Текст книги "Время соборов. Искусство и общество 980-1420 годов"

Автор книги: Жорж Дюби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

1 Имперское искусство

«Лишь один царствует в Царствии Небесном – Тот, кто мечет молнии. Справедливо, чтобы в подражание Ему лишь один царствовал на земле...»[32]32
  Слова принадлежат Алкуину. Полностью изречение звучит так: «Лишь один царствует в Царствии Небесном – Тот, кто мечет молнии. Справедливо, чтобы в подражание Ему лишь один царствовал на земле, один, коему отведено быть примером для всех людей».


[Закрыть] В XI веке человеческое общество осознавало себя как образ, отражение Града Божьего, то есть ощущало себя царством, монархией. Феодальная Европа действительно не могла обойтись без монарха. Когда орды крестоносцев, бывших примером крайней непокорности, основали в Святой земле государство, оно стихийно сформировалось как королевство. Фигура короля как образец земного совершенства венчает все теории, которые в ту эпоху описывали устройство видимого мира. Король Артур, Карл Великий, Александр Македонский, Давид, да и все герои рыцарской культуры были королями или царями; в то время каждый, будь то священник, воин или даже крестьянин, стремился походить на монарха. Долговечность мифа о короле – одна из основных характеристик средневековой цивилизации. Рождение произведений искусства – главных, самых выдающихся произведений, впоследствии ставших образцами, – особенно тесно зависело от института королевской власти, от его функций, внутренних возможностей. Тот, кто хочет проследить связь между социальными структурами и художественным творчеством, должен внимательно проанализировать, на чем основывалась и как реализовывалась в ту эпоху монархическая мощь.

Истоки королевской власти лежат в германском прошлом. Она стала наследием народов, которые Римская империя, не посягая на власть их правителей, волей-неволей приняла в свой состав. Главной задачей этих правителей было ведение войны. Они стояли во главе вооруженных подданных и руководили наступлением. Каждую весну молодые воины собирались под их начало, чтобы отправиться в поход. На протяжении всего Средневековья обнаженный меч символизировал королевскую власть. Короли варваров обладали еще одной служившей общему благу удивительной привилегией – магической способностью посредничать между народом и богами. От их заступничества зависело счастье всех подданных. Эту власть короли наследовали от самого божества, чья кровь текла в их венах. Так, «в обычае у франков всегда было по смерти короля выбирать другого, из королевского рода». В качестве посредников между богами и смертными короли были главными действующими лицами при совершении религиозных обрядов, от их имени приносились самые щедрые жертвы.

В истории эстетической миссии королевской власти в Западной Европе решительный поворот произошел в середине VIII века. С этих пор государь франков, самый могущественный из владык Западной Европы, тот, кому подчинялся весь христианский латинский мир, стал короноваться вслед за мелкими правителями Северной Испании. Это означало, что он не был больше обязан своей властью мифическому родству с божествами языческого пантеона. Он получал ее во время коронации непосредственно от Бога, о котором говорится в Библии. Священнослужители окропляли короля елеем, который, умащая его тело, наделял государя божественной силой и сверхъестественными способностями. Эта церемония позволяла осуществлять смену династий. Кроме того, она вводила монарха в лоно Церкви, где он занимал место рядом с епископами, которые также проходили обряд посвящения в сан. Rex et sacerdos[33]33
  В русской традиции – «царь и священник» (лат.)


[Закрыть] получал кольцо и скипетр, знаки пастырского служения. В хвалебных песнопениях, звучавших во время коронационных торжеств, Церковь отводила ему место в небесной иерархии. Она уточняла его задачу, которая отныне не ограничивалась битвой со злом, но заключалась также в установлении мира и справедливости. И наконец, поскольку художественные традиции, унаследованные через произведения, составлявшие славу римского искусства, в VIII веке на Западе сохранились только в лоне Церкви, поскольку любой опыт строительства здания или украшения отдельных предметов, имевший ранее целью возвеличивание могущества городов, отныне славил Бога, поскольку великое искусство стало всецело литургическим – в силу всех этих причин король, которого христианизация его магической власти поместила в центре церковного церемониала, стоял теперь и у истока величайших художественных начинаний. Коронация превратила искусство в дело, касающееся прежде всего, и исключительно, самого короля.

