Текст книги "Наставление в христианской вере, т.3"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Это разграничение убеждает нас, что всё то, чему учит Евангелие относительно духовной свободы, не противоречит правам и основаниям земной политики. Оно не утверждает, будто бы христиане не должны подчиняться человеческим законам, поскольку их совесть свободна перед Богом, или будто бы они освобождены от всякого служения по плоти, так как освобождены по духу. Более того, рассматривая установления, которые, как представляется, касаются власти духовного рода, можно впасть в заблуждение. Поэтому необходимо проводить различие и между отдельными подобными установлениями, чтобы выяснить, которые из них законны, то есть соответствуют Слову Божьему, а которые должны быть отвергнуты. О земной политике мы поговорим в другом месте3.

Сейчас я не буду говорить и о церковных законах, поскольку их рассмотрение более уместно в четвёртой книге, где речь пойдёт о власти Церквиь. Здесь же мы пока подведём итог нашему обсуждению. Рассматриваемый предмет не приводил бы ни к каким трудностям (о чём я уже говорил), если бы многие сами не запутывались, забывая о разграничении политики и совести, то есть о юрисдикции внешней и гражданской, с одной стороны, и духовного суда, производимого совестью, с другой.

У св. Павла есть, однако, место, связанное с более серьёзными трудностями: то место, где он говорит, что начальникам надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести (Рим 13:1,5). Ведь отсюда следует, что совесть подчиняется гражданским законам. А если это так, то всё сказанное нами выше, а также то, что мы ещё имеем сказать о духовной власти, теряет всякий смысл. Чтобы разрешить эти сомнения, необходимо прежде всего понять, что такое «совесть» (conscience). Само слово помогает нам прояснить этот вопрос. Когда мы говорим, что люди знают то, что постиг их разум, то употребляем слово «знание», «ведение»

аКн. IV, гл. XX. ьКн. IV, гл. X-XI.

(science). Когда же у них возникает ощущение Божьего суда, которое выступает в качестве свидетеля, не позволяющего им скрыть свои прегрешения, но открывающего их перед престолом Великого Судьи, и словно удерживает их в узах, то такое ощущение называется «совестью»*. Это как бы посредствующее звено между Богом и людьми, ибо последние, испытав подобное ощущение в своих сердцах, не в состоянии предать забвению осознание добра и зла: оно преследует их, пока они не признают себя виновными в нанесении оскорбления. Именно это имел в виду св. Павел, когда говорил, что совесть свидетельствует вместе с людьми, когда их мысли то обвиняют, то оправдывают их перед Божьим судом (Рим 2:15-16)**.

Обыкновенное знание может угаснуть в человеке. Поэтому чувство, влекущее человека к Божьему судейскому престолу, – словно стражник, который поставлен, чтобы следить за ним и раскрывать то, что человек с лёгкостью скрыл бы, если б мог. Вот откуда произошла старинная поговорка: совесть подобна тысяче свидетелей3. По той же причине св. Пётр называет добрую совесть залогом спокойствия духа, когда верующий, полагаясь на милость Христа, смело предстаёт пред ликом Бога (1 Пет 3:21)***. А в Послании к евреям апостол, говоря, что верующие не имеют уже никакого сознания греха (Евр 10:2), тем самым утверждает, что они прощены и освобождены от грехов, дабы не мучиться более угрызениями совести.

*Во французском и латинском языках связь между рассматриваемыми понятиями и словами выражена гораздо более явно, чем в русском: science (scientia) – conscience (conscientia). Приставка «con-» (со значением «со-») отражает то самое присутствие «свидетеля», о котором говорит Кальвин. – Прим. перев.

**Синодальный перевод: «...о чём свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую, – в день, когда... Бог будет судить тайные дела человеков».

аКвинтилиан. Об образовании оратора, V, XI, 41.

