Текст книги "Наставление в христианской вере, т.3"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

аАвгустин. Против двух посланий пелагиан (Бонифацию), III, V, 13 (MPL, XLIV, 399). ьБернар Клервоский. Проповедь на Песнь песней, LXI, 3, 5 (MPL, CLXXXIII, 1072ab, 'За).

сЕго же. Толкование на псалмы. Проповедь XV, 5 (MPL, СХХХШ, 246Ь). dEro же. Проповедь на Песнь песней, XIII, 4 (MPL, CLXXXIII, 836b).

слышим из уст пророка: "так говорит Господь Бог: не для вас Я сделаю это,... а ради святого имени Моего" (Иез 36:22). Достаточная заслуга в том, чтобы знать, что заслуг недостаточно. Но поскольку достаточная заслуга – не предполагать за собой никаких заслуг, то быть лишённым её достаточно для осуждения»3.

Что касается того, что слово «заслуги» св. Бернар употребляет в значении «добрые дела», то это нужно отнести на счёт обычая его времени. Осуждая тех, кто не имеет заслуг, он хочет обличить лицемеров, которые, позволяя себе всё, насмехаются над благодатью Божьей. О чём он прямо и говорит в дальнейшем, утверждая, что Церковь счастлива, если имеет заслуги, не притязая на них, и может смело притязать, не имея заслуг, потому что у неё есть предмет притязаний, однако вне всяких заслуг. У неё есть заслуги, но не для того, чтобы притязать на них. И добавляет, что ни на что не притязать – это и есть заслуга. Значит, Церковь может тем смелее притязать, чем менее она притязает, ибо у неё есть полное основание прославляться в великих Божьих милостяхь.

4. Это сущая правда. Всякая душа, хорошо наученная в страхе Божьем, понимает, что нельзя найти другого убежища, где можно было бы скрыться, когда предстоит отчитаться перед Богом. Если звёзды, которые среди ночи кажутся яркими и сияющими, утрачивают весь свой свет при появлении солнца, то что произойдёт с самой чистой невинностью, когда она будет сопоставлена с чистотою Бога? Ибо тогда нам будет предстоять невообразимо строгий экзамен, во время которого откроются самые тайные помышления сердца. Как говорит св. Павел, осветится скрытое во мраке и обнаружатся сердечные намерения (1 Кор 4:5). И это принудит совесть, даже если она сопротивляется и прячется, выставить напоказ то, о чём сейчас она, может быть, забыла. С другой стороны, будет продолжать своё дело дьявол и как обвинитель заставит человека вспомнить все злодеяния, на которые сам же его толкал. Тогда всё внешнее великолепие добрых дел, которое сейчас только одно и ценится, не принесёт никакой пользы. Речь будет идти только о чистоте сердца.

Поэтому всякое лицемерие – не только такое, когда люди, знающие про себя, что они злы, притворяются перед другими, но и такое, когда человек хвалится перед Богом (ибо мы очень склонны обманываться, переоценивая себя), – будет посрамлено и повержено, хотя теперь оно опьяняет нас гордостью и дерзостью. Те, кто не возвышает своего взора и своих чувств к подобному зрелищу, могут на какие-то мгновения услаждать

аТамже, ЬХУШ, 6 (МРЦ СЬХХХШ, 1111аЬ). ьТамже(МРЦ 1111с).

себя сознанием собственной праведности; но на Божьем суде эта праведность будет тотчас повержена в прах. Так человек, которому снится, что он очень богат, пробуждаясь, находит себя нищим. Напротив, все те, кто видит истинное мерило праведности в Боге, несомненно убедятся в том, что все людские дела, если их оценивать по их внутреннему достоинству, суть не что иное, как грязь и нечистоты. Они убедятся, что то, что обычно считают праведностью, – нечестие перед Богом, и то, что называютя чистотой, – скверна, а то, что именуют славой – бесславие.