Художественные формы, возникавшие по инициативе монарха, приобрели особую определенность, когда после реставрации империи в 800 году в Западной Европе расширились пределы королевской власти. Очередным божественным установлением стала власть императора, которая заняла еще более высокое место в иерархии власти – между земными правителями и небесными владыками. Папа Римский преклонил колени перед Карлом Великим. На могиле святого Петра он приветствовал его как Августа. Император Запада, словно новый Константин или Давид, отныне один должен был вести к спасению весь латинский христианский мир. Новые императоры в большей степени, чем склонявшиеся перед ними короли, должны были держаться как герои воинства Божия. Они чувствовали себя наследниками Цезаря. В жестах обряда посвящения, в действиях, вызывавших к жизни произведения искусства, они следовали примеру своих предшественников, некогда щедро украшавших этичные города. Они желали, чтобы предметы, которые по их повелению подносились Господу, несли на себе отпечаток некой эстетики, эстетики Империи, иными словами, Рима. Художники, подчинявшиеся их требованиям, а также выполнявшие пожелания других правителей Запада, в поисках вдохновения всё решительнее обращались к произведениям античности. Возрождение империи объясняет сходство европейского искусства 1000 года с классическим искусством Рима.

Два века спустя после коронации императора Карла Великого художественное творчество в значительной мере продолжало зависеть от соединения всех земных полномочий в личности правителя, которого почитали как помазанника Божия – природа его власти считалась сверхъестественной, и, как пелось в laudes regiae[34]34
  «Царские восхваления»(лат.) —литургические возглашения, сопровождавшие таинство миропомазания.


[Закрыть], его царство воплощало, во-первых, примирение двух миров, видимого и невидимого, а во-вторых – космическую гармонию неба и земли. В Европе медленно развивался феодализм, но в 1000 году именно на императора и королей, стоявших во главе народа, – тех, кто свидетельствовал перед Богом о почитании, которое оказывал Ему весь народ, и кто распределял милости неба, – возлагались труды по украшению главных даров, каковыми были церкви, а также алтари, раки с мощами святых и украшенные миниатюрами книги, заключавшие в себе Слово Божие. Эта миссия представлялась народу самой важной среди королевских функций. В Европе достоинство королевского сана определялось милостью, щедростью, величием властителя. Государь был тем, кто дает нечто Богу и людям, из его открытых ладоней должны были сыпаться великолепные произведения искусства. Дарящий становился выше того, кто принимал дар, первый подчинял себе второго. Следовательно, монарх царствовал даруя – дарами завоевывал для своего народа благосклонность сверхъестественных сил, дарами получал любовь подданных. Короли при встрече старались подарками доказать друг другу свое превосходство. Вот почему лучшие художники XI века собирались вокруг правителей, пока те сохраняли свое могущество. Искусство того времени было по своей сути придворным, оно было священным. Художественные мастерские переходили под покровительство королевских дворов. Расцвет различных династий с необыкновенной точностью отразился в географии искусства XI века.

В 1000 году самые активные творческие очаги на Западе, как и в Византии и в странах ислама, группируются вокруг единственного пастыря верующих – императора. Империя остается мифом, где римское христианство, переживавшее раздробленность в период феодализма, вновь обретает единство земель, о котором мечтает, веря, что оно соответствует Божию плану устройства мира. Христианство упорно держалось этой идеи, чувствуя, что имперской властью собрано в единое братство, дружно шествующее за Христом к идеалам Небесного Града. Этот символ тесно связан с эсхатологическим ожиданием, которым проникнута вся христианская мысль: конец света и «конец Римской империи и христиан» наступят одновременно, когда император – последний монарх мира сего – взойдет на Голгофу, чтобы принести в дар Господу знаки своей власти, открывая таким образом царство Антихриста[35]35
  Сложение легенды об Антихристе, чей образ в Писании лишь едва намечен, приходится на VI—XII вв. Большое место в этих преданиях занимает Царь последних времен, идеальный праведный христианский государь. По одной из версий легенды, этот Царь обустроит весь христианский мир и, завершив свой труд, сложит знаки своего достоинства на Голгофе или на горе Елеонской и объявит единственным правителем мира самого Христа, но царскую власть над миром захватит Антихрист, обольстит христиан, истребит сопротивляющихся, процарсгвует сорок два месяца и погибнет в последней битве с Христом. Другая версия настаивает на том, что указанный Царь последних времен, он же Праведный царь, сам возглавит борьбу с Антихристом и либо падет в этой борьбе, либо все же покорится ему, так что окончательную победу над «сыном погибели» все равно одержит Христос. Одним из главных претендентов на роль Праведного царя был император, но появлялись и другие кандидатуры: так, Адсон из Туля заявлял в трактате «Об Антихристе» (ок. 954 г.), что оным Царем будет французский король.


