Текст книги "Флорис. «Красавица из Луизианы»"
Автор книги: Жаклин Монсиньи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
– Ах, времена меняются, госпожа Бернашон, король опаздывает уже на полчаса. Такого никогда не бывало при покойном короле! – тихо произнес мужской голос за спиной Батистины. Девушка обернулась, а Ришелье делал вид, будто не видит, что их затерли в толпе простолюдинов.
Батистина мило улыбнулась пожилой супружеской парс, вероятно, ремесленникам или мелким торговцам, стоявшим у нее за спиной.
– Вы правы, друг мой… Чего же вы хотите, нынче все не так, как раньше… – отвечала полнотелая мадам Бернашон. – А в прошлый раз король явился вовремя, и ему подали двадцать восемь блюд…
У Батистины вырвался смешок:
– Значит, вы часто приходите?
Герцог Ришелье закатил глаза. Ему было сказано, что не простят ни одной ошибки. А эта болтушка вздумала вступить в беседу с какими-то мелкими лавочниками!
– Ах, моя любезная барышня, вот уже пятьдесят лет мы с супругой приходим поглядеть на нашего короля. Не так ли, женушка? – прошамкал старик, обнажая гнилые зубы.
– Ну конечно, муженек. Раньше-то, милая барышня, у нас была лавчонка в Версале, и мы каждое Божье воскресенье отправлялись во дворец посмотреть, как обедает покойный король. Вот это было удовольствие так удовольствие! Скажи-ка, господин Бернашон!
– Ну да, ну да! – закивал старик. – Но теперь-то совсем не то! С тех пор как мы покинули Версаль и переехали жить к племяннику в Компьень, мы редко видим молодого короля. Ведь он лишь изредка приезжает сюда… А сегодня мы страх как довольны, что присутствуем на королевском обеде.
– Тсс, замолчите, старый болтун! – зашипела госпожа Бернашон, хлопая мужа по руке.
Батистина отвернулась от супружеской пары и взглянула на входную дверь. Швейцарцы дважды щелкнули каблуками. Вдалеке двигалась торжественная процессия. Дамы при ее приближении опускались в глубоких реверансах, мужчины низко кланялись.
Батистина поискала взглядом короля и, к своему разочарованию, не увидела его. Придворные приветствовали главного хранителя королевских столовых приборов, с высочайшим почтением несшего ларец, где и хранились драгоценные предметы.
Батистина от всей души пожалела беднягу, с видимым усилием тащившего изукрашенный драгоценными камнями ларец – предмет, почитавшийся во дворце за святыню, был явно очень тяжел.
Впереди шел главный церемониймейстер с жезлом в руке, а позади – вооруженный до зубов телохранитель короля, за ними следовали духовник короля и многочисленная челядь.
– Ах, вот и он, Огюстен! Что-то он сегодня плохо выглядит! – зашептала госпожа Бернашон.
Трепещущая от волнения Батистина увидела Людовика, медленно шедшего впереди вельмож, составлявших его свиту. Среди них она узнала кое-кого из тех, кто принимал участие во вчерашней охоте. Любимые собачки короля – курносый мопс и уже знакомая Батистине левретка Мессалина – тоже входили в королевскую свиту.
Придворные и простолюдины, допущенные на публичный обед, молча кланялись, Людовик шел медленно, чинно, лицо у него было холодное, отчужденное, глаза – прищурены, словно он никого не желал видеть. На нем был роскошный кремовый шелковый камзол, расшитый золотыми и ярко-алыми нитями. На туфлях сверкали огромные пряжки с бриллиантами.
Батистина не узнавала короля. Теперь это был совершенно незнакомый, холодный, надменный, недоступный человек; окружающие взирали на него с обожанием, как на божество. Девушка подумала, уж не было ли сном все, что произошло между ними.
Король сел за стол. Отлично выдрессированные собачки улеглись за креслом, поближе к огню. Батистине показалось, что Людовик изо всех сил борется с зевотой. Перед столом один за другим проходили дворецкие, предлагавшие королю горячие и холодные закуски, супы, жаркое, жареных кур, индеек, фазанов, куропаток, копченую и запеченную телятину, окорок, баранину, внушительных размеров пироги с поджаристой корочкой… Непрерывная череда блюд…
– Эй, Огюстен! Какая жалость! Король-то наш, видать, болен! Он же ничего не ест!