5. После созерцания совершенства Бога нам необходимо спуститься к самим себе, чтобы вглядеться в себя, не обольщаясь и не обманываясь самовлюблённостью. Неудивительно, что мы в этом отношении слепы, что никто из нас не хранит себя от безумной и опасной склонности любить самого себя, о которой Писание говорит, что она глубоко укоренена в нас. «Всякий путь человека прям в глазах его», а также: «все пути человека чисты в его глазах» (Прит 21:2; 16:2). Так что же? Благодаря этому заблуждению человек освобождается от грехов? Совсем наоборот: как сказано далее, Господь взвешивает души. То есть, пока человек самообольщается видимостью своей праведности, Господь исследует на своих весах всё нечестие и всю грязь наших сердец. Никто не получит никакой пользы от самообольщения; так что не станем добровольно обманываться относительно своего падения.

Чтобы проникнуть внутрь себя, нужно постоянно призывать свою совесть к Судейскому престолу Бога. Его свет необходим, чтобы проникнуть в глубины нашей испорченности, которые в противном случае останутся в тайне и в темноте. Если мы сделаем это, то увидим, что означает высказывание о том, сколь многого не хватает человеку, чтобы оправдаться перед Богом [Иов 25:4], ибо он – лишь червь и моль и пьёт беззаконие, как воду (Иов 25:6; 15:16). Ибо кто чист? Кто родился чистым от нечистого семени? Нет такого ни одного (Иов 14:4). Мы почувствуем же то, что сказал о себе Иов: «Если я буду оправдываться, то мои же уста обвинят меня; если я невинен, то Он признает меня виновным» (Иов 9:20). Известная жалоба пророка относится не только к его времени, но ко всем временам: все блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу (Ис 53:6). Здесь он имеет в виду всех, кому необходима благодать искупления. Итак, сознание суровости Божьего суда должно привести к тому, чтобы мы укротили себя страхом и были готовы принять благодать Иисуса Христа. Тот, кто полагает возможным обладать ею, не избавившись от всякого высокомерия, жестоко ошибается. Ибо следует запомнить, что Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать (1 Пет 5:5).

Ь. Но каким образом можем мы смириться, если не предоставим себя милосердию Божьему, ощутив себя совершенно нищими и немощными? Я не называю «смирением» то состояние, когда мы думаем, что чем-то обладаем. В самом деле, недаром мы говорили о пагубном лицемерии, при котором соединяются две вещи: то, что нам следует чувствовать себя уничижёнными перед Богом, но в каком-то отношении ощущать себя праведными84. Ибо если мы исповедуем перед Богом нечто противоположное тому, что чувствуем в своём сердце, то, значит, мы лжём Ему. Мы сможем проникнуться должным чувством только тогда, когда всё, что кажется нам в нас превосходным, будет попрано совершенно. Когда мы слышим из уст пророка, что Бог спасает людей угнетённых, а очи надменные унижает (Пс 17/18:28), то подумаем, во-первых, что мы обретаем доступ к спасению, только отбросив всякую гордость и приняв подлинное смирение; а во-вторых, что это смирение не есть скромность – внешний покров, создающий лишь видимость того, что мы склоняемся перед Богом (как мы в нашем человеческом общении называем смиренными людей, которые не превозносятся в гордыне, не презирают других, хотя и считают себя чего-то стоящими). Это смирение представляет собой непритворное сердечное самоотречение, происходящее от искреннего чувства нашей ничтожности и нищеты.

Такое смирение неоднократно описывается в Слове Божьем. Когда Господь говорит через пророка Софонию: «Я удалю из среды твоей тщеславящихся... знатностью,... но оставлю среди тебя народ смиренный и простой, и они будут уповать на имя Господне» (Соф 3:11-12), – то не показывает ли Он вполне ясно, кто суть смиренные? Это те, кто сокрушён сознанием своей нищеты. Напротив, под гордыми Он понимает веселящихся и тщеславящихся, так как преуспевающие люди имеют обыкновение тщеславиться. Далее, смиренным, кого Бог желает спасти, Он не оставляет ничего, кроме упования на Него. То же самое говорится у Исайи: «А вот, на кого я призрю: на смиренного и сокрушённого духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис 66:2). У него же: «Я живу на высоте небес и во святилище, и также с сокрушёнными и смиренными духом, чтоб оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушённых» (Ис 57:15). Когда мы слышим слово «сокрушение», то под этим надо понимать, что рана сердца столь глубока, что человек распростёрт на земле и не в силах подняться сам. И если мы хотим быть вознесены вместе со смиренными, то необходимо, чтобы наше сердце было сокрушено именно подобным образом. Если этого нет, то нас усмирит мощная десница Господня, повергнув в унижение и стыд.

