Текст книги "Флорис. «Красавица из Луизианы»"
Автор книги: Жаклин Монсиньи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
6
– Вы умеете заправлять салат? – спросил хрипловатый голос.
Батистина поднялась, совершенно обескураженная вопросом.
Бархатистые глаза рассматривали девушку с показной строгостью.
Батистина еле заметно улыбнулась и сделала легкий реверанс.
– Я еще очень молода, ваше величество, и очень огорчена, что мало знаю о жизни… но что касается салата, то у меня есть один секрет…
– Хо-хо! Что это вы там лепечете, мадемуазель де Вильнев? Какой еще секрет? – сказал король, скрещивая руки, как самый суровый экзаменатор.
– Да, сир, чистая правда, – продолжала Батистина, не позволяя себя смутить и сбить с толку. – Я знаю один секрет Элизы.
– Ах вот как! Очень интересно! – хмыкнул Людовик XV, приближаясь к Батистине. – Секрет Элизы… А кто такая эта Элиза, осмелюсь спросить?
– Да, разумеется, сир, вы можете спросить… – Батистина почти не соображала, что говорит. – Это моя старая няня, она меня воспитала.
Несколько минут король пребывал в глубокой задумчивости, затем поднял руку ко лбу и привычным жестом потер его:
– А как вы полагаете, мадемуазель де Вильнев, эта достойная всяческих похвал дама согласится сообщить мне свой рецепт? – спросил он с самым серьезным видом.
Батистина нахмурила брови:
– О нет, ваше величество. Сказать по правде, не думаю. Элиза такая скрытная… Я думаю, даже под пыткой она ни в чем не признается…
– Неоценимое качество! Какая, однако, замечательная женщина!
– Но, сир, я уверена… она с удовольствием тайком приготовила бы свой соус и угостила бы вас, – заверила короля Батистина.
Людовик XV прищелкнул языком.
– О, это было бы весьма любезно с ее стороны! А вы, мадемуазель, заговорили бы под пыткой?
– О, что до меня, сир, то все бы зависело от формы… – Батистина не стала уточнять, от формы чего зависело бы ее молчание, вопроса или пытки. В глазах короля вспыхнули веселые огоньки, а упрямая девчонка невозмутимо продолжала: – Сестры-урсулинки всегда твердили, что я самая невоспитанная!
– Самая невоспитанная? – удивился король.
– Да, да, сир! А еще они говорили, что я обманщица, задира, забияка и склочница…
– Пощадите! Пощадите! Что за несносное создание!
– Да, именно так все и есть, ваше величество. Во мне живут все пороки на свете, но я могу с чистым сердцем открыть вам секрет соуса для салата, хотя этот секрет мне не принадлежит!
Людовик XV расхохотался.
– Благодарю вас, мадемуазель, ваше напускное благочестие, ваш вид рассудительной послушной девочки меня очень обеспокоили… Ведь мы хранили в памяти образ очаровательной маленькой бестии с худенькими ручками и с огромными голубыми глазами теми самыми глазами, что я узнал в лесу… – добавил король, склоняясь к руке Батистины и еле касаясь ее в поцелуе.
Девушка улыбнулась и подняла на собеседника, не внушавшего ей никакой робости, свои чудесные глаза.
Людовик продолжал удерживать тонкую ручку, прижимая ее к сердцу.
– Вы, должно быть, думали, король забыл вас?
– Да, сир, думала.
– Вы очень сердитесь на человека, который не отблагодарил сестру своих самых верных подданных? – прошептал Людовик, опасаясь ранить девушку и не произнося имен Адриана и Флориса, погибших на королевской службе.
– Нет, сир, я не сердилась на вас. Правда, правда! Я редко оставляла дом, но я прекрасно понимала, вы очень заняты. Столько важных государственных дел! Я думаю, это очень сложно – управлять такой огромной страной. Элиза говорит, что лучше быть простым пахарем, чем королем, а выполнение простой работы приносит больше счастья, чем восседание на троне!
Людовик XV пытался угадать, какие мысли скрывались в этой хорошенькой головке. Уж не таилась ли насмешка в этих наивных синих глазах? Он легонько щелкнул по чуть курносому носику Батистины.