«И ничего тут нет удивительного! Если бы вы знали, сколько супа и рагу он съел только что!» – подумала Батистина, стараясь подавить смех.
Внезапно король поднял голову:
– Маркиз де Фламарон!
– Да, сир, – тотчас же отозвался один из придворных, стоявших позади полукруга, образованного восседавшими на табуретах высокородными дамами.
Король сделал вид, что ищет глазами маркиза. Карие бархатистые глаза обежали толпу, быстро скользнув по той части гостиной, где стояли Батистина, Ришелье и супружеская чета. Казалось, взгляд короля не задержался ни на секунду ни на ком из них, однако Батистина ощутила словно ласковое прикосновение теплой руки. В этом взгляде ей почудилась огромная печаль, король словно говорил ей:
«Ты видишь, мое сердечко, я так одинок. Я хотел, чтобы ты поняла, как мне нужна. Я здесь – пленник… несчастный пленник…»
В зале воцарилась тишина. Король, наконец-то, с кем-то заговорил! Принцессы и герцогини с завистью смотрели на маркиза.
– Мы будем охотиться завтра в лесах под Версалем, маркиз, позаботьтесь о списке приглашенных!
Присутствующие недоуменно переглянулись. Еще никогда прилюдно король не говорил так много!
Маркиз, совершенно ошалевший от оказанной ему чести, согнулся в три погибели, прежде чем вновь занял свое место. В кружке знатных дам возник легкий шелест: дамы перешептывались. Фраза, небрежно брошенная королем, означала, что следовало укладывать вещи в сундуки и отправляться в Версаль.
Вдруг Батистина с ужасом заметила, что все придворные и все допущенные к обеду простолюдины обернулись и стали ее рассматривать совершенно бесцеремонно. Дело было в том, что крохотная Мессалина заскучала у камина и, узнав в толпе свою недавнюю приятельницу, с веселым лаем бросилась к ней. Собачка радостно подпрыгивала, повизгивала, махала хвостиком и болтала лапками в воздухе, пытаясь прикоснуться к платью девушки, а все присутствующие с нескрываемым любопытством наблюдали эту сцену.
Батистина нагнулась и погладила маленькую головку, а затем шепнула Мессалине на ушко:
– Умоляю тебя, Мессалина! На нас смотрят! Вернись скорее к своему хозяину.
Левретка еще раз-другой подпрыгнула и с явной неохотой повиновалась. Она поджала хвостик и поплелась обратно к камину. Ни единый мускул не дрогнул на застывшем, словно маска, лице короля. Он, казалось, ничего не заметил.
– Жребий брошен, герцогиня!
– Да, да, именно так!
– Теперь мы знаем, кто будет следующей фавориткой! – зашушукались придворные.
Лакеи внесли подносы и вазы с фруктами. Король сделал знак, что желает удалиться. Он подозвал своих собак, поднялся и пошел прочь, ни разу больше ни на кого не взглянув. Батистина прижалась спиной к стене. Она чувствовала себя бесконечно усталой и одинокой.
Гостиная постепенно опустела. Лакеи уносили блюда, а главный хранитель королевского прибора позаботился о драгоценном ларце.
– Прощайте, милая барышня, похоже, вы любите животных… Так до скорого свиданьица, заходите повидать нас, ежели будете в Компьене. Мы живем на улице Эшодуар, в двадцать восьмом нумере, – раскланивались добродушные старые лавочники, единственные, кто не понял, почему собачка короля узнала Батистину.
Она поблагодарила стариков вежливой улыбкой.
– Я провожу вас до кареты, мадемуазель, – склонился в поклоне Ришелье.
Батистина оперлась на руку герцога и точно во сне последовала за ним.
Во внутреннем дворе она с величайшим облегчением обнаружила все ту же карету, около которой ожидал ее Эрнодан де Гастаньяк со своими бравыми рейтарами.
– Проводите мадемуазель де Вильнев-Карамей в ее поместье! – приказал герцог и вновь склонился перед девушкой: – Ваш покорный слуга, мадемуазель!
