Текст книги "Август"

Автор книги: Жан-Пьер Неродо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Изобилие и скудость источников

Для работы над биографией Августа в нашем распоряжении такое количество источников, что самое их множество не только не помогает ухватить суть нужного нам персонажа, но словно бы окутывает его непроницаемой тенью. Мало того, эти источники чаще всего вопиюще противоречивы, что, как будто в насмешку над растерянным биографом, доказывают первые же главы «Анналов» Тацита.

При жизни Августа и в годы правления его преемников тексты подвергались цензуре, о существовании которой мы знаем, хотя о степени ее строгости судить не можем. Все, что писалось в духе, враждебном Августу, вымарывалось, так что до нас дошли только те сочинения, авторы которых Августа превозносили. Правда, сохранились кое-какие следы памфлетов, которыми на протяжении десяти лет обменивались Антоний и Август, но оба автора настолько старательно извращали мысли и поступки друг друга, что сегодня нет ни малейшей возможности определить, степень истины в этих взаимных обличениях. Из-за цензуры, из-за того, что далеко не все литературные произведения в античности переносились на пергамент, а папирусы не пережили прошедших столетий, от мемуаров, написанных главными действующими лицами этой «пьесы», включая самого Августа, не осталось ничего. Погибла и большая часть сочинения Тита Ливия, слишком объемистого для переписывания, в том числе главы, посвященные гражданским войнам. Впрочем, даже если бы сохранилось гораздо больше источников, многие события так или иначе остались бы для нас загадкой. Что такого натворили дочь и внучка Августа, если он наказал обеих изгнанием? Что узнал или увидел Овидий, если и его сослали в немыслимую даль, откуда нет возврата? На самом ли деле Агриппа Постум был таким неуправляемым буяном, как о нем пишут? И соответствовали ли действительности слухи, зародившиеся еще в те античные времена, что к многочисленным смертям, ввергшим в траур семью Августа, приложила руку Ливия?

Но и позже, когда династия угасла, критики Августа не почувствовали особенной свободы, потому что власть перешла к череде принцепсов, унаследовавших и его титулы, и его полномочия. Разумеется, свидетельства подобного рода имеются, и даже в избытке; ими изобилуют, например, тексты Сенеки Ритора и его сына-философа, Плиния Старшего и других. Но и они – не более чем часть головоломки, в которой не хватает слишком многих элементов, чтобы пытаться сложить целостную картину.

Таким образом, даже самые осведомленные из античных историков пользовались либо неполными, либо недостоверными источниками. Так Тацит, творивший в годы правления Траяна, вместо яркого портрета Августа оставил черно-белый диптих, лишенный каких бы то ни было оценок, на основе которого совершенно невозможно разглядеть личность под личиной, вернее, под многими личинами. К тому же рассказ Тацита начинается с правления Тиберия, так что Август фигурирует лишь в ее прологе.

Светоний в посвященной Августу биографии сообщает тысячу подробностей, кажется, позволяющих наконец-то приподнять с его лица маску. Но… Обилие деталей и явно сочувственный тон изложения не столько проясняют картину, сколько ее затемняют.

В середине II века н. э. была написана «Римская история» грека Аппиана [18]18
  Из 20 книг сохранилось всего несколько, в частности книги XI–XVII, посвященные гражданским войнам.


[Закрыть], которая, по всей видимости, испытала влияние «Истории» Азиния Поллиона, современника Августа, не во всем разделявшего политические взгляды последнего. Этот труд кажется особенно интересным в сравнении с «Римской историей» Диона Кассия [19]19
  Из 80 книг почти полностью сохранились XXXVI–LX, охватывающие период с 68 г. до н. э. по 47 г. н. э.


[Закрыть], тоже грека, жившего в начале следующего века и входившего в окружение Септимия Севера. Относительно политических убеждений Диона твердого мнения не существует.

При этом не следует забывать, что в античности жанр исторического сочинения тесно смыкался с риторикой, политической моралью и литературой. Если его конечной целью, бесспорно, являлся поиск объективной истины, то практическое воплощение оказывалось неразрывно связанным с особой манерой изложения, с помощью которой – как в риторике или в литературе – воссоздается «поэтическая» действительность, считающаяся более истинной, чем сама истина – разумеется, если допустить, что истина как таковая существует сама по себе, вне формы выражения.