– Ох и странная же вы девушка! Да знаете ли вы, ваша драгоценная Элиза – великий философ, а вы сами умеете так отвлечь от тяжких дум, что просто сердце радуется?
– Благодарю вас, ваше величество. Но, уверяю вас, ваше величество, я вовсе не нахожу себя странной, – сказала Батистина немного удивленно. Она не очень хорошо поняла, что хотел сказать король, но только заметила, что теперь он обнимал ее за талию.
– Спокойнее, моя маленькая Мессалина, – неожиданно сказал король и отстранился. Батистина почувствовала и облегчение и разочарование одновременно.
Кто-то яростно царапался в дверцу за книжным шкафом. Людовик открыл дверь и впустил хорошенькую бежевато-розовую левретку. Собачка с лаем запрыгала около Батистины. Тоненькие коготки цеплялись за юбку девушки.
– Ну, ну, Мессалина, веди себя прилично, а то ты очень скоро надоешь нашей милой гостье, да еще, чего доброго, испортишь платье.
– О нет, сир, позвольте ей попрыгать! Она такая хорошенькая, миленькая. Я очень люблю животных, – замурлыкала Батистина, наклоняясь, чтобы погладить собачку по головке.
Король, увидев сию очаровательную картину, заулыбался.
– Мессалина никогда не ошибается в людях. Знаете, ведь она может быть ужасной злюкой, но вы ей очень понравились… и не ей одной…
Личико Батистины порозовело от смущения под пристальным взглядом короля. Он снова расхохотался.
«Ах, Боже мой, каким же он становится молодым, когда смеется!» – подумала Батистина.
– Но вы, наверное, умираете с голоду. Почему вы ни к чему не прикоснулись, дожидаясь приема?
– Сказать по правде, сир, я была очень недовольна, что меня заперли! – сказала Батистина, прекратив забавляться с собачкой.
– О, так вы обиделись!
– Да, немножко…
– И вы были совершенно правы, клянусь честью! Кто посмел запереть дверь на ключ?
– Но… герцог Ришелье, сир.
– Ах так! Конечно! Разумеется, дю Плесси! Как только вы произнесли это имя, стало ясно, что вы не очень-то его жалуете…
– Действительно, сир, не очень… Его манера говорить меня раздражает… Я ничего не могу разобрать, когда он все время вставляет это «с».
Король с удовольствием потер руки. Он просто ликовал.
– Ну ладно, идемте, мы пообедаем вместе. Ваша болтовня меня развлечет, а секрет вашего соуса для салата заменит государственные дела! – сказал король, беря Батистину за руку и направляясь к двери, противоположной той, что скрывалась за книжным шкафом. Он дернул дверь. Она не поддалась.
– Действительно, закрыто! Этот дю Плесси сущий негодяй. Ради ваших прекрасных голубых глаз, Батистина, я отправлю его в Бастилию!
– Благодарю вас, ваше величество! – спокойно промолвила Батистина, встряхивая своими роскошными шелковистыми медовыми кудрями, в то время как король вытаскивал из внутреннего кармана камзола связку ключей.
– Ах, Боже мой, а где же хваленое женское умение прощать обиды? Где женская снисходительность и мягкосердечие? Ни словечка в защиту бедняги герцога! – воскликнул король с лукавой улыбкой, пропуская Батистину в соседнюю комнату, будто простой дворянин.
Мессалина путалась у них под ногами, повизгивая от радости и помахивая хвостиком.
– Вот именно-с, сир, посадите вашего-с ужасного-с Ришелье в темницу с крысами-с, быть может, это научит его-с говорить-с по-человечески! – нисколько не смущаясь, ответила Батистина. Она обернулась к августейшей персоне. Король закрыл дверь.
– Ах вы, юная кровожадная волчица! Так, значит, в вас нет ни капли жалости! – в свой черед засмеялся король.
