Текст книги "Флорис. «Красавица из Луизианы»"
Автор книги: Жаклин Монсиньи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
Батистина готова была поклясться, что Флорис вздрогнул при слове «царица».
– Вы себе представить не можете, как мы рады вновь увидеть вас живыми! – не унималась Филиппа. – Ведь все считали, что вы погибли… О, Флорис! Царица так плакала после вашего исчезновения! Бедняжка тогда словно с ума сошла! Она приказала искать вас повсюду… Она обвиняла всех и вся, даже своего канцлера Воронцова и вашего посла господина де Шетарди… Она бросила парик и в отчаянии рвала на себе волосы… Дорогой Флорис, царррица будет так счастлива увидеть вас вновь.
Флорис покачнулся. Он побледнел как смерть и был вынужден опереться на серебряную кадку, где росло апельсиновое деревце.
– Не думаю, Филиппа, что я когда-нибудь удостоюсь чести вновь увидеть ее величество императрицу России, – тихо прошептал он; Батистина и молодая полька едва расслышали его слова.
– О, нет, сударь, вам всего лишь потребуется вернуться в Петербург, а это не так уж далеко! Пока же мы будем видеться с вами каждый день, – настаивала Филиппа, лукаво поглядывая на Флориса.
– Бесстыдство этой распутницы просто невероятно! – процедила сквозь зубы Батистина и посмотрела на польку испепеляющим взглядом.
Взволнованный Флорис ничего не замечал.
– Филиппа, вы настоящий друг, вы не представляете, какую радость вы доставили мне своими словами. Я надеюсь от всего сердца, что вскоре вас увижу, но завтра на рассвете мы отбываем в действующую армию. Простите меня великодушно.
– Да, да, мой дорррогой…
Молодые люди откланялись, дамы присели в реверансе.
– У этих девиц дурацкий вид! – безапелляционно заявила Батистина чуть ли не на весь дворец.
– Ты доволен, Флорис? Ты счастлив? – спросил Адриан, не обращая внимания на дурное расположение духа, в коем пребывала Батистина.
– Ах, брат! Значит, Елизавета нас не предала! – прошептал взволнованный Флорис.
Молодая полька сняла с его души тяжелейший груз, сама того не сознавая.
Итак, их обожаемая императрица осталась им верна. Флорис почувствовал огромное облегчение. У него словно крылья выросли за спиной. Флорис оглянулся и поискал взглядом Батистину. На какое-то время он совершенно забыл о ней, а она воспользовалась случаем и уже быстро спускалась по лестнице. Он догнал ее в два прыжка.
– Эти дамы – мои старые знакомые! – начал оправдываться он, чтобы добиться прощения.
– Да, да, разумеется! Старые, глупые и болтливые, как гусыни! – согласилась Батистина, кивая головой.
«Господи, нет никаких сомнений – моя маленькая фея ревнует! Ну, ну, посмотрим, дорогой Людовик! Похоже, твои дела обстоят не блестяще, тогда как мои – просто великолепно!» – улыбнулся Флорис, беря Батистину за руку, чтобы помочь ей пересечь большой двор.
Кареты ожидали позади двойной ограды. Батистина повела плечами от холода. Флорис схватил накидку, поданную Федором.
– Моя трепетная лань, я не хочу, чтобы ты простудилась, – прошептал он так мягко и нежно, что Батистина даже оторопела. Она никогда не думала, что он способен на нечто подобное. Он задержал руки на ее плечах. Батистина подняла глаза. Их взгляды встретились. Девушка вспыхнула и отвела взгляд.
«О да, беги, спасайся, моя роза… я это обожаю. И все равно поймаю тебя, а победа будет еще слаще!» – думал Флорис, широко улыбаясь.
– Вы меня хорошо поняли, оба? – прошептал Адриан, обращаясь к Федору и Ли Кану.
– Конечно, барин! – ответил Федор, гордый тем, что его обожаемый господин доверил ему задание чрезвычайной важности.
– Мы будем повиноваться тебе, Счастье Дня, как треухому лису, который ловит благоуханное дыхание ветра, спускающееся с неприступной горы, – заверил Адриана Ли Кан с самым серьезным видом.
Придворные, входившие и выходившие из дворца, с удивлением разглядывали необычных слуг семейства Вильнев. Казак и китаец выглядели довольно странно – они оба одевались в национальные костюмы и придерживались обычаев родных стран.