Дверца кареты со стуком захлопнулась. Батистина повернулась к окошку, пытаясь рассмотреть плохо освещенные улочки Компьеня. Смеркалось. Всего лишь несколько прохожих торопливо спешили по домам. Рейтары, высоко держа пылающие факелы, освещали путь. Лошади с рыси перешли в галоп. Карета выехала за пределы городка и мягко покатила по проселочной дороге. Внезапно лошади замедлили свой бег, и карета остановилась.
– Подержи-ка повод моего коня, Лафортюн! Командуй эскортом сам, – властно приказал Эрнодан де Гастаньяк и отворил дверцу.
– Можешь на меня положиться, мой дорогой корнет! – заржал Лафортюн. – Уж я-то понимаю, в чем дело…
– Хм… вы позволите… составить вам компанию… мадемуазель? Дорога-то неблизкая… и я хотел удостовериться, что вы не боитесь одна… – промолвил Эрнодан, просовывая в карету свою кудрявую голову и мило улыбаясь.
Батистина тоже приветливо улыбнулась и протянула ему руку. Эрнодан, окрыленный первым успехом, на ходу вскочил в карету. Он галантно склонился над рукой девушки, поцеловал кончики пальцев и уселся рядом с Батистиной.
– Вперед, Лафортюн! – приказал он, захлопывая оконце.
– Эгей! Но-о-о! Пошли! Жалкие клячи! А то мы тут все перемерзнем!
Карета вновь покатила по дороге.
– Эй! Как дела, корнет? Ничего не требуется? А если что нужно, то скажите, не стесняйтесь! Лафортюн всегда рядом! – гремел толстый рейтар, трясясь рядом с каретой.
Батистина прищурила глаза. Ее забавляла эта сцена, но чего-то она все-таки не понимала. Эрнодан погрозил нахалу кулаком, и тот, наконец, отстал.
Молодые люди молча сидели бок о бок. Тишину нарушали только щелканье кнута да стук копыт. Эрнодан пару раз кашлянул и прервал молчание:
– Вам удобно, мадемуазель?
– Да, очень, благодарю вас, господин де Гастаньяк.
В карете вновь повисло томительное молчание. Эрнодан издал звук, похожий на робкий смешок.
– Хм… хм… А вам ничего не нужно? Мне бы доставило огромное удовольствие… удовлетворить любое ваше желание…
– О, нет, вы очень любезны, господин де Гастаньяк! Мне очень хорошо… – заверила юношу Батистина, еле-еле выговаривая слова.
Внезапно молодой рейтар резко подвинулся к своей спутнице.
– О, мадемуазель, я все время думал только о вас, весь вчерашний день, всю ночь! Я совсем не спал! А когда герцог Ришелье приказал мне сопровождать его в ваш замок, я так и подпрыгнул от радости!
Он яростно жестикулировал, как все южане, и его робость, казалось, улетучилась навсегда. Он схватил руку Батистины и поднес ее к губам, а затем осмелел настолько, что покрыл поцелуями всю руку до самого локтя. Он уже не мог сдерживать свою безудержную радость от сознания того, что находится наедине с обожаемой девушкой в этой карете. Батистина все ниже опускала голову. Осмелев и еще более приободрившись, юноша обвил талию Батистины рукой и притянул девушку к себе на грудь.
– О, мадемуазель! Бат… О, моя душечка! Я сгораю от любви, как только начинаю думать о вас! О, какое счастье вновь сжимать вас в объятиях! Ведь вы подарите мне один поцелуй, не так ли? Я люблю вас, моя душечка, я люблю вас…
Батистина уронила свою отяжелевшую, одурманенную головку с растрепавшимися кудрями на мужское плечо.
– Я тоже… очень… вас люблю, Эрнодан, – выдохнула Батистина. Грудь ее внезапно сотряслась от рыданий, и слезы неудержимым потоком хлынули из глаз. Юноша был потрясен.
– Но… но, мадемуазель, что с вами? Боже мой, я был груб? Вы на меня сердитесь? – шептал Эрнодан в отчаянии.
– О, нет! Не-е-е-т! – всхлипывала Батистина. – Я… я… я… так несчастна!
Обескураженный и испуганный Эрнодан сполз с сиденья и опустился на колени перед предметом своей пылкой страсти.