Наиболее ярким примером вольного обращения с действительностью служит рассказ о смерти Августа. Вряд ли последние слова умирающего, обращенные к Ливии, являются плодом воображения Светония, а тот факт, что о них умалчивает Дион Кассий, объясняется просто: он писал не биографию, а римскую историю, в которой семейные подробности выглядели бы неуместно. Но кто поручится, что последние слова Августа не выдумала сама Ливия? После смерти мужа ей пришлось отстаивать свои интересы в столкновении с собственным сыном, и ее забота обеспечить себе наилучшие позиции вполне понятна. И даже если будут найдены новые тексты или надписи, они не помогут нам прийти к окончательному решению вопроса, действительно ли Август приберег последние слова для жены.

Это говорит о том, что тексты – не более чем отражения образов, и их изучение непременно должно дополняться и интерпретироваться в свете данных, полученных специалистами смежных с историей областей – эпиграфики, искусствоведения, нумизматики. Достижения этих дисциплин позволили новейшим историкам внести существенные коррективы в устоявшийся образ Августа как великодушного правителя и едва ли не героя, запечатленный, в частности, в творчестве современных ему поэтов – в первую очередь Вергилия, но и Горация тоже. Сегодня появилась тенденция к реабилитации не только главного соперника Августа – Антония, но и других его противников и, соответственно, к пересмотру в сторону увеличения той доли ответственности за развязывание и ведение гражданских войн, обескровивших Рим, которая ложится на плечи Цезаря Октавиана. Если человеческая личность Августа по-прежнему остается загадкой, то о его политической деятельности мы постепенно узнаем все больше.

Вместе с тем новейшие исследования множатся столь интенсивно, что сегодня ни один отдельно взятый ученый уже не в состоянии уследить за всей необъятной библиографией по теме, которая понемножку начинает генерировать собственные загадки. И специалисты еще долго будут спорить об организационной природе полномочий Августа, о пестрой картине философских течений, которые он синтезировал в одно, об успехах и провалах его политики.

В намерения автора этой книги ни в коем случае не входит обрушить на читателя всю толщу существующей библиографии или предложить его вниманию политическую и экономическую историю принципата Августа, подобную той, что в 1981 году выпустил в свет Германн Бенгстон. В отличие от Рональда Сайма я отдаю предпочтение текстам, повествующим о событиях, в которых участвовал или о которых отзывался сам Август, что позволяет, оставаясь в рамках биографии, задуматься над личностью человека, оказавшего столь большое влияние на всемирную историю.

Вслед за поэтами эпохи Августа, избегавшими касаться неохватных тем, я повторю, что моим парусам недостает прочности, чтобы бросить вызов океанским волнам, а потому, остерегаясь выпустить свой челн на безбрежные просторы Истории, довольствуюсь скромным каботажем. Но и эта задача не из легких, если верить Леону Омо, предпринявшему подобную попытку прежде меня. Август – личность почти неуловимая, и пусть читатель не думает, что на последней странице книги его поджидает портрет героя в полный рост, четкий и недвусмысленный. Отводя значительное место собственным высказываниям Августа, как устным, так и письменным, мы в лучшем случае надеемся предложить ряд правдоподобных гипотез, имеющих целью объяснить не столько его характер, сколько придуманный им самим образ принцепса. Жизнь Августа представляет для нас интерес главным образом благодаря тому политическому уроку, который он преподал. На его примере прекрасно видно, как правитель, тщательно проработав собственный «имидж», затем навязывает его не только окружающим, но и самому себе.

Дидаскалия [20]20
  В древнегреческом языке дидаскалиями называли краткие записи о представленных драмах с именами автора, главных актеров, с указанием времени постановки и успеха пьесы. – Прим. ред.


[Закрыть]

Действие пьесы, отрежиссированной и сыгранной Августом, охватывает промежуток с 63 года до н. э. – даты его рождения – по 14 год н. э. – даты его смерти.