***Синодальный перевод: «...обещание Богу доброй совести спасает воскресением Иисуса Христа».

16. Посему, дела имеют определённое значение для людей, а совесть имеет своей целью Бога. Добрая совесть – это не что иное, как внутренняя неповреждённость сердца. Именно в этой связи св. Павел говорит, что исполнение Закона заключается в любви, чистой совести и нелицемерной вере (1 Тим 1:5). И несколько ниже он показывает, чем совесть отличается от обычного знания: он говорит, что некоторые отпали от веры, ибо отвергли добрую совесть (1 Тим 1:19). Тем самым он показывает, что чистая совесть – это живое стремление чтить Бога и непритворное усердие в том, чтобы жить чисто и свято.

Иногда слово «совесть» употребляется применительно к человеческим делам. Например, в Деяниях апостолов св. Павел говорит, что он прилагает усилия к тому, чтобы «всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми» (Деян 24:16). Но это сказано в том смысле, что люди пользуются видимыми плодами, порождаемыми совестью. Однако в собственном смысле слова совесть, как я уже говорил, обращена к Богу и Его имеет своей целью.

Мы утверждаем поэтому, что тот или иной закон связывает совесть в том случае, когда он принуждает человека к чему-то не по отношению к ближним, но лишь самого по себе, как если бы он имел дело только с Богом. Вот пример. Бог заповедал нам не только хранить чистоту сердца от всякой скверны, но и хранить себя от всяких скверных слов и от всякой невоздержанности, ведущей к разврату. Моя совесть склонна исполнять этот закон, даже если бы на земле не оказалось ни единого живого человека. Поэтому если я проявлю невоздержанность и развращённость, то этим не только оскорбляю и ввожу в соблазн своих братьев, но и становлюсь виновным перед Богом как преступивший то, что было Им запрещено лично мне.

В отношении несущественных вещей есть ещё одно соображение. Мы должны воздерживаться от смущения и оскорбления своих братьев, даже если при этом совесть наша чиста и свободна. Св. Павел показывает это, говоря об идоложертвенном: «Если кто скажет вам: "это идоложер-твенное", – то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести... Совесть же разумею не свою, а другого» (1 Кор 10:28-29). Предупреждённый верующий согрешил бы, оскорбляя ближнего такою едой. Но хотя Бог велит ему воздерживаться от подобной пищи ради любви к ближнему и хотя этому повелению необходимо подчиняться, совесть верующего не перестаёт от этого пребывать в свободе. Так что мы видим, что этот закон накладывает ограничения на внешние поступки, оставляя совесть свободной.

Глава XX

О МОЛИТВЕ, КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ОСНОВНЫМ УПРАЖНЕНИЕМ В ВЕРЕ И ПОСРЕДСТВОМ КОТОРОЙ МЫ КАЖДОДНЕВНО ПОЛУЧАЕМ БОЖЬИ БЛАГОДЕЯНИЯ116

I. Из сказанного выше становится ясно, что человек лишён всякого блага и что он испытывает недостаток во всём, что связано с его спасением. Поэтому, если он хочет восполнить этот недостаток, ему необходимо выйти за пределы самого себя и искать помощи извне. Далее, нам было показано, что наш Господь свободно открывает Себя нам в своём Сыне Иисусе Христе, предлагая через Него взамен наших страданий полное счастье, а взамен нищеты – изобилие и открывая в Нём все свои сокровища и небесные богатства, дабы вся наша вера была устремлена на его возлюбленного Сына, все ожидания связывались с Ним и вся надежда покоилась в Нём.

В этом заключена тайная, сокровенная философия, которую нельзя постичь посредством силлогизмов. Её постигают те, кому Господь открыл глаза и дал способность видеть его свет [Пс 35/36:9]. Верою мы научены, что то благо, которое нам необходимо и которого нам недостаёт в нас самих, заключено в Боге и в его Сыне, Господе нашем Иисусе Христе, которому Отец дал всю полноту своих благословений и щедрот, чтобы из неё, как из изобильного источника, мы получали всё. Поэтому всё мы должны искать в Нём: в молитвах – личных (priиres) и общих (oraisons) – мы должны просить у Него то, чем, как мы знаем, Он обладает. Ибо иначе познать Бога как творца, хозяина и подателя всех благ, который зовёт нас просить их у Него, и не обращаться к Нему, ничего не просить – настолько же бессмысленно, насколько безумно поступил бы тот, кто презрел бы и спрятал под землёй сокровище, которое ему было порученоа. Поэтому апостол, стремясь показать, что не может быть истинной веры, если из неё не исходит призывание, устанавливает такой порядок вещей: вера про-

