Текст книги "Наставление в христианской вере, т.3"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 41 страниц)

выказали хоть какое-то недовольство своими злодеяниями. И наоборот, мы узнаём, какое мщение уготовано людям, презирающим угрозы Бога, ожесточающимся с наглым лицом и окаменелым сердцем: они будут уничтожены.

Бог неоднократно протягивал руку сынам Израилевым, чтобы утешить их в бедствиях, хотя их стенания бывали полны притворства, а сердца бывали нестойкими и неверными. В псалме пророк сетует, что тотчас после этого они возвращались к прежним обычаям (Пс 77/78:36 сл.). И проявляя к ним милость, и лишая их прощения, Бог желал привести их к подлинному, сердечному раскаянию. Однако это не означает, что, откладывая наказание на какое-то время, Бог будет это делать постоянно. Напротив, Он обрушит на лицемеров ещё более суровую кару, удвоит тяжесть наказания, дабы обнаружилось, насколько Ему ненавистно притворство. Будем же помнить, что Бог, как я уже говорил, показывает примеры своей щедрости и готовности прощать, дабы побудить верующих смело исправлять свои ошибки и дабы ещё строже осудить гордыню тех, кто противится его деснице.

Глава IV

О ТОМ, НАСКОЛЬКО ДАЛЕКА ОТ ЧИСТОТЫ ЕВАНГЕЛЬСКОГО УЧЕНИЯ БОЛТОВНЯ СОРБОННСКИХ ТЕОЛОГОВ ОТНОСИТЕЛЬНО ПОКАЯНИЯ, И ГДЕ ГОВОРИТСЯ ОБ ИСПОВЕДИ И УДОВЛЕТВОРЕНИИ ЗА ГРЕХИ

I. Теперь я перехожу к обсуждению того, что учили о покаянии софисты. Я буду насколько возможно краток. В мои намерения не входит исследование всего предмета в целом, дабы эта книга, объём которой я пытаюсь ограничить, не слишком разрослась. С другой стороны, этот вопрос, не слишком сложный по сути, софисты так запутали в своих бесконечных спорах, что, войдя в этот лабиринт, будет непросто отыскать выход.

Прежде всего, когда они дают определение покаяния, со всей очевидностью обнаруживается, что они толком никогда не понимали, что это такое.

Из книг древних учителей они вытаскивают отдельные высказывания, которые отнюдь не отражают ни силы, ни природы покаяния. Например, такие: совершить покаяние значит оплакать ранее совершённые грехи и не совершать более таких, которые потом придётся оплакивать*1; каяться значит стенать из-за ранее совершённого зла и не делать больше зла, вызывающего стенаниеь; покаяние – это скорбное мщение, карающее за то, чего оно не желало бы более допустить0; это страдание сердца и горечь души по причине зла, которое кто-либо совершил или попустила Допустим, что все эти высказывания принадлежат прежним учителям (что иной спорщик может и отрицать). Однако они не придавали им тот смысл, будто определяют покаяние как таковое. Они лишь увещевали кающихся не впадать снова в те же самые грехи, которые им прощены.

А если требуется построить определение из всего того, что можно найти у древних относительно покаяния, то можно привести другие высказывания, ничуть не менее значимые. Например, слова Златоуста, что покаяние – это лекарство, подавляющее грех, дар, сходящий с небес, восхитительная сила, благодать, превосходящая законые 34. Пояснения, которые прибавляют эти толкователи, много хуже таких определений. Ибо софисты настолько охвачены стремлением к внешнему и телесному, что в их толстенных книгах нельзя найти ничего, кроме того, что покаяние – это дисциплина и суровая жизнь, отчасти направленная на укрощение плоти, отчасти являющаяся наказанием за грехи. Что же касается обновления души и начала новой жизни, то об этом там не найти ничего нового. Они много болтают о раскаянии и сокрушении. В самом деле, они терзают души, говоря об угрызениях совести, омрачают и отягощают их тревогами и мучениями. Но когда они, казалось бы, глубоко изранили сердца, они избавляют грешников от всех горестей несколькими ритуальными жестами.

