляться там «ночью, в час, когда звонят к утренней службе». Рауль Глабер трижды видел Сатану. А этот монах был выдающимся интеллектуалом и не отличался легковерием. Был ли среди клюнийских монахов хоть один, избежавший подобной встречи?

Монахам, попытавшимся преодолеть страх и описать увиденное, дьявол представал не в соблазнительном образе, который соответствовал бы менее грубой психологии XIII века. Он не прельщал, напротив, ужасал и преследовал жертву. Это было чудовище из кошмарного сна. У демонов, которых видел Рауль Глабер, и когтистых, растрепанных бесов на капителях в Сен-Бенуа-сюр-Луар или в Солье существует много общих черт, внимание от которых отвлекают соблазнительные образы. Чаще всего это женские фигуры. Изображая врага, скульпторы и художники обращались к двум стилям. Первый, использующий извилистые линии, прямо заимствованный из варварских орнаментов, был более распространен у народов, живших на побережье западных морей – в Ирландии, Англии, Скандинавии. В этих областях нет ни одного оплота романского искусства, который бы не подвергся влиянию возрожденного классицизма, навязанного императорами. Христианство безболезненно слилось с мифами и художественными формами культуры коренного населения. На порталах деревянных норвежских церквей, так же как на миниатюрах из винчестерских мастерских, Сатана обычно появлялся в окружении лесных духов из легенд и преданий. В монастырях Каталонии, Кастилии или Руерга[193]193
  Руерг – древняя область, расположенная на юге Франции. Вошла в состав королевства в 1607 году при Генрихе IV. Ее границы совпадают с границами современного департамента Авейрон. (Примеч. ред.)


[Закрыть] картина зла включалась в стройные формы античного рассказа. Сцены охоты, изображение которых выполнено в совершенно ином духе, покрывали внешние стенки гробниц поздней Империи, символизировали борьбу, разворачивавшуюся в душе человека. Кентавры и химеры преследовали друг друга среди строго растительного орнамента. В этих областях художники стремились также дать полную свободу воображению, создавали самых странных существ. Так появлялись пришедшие из восточных легенд крылатые твари, которых художники могли увидеть на вышивках, покрывавших роскошные ткани, в которые были завернуты святыни. Возникали обольстительные сирены, сочетавшие в себе два неразрывно соединенных порочных существа – женщину и одно из тех чудовищ, которые кишат в болотных топях.

* ХРАМ

На той стороне клуатра, которая примыкает к дортуарам, возвышается последнее убежище, где можно укрыться от искушений, – церковь. Ее расположение объясняется тем, что монахи должны совершать службы и посреди ночи. Это главное место монастыря, предназначенное для выполнения основной задачи монашеской жизни – молитвы, общей и индивидуальной.

Устав святого Бенедикта предписывает, чтобы по завершении богослужения все братья вышли из церкви, сохраняя глубокое молчание и должное благоговение перед Богом. Таким образом, если кто-то из братьев пожелает помолиться отдельно, ничто ему не воспрепятствует. Кроме того, если в любое другое время какой-нибудь монах пожелает помолиться в уединении, ему достаточно будет войти сюда и приступить к молитве.

В наше время сохранилось не так много монастырских зданий, построенных в XI веке. Они были столь же непрочны, как дворцы сильных мира сего. Церковь же устояла.

Действительно, выстроить церковь, возвести прочный, прекрасный храм из точно подогнанных друг к другу каменных блоков было первой и главной задачей. Это было необходимо для того, чтобы литургия могла совершаться в полном блеске. Для того, чтобы церковь на самих своих стенах несла отпечаток главных знаков, которыми архитектура, шедшая рука об руку с музыкой, могла передать принципы устройства Вселенной. Средствами живописи и скульптуры можно было выразить лишь отражение невидимого мира. Церковь же стремилась найти как можно более полное его выражение. Здание церкви могло быть откровением божественного так же, как литургические секвенции или изучение Священного текста. В нем должен быть выражен набор символов, незаметно проникающих в сердца тех, кто молится в его стенах. Следовательно, церковь как всеобъемлющее изображение космоса и микрокосма, который представляет собой человек, иными словами – всего тварного мира, являет самого Бога, который не пожелал отличаться от Своего творения.

