Текст книги "Флорис. «Красавица из Луизианы»"
Автор книги: Жаклин Монсиньи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
– О, да ничего особенного! Но я думаю, что мне очень понравится жить с мужчиной…
– А! Ну ладно, хорошо… – вздохнула успокоенная Элиза. – Но уже поздно, голубка, тебе надо одеться. Мы в последний раз поужинаем с тобой вдвоем, – грустно добавила старая няня, направляясь к лестнице.
– Иду, иду, дорогая, но ведь мы с тобой никогда не расстанемся! Ты прекрасно знаешь, что останешься жить с Жеодаром и со мной! – крикнула Батистина, просовывая свою растрепанную голову в приоткрытую дверь, когда Элиза уже сходила вниз. Захлопнув дверь, девушка взяла с кресла зеленую кофточку.
– Да, конечно, но это будет уже совсем не то! – промолвила Элиза, с трудом сдерживая слезы. – Нет, не могу понять ее! Не могу! Это выше моих сил!
Элиза зажгла факел и отправилась на кухню, в свое любимое прибежище.
– Эге! А это еще что такое? – воскликнула Элиза, услышав, как в парадную дверь застучали.
– Срочное послание! – ответил голос с явным гасконским акцентом.
– Ну надо же! Это опять вы! Что вам угодно, мой мальчик? – сурово спросила Элиза, выходя на крыльцо. Она снова пребывала в дурном расположении духа.
Одежда Эрнодана де Гастаньяка была покрыта толстым слоем пыли. Он приехал в сопровождении одного Лафортюна, который ожидал его, даже не слезая с лошади.
– Приказ его величества! Я должен передать записку в собственные руки мадемуазель Батистины де Вильнев-Карамей! – вежливо помахал шляпой перед Элизой молодой рейтар.
– Да, сударыня! – набивал цену Лафортюн, коротко хохотнув. – Король еще добавил: «Поезжай и ты, мой славный Лафортюн, и помоги нашему бравому корнету выполнить эту трудную миссию! Да хранит вас Бог!» Так и сказал, ей-ей!
Эрнодан де Гастаньяк бросил на солдата взгляд, не предвещавший ничего хорошего, а Элиза в знак полного бессилия воздела руки к небу.
– Хорошо, поднимитесь наверх, господин корнет, вторая дверь налево. – А вы, друг мой, слезайте с коня и идите на кухню, выпейте стакан вина.
– О, вы так добры, сударыня! Мы порядком замерзли, и это так же верно, как и то, что меня зовут Лафортюн. У меня прямо-таки нос отваливается! И руки окоченели!
– Король! Король! – бормотала Элиза, семеня на кухню и не обращая никакого внимания на болтовню Лафортюна. – Что-то мне все это не нравится! К чему вся эта суматоха накануне свадьбы? Как-то не по-христиански!
«Мое сердечко!
Я все время думаю о тебе. Завтра тебя ждет сюрприз. Я так хочу услышать твой смех.
Пленник.
Словечко, написанное твоей милой ручкой и переданное надежным гонцом, наполнит радостью сердце несчастного, лишенного возможности увидеть твои глаза. Я так скучаю».
Батистина подошла к окну, чтобы еще раз прочитать записку. Нежность, сквозившая в каждой строчке, в каждой буковке, потрясла ее. Ей даже показалось, что она слышит, как хрипловатый голос произносит слова коротенького письмеца.
Она подняла голову и обернулась к печально застывшему у двери Эрнодану. Глаза Батистины сияли от радости. Они казались еще более синими и огромными, чем обычно.
– О, я все понял! Я не могу бороться! – прошептал Эрнодан, в упор глядя на нее.
– О, друг мой! Мой дорогой друг, вы так утешили меня вчера! Не сердитесь на меня… Я ведь даже не поздоровалась с вами! Какая же я ужасная эгоистка! – закричала Батистина, бросаясь к юноше и сгорая от стыда: она поспешно вырвала у него из рук записку, совершенно забыв о нем самом.