– Прекрасно, друзья мои, – сказал Адриан, не обращая внимания на то, что они привлекают всеобщее внимание. – Батистина не должна чувствовать, что за ней следят. Будьте к ней добры и внимательны. Развлекайте ее, смешите, но не позволяйте ей отправиться к бывшему жениху с визитом, а если уж удержать ее будет совершенно невозможно, отправляйтесь вместе с ней и прихватите Элизу. Передайте Элизе: Батистина не должна ступить без нее ни шагу. Ни на минуту не оставляйте ее без присмотра! Устраивайте ей конные прогулки, делайте что хотите, занимайте как хотите, но только не позволяйте ей покидать поместье!
– Будь спокоен, барин! Ты же нас знаешь! Она останется довольна! Маленькая барыня будет счастлива! Мы хорошо будем ее охранять! – заверил Адриана Федор с простотой и сердечностью.
– Голубая Стрекоза будет так же спокойна, как Желтая река во время засухи! – подтвердил Ли Как, с достоинством покачивая косой.
– Я поспешу вернуться к тебе, моя роза, – нежно прошептал Флорис, помогая Батистине подняться в карету. Он задержал на мгновение ее руку в своей и поцеловал ладонь долгим поцелуем. Пальцы Батистины задрожали. Флорис поднял голову. Батистина замерла и смотрела прямо перед собой.
Два рейтара приготовились сопровождать карету. Флорис удостоверился: Эрнодана в почетном эскорте не было.
– До скорого свидания, моя дорогая! – громко сказал Адриан. – Федор и Ли Кан, садитесь в карету вместе с ней! – шепотом добавил граф.
– Вперед, кучер, погоняй! – громоподобным голосом закричал Федор.
– Таковы мужчины! – кипела Батистина, не обратив внимания на то, что они на минуту заехали в гостиницу за ее сундуком. – Им страшно повезло, они делают все, что хотят, да еще отправляются развлекаться на войну. Людовик не захотел меня даже защитить! Можно подумать, его все это устраивает! Я уверена, это дело рук Флориса! Он все придумал, мерзавец! Меня! Меня отправляют обратно в замок! И я еще должна считать себя счастливицей! Ведь меня могли отправить в пансион! Да, конечно, их послушать, так меня ждет хорошее будущее: я буду замужем и в то же время свободна, я смогу делать все, что захочу… О, я начинаю думать, что эта дура, сестра Мария-Марта, была права. Она все время твердила нам: «Мои милые барышни! Опасайтесь представителей мужского пола! Не доверяйте мужчинам. Они созданы для того, чтобы принести вам несчастье и погубить вас!» Она так смешно краснела и теребила чепец. Да, это было так смешно! Как мы над ней смеялись вместе с Жанной-Антуанеттой!
При этом воспоминании Батистина прыснула со смеху.
«Интересно, что она поделывает, моя дорогая Жанна-Антуанетта? Боюсь, я была несправедлива к ней… Да, я плохо себя вела в день свадьбы…»
Федор и Ли Кан удовлетворенно переглянулись. Похоже, их питомица пришла в хорошее расположение духа. Ее будет нетрудно охранять.
– Голубая Стрекоза выказывает радость, схожую с чудесным цветением вишни в долинах Маньчжурии, – просюсюкал Ли Кан.
Карета катилась вперед. Батистина не хотела признаваться себе в том, что умирала от усталости после первого дня, проведенного при дворе. От ее дурного настроения не осталось и следа. Она строила всякие планы. Раз уж ее таким унизительным образом отправляют в замок, она воспользуется этим, чтобы позаботиться о Жеодаре…
Федор и Ли Кан, совершенно успокоенные, храпели на скамейке во все горло.
Было восемь часов вечера.
– Смотрите-ка, во дворе стоит карета! – удивилась Батистина при въезде в Мортфонтен.
Преследуемая двумя верными стражами, она быстро поднялась по ступеням. Раскаты громового хохота привели ее на кухню. От изумления Батистина вытаращила глаза. Восемь солдат в ярко-красных мундирах драгунского полка весело распивали вино вместе с Жоржем-Альбером, а тот, превосходно чувствуя себя в роли хозяина дома, принимал гостей, радостно прыгал по огромному столу, что приводило выпивох в еще больший восторг. Грегуар и Элиза, держась немного поодаль, смотрели на все происходящее с большим сомнением.