Дав весьма изощрённое определение покаяния, они делят последнее на три части: сокрушение сердца, сокрушение уст и удовлетворение делом05. Подобное разделение подходит только для их дефиниции, потому что за всю свою жизнь они не изучили ничего, кроме диалектики, а диалектика есть искусство определять и разделять. Но если кто-нибудь скажет в полном соответствии с определением, посылка которого принята всеми ди-

Тригорий Великий. Гомилии о Евангелии.И, гом. XXXIV, 15 (MPL, LXXVI, 1256В); Пётр Ломбардский. Сентенции, IV, dist. XIV, 1 (MPL, CXCII, 869-870). "Псевдо-Амвросий. Проповеди, XXV, 1 (MPL, XVII, 677А).

^Псевдо-Августин. Об истинном и ложном покаянии, VIII, 32 (MPL, XL, 1120)33 Псевдо-Амвросий. Там же.

«Иоанн Златоуст. Гомилия о покаянии, VII, 1 (MPG, XLIX, 323). 'Пётр Ломбардский. Цит. соч., IV, dist. XVI, 1 (MPL, CXCII, 877).

алектиками, что можно оплакать совершённые прежде грехи и более не совершать их, хотя не было никакого исповедания устами, то как им защитить своё деление? Ведь тот, кто не исповедуется во грехе устами, не перестаёт от этого быть истинно кающимся. Покаяние может состояться без такого исповедания. Если они ответят, что их деление относится к таинству или к покаянию во всём его совершенстве, которого их определения не охватывают целиком, то им не в чем меня обвинить. Ошибку они должны отнести на счёт того, что сами не дали ясного и чёткого определения. Я же, разумеется, по мере своих способностей в любом случае придерживаюсь определений, которые могут быть основанием всей дальнейшей дискуссии. Но предоставим им нечто вроде лицензии магистрата и попытаемся раскрыть смысл упомянутых частей по порядку.

Я с презрением опускаю многие совершенно бессодержательные вещи, которые софисты в своей гордыне почитают великими тайнами. И делаю это не по незнанию или забывчивости: мне было бы нетрудно написать и порассуждать о тонкостях, которыми они так увлечены, но я сознаю, что подобные безделицы лишь утомят читателей и не принесут никакой пользы. Столько вопросов волнует наших софистов и побуждает к бесконечным спорам, в которых они совершенно запутываются! Но нетрудно понять, что софисты глупо препираются из-за вещей совершенно неведомых. Они, например, задаются вопросом, угодно ли Богу раскаяние в одном каком-нибудь грехе, если грешник упорствует во всех прочиха. Или: достаточны ли для удовлетворения насылаемые Богом наказания6. Или: можно ли несколько раз каяться в смертных грехах0. Относительно последнего вопроса они приходят к очень дурному, гнусному решению: что ежедневно каяться мы должны лишь в простительных rpexaxd. Они много трудятся – и при этом жестоко заблуждаются – над словами св. Иеронима, что покаяние – это спасительная доска, на которой потерпевший кораблекрушение доплывает до гавание.

Тем самым софисты обнаруживают, что они так и не пробудились от оцепенения, в котором они напоминают неразумных животных, чтобы заметить в общих чертах хотя бы одну ошибку из тысячи ими совершённых.

аПётр Ломбардский. Цит. соч., IV, dist. XV, 1 (MPL, СХСН, 872 s.); Бонавентура. Комм, к Сентенциям, IV, dist. XV, pars I, cap. I, art. I, qu. 2; Фома Аквинский. Сумма теологии, III suppl., Q. XIV, art. 1 p.

ьФома Аквинский. Цит. соч., XV, art. 2.

сФома Аквинский. Цит. соч., LXXXIV, art. 10.

аПётр Ломбардский. Цит. соч., IV, dist. XVI, 3 s. (MPL, СХСН, 879); Фома Аквинский. Цит. соч., Ill, Q. LXXXVII, art. 1.

