Текст книги "Наставление в христианской вере, т.3"

Автор книги: Жан Кальвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)

Когда высказываются так сдержанно, то не остаётся сомнений в священности и пользе духовных песнопений. Напротив, когда песни и мелодии сочиняются лишь для удовольствия слуха – а таковы фиоритуры и всё музицирование папистов, а также то, что именуется прерывистой музыкой и четырёхголосным пением, —то это не подобает величию Церкви и не может быть сколько-нибудь угодно Богу.

33. Отсюда становится ясным также то, что публичные молитвы должны совершаться не на греческом языке среди говорящих по-латыни, не на латинском среди говорящих по-французски или по-английски (так ранее обычно было повсюду), а на разговорном языке данной страны, чтобы молитвы могло понять всё собрание. Ибо они должны служить для созидания и наставления всей Церкви, которой непонятный шум не приносит никакого плода. А на тех людей, в ком нет ни капли любви и человечности, должен хоть немного подействоать авторитет св. Павла, высказывание которого совершенно ясно: «Если ты будешь благословлять духом*, то стоящий на месте простолюдина как скажет „аминь“ при твоём благодарении? Ибо он не понимает, что ты говоришь. Ты хорошо благодаришь, но другой не назидается» (1 Кор 14:16-17). А теперь кто не изумится необузданной дерзости, которую проявили и всё ещё проявляют паписты, вопреки запрету апостола распевающие и взывающие на чужом и незнакомом языке, на котором чаще всего сами не понимают ни слова и только хотят, чтобы понимали другие?

Св. Павел указывает, что мы должны идти другим путём. «Что же делать? Стану молиться духом**, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом» (1 Кор 14:15). В этом отрывке, где мы употоребляем слово «голос», апостол пользуется словом «дух», подразумевая дар речи. Многие, желая удивить, злоупотребляли переводом и отделяли язык от ума. Но мы всегда должны помнить о том, что язык в отрыве от ума и сердца не может не быть отвратителен Богу – как в уединённой молитве, так и в публичной.

*У Кальвина – «непонятно». **У Кальвина – «голосом».

Более того, мы должны помнить, что пылкость и сила желания (vouloir) должны быть так велики, чтобы превзойти всё выразимое на человеческом языке. Наконец, в личной молитве сам язык перестаёт быть необходимым. Он нужен лишь потому, что внутренняя мысль не может двигаться сама по себе: посредством сильной эмоции она обращается к языку и приводит его в действие. Хотя иногда лучшие молитвы – это безмолвные молитвы, часто бывает, что сердечное чувство столь пылко, что приводит в движение язык и другие члены без всяких честолюбивых стремлений молящегося. Так Анна, мать Самуила, желая молиться, «говорила в сердце своём, а уста её только двигались» (1 Цар 1:13). И верующие каждый день переживают нечто подобное, когда в молитвах вздыхают и испускают стоны без всякого желания со своей стороны. Что касается внешнего вида и положения тела, которые мы обычно наблюдаем при молитвах (коленопреклонения, распущенные волосы), то это упражнения, посредством которых мы стремимся выразить величайшее почтение к Богу.

34. Теперь нам нужно научиться не только способу совершения молитвы, но также стилю и образцу, который наш Небесный Отец дал нам через своего возлюбленного Сына, Господа нашего Иисуса Христа (Мф 6:9-13; Лк 11:2-4). Постигая этот образец, мы сможем почувствовать непостижимую благость и любовь. Ибо Он не только призывает и побуждает нас обращаться к Нему при любой нужде, как дети обращаются к своему отцу всякий раз, когда их вынуждают обстоятельства. Но, зная, что мы не можем в должной мере понять ни того, как велика наша нищета и немощь, ни того, что именно нужно просить у Бога и что нам полезно, Он пожелал помочь нам в нашем невежестве и заместить самим Собой то, чего недостаёт нашему духу. Посему Он дал нам образец молитвы, в котором, как на картине, изобразил всё, что позволено желать от Него, всё, что может быть нам полезно, всё, что мы должны просить у Него. Эти великодушие и щедрость могут принести нам особенное утешение. Ибо мы видим и убеждаемся, что не просим чего-либо незаконного, непозволительного, чуждого Ему, не просим чего-либо, что Ему неугодно, когда мы следуем его правилу и молимся почти что его устами.