аНеобходимость молитвы проистекает, таким образом, из абсолютной суверенности Бога. Всё есть его милость, его дар. Следовательно, чтобы всё получить, обо всём надо просить. Молитва является условием духовного обогащения. «В особенности, писал Кальвин женевской Церкви, наблюдайте за личными и общими молитвами, ибо если всякое ваше упование, как и подобает, покоится в Боге, то налицо все основания для того, чтобы ваше сердце усердно возносилось к Небесам, чтобы призывать и вымаливать милосердие, кото-Рое вы надеетесь получить от Бога.» (ОС, ХЬ, 255.) – Прим. франц. изд.

исходит от Евангелия и наставляет нас молиться Богу (Рим 10:14). А несколько ранее он говорит, что Дух усыновления, который запечатлевает веру в наших сердцах, подкрепляет нас и даёт нам мужество без страха говорить о наших желаниях Богу и с невыразимым волнением взывать: «Авва, Отче!» (Рим 8:15,26). Теперь нам нужно более подробно рассмотреть эту тему, которой ранее мы касались лишь по случаю и как бы мимоходом.

2. Доступ к богатствам, которые мы имеем в Боге, мы получаем путём молитвы. Она являет собой связь людей с Богом, посредством которой, будучи введены в его истинный Храм, который есть Небо, люди призывают Его и как бы требуют исполнить обетования. Опыт, который Он им даёт, когда это необходимо, состоит в том, что они верят в истинность простых слов Божьих, верят, что это не ложь и не суетаа.

Поэтому мы не видим ничего иного, чем Бог призвал бы нас надеяться на Него, кроме того, что Он заповедал нам просить об этом в молитвах. Таким образом, совершенно справедливо сказанное нами, что в молитвах мы ищем и находим сокровища, которые по вере нашей показаны нам в Евангелии.

Невозможно точно объяснить словами, насколько необходимо для нас совершение молитвы и в сколь разнообразных формах проявляется её польза. Разумеется, не без оснований Небесный Отец свидетельствует, что вся уверенность в нашем спасении заключена в призывании его имени (Иоил 2:32). Ибо тем самым мы взываем к присутствию Бога и Он нам являет его – как по своему провидению, благодаря которому Он показывает, что постоянно заботливо думает о нас, так и по своей силе, с которой Он нас защищает и утешает в немощах и нужде. А также по своей доброте, с которой Он принимает нас в свою милость, хотя мы и отягощены грехами. Короче, мы призываем Бога в молитве для того, чтобы Он полностью раскрыл перед нами своё присутствие. От этого наша совесть обретает необычайный покой. Ибо, рассказав Господу о нуждах, терзающих нас, мы получаем вполне достаточное успокоение, поскольку понимаем, что ничего из наших страданий не сокрыто от Того, чья благосклонность к нам для нас очевидна, а власть помочь – несомненна5.

аКальвин, как и Лютер, видит в исполнении молитвенного прошения род опытного подтверждения веры. Ср.: Luther. Werke in Auswahl. Berlin, 1959, Bde. 1-4; B. 4, S. 175. Его проповедь на эту тему впервые появилась в «Enchiridion piarum precationum» и не раз вдохновляла Кальвина. Согласно Н.Вайсу (Weiss), этот труд был опубликован в Страсбурге в 152? г. (Bulletin de la Sociйtй de l'histoire du protestantisme franзais, 1888, p. 502.) – Прим. франц. изд.