– Ну, расскажите же мне о вашем горе, моя душечка, а то я ничего не понимаю… Кто вас обидел? Кто-то из Компьеня? О, скажите же мне имя вашего обидчика, Бога ради, я вызову его на дуэль… Я убью его… Говорите же, Батистина, говорите…
– Н-е-е-ет! Никто не… не… сделал мне ничего… дурного…
– Но тогда… почему же вы плачете?
– Я… я… я не зна-а-а-ю… – продолжала жалобно всхлипывать Батистина.
Эрнодан де Гастаньяк вновь опустился на подушки и глубоко задумался. Батистина слышала, как он тяжело вздыхал, но она была слишком поглощена своим собственным горем, чтобы думать о мыслях, пришедших в голову ее спутнику. А он вдруг подумал, что совершенно не способен понять загадочную женскую душу.
Карету подкинуло на ухабе, и словно чья-то невидимая рука еще сильнее прижала Батистину к юноше. Это вызвало новый взрыв рыданий.
– Я… я… я хочу умереть… или уйти в монастырь… – простонала Батистина.
Плечо у Эрнодана было широкое и крепкое. От юноши приятно пахло лошадьми, табаком и еще чем-то неуловимым… Батистина устроилась поудобнее. Ее золотистые волосы растрепались, разлетелись в стороны и щекотали щеку Эрнодана, но это ощущение было приятным.
На первой же станции Лафортюн, сгоравший от любопытства, сунул в дверцу свою дерзкую лохматую голову и обомлел.
– Тихо! Пошел прочь! – зашипел Эрнодан.
– Господи, ну надо же! Где ж это видано! Тоже мне соблазнитель! Не рейтар, а какая-то нянька!.. – забрюзжал Лафортюн, будто на карту была поставлена честь полка.
Батистина, не сознававшая, какую бурю чувств она породила в мужчинах, внезапно успокоилась и уснула на плече у Эрнодана. На ее губах застыла улыбка.
8
– Эй! Ну вот мы и приехали, корнет! – ревел Лафортюн, абсолютно уверенный в том, что говорит тишайшим голосом.
Батистина тотчас же проснулась на плече у Эрнодана. Она уже позабыла про свои горести и печали и была в отличном расположении духа. В гостиной замка Батистину и ее верного рыцаря ждал сюрприз: Элиза и Жеодар, расположившись друг против друга, громко храпели, поджидая свою воспитанницу и нареченную.
Батистина громко рассмеялась.
– Ах, я так беспокоился за вас, мадемуазель. Я отправил людей на поиски по всем лавкам Компьеня. Клянусь, они обшарили все, но безрезультатно! А вы являетесь среди ночи, да еще с таким сопровождением! – сухо сказал господин Кастильон дю Роше, с трудом продрав глаза. Он придирчиво рассматривал свою невесту и рейтара, упрямо продолжавшего стоять рядом с девушкой.
– Это я попросила господина Жеодара дождаться твоего возвращения, моя голубка. Я просто с ума сходила, что ты так бесконечно долго делала покупки… А ведь на дорогах полным-полно бандитов… да еще всякие кабаны, волки… – хныкала Элиза, давая понять Батистине, что следует придерживаться версии о необходимости предпринять покупки к свадьбе.
– Ах, как это любезно с вашей стороны, что вы послали людей искать меня! Но, уверяю вас, это было совершенно напрасно! Господин де Гастаньяк защитил бы меня от любого, кто посмел бы напасть. Он любезно сопроводил меня… – сказала Батистина так, будто не было ничего удивительного в ее позднем появлении, да еще в компании молодого рейтара. Она сделала вид, что не заметила, каким сварливым тоном сделал ей выговор жених. Юный корнет, зажав под мышкой треуголку, воинственно щелкнул каблуками.
Жеодар сдвинул брови. Он властно взял Батистину за руку и увлек ее за собой в другой конец гостиной, а Эрнодан и Элиза рассматривали друг друга, одновременно прислушиваясь, чтобы не упустить ни словечка из интереснейшей беседы жениха и невесты.
– Должен признать, Батистина, я до крайности удивлен и даже шокирован вашим поведением. Разве может невеста так вести себя? Ведь послезавтра свадьба! Неужели вы забыли? Неужели вы забыли даже то, что произошло между нами вчера… А я-то рассчитывал, что могу надеяться на то, что вы питаете ко мне нежные чувства… – продолжал он, внезапно снижая тон и под конец уже откровенно сетуя на судьбу.