*У Платона —«Зевс-повелитель» (он цитирует неизвестного автора). – Прим. перев. аПлатон. Алкивиад II, 142е-143а.

12 690

Платон, видя, что в желаниях и просьбах людей к Богу проявляется их неразумие, что исполнение этих просьб лишь навредит им, заявляет, что наилучший вид молитвы был описан древним поэтом: просить Бога* делать нам добро независимо от того, молим мы о нём или нет, и отвратить от нас зло, даже если мы хотим, чтобы оно постигло наса. Это верная точка зрения для язычника, поскольку он видит, как опасно просить Бога о том, чего требует наша похоть. В то же время в этих словах выражена наша беда: мы не можем без опасений раскрыть рот, чтобы чего-либо попросить у Бога, если Св. Дух не подкрепит нас и не научит доброй молитве (Рим 8:26). Такая привилегия тем более ценна, что Сын Божий почти вложил в наши уста слова, которые освобождают наш дух от сомнений и колебаний.

35. Эта молитва, или молитвенное правило включает шесть прошений (геяие8Іез)а. У меня есть основание не соглашаться с теми, кто делит её на семь прошений129, так как евангелист излагает молитву именно в шести частях. Говоря «не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого», он соединяет два члена в одно прошение. Он как бы говорит: не попусти, чтобы мы были побеждены искушением, но помоги нам в нашей немощи и освободи нас, пока мы не пали.

Древние учителиь дают именно такое толкование. Отсюда легко понять, что добавление св. Матфея, которое некоторые считают седьмым прошением, является разъяснением шестого и должно относиться к нему. Хотя молитва такова, что в каждой её части нужно прежде всего видеть Божью славу, и хотя нам необходимо, чтобы всё, о чём в ней говорится, совершилось, как мы того просим, тем не менее первые три прошения прямо выражают желание прославить Бога. Произнося их, мы должны думать только о Божьей славе и забыть о самих себе. В трёх других прошениях говорится о вещах, о которых нам следует просить для удовлетворения наших нужд.

аЛютеране и католики считают, что в Молитве Господней содержится семь прошений. Кальвин видит в ней только шесть, разделяя их на две группы по три. Следуя древним учителям, он считает, что «не введи нас в искушение» и «избавь нас от лукавого» образуют два члена одного прошения. – Прим. франц. изд.

ьАвгустин. Энхиридий к Лаврентию, СХ/ (МР1_, Х1_, 285); Псевдо-Златоуст. Толк, на Еванг. от Матфея (незаконч.), XIV (МР6, ІЛ/І, 714).

Когда мы молимся, чтобы святилось имя Божье, Бог хочет испытать, бескорыстно ли мы любим и чтим Его или же делаем это как наёмники. Поэтому мы должны думать не о собственной пользе, но лишь о его славе – без всякого иного чувства и стремления, без всякой иной цели. Но даже и в этом случае молитва обращается нам на пользу. Ибо когда святится Имя Божье – как мы о том просим, – оно одновременно освящает и нас. Но, как уже сказано, мы не должны оглядываться на свою пользу: даже если бы не было никакой пользы и мы не получали бы ничего, мы не перестали бы желать и молитвенно просить освящения Божьего Имени и всего того, что относится к Божьей славе. Это видно на примерах Моисея и св. Павла, с которыми не случилось никакого зла, когда они отвернулись от себя и даже страстно возжелали собственной гибели, чтобы слава Божья возрастала и его Царство преумножалось, даже если им будет нужно пострадать (Исх 32:32; Рим 9:3). В то же время, когда мы молим дать нам хлеб наш насущный на сей день, то, хотя просим о вещи для себя и своей пользы, мы при этом должны прежде всего искать Божьей славы. Ибо если какая-либо вещь не преумножает его славу, у нас не должно быть желания просить о ней и обладать ею. Теперь начнём изложение молитвы.