•Иероним. Письма, LXXXIV, 6; СХХХ, 9 (MPL, XXII, 748, 1135); Пётр Ломбардский. Цит. соч.,, IV, dist. XIV (MPL, СХСН, 869); Фома Аквинский. Цит. соч., Ill, Q. LXXXIV, art. 6; Dйcrйta Gratiani II, De poenitentia, I, с. 72.

Читатели должны убедиться, что здесь мы не ведём борьбу просто ради борьбы. Речь идёт о вопросе величайшей важности – о прощении грехов. Когда софисты требуют, чтобы в покаянии присутствовали три момента – сердечное сокрушение, исповедание устами и удовлетворение делом, – то, по всей видимости, они устанавливают, что эти вещи необходимы для получения прощения. Но если мы хотим вообще что-либо узнать о нашей религии, то прежде всего нам нужно понять следующее: каким образом, каким способом, при каком условии и с каким трудом можем мы получить прощение грехов. Если у нас нет точного и определённого знания об этом, совесть не может иметь ни покоя, ни мира с Богом, ни какого-либо доверия и уверенности. Напротив, она постоянно колеблется, тревожится, волнуется, мучается, безумствует. Она страшится Божьего суда и ненавидит его – и бежит от него насколько может.

Но если прощение грехов зависит от условий, с которыми его связывают софисты, то нет ничего несчастнее и отчаяннее того положения, в котором мы очутились. Первая часть покаяния, которую они считают необходимой для получения прощения и милости, – это сокрушение. Оно должно произойти подобающим образом, то есть быть полным и всеохватывающим8. Однако они не указывают, каким образом можно убедиться в том, что такое состояние достигнуто.

Я признаю, что нам следует быть бдительными, прилагать усилия и даже побуждать себя к тому, чтобы оплакивать свои грехи, чтобы быть весьма недовольными собою и ненавидеть грех. Это та печаль, о которой св. Павел говорит, что мы не должны отгонять её, ибо она производит покаяние ко спасению [2 Кор 7:10]. Но когда требуют тоски столь горькой, чтобы она сравнялась с тяжестью вины, и когда её кладут на весы вместе с верой в прощение, тогда бедная совесть, страшно униженная и опечаленная, попадает в западню и не может осознать меру долга, чтобы удостовериться, что она его уплатила. А если скажут, что надо действовать в меру своих сил, то мы вечно будем попадать в порочный круг. Ибо разве найдётся человек, который осмелился бы поклясться, что оплакал грехи изо всех своих сил? Дело кончится тем, что после долгой внутренней борьбы совесть, не найдя исхода, при котором она могла бы унять или по крайней мере смягчить свои терзания, будет принуждена испытать боль и силою выдавить из себя несколько слезинок, чтобы выполнить условия этого «сокрушения».

Если противники захотят обвинить меня в клевете, то пускай укажут хотя бы одного человека, который бы под влиянием учения о сокрушении не впал в отчаяние или вместо истинного сокрушения не предста-

аКиприан. Письма, LV, 18 (MPL, III, 808).

вил бы на суд Божий притворное страдание. В другом месте3 мы уже сказали, что прощение грехов не даруется нам без покаяния, ибо истинно и искренне молить о Божьей милости может лишь тот, кто удручён и изранен сознанием своих грехов. Но тут же мы указали, что покаяние не есть причина прощения, и не стали говорить обо всех этих душевных терзаниях, то есть о том, что сокрушаться следует неким особым образом. Более того, мы учили грешника не смотреть на своё сокрушение и свои слёзы, а возводить очи исключительно к Божьему милосердию.

При этом мы пояснили, что Христос призвал труждающихся и обременённых, ибо Он был послан благовествовать нищим, исцелять сокрушённых сердцем, проповедовать пленным освобождение, снять оковы с узников и утешить сетующих (Мф 11:28; Ис 61:1; Лк 4:18). В число таких людей не входят ни фарисеи, довольные и пресытившиеся своею праведностью и не сознающие своей нищеты, ни хулители Бога, которые, пренебрегая его гневом, не ищут лекарства от своего недуга. Люди этого рода не трудятся, не сокрушены сердцем, не пребывают в оковах, не пленены и не сетуют. Так что есть большая разница между тем, чтобы учить грешника, как заслужить прощение посредством безупречного сердечного сокрушения15, которого он всё равно никогда не сможет предоставить Богу, и тем, чтобы внушить ему жажду Божьего милосердия через осознание своей нищеты, показать ему его нечастье, тоску и рабство, дабы он искал утешения, покоя и освобождения. В общем, наставить его воздать славу Богу своим смирением.