– Мадемуазель Батистина де Вильнев-Карамей? – тотчас же спросил молодой лейтенант, вставая из-за стола.
– Она самая! – улыбнулась Батистина.
– У меня для вас срочное послание от маршала Мориса Саксонского. Приказано вручить лично! – воскликнул лейтенант, щелкнув каблуками.
Федор и Ли Кан дико завращали глазами. Что делать в подобном случае? Как себя вести? Барин ничего не сказал про письма.
– Ах, Морис! – расхохоталась Батистина, распечатывая письмо.
16
– Ах, наконец-то! Вот и вы, герцог Ришелье! Благодарю! Благодарю вас за то, что вы ответили на мой призыв! – воскликнула Жанна-Антуанетта, идя навстречу придворному, наводившему во дворце священный ужас на всех и вся, с распростертыми объятиями.
– Я с трудом-с освободился, сударыня. Ваше послание-с было-с весьма непонятным-с. Должно быть, у вас очень-с важное-с дело-с, раз вы осмелились потревожить меня среди ночи-с! – холодно промолвил герцог.
– Ваша светлость, я буду с вами откровенна и прошу вас и мне ответить откровенностью! – сказала Жанна-Антуанетта, не теряясь и не смущаясь. – Я ждала здесь вестей от короля целый день. Его величество не предупредил меня о своем отъезде и…
– Но что же я могу поделать, сударыня? – возвел очи к небу Ришелье.
– Многое, сударь, очень многое! И у вас есть свой интерес в этом деле! У меня имеются веские основания полагать, что я могу стать следующей фавориткой!
Ришелье так и подскочил на месте от возмущения:
– Вы всего лишь простолюдинка, сударыня, жена жалкого буржуа! О чем вы говорите? О каком интересе? Никогда такого не бывало при дворе! В чем же я могу быть заинтересован, хотел бы я знать?
– Если я стану фавориткой благодаря вам, сударь, я стану и вашей должницей. Вы будете меня поддерживать и защищать, и я, в свою очередь, буду поддерживать и защищать вас! Ведь борьба при дворе идет нешуточная! Уж я-то знаю!
Ришелье сел в кресло и глубоко задумался. Эта красивая претенциозная дама говорила с ним на языке, который был ему хорошо известен и к которому не пожелала прислушаться мадемуазель де Вильнев.
– Вы же знаете, герцог, слово, сказанное кстати, западает в сознание, – продолжала Жанна-Антуанетта. – Устройте так, чтобы его величество случайно услышал, что мадемуазель де Вильнев ветрена и, напротив, госпожа Ленорман никогда не изменяла мужу, а если бы изменила, то только с человеком, которого бы полюбила страстно, всем сердцем. Ведь король – такой же мужчина, как и все другие, и это бы его привлекло…
Ришелье все более и более убеждался в том, что его визит оказался весьма полезен. Жанна-Антуанетта открывала перед ним такие потрясающие перспективы и возможности!
Настенные часы пробили полночь. Ришелье подбросил в камин еще одно полено.
– Сердце короля, сударыня, сейчас в плену у маленькой нахалки, на которую я смотрю весьма неблагосклонно! Возможно, сударыня, я и смогу вам помочь, – усмехнулся герцог, вставая и взбивая локоны парика.
– Ах, сударь! Скажите же скорей, что я должна делать? – с ноткой торжества в голосе воскликнула Жанна-Антуанетта.
– Хм… Прежде всего, сударыня, пришлите мне как можно скорее 20 000 ливров.
Жанна-Антуанетта вздрогнула от столь открытого бесстыдства, к тому же ее поразила и величина суммы.
– О, уверяю вас, сударыня, деньги вовсе не для меня! – промолвил обиженно герцог. – Надо ведь хорошенько умаслить…
– Кого же, ваша светлость?
– Лебеля, личного лакея короля. Король доверяет ему целиком и полностью! Только он один может помочь вам вновь попытаться остаться с «жеребцом» наедине и заслужить его ласку… – издевательски засмеялся герцог.
– Но, сударь, вы только что сказали, что король надолго отбывает в действующую армию! – недоверчиво воскликнула Жанна-Антуанетта.