ьКальвин любил говорить о мире, который приносит молитва: «Вот преимущество, которое получают от отеческого благорасположения Бога верные Ему: если на какое-то время

3. Кто-нибудь может возразить, что из этого следует, будто Бог не знает, чем мы отягощены и о чём нам следует просить. А значит, излишне просить Его о чём-либо в молитвах.Но ведь мы привыкли обращаться к тем, кто не озабочен нашими делами и совершенно к ним безразличен. Однако люди, приводящие такие доводы, не понимают, ради какой цели наш Господь наставляет верных Себе молиться. Он повелел это не ради Себя, а ради нас. Он желает, чтобы за Ним было признано его право, поскольку вполне справедливо, когда люди признают, что всё полезное им и ими желаемое исходит от Бога, и выражают это в молитвах. Однако пользу от этой жертвы, которой прославляется Бог, извлекаем мы сами. Поэтому святые отцы – тем более, что они не были столь уверены в благодеяниях Бога по отношению к ним, сколь были уверены в них в отношении других, – так страстно устремлялись к молитве. Я приведу только один пример: Илия, уверенный в Божественном предначертании, смело обещает дождь царю Ахаву и при этом не устаёт усердно молиться в беде и семь раз посылает своего служителя посмотреть, не пришёл ли дождь (3 Цар 18:41-43). Он делал это не потому, что сомневался в обетовании, которого он был посланником, но потому, что знал, что его долг – в полном смирении прибегнуть к Богу, дабы его вера не уснула в лености3. Поэтому, хотя Бог делает всё, чтобы уберечь нас, даже когда мы настолько ошеломлены, что не чувствуем окружающего нас зла, и хотя порой Он помогает нам прежде, чем мы воззовём к Нему, тем не менее нам совершенно необходимо усердно Ему молиться. Во-первых, для того, чтобы наше сердце воспламенялось горячим желанием всегда искать Его, любить и прославлять, к чему мы привыкаем, когда видим в Нём единственное своё прибежище во всех своих нуждах, видим единственные врата спасения. Во-вторых, для того, чтобы наше сердце никогда не волновали желания, свидетелем которых мы не хотим видеть Бога, – а так происходит, когда мы выставляем перед его очами все наши чувства и, можно сказать, раскрываем перед Ним все глубины нашего сердца. Более того, для того, чтобы мы были готовы принять его благодеяния с истинной признательностью и благодарением, ибо в молитве мы постигаем, что они исходят из его руки. И ещё: чтобы, получив просимое, мы считали, что Бог внял нашим мольбам, и вследствие этого

они оказываются разочарованными в своём уповании, они не отказываются открыться Богу и избавляются – словно в его лоне – от своего смущения и своих горестей.» (Комм, на Пс 22, 2). «Главное во всех наших просьбах состоит в том, чтобы Бог господствовал над нами ради мирного согласия, способного подчинить нас его доброй воле.» (Вторая проповедь о страстях; ОС, XLVI, 848.) – Прим. франц. изд.

аОб этой молитве Илии см.: «Прововедь о Второзаконии» (Sermon sur le Deuteronomie; ОС, XXVI, 682). – Прим. франц. изд.

развили в себе склонность размышлять о Божьем великодушии. К тому же мы получаем величайшее наслаждение от благ, которыми одаривает нас Бог, сознавая, что получили их по нашим молитвам. Наконец, нужно молиться для того, чтобы Божье провидение утвердилось в нащих сердцах благодаря тому, что мы постигаем на опыте в силу своих скромных способностей. Ибо мы видим, что Бог не только не оставляет нас и дает нам искать Его и молить в нужде, но и что в его власти, выслушав нас, помочь верным Ему. И мы видим, что Он не питает их пустыми обещаниями, но поддерживает, когда это необходимо, своею рукою. По всем этим причинам Отец, полный любви, никогда не засыпает и не перестаёт действовать, но порой подаёт знаки, чтобы побудить нас к молитвам и прошениям, поскольку это необходимо из-за нашей лености и забвения3.

Поэтому слишком большим извращением было бы говорить – с целью отвратить нас от молитвы, – будто излишне чего-то домогаться нашими просьбами у Божественного Провидения, которое и без того наблюдает за всеми вещами на свете и хранит ихь. Ибо Господь, напротив, свидетельствует, что Он близок ко всем призывающим Его в истине (Пс 144/145:18).