4. Что касается исповеди, то по этому предмету разворачивается ожесточённое препирательство между канонистами и схоластами. Первые постановили, что исповедь была предписана исключительно позитивным правом, то есть церковными определениями36. Вторые утверждают, что она установлена Божьим повелением. В этой борьбе проявилось крайнее бесстыдство теологов, нагло исказивших и извративших речения Св. Писания, которые они приводили для обоснования своих доводов. Более того, те из них, кто хотел оказаться самым искусным, видя, что на этом пути они не достигают своих целей, нашли такой способ уклониться от трудностей: они объявили, что исповедь по своей субстанции исходит из божественного права, но свою нынешнюю форму получила позднее от позитивного права. Самые неспособные из правоведов приучились в этой связи трактовать цитаты как подтверждение божественного права, потому что Адаму было сказано: «Где ты?» [Быт 3:9] Соответственно, законо-

аГл. Ill, 20 настоящей книги.

ьФома Аквинский. Цит. соч., Ill suppl., Q.V, art. 2.

мерно и оправдание, потому что Адам ответил, как бы защищаясь: «Жена, которую Ты мне дал...» [Быт 3:12] и т.д. Однако в обоих случаях форма выводится из гражданского права.

Посмотрим, при помощи каких аргументов софисты доказывают, что исповедь – как ритуальная, так и неформальная – установлена Богом. Наш Господь, говорят они, отослал прокажённых к священникам (Мф 8:4; Лк 5:14; 17:14). Ну и что? Разве Он послал их к исповеди? Разве кто-нибудь когда-нибудь говорил, что священники-левиты были поставлены на то, чтобы выслушивать исповеди (Втор 17:8-9)? Поэтому они прибегают к аллегориям и говорят, что Моисеевым законом было предписано, чтобы священники различали между проказой и проказой: грех – это духовная проказа, о которой должен судить священник3.

Прежде чем ответить, я задам такой вопрос: если тем самым они поставлены судить о духовной проказе, то почему бы им не сделаться знатоками проказы плотской, естественной? Разве позволительно играть с Писанием, переиначивая его в таком духе: раз Закон отдаёт проказу на суд свя-щеников-левитов, то возьмём себе это и мы. Грех есть духовная проказа; так что же, будем судьями грехов? Теперь я отвечу, что при перемене священства необходима и перемена закона (Евр 7:12). Но, поскольку все священнические служения переданы Иисусу Христу, исполнены и окончены в Нем, то необходимо, чтобы Ему также были переданы всё достоинство и все прерогативы священства. Если софистам так нравится следовать аллегориям, то пусть они поставят себе Христа единственным Священником и сложат всё право к его Престолу. Мы охотно согласимся с этим.

Кроме того, аллегория неуместна, если к ритуалу относят чисто гражданский закон. Зачем Христос послал прокажённых к священникам? Чтобы те не могли клеветать, будто Он нарушил закон, который предписывает каждому исцелившемуся от проказы предстать перед священником и очиститься посредством принесения жертвы. И Он велит прокажённым, которых только что исцелил: «Идите и покажитесь священникам и принесите жертву, как повелел Моисей в Законе, во свидетельство им» [Лк 5:14]. А на самом деле свидетельством им должно было стать это чудо. Священники объявили их прокажёнными и теперь должны объявить, что они исцелились. Так не были ли они тем самым вынуждены, хотели они того или нет, быть свидетелями чудес Христа? Христос позволяет им исследовать чудо, и они не могут его отрицать. Но они продолжают всячески увиливать – и во свидетельство им даётся это свершение.