– Да, да, вот именно! Собирайте же ваши сундуки, черт возьми! Наш возлюбленный братец будет умирать со скуки до и после сражения! Ему будет очень одиноко, бедняге, а он не выносит одиночества! Маленькая шалунья будет далеко, и дело сладится к нашему взаимному удовольствию!
– Ах, благодарю вас, ваша светлость, благодарю вас! – запричитала Жанна-Антуанетта, задыхаясь от счастья при мысли о чудесных перспективах, которые открывались перед ней.
– Тсс! Вы отблагодарите меня потом, сударыня, когда получите власть, когда «жеребец» осыплет вас деньгами и почестями! Тогда вы не сможете мне ни в чем отказать! – усмехнулся Ришелье, целуя протянутую ему руку.
Жанна-Антуанетта поежилась – впечатление было не из приятных, но постаралась скрыть свою тревогу.
Через минуту герцог Ришелье покинул гостиницу, где Жанна-Антуанетта напрасно прождала целый день в надежде получить весточку от своего августейшего любовника.
– Хм… Сказать по правде, идея бросить в этот стоячий пруд госпожу Ленорман д’Этьоль, урожденную Пуассон, мне, пожалуй, по вкусу! – рассмеялся герцог при мысли о том, какую шутку он сыграет с придворными и… с самим королем.
– Имела я любовничка,
Гвардейцем был милок…
– О, нет! Это уже слишком! Это переходит все границы! – возмущенно всплеснула руками Элиза. Услышав игривые куплеты, старая нянюшка вознамерилась закрыть окошко кареты.
– Да дай же мне послушать, дорогая няня! Они так хорошо поют! – запротестовала Батистина, очарованная пением солдат, вопивших хором нечто несусветное.
Элиза вздохнула и оглянулась, ища поддержку, но Грегуар клевал носом во сне, а Жорж-Альбер одобрительно скалил зубы и радостно верещал; как и Батистина, он был в восторге от пения солдат.
Батистина вдыхала свежий, прохладный воздух полной грудью.
«Вот это жизнь!» – думала она.
Они ехали уже два дня, и путешествие уже подходило к концу. Федор, вооруженный кривой саблей, и Ли Кан со своей развевающейся по ветру косой скакали рядом с драгунами. Они все еще никак не могли прийти в себя от изумления и задавали себе один и тот же вопрос: каким образом Батистине удалось обвести их вокруг пальца и все они отправились на рассвете неведомо куда?
– Что скажет барин Адриан? А барин Флорис? – нахмурив брови, повторял Федор.
– Клянусь Храмом Величайшей Высоты, никто этого не знает, Острый Клинок! – как всегда замысловато отвечал китаец, что отнюдь не содействовало успокоению старого казака.
– Маленькая барыня кому хочешь задурит голову! – тяжко вздыхал Федор.
– У Голубой Стрекозы язычок гораздо более острый, чем меч у крылатого воина! – заявил Ли Кан, обнажая зубы в улыбке. Он всегда питал слабость к Батистине.
– Мы скажем молодым барчукам, что нельзя было оставлять ее поблизости от бывшего жениха, иначе ее пришлось бы запереть в комнате, да еще привязать к кровати…
– Голубая Стрекоза точь-в-точь как бабочка. Она должна лететь куда захочет, у нее свой путь! – промолвил Ли Кан, и его слова привели казака в еще большее отчаяние.
– Ох! Клянусь ридной Украиной! Уж и не знаю, как это мы с тобой позволили ей так провести нас! Как она смогла нас уговорить? Ничего не понимаю! – повторял Федор со все нарастающей тревогой, по мере того как они приближались к лагерю Мориса Саксонского.
Батистина с победоносным видом помахала у них перед носом письмом маршала.
«Моя дорогая! Нильзя нарушать обищание! Это свято! Эта карета привизет вас ка мне. Дрогуны палучили преказ вас слушатся и помагать вам, если понадобится. Они крепкие маладцы. Итак, я жду в маем лагире в Валансьене. Если вы патаропитесь, то приедете раньше, чем наш старый злой волк, то есть король. Я палучу огромное удовольствие от беседы с вами, дарагая. Я жду вас с нитерпением для того, чтобы дать сигнал к наступлению. Приисжайте пасматреть на войну, это очень красиво!
Морис».