Она поднялась на цыпочки и нежно чмокнула растерянного юношу в щеку.
– Мадемуазель, в Версале ждут ответа! – промолвил он холодно, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.
– Сейчас! Сейчас! Одну секундочку! – затараторила Батистина, устремляясь к письменному столу. Она обмакнула гусиное перо в чернильницу подумала, почесала перышком нос, как усидчивая ученица, уселась, вскочила, опять уселась на стульчик и быстро набросала на листе:
«Дорогой пленник!
Мне не терпится снова запереться с вами наедине и заняться приготовлением каких-нибудь изысканных блюд. У меня есть еще один рецепт, выведанный у моей нянюшки. Речь идет о тушеном окороке. Это нечто потрясающее!
Вы пишете, что меня ожидает сюрприз… Я сгораю от любопытства.
Я сейчас очень занята устройством всяких дел перед свадьбой, но я очень много думаю о Вас.
Так как для Вас нет ничего невозможного, дорогой Людовик, то не могли бы вы дать чин капитана корнету, доставившему Ваше письмо? Он очень любезен, и мне бы это доставило большое удовольствие.
Ах! Я совсем забыла поблагодарить Вас за то, что вы пожаловали титул графа господину дю Роше. Он себе места не находит от радости, но, правда, он не очень хорошо понял, что же означает девиз. Должна признаться, что и я тоже. Но это неважно, вы мне все объясните наедине».
Батистина еще раз прочла свое сочинение. Она не была уверена в правильности написания некоторых слов и от усердия даже высунула кончик языка. Она все же решилась и исправила кое-какие проклятые глаголы, в которых всегда путалась, и, наконец, с большим удовлетворением сложила письмо вчетверо.
– Держите, Эрнодан! Вы можете передать это письмо тому, кто прислал мне записку. Но, может быть, вы захотите сначала поужинать с нами? – сказала девушка, запечатав письмо голубоватым воском.
– Благодарю вас, мадемуазель, за приглашение, но… я не голоден. А потом у меня приказ – нестись во весь опор в Версаль, как только ответ будет вручен. Его ждут с величайшим нетерпением, мадемуазель! – ответил ледяным тоном Эрнодан, засовывая послание во внутренний карман камзола.
– О! Какой вы сегодня злюка, Эрнодан! Почему?.. Я так рада вас видеть! Ну, скажите же на милость, что я должна сделать, чтобы вы вновь улыбнулись мне?
Эрнодан на ходу склонился и поймал ручку Батистины. Она улыбнулась воистину ангельской улыбкой и позволила ему прижать свою ручку к учащенно бьющемуся сердцу. Она подняла на юношу свои невероятные глаза. Ослепленный их блеском рейтар на секунду зажмурился. Почти не сознавая, что делает, он обнял Батистину за талию и привлек к себе.
– Батистина… моя душенька… как вы прелестны… О, какая тонкая талия! Да, я зол, чертовски зол! Я задыхаюсь от ревности! Горький ком застрял у меня в горле! Мысль о том, что вы будете принадлежать другому, невыносима! Вы это понимаете? А ваш жених? Я желал бы задушить его!.. Как только подумаю, что завтра он будет иметь все права на вас… О! Я теряю всякий контроль над собой! А все из-за вас! Из-за вас, Батистина, я готов забыть обо всем на свете! О всех приказах и поручениях!
Эрнодан крепко держал Батистину за плечо и почти тряс ее при каждом слове.
«Господи, о чем это он там говорит? – спрашивала себя Батистина. – Правда? Жеодар завтра будет иметь все права? Какие права? Что все это значит? И он ревнует! Но к кому? Какой, право! Как все это интересно… Но, быть может, мне не следует так долго оставаться в его объятиях? А что бы было, если бы сейчас в комнату вошел Жеодар? А если бы это был Людовик?»