■Иероним. Комм, к Еванг. от Матфея, III, XVI, 19 (MPL, XXVI, 122); Псевдо-Августин. Об истинном и ложном покаянии, X, 25 (MPL, XL, 1132); Бонавентура. Комм, к Сентенциям, IV, dist. XVII, pars III, art. I, qu. 1; Фома Аквинский. Цит. соч., Ill suppl., Q. VI, art. 4, 6.

Тот же смысл имеет и другое речение: «И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам» (Мф 24:14). А также: «Поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства пред ними» (Мф 10:18), то есть чтобы тем самым они оказались ещё более виновными перед Божьим судом. Наши противники любят ссылаться на авторитет Златоуста, но он также учит, что Христос сделал это ради евреев, чтобы не считаться нарушителем Законаа. Впрочем, мне совестно приводить чьи-то свидетельства в подтверждение столь ясной вещи, поскольку сам Иисус Христос говорит, что целиком оставляет священникам их права, которые они имеют согласно Закону, даже тем, кто является смертельным врагом его Евангелия. Они же постоянно выискивают повод злословить на Него, если только Он тем или иным способом не закроет им рот. Поэтому если папские священники хотят владеть тем же достоянием, то пусть открыто объявят себя сообщниками тех, чьё кощунство понадобилось останавливать силой. Ибо то, что Иисус Христос оставляет священникам Закона, никак не принадлежит его служителям.

5. Другой аргумент софисты черпают из того же источника, то есть из аллегории – как будто аллегории обладают мощной доказательной силой и способны утвердить какое-либо учение. Я хотел бы, чтобы это было так, потому что могу использовать аллегории с большим эффектом, нежели они. Так, они говорят, что наш Господь после того, как воскресил Лазаря, приказал своим ученикам развязать его (Ин 11:44)ь. Во-первых, они лгут: нигде не сказано, что Господь приказал это именно своим ученикам. Гораздо более вероятно, что Он сказал это бывшим там иудеям, чтобы чудо стало очевидным и не вызывало никаких подозрений в обмане и чтобы в большем величии предстала его сила, ибо Он одним только словом, не прикасаясь, воскрешает мёртвых.

Я понимаю это так. Наш Господь, чтобы устранить у евреев всякое дурное подозрение, пожелал, чтобы они сами отвалили камень, почувствовали трупный запах, заметили внешние признаки тления, чтобы они увидели, как Лазарь воскрес лишь силою его слова, и первыми прикоснулись к воскрешённому. Такой смысл имеют слова Златоуста в его проповеди против иудеев, язычников и еретиков0. Но допустим, что приказание было дано ученикам. Что из этого следует? Они скажут, что тем самым апостолам была дана власть развязывать? Не гораздо ли лучше объясним мы это

■Иоанн Златоуст. Гомилия о хананее, 9 (MPG, LII, 456).

ьАвгустин. Толк, на псалмы, Cl, Serm. Il, 3 (MPL, XXXVIII, 1306); Псевдо-Августин. Об истинном и ложном покаянии, X, 25 (MPL, LII, 456 p.); Dйcrйta Gratiani, op. cit.; Пётр Ломбардский. Цит. соч.; Фома Аквинский. Цит. соч., Ill suppl., Q. VIII, art. 1.

сПсевдо-Златоуст. Против иудеев, язычников и еретиков (MPG, XLVIII, 1078).

место – также посредством аллегории, – если скажем, что наш Господь хотел научить своих верных освобождать от уз людей, Им воскрешённых? То есть не заставлять их вспоминать о грехах, Им забытых, не осуждать как грешников тех, кого Он освободил от грехов, не упрекать за поступки, которые Он простил, не быть суровыми и неумолимыми в наказании там, где Он был бы милосерд, снисходителен и готов к прощению? В самом деле, ничто сильнее не склоняет нас к мягкости и готовности простить, чем пример Того, кто является нашим Судьёй и кто предупреждает слишком суровых и непреклонных, что воздаст им тем же. И пусть они теперь попробуют защититься своими аллегориями!