Столь же безумно утверждать, что нет никаких оснований просить о вещах, которые Господь готов дать нам по своей воле. Ибо Он желает, чтобы мы ценили благодеяния, исходящие от его щедрости, которой Он одаривает нас по нашим молитвам. Наряду со многими другими местами Писания об этом свидетельствуют памятные слова псалма: «Очи Господни обращены на праведников, и уши Его – к воплю их» (Пс 33/34:16). Несомненно, что спасение верующих – в воле Божьей, но Господь, однако, желает, чтобы они упражняли свою веру в призывании Его и благодаря этому пробуждались от небрежения и не отупевали от него. Так, глаза Бога следят за тем, чтобы помогать в их нуждах слепцам, но тем не менее Он желает и с нашей стороны молений, дабы ещё с сильнее подтвердить свою любовь к нам. Итак, верно и то, что «не дремлет и не спит хранящий

аКальвин, с точки зрения которого пастор не отличается от теолога, нередко излагал принципы «Наставления» в своих письмах: «Правда, что Бог нередко оставляет нас в скорби и прежде чем действенно явит, что Он услышал наши молитвы, Он держится как бы в отдалении с целью усилить наше желание и испытать наше терпение. Поэтому не следует считать, будто вы до тех пор молились зря, но, скорее, нужно набраться мужества, чтобы всё более и более усердствовать в молитвах.» (Письмо одной женщине (Lettre а une femme); ОС, XIII, 139.) «Поймите, что чаще всего Бог понимает желание своих детей, но не тотчас подаёт им свою помощь и благоволение, ибо желает побудить их к призыванию его доброты.» (Женевским верующим (Aux fidиles de Genиve); OC, Xb, 255.) – Прим. франц. изд.

bCp. Сенека. Письмо XXXI, 3. – Прим. франц. изд.

Израиля» (Пс 120/121:4), и то, что Он отступает, словно забыв о нас, когда видит нас обленившимися и умолкнувшими.

Первейшее правило должной и доброй молитвы (oraison) таково: нам следует так настроить свой ум и своё сердце, как это подобает людям, входящим в общение с Богом117. Что касается нашего ума, то он должен освободиться от плотских забот и помышлений, которые отвращают его от Бога или мешают взирать на Него прямым и неосквернённым взглядом, так, чтобы не только всецело отдаться молитвенному настроению, но и насколько возможно возвыситься над самим собой. Я, однако, не требую, такого освобождения нашего ума, чтобы его не тревожила, не беспокоила, не мучила никакая забота. Скорее наоборот, необходимо, чтобы пылкая молитва воспламенялась нашими тревогами и горестями. Ведь мы видим, что святые Божьи служители терзались страшными муками и потому имели больше причин взывать к Божьему попечению; они возвышали к Нему свой голос из глубины, из бездны смерти (Пс 129/130:1). Я имею в виду, что нужно отбросить все посторонние заботы, которые колеблют ум в разные стороны, отвращая его от Неба, подавляя и пригибая к земле. А под словами, что наш ум должен возвыситься над самим собой, я подразумеваю, что не следует выказывать перед Богом то, о чём мы в своём безрассудстве и ослеплении привыкли мечтать, не следует замыкаться в своём тщеславии и суете, но возвышаться до чистоты, достойной Бога, до той чистоты, которой Он от нас требует.

В особенности следует соблюдать две вещи: во-первых, желающий молиться должен прилагать к молитве все свои чувствования и усердие и не отвлекаться, как мы к тому привыкли, на мимолётные мысли. Ибо нет ничего более противного почтению, которое мы обязаны воздавать Богу, чем подобная «лёгкость», происходящая оттого, что мы позволяем себе играть и притворяться, словно Бог для нас не значит почти ничего. И нам следует тем упорнее упражняться в этом усердии, чем отчётливее мы осознаём, как трудно достичь подобной сосредоточенности. Ибо ни один человек не способен до такой степени предаваться молитве, чтобы ему не приходили в голову никакие мимолётные фантазии, прерывающие ход молитвы или замедляющие его, отвлекая дух.