Церковь символизирует это и своим расположением. Она ориентирована, обращена к восходу, к первым лучам солнца, рассеивающим ночные страхи, к свету, который каждый день в предрассветной прохладе приветствуют возносимые на литургии хвалы Создателю. Таким образом, церковь обращена к надежде и воскресению и благодаря положению, которое ее здание занимает по отношению к четырем сторонам света, направляет движение людей к сияющей славе Второго пришествия. План здания также имеет символическое значение. Безусловно, он в значительной степени определен самим богослужением. Параллельные проходы, лестницы, полукружия галереи, окружающей хоры, свободные пространства трансептов[194]194
  Трансепт – поперечный неф, пересекающий продольный объем здания; в плане такое здание оказывается крестообразным.


[Закрыть] должны способствовать чинному ходу службы, не мешать движению паломников к святыням, переходу монахов из монастырских помещений в место, отведенное для молитвы. Церковь прежде всего должна быть функциональна. Ее структура соответствует внутренней динамике общей молитвенной жизни, которая идет в ее стенах. Но, кроме того, она несет и символическую нагрузку. Перекрестье, образованное конструкциями базилики и изгибами внешней части хоров, напоминает о кресте. Если подвергнуть этот символ более глубокому анализу, то в нем можно найти образ человека – человека из плоти и крови. Образ Бога, создавшего его по своему образу и подобию. Распятого Сына Человеческого, в котором слились два естества. Человека смертного и в то же время имеющего духовную природу, руки которого раскинулись вдоль трансепта, голову укрывает апсида, а сердце расположено в центре здания. Центральное пространство средокрестия квадратно, оно повторяет форму клуатра и символизирует четыре стихии, из которых состоит земная вселенная. В то же время этот квадрат – начальная ступень восхождения, как, например, баптистерии и палатинские часовни. Инструментом этого восхождения служит Слово Божие. Нередко на элементах, поддерживающих свод в средокрестии трансепта, размещают скульптурные изображения четырех евангелистов. Их венчает купол, круг, образ небесного совершенства.

Наконец, здание церкви символизирует Божественный порядок арифметическими соотношениями, связывающими между собой все элементы. Основополагающие понятия человеческих знаний запечатлены в числах. Для посвященных, высшего духовенства, четыре есть число вселенной, пять означает человека. Десять, сумма всех чисел, по Пифагору, – выражение совершенства и символ Бога. Самые сложные монастырские базилики, Турню или Сен-Бенуа-сюр-Луар, как и самые простые сельские церкви, были построены со строгим соблюдением математических сочетаний. Их строители стремились к тому, чтобы они, подобно григорианским песнопениям, были пророческим изображением гармонии божественного.

СВОДЫ

Принципиальное архитектурное новшество, получившее широкое распространение на юге Галлии, в клюнийской империи, в области, где торжествующий феодализм постепенно уничтожал последние следы каролингской культуры, заключалось в использовании цельного свода. Этот прием применялся и прежде, например в строениях, которые с развитием в VIII веке литургии и поклонения святыням были присоединены к франкским базиликам. Паперть и апсида превращались в двухэтажную конструкцию. На верхнем этаже проходили церемонии, имевшие особое значение. Следовательно, было необходимо, чтобы при входе в церковь и крипту колонна была заменена опорой, а деревянная потолочная конструкция – сводом. Тем не менее потолок нефа в базилике на протяжении всего XI века оставался деревянным в тех областях, которые сохранили верность имперской традиции, – в Германии, Лотарингии, области Иль-де-Франс, нормандской части Нейстрии, а также в Италии, где этот стиль продержался дольше всего. Возможно, желание перекрыть церковь общим сводом возникло в монастырях Каталонии. Таким образом, обретает значение культурный вклад провинции, в которой взошли семена, посеянные христианством, испытавшим арабское влияние. На пороге 1000 года в эту область широким потоком текло золото, а каролингские традиции укоренялись в сердце живой латинской культуры. Олиба, аббат Риполя и Куксы, бесспорно, стоял у истока поисков, приведших к появлению церкви Сен-Мартен-де-Канигу, строительство которой началось в 1001 году, а также великолепного комплекса Сан-Педро-де-Рода, освященного в 1022 году. Подобные эксперименты проводились и в Бургундии – в Турню, в дижонской церкви Сен-Бенин и особенно в Клюни. С 955 года началось строительство церкви, которая должна была заменить первую молельню клюнийской общины. В этом здании, освященном в 981 году, был затем построен сплошной свод.