7. Более того, наш добрый Господин, не удовлетворяясь простыми словами, даёт нам в притче, как на картине, подлинный образ смирения. Он рассказывает о мытаре, который, стоя вдали и не осмеливаясь поднять глаз на небо, с сокрушёнными вздохами молится так: Господи, будь милостив ко мне, бедному грешнику! (Лк 18:13) Не станем считать признаком притворной скромности то, что он не смеет поднять глаза к небу и, ударяя себя в грудь, называет грешником. Нет, это свидетельства сердечного чувства. С другой стороны, Иисус показывает фарисея, который воздаёт хвалу Богу за то, что он не таков, как другие люди, грабители, беззаконники или прелюбодеи, что он постится два раза в неделю и отдаёт десятую часть своего состояния. Он открыто признаёт, что его праведность происходит от милости Божьей. Но, поскольку он верит, что праведен по делам, он уходит отверженный Богом. Напротив, мытарь оправдан сознанием своего нечестия.

Из этого мы можем видеть, насколько угодно Богу наше смирение: настолько, что сердце неспособно принять Божью милость, если оно не свободно от всякого мнения о собственных достоинствах. Если оно занято им, то закрыт доступ благодати. Дабы в этом не оставалось никакого сомнения, Отец послал на землю Господа нашего Иисуса с поручением принести добрую весть бедным, исцелить сокрушённых сердцем, проповедать пленным освобождение, узникам – открытие темницы, утешить сетующих, дать им вместо пепла славу, вместо плача елей, вместо уныния одежды радости (Ис 61:1-3). Исполняя это поручение, Он призывает принять своё благословение только труждающихся и обременённых. В другом месте Иисус говорит, что пришёл призвать не праведников, а грешников (Мф 11:28; 9:13).

$. Поэтому, если мы хотим ответить на призыв Христа, мы должны быть далеки от всякого высокомерия и самомнения. Под высокомерием (arrogance) я разумею гордость, которая возникает из глупого убеждения в собственной праведности, когда человек считает, будто обладает чем-то угодным Богу. Под самомнением (prйsomption) я понимаю плотское небрежение, которое может иметь место вне всякой связи с убеждением в ценности дел. Существует немало грешников, которые настолько опьянены сладостью своих пороков, что не задумываются о Божьем суде и, словно потерявшие рассудок, не стремятся к предложенной им милости. Следует избавиться от этого небрежения, равно как и от самоуверенности, если мы хотим быть свободны для того, чтобы устремиться ко Христу и исполниться его благ. Ибо мы никогда не сможем довериться Ему, если не откажемся полностью от доверия к самим себе. Никогда мы не возвысим до Него своё сердце, если прежде не повергнем своё сердце в уныние. Никогда мы не получим от Него истинного утешения, если не отчаемся в самих себе.

Итак, мы лишь тогда будем готовы получить благодать от Бога, когда, утратив всякую уверенность в самих себе, будем видеть единственную опору в его благости. И, как сказал св. Августин, забыв о своих заслугах, получим милости от Христаа, ибо, если бы Он искал у нас каких-то заслуг, мы никогда не получими бы его даров. С ним вполне согласен св. Бернар, который сравнивает гордых, приписывающих себе какие бы то ни было заслуги, с неверными рабами, относящими на свой счёт похвалы той милости, которая лишь передаётся через них. Это как если бы стена хвалилась тем, что производит свет, который она получает через окноь. Чтобы более не задерживаться на этом, нам следует запомнить короткое, но всеобщее и вполне определённое правило: к принятию плодов Божьей милости должным образом готов тот, кто полностью самоуничижился и отказался – не скажу от собственной праведности, которой не существует, но от обманывающего нас подобия праведности. Ибо чем более человек полагается на самого себя, тем больше он создаёт препятствий для благодати Божьей.