ОТЧЕ НАШ, СУЩИЙ НА НЕБЕСАХ

Здесь, в самом начале молитвы выражено то, о чём мы только что говорили: все наши молитвы должны быть направлены и обращены к Богу во Имя Иисуса Христа, ибо ни одна из них не может быть принята Им через другое имя. Называя Бога нашим Отцом, мы обращаемся к Нему во Имя Иисуса Христа. Мы не могли бы Его так называть, и было бы дерзостью и безрассудством объявлять себя его детьми, если бы мы не сделались таковыми по его милости, явленной в Иисусе Христе. Он есть его истинный собственный Сын по природе (naturel) и был дан нам Богом как брат, дабы то, что присуще Ему по природе, стало нашим через дарение и усыновление – если только мы в твёрдой вере примем это великое благодеяние. Как говорит св. Иоанн, Бог-Отец дал всем, кто веруют в его единородного Сына, великое превосходство и привилегию* быть чадами Божьими (Ин 1:12). Поэтому Он называется нашим Отцом и желает, чтобы и мы Его так называли, освобождая нас от всяческих сомнений сладостной любовью, заключённой в его Имени. Ибо нет большей любви, чем отеческая.

*В Синодальном переводе – «власть».

Бог не мог бы дать более надёжного свидетельства своей беспредельной любви к нам, нежели желание, чтобы мы назывались его детьми (1 Ин 3:1). Но его любовь к нам сильнее, чем любовь земных отцов к своим детям, поскольку она совершенна и обнимает своей благостью и милосердием всех людей на земле. Если бы могло случиться так, что все отцы утратили бы любовь и отеческое чувство к своим детям и оставили их, Бог нас никогда не оставит, ибо Он не может отречься от самого Себя (Пс 26/27:10; Ис 63:16; 2 Тим 2:13). У нас есть его обетование, данное Богом через Сына, Искупителя нашего, который сказал: «Если вы, будучи злы, умеете деяния благие делать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф 7:11). А пророк говорит: «Забудет ли женщина грудное дитя своё?., но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (Ис 49:15). А если мы его дети, то, как ребёнок не может уйти под присмотр чужого – разве лишь по причине жестокости и бесчеловечности своего отца или его слабости и немощи, – так и мы не можем искать помощи где-либо ещё, кроме как у нашего Небесного Отца, не бесчестя Его, не будучи нищими и бессильными, грубыми и жестокими.

Нам нельзя ссылаться на то, что нам страшно обращаться к Богу из-за своих грехов: мол, как бы благосклонен и великодушен Он ни был, наши грехи вызывают Его гнев. Ибо если среди людей у сына нет лучшего защитника перед отцом, чем он сам, когда, смиренно и послушно сознаваясь в своём проступке, сын просит о милосердии, а отцовское сердце не может лгать, будто его не трогает и не волнует такая просьба, – то как поступит Отец милосердия и Бог всякого утешения (2 Кор 1:3)? Разве не услышит Он плача и стенаний детей своих, молящихся Ему о себе, которых Он сам призывает к этой молитве, и не исполнит скорее все их собственные просьбы, чем просьбы о них, идущие от других, к кому они могли бы прибегнуть, сомневаясь и не доверяя доброте и милосердию Бога?

Это великое отеческое милосердие мы видим в притче, где показан отец, который ждёт лишь просьбы о прощении от сына, покинувшего его, расточившего своё достояние и нанесшего отцу тяжкую обиду. Но когда отец видит, что сын возвращается к нему, то узнаёт его издалека, бежит невстречу, бросается ему на шею, утешает его и милостиво принимает (Лк 15:20 сл.). Предложив нам пример великодушия и любви человека, Господь пожелал научить нас, сколь большей милости, любви и великодушия должны мы ожидать от Бога, который не просто Отец, но превзойдёт всех отцов добротою и состраданием, если мы вручим себя его милости, хотя мы – неблагодарные, мятежные и плохие дети. И чтобы дать нам больше уверенности в том, что, если мы христиане, Он по отношению к нам именно такой Отец, Бог пожелал называться не просто «Отцом», но «Отцом нашим»! Мы как бы говорим: Отче, так любящий своих детей, так милостиво прощающий, мы, твои дети, молимся Тебе, уверенные, что Ты – наш Отец, который испытывает к нам только отеческое чувство, хотя мы и недостойны такого Отца, хотя и творим дурные дела, хотя мы очень несовершенны и немощны.