Увы, самый великий стратег в мире не был силен в орфографии. Но это никого не шокировало. Федор и Элиза низко склонились над письмом, делая вид, что желают ознакомиться с его содержанием, хотя все знали, что они не умеют ни читать, ни писать. Грегуар безуспешно искал свои очки. Ли Кан, самый образованный из всех, вообще не обратил на письмо никакого внимания – он был занят разговором с лейтенантом, который проявил живейший интерес к длинной черной косе, составлявшей предмет истинной гордости китайца. Что же касается Батистины, то разве могли какие-то несчастные орфографические ошибки разрушить ее запредельное счастье?!
– Ах, Морис на самом деле бесподобен! Дорогой друг, он зовет меня «дорогая», как это мило и тактично с его стороны! Он не обращается со мной как с маленькой неразумной девочкой! Какое любезное приглашение. Разумеется, лейтенант, я отправляюсь вместе с вами завтра утром!
– Маленькая барыня! Это невозможно! – решительно возразил Федор. – Мы не можем позволить тебе покинуть замок!
– Ах, хотела бы я видеть того, кто сможет мне помешать! – ответила Батистина.
– Я смогу, маленькая барыня! Я не позволю тебе совершить подобную глупость! – заворчал Федор, сощурив глаза, отчего страшные шрамы на его лице сделались еще заметней.
Батистина уже открыла было рот, чтобы прикрикнуть на упрямого казака, но вдруг поняла, что ничего не добьется ни силой, ни криком.
– О, дорогой мой Федор! И вы, друзья мои! – запела она ласковым голоском, привлекая к себе Элизу, Ли Кана и Грегуара. – Вы же не хотите, чтобы у нас были неприятности?
– Неприятности! Какие неприятности, голубка? – встревожилась Элиза.
– Ну да, неприятности, да еще какие! Ведь маршал – очень важная персона. Достаточно одного его слова, чтобы Адриан или Флорис оказались в Бастилии!
– Ах! Боже мой! Какой кошмар! – раскудахтался Грегуар.
– Да, да, именно так! И маршал даже может отправить их в Пти-Шале и держать там, пока их не осудит Высокий Суд! – уверяла всех Батистина, напустив на себя весьма строгий и ученый вид.
– Наши бедные молодые господа! Какой ужас! – побледнела как полотно Элиза.
– И это еще не все! Не самое худшее! – повысила голос Батистина.
– Как это, маленькая барыня? Куда уж хуже-то?! – спросил Федор, который тоже начал волноваться.
– Он может приказать схватить нас всех! И меня тоже! И мы исчезнем без следа! Вот так-то! – сказала Батистина, выразительно прищелкнув пальцами.
– Дыхание богини Лу… – завел было свою песню Ли Кан, но Федор его тут же оборвал:
– О, замолчи, приятель! У меня волосы встают дыбом, а ты нам поешь про свою богиню Лу!
Китаец отвернулся, оскорбленный до глубины души.
– Видишь ли, маленькая барыня, мы вовсе не хотим прогневить его милость господина маршала, но молодые господа приказали ни за что не выпускать тебя из поместья… – промолвил Федор, все более приходя в замешательство и умоляюще глядя на Батистину. Он почти просил совета у ветреной девчонки.
– Ты, должно быть, их плохо понял, Федор. Адриан и Флорис не хотели, чтобы я покидала Мортфонтен одна! – заметила тонкая штучка. – Представьте себе удивление и радость Флориса, если мы все вместе к нему приедем! Решайте же! Нет – так нет! Что же! Тогда я буду каждый день навещать Жеодара! – пригрозила она.
Федор побледнел.
– Вы хотите, чтобы каши отношения с Флорисом наладились? – улыбнулась Батистина.
– О да, конечно, голубка!
– Клянусь ридной Украиной, это наше самое сокровенное желание, маленькая барыня!
– Конечно, конечно, мадемуазель Батистина! – вмешался в разговор Грегуар, который наконец обнаружил свои очки и теперь не без удивления читал послание маршала.
– И пусть благословение Великого Фын-Шуя накроет своими благоуханными крыльями Майский Цветок и Голубую Стрекозу! – сказал Ли Кан, не обращая внимания на злобные взгляды Федора.
– В любом случае, я не покину тебя, моя голубка! – торжественно заявила Элиза.