Ь. Они подходят чуть ближе к существу дела, когда ссылаются на высказывания Писания, которые, как они считают, явно свидетельствуют в их пользу. Они говорят, что люди, приходившие к Иоанну креститься, исповедовали свои грехи (Мф 3:6). И св. Иаков велит нам исповедоваться в грехах друг другу* (Иак 5:16)**37. На это я отвечаю, что неудивительно, если желающие креститься исповедовались в грехах, ибо было сказано, что Иоанн проповедовал крещение покаяния и крестил водою в покаяние. Кого же ему было крестить, как не тех, кто признавался, что он грешник? Крещение – это знак прощения грехов. Так кто же принимал этот знак, как не грешники и те, кто признал себя таковым? Итак, они исповедовались в своих грехах, чтобы креститься.

4 690

Св. Иаков с полным основанием велит нам исповедоваться друг другу. Но если бы наши противники обратили внимание на то, что за этим следует, они бы поняли, что это говорит не в их пользу. Св. Иаков пишет: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга» [Иак 5:16]. Он соединяет взаимную молитву и взаимную исповедь. Если же следует исповедоваться только священникам, то, значит, следует и молиться за них. Из слов св. Иакова можно было бы даже заключить, что исповедоваться могут только священники. Ибо, желая, чтобы мы исповедовались друг другу, он говорит только о тех, кто способен выслушать исповедь другого. Ибо он употребляет слово «обоюдно» или, если угодно, «взаимно» (rйciproquement)***. Но ведь никто не может исповедоваться взаимно, кроме того, кто выслушивает исповедь своего товарища. А они предоставляют эту привилегию одним лишь священникам. Поэтому, следуя их умозаключениям, мы охотно предоставляем им миссию исповедоваться друг другу.

Но оставим эту дребедень и постараемся понять смысл слов апостола, который прост и ясен. Мы раскрываем один перед другим наши немощи, чтобы каждый получил совет, сочувствие, утешение. Далее, узнав о немощах братьев, каждый, со своей стороны, молит Бога об исцелении от них. Зачем же они, возражая нам, ссылаются на св. Иакова, когда мы так настойчиво говорим об исповедании ради милосердия Божьего, которая признаётся только за теми, кто прежде признал свою немощь? Более того, мы заявляем, что те, кто не признался перед Богом, перед Ангелами, перед Церковью, короче – перед всеми людьми, что он грешник, те прокляты и осуждены. Ибо Бог всех заключил под грехом, чтобы были заграждены всякие уста и всякая плоть смирилась перед Ним (Гал 3:22; Рим 3:9,19)* и чтобы лишь Он один был оправдан и возвышен.

7. Я даже удивляюсь, откуда взялась у них смелость утверждать, что исповедь в том виде, как они о ней говорят, исходит из божественного права. Мы признаём, что это очень древний обычай, но можем легко доказать, что первоначально он был необязателен. В самом деле, даже в их истории сказано, что относительно исповеди не существовало никаких законов и постановлений до эпохи Иннокентия III. Если бы нашёлся закон более древний, то они бы, разумеется, притянули его себе на пользу, а не удовлетворялись постановлением Латеранского собора** и не выставляли себя на посмешище даже малым детям, а именно это они и сделали. В других случаях они без колебаний измышляют подложные постановления и убеждают людей, что те выработаны первыми соборами, пытаясь ослепить простаков блеском их древности. Они не припомнили ничего, что позволило бы им поступить так в данном случае. Поэтому сами вынуждены свидетельствовать, что не прошло и трёхсот лет с тех пор, как Иннокентий III взнуздал Церковь, навязав ей необходимость исповеди38.

Но даже если мы оставим в стороне древность, сам варварский язык постановления говорит за то, что оно не заслуживает внимания. Там предписывается, чтобы каждый человек обоего пола39 не реже одного раза в год исповедовал грехи своему священнику. Откуда следует, что никто, если он не мужчина и женщина одновременно, не обязан исповедоваться. Их преемники обнаружили глупость, ещё более безнадёжную, так и не сумев понять, что означают слова «свой священник»а40. Что бы ни бормо-тали адвокаты и прокуроры папы, а равно всякие ханжи, находящиеся у

*8Синодальный перевод Рим 3:19: «Закон... говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом».

*9Кальвин имеет в виду IV Латеранский собор 1215 г. – Прим. перев.