Однако, поскольку наши души слишком испорчены, чтобы постигнуть беспредельность Божьей милости, Бог дал нам не только Иисуса Христа – залог нашего усыновления, но послал нам во свидетели своего Св. Духа, который дал нам власть громко и открыто провозглашать: «Авва, Отче!» (Гал 4:6). Поэтому всякий раз, когда испорченность будет отбрасывать нас назад, мы должны умолять Бога, чтобы, устранив слабость, которая делает нас боязливыми, Он через посредство этого Духа милосердия подвигнул нас на дерзновенную молитву.

3$. Этим нам вовсе не предписывается, чтобы каждый человек в отдельности называл Бога своим Отцом, но предписывается, чтобы все вместе мы называли Его нашим Отцом, и как следствие указывается, сколь братскими должны быть отношения между людьми, ибо все мы – дети одного Отца и пользуемся по его щедрости одинаковым правом и званием. А поскольку один у нас Отец (Мф 23:9) и от Него исходят все блага, какие мы можем иметь, у нас не должно быть никакого до такой степени обособленного и разделённого блага, чтобы мы не были готовы, в случае необходимости с открытым и щедрым сердцем передавать его друг другу в общее пользование. Когда мы готовы должным образом помогать друг другу, то нет ничего, что могло бы больше пойти на пользу нашим братьям, нежели наше прошение за них всемилостивому Отцу. Если Он к нам благорасположен, то нечего больше и желать. Несомненно, это наш долг перед Отцом здесь, на земле. Ибо тот, кто по-настоящему, чистым сердцем любит себя и желает себе добра и чести как отцу семейства, одновременно любит всё своё семейство и трудится на благо ему. Так что если мы испытываем к Небесному Отцу доброе чувство, то нам нужно выразить это чувство к Божьему народу, к Божьему дому и Божьему наследию, которое Отец так почтил, что назвал полнотою в своём единородном Сыне (Эф 1:23).

Значит, молитва христианина должна быть построена так, чтобы она была общей и охватывала всех его братьев во Христе: не только тех, кого он видит и считает таковыми сейчас, но всех живущих на земле людей, о которых мы не знаем, как определил поступить с ними Господь, но которым, уповая на лучшее, мы обязаны желать всяческого блага. Особенно доброе чувство мы должны питать к своим по вере, как и советует нам, среди прочего, св. Павел (Гал 6:10). Это люди, которые, насколько мы можем судить, суть истинно верущие и служители Бога. Итак, все наши молитвы должны быть такими, чтобы охватывать ту общину, которую наш Господь установил в своём Царстве и в своём доме.

39. Это не препятствует личным молитвам за себя и за других постольку, поскольку наше чувство не отворачивается от пользы общины и от заботы о её сохранении, но целиком им способствует. Хотя сами по себе такие молитвы совершаются в одиночестве, однако, будучи направлены к общей цели, они не перестают быть общими. Это легко понять с помощью аналогии. Бог велел помогать в нуждах вообще всем бедным. И те, кто, делая так, творит милосердие, раздаёт своё добро людям, которые, как он видит или знает, нуждаются в нём, – те исполняют заповедь. Исполняют несмотря на то, что они не раздают всем, кто хоть в чём-то нуждается, – или потому, что всех не знают, или потому, что на всех не достанет. Так же не противятся Божьей воле люди, которые, видя рядом с собой церковную общину и думая о ней, совершают отдельные молитвы, когда своими словами, но единым чуством и сердцем просят Бога за себя и за других, о чьих нуждах Он пожелал дать им знать.