Он держал Батистину за руку и нежно поглаживал шелковистую кожу.
– О, вовсе нет, Жеодар! Я ничего не забыла! – ответила она, поднимая на жениха свои ясные голубые глаза и ласково на него поглядывая.
Он пристально посмотрел на девушку, не сдержался и привлек ее к себе.
– Ах, моя душенька! Я вовсе не хочу показаться вам навязчивым, ревнивым и даже смешным. Могу ли я все же позволить себе задать вам один вопрос? Зачем вы отправились в Компьень совсем одна и почему вы вернулись поздно ночью с этим чертовым рейтаром, следующим за вами по пятам? Его физиономия не внушает мне никакого доверия, и он мне до крайности неприятен.
Батистина от волнения прикусила губу и подумала: «Ах, Боже мой, как все мужчины любят все усложнять!»
Она взяла Жеодара за руку и подвела его к Элизе и Эрнодану.
– Но, мой дорогой Жеодар, все очень просто! Можете спросить господина де Гастаньяка… Я ездила в Компьень повидать короля!
– Смилуйся над нами, Господи! – воздела к небу руки Элиза.
– Что за шутки? – изумился Жеодар.
– Да, да, да! – упрямо повторила Батистина, видя, что ей не верят. – Его величество был так любезен! И кстати, в качестве подарка к свадьбе король принял решение пожаловать вам титул! Надеюсь, вы довольны, Жеодар? Ведь вы этого так хотели…
– Что?.. Как?.. Что?.. – лепетал растерянный господин Кастильон дю Роше.
– Да, да! – непреклонно продолжала Батистина. – Его величество очень скоро пришлет вам жалованную грамоту с печатями или что-то в этом роде… О да, король очень мил! Ну так вот, Жеодар, не сердитесь на меня больше! Я на самом деле немного устала, хотя и поспала в карете, не так ли, господин де Гастаньяк? Ты поднимешься со мной, Элиза, чтобы расшнуровать корсет? До завтра, Жеодар… – нежно проворковала Батистина, протягивая ручку жениху.
Глаза у господина Кастильона дю Роше вылезли из орбит. Он уже начал отдавать себе отчет в том, что женится на настоящем чуде природы. Он чувствовал, что с каждой минутой все больше и больше влюбляется в эту непредсказуемую, неподражаемую малютку.
– Моя дорогая! Дорогая, бесценная! Простите, если я был невежлив! Если бы я только мог догадаться о цели вашей поездки, вызванной единственно желанием оказать мне такую услугу! О Боже! Боже мой! Спите спокойно, моя душенька, и пусть вам приснятся сладкие сны! До завтра, дорогая! Я приеду узнать, как вы себя чувствуете! – восклицал Жеодар, горячо целуя милостиво протянутую ему ручку.
Он выпрямился. Батистина с удовольствием взглянула на этого крупного мужчину. Да, действительно, ее жених выглядел великолепно!
Она взяла свечу.
– Прощайте, господин де Гастаньяк, благодарю вас!
Уже поднимаясь по лестнице, девушка обернулась, будто какая-то мысль внезапно озарила ее:
– О, но господин корнет и его рейтары, должно быть, тоже очень устали и голодны… Дорогая Элиза, не можешь ли ты накормить их и предложить им комнату, чтобы они могли отоспаться?
– Но… да, конечно, моя голубка… – сказала немного ошалевшая Элиза, недоумевая, что ей делать с такой уймой молодцов в сей поздний час.
Жеодар тотчас же выступил вперед:
– Подождите, госпожа Элиза. Мой замок, господин корнет, всего в двух лье отсюда. Я почту за честь предоставить убежище на ночь вам и вашим людям.
Разумеется, предложение Батистины было более по вкусу Эрнодану де Гастаньяку, но молодой человек превыше всего ставил честь, как свою, так и чужую. Он поклонился Жеодару:
– Примите мою искреннюю благодарность, сударь. Мы следуем за вами.
Несколько минут спустя Батистина уже крепко спала под пристальным и донельзя встревоженным взором старой Элизы, которая что-то бормотала себе под нос, собирая с пола небрежно раскиданные юбочки, корсаж, поясок и рубашонку своей воспитанницы.