Неожиданно губы Эрнодана нежно коснулись виска Батистины. Он покусывал пряди волос, золотистых и мягких, словно шелк. Юноша страстно прижал ее к своей груди. Батистина замурлыкала от удовольствия, хотя угрызения совести не оставляли ее. Ей было приятно в объятиях Эрнодана, но все же она немного смущенно думала о Жеодаре и о Людовике… Эрнодан покрывал ее щеки поцелуями, спускаясь все ниже… Она вздрогнула и решила отложить до лучших времен анализ своих мыслей и чувств. Пока что ей было очень хорошо. Батистина вся подалась навстречу юноше. Приятная теплота разливалась по всему телу, охватывала бедра…
– Моя душенька, вы похитили мою душу, – продолжал Эрнодан, становясь все более смелым и откровенным. Мне никогда не забыть, как вы спали у меня на плече…
Вдруг раздался вопль неподдельного ужаса, и на пороге комнаты появилась разъяренная Элиза.
– Пресвятая Дева Мария! Что я слышу? Что я вижу? – восклицала добрая старая няня, не помнившая себя от страха и возмущения. Ноги отказывались ей служить, и она грузно опустилась на стул.
– О, дорогая! Не расстраивайся! Давайте все вместе поужинаем, а потом господин де Гастаньяк отправится в Версаль! – говорила Батистина, невинно улыбаясь и покрывая няньку поцелуями. Старушка не могла устоять перед лаской Батистины, и плутовка этим пользовалась, когда хотела смягчить или разжалобить ее сердце.
– Хорошо, хорошо! Идем, голубка, но больше я тебя не оставлю одну ни на секунду! – заявила Элиза твердо, бросив на Эрнодана взгляд, исполненный такой ненависти, что юноша едва не умер на месте.
Батистина расхохоталась, протянула Эрнодану руку и повела его на кухню, где уже набивал себе брюхо Лафортюн.
– Хоть бы продержаться… продержаться до завтра! – вздохнула старая няня, глядя вслед молодым людям, спускавшимся по лестнице. – А там уж… как Богу будет угодно!
9
– Да здравствует новобрачная!
– Ура! Ура! Многие лета счастливой жизни нашей барышне!
– Ах, до чего же она красива!
– Как хороша!
– Да здравствует жених!
– Желаем счастья, господин граф!
Батистина весело отвечала на приветствия крестьян, стоявших по обе стороны дороги, по которой медленно ехала карета.
«О, я хотела бы каждый день выходить замуж! Как чудесно!» – подумала Батистина, очарованная тем, что ее свадьба привлекла внимание всей округи.
Ради такого случая крестьянки принарядились, вытащив из сундуков праздничные кофты, косынки и разноцветные полосатые юбки. На головах у всех белели свеженакрахмаленные чепчики, а на плечах развевались пестрые шали. Мужчины, столь же возбужденные, как и их жены, сбросили свои деревянные сабо[8]8
Сабо – деревянные башмаки с загнутыми кверху носами.
[Закрыть] и каждодневную рабочую одежду, напялив новые кафтаны и чистые полотняные рубашки, приберегаемые для воскресных походов к мессе.
Батистина твердо решила присоединиться к крестьянам после торжественного обеда в замке дю Роше и сплясать с ними ригадон под звуки расстроенных скрипок и волынок. Для веселья была оборудована большая рига. В ней были накрыты огромные столы для всех желающих принять участие в празднестве. Господин Жеодар не поскупился, и столы просто ломились от яств и бочонков с вином. Господа вместе с высокопоставленными гостями должны были отобедать в замке.
– Эй! Мадемуазель Батистина! Вы не ляжете в постель с вашим муженьком, пока не спляшете с нами танец – другой! – прокричал высокий рыжий парень.
Крестьянки, старые и молодые, захихикали, словно заговорщицы.