В 63 году Цицерону, одному из двух консулов года, стало известно, что знатный патриций Каталина при поддержке разношерстной группы заговорщиков готовит государственный переворот с целью захвата власти. Цицерон выступил в сенате с разоблачительными речами – Катилинариями – и пламенной силой своего красноречия сумел убедить гражданскую общину в серьезности нависшей угрозы, потребовав для ее виновников смертной казни. Нескольких соучастников Катилины действительно казнили, а сам он в начале 62 года пал в сражении против римской армии. Цицерон надеялся, что ему удалось достичь долговременного согласия и ликвидировать зло, грозившее самому существованию государства. Однако он заблуждался, поскольку случай Катилины вовсе не сводился к единичному проявлению зла и был лишь симптомом гораздо более глубокого процесса, анализу которого посвятил свою монографию Саллюстий. На самом деле республика была смертельно больна.

Слово «республика» плохо передает тот смысл, который древние римляне вкладывали в понятие «Res Publica» (дословно: общая вещь), подразумевая под ним государство как общую принадлежность. И Август, добившись полноты власти, продолжал управлять «общей вещью», так что выражение «res publica» не исчезло из политического словаря. В современных языках слово «республика» употребляется в двух значениях. Ради удобства мы вслед за авторами других книг по истории будем здесь обозначать словом «республика» период, протянувшийся от 509 года до н. э., когда рухнула царская власть, до начала правления Августа, то есть до 31, 27 или 17 года. Об этом полезно помнить, чтобы лучше понять, что именно совершил Август, и удержаться от искушения слишком прямолинейных аналогий между исторической обстановкой, сложившейся в ту пору в Древнем Риме, и, например, развитием Французской революции.

В истории термин «республика» применяется относительно того периода, на протяжении которого политическая жизнь Древнего Рима регулировалась конституцией. Она разрабатывалась постепенно, начиная с изгнания последнего царя Тарквиния Гордого, и велась в таком ключе, чтобы сделать невозможным возврат к монархии. Эффективность и устойчивость этой конституции зиждилась на трех взаимно уравновешивающих элементах. Высшей властью обладали два консула, что, конечно, несло в себе опасность тирании, но, во-первых, консулов было двое, а во-вторых, избирались они всего на год. Элементом аристократии был сенат, а демократии – народ, который голосовал на собрании. В случае тяжелого кризиса консул имел право назначить диктатора, наделенного неограниченными полномочиями, но не более чем на полгода. К тому же диктатор в обязательном порядке избирал себе помощника, носившего звание начальника конницы. Заговор Каталины нанес жестокий удар по стройному трехчастному зданию римской конституции, вызывавшей восхищение всего античного мира.

Впрочем, первые трещины в этом здании появились еще раньше, в 133 и 123 годах, во время трибуната Гракхов. Именно тогда впервые проявились симптомы болезней, точивших государство. Вдруг выяснилось, что невероятно трудно поддерживать гражданский мир, если почти все общественные богатства захватили сенаторы, выделившиеся в особый класс, в то время как народ и в Риме, и по всей Италии прозябал в нищете. Сельское хозяйство полуострова переживало жестокий кризис, из которого оно никак не могло выбраться еще с окончания пунических войн. С образованием обширной Римской империи началось бурное развитие торговли, но, хотя сенаторы из-за специального запрета не имели к ней доступа, простому народу здесь тоже не нашлось места. Торговля стала привилегией сословия всадников. Всадники быстро превращались в богатейших людей римского мира. Кроме того, в результате военных побед огромную власть сосредоточили в своих руках военачальники. Они широко использовали собственный авторитет среди солдат и рвались к гражданской власти. Наконец – и на этом обстоятельстве особенно настаивают древние историки, – под влиянием хлынувших с Востока богатств дрогнули и пошатнулись исконные ценности, обеспечившие Риму его величие, – гражданская доблесть и нравственная стойкость. Им на смену явились Алчность, Роскошь и Разврат – гнусные пороки, аллегорически изображавшиеся в виде неразлучной троицы.

После смерти Гая Гракха (123 г.) [21]21
  Ошибка автора. Гай Гракх погиб в начале 121 г. до н. э. – Прим. ред.