Это так, хотя не всё совпадает в отношении молитвы и в отношении милостыни. Нашим имуществом мы в состоянии помочь только тем людям, о бедности которых знаем. Но молитвой мы можем и должны помогать даже тем, о которых не знаем или которые удалены от нас на огромное расстояние. Это происходит вследствие общего характера молитв (gйnйralitй des oraisons), охватывыющих всех детей Божьих, в число которых входят и те далёкие братья. Сюда можно отнести призыв св. Павла к верующим его времени воздевать к небу чистые руки (1 Тим 1:8). Предупреждая, что в случае разделения дверь перед их молитвами будет затворена, он велит верующим соединиться в искреннем согласии.

40. Далее сказано: «сущий на небесах». Из этого не следует делать вывод, будто Бог пребывает на небесной сфере. Ибо Соломон засвидетельствовал: «небо и небо небес не вмещают Тебя» (3 Цар 8:27). И сам Господь через своего пророка сказал, что небо – престол его, а земля – подножие ног его (Ис 66:1 ; Деян 7:49; 17:24). Тем самым Бог объявляет, что не живёт в каком-то определённом месте, но пребывает везде и заполняет Собою всё. Но так как наше неведение и слабость разума не позволяют иначе представить себе его славу, могущество, высоту и надмирность, то Он обозначает их для нас как «небеса» – самое высокое и великое, что мы только можем созерцать. Поскольку, постигая тот или иной предмет, наши чувства всегда привязывают его к какому-то месту, о Боге сказано, что Он обитает превыше всего, дабы, пожелав Его найти, мы возвысились над всеми чувствованиями души и тела. Кроме того, такой способ выражения указывает, что Бог не подвержен какой-либо порче или изменению. Наконец, из него следует, что Он своею силой поддерживает весь мир и управляет им.

Поэтому сказать «сущий на небесах» значит сказать, что Бог обладает беспредельным величием и высотой, непостижимой сущностью, неописуемым могуществом, вечным бессмертием. Это выражение должно подвигнуть нас к тому, чтобы, думая о Боге, мы оторвали сердца и умы от всего мирского, не воображали в Боге ни единой частицы плотского и земного, не пытались приспособить Его к нашим мирским меркам, к нашим низким чувствам. Это выражение должно нам также помочь утвердиться в доверии к Богу, ибо оно указывает, что своим Провидением (providence) Он правит землёю и небом.

Итак, под именем «Отец» нам предстаёт Бог, явившийся в образе своего Сына, дабы мы призывали Его в твёрдой вере. При этом имя «Отец», под которым Бог становится близок Нам, должно не только укреплять наше доверие к Нему, но и удерживать наш ум в узде, чтобы вера и ум не стремились к каким-либо неведомым или воображаемым божествам. Ведомые единственным Сыном, они долждны подниматься к Тому, кто есть единственный Отец Ангелов и людей. Далее, поскольку Престол Бога утверждён на небе, мы видим, что Он правит миром, и, значит, мы приходим к Нему не напрасно: по своей доброй воле Бог заботится о своих созданиях. «Надобно, говорит апостол, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть* и ищущим Его воздаёт» (Евр 11:6). Здесь Иисус Христос соединяет то и другое в своём Отце, чтобы на Него была обращена наша вера, а также чтобы мы были убеждены, что Он не забыл о нашем спасении, поскольку свой промысел распространил и на людей.

Это принципы, в соответствии с которым св. Павел даёт нам правила доброй молитвы. Прежде чем призвать нас открыть свои нужды Богу он говорит: «Не заботьтесь ни о чём», «Господь близко» (Флп 4:6,5). Отсюда ясно, что те, кто не абсолютно убеждён в истинности речения «око Господне над боящимися Его» (Пс 32/33:18), сами уродуют свои молитвы, пребывая в сомнениях и растерянности.

[Первое прошение: ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЁ]

*У Кальвина – «что Он есть Бог».