■Бонавентура. Комм, к Сентенциям, IV, dist. XVII, pars III, art. 1, qu. 2; Фома Аквинский. Цит. соч., Ill suppl., Q. VIII, art. 4-6.

него на содержании, для нас совершенно ясно, что не Иисус Христос – автор закона, принуждающего людей рассказывать о своих грехах. Ко времени, когда такой закон был введён, прошло тысяча двести лет после воскресения Христа. Эта тирания установилась тогда, когда вместо пастырей стали действовать их призраки, когда угасли подлинное благочестие и истинное учение и пастыри-призраки присвоили себе право делать всё что угодно без всякого стеснения.

Кроме того, есть надёжные свидетельства как исторических трактатов, так и древних писателей, что то было чисто дисциплинарное установление епископов, а не предписание Иисуса Христа или его апостолов. Я приведу только одно из них, которого вполне достаточно, чтобы доказать мою правоту. Созомен, один из авторов церковной истории, рассказывает, что правило исповеди было предписанием епископов, которое строго соблюдалось западными церквами и особенно в Римеа.

Тем самым он удостоверяет, что это не было общим для всех церквей правилом. Далее он показывает, что для исполнения этой задачи существовал особый священник. Этим он полностью опровергает утверждение, что право на принятие исповеди было дано всему сословию священников. Оно не было общим для всех служением, но особой миссией одного, которого на это избирал епископ. И даже сегодня паписты назначают в кафедральных соборах специального «исповедника», которому приносят покаяние в наиболее тяжких преступлениях. Созомен также указывает, что подобный обычай существовал в Константинополе, вплоть до того момента, как некая женщина, якобы желавшая исповедаться, была застигнута при половой близости с дьяконом той церкви. По причине этого злодеяния тамошний епископ Нектарий, человек святой жизни и большой учёности, отменил обязанность исповедоваться1'.

Так пусть эти ослы послушают внимательно. Если тайная исповедь – закон, данный Богом, то как Нектарий осмелился его отменить? Смогут ли они обвинить в ереси и схизме этого святого человека, признаваемого и одобряемого всеми древними учителями? Тем самым они обвинили бы всю константинопольскую Церковь и вообще все восточные церкви, которые презрели непреложный (если они говорят правду) закон, предписанный всем христанам.

Об упомянутой выше отмене не раз говорил Иоанн Златоуст, который тоже был константинопольским епископом; поэтому удивительно, как °ни осмеливаются раскрывать рот для своих возражений. «Если ты хо-

■Кассиодор. Трёхмастная история, IX, XXXV (MPL, LXIX, 1151 а-с). Созомен. Церковная история, VII, 16 (MPG, LXVII, 1459); Кассиодор. Цит. соч.

чешь, чтобы были изглажены твои грехи, говорит Иоанн, исповедуй их. Если ты стыдишься открыть их другому человеку, исповедуй их ежедневно в душе своей. Я не говорю, чтобы ты открывал их кому-либо, кто потом тебя попрекнёт. Исповедуй их на ложе своём, дабы твоя совесть каждодневно сознавала сделанное тобою зло»а. А также: «Необязательно исповедоваться перед свидетелем – сознайся во грехе в сердце своём. Для такого признания нет нужды в свидетеле: довольно того, чтобы один Бог видел тебя и слышал»ь.

Ещё: «Я не зову тебя предстать перед людьми, чтобы открыть им свои грехи. Обнажи и очисти свою совесть перед Богом. Представь свои язвы Господу, их Врачевателю, и моли Его исцелить их. Он есть Тот, кто ни в чём не упрекнёт и заботливо вылечит несчастного больного»0. И ещё: «Я не желаю, чтобы ты исповедовался человеку, который после может тебя упрекнуть или обесчестить, объявив о твоих грехах людям. Но покажи свои язвы Богу – доброму Целителю». Затем Иоанн говорит как бы от лица самого Бога: «Я не принуждаю тебя идти в собрание – исповедуй свои грехи предо Мною, дабы Я исцелил тебя»0141. Скажем ли мы, что св. Иоанн Златоуст, говоря так, был столь дерзок, что вознамерился освободить человеческую совесть от уз, наложенных на неё волей Божьей? Отнюдь нет. Но того, что он не считал установленным по велению Бога, он не осмеливался требовать как нечто обязательное.