– Ох, замолчи же, Альбен! Что такое ты говоришь? Ну и ну!
– Не слушайте его, мадемуазель!
Батистина покраснела. Она знала почти всех этих славных людей по именам и припомнила, что частенько встречала рыжего кудрявого Альбена во время конных прогулок. Парень всегда был отменно вежлив, но Батистина ловила на себе его взгляды, в которых горел какой-то странный огонь. Сейчас этот рыжий парень произнес вслух то, о чем она сама думала с самого утра. Она отвела глаза и посмотрела на разряженных крестьянок.
«Сегодня ночью… сегодня ночью я наконец узнаю великую тайну… Этой ночью я буду спать в одной постели с Жеодаром, и все будут считать, что это очень хорошо и правильно!» – душа Батистины пела и торжествовала.
– Эй, господин граф, бросайте еще! Еще! Еще! – кричали на бегу деревенские мальчишки.
Батистина выглянула в окошко, чтобы посмотреть на карету, где сидел Жеодар. Новоиспеченный граф кидал в возбужденную толпу пригоршни мелких монеток.
– Спасибо, господин граф!
– А мне? Мне, мне, ваше сиятельство!
Жеодар буквально лопался от гордости. Сегодняшний день был самым счастливым днем в его жизни! Невероятный, ошеломляющий успех! Он гордо восседал в карете и то и дело поглядывал на свеженарисованный графский герб на дверце. В нос Жеодару бил запах краски, но это нисколько не огорчало его, а, наоборот, страшно радовало. Он обернулся и послал Батистине воздушный поцелуй, а затем еще, еще и еще…
– Как же тебе повезло, дорогая! Твой муж красив, богат и влюблен в тебя как сумасшедший! Я наблюдала за ним, когда вы заключали брачный контракт, и могу побиться об заклад на что угодно – он не слышал ни единого слова из речи достопочтенного мэтра Батона. Клянусь, он пропустил мимо ушей весь список своих даров тебе, моя милая, а ведь список этот был весьма внушителен! Да что там говорить! Ты получила королевский подарок и теперь будешь просто купаться в золоте! – говорила с улыбкой госпожа Ленорман д’Этьоль, ехавшая в карете новобрачной вместе с господином Папулем де Граншаном.
Батистина не ответила. Жанна-Антуанетта раздражала ее с самого утра, особенно своими странными поучениями-рассуждениями. И невозможно было понять, говорила она серьезно или смеялась, завидовала Батистине или издевалась над ней!
Батистина вздохнула и приняла твердое решение, что ни за что и никому не позволит испортить такой чудесный день. Первый теплый день в этом году!
– А вот и весна пришла! И как раз ко дню моей свадьбы! – воскликнула она, указывая на распустившиеся почки и на весенних пташек, чей неумолчный щебет сливался с радостными возгласами крестьян.
– Ах! Батистина у нас настоящая поэтесса! Какая же ты смешная, право!.. Ну, скажи наконец, ты счастлива? – госпожа Ленорман подчеркнуто-заботливым жестом поправила букетики подснежников, прикрепленные рукой мастера к волосам новобрачной.
– Ну разумеется, госпожа Ленорман, наша невеста счастлива! Но сегодня так много волнений для нее, да и для всех нас! Да что там говорить, я и сам разволновался. У меня такое впечатление, будто я выдаю замуж родную дочь! – промолвил славный господин Папуль, ободряюще похлопав Батистину по руке.
Девушка с признательностью взглянула на своего нового друга.
День так славно начался, но сейчас какое-то смутное беспокойство терзало Батистину.
– Твой очаровательный супруг не смог тебя сопровождать, Жанна-Антуанетта, раз ты приехала одна? – вдруг лукаво спросила Батистина у подруги. Госпожа Ленорман вздрогнула, будто ее укололи булавкой. Да, собственно говоря, так оно и было, только колкость была словесная.