Ловким движением руки он расстегнул застежку накидки Батистины прежде, чем девушка успела пошевелиться. Его опытные пальцы соблазнителя, прекрасно разбирающегося во всех особенностях женской одежды, действовали быстро и почти незаметно. Батистина чуть вздрогнула и слегка покраснела. Король сделал вид, что ничего не заметил. Он потянул на себя шелковистую ткань с плеч Батистины и бросил накидку на спинку кровати.
«Он и меня туда сейчас уложит! Что делать?» – думала Батистина, уже готовая, следуя обычной женской логике, не только защищаться, но и прильнуть к широкой груди.
– Не будем терять даром время, нас ждут очень серьезные дела, мое сердечко, – вежливо сказал король, беря Батистину за руку. Она была почти разочарована.
Он увлек ее за собой к низенькой дверце, выходившей в прихожую, обитую светло-зелеными деревянными панелями Король тщательно закрывал все двери, не выпуская из своей руки запястье Батистины. Высокие, выложенные керамическими бело-голубыми изразцами печи обогревали эти задние комнаты.
– Ох! Ваше величество! Я никогда не видела ничего подобного! – воскликнула пришедшая в восторг и потрясенная Батистина, входя в третью комнату, которая оказалась ванной.
Она не могла оторвать восхищенных глаз от большой ниши, где на выстланном золотыми и розовыми плитками полу возвышались две большие белые ванны – воплощение величайшей роскоши.
Мессалина опять замахала хвостиком и стала принюхиваться и что-то искать.
– Спасибо, моя красавица, – сказал король, наклоняясь, чтобы взять домашнюю туфлю, которую собачка нашла за одной из ванн и гордо принесла своему хозяину в зубах, в то время как онемевшая от восторга Батистина не могла оторвать глаз от чудесных предметов.
– Ну же, Батистина, перестаньте же взирать на все круглыми от изумления глазами. Мне кажется, если бы я вам позволил, вы бросились бы здесь все обнюхивать, как Мессалина.
– Но, сир, все это так ново для меня. Я не была готова к тему, что встречу вас таким… В лесу, совсем другое дело, но сегодня, я думала…
– Увидеть меня восседающим на троне, с короной на голове. Так, да? Или что я буду вершить суд, сидя под огромным дубом Решительно все сегодня принимают меня за Людовика Святого…
– Да… пожалуй, что так, сир… Во всяком случае, я думала, я увижу вас в окружении придворных…
– Ну, моя маленькая Батистина, это случается довольно часто, но здесь, в задних комнатах, я иногда почти верю в то, что я такой же человек, как все.
Батистина позволила королю обнять себя за талию Он нежно прижал к себе девушку. Она невинно подняла глаза и взглянула на своего ухажера. Людовик наклонился, буквально ослепленный чистотой и глубиной этих глаз, похожих на горные озера.
– О, Батистина, должно быть, немало мужчин желали бы утонуть в ваших глазах, и я знаю одного из них, – шептал хрипловатый голос.
Батистина пребывала в крайнем затруднении и тяжело вздохнула в ответ, словно многоопытная женщина, утомленная навязчивыми ухаживаниями мужчин. Людовик нежно и почтительно поцеловал лоб и смеженные веки очаровательного личика, прислонившегося к его плечу.
– Могу ли я задать вам один вопрос, ваше величество? – пролепетала девушка. – Почему здесь две ванны, сир? Неужели кто-то моется вместе с вами? – спросила Батистина, сохраняя самое серьезное выражение лица.
В комнате раздался бурный взрыв смеха: собачка, непривычная к столь громкому выражению чувств – обычно король бывал очень сдержан, – спряталась в испуге за одну из ванн.
– Ах, ну что за маленькая чертовка! Никогда я не слышал ничего смешнее, Батистина! – закричал король, сжимая девушку в объятиях и влепив ей два звучных поцелуя в щеки.
– Правда, правда, как вы говорите, я никогда не смеюсь при людях, а уж в присутствии женщин… тем более. Но, клянусь, у вас редкий дар… Вы умеете развеселить меня…
Батистина любезно улыбнулась, слегка удивленная таким внезапным приступом веселья. Она не знала, следует ли ей радоваться тому, что ее слова вызвали такой взрыв смеха, или обижаться.