[Закрыть]и до битвы при Акциуме (31 г.) Рим пережил полосу невероятно кровопролитных внутренних войн, приведших страну на грань распада. Борьба развернулась между оптиматами – партией сенаторской аристократии, защищавшей свои привилегии, и сторонниками реформ, которые именовали себя популярами. Однако с расколом на тех и других не все обстояло так уж просто, потому что к популярам примкнуло немало патрициев. Некоторые из них горели вполне искренним негодованием против нищеты, в которой жил народ, но большинство преследовало совсем другую цель – опереться на народные силы ради удовлетворения личных амбиций. К числу последних принадлежал и Юлий Цезарь, который тайно поддерживал Катилину – не потому, что надеялся на его победу, а потому что понимал: все, что ослабляет государство, лично ему поможет возвыситься. В 63 году Цезарь ревниво следил за Помпеем, который одерживал на Востоке победу за победой, что позволило ему значительно укрепить свои позиции и вернуться в Рим, чувствуя себя настоящим лидером.

В 63 году и сенаторы, и всадники почти единодушно поддержали акцию Цицерона, поскольку того требовали их собственные интересы. Однако лишь единицы из них были готовы защищать республиканские ценности как таковые, и среди них сам Цицерон, несколькими годами позже изложивший свои взгляды в трактатах «О государстве» и «О законах». Но даже он, не жалевший сил для спасения сенаторской республики, в конце концов пришел к убеждению, что наилучшим образом с этой задачей справится один человек – принцепс, то есть первый среди равных. Он станет следить за незыблемостью существующих институтов и будет мудрым и бескорыстным судией в политических спорах. Эту роль принцепса он примерял и на себя. Затем, после 63 года, полагал, что с ней справится Помпей, хотя последний выдвинулся исключительно за счет военных успехов. Но главное стало ясно уже всем: конституция, прекрасно работавшая в масштабах средней величины полиса, не применима для управления империей.

Такова была обстановка, сложившаяся к моменту рождения Августа. Когда спустя 76 лет он умер, процарствовав, в полном смысле этого слова, более 40 лет и обеспечив гражданский мир, новая политическая система стала данностью. Первому принцепсу наследовал второй, им же и избранный. Так зародился принципат. И здесь мы снова для описания исторического процесса воспользуемся театральным языком, ведь любая комедия начинается с неразберихи, а заканчивается восстановлением порядка. И мы постараемся показать, каким путем и с какой ловкостью Август установил новый порядок, не переставая при этом твердить, что восстанавливает старый.

Во всей античной истории нет деятеля, который мог бы сравниться с Августом стремительностью и продолжительностью взлета. Сыгранной им пьесе предшествовали многие репетиции, ни одна из которых, несмотря на старания актеров, так и не завершилась развязкой. Он подхватил и довел до конца дело, в котором не преуспели ни Марий, ни Сулла, ни Помпей, ни Цезарь, хотя каждый из них сделал очередной шаг по пути к достижению абсолютной власти. Марий правил Римом всего пять лет, с 104 по 100 год [22]22
  Автор неточно налагает события. Марий начал свою карьеру как талантливый полководец из низов. Он стал одним из лидеров популяров и так вознесся на волне недовольства сенатом, что неоднократно выбирался консулом (107, 104, 103, 101, 100). Это была неслыханная для Республики почесть, однако Марий все время действовал строго в рамках закона. Но в 88 г., когда его соперник Сулла получил пост командующего в Азии, Марий путем смуты и мятежа добился от народного собрания решения об отправке его самого вместо Суллы. Последний отказался повиноваться приказу. Более того. Впервые в истории он пошел с армией на Рим и занял город. Марий и его сторонники бежали. После того как Сулла уехал на Восток, Марий взял реванш. В 87 г. он в свою очередь взял Рим, установил террор и стал фактически тираном. В 82 г. Сулла разбил марианцев и сам стал диктатором. – Прим. ред.


[Закрыть]. Сулла был диктатором и почти царем, но и он по прошествии трех лет, в 79 году, отрекся от власти. Но и Марий, и Сулла хотя бы умерли своей смертью, тогда как Помпей, единовластный владыка Рима, совершивший блестящий дебют, чем-то напоминающий дебют Августа, затем потерпел поражение от Цезаря и погиб, преданный вероломным египетским царем. Что же до его победителя Цезаря, то он, добившись пожизненной диктатуры и мечтавший о монархии, 15 марта 44 года пал от руки убийц.