[Закрыть]. Что такое imperium?[36]36
  Абсолютная, нераздельная власть [лат.).


[Закрыть] Три понятия соединены в этом слове. Его суть в богоизбранности – Всемогущий выбирает правителя, дарует ему победу и одновременно свою милость, наделяет магическими свойствами – felicitas[37]37
  Счастье (лат.).


[Закрыть], Konigsheil[38]38
     * Королевское благополучие (нем.).


[Закрыть], возвышающими его над другими правителями как пастыря единственного богоизбранного народа. Этим объясняется тот факт, что в Саксонии в X веке снова набрала силу императорская власть, которую стремительный упадок потомков Карла Великого лишил стержня, свел на уровень теории, идеи. Эта идея оставалась более четкой в Германии, стране, которую Каролинги создали собственными руками, которую они целиком цивилизовали. Из всех немецких провинций Саксония была самой дикой, но молодое христианство оказалось здесь достаточно сильным. Грабители, разбойничавшие в Европе, обходили Саксонию стороной – она была слишком бедна, а ее население умело хорошо защищаться. Казалось, сам Господь благословил это убежище, куда стекались спасавшиеся бегством монахи, приносившие с собой святыни и знания. Саксонские князья построили у подножия Гарца мощные крепости. Им удалось победить в открытом бою венгерские орды, истинный «бич Божий». В том же сражении воины Генриха I и его сына Оттона провозгласили их императорами.

Но вскоре они ощутили себя наследниками Карла Великого. Память о победах Каролингов, аура, окружавшая Ахен, стали вторым основанием имперской идеи и вскоре способствовали возникновению третьего – на Западе получила новую жизнь imperium romanorum[39]39
     * Римская империя [лат.).


[Закрыть]. Имперский миф был неразрывно связан с Римом. Почитаемый как спаситель христианства, король Германии Отгон I чувствовал, что должен защитить, очистить Римскую Церковь. Он отправился в Город[40]40
  Название Город (лат. Urbs) как имя собственное прилагалось к Риму самими римлянами с древнейших времен; Рим, в их представлениях, есть город преимущественно, все остальные – в лучшем случае «тоже города».


[Закрыть] – только там, на могиле святого Петра, из рук Папы можно было получить императорский сан.

Воскрешенная, германизированная империя была римской в значительно большей степени, чем империя Каролингов. В 998 году Отгон III, внук Оттона I, решил перенести свою резиденцию на Авентин, и хотя печать, которой он скреплял свои приказы, еще носила изображение Карла Великого, на другой стороне ее был изображен Город, Roma Aurea[41]41
     * Рим Золотой [лат.)


[Закрыть]. Даже если император всходил на престол собственной волей, в длинном списке своих титулов он в первую очередь провозглашал себя «римским». Renovatio imperii romani:[42]42
     * Возобновление Римской империи [лат),