Поэтому здесь нам стоит задуматься, насколько мерзко и непростительно в тот момент, когда Бог зовёт нас и позволяет говорить с Ним как с близким существом, злоупотреблять своей человеческой природой, смешивая Небо и землю, так что Бог уже не удерживает наш дух в тесной связи с Собою. Выходит, что мы как будто бы имеем дело с каким-то незначительным человеком и, прося его о чём-либо, прерываем разговор и отвлекаемся на что-то другое. Нам следует знать, что никто и никогда не будет должным образом настроен на молитву, если не проникнется чувством величия Бога, представ перед этим величием освобождённым от всех земных мыслей и чувств. С этим связан обычай воздевать руки вверх, дабы люди понимали, что они останутся весьма далеки от Бога, если не вознесут свои чувства к Небу, стремясь приблизиться к Господу. Как сказано в псалме: «К Тебе, Господи, возношу душу мою» (Пс 24/25:1). В Писании часто употребляется это выражение – «возносить молитву»[например, Ис 37:4], дабы те, кто желает, чтобы Бог внял их мольбам, не погрязали в житейских мелочах. Суть сказанного заключается в том, что чем большую щедрость проявляет Бог по отношению к нам и чем милостивее зовёт нас избавиться от наших горестей в его лоне, тем менее достойны мы прощения, если столь великое и несравненное благодеяние не возьмёт верх в наших сердцах надо всем остальным; оно должно вырвать нас из самих себя, дабы мы совершенно сознательно отдали все свои силы и чувства молитве. Этого не может произойти, если сознание твёрдо и упорно не противостанет всем преградам, препятствующим ему устремиться ввысь.

Ещё один затронутый нами вопрос состоит в том, чтобы не просить более того, что нам позволяет Бог [Пс 61/62:8; 144/145:19]. Ибо хотя Он повелевает нам изливать перед Ним своё сердце (Пс 61/62:9), Он всё же не освобождает нас от узды, сдерживающей наши неумеренные, безрассудные, то есть порочные страсти. Когда Бог обещает вершить дела по желанию верующих, Он не простирает Своего человеколюбия до таких пределов, чтобы подчиняться всем их устремлениям. В этом тяжко согрешают очень многие: они не только осмеливаются докучать Богу своими безумствами без всякого почтения и стыда и представлять перед его престолом то, что они в своём заблуждении считают хорошим, но до такой степени исполняются наглости и глупости, что без всяких угрызений совести просят у Бога удовлетворения своих вожделений, которые они не осмелились бы открыть людям.

Ещё языческие писатели смеялись над такой дерзостью и даже выказывали ненависть к ней. Но порок царил во все времена. И потому случалось так, что самые честолюбивые из язычников выбирали своим покровителем Юпитера, алчные – Меркурия, жадные до знаний – Аполлона и Минерву, воинственные – Марса, блудники – Венеру. И ещё сегодня, когда речь идёт о молитве Богу, люди в своих безрассудных и немыслимых желаниях позволяют себе чересчур многое, словно они развлекаются с подобными им же товарищами. Но Бог не терпит, чтобы его любовь и щедрость подвергались осмеянию. Осуществляя своё верховное право, Он подчиняет наши желания своей воле, чтобы удерживать их в узде. Поэтому нам следует всегда помнить правило св. Иоанна: «И вот, какое дерзновение мы имеем к Нему, что, когда просим чего по воле Его, Он слушает нас»(1 Ин5:14).