– Король… корнет… Жеодар… Боже мой, я была права! Ох! Проклятая наследственность! Нет, нет, скорее, скорее бы выдать ее замуж!
Батистина, должно быть, на всю жизнь запомнила день накануне свадьбы и вспоминала его потом как фантастический сон.
Рано утром госпожа Кентен, очень модная портниха, как утверждал популярный в свете журнал «Галантный Меркурий», вышла из своей кареты, за ней последовала целая толпа помощниц и швей, тащивших горы сундучков, коробок и картонок, битком набитых шелками, бархатом, перьями и уже готовыми платьями.
Затем прибыл известнейший мастер по изготовлению париков господин Легро. Нечего и говорить, эти влиятельнейшие персоны, с которыми раскланивались даже высокопоставленные вельможи, не двинулись бы с места, если бы им не заплатили по-царски.
Они, словно пчелы над медом, вились вокруг Батистины, а девушка, ошеломленная и смущенная таким вниманием, с некоторым недоумением и восхищением прислушивалась к их разговорам, в которых не понимала почти ничего.
– Ох, господин Легро, вы только посмотрите, какая талия!
– А какой затылок, госпожа Кентен, какой затылок! Как у греческой богини!
– Какая красавица! Какое наслаждение делать корсет на китовом усе для такой фигурки!
– А какое удовольствие делать парик для такой хорошенькой головки! И не надо никаких накладных волос! – восклицали поочередно мастера своего дела.
– К этому платью потребуется прозрачная косынка!
– Сюда нужен эгрет[6]6
Эгрет – султан из перьев.
[Закрыть], на эту шапочку, и обязательно золотистый!
– Вот здесь, сзади, посадите две маленькие пуговицы, непременно перламутровые!
– Припудрите, припудрите еще, господин Легро!
– Пуховку, пуховку давайте!
– Попробуйте примерить этот кружевной чепчик!
– Где кружева? Где фламандские кружева? Да нет же, не эти!
– Ну, милочка, пошевеливайтесь! – гремела госпожа Кентен, недовольно глянув на одну из швей. – Покажите мадемуазель де Вильнев фижмы. Что скажете, мадемуазель? Какие вам больше нравятся? Ах, в любом случае на юбку пойдет никак не меньше трех локтей[7]7
Локоть – мера длины, около 120 см.
[Закрыть].
Батистина задыхалась в тесном корсете, стянутом так, что хотелось кричать. Ее крутили, вертели, жали, мяли, дергали во все стороны. Ее тянули за волосы и хватали за руки и за ноги. Госпожа Кентен безжалостно втыкала в тело булавки. Господин Легро влез на лесенку и примерял на голову оглушенной и одуревшей девушки невообразимые парики и шиньоны. И весь этот рой гудел от восхищения перед красотой Батистины. В вихре тканей, кружев, лент, воланов, рюшей, бантов, косынок, шарфов, перчаток и чулок девушка чувствовала себя потерянной и одинокой. Единственным утешением служили нежнейшие послания, прибывавшие каждый час из замка дю Роше. Их доставлял вконец измученный, задыхающийся от бешеной скачки форейтор, проклинавший на чем свет стоит пылкую страсть своего хозяина. Это были любовные записки и целые поэмы, которые Батистина читала, стоя с высоко поднятыми руками при примерке очередного платья или низко склонив голову под тяжестью плода фантазии господина Легро.
В конце концов после полудня примчался и сам Жеодар, едва не загнав лошадь. Глаза у счастливого жениха были на затылке, от возбуждения он почти не мог говорить.
– Батистина… мадам… де Виль… где… где моя неве… – гремел Жеодар Кастильон дю Роше.
– У себя наверху, господин Жеодар, она примеряет туалеты, – закричала Элиза, которую вся эта суматоха тоже вывела из себя. – Но что случилось с нашим дорогим господином Жеодаром? – изумилась она, увидев, как довольно полный и далеко не юный жених поднимается по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.
– О, Батистина! Батистина! – орал Жеодар, совершенно позабыв обо всех приличиях.
Он почти вышиб дверь комнаты, где находилась Батистина, повалил лесенку вместе с господином Легро и сбил с ног двух швей, державших в руках коробки с булавками, иголками и нитками. Госпожа Кентен осуждающе посмотрела на полубезумного господина Жеодара. Быть может, жених и был богат, как Крез, но какие дурные манеры! Какая невоспитанность! Какое неумение вести себя!