– Нет, дорогая, бедняга…
– Очень болен… Он, как всегда, простужен, – закончила за нее Батистина и звонко рассмеялась.
Пришедший от ее смеха в восторг господин Папуль посмотрел на молодых женщин. Он считал их лучшими подругами в мире. Батистина и в самом деле мило улыбалась Жанне-Антуанетте, но в душе у нее бушевали противоречивые чувства. Госпожа Ленорман заключала ее руки в свои, быть может, испытывая угрызения совести.
– Да здравствуют жених и невеста!
– Да здравствуют граф и графиня!
Кареты совершили круг по площади. Приветствия зазвучали с новой силой. Батистина увидела, как Жеодар спрыгнул с подножки кареты и послал ей воздушный поцелуй. Он снял шляпу, взлетел по ступеням и исчез под церковными сводами. За ним поспешила Элиза, игравшая роль посаженой матери.
«Я его люблю… я его люблю, – вновь подумала Батистина, и сердце у нее учащенно забилось. – Я стану его женой. Сегодня ночью я стану настоящей женщиной…»
– Не желаете ли сойти, мадемуазель? Пора! – Голос господина Папуля вывел Батистину из задумчивости. Она оперлась на протянутую руку.
Разодетый во все новое, Блезуа ожидал их у дверей церкви с алебардой в руках. Мадемуазель Барба Данден, старая дева, которую все в приходе считали святой, ударила по клавишам органа.
Батистина приготовилась выйти из кареты.
– Но ты мне не ответила, Батистина! Ты счастлива? Ни о чем не жалеешь? – прошептала Жанна-Антуанетта, удерживая подругу за руку.
– О, ты меня раздражаешь, дорогая! – выпалила Батистина.
Вдалеке застучали копыта. Кто-то гнал коней галопом. Все повернули головы в ту сторону, откуда доносились эти звуки. На площадь вылетели рейтары под предводительством Эрнодана де Гастаньяка. Они сопровождали огромную роскошную карету. В карете никого не было. Пропыленный и полузадохнувшийся от бешеной скачки корнет спешился и встал перед упряжкой. Он с укоризной посмотрел на новобрачную, а потом с удрученным видом человека, потерявшего все, тоже вошел в церковь.
Батистина порозовела от смущения и попыталась вырвать руку из руки Жанны-Антуанетты. Но не тут-то было, ибо госпожа Ленорман еще сильнее стиснула руку подруги.
– Маленькая хитрая бестия! Ты выходишь замуж за человека, который тебя обожает, но ты-то сама… Кого из них ты любишь? – выдохнула Жанна-Антуанетта в то время, как господин Папуль стоял на паперти и ждал, когда же закончится бесконечное шушуканье. Славный добрый старик полагал, что время и место для «последних советов новобрачной» были выбраны весьма неудачно.
– Кто бы говорил, Жанна-Антуанетта! Лучше позаботься о господине Ленормане! Оставь свои дурацкие вопросы! И вообще, я не понимаю, чего ты от меня хочешь! Что за вздор ты несешь?! – ответила задетая за живое Батистина.
– Ах так! Значит, не понимаешь? Хотела бы я все-таки знать, каким это образом тебе удалось выпросить титул графа для Жеодара, – пустила отравленную стрелу Жанна-Антуанетта, освобождая руку Батистины.
– Ну уж, разумеется, я не писала бесстыдных любовных записок и не подписывала их «Золотистые глаза»! Подумать только! – бросила Батистина со смехом.
Госпожа Ленорман побледнела от ярости.
– Маленькая ханжа! Как она смогла прочитать записку, которую я послала королю? Неужели он сам ей показал? О! Я отомщу!.. Я отомщу!.. – прошипела Жанна-Антуанетта. Губы у нее побелели, руки затряслись, в глазах сквозила ненависть.