– И я тоже! Я не хочу огорчать господина графа и господина маркиза! – промолвил Грегуар, втайне питавший страстную любовь к пышным титулам и теперь всякий раз с удовольствием вспоминавший про титул Флориса.
– Ну да, друзья мои! Мы поедем все вместе! – рассмеялась и захлопала в ладоши Батистина.
– Ну и ну! Она-таки их уговорила! – подумал про себя скромно стоявший в стороне лейтенант, а Жорж-Альбер от радости перекувырнулся через голову.
Девушка обратилась к драгунам:
– Господа, мы отправляемся в путь завтра на рассвете!
Сам король не смог бы сказать лучше.
Федор не спал всю ночь. Он ворочался с боку на бок и с восхищением, а может быть, и с завистью посматривал на мирно похрапывавшего Ли Кана, который свернул кольцом свою обожаемую косу и подложил себе под щеку.
Рано утром в карету погрузили сундуки и корзины с провизией. Не проехали они и двух лье, как Батистина высунула свою хорошенькую головку в окошечко и пропела сладеньким голосочком:
– Лейтенант, я должна на несколько минут заехать в замок дю. Роше.
– Ах, нет, маленькая барыня! Это невозможно! – попробовал воспротивиться Федор.
– Ладно, не делай такое суровое лицо! Ступай за мной! – сказала она, выходя из кареты.
– Ах, Боже мой, я тоже пойду с тобой, голубка! – заявила Элиза.
– И я! Непременно! – добавил Грегуар.
Ли Кан и Жорж-Альбер молча последовали за ними.
– Батистина! Не может быть! Мне, наверное, это снится? Моя маленькая графиня! – воскликнул Жеодар при виде вошедшей в комнату «невесты» и ее четырех телохранителей.
Господин дю Роше тер глаза и все время спрашивал себя, действительно ли он видит Батистину или все еще находится во власти ужасной лихорадки.
– О да, дорогой Жеодар! Это действительно я! О мой друг, я вся дрожу при мысли о том, что этот монстр мог убить вас! – лепетала Батистина, опускаясь на колени около постели больного.
Жеодар с трудом приподнялся на локте.
– Мадемуазель, господин граф еще очень слаб! Но в бреду он все время принимал меня за вас! Он все время звал вас! Господин граф так привязан к вам, мадемуазель! – запричитал лакей Жеодара, стремясь выставить своего хозяина в наилучшем свете. Восхваляя своего патрона, он, однако, не без страха оглядывался на странную свиту «невесты».
– Ах, мой добрый Паден, придвинь, пожалуйста, стул для мадемуазель де Вильнев! – сказал Жеодар, внезапно ощутивший прилив сил. Одним своим присутствием Батистина буквально возвращала его к жизни. Он жадно вдыхал запах духов Батистины, держал ее за руку и пожирал своими маленькими живыми и очень выразительными глазками. – О, маленькая графиня, вы меня не забыли! Какое счастье! Я все время бредил вами! Я думал только о вас… Одно лишь воспоминание о вас послужило мне поддержкой и позволило выжить… Но я ни о чем не жалею! Я не жалею, что дрался из-за вас… что сражался за вашу честь, моя дорогая!
– О, Жеодар, Жеодар! Мой нежный друг! – шептала Батистина, прижимая его руку к сердцу.
Четверо телохранителей навострили уши, стараясь уловить, о чем шепчутся жених с невестой, но те, как нарочно, говорили очень тихо. Пожалуй, только Жорж-Альбер не упустил из этой беседы ни слова, он безо всякого стеснения устроился у изголовья больного и с аппетитом пробовал все настойки, микстуры и лекарства, стоявшие на круглом столике.
Жеодар лежал на постели в рубашке с открытым воротом. Из-под тонкой ткани виднелась мощная волосатая грудь.
Жорж-Альбер корчил рожи и скалил зубы, словно хотел сказать:
«Совершенно очевидно, что этот господин очень красивый мужчина. Разумеется, не такой, как я, но все же… И я прекрасно понимаю, почему наша малютка питала к нему слабость. Мой любезный хозяин считает себя первым красавцем в мире, и я был бы рад, если бы она сбила с него спесь».
Жеодар пылко целовал ручки Батистины.
– Значит, вы не изгнали меня окончательно из вашей памяти, дорогая? – настойчиво вопрошал он.