41. Первое прошение состоит в том, чтобы святилось Имя Божье. Необходимость такого прошения должна вызывать у нас страшный стыд. Ибо что можно помыслить более гнусного, нежели зрелище затемнённой – частично нашей неблагодарностью, частично нашей злобой – Божьей славы? Хуже того, нашей гордыней и разнузданными страстями слава его, насколько это в наших силах, уничтожена вообще. Верно, слава Божьего Имени сияет вопреки нечестивцам, а они должны погибнуть вместе со своим беспутством, наполненным кощунствами. Пророк не без оснований восклицает: «Как имя Твоё, Боже, так и хвала Твоя до концов земли» (Пс 48/49:11). Где бы ни являлся Бог, там невозможно не обнаружить его силу, то есть могущество, доброту, мудрость, справедливость, милосердие, истину, которые восхищают нас и побуждают петь Ему хвалу. Поскольку мы столь вероломно крадём у Бога его святость на земле и не можем сохранить её должным образом, то нам по крайней мере следует молить Господа, чтобы Он сам её сохранил. То есть мы должны просить, чтобы Богу воздавалась честь по достоинству, чтобы люди говорили и думали о Нём с особенным почтением. Почтению противостоит небрежение, а оно влечёт за собой профанацию. Этот порок всегда был очень присущ миру, он и теперь ещё слишком характерен для него. Отсюда проистекает необходимость этого прошения; оно было бы излишне, если бы у нас обнаружилось хоть немного благочестия.

Если же Имя Божье святится как подобает, то есть прославляется более всех прочих, то в этом прошении мы должны видеть повеление молить Бога не только о том, чтобы Он оградил своё Имя от всякого нечестия и небрежения, но и том, чтобы Он укротил и смирил всех людей130 и сделал их способными почитать и прославлять Его как должно. Бог открывает нам Себя – отчасти в своём слове, отчасти в своих делах, – но мы не святим Бога должным образом, если не отдаём Ему его достояния. И так как всё, что мы получаем, исходит от Него, то суровость Бога не менее ценна и полезна для нас, чем его великодушие: в многообразии своих дел Он запечатлел знаки (marques) своей славы, которые по праву заслуживают хвалы на всех языках. Совершив эту хвалу, Св. Писание получит полную власть над нами; но что бы ни произошло, Бог не перестанет быть благословенным, как Он того достоин, пока существует мир.

В этом прошении мы молимся также о том, чтобы погибло всякое нечестие, пятнающее святое и священное Божье Имя, чтобы изгладились всякие насмешки, хула и ропот, несовместимые с его освящением, и чтобы величие Бога, подавившего и поправшего эти кощунства, возрастало изо дня в день ко всё большей славе.

[Второе прошение: ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЁ]

42. Второе прошение заключается в том, чтобы наступило Царство Божье. Хотя это прошение не содержит ничего нового или существенно отличного по сравнению с первым, тем не менее есть основания поставить его отдельно. Ибо если мы хорошенько задумаемся над своей медлительностью и тугодумием, то, чтобы охватить наиболее существенные вещи, нам будем необходимо расширить рамки обсуждения. После того, как мы получили повеление просить Бога, чтобы Он покорил и в конце концов уничтожил всё, что пятнает его святое Имя, добавляется второе прошение, вполне согласующееся с первым: чтобы наступило Царство Божье. Хотя вышеа мы определили и объяснили природу этого Царства, здесь я вкратце повторю, что Бог считает Царством, когда люди, отвергнувшие себя и презирающие мир и земную жизнь, предаются Божьей праведности и стремятся к небесной жизни.

Владычество Бога имеет две стороны. Первая состоит в том, что Он силой своего Духа исправляет и смиряет все желания плоти, которые, словно разъярённая толпа, борются против Него. Вторая заключается в том, что Бог формирует все наши чувства, чтобы подчинить их своей власти. Поэтому человек, стремящийся правильно совершить это прошение, должен начать с себя и пожелать очиститься от всякой испорченности, которая нарушает в его сердце покой Царства Божьего и пятнает его чистоту. Кроме того, поскольку слово Божье – это как бы монарший скипетр, здесь мы имеем повеление молиться о том, чтобы Бог склонил умы и сердца всех людей к добровольному послушанию его слову. Это происходит тогда, когда Бог дотрагивается до них и вселяет таинственное вдохновение к познанию силы слова, дабы люди ставили его превыше всего и воздавали ему такую честь, которой оно заслуживает. В дальнейшем мы обратимся к грешникам, которые противятся Божьему владычеству с отчаянным упорством и злобой.