Крайне довольная тем, что сумела заткнуть госпоже Ленорман рот, Батистина перестала интересоваться подругой и тотчас же выбросила ее из головы. Она легко, словно птичка, выпорхнула из кареты и оперлась на руку господина Папуля.
Толпа восхищенно загудела.
– Какая прелесть!
– Какая красавица!
– Такая милая, кроткая!
– Такая трогательная!
– Счастливец Жеодар! Ну и повезло ему!
Батистина, скромно потупив глаза, двинулась к алтарю под восхищенные охи и ахи, а мадемуазель Барба Данден все сильнее била по клавишам несчастного инструмента. Батистина скользила по неровному полу старой церкви, держа под руку умиравшего от гордости господина Папуля.
– Моя голубка! Моя милая голубка! – закудахтала Элиза, выставив на всеобщее обозрение залитое счастливыми слезами лицо. Старая няня устремилась к своему детищу, намеревавшемуся занять место перед алтарем рядом с не помнившим себя от счастья Жеодаром.
Девушка почувствовала на себе пламенный взгляд жениха. Она была так хороша, так изысканна в своем атласном светло-желтом платье, расшитом разноцветными шелками! Очень смелое декольте было отделано тончайшими кружевами.
Батистина подняла глаза на жениха.
Жеодар тоже был воистину великолепен в своем бархатном коричневом с золотистой искрой камзоле. Батистина улыбнулась жениху и позволила взять себя за руку. Они медленно опустились на скамейку.
– Ах! Голубки! Настоящие голубки! – прошелестело по рядам.
Мадемуазель Барба прекратила производить дикий шум, и в церкви зазвучали голоса. Все обменивались впечатлениями в ожидании господина кюре.
Батистина огляделась по сторонам и заметила Эрнодана, стоявшего рядом с исповедальней. Он не сводил с нее глаз, а позади стоял Лафортюн и зевал во весь рот.
«Почему он явился сюда? Неужели карету прислали за мной? Быть может, король ждет меня? Он ведь писал про какой-то сюрприз… Ах, нет! Я не покину Жеодара сегодня! Ни за что!» – подумала Батистина, любезно улыбаясь молодому рейтару.
Погрузившись в мечты, она не заметила, как в дверях появился кюре, а только почувствовала, что Жеодар крепко взял ее за руку повыше локти и почти поставил на ноги. Все присутствующие последовали примеру жениха и невесты. Заскрипели скамьи…
Батистина расправила свою юбку с огромными фижмами, по последней моде, как уверяла портниха. Зазвонили колокола. Вошел взволнованный донельзя кюре. Впереди него шел Блезуа, сиявший от счастья, а позади – два мальчика-служки.
Батистина от души улыбнулась старому священнику. Кюре поднялся на хоры, где его ожидали будущие супруги. Добрый старик слегка откашлялся, прочищая горло.
– С великой радостью, возлюбленные чада мои, сочетаем мы сегодня законным браком мадемуазель Батистину де Вильнев-Карамей с графом Жеодаром Кастильоном дю Роше. Мадемуазель Батистина выросла здесь, в Мортфонтене, у нас на глазах, затем, будучи еще совсем маленькой девочкой, она отправилась в пансион к сестрам-урсулинкам… и вернулась сюда сиротой…
Опечаленная напоминанием о тяжелой утрате, Батистина опустила голову.
– Но сегодня, к нашей великой радости, она вновь обретает семью, выбрав себе в супруги человека, чьи несомненные заслуги перед обществом и высокие моральные достоинства были оценены его величеством и принесли этому человеку титул графа. Его величество король Франции Людовик XV по справедливости пожаловал этот титул жениху мадемуазель де Вильнев, так что мы можем сказать, что она выбрала достойнейшего из достойных…
Отец Гиацинт удовлетворенно кивнул несколько раз и обвел взглядом всех присутствующих. Он был доволен самим собой, – он нашел подобающие слова и видел, что все собравшиеся жадно внимают ему.