Глава XIII

О НЕОБХОДИМОСТИ ЗНАТЬ ДВЕ ВЕЩИ ОТНОСИТЕЛЬНО ОПРАВДАНИЯ, ДАВАЕМОГО ДАРОМ

I. Здесь нам предстоит рассмотреть две существенные вещи: то, что Божья слава сохраняется во всей своей полноте1, и то, что наша совесть может сохранять спокойствие и уверенность перед Божьим судом. Мы знаем, сколько раз и с какой настойчивостью Писание побуждает нас воздавать хвалу Богу, когда речь идёт о праведности и справедливости. В частности, апостол свидетельствует, что Бог преследует именно эту цель, когда Он, предлагая нам праведность во Христе, показывает свою правду (Рим 3:25). И он тут же добавляет доказательство: Он один признаётся праведным и оправдывающим тех, кто верует в Иисуса Христа.

аАвгустин. Проповедь 174, II (МРЦ XXXVIII, 941).

ьБернар Клервоский. Проповедь на Песнь песней, XIII, 5 (МРЬ, СЬХХХШ, 8366).

Но достаточно ли хорошо мы понимаем, что правда Божья только тогда обнаруживается с полной ясностью, когда один Бог считается праведным и даёт праведность в дар тем, кто её не заслуживает? По этой причине Он желает, чтобы были заграждены всякие уста и чтобы все признали себя его должниками [Рим 3:19]. А если человек имеет что сказать в свою защиту, то тем самым умаляется Божья слава. Поэтому Бог говорит в Книге Иезекииля, как прославляется его Имя, когда мы признаём своё нечестие: «Вспомните... о путях ваших и обо всех делах ваших, какими вы осквернили себя, и возгнушаетесь самими собою за все злодеяния ваши, какие вы делали. И узнаете, что Я – Господь, когда буду поступать с вами ради имени Моего, не по злым вашим путям и вашим делам развратным» (Иез 20:43-44).

Если это есть часть истинного богопознания – когда, будучи повержены и словно уничтожены мыслью о собственном нечестии, мы сознаём, что Бог творит нам добро, которого мы недостойны, – то почему мы пытаемся по своей страшной злобе похитить у Бога даже малейшую частицу хвалы за доброту, дающуюся даром? Подобно и Иеремия, восклицая, что мудрый не хвалится своею мудростью, сильный силою своею, а богатый своим богатством, но хвалящийся хвалится Богом (Иер 9:23-24), не утверждает ли этим, что если человек хвалится собою, то он губит частицу Божьей славы? И в самом деле, св. Павел вспоминает это место именно в таком смысле, когда говорит, что всё относящееся к нашему спасению заключено в Иисусе Христе, дабы всякий хвалился одним только Богом [1 Кор 1:30-31]. Это значит, что всякий, кто имеет дерзость считать себя чем-то обладающим, восстаёт против Бога и бросает тень на его славу.

2. Мы, разумеется, никогда не сможем достойно прославлять Бога иначе, как отказавшись от прославления себя. Более того, нам следует принять следующее общее правило: человек, хвалящий самого себя, хвалится наперекор Богу. Недаром св. Павел говорит, что люди тогда окончательно покорятся Богу, когда будут лишены всякого повода прославлять себя. Поэтому и Исайя, возвещая, что Израиль обретёт праведность в Боге, добавляет, что тогда он получит и похвалу себе (Ис 45:25). Он как бы говорит, что цель, ради которой оправдываются избранные Богом, состоит в том, чтобы они прославились в Нём, а не как-то иначе. Способ получить похвалу от Бога он показывает в предыдущей фразе: только у Господа мы получим оправдание, только в Нём наша сила. Заметим, что здесь требуется не простое признание, но признание, подтверждённое клятвой, дабы нам не казалось, что можно обойтись каким-то притворным смирением. Пускай человек не говорит, что не хвалится и не прославляет себя, если даже без всякой дерзо-

8 690

сти он считает себя праведным. Ибо такое чувство не может не порождать самоуверенности, а самоуверенность всегда приводит к самовосхвалению.