– О нет, дорогой Жеодар, я никогда не смогу забыть вас, – простодушно уверяла его Батистина, – но сейчас я должна уехать на несколько дней.
– Черт побери! Дорогая, вас отрывают от меня, вас хотят отослать подальше! Но и не позволю! – беспокойно заворочался на постели больной. – Вы ведь знаете, я до сих пор считаю вас своей невестой и буду считать вас таковой до тех пор, пока вы не возьмете ваше слово обратно.
Батистина прикусила губку, поскольку явно оказалась в затруднительном положении.
– Как? Уж не пришли ли вы сообщить мне об этом? – с горечью воскликнул Жеодар.
– Ах, мадемуазель, любая дурная весть может оказаться для него смертельной! – зашептал лакей.
– Да нет же, нет! Я приехала поцеловать вас и сказать вам, что буду любить вас вечно! – торопливо промолвила Батистина.
В глазах Жеодара вновь вспыхнул лихорадочный огонь. Он опять схватил ручку Батистины и прижался к ней губами, горячими от страсти и желания.
– Подождите немного, дорогая. Я поправлюсь, и тогда вы узнаете вашего Жеодара. Возвращайтесь через неделю в Мортфонтен, и я, клянусь моей бессмертной душой, выкраду вас в полночь. Я найду священника, который нас тайно обвенчает… И вы будете целиком принадлежать мне, одному мне, моя маленькая графиня! А что касается ваших братцев-мошенников, то они уже ничего не смогут сделать!
Жеодар все больше возбуждался и уже готов был вскочить с постели. Он вовсе не смущался присутствием Батистины.
– Ох, мадемуазель, его рана может вновь открыться! – тревожно зашептал лакей.
Батистина только весело улыбнулась.
– Похищение!.. Это было бы очень весело! – и она наклонилась, чтобы поцеловать больного в лоб.
– О, Батистина! Батистина! Маленькая ведьмочка! – прошептал Жеодар, вытягивая губы. Казалось, он окончательно выздоровел, он готов был уже опрокинуть ее на постель, еще недавно чуть было не ставшую его смертным одром!
– Простите меня, ваша милость, нам надо ехать! – вовремя вмешался Федор.
– Ах, конечно, конечно! – закудахтала Элиза. – Поверьте, господин Жеодар, мне так вас жаль! – тяжко вздохнула она, подходя к постели.
Жеодар заулыбался, ибо сознавал, насколько необходима ему может оказаться в будущем поддержка Элизы.
– До скорого свидания, дорогой Жеодар! – промурлыкала Батистина, удаляясь.
Жорж-Альбер вздохнул, похлопал раненого по щеке и заворчал, словно хотел сказать:
«Ну, приятель, поправляйтесь! Ах, эти женщины! Что только они творят с бедными мужчинами!»
Как только дверь за посетителями закрылась, Жеодар подозвал лакея.
– Что вам угодно, ваше сиятельство?
– Ах, как прекрасна жизнь, мой милый Паден. Через неделю она станет моей!
– О да! Хвала всевышнему! Вы это заслужили! – заюлил лакей.
Кучер весело погонял лошадей, щелкая кнутом. Батистина была весьма далека от мысли, что ее появление в замке дю Роше породило целую бурю в душе Жеодара. Она с любопытством поглядывала в окошко и любовалась пейзажем. Карета неслась с головокружительной быстротой. Маршал все устроил просто прекрасно. Шесть лошадей тянули повозку. Управляли ими два драгуна, на время превратившиеся в форейторов. Надо сказать, что у обоих руки были верные и крепкие, любой кучер бы позавидовал. Армейские лошадки, конечно, не выглядели столь же элегантно, как их сестры из конюшен Версаля. Их длинные всклокоченные гривы, мохнатые ноги, спутанные и нерасчесанные хвосты, их уши, которые никогда не были укорочены по последней моде, – все свидетельствовало не в их пользу. Наверное, ухоженные, сытые, начищенные и холеные парижские лошади заржали бы, увидев этих бедняжек. Однако славные животные буквально летели по дороге. Путешествие вовсе не казалось Батистине однообразным и скучным, все ее развлекало и вызывало живейший интерес.
Деревни проносились мимо одна за другой. Мелькали колокольни церквушек, крестьянские домишки, риги, амбары, старинные замки и монастыри. Батистина часто выглядывала в окошко и подзывала лейтенанта, чтобы узнать названия деревень и городков.