– Нет, моя дорогая, я моюсь здесь один, но я вам доверю одну тайну: я намыливаюсь в одной ванне, а лакей ополаскивает меня в другой.
– О! О! – только и могла вымолвить совершенно подавленная подобной роскошью Батистина, вспомнив про лохань, в которой Элиза мыла свою воспитанницу.
Мессалина, которой надоели все эти бесконечные разговоры, выбежала из-за ванны и принялась тявкать.
– Идемте, мое сердечко. Ах, и ничего не подгорело! – воскликнул король с удовлетворением, впуская Батистину в маленькую столовую.
Какая-то невидимая фея накрыла роскошный стол. Вокруг витали соблазнительные запахи.
– Хотите надеть фартучек, дорогая? – спросил король, провожая Батистину в крохотную чистенькую кухоньку.
На стене висели медные кастрюли, миски, ложки, поварешки. Горшки и горшочки всех размеров громоздились на деревянных полках. На плите, изукрашенной изразцами, в двух глиняных горшках тихонько кипело какое-то варево или жаркое.
– Не хотите ли отведать, Батистина? Только скажите потом ваше мнение честно и откровенно, – попросил король, приподняв крышку и вооружившись деревянной поварешкой.
– Ну, что вы об этом думаете? – с крайне обеспокоенным видом спросил Людовик, не спуская с Батистины глаз. Плутовка, сделав серьезное лицо, лизнула ложку, подумала и вновь ее наполнила, чтобы еще раз попробовать кушанье в благоговейной тишине.
– О, сир, должна сказать, что это самый вкусный суп, какой мне только доводилось пробовать.
– Да, правда…
– Правда, правда, сир, но… – продолжала юная упрямица.
– Что, но?.. Говорите, говорите…
– Пожалуй, надо бы добавить…
– Да, да, чего же? – с мучительным беспокойством вопрошал король.
– Хм… хм… немножко гвоздики…
– Ах, мадемуазель де Вильнев, вы трижды правы! – восхитился король, попробовав суп.
– И… я думаю еще… чуточку базилика, листочек мелиссы, два лавровых листочка и… мускатный орех.
Людовик XV с восхищением посмотрел на Батистину.
– Ах, Батистина, благодаря вам мой суп станет просто превосходным!
– О, сир, он и так уже был очень вкусен! – умасливала короля Батистина.
– Нет, нет! Я знаю, что говорю, – упорно настаивал Людовик. – Я – всего-навсего кулинар-любитель, но вместе мы с вами сотворим настоящие чудеса, Батистина!
– Я попробовала рагу, сир, и должна признать, туда нечего добавлять! Оно превосходно!
Людовик скромно улыбнулся.
– Да, действительно, я думаю, что я настоящий король рагу…
Батистина звонко рассмеялась, и ее собеседник последовал сему заразительному примеру. Сейчас он смахивал на восхищенное великовозрастное дитя, которое с радостью предается безудержному веселью.
– Ах, сир, вы тоже иногда бываете таким странным…
– Благодарю вас, мое сердечко, – промолвил король, отходя от плиты. Батистина на секунду отвернулась, чтобы критическим оком обозреть салат-латук. Бесшумно приблизившись, король обнял ее за плечи и поцеловал в шейку.
– А вот и салат, мое сердечко, – прошептал он игриво, прижимая девушку к себе.
Батистина не смела обернуться. Какая-то странная, но уже знакомая истома охватила все тело. Ноги дрожали и стали ватными. Она разволновалась.
– О, сир, мне кажется, вы слишком сильно сжали меня в объятиях…
– Когда мы одни, зови меня Людовиком, мое сердечко, – вздохнул король и с сожалением выпустил из рук свою добычу. – А теперь раскрой мне секрет божественной кулинарки Элизы!
– Прекрасно, Людовик, – сказала Батистина, она находила совершенно естественным то, что обращается к монарху по имени. – Не могли бы вы передать мне большую миску… благодарю вас… Я наливаю три большие ложки растительного масла, сок одного лимона, соль, перец, совсем немного для начала… теперь дайте мне четыре яйца… нам, правда, потребуются только желтки, так что надо отделить белки… Так, прекрасно… теперь выльем их в миску… Порубим мелко-мелко парочку трюфелей[4]4
Трюфели – здесь: грибы.