[Закрыть] «Мы провозгласили Рим столицей мира». Возрождаясь, империя утверждала свой всемирный характер, и ее государи гораздо более осознанно, чем их каролингские предшественники, объявляли себя владыками мира. Они больше не видели в Византии соперницу. Их супруги и матери были греческими царевнами. Сами они жили, восхищаясь Константинополем 1000 года, который в то время переживал полный расцвет. Они стали руководствоваться пришедшей оттуда идеей, что басилевс становится таковым благодаря собственным заслугам, и позаимствовали у него эмблемы власти: золотую мантию и державу – шар в правой руке, знак господства над всем миром. На высочайших церемониях император Генрих II, завернувшись в мантию, вышитую в Италии около 1020 года и ныне хранящуюся в Бамберге, представал облаченным в созвездия и знаки Зодиака, словно в небесную твердь. Что касается хранящейся в Венской сокровищнице короны, которая, возможно, принадлежала Отгону I, восемь ее граней, подобно восьми стенам палатинских часовен, символизировали вечность. Они напоминали о Небесном Иерусалиме, царстве совершенства, которое откроется в день Страшного суда. Не есть ли царство Цезаря прообраз Царства Христа, который придет в конце времен, чтобы править во славе? «Слуга святого Петра», император-апостол трудится ради озарения всего мира светом Евангелия и, оказывая покровительство миссионерам, умножает число последователей Христа. На процессиях перед ним несут святое копье, заключающее в себе гвоздь Креста Господня. Император увлекает богоизбранный народ к окончательной победе добра над злом, воскресения над смертью. Императоры династии Оттонов стремились к безграничной власти, подобной власти Бога, и, заказывая придворным художникам литургические книги, желали видеть на иллюстрациях большие фигуры склоняющихся женщин – народы Западной Европы, собранные в покорную свиту у подножия их трона. Один исключительно имперский знак соединяет в себе все другие, символизируя победу, в нем император идентифицирует себя с Христом Спасителем. Это крест, все кресты, которые императоры XI века заказывали придворным ювелирам и жертвовали храмам в своих владениях как знак несокрушимой власти. На странице Евангелиария[43]43
  Евангелиарий — богослужебный сборник отрывков из Евангелий, расположенных в соответствии с годичным циклом праздников.


[Закрыть], украшенного в Регенсбурге между 1002 и 1014 годами, художник изобразил императора того времени. Он поместил его в центре крестообразной композиции, то есть на пересечении путей мироздания. Ангелы сходят к императору с небес, чтобы даровать ему эмблемы власти. Святые Ульрих и Эммерам поддерживают его руки, подобно тому, как Аарон и Ор поддерживали руки Моисея во время битвы с амаликитянами[44]44
  Исх. 17: 10-12.


[Закрыть]. Сам Христос, восседающий во славе апокалиптических видений, возлагает венец на его главу.

В действительности императору не удавалось удержаться в Риме – закон там диктовали большие семьи местной аристократии, царившие среди античных руин. Бесспорно, император был королем Италии, а вскоре стал королем Бургундии и Прованса, но фактически он царствовал только над германцами и Лотарингией – родиной Карла Великого. В 1000 году Оттон III отправился в Ахен.

Так как он не знал, где именно покоятся останки императора Карла, то, наугад указав место, велел тайно взломать плиты церковного пола и затем рыть до тех пор, пока в самом деле не была найдена царская гробница. Тогда император взял золотой крест, висевший на шее покойного, а также некоторые предметы его одежды, которые еще не подверглись тлению. Затем всё с большим почтением водворили на место.

Другая хроника добавляет: останки первого реформатора Западной империи были подняты на поверхность и выставлены для народного поклонения как мощи святых, а после того как их перенесли обратно в крипту[45]45
  Крипта (греч. «тайная») – подземное помещение церкви, расположенное большей частью под алтарем, использовавшееся как место захоронения, а также в качестве сокровищницы.


[Закрыть], «начали происходить знамения и удивительные чудеса». Восстановленная несовершенная императорская власть пыталась привиться к стволу династии Каролингов, окруженному легендами и чудесами. Империя стремилась быть римской, всемирной. В действительности она все больше становилась германской. Итак, благодаря этому свойству новой империи в XI веке самые живые ростки художественного творчества появились в Саксонии, в долине реки Маас и на берегах Боденского озера. Германские княжества стали землей обетованной франкских традиций монархического искусства, архитектуры, живописных и пластических форм, где обильные плоды приносило наследие мастерских 800 года, оживленное, однако, византийским примером и возвращением к римским истокам. Но поскольку реальная власть императора распространялась лишь на несколько провинций, поскольку он не был единственным правителем, имперское искусство не концентрировалось более вокруг одного очага, как это было в эпоху Каролингов. Вдали от центра империи оно служило славе и других монархий.

*

Империя не отменила института королевской власти, существовавшего до ее возникновения и столь же священного. Короли также отождествляли себя с Христом. Как епископы, пастыри народа и преемники апостолов, они избирались по знаку свыше, приветствуемые в соборе толпой духовенства и воинов.