Итак, Бог возвышает своё Царство, принижая мир, – однако делает это различным образом: Он укрощает безудержную алчность одних, обуздывает гордыню других или уничтожает её, если обуздать её невозможно. Нам следует желать, чтобы это происходило каждый день, дабы Бог собрал церкви всего мира, число которых Он увеличивает, которые Он обогащает своими дарами и добрый порядок в которых поддерживает. И напротив, молиться, чтобы Он ниспроверг всех врагов чистоты своего учения, разрушил их планы, расстроил их попытки и усилия. Здесь обнаруживается, что нам не без оснований повелено думать о постоянном возрастании Царства Божьего: ведь никогда состояние людей не было столь хорошим, чтобы они были чисты от всякой скверны порока и процветали в неповреждённой чистоте. Совершенное состояние наступит лишь со вторым пришествием Иисуса Христа, когда, как говорит св. Павел, будет Бог всё во всём (1 Кор 15:28)131.

Таким образом, эта молитва должна вырывать нас из плена мирских по-хотей, отделяющих нас от Бога, при которых его Царство не имеет в нас действенности и силы. Она должна также воспламенять в нас желание и стремление умертвить свою плоть и терпеливо нести крест – ибо Бог желает, чтобы его царство утверждалось именно таким средствами. И нас не должно смущать, что внешний человек испорчен, если внутренний – обновлён [2 Кор 4:16]. Для Царства Божьего необходимо, чтобы Бог делал нас причастниками своей славы, покоряя нас своей праведности. Это происходит в том случае, если каждый день Бог открывает свою сияющую истину, чтобы победить, изгнать и наконец совершенно уничтожить всякие сатанинские басни и ложь о своём Царстве. Это происходит, когда Бог хранит верных Ему, направляет их на праведный путь Св. Духом и утверждает их в добре; когда Он, напротив, разрушает коварные заговоры своих врагов, устраняет их ловушки и обманы, предвидит и обнаруживает их интриги и сокрушает их бунт, – пока вообще не убьёт Антихриста духом своих уст [2 Фес 2:8] и не уничтожит всякое беззаконие светом своего пришествия.

[Третье прошение: ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ И НА ЗЕМЛЕ, КАК НА НЕБЕ]

43. Третье прошение таково: пусть осуществится воля Божья на земле, как на небе. Это целиком зависит от царской воли Бога и не может быть отделено от его Царства. Однако это прошение добавлено не зря, но из-за нашего крайнего невежества: нам трудно понять, что означает «да приидет Царствие Твоё». Поэтому третье прошение следует понимать как указание на то, что Бог будет Царём мира тогда, когда все люди подчинятся его воле. Здесь речь не идёт о его тайной воле, которая властвует надо всем и всё ведёт к угодной Богу цели. Ибо сколь бы яростно Сатана и нечестивцы ни восставали и ни боролись против Него, Он осуществляет свой непостижимый план, согласно которому может не только отбить все их нападения, но и подчинить их своему игу и сделать с их помощью то, что Он постановил.

Здесь нам нужно увидеть иную волю Бога – его призыв к добровольному послушанию. Небо сопоставляется с землёй потому, что Ангелы добровольно служат Богу и готовы исполнить все его повеления, как сказано об этом в псалме (Пс 102/103:20). Вот и нам даётся повеление молиться о том, чтобы – как на небе не происходит ничего, кроме того, что повелел Бог, и Ангелы пребывают в праведности – и земля была укрощена, чтобы исчезли с неё всякое упрямство и испорченность и она покорилась Божьему владычеству. Прося об этом, мы должны отречься от всех плотских желаний. Тот, кто не смирится и не подчинит все свои чувства Богу, противостоит насколько может его воле, ибо всё исходящее от нас порочно. Таким образом эта молитва приводит нас к отказу от самих себя, к тому, чтобы Бог управлял нами, как Ему угодно. А также чтобы, уничтожая нашу природную испорченность, Он творил в нас новое сердце и новый дух [Пс 50/51:12], дабы мы никогда не смущались ни малейшими плотскими чувствами, мятежными по отношению к Богу, но пребывали в полном согласии с его волей. Одним словом, чтобы мы не пожелали ничего от себя, но чтобы наши сердца вёл его Дух и из глубины наших душ учил нас любить угодное Богу и ненавидеть ненавистное Ему. Отсюда необходимо, чтобы Бог разбил и уничтожил все желания, противные его воле.