[Закрыть] и вот этот кусочек сала. То же самое проделаем с луком-шалотом, двумя большими репчатыми луковицами и зубчиком чеснока… Спасибо, сир… хм, простите, Людовик… Прекрасно, прекрасно, – одобрительно закивала головой юная нахалка, принимая из рук короля мелко нарезанные трюфели. – Так, теперь мне потребуется стакан гипокраса[5]5
Гипокрас – сладкое вино с корицей.
[Закрыть]… Осталось только все хорошенько перемешать и взбить… – продолжала Батистина, энергично взбивал смесь под восхищенным взглядом короля.
– Ну вот, почти готово… Да, да! Людовик, пожалуйста, положите салат в миску и перемешайте. А в довершение всех трудов надо всыпать две щепотки шафрана, чуть-чуть сахарной пудры и совсем чуточку ванили… ну вот, готово… – заявила Батистина, вытерев руки о фартук.
– Батистина, вы – настоящая маленькая фея, и, если вы пожелаете, я возведу вашу драгоценную Элизу во дворянство в благодарность за ее кулинарный секрет, – торжественно изрек король, с наслаждением уписывая за обе щеки салат, сдобренный волшебным соусом, в то время как Батистина с трудом сдерживала смех, думая о том, какое выражение появилось бы на лице ее старой няньки, когда она узнала бы о предложении короля.
– Да, лучшие салаты, приготовленные моими поварами, не идут в сравнение с этой прелестью! У них просто невкусная жвачка! Ну, а теперь, мадемуазель, к столу, к столу! – весело промолвил король, ставя на поднос горшок со знаменитым супом под радостный лай Мессалины, которая надеялась тоже принять участие в пиршестве.
Батистина прошествовала вслед за королем и собачкой, держа в руках миску с салатом. Несколько минут тишину нарушало только позвякивание вилок. Из-под стола доносилось довольное урчание собачки. Она получила из рук хозяина чашку супа и мисочку ароматного мяса.
Глаза Батистины поблескивали, щеки порозовели, а король не без гордости смотрел на то, с каким аппетитом эта маленькая обжорка поглощала его стряпню. Она все подкладывала и подкладывала себе лакомые кусочки, не забывая при этом и тарелку короля, словно он был ее старинным другом.
«Она сделана совершенно из другого теста, чем все эти придворные жеманницы, которые только и знают, что шуршать своими платьями. Они как мухи окружают меня, липнут ко мне… Ох, до чего же они меня раздражают! А я так нуждаюсь в том, чтобы около меня была истинная женщина, простая, естественная, простодушная и чистосердечная, как этот ангел. Высший свет еще не развратил ее и не исковеркал ей жизнь. Похоже, она ведать не ведает о великой силе своей красоты, и я уверен, она еще не знала мужской ласки. Итак, я буду первым», – мечтал король, зажав между ногами, маленькие ноги Батистины.
Она не пыталась высвободиться. Людовик протянул руку и поймал тонкие пальцы, катавшие шарик из хлебных крошек по столу. Батистина вновь залилась краской, но смело посмотрела на короля. Она без стеснения рассматривала это красивое молодое лицо с бархатистыми глазами, благородное, чуть равнодушное.
– О чем вы сейчас думаете? Я желаю знать! – произнес Людовик каким-то новым, глуховатым голосом, неверно истолковав то, как внимательно разглядывала его девушка. – И, Бога ради, не говорите мне больше об искусстве кулинарии.
– Я думала вовсе не об этом, Людовик, – ответила Батистина, простодушно улыбаясь. – Вы представились мне таким одиноким и таким прекрасным, будто какой-нибудь принц из волшебной сказки… И мне захотелось вам помочь, хотя я мало что могу… Мне показалось, вы не очень-то счастливы… Ох, простите, я сказала что-то такое, что вам не понравилось… – добавила Батистина, испуганная внезапной переменой в доведении короля.