В тот же день и в той же церкви вновь избранный епископ Мюнстерский был рукоположен теми же прелатами, которые помазали короля на царство, с тем чтобы присутствие на этом торжестве короля и верховного священнослужителя было расценено как счастливое предзнаменование, ибо одна и та же церковь в один день видела помазание двух лиц, которые, согласно установлениям Ветхого и Нового Заветов, одни лишь могут принимать таинство миропомазания и именуются, как тот, так и другой, помазанник Божий.

Король, правитель военного времени, теряет всю власть, как только возраст или увечье не позволят ему подняться в седло, но до самой смерти остается служителем невидимого мира. Хельгальд из Сен-Бенуа-сюр-Луар, составивший около 1040 года житие французского короля Роберта II Благочестивого, говорит о нем как о монахе, чьим делом было молиться за свой народ: «Он так любил Священное Писание, что не мог провести ни дня без чтения псалмов и громко обращался к Богу с молитвами святого Давида». Обет, произносимый в день коронации, обязывал короля противостоять царству тьмы, защищая в первую очередь духовенство и бедняков. Когда у ног правителя садились придворные, он уподоблялся Иисусу, которого в то время чаще всего представляли как увенчанного короной Судию. Король подобно Иисусу имел таинственную власть над пороками мира. «Властью Божией, – говорит Хельгальд, – этот совершенный муж получил такую силу исцелять больных, что, если касался рукой тела недужных и благочестиво совершал крестное знамение над местом, причинявшим страдание, боль тут же оставляла несчастных». Когда германский король Генрих IV, который, однако, был отлучен от Церкви, проезжал через Тоскану, крестьяне бросались навстречу, чтобы коснуться его одежды, веря, что это принесет хороший урожай. Итак, «король отстоит от мирян, ибо, приняв помазание святым елеем, он входит в лоно Церкви» и предстоит перед Богом как первосвященник. Его роль в художественном творчестве ничем не отличается от роли императора.

Некоторые западные короли, в первую очередь тех областей, которые никогда не подчинялись Карлу Великому, оспаривали у римских и германских правителей императорский титул. Английские короли называли себя «августейшими императорами всего Альбиона». На рубеже XI века Кнуд добился владычества над всем побережьем Северного моря: «Покорив пять королевств – Данию, Англию, Британию, Шотландию и Норвегию, он стал императором». Коронованные правители Леона, покровители Сантьяго-де-Компостела, одержав множество побед над ослабевшими кордовскими государями, также заговорили о своем императорстве, которое должно было помочь им подчинить остальных иберийских правителей. Наконец, на территории, некогда принадлежавшей каролингской империи, правил один король, которого биографы всегда облекали императорским достоинством. Они считали императором франков, imperator francorum, не германского государя, а короля Франции – правителя западной части франкского государства, Francie. В 1000 году все видели во французском короле соперника тевтонского императора. Епископы напоминали ему, что «самой империи пришлось покориться его предшественникам». Король Германии действительно относился к французскому владыке как к равному: когда в 1023 году император Генрих II и король Франции Роберт встретились на границе своих государств, чтобы обсудить «положение империи», они приветствовали друг друга как братья. Большинство здравомыслящих людей отмечали, что Запад в то время разделился на два огромных царства, одно из которых принадлежало цезарю, а в другом правил истинный потомок Хлодвига, коронованный в Реймсе около крестильной купели, где некогда был скреплен союз Бога и франкского народа. «Мы видим, что большая часть Римской империи разрушена, но пока существуют короли франков, призванные ее поддерживать, ее величие не исчезнет полностью, так как будет опираться на них». Действительно, не к выгоде ли франков совершился переход imperium и разве не Иль-де-Франс составлял основу Франкии? Капетинг 1000 года, подобно Карлу Великому, царствовал в окружении епископов и графов. Он умножал богатства церквей своими дарами, приказывал украшать драгоценностями и миниатюрами священные книги во французских аббатствах Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Дени, находившихся под его покровительством. Он чувствовал себя наследником Империи, и художники, работавшие по его заказу, так же как и немецкие мастера, вдохновлялись имперскими произведениями IX века.