Нам надлежит постоянно помнить нашу цель, когда мы рассуждаем о праведности: а именно, что похвала за неё целиком и полностью пребывает в Боге. Ибо, как сказал апостол, дабы засвидетельствовать свою праведность, Он излил на нас свою благодать, чтобы явиться праведным и оправдывающим верующего в Иисуса (Рим 3:26). Поэтому в другом месте после слов, что Бог даровал нам спасение, чтобы возвеличить славу своего Имени*, апостол, словно перефразируя, говорит так: «благодатию вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился» (Эф 2:8-9). И св. Пётр, убеждающий нас, что мы призваны в надежду спасения, дабы возвещать совершенства (raconter les louanges) Того, кто вырвал нас из тьмы в чудный свет (1 Пет 2:9), призывает верующих так возносить хвалу одному лишь Богу, чтобы она заставила умолкнуть все притязания плоти. Итак, следует заключить, что человек не может приписывать себе ни капли праведности, не совершая тем самым святотатства. Ибо это означает умалять славу Божьей праведности.

3. Далее, если мы желаем знать, каким образом совесть может получить покой и радость в Боге, мы не найдём другого средства, кроме как считать праведность даром от его щедрот. Нам нужно всегда помнить слова Соломона: «Кто может сказать: „я очистил моё сердце, я чист от греха моего“?» (Прит 20:9) Безусловно, нет ни единого человека, кто не был бы отягощен безмерным грузом скверны. Пускай самые совершенные обнажат свою совесть и дадут отчёт в своих делах. Какой исход их ожидает? Смогут ли они успокоиться и ощутить сердечную радость, как будто они примирились с Богом? Не станут ли они, скорее, терзаться страшными муками, когда почувствуют, что заслуживают любого проклятия, если будут судимы по своим делам? Ведь, разумеется, необходимо, чтобы совесть, воззрев на Бога, пребывала в мире и согласии с его судом, или же она будет охвачена ужасом ада.

*В Синодальном переводе: «дабы явить в грядущих веках преизобильное богатство благодати Своей» (Эф 2:7).

Следовательно, мы ни к чему не придём, рассуждая о праведности, если не дадим определения такой праведности, на которой душа сможет утвердиться и благодаря этому выдержать Божий суд. Только когда наша душа будет обладать чем-то, чтобы предстать перед Богом, не ужасаясь, чтобы ожидать и получить без сомнения и страха его приговор, – только тогда мы можем считать, что обрели неложную праведность. Поэтому не случайно апостол с такой силой настаивает на этом принципе, выражая его в словах, которые мне кажутся как бы моими собственными: «Если утверждающиеся на законе суть наследники, то тщетна вера, бездейственно обетование» (Рим 4:14). Отсюда он, во-первых, делает вывод, что вера теряет смысл и обращается в ничто, если праведность зависит от наших заслуг, добываемых делами, или от исполнения Закона. Ведь тогда никто не мог бы надёжно преуспеть в ней, поскольку на самом деле нет никого, кто бы осмелился заявить, что удовлетворил требованиям Закона, ибо нет ни одного, кто целиком отвечает ему своими поступками.

Итак, чтобы не искать более доказательств, каждый человек может стать себе в этом отношении свидетелем, если захочет посмотреть на себя честными глазами. Каждый будет охвачен сомнениями, а потом впадёт в отчаяние, взвесив в своём сознании, сколь тяжким бременем долгов он отягощен и насколько далёк он от выполнения условий, которые ему были поставлены. И вот, вера уже подавляется и затухает. Ибо блуждать, меняться, подниматься вверх и падать вниз, сомневаться, находиться словно в подвешенном состоянии и, наконец, отчаиваться – значит не доверять Богу. Доверять можно, только утверждая своё сердце в постоянной и непреклонной уверенности, на том прочном основании, на котором только и можно покоиться.