Людовик резко поднялся, опрокинув стул. Король пожирал Батистину взглядом. В бархатистых глазах вспыхивали огоньки.
7
– Тихо, мое сердечко… иди ко мне скорей, – прошептал Людовик, хватая Батистину в объятия, словно хищник добычу. Не ведая как, девушка оказалась в сильных мужских руках. Голова ее склонилась на плечо короля.
«Как странно. Он поступает точно так же, как Жеодар и Эрнодан! И как же это приятно…» – думала она, позволяя королю делать все, что ему заблагорассудится. Она словно плыла на каком-то облаке и совершенно не отдавала себе отчета в том, что Людовик одну за другой распахивал двери и торопливо нес ее обратно в голубую комнату. Любовь будто придала ему крылья. Он опустил свой нежный груз на забытую накидку.
– Мое сердечко… Мое сердечко… – шептал давным-давно пресытившийся соблазнитель, – я думал, уже никто не заставит мое сердце трепетать в моей груди. Думал, у меня там мертвый камень. А в тебе столько жизни… отдашь ли ты мне твою невинность, твое юное тело, твою страстную душу?..
– Да… да… Людовик, – лепетала растерянная Батистина, влюбленная, очарованная тем, что король заинтересовался ею, такой никчемной персоной.
Она закрыла глаза. Она ничего не понимала. За несколько дней ее жизнь круто изменилась. Она куда-то плыла в неведомую даль. Грудь ее высоко вздымалась, она застонала от счастья, подумав о том, что последует за этими чудесными событиями.
«И как только я могла жить, не зная такого блаженства…» – думала она, трепеща и задыхаясь.
Людовик взглянул на нее – распластанную, покорную, трепещущую. Наклонился и завладел розовым ротиком, подставленным для поцелуя, точно спелый плод. Известный покоритель женских сердец и великий распутник, никогда ни в чем не знавший отказа, будто получил глоток чистой свежей воды вместе с этим нежным поцелуем, еще неумелым и робким, в котором он, однако, как многоопытный мужчина, смог почувствовать зарождающуюся чувственность.
«Какое чудо, какое чудо… – словно в полусне думала Батистина. – Я обожаю, когда меня целуют…»
Девушка опять застонала и подалась к соблазнителю. Король просунул руки под спину Батистины и принялся ловко и умело расшнуровывать ее корсет. Батистина покорно подчинялась и даже помогала ему, не понимая почему. Внезапно руки короля остановились.
– Ваше величество… Ваше величество… пора, – шептал кто-то, упрямо царапая дверь с другой стороны.
– Уже, Лебель? – спросил король еще более хриплым голосом, чем обычно.
– Да, сир, уже половина четвертого, у вас как раз есть время сменить камзол и парик…
Король со вздохом поднялся.
– Хорошо, Лебель, я сейчас приду в парадные покои. Пошлите ко мне дю Плесси.
Батистина мило улыбнулась.
– Ах, сир, у вас так много обязанностей…
– Да, мое сердечко, – прошептал Людовик, целуя Батистину в кончик носа и в уголки губ. – Я должен тебя покинуть. Я прикажу, чтобы тебя отвезли домой. Ты приедешь в Версаль завтра. Я должен подумать, какую должность ты займешь при дворе. Возможно, ты станешь одной из фрейлин королевы. Я только что приставил к ней двух очень знатных польских дам. Моя супруга на седьмом небе и ни в чем не сможет мне отказать, – сказал Людовик с улыбкой.
Батистина вдруг почувствовала некоторое неудобство и стеснение из-за того, что король совершенно естественным тоном заговорил с ней о жене. Людовик слегка прищурил глаза, словно угадав мысли Батистины.
– Королева – самая достойная, самая добрая женщина в мире, мое сердечко, но… как тебе объяснить… Я одинок… бесконечно одинок… но это очень долгий разговор… Дю Плесси подыщет тебе «крестную», чтобы представить тебя ко двору, а потом… потом, мое сердечко, я смогу держать тебя при себе, если ты того захочешь, – добавил Людовик с лукавством, которое так молодило его и делало похожим на двадцатилетнего молодого человека.