Итак, в 1000 году в Западной Европе необходимость оберегать мир и вершить правосудие, ходатайствовать за свой народ перед Богом и связанная с этим обязанность поддерживать очаги культуры перестали быть прерогативой одного лица. Вскоре это послужило причиной возникновения двух Европ. Южная Европа была Европой без короля, ибо власть французского короля не простиралась на область, расположенную по другую сторону Луары вплоть до самой Каталонии. В Лионе и Провансе даже император пользовался лишь видимостью власти, и во всей Италии его могущество было скорее мифическим. В южных провинциях искусство развивалось свободно, не чувствуя давления монарха. Область, подчиненная королевской власти, располагалась на севере, за исключением нескольких горных обителей в окрестностях Леона и Хаки, вокруг которых укреплялась власть христианских правителей Испании. В приграничных областях королевской Европы, на бескрайних скандинавских пустошах, на островках земли, окруженных болотами, где в то время рядом с королевскими дворцами возводились первые соборы Польши, Чехии и Моравии, захваченные в плен художники, выполнявшие заказы вождей племен, едва знакомых с именем Христа, продолжали пользоваться античным художественным языком. Но и здесь, по мере того как распространялось христианство, престиж королевской власти, освященной Церковью, заставлял художников в поисках вдохновения обращаться к каролингской эстетике. Эта эстетика была полностью принята в Винчестере в окружении англосаксонских правителей, в среде духовенства и монахов, черпавших знания в библиотеках Лана, Сен-Рикье, Корби. Благодаря этому величие Капетингов еще ярче засияло на территории старого франкского государства, между Реймсом, Орлеаном и Шартром. Однако те формы королевского искусства, которые наиболее точно отражали дух античности, расцвели прежде всего в Германии. Они привились в лесах Саксонии, но крепче всего укоренились в окрестностях Ахена, Льежа, на берегах Рейна – в землях, видевших могущество Каролингов. Волей Генриха Π Бамберг во Франконии на некоторое время превратился в центр этого возрождения. Эти формы распространялись по имперским монастырям и епископствам, во множестве возникшим в германских землях, и отголоски их, случалось, достигали Рима, занесенные туда тевтонским императором во время его путешествий.

Таковы были очаги культуры, расцветшие под сенью королевских тронов. К северу от Тура, Безансона и альпийских перевалов продолжали жить обращенные на службу Богу традиции императоров-меценатов и последние искры классического искусства.

*

Человек XI века представлял себе короля в образе всадника с мечом, дарующего своему народу мир и правосудие. Кроме того, он видел в нем мудреца и не сомневался в том, что король грамотен. С тех пор как на Западе монархию стали воспринимать как renovatio, возрождение императорской власти, правители больше не могли оставаться необразованными, как их предки-варвары. Короли должны были соответствовать воскрешенному римскому образу идеального государя – хорошего правителя, источника знаний и кладезя мудрости. «Он хранит во дворце множество книг, и если военные заботы оставляют ему свободное время, он посвящает его чтению, проводя долгие ночи в размышлениях над прочитанным, пока сон не одолеет его». Лиможский хронист начала XI века приписывает этот необыкновенный распорядок дня герцогу Аквитанскому, желая доказать его равенство королям. Эйнхард, биограф Карла Великого, сообщает, что император посвящал свой досуг изучению грамоты. Для своих придворных король Альфред приказал перевести с латыни на англосаксонский язык труды из монастырских библиотек. Отгон III, император 1000 года, присутствовавший на диспутах ученых, спорил с самым известным из них – Гербертом.