Все четверо были удачливыми полководцами, то есть императорами, которые стремились использовать военную власть – империй (imperium) – для достижения гражданской власти – potestas. Каждый из четверых старался внушить окружающим, что ему покровительствуют боги и что лично он шагнул далеко за пределы человеческих возможностей. Репетиция или черновик Истории, их карьера, со всеми ее взлетами и падениями, готовила восхождение Августа.

Вдохновляющим примером для каждого из этих триумфаторов мог послужить один-единственный исторический персонаж – Александр Македонский. Как и его предшественники, Август нисколько не возражал против такого сравнения и даже подчеркнул его, выбрав себе печать с изображением великого завоевателя. Впрочем, сравнение не вполне корректно. Александр, рожденный в царском пурпуре, прожил всего 33 года, а созданную им гигантскую империю его полководцы превратили в лоскутное одеяло. Кстати сказать, именно Август сумел уменьшить его пестроту, объединяя царства-лоскуты под властью Рима, который он олицетворял своею личностью. С другой стороны, как мы уже упоминали, в характере неутомимого завоевателя уживалось слишком много пороков.

С точки зрения успеха политической карьеры Август не знает себе равных. Лишь в последующие эпохи можно попытаться отыскать более или менее приемлемые аналогии. Как и Август, свое имя целому веку дал Людовик XIV, начало царствования которого ознаменовалось завершением гражданской войны, что отвечало самым глубоким народным чаяниям. И тот и другой правили долго, и тот и другой на определенном этапе своей жизни совершили крутой поворот, и тот и другой встретили старость отягощенные физической немощью и несчастьями как общественного, так и личного порядка. Разница в том, что Людовику XIV пришлось отстаивать свою легитимность, а не создавать ее заново. Другой пример. Наполеон, как и Август, строил карьеру собственными руками. Он дал Европе законы, некоторые из которых действуют и поныне, однако его царствование было недолгим и стоило странам, вовлеченным в орбиту его деятельности, потоков крови.

Все великие династии, оставившие яркий след в мировой истории – Капетинги, Гогенштауффены, Габсбурги, Романовы, – начинались тихо и незаметно, в смутное время, и усиливались медленно и постепенно. Август же утвердил новый режим в период расцвета классической эпохи, отмеченной величайшими именами мировой культуры.

Юношей он бывал у Цицерона, затем дружил с Меценатом, через которого познакомился с Вергилием, Горацием и Проперцием. В годы его правления жили и работали Тит Ливий, Овидий и многие другие, озарившие литературу того времени блеском, долгое время считавшимся непревзойденным. И все они в той или иной мере принимали участие в великом деле сотворения новой эпохи.

В этот процесс оказались вовлечены и многие другие персонажи: Марк Антоний, Клеопатра, со своим знаменитым носом, якобы способным изменить облик мира, Агриппа, следы градостроительной деятельности которого все еще заметны в сегодняшнем Риме, Тиберий, второй принцепс династии, Германик, образец добродетели… Свое слово сказали и женщины: любящая сестра Октавия, непокорная дочь Юлия и, конечно, Ливия, не покидавшая сцену до последнего акта, чтобы выслушать заключительную реплику заглавного героя пьесы.

Только вот театральное представление не может длиться более одного дня, а состав действующих лиц остается, как правило, неизменным с начала и до конца. Но Август прожил такую долгую жизнь, что почти никого из тех, с кем он начинал, к последнему акту на сцене не осталось.

За это время и роли успели перемениться. На заре своей политической карьеры Август выступал в амплуа типичного комедийного героя. Он, смело восставший против власти сенаторов, именуемых «отцами», к финалу и сам превратился в старика, увенчанного титулом Отца отечества и олицетворяющего для грядущих поколений суровый принцип авторитета. Его жена Ливия, появившаяся в комедии довольно рано, последовательно сыграла молодую женщину, которую влюбленный герой отбивает у мужа, потом супругу, наконец, вдову, пережившую его на 15 лет.

Итак, в окружении многочисленных партнеров и толпы статистов Цезарь Октавиан двинулся на завоевание славы. Избавившись от соперников, он, уже под именем Августа, преобразил весь римский мир, словно каким-то чудом ему стали известны слова, якобы произнесенные Екатериной Медичи после убийства герцога Гиза: «Славно скроено, сынок! Осталось сшить».