«Мое сердечко… мое сердечко… я так скучаю без тебя…» – послышалось Батистине. Она еле сдерживала рыдания, вспоминая хрипловатый голос короля.
Жеодар, неверно истолковав волнение невесты, взял ее за руку, поймав на себе всепонимающий взгляд кюре.
«О, нет! Наконец-то мне стало ясно, я хотела бы, чтобы рядом со мной сейчас стоял Людовик!» – подумала Батистина, искоса взглянув на жениха. На секунду ей показалось, что вместо полного, даже чуть одутловатого лица Жеодара она видит правильные черты лица и бархатные глаза короля. Она нежно улыбнулась. Жеодар еще крепче сжал маленькую ручку. Батистина спустилась с облаков на землю.
Отец Гиацинт поправил очки и принял из рук почтительно склонившегося Блезуа молитвенник.
Мадемуазель Барба дважды ударила по клавишам органа. Батистина поняла: сейчас начнется обряд венчания. Страшная тоска навалилась на нее; сердце учащенно забилось. Она обернулась, уверенная в том, что все заметили, в какой она панике. Она поймала взгляд Эрнодана. Юноша подал ей какой-то знак, но Батистина не поняла, что он значил.
– Во имя Отца и Сына и Святого духа…
Батистина вновь посмотрела на старого священника и торопливо перекрестилась, немного позже, чем все присутствующие. От возбуждения на глазах у нее выступили слезы; веки пощипывало. Жеодар тоже взглянул на несчастного Эрнодана, и во взгляде его горела ненависть.
– Черт бы побрал этого корнета! – пробормотал жених.
– Тсс! – недовольно сдвинул брови отец Гиацинт, призывая к порядку жениха и невесту, которые, на его взгляд, слишком уж оживились и вели себя не совсем подобающим образом.
Батистина вновь опустила голову. Сейчас она походила на святую с какой-нибудь средневековой миниатюры. Солнечные лучи проникали в церковь сквозь витражи, и в золотистых волосах девушки вспыхивали тысячи крохотных огоньков. Жеодар не мог отвести глаз от словно окруженной нимбом головки.
Отец Гиацинт забормотал по-латыни молитву.
– Вы пришли сюда, чтобы перед лицом нашей Святой Матери Церкви заключить брак?
– Да, отец мой! – четко выговорил Жеодар, довольный тем, что ему удалось избежать вульгарного обращения «Господин кюре», как говорят простолюдины.
«После торжественного обеда мы отправимся танцевать, а потом… мы вернемся и в карете я положу голову ему на плечо, как Эрнодану… Слуги погасят в замке факелы и свечи… и это будет моя брачная ночь… моя брачная ночь… О, если бы это был Людовик или Эрнодан!.. О! Людовик! И почему я не могу выйти за него замуж! А ведь он хочет, чтобы я присоединилась к нему в Версале… О, Боже! Что скажет Жеодар!» – думала Батистина. В горле у нее пересохло, щеки горели, перед глазами плыли круги… Она молитвенно сложила руки.
– Моя дорогая малютка! Вы молитесь, и это прекрасно! Но вы должны ответить на мой вопрос, – вкрадчиво сказал отец Гиацинт.
Батистина подняла голову и заметила, что Жеодар с тревогой смотрит на нее.
– О, простите, отец мой! Вы меня о чем-то спросили?
– Да, дитя мое! Я вас уже в третий раз спрашиваю: вы пришли сюда, чтобы перед лицом нашей Святой Матери Церкви заключить брак?
– Да! Да, отец мой! – торопливо ответила Батистина, кивая головой. У Жеодара вырвался вздох облегчения. Эта малышка сводила его с ума. Он прижался рукой к локотку Батистины. Прикосновение горячего мужского тела вновь вернуло Батистину на землю, и у нее внезапно, как это всегда с ней бывало, резко изменилось настроение. Она заулыбалась. Сейчас она любила только Жеодара и хотела выйти за него замуж. Через несколько часов она останется с ним одна… Совсем одна, Кровь запульсировала у нее в висках… Одна, в объятиях мужа…
– Вы принадлежите к лону нашей Святой римско-католической церкви? – продолжал вопрошать отец Гиацинт.