– Ах, мой друг, что случилось? – спросила Батистина, стыдливо прикрывая руками грудь, – она готовилась примерить роскошное платье с очень смелым декольте.
– Ах, простите… простите меня! – покраснел господин Жеодар.
Он повернулся спиной к невесте и через плечо протянул ей какое-то послание со сломанными печатями, украшенными королевским гербом. Батистина спокойно развернула бумагу, в то время как госпожа Кентен и господин Легро прилагали невероятные усилия, чтобы украдкой, через плечо девушки прочесть, что же там написано.
Осуществилась самая заветная мечта господина Жеодара! Это была жалованная грамота! В ней сообщалось, что всемилостивейшим соизволением короля Франции Людовика ему пожалован титул графа, передаваемый прямым потомкам по мужской линии. Новоиспеченный граф получал право на родовой герб с изображением золотых оленьих рогов на голубом фоне и девиз: «Я получаю, значит, я отдаю». На грамоте, составленной 30 марта 1745 года, стояла собственноручная подпись короля: Людовик.
– Вот видите, Жеодар! – промолвила Батистина таким спокойным и самоуверенным тоном, что в коварстве с ней, пожалуй, мог бы сейчас сравниться только сам Сатана. – Я же вам говорила, что так и будет. Разве нет?
– О, Батистина! Моя обожаемая Батистина!.. Ради всего святого! Стакан воды, умоляю!.. Я просто задыхаюсь!.. – еле ворочая языком, простонал Жеодар. Он тяжело плюхнулся на изящную козетку и стал нервно теребить тугой ворот сорочки. – Если вы закончили, госпожа Кентен, вы можете быть свободны, как и вы, господин Легро! – сказал он, чуть отдышавшись.
Батистина от удивления сморщила носик. Она даже не подозревала, что Жеодар может оказаться таким находчивым – он так решительно, но в то же время изысканно избавится от любопытных соглядатаев.
– Да, да, граф, все готово! Надеемся, мадемуазель довольна платьями. Я оставлю здесь одну из девушек, она поможет вашей невесте одеться к завтрашнему торжеству, – жеманно просюсюкала госпожа Кентен.
– Я сам лично приеду причесать и напудрить мадемуазель в самый прекрасный день ее жизни! – набивал себе цену господин Легро, пятясь задом и беспрестанно отвешивая поклоны.
Батистина дождалась, когда дверь затворилась, и громко расхохоталась. Она схватила большую пеструю шаль, стыдливо завернулась в нее и налила воды в серебряный бокал.
– Ну же, дорогой Жеодар, выпейте, вы весь в поту А вы еще смели говорить, что я – ребенок. Да это вы – малое дитя, если доводите себя до такого состояния. Но скажите же мне, наконец, вы довольны, что получили титул? Я ведь говорила, что король обещал…
– Ах, моя душенька! Я так взволнован! Но я не смел поверить!.. Но теперь я всегда буду верить вам безгранично, каждому вашему слову! Моя маленькая графиня! Правда, я не очень хорошо понимаю, что означает девиз на моем гербе: «Я получаю, значит, я отдаю»… А, да все равно! Должно быть, в нем содержится намек на мое богатство, которое будет постоянно увеличиваться для того, чтобы я мог баловать вас, моя Батистина, мог превратить вас в настоящую королеву… О! Граф! Граф дю Роше… Граф Кастильон дю Роше! – Жеодар поднялся и, смешно пританцовывая, повлек Батистину к зеркалу. Увидев свое отражение в зеркале, оба, заливаясь смехом, раскланялись друг с другом.
Батистина смотрела на отражение будущего супруга. От него так и веяло здоровьем, физическим и моральным. Внезапно она ощутила угрызения совести перед лицом такой детской непосредственности.
«Наверное, мне следовало бы ему сказать, что король хочет, чтобы я жила при дворе одна, без него… – подумала с сожалением Батистина, она уже успела привязаться к Жеодару. – Нет, не буду ему ничего сейчас говорить. Не буду омрачать его счастье. Я обо всем договорюсь с Людовиком, когда мы с ним будем заниматься искусством кулинарии. Я ему все объясню, и он поймет, что раз уж я замужем, то и Жеодар должен остаться со мной в Версале», – решила Батистина.