Хроники сообщают, что в Везле свод нового нефа был завершен около 1135 года и заменил деревянную кровлю, уничтоженную пожаром. Не следует недооценивать создателей романской эстетики, объясняя простой заботой о безопасности постройки то длительное и трудное предприятие, каким стали поиски, поражения, все те усилия, которые были предприняты, чтобы создать цилиндрические своды над центральным нефом, чтобы выровнять давление, перекрыв гребнем кровли боковые проходы, развить хоры, уравновесить купола. Свод следует рассматривать как один из основных элементов языка, который в то время создавали монахи Западной Европы. Языка, который стремился стать средством выражения как реального, так и нереального мира, который в одно и то же время был поиском, путем озарения, дорогой, ведущей к более глубокому пониманию невидимой реальности. Возможно, в то время, когда духовенство расширяло область своего влияния на все, что было связано с погребальным культом и тем самым завоевывало народное признание, бенедиктинцы стремились создать мрачную, гнетущую атмосферу во всей церкви, где под сводами крипт и на паперти совершались похоронные обряды, предвещавшие грядущее воскресение из мертвых. Во всяком случае, не приходится сомневаться, что в замене дерева камнем при строительстве сводов воплотилось стремление выразить в самом материале субстанциональное единство, позволявшее полнее обозначить вселенную, которая, в свою очередь, была символом воли Божией. Кроме того, свод улучшал акустику в здании, в котором в силу самого его предназначения должны звучать песнопения. Наконец, свод вносил круг в архитектурный ритм, вводил идею цикличности времени, понятие совершенной, бесконечной линии, а следовательно, и наиболее ясный символ вечности, небес, преддверием которых считалась церковь.

* КЛЮНИ

Наиболее полным выражением монастырской архитектуры, то есть высочайшего искусства того времени на заре XII века, стала новая церковь аббатства Клюни. В наше время от нее практически ничего не сохранилось. Это огромное строение должно было вмещать большую семью – центральная община насчитывала более трехсот монахов в то время, когда в 1088 году аббат Гуго начал работы по строительству новой церкви. Он желал, чтобы литургия совершалась с еще большей пышностью, и считал, что другая, великолепная церковь, построенная Одилоном, не подходит для этих целей.

Аббат Гуго замахивался на большее – здание длиной более ста восьмидесяти метров, с высокими колоннами. Он хотел, чтобы монахи, как бы вырвавшись из-под власти дисциплины, царившей в клуатре, могли шире распахнуть двери своей души и достичь понимания величия божественного, участвуя в обрядах, совершавшихся на хорах. Базилика, символ небес, была перекрыта сводом. В то же время она должна была стать такой же светлой, как церкви, строившиеся в традициях Империи.

О монахе Гунзо, вдохновленном святыми Петром, Павлом и Стефаном на создание плана новой церкви, известно, что он был «чудесным псалмопевцем». Действительно, он выстроил церковь подобно тому, как позднее полифонисты составляли мотеты и фуги. Один модуль измерения, равный пяти романским футам, лег в основу сложных математических расчетов. Эти отношения чисел символизировали то, что невозможно было выразить словами. Семерка определяла пропорции апсиды. Главный портал строился в соответствии со следующими числами: единица, три, девять и двадцать семь. Использовался также ряд совершенных чисел Исидора Севильского и пифагорейский ряд гармоничных чисел, исключительно музыкальное понятие, символизировавшее универсальный порядок, в соответствии с которым высчитывалось равновесие любого сооружения. Эти цепочки чисел должны были уловить разум и обратить его к Богу: аббатство было посвящено святому Петру, «ловцу человеков», и аббат Гуго, составивший его жизнеописание, представлял себе монастырскую церковь как огромную сеть, которой можно ловить души. Прежде всего он желал, чтобы в этом доме «обитала слава Божия», чтобы он был «местом, постоянно населенным ангелами».