Впрочем, поскольку наши способности слишком слабы, чтобы достигнуть подобного совершенства, нам следует искать средства для их усиления. Так как наш ум должен пристально взирать на Бога, необходимо, чтобы сердечное чувство следовало за ним. Однако наши ум и чувства погрязли в низких материях или, лучше сказать, пали, то есть направлены в противоположную сторону. Посему Бог, дабы помочь нам в нашей немощи, даёт нам в качестве наставника своего Духа, который учит нас и указывает, чего нам позволительно просить, а также направляет наши чувства. И поскольку мы не знаем, как и о чём нужно молиться, то Дух подкрепляет нас и «ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим 8:26). Собственно говоря, не сам Дух молится и воздыхает, но, возвышая нас в доверии к Богу, подвигает нас на добрые и святые прошения и вызывает у нас воздыхания, которые усиливают молитву. Никакие силы нашей природы не способны на это. Поэтому не без основания св. Павел называет воздыхания, которые мы возносим к Богу под водительством Св. Духа, неизреченными118. Люди, обладающие подлинным молитвенным опытом, не раз переживали такую растерянность и тревогу, что не знали, с чего начать молитву. И даже когда они пытались что-то лепетать, они оказывались столь скованы и смущены, что не осмеливались продолжать. Отсюда следует, что дар молитвы – это особенный дар.

Сказанное не означает, что мы должны оставить молитвы Св. Духу и обольщаться в своей лености, к которой слишком склонны. Многие насмешники скажут здесь, что нужно ожидать, когда Бог привлечёт к Себе наши души, ибо Он видит, что они заблудились. Но именно потому, что нам противны небрежение и неразумие, мы жаждем помощи. В самом деле, когда св. Павел велит нам молиться духом и умом (1 Кор 14:15), он не устаёт призывать нас к усердию и бдению. Это означает, что Св. Дух, наставляя нас на молитву, обнаруживает свою силу таким образом, что не препятствует усилиям, которые мы проявляем со своей стороны. Ибо Бог желает испытать, с какою силой вера воспламеняет наши сердца.

6. Второе правило молитвы состоит в том, чтобы, молясь, мы постоянно ощущали свои недостатки и убожество и, твёрдо убеждённые в необходимости того, о чём мы просим, выражали своё прошение с горячим чувствома 119. Многие проговаривают молитвы так, будто исполняют нудную повинность, или читают их по книгам, словно платят Богу оброк. И хотя они признают, что молитва должна происходить от сердечного желания, так как для них было бы великим несчастьем оказаться лишёнными помощи Господа, которого они о чём-то молят, всё-таки обнаруживается, что они делают это по привычке, потому что сердца их остаются холодными, как лёд, и они всерьёз не думают о просимом. Правда, и их толкает к молитве неопределённое и смутное чувство необходимости, но оно не захватывает их до такой степени, чтобы они на самом деле вознамерились искать утешения в своей немощи.

Вряд ли можно отыскать вещь более ненавистную Богу, нежели то притворство, когда просящий у Него прощения за свои грехи в глубине души не считает себя грешником. Ибо это насмешка над Богом. Как я уже говорил недавно, все поражены ещё одним пороком: люди для очистки совести просят у Бога того, что полагают иметь без его вмешательства или что уже находится у них в руках. Другое прегрешение, хотя и представляется более лёгким, тоже не может быть терпимо: многие бормочут свои молитвы вне живого размышления, потому что их научили, что «жертвой» Богу является только молитвословие.

Итак, необходимо, чтобы верующие всегда остерегались представать перед ликом Бога с какой-либо просьбой, если только они горячо этого не жаждут и жаждут получить именно от Него. Ешё важнее следующее: хотя на первый взгляд кажется, что вещи, касающиеся исключительно славы Божьей, никак не связаны с нашими потребностями, это не означает, что о таких вещах мы должны просить с меньшим пылом и горячностью. Ибо, когда мы молим, чтобы святилось имя Божье, мы, так сказать, обязаны алкать и жаждать этого освящения.

аВ изданиях «Наставления» 1541—1557 гг. это было третьим правилом молитвы («Третье правило должно состоять в том, чтобы всякий раз, когда мы просим о чём-то для нас полезном, мы непритворно ощущали свою нищету... и с искренним чувством молили о получении просимого.») В изданиях 1551—1557 гг. правила относительно молитвы образовывали 7-й раздел главы XV настоящей книги. В 1560 г. Кальвин изменил порядок изложения правил и в качестве второго дал третье правило из предыдущих изданий. Третье правило теперь соответствует изданиям 1541—1557 гг. – Прим. франц. изд.