Тем не менее именно коронация по-настоящему связала достоинство королевского сана и письменную культуру. Государь вошел в лоно Церкви. Христианские священнослужители должны были непременно пользоваться книгами, так как Слово Божие было запечатлено в текстах. Следовательно, было важно, чтобы коронованный правитель был грамотным и чтобы его наследник получил такое же образование, как епископ. Гуго Капет, не будучи еще королем, но надеясь стать им, отдал старшего сына Роберта в ученики к вышеупомянутому Герберту, лучшему учителю того времени, «с тем чтобы тот передал ему достаточно знаний о свободных искусствах и совершенствовал во всех святых добродетелях, дабы сделать его угодным Господу». Кроме того, государь нес ответственность за спасение своего народа и должен был следить за тем, чтобы церковный организм, частью которого он стал, был качественным, иными словами, образованным. Итак, в обществе, где культура аристократии была исключительно военной и полностью чуждой образованию, государь должен был поддерживать институты, дававшие необходимое образование священнослужителям. Если вплоть до наших дней французские дети представляют Карла Великого покровителем школ, укоряющим нерадивых и отеческим жестом кладущим руку на голову лучших учеников, то происходит это потому, что он, стремясь как можно лучше выполнять обязательства, налагаемые королевским саном, приказал организовать школу при каждом епископстве и аббатстве. Все правители 1000 года последовали его примеру. Они стремились к тому, чтобы во всех монастырях и кафедральных соборах было достаточно книг и учителей, и хотели создать при своих дворцах лучшие центры образования. Не все сыновья аристократов, молодость которых проходила при дворе, хотели служить государю на поле битвы – некоторые из них намеревались занять высокие посты в церковной иерархии. При дворе они должны были найти необходимую интеллектуальную пищу для ума. Власть, дарованная Богом государю, ставила эту задачу на первое место. Итак, в XI веке королевская власть была тесно связана с образованием. Однако культура, которую распространяли королевские школы, не была ни современной, ни национальной. Это происходило потому, что монарх считал себя наследником цезарей, и особенно потому, что Бог в Писании, переведенном святым Иеронимом, изъяснялся языком Августа. Культурная традиция передавала наследие, которое почтительные поколения ревностно пронесли сквозь тьму и смуты раннего Средневековья, наследие золотого века империи латинян. Эта культура была классической, переживавшей воспоминания о Риме.

Кто же мог воспользоваться плодами просвещения? В каждом поколении – несколько сотен человек, может быть, несколько тысяч. А к высшей ступени знаний получали доступ не более нескольких десятков привилегированных лиц, рассеянных по всей Европе, разделенных огромными расстояниями, но тем не менее знакомых друг с другом, обменивавшихся письмами и рукописями. Школой были они сами и несколько книг, переписанных ими от руки или полученных от друзей. Вокруг них собиралась публика разного возраста, люди, проделавшие долгий путь, преодолевшие множество препятствий, чтобы провести некоторое время рядом с учителем и послушать чтение. Все принадлежали к Церкви. Все учились, чтобы лучше служить Господу и понимать Его Слово. Отныне для всех них, даже в Италии и Испании, родным стал язык, сильно отличавшийся от языка Библии и литургии. Образование строилось на изучении латинских слов, их смысла и связей, иными словами, на лексике и грамматике. Из семи путей познания, основываясь на которых педагоги поздней античности разработали этапы школьного обучения, из семи «свободных искусств» учителя XI века развивали в полном смысле этого слова только первое, самое простое – введение в изучение языка Вульгаты[46]46
  Со времен поздней античности и на протяжении всего Средневековья деятельность, требовавшая специальных познаний и умений, делилась на науки и «искусства» (artes); первые подразумевали знание, вторые – умение. «Искусства», в свою очередь, подразделялись на «свободные» и «механические», причем первые требовали активности ума, а вторые связывались с физическим трудом (хотя в состав «механических» входили и те, что мы относим к сфере искусства в современном смысле, например живопись или актерское мастерство, и медицина, и, разумеется, различные ремесла). «Свободных искусств» было семь, и они членились опять же на две группы: подготовительная ступень – тривиум (букв. лат. «троепутие») – грамматика, риторика и диалектика (так называлась логика) – и высшая ступень – квадривиум (букв. лат. «четверопутие») – арифметика, геометрия, астрономия (неотделимая от астрологии) и музыка (подразумевается учение о гармонии, а не исполнительское искусство, относившееся к «механическим»). Грамматика подразумевала умение правильно читать и писать (естественно, по-латыни), риторика – произносить речи, и в первую очередь проповеди, диалектика – вести диспуты. Для раннего Средневековья две последние науки тривиума считались не особенно необходимыми: украшать проповеди цветами красноречия почиталось суетностью и гордыней, время прений о вере и уже прошло (эпоха церковных соборов, на которых вырабатывались основные догматы христианства, уже завершилась), и еще не наступило (университетские диспуты, полемика с еретиками).
  Вульгата — утвержденный католической Церковью как канонический латинский перевод Библии, сделанный святым Иеронимом.