– Да, отец мой! – хором ответили жених с невестой.
Девушку все больше и больше охватывало нетерпение. Отец Гиацинт начал ее раздражать, ибо он явно не спешил, растягивая удовольствие.
«Интересно, Жеодар меня сам разденет или призовет на помощь горничную?» – внезапно подумала Батистина, одновременно ужасаясь оттого, что подобные грешные мысли приходят ей в голову в такую минуту, да еще в святом месте.
– Вы явились сюда по доброй воле и безо всякого принуждения?
– Да, отец мой! – опять хором ответили Жеодар и Батистина.
Девушка уже почти не слушала вопросов и отвечала машинально. Она опять стала рассеянной, мысли проносились в ее золотистой головке со скоростью вихря.
«Я и с Людовиком была наедине… А что бы случилось, если бы в тот момент не было торжественного публичного обеда?»
Батистине стало очень жарко, и она поднесла руку к груди.
– Вы так прелестны, моя дорогая! Сегодня вечером мы наконец-то будем одни! – послышался шепот влюбленного Жеодара.
Батистина нежно и ласково улыбнулась склонившемуся к ней жениху.
– Сообщаем всем присутствующим, что мы не делали заранее оглашения в церкви предстоящего брака между мадемуазель де Вильнев-Карамей и господином графом Жеодаром Кастильоном дю Роше, потому что они получили разрешение его высокопреосвященства, освобождающее их от обязательного троекратного оглашения в церкви, принимай во внимание то, какими высокопоставленными лицами являются будущие супруги. Итак, мы объявляем вам, что две вышеупомянутые персоны приняли решение соединиться брачными узами перед лицом нашей Святой Матери Церкви. Если существует какая-либо причина, которая является препятствием для заключения данного брачного союза, повелеваем всякому, кому таковая известна, объявить сейчас об этом. Сокрытие истины карается отлучением от церкви.
Батистина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
«Господи! До чего же мне надоел отец Гиацинт! Ну можно ли так тянуть время! – подумала она. – Это уже не венчание, а великая пасхальная месса!»
Батистина повернула голову и взглянула на Жеодара. Тот самодовольно улыбался.
«У него красивый рот, и я хочу, чтобы он меня опять поцеловал, как в день нашей помолвки!» – Батистина едва не выпалила эту фразу вслух, но вовремя прикусила язычок.
Отец Гиацинт, произнеся ничего не выражавшим голосом заученную формулировку, улыбнулся жениху и невесте. Он еще раз с удовольствием оглядел всех разодетых ради такого случая прихожан и элегантных гостей. В церкви царила благоговейная тишина. К священнику приблизился сиявший от радости Блезуа и скромно, но с сознанием собственного достоинства подал на бархатной подушечке обручальные кольца. Отец Гиацинт знаком велел жениху и невесте преклонить колени. Батистина и Жеодар тотчас повиновались. Жеодар вновь завладел рукой Батистины, которую она отдавала ему навеки. Она обратила внимание, какие у него крепкие загорелые руки…
«Скоро я буду ощущать эти руки на своем теле… – подумала она смущенно. – Да, Жанна-Антуанетта права, я – чудовище, настоящее чудовище! Я должна была бы молиться… Молиться без конца… Сегодня – самый прекрасный день в моей жизни!»
Батистина еще ниже склонила голову в знак раскаяния.
– Так как нет никакой причины, препятствующей заключению этого брака… – начал отец Гиацинт, собираясь благословить брачующихся.
– Нет, есть причина! Остановитесь! – прогремел мужской голос.
Все присутствующие, пораженные словно громом, повернули головы.