4. Во-вторых, апостол добавляет, что обетования как бы отменены и уничтожены. Ибо если бы их осуществление зависело от наших заслуг, когда смогли бы мы прийти к тому, чтобы заслужить милость Бога? При этом второе можно вывести из первого. Ибо обетование будет исполнено только для тех, кто получит его через веру. Посему, если вера утрачена, обетование теряет силу. Мы получаем наследие в вере, дабы оно основывалось на благодати Божьей, и таком образом было восстановлено обетование. Оно вполне подтверждается, когда покоится на одной лишь милости Бога, поскольку его милость и истина связаны вечной связью. То есть, Господь твёрдо держится всего того, что обещает нам по своей благости. Поэтому Давид, прежде чем взмолиться, чтобы спасение было дано ему по слову Божьему, указывает как на причину этого на милость Бога: «Да будет же милость Твоя утешением* моим, по слову Твоему» (Пс 118/ 119:76). Именно в этом следует нам прочно утвердить всякую нашу надежду и не бросать взгляды на наши дела, пытаясь разглядеть в них какую-то помощь.

*У Кальвина – «спасением».

к*

Дабы сие никому не казалось новостью, скажем, что поступать так советует и св. Августин: «Иисус Христос, говорит он, всегда будет царствовать в своих рабах. Таково обетование Бога. Так сказал Бог, а если этого недостаточно, то поклялся. Поскольку данное Им обетование непреложно не по причине наших заслуг, а по его милости, нам следует без страха исповедовать то, в чём мы не можем сомневаться»3. Нечто подобное говорит св. Бернар: «Ученики спросили Иисуса: кто может спастись? Он им ответил, что это невозможно человекам, но не Богу. Вот в чём наша уверенность, вот наше единственное утешение, вот основание всякой надежды. Но хотя мы и уверены в Божьей власти, что мы скажем о его воле? „Человек ни любви, ни ненависти не знает во всём том, что пред ним“» (Эккл 9:1). Кто познал волю Господню или кто был советником Ему? (1 Кор 2:16)* Здесь нам необходима помощь веры. Нам необходима помощь истины, дабы всё, что сокрыто от нас в сердце Отчем, было открыто нам Духом, и чтобы Дух Божий, подавая нам свидетельство, убеждал нас, что мы – дети Божьи; чтобы Он убеждал нас в этом, говорю я, призывая нас и оправдывая даром через веру, которая есть посредствующее звено (moyen) между Божественным предопределением и славой вечной жизни»ь.

аАвгустин. Толкование на Пс 88, I, 5 (МР1_, XXXVII, 1123).

*Синодальный перевод: «Кто познал ум Господень, чтобы мог судить его?»

ьБернар Клервоский. Проповедь об освящении Церкви, V, 6 р. (МРЦ СЬХХХШ, 533).

Короче говоря, нам следует сделать следующий вывод: Писание учит, что обетования Бога не имеют никакой силы и действенности, если они не принимаются с сердечным доверием. С другой стороны, оно объявляет, что если в сердце гнездится некое сомнение или неуверенность, то обетования становятся тщетными. Наконец оно объясняет, что мы способны лишь тревожиться и страшиться, если эти обетования основаны на наших делах. Следовательно, либо мы лишаемся всякой праведности, либо наши дела не принимаются во внимание. Но главное – пусть будет одна вера, природа которой в том, чтобы закрыть глаза и навострить слух: это значит быть чутким к одному лишь Божьему обетованию, не обращая внимания на какие-то достоинства или заслуги человека. Тем самым подтверждается прекрасное обетование Захарии о том, что, когда всё земное беззаконие будет изглажено, будете друг друга приглашать под виноград и под смоковницу (Зах 3:10). Здесь пророк имеет в виду, что верующие только тогда обретут радость мира, когда получат прощение грехов. (При этом нужно учитывать обычный приём пророков: говоря о царстве Христа, они представляют земные Божьи благословения как образы духовных благ.) Отсюда проистекает и то, что Христос именуется «Князем мира» (Ис 9:6), а потом «миром нашим» (Эф 2:14), ибо именно Он утишит тревоги совести.