*У Кальвина: «...поёт хвалу Богу».

7. Если кто-нибудь возразит, что мы не всегда испытываем одну и ту же потребность, то я, конечно, соглашусь. Это различие хорошо подметил св. Иаков, который говорил: «Злостраждет ли кто из вас? пусть молится. Весел ли кто? пусть поёт псалмы*» (Иак 5:13). Здравый смысл показывает нам, что, поскольку мы слишком слабы и порочны, Бог по

буждает нас молиться о том, что необходимо сейчас и чего требуют обстоятельства. Это то самое «время благопотребное» (Пс 31/32:6), о котором говорит Давид. И как он учит во множестве других мест, чем больше нас мучают досада, горести, страхи и прочие искушения, тем более открыт нам доступ к Богу, словно Он сам призывает нас к Себе. Столь же верно и сказанное св. Павлом, что нам следует молиться во всякое время (Эф 6:18). Ибо даже если мы преуспеваем во всём, чего только можно пожелать, и у нас есть множество поводов радоваться, всё же не проходит и минуты, чтобы наша немощь не побуждала нас к молитве. Если у кого-то скопились огромные запасы хлеба и вина, он не сможет проглотить и куска хлеба, если на него не распространяется Божье благословение. Его наполненные амбары и подвалы не являются основанием для того, чтобы не молиться о хлебе насущном. А если мы оглядимся вокруг и увидим, какое несчётное число опасностей нависает над нашей головой и непрестанно нам угрожает, то страх и ужас не позволят нам пребывать в небе-режении, а убедят, что повод для молитвы имеется во всякий час.

Но лучше всё это познаётся через духовную нищету. Ибо когда же такое количество грехов, в которых повинен каждый из нас, может оставить нас в покое, не заставляя молить о прощении? Какую передышку дадут нам искушения, чтобы нам не нужно было просить о помощи? Более того, жажда узреть наступившее Царство Божье и воспринять прославленное Божье имя должна до такой степени увлекать нас – и не временами, а постоянно, – чтобы из неё всегда проистекала готовность к прошению и молитве. Нам отнюдь не без причины так часто велят быть усердными в молитве. Я говорю не о том упорстве, о котором речь ещё впереди3. Я имею в виду, что Писание, увещевая нас непрестанно молиться, порицает нас за тугодумие и леность, за то, что мы не чувствуем, насколько необходимо нам усердие и прилежание.

Рассматриваемое здесь правило закрывает все лазейки для лицемерия, для всех уловок и ухищрений, к которым прибегают люди, чтобы солгать Богу. Я утверждаю, что у таких людей отнимается привилегия взывать к Господу, ибо Он обещает быть близким к тем, кто призывает Его в истине [Пс 144/145:18], и провозглашает, что ищущие Бога всем сердцем найдут Его.

Те, кому нравится валяться в своей грязи, этого вовсе не желают. Ибо правильная молитва требует раскаяния. В Писании часто повторяются слова, что Бог не слушает неправедных, что их молитвы, как и их жертвы, Ему отвратительны. И в самом деле, вполне справедливо, что перед людь

ми, закрывающими своё сердце, Бог закрывает свой слух и что те, кто своим упрямством вызывает его суровость, почувствуют, что Он неумолим. Устами пророка Исайи Бог грозит лицемерам, что когда они умножают свои моления, Он не слышит их, ибо руки их полны крови (Ис 1:15). Также у Иеремии: «Я... увещевал их... Но они не слушались... И когда воззовут ко Мне, не услышу их» (Иер 11:7-8,11). Ибо Бог почитает величайшим оскорблением то, что грешники, которые всю свою жизнь оскверняли его священное имя, тщеславятся, будто они суть его верные. И Он жалуется устами Исайи, что евреи приближаются к Нему своими устами, сердце же их далеко от Него (Ис 29:13).