Дорога с обеих сторон была обсажена ивами, тополями и вязами. Вокруг зеленели посевы пшеницы, овса и бобов. Крестьяне, сгибавшие спины над посадками табака и льна, отрывались от тяжелой работы и поднимали головы, чтобы приветствовать карету, а в особенности бравых солдат, сопровождавших ее.
– Эгей, солдатики! Красавчики! Ну так что, война-то объявлена? Или как? – кричали женщины в высоко подоткнутых юбках, из-под которых виднелись крепкие икры ног.
– Объявлена! Объявлена, красотки! Мы будем защищать вашу добродетель от посягательств захватчиков!
В ответ раздавался дружный хохот. Женщины махали руками солдатам вслед.
В деревнях старики играли в кости, сидя у дверей своих домишек. Женщины пряли у окошек или брели по улочкам, таща тяжелые корзины, доверху наполненные фруктами и овощами.
Батистина не чувствовала усталости. Как всегда, предусмотрительная, Элиза позаботилась о солидных запасах провизии, и Батистина уписывала за обе щеки на пару с Жоржем-Альбером всякие лакомства – кусочки запеченных уток, сочных жареных каплунов, нежной ветчины и золотистые пирожки.
Они уже переправились на пароме через Уазу, проехали Санлис, Компьень, Нуайон… Они провели несколько часов в гостинице «Три монаха» в центре Сен-Кантена и рано утром вновь понеслись вскачь по дороге, ведущей в Камбре и Валансьен.
И тут Батистина заметила, что, видимо, по мере приближения к расположению действующей армии лошади стали замедлять бег. Они все чаще обгоняли какие-то кареты, повозки, телеги с фуражом. Такие же телеги и повозки ехали им навстречу. По дороге туда и обратно сновали курьеры, они скакали так быстро, словно хотели загнать своих лошадей.
– Дорогу карете маршала Мориса Саксонского! – все громче и громче ревел лейтенант. Ему вторили драгуны, прокладывая путь среди рядов пехоты.
– И пропустите прелестную барышню! – весело кричали пехотинцы, потрясая мушкетами.
Это была довольно пестрая толпа – вперемешку брели представители нескольких полков и эскадронов, а также немецкие, швейцарские и испанские наемники. Неожиданно вдалеке послышался быстрый топот множества копыт. Пехотинцы вновь выбрались на дорогу. Они явно устали от долгого пути, но весело перекликались.
– Ну как, Пикар, разобьем англичан наголову под предводительством Великого Мориса?
– Верное дело, приятель!
– Говорят, сам король прибудет!
– Вот это да!
– Эй, дружище! Посмотри-ка на эту красотку!
– О, мадемуазель! Всего лишь один поцелуй, и вы вдохновите меня перед сражением!
– Я посвящаю вам первого убитого англичанина, красавица!
Батистина от души рассмеялась и послала солдатам воздушный поцелуй.
Вокруг раздались радостные вопли. Мужчины швыряли в воздух треуголки, придя в восторг от поступка хорошенькой незнакомки. Столь бурное выражение радости испугало Элизу. Она быстро захлопнула окошко, несмотря на возражения Батистины.
– Мы не можем двигаться дальше, мадемуазель! – прокричал лейтенант. – Дорога впереди забита войсками, да еще там пушки застряли! Мы намерены свернуть в сторону и добраться до лагеря по берегу Шельды.
В знак согласия Батистина закивала головой. Было около пяти часов, и солнце начало клониться к закату.
– Но-о-о! Но-о-о! Пошли, старые клячи! – кричали драгуны, пытаясь заставить лошадей свернуть в сторону и поехать прямо по полю.
За окошком замелькали деревья, рощицы и перелески. Через полчаса они выехали на тихую проселочную дорогу, вьющуюся среди посевов пшеницы и овса. Карета заподпрыгивала на ухабах, Батистину и ее спутников начало потрясывать на подушках. Колеса скрипели и скрежетали так, что хотелось заткнуть уши. Они обогнали еще две-три колонны солдат, но вскоре Батистина обратила внимание на то, что теперь им в основном попадались стаи гусей, индюков и кур, с громким кряканьем и кудахтаньем разлетавшихся из-под копыт лошадей.