Обдумывая и так и сяк свой план, Батистина не обратила внимания на то, что поведение Жеодара внезапно изменилось. Он перестал рассматривать изображение невесты в зеркале, а принялся пристально смотреть на саму девушку, прижав ее к себе. Шаль при движении немного сползла вниз и обнажила белое круглое плечико. Батистина, наконец, заметила, какое серьезное лицо стало у Жеодара. Он нагнулся и робко коснулся губами атласной кожи. Батистина еле заметно задрожала. Ее вновь охватили те упоительные и странные чувства, что почти свели ее с ума там, в будуаре, когда он поцеловал ее в первый раз. Девушка ощутила, что жених раздвинул шаль еще больше и обнажил тугую юную грудь с розовым соском. Видимо, он уже давно мечтал об этом, с того самого момента, когда ворвался в комнату и увидел полуобнаженную Батистину. Он впился губами в нежный плод. Батистина почувствовала как бы легкое покалывание во всем теле. И тут она подумала о короле и об Эрнодане. Ей вдруг пришло в голову, что она поступает дурно, непорядочно. Правда, она не знала, по отношению к кому. Губы Жеодара торопливо пробежали вверх по шее и покрыли поцелуями ушко. Батистина тихонько застонала. Эти поцелуи обжигали… Она стала совершенно безвольной, она покорно отдавала себя во власть странной, чудесной теплоты, постепенно распространявшейся по всему телу. Жеодар заметил, какая истома охватила невесту, и красное пламя заплясало у него перед глазами, прожигая мозг и лишая рассудка.
– О, Батистина, моя душенька, я не могу больше ждать…
Он схватил Батистину в объятия, поднял и с каким-то утробным рыком понес ее к постели. Девушка вся подалась ему навстречу, влюбленная, покорная… Он положил ее на белоснежную простыню и приготовился лечь рядом…
– О нет, господин Жеодар! Надо соблюдать приличия! Вы ее получите только завтра! – закричала вошедшая в комнату Элиза.
– Да, госпожа Элиза… Простите… Простите меня… Видите ли, я потерял голову… – жалобно лепетал весь красный от стыда Жеодар, с трудом распрямляя спину.
– Да, да, господин Жеодар, я знаю жизнь! Я все понимаю… Вы прощены… Но все будет только завтра… Вот так-то! А ты, моя голубка, накинь шаль, а то простудишься, – сурово и властно, как истинная дуэнья, приказала Элиза.
– Ну ладно, я, значит… ухожу, раз вы ни в чем не нуждаетесь, мадемуазель Батистина, ни вы, госпожа Элиза… – чопорно промолвил Жеодар, ощущая на себе строгий взгляд старой няни. – Я приеду завтра до полудня, и мы подпишем брачный контракт. Мой кузен, господин Папуль де Граншан, человек очень уважаемый, составивший себе значительное состояние торговлей тканями, поведет вас, мадемуазель, к алтарю. Для него это огромная честь и большая радость. А потом, после венчания, мы все соберемся на торжественный обед в моем замке, где вы станете полновластной повелительницей… А потом, наконец, мы… останемся одни и… Уф! Многоуважаемые дамы, я старался, как мог… Итак, до завтра… до завтра… – сказал Жеодар и надел треуголку, собираясь откланяться.
– Благодарю вас, Жеодар, благодарю за все! – воскликнула Батистина, посылая жениху воздушный поцелуй. Он еще раз немного неловко поклонился и стал спускаться по лестнице.
– О-ля-ля! Бедный господин Жеодар! Мне кажется, ты окончательно свела его с ума, гадкая девчонка! Плутовка! Да ему просто кровь ударила в голову! – заметила Элиза, которая теперь уже улыбалась не без гордости за свою воспитанницу, несмотря ни на что.
– О да! – вздохнула Батистина и ударилась в философствование с весьма умным видом. – Видишь ли, Элиза, я думаю, что на самом-то деле это очень просто – сводить с ума мужчин! Они все говорят и делают одно и то же… и… это такая приятная вещь…
– Что… что ты хочешь этим сказать, голубка? – пролепетала, заикаясь, Элиза.