Если спросят, каким образом, то необходимо вернуться к теме жертвы, которой был умиротворён Бог. Ибо никогда человек не перестанет тревожиться и бояться, пока не убедится, что Бог благосклонен к нам только вследствие удовлетворения, которое дал Христос, понеся тяжесть его гнева. Итак, нам нельзя искать мира где-либо вне страха и трепета Христа – нашего Искупителя85.

5. Но зачем мне приводить несколько тёмное свидетельство, когда сам св. Павел заявляет, что нет для совести никакой примиряющей радости, если твёрдо не установлено, что мы оправданы верою (Рим 5:1)*. Он тут же вновь объясняет, откуда проистекает эта уверенность: когда в наши сердца Св. Духом изливается любовь Бога [Рим 5:5]. Он как бы говорит, что наши души не могут быть умиротворены иначе, кроме как убеждённостью в том, что мы угодны Богу. Вот почему в другом месте он восклицает от имени всех верующих: «Кто отлучит нас от любви Божией во Христе Иисусе?» [Рим 8:35,39] Ибо, пока мы не придём к ней, мы дрожим при каждом дуновении ветра. Но когда Бог показывает Себя нашим Пастырем, появляется уверенность вопреки тени смертной [Пс 22/23:1,4].

*Синодальный текст: «Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа».

А посему все те, кто болтает, будто мы оправдываемся верою постольку, поскольку после возрождения ведём праведную жизнь, никогда не вкушали сладости этой благодати, убеждающей в благорасположенности к ним Бога, и не доверялись ей. Значит, они знают о том, что такое добрая и должная молитва, не более, чем турки и другие язычники. Ибо нет истинной веры, свидетельствует св. Павел, кроме той, что внушает нам сладостное и любезное сердцу имя Отца, дабы искренне взывать к Нему, и отверзает наши уста, дабы осмелиться открыто и громко воззвать «Авва, Отче!» [Гал 4:6]. Ещё лучше апостол выразил это в другом месте, сказав, что мы имеем дерзновение и надёжный доступ к Богу через Иисуса Христа [Эф 3:12] с доверием, происходящим от веры в Него. Это не может происходить от дара возрождения, который, будучи несовершенен, пока мы живём во плоти, подаёт множество поводов для сомнений. Поэтому необходимо прибегать к целебному средству. Оно заключается в том, что верующие убеждены: они могут надеяться на то, что унаследуют Царство Небесное только потому, что привиты к телу Христову и через него даром получают оправдание. Ибо вера сама по себе не обладает оправдывающей силой и неспособна приобрести для нас благодать у Бога; но то, чего нам недостаёт, она получает от Христа.

Глава XIV

О ТОМ, В ЧЁМ СОСТОИТ НАЧАЛО И НЕПРЕРЫВНОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ОПРАВДАНИЯ

Чтобы лучше разъяснить обсуждаемый вопрос, рассмотрим, какова может быть праведность человека на протяжении всей его жизни. Здесь можно выделить четыре степени: 1) человек, лишённый знания о Боге, погружён в идолопоклонство; 2) приняв Слово и таинства, но тем не менее продолжая вести рассеянную жизнь, он своими поступками отвергает Господа, которого исповедует устами, и, таким образом, является христианином лишь по названию; 3) человек является лицемером, прячущим свою порочность под покровом благопристойности; 4) возрождённый Св. Духом, он посвящает своё сердце в святости и чистоте.