*

Итак, церковь следовало роскошно украсить. Нам нравятся пустые стены романских церквей. Однако не стоит забывать, что прежде они были покрыты фресками. Как правило, это были картины на исторические темы. Вся торговля Амальфи основывалась в XI веке на ввозе восточных шелковых тканей. Лишь короли и самые высокие представители духовенства облачались в них по праздникам, во время которых они являли собравшемуся народу воплощение мифа о своем сверхъестественном происхождении. Эти ткани служили для драпировки стен. Внутри монастырской церкви самое пышное убранство концентрировалось вокруг того места, где совершалась литургия, – вокруг алтаря или реликвий, если они находились в базилике.

РЕЛИКВАРИИ

Когда императоры повсюду насадили обычаи романской церкви, это вызвало распространение архитектурных традиций, в результате которых сложилась структура романского кровельного гребня. Он возник при строительстве двухэтажной церкви, которую Папа Григорий Великий велел возвести над могилой святого Петра. Два алтаря находились точно один над другим: в базилике – алтарь-реликварий, воздвигнутый над гробницей; прямо над ним, в пространстве, омытом светом, проникающим сквозь окна, – главный алтарь, где совершались богослужения для всех прихожан. В соответствии с этой моделью хоры церквей, построенных в местах массовых паломничеств, возвышаются над криптами. В Турню, в Сан-Сальвадор-де-Лейр церкви соответствуют плану базилики. Дижонская церковь Сен-Бенин, возведенная во времена аббата Гийома де Вольпиано, повторяет круглую форму martyria. Ее посещают толпы паломников, сопровождаемых монахами. В некоторые дни паломники проникают в это таинственное подземелье, чтобы увидеть тела святых, прикоснуться к ним, испытав на себе их целительную силу, и укрепиться в надежде – для большинства верующих святые были истинными божествами, быть может единственными, в которых они верили. Иногда, когда наступали тяжелые времена, мощи выносили из подземелий, где они покоились, подняв их на плечи, обходили край, пораженный бедствием, выносили навстречу врагам, надеясь обезоружить их. Но большую часть времени святыни проводили под землей. В тусклом свете масляных светильников они лежали, окруженные сокровищами. Все богатства мира – серебро, позолота, монеты из дальних стран, подвески, старинные украшения, некогда пожертвованные королями, наконец, золото – копились здесь. В самом центре религиозной жизни и тревог XI века, в сердце романского искусства, возникает произведение ювелирного искусства – рака, в которой хранятся мощи. Само здание церкви представляет собой как бы ларец, в котором она хранится. Раку чаще всего изготавливали в форме саркофага, стенки которого покрывали изображениями, скрытыми от постороннего взгляда, выполненными в традициях имперского искусства. Нередко рака принимала форму того фрагмента тела, который был в ней заключен. На юге Галлии она приобрела форму статуи.

Паломники, прибывавшие в Конк, благоговейно приближались к удивительному фетишу – святой Фуа, восседавшей во славе, облаченной в золото и драгоценности. В подобных изображениях оживали антропоморфные божества, которым продолжали поклоняться поколения крестьян, из глубины своего ничтожества по-прежнему возлагая на них надежду. Эти «идолы» вызвали возмущение учителя анжерских епископских школ, который увидел их в 1013 году. Воспитанный на имперской культуре, он попал в другой христианский мир, отказавшийся от всего, чему учили науки, преподававшиеся в школах. Литургии здесь легко сочетались с народными верованиями. Декор крипт показался ему «продолжением обрядов, в которых прежде выражалось почитание языческих божеств, или скорее демонов». Он писал:

Сколь ни мало я знаю, впервые увидев статую святого Геро, водруженную на алтарь, и его лицо, вылепленное в точности по человеческому подобию, я почувствовал всю греховность этого изображения, противного христианской вере; многим крестьянам, созерцавшим статую, казалось, что она пристально смотрит на них, и они ловили отражение в ее глазах, которое должно было означать, что святой благосклонно отвечает на их молитвы.

Однако рассказчика успокоили чудеса, совершаемые святой Фуа, и постепенно он, как и многие другие, привык к поклонению статуям. Чтобы привлечь народ к религиозной жизни, монастыри приняли статуи в свои стены. В первое время их, как драгоценности слишком крупных размеров, помещали в полумрак подземелий.