9. Чтобы раскрыть этот предмет полнее, мы прежде всего достоверно изложим, какого рода исповедь предписана нам Словом Божьим. Затем мы покажем изобретения папистов, касающиеся исповеди, однако не все (кто способен вычерпать море?), а лишь те, которые отражают существо их доктрины.

■Псевдо-Златоуст. Толк, на псалом 50, гом. II, 5, 6 (МРС IV, 581).

ьРБеис1о-Сг1гу8081ото8. Бегто с1е роепйепйа сопТеББЮпе (Псевдо-Златоуст. Проповедь о покаянии и исповеди), IV, р. 512 (издано Эразмом в Базеле в 1530 г.; в МРв отсутствует.) – Прим. франц. изд.

сИоанн Златоуст. О непостижимости Божественной природы, против аномеев. Беседа V, 7 (МРО, Х1ЛЛИ, 746).

йЕго же. Беседы о Лазаре, IV, 4 (МРО, Х1ЛЛИ, 1012).

Мне претит напоминать, что и греческий, и латинский переводчики словом «исповедовать» часто передавали слово со значением «хвалить», «прославлять», ибо это известно даже самым невежественным глупцам. Однако необходимо до конца раскрыть наглость этих негодяев, которые используют слово «исповедь», означающее просто хвалу Богу, для прикрытия своей тирании. Стремясь доказать, что исповедь радует и возрождает души, они приводят слова псалма: «Я войду с голосом радости и исповедания» (Пс 41/42:5)*. Если позволительно так переворачивать всё на свете, то получится пресловутое qui pro quo**. Но поскольку паписты потеряли всякий стыд, то нам полезно понять, что Бог дал им духа отвержения, дабы их дерзость сделалась ещё более презренной. Мы же, держась чистой простоты Писания, не рискуем обмануться этими превращениями. Ибо оно предписывает нам единственный надлежащий способ исповедоваться.

Это Господь прощает, забывает и изглаживает грехи, в которых мы Ему исповедуемся, желая получить милость и прощение. Это Он – Врачеватель, так что покажем Ему свои язвы. Это Он оскорблён и изранен – попросим Его о великодушии и примирении. Это Он знает сердца и читает мысли – откроем Ему сердца. Это Он призывает грешников – станем с Ним рядом.

Давид говорит: «Я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал: "исповедую Господу преступления мои", и Ты снял с меня вину греха моего» (Пс 31/32:5). Вот другая исповедь Давида: «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей» (Пс 50/51:2/1). А вот исповедь Даниила: «Согрешили мы, поступили беззаконно, действовали нечестиво, упорствовали и отступили от заповедей Твоих» (Дан 9:5). В Писании множество подобных примеров, они могут составить целую книгу. «Если исповедуем грехи наши, говорит св. Иоанн, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи» (1 Ин 1:9). Кому же мы их исповедуем? Конечно, Богу – когда со скорбным и смиренным сердцем простираемся перед Ним, когда с совершенной искренностью, обвиняя и осуждая себя перед его ликом, молим об освобождении от грехов по его доброте и милости.

10. Тот, кто с чистым сердцем совершит перед Богом такую исповедь, несомненно, найдёт нужные слова, когда понадобится возвестить о милосердии Божьем среди людей. И не только для того, чтобы одному, однажды, на ухо раскрыть тайны своего сердца, но и чтобы открыто объявить как о своей нищете, так и о славе Божьей многократно, принародно и во всеуслышание. Именно так исповедался в своём грехе и перед Богом, и перед людьми Давид, когда был обличён Нафаном и терзался уколами совести: «согрешил я пред Господом» (2 Цар 12:13). То есть: я не хочу больше оправдываться и вилять, пусть меня считают грешником и пусть то, что я хотел скрыть от Бога, будет открыто людям. Плодом тайной исповеди становится то, что грешник добровольно исповедуется людям всякий