Что касается людей первого рода, то, рассматривая их в их естественном состоянии с головы до пят, в них невозможно обнаружить ни капли добра. Если мы не хотим подвергнуть сомнению Св. Писание, когда оно говорит обо всех детях Адама, то, значит, у них лукавое и испорченное сердце (Иер 17:9), помышление сердца человеческого – зло от юности его (Быт 8:21), все их мысли суетны, нет в их глазах страха Божьего, нет разумеющего, ищущего Бога (Пс 93/94:11; 13/14:2). И вообще, они – плоть (Быт 6:3). Под этим словом понимаются те дела, о которых говорит св. Павел: блуд, нечистота, непотребство, вражда, ссоры, идолослужение, гнев, распри, разногласия, зависть, бесчинства, ереси, убийства и всё прочее, что можно назвать мерзким и отвратительным (Гал 5:19-21). Вот те высокие достоинства людей, которыми они должны гордиться!

Если же среди них найдутся такие, в чьих нравах проявляется некое подобие добродетели, с помощью которой они могут заставить окружающих людей поверить в их святость, то, поскольку мы знаем, что Бог не смотрит на внешние красоты, нам нужно обратиться к источнику и первопричине их дел, чтобы понять, значит ли что-нибудь подобная добродетель для их оправдания. Нужно, повторяю, тщательно рассмотреть, из каких побуждений проистекают их дела. Этот предмет предоставляет мне богатые возможности много порассуждать, но, так как суть его может быть изложена в нескольких словах, я буду, насколько возможно, соблюдать краткость.

Начну с того, что я не отрицаю, что добродетели, проявляющиеся в жизни неверующих и язычников, суть дары Бога. Я не настолько далёк от

общечеловеческого мнения, чтобы утверждать, будто нет никакой разницы между добродетелью, воздержанностью и справедливостью Тита и Тра-яна, которые были хорошими римскими императорами, и яростью, безудержностью и жестокостью Калигулы, Нерона или Домициана, которые правили, как бешеные звери; между гнусным развратом Тиберия и воздержанием Веспасиана; и (чтобы не задерживаться на каждом отдельном пороке или достоинстве) будто нет разницы между соблюдением законов и презрением к ним. Ибо между добром и злом существует такое различие, что оно проявляется даже в образе умершего. Остался бы в мире хоть какой-то порядок, если бы эти вещи перепутались? Поэтому Господь не только запечатлел в сердце каждого человека различие между достойными и мерзкими делами, но и часто подтверждал это различие своим провидением. Мы видим, что Бог даёт множество благословений в этой жизни тем из людей, кто усердствует в добродетели. Не потому, что тень или образ подлинной добродетели заслуживают хотя бы малейшего его благодеяния. Но тем самым Ему угодно показать, до какой степени любит Он истинную добродетель и потому не оставляет без какой-либо временной награды даже внешнюю и притворную праведность. Отсюда следует то, о чём мы сказали ранее: эти добродетели как таковые – или, точнее, это подобие добродетели – дары, происходящие от Бога, ибо нет ничего достойного похвалы, что бы не происходило от Него.

3. Тем не менее остаётся верным сказанное св. Августином: все, кто чужд религии Единого Бога, хотя ими и восхищались из-за почтения к их мудрости и добропорядочности, не только не заслуживают какого-либо вознаграждения, но, скорее, достойны наказания за то, что оскверняли Божьи дары грязью своих сердец. Ибо, хотя они являются орудиями Бога для сохранения в человеческом обществе справедливости, воздержанности, дружелюбия, благоразумия, умеренности и мужества, всё-таки они очень скверно исполняют эти Божьи дела. Ибо их удерживают от дурных дел не чистая любовь к добродетели и праведности, а честолюбие и себялюбие или какие-либо иные лукавые и извращённые соображения. Кроме того, их дела испорчены нечистотою сердца, которая является их первоисточником, и поэтому заслуживают названия не столько добродетелей, сколько пороков, которые из-за некоего сходства с добродетелями вводят людей в заблуждение. Короче говоря, поскольку мы знаем, что конечная и вечная цель праведности и чистоты состоит в прославлении Бога, всё, что направлено на что-то иное, теряет право именоваться праведностью (droiture). К тому же люди этого рода не видели того, что предписывала Божья Премудрость. И несмотря на то, что их внешние действия представлялись хорошими, по своим намерениям они были грехома.