Таковы три первых прошения Молитвы. Совершая их, мы должны иметь перед глазами одну лишь славу Божью и забыть о себе, не думать о

собственной пользе. Мы получим её, но не нужно её искать. И хотя в своё время мы, несомненно, обретём всё необходимое, нам не следует думать об этом, желать этого и просить, даже в случае очень большой нужды. Поступать так следует для того, чтобы иметь право объявить себя служителем Бога, рабом его ради чести его как нашего Господа и Отца, совершенно преданным Ему, насколько это в наших силах. Поэтому все, кто не стремится преумножать Божью славу и для этого молиться, чтобы святилось Имя Бога, наступило его Царство и совершилась его воля, – все они не заслуживают быть в числе детей и служителей Бога. А так как это наступит вопреки их желанию, то будет им на смятение и погибель.

[Четвёртое прошение: ХЛЕБ НАШ НАСУЩНЫЙ ДАЙ НАМ НА СЕЙ ДЕНЬ]

44. Далее следует вторая часть Молитвы, в которой мы опускаемся к собственной пользе. Это не значит, что, отстраняясь от Божьей славы и попирая её (к ней, свидетельствует св. Павел, мы должны относить и пищу, и питьё – 1 Кор 10:31), мы просим только о полезном для себя. Нет. Но согласно тому, в чём мы уже наставленыа, здесь обнаруживается различие: в трёх первых прошениях Бог целиком привлекает нас к Себе, дабы испытать ту честь, которую мы Ему воздаём. Затем Он дозволяет нам думать также и о своих нуждах, но с одним условием: чтобы мы не желали ничего, помимо того, что во всех щедро подаваемых Им благодеяниях преумножает его славу. Ибо нет ничего более справедливого, чем жить и умереть для Господа [Рим 14:8].

И всё же в этом прошении мы просим у Бога того, что сохраняет нашу жизнь и удовлетворяет наши потребности. А через это мы просим у Него всё, в чём нуждается наше тело. Не только того, что мы едим и во что одеваемся, но всего, что Бог считает для нас добрым и полезным, дабы мы пользовались подаваемыми Им благами в мире и спокойствии. Вообще говоря, в этом прошении мы возлагаем на Бога заботу о нас, поручаем себя его промыслу, чтобы Он питал, поддерживал и хранил нас. Этот всемилостивый Отец не презирает взять под защиту и наше тело, чтобы наша вера закалялась в низких и мелких вещах, когда мы ждём от Него всего необходимого – вплоть до крошки хлеба и капли воды.

Безусловно, наша испорченность столь велика, что о своём теле мы заботимся намного больше, нежели о душе. И поэтому люди, не способные доверить Богу свою душу, весьма озабочены своим телом и постоянно ду-мают чем жить и во что одеться. Если у них не всегда имеются в изобилии хлеб, вино и прочая пища, они дрожат от страха перед нуждой. Как уже было сказано, тень нашей испорченной жизни заботит нас гораздо больше, чем вечное бессмертие. С другой стороны, те, кто благодаря прочному доверию к Богу избавился от забот о теле, с верою ожидают от Него более важных вещей – вплоть до спасения и вечной жизни. Следовательно, ожидание от Бога вещей, которые постоянно причиняют нам столько тревог и страдания, – нелёгкое и немаловажное испытание веры. Но для нас весьма полезно для нас освободиться от неверия, почти что вошедшего в кровь и плоть всех людей.