[Закрыть]. Ученики, как писал в 1000 году святой Аббон Флерийский, должны прежде всего уметь ориентироваться в глубоком, бурном и коварном океане грамматики Присциана. Затем, чтобы помочь ученикам проникнуть в значение библейских книг Бытия и Пророков, им будут читать вслух и преподавать образцы красноречия: Вергилия, Стация, Ювенала, Горация, Лукиана, Теренция, авторов, которые были язычниками, но писали безупречным языком, что и спасло их произведения от уничтожения, которого не избежала остальная римская культура. Уцелели лишь обрывки этих текстов. Они имели ценность для преподавания, поэтому была предпринята попытка собрать их воедино. В их поисках перерывали менее деградировавшие книгохранилища – итальянские библиотеки. Тексты переписывали в скрипториях, существовавших тогда при каждой школе. Молодые священники и монахи копировали целые главы. Слова запечатлевались в их памяти, и до самой смерти обрывки классической поэзии слетали с их губ вперемешку со строчками псалмов. Благодаря такому принципу обучения самые высокие иерархи Церкви стали гуманистами и переняли ту же модель преподавания. Немецкая аббатиса Хросвита решила адаптировать Теренция, чтобы монахиням не приходилось сталкиваться со слишком вольными текстами. Отгон III, которому от рождения был уготован трон, получил церковное образование. Он посылал переписчиков в Реймс и аббатство Боббио с приказом привезти оттуда труды Цезаря, Светония, Цицерона, Тита Ливия, повествования о днях имперской и республиканской славы Великого города, владыкой которого он считал самого себя, и размышлял в Павии над «Утешением философией» Боэция – все это он делал потому, что был государем. Методы церковного преподавания, явный поворот школьной культуры к латинской литературе укрепили связи между институтом монархии и возрожденными формами римской античности. Благодаря влиянию школы искусство, зависевшее в то время от короля, решительно обратилось к классицизму.

Античная традиция передавалась прежде всего через книжное искусство. Книга была предметом, необходимым во время литургии, а также инструментом для получения знаний. Книгой пользовались при богослужении, и поэтому её следовало украшать так же, как алтарь, священные сосуды или стены храма. В этом предмете искусства теснее, чем где бы то ни было, устанавливалась связь между письменностью и культурой изображения. В XI веке множество иллюстрированных Сакраментариев, Аекционариев[47]47
  Сакраментарий (от лат. sacramentum – «священное», «освященное») – литургическая книга, содержащая молитвы, которые священник должен произносить во время мессы. Лекционарий (от лат. lectio – «чтение») – сборник религиозных текстов, включающий отрывки из Евангелий и апостольских посланий.


[Закрыть] и Библий времен Людовика Благочестивого или Карла Лысого были основой любой монастырской или епископской библиотеки и вызывали восхищение качеством исполнения. При этом большинство украшавших их миниатюр восходило к раннехристианским художественным образцам. Пластическая мощь фигур евангелистов, стилизованные изображения строений, которыми они были окружены, орнаменты, обрамлявшие тексты канонов и календари, декор инициалов отвечали урокам гуманизма, содержавшимся в произведениях латинских поэтов и историков, которые несли послание Рима эпохи Августа, воскрешали, как и труды грамматиков, чистую, целостную, свободную от искажений латинскую культуру. Миниатюры каролингских книг внушали такое же почтение, как имена их античных авторов. Художники копировали их так же, как переписчики – произведения Вергилия, Светония или Теренция. Мастера в Рейхенау или Эхтернахе, по заказу императора покрывавшие миниатюрами страницы Евангелиариев и выполнявшие в Сен-Дени заказы французских королей, подражали иллюстраторам IX века, желая, чтобы украшение книги соответствовало королевскому величию. Безусловно, они что-то добавляли от себя, и фигуры, выходившие из-под их кисти, незаметно отступали от каролингских образцов. Изображения на золотом фоне, символизировавшем вечность, о которой напоминало богослужение, были тесно связаны с позднеимперской эстетикой. Связанные с конкретным образом, с видимым миром, абсолютно предметные, они определяли в пространстве человеческую фигуру, практически не искажая ее пропорций.