– О да, Людовик, – вздохнула Батистина, поднимаясь с постели при помощи короля, уже успевшего зашнуровать корсет, – да, я бы очень хотела остаться с вами, но, боюсь, мне не удастся приехать ни завтра, ни послезавтра.
Король грозно сдвинул брови и повернул девушку к себе.
– Что это значит?
– Но, Людовик, я послезавтра выхожу замуж! – заявила Батистина, нисколько не смущаясь.
– А знаете ли вы, мадемуазель, что всякая девица благородного происхождения должна испросить моего разрешения на брак? Так положено! – сухо и недовольно произнес король, набрасывая ей накидку на плечи.
– Простите, сир, но у меня никого нет, кроме Элизы, чтобы посвятить меня во все обычаи света, с тех пор как… мои братья… умерли… – не то со вздохом, не то со всхлипом выговорила Батистина.
Король почувствовал угрызения совести. Он нежно обнял ее за плечи:
– Бедная маленькая сиротка, это я должен просить у тебя прощения. Ты ни разу не упрекнула меня за то, что твои братья погибли, служа мне… Клянусь, Батистина, я искал их как только мог. Я любил их, твоих братьев. Они были моими друзьями юности, когда ты была всего лишь несносной маленькой девчушкой. Флорис очаровал меня своим пылким, страстным характером, и я целиком доверял разуму и рассудительности Адриана. Никто никогда не узнает, что с ними случилось. Но теперь ты не одна на свете, Батистина! Я люблю тебя, мое сердечко, и позабочусь о тебе… Сказать по правде, было бы неплохо, если бы ты вышла замуж, для того, чтобы мы были… более свободны в своих действиях… И твой брак – настоящая удача! А кто же претендует на твою руку?
– Жеодар Кастильон дю Роше, – ответила Батистина с улыбкой, крайне довольная тем, как оборачивались дела.
– Хм… Что-то я не знаю никакого дю Роше… Он благородных кровей?
– Я, право, затрудняюсь…
– Ладно, хорошо, но у него есть земли?..
– О, да! И очень много…
– Чем дальше, тем лучше… Мы дадим ему титул, о котором он наверняка мечтает. Ты можешь сообщить ему об этом, и он останется при своем интересе, – с довольной улыбкой заключил король.
Батистина тоже улыбнулась, правда, не без смутного беспокойства – она не была уверена, что такая перспектива понравится Жеодару. Внезапно она задрожала. Ей стало дурно, ибо на какое-то мгновение дыхание стало прерывистым, а сердце почти остановилось.
– О, входите, дю Плесси, я только что пообещал мадемуазель де Вильнев вновь отправить вас в Бастилию… Ведь вы уже побывали там дважды? – весело сказал король постучавшему в дверь герцогу.
– Ваше величество, вы слишком добры-с, что побеспокоились обо мне-с. Воздух главной башни-с очень полезен для моих бронхов… И мадемуазель тоже очень, очень добра-с… – ответил герцог, не теряя самообладания.
– Ну, герцог, не сердитесь, когда король шутит! Да, так вот! Распорядитесь доставить мадемуазель домой и дайте ей достойное сопровождение. Но не хотите ли, мадемуазель, прежде увидеть торжественный публичный обед?
– Да! О да, сир! С удовольствием! – сказала Батистина, приседая.
С приходом герцога все изменилось. Она чувствовала, король отдалился от нее, стал недоступным. Холодный испытующий взгляд герцога перебежал с одного лица на другое и с иронией остановился на огромной измятой постели. Людовик, однако, взял тонкую руку Батистины и легко поцеловал кончики пальцев.
– До скорой, очень скорой встречи, мадемуазель де Вильнев, – прошептал король, прежде чем покинуть комнату.
Оставшись наедине, герцог и Батистина безо всякой приязни посмотрели друг на друга. Девушка нахмурила брови, надулась и приготовилась дать решительный отпор любым насмешкам. Встревоженный Ришелье в это время прикидывал, какое влияние могла возыметь на короля эта маленькая глупая гусыня.
– Не будете ли вы столь любезны проследовать за мной, мадемуазель де Вильнев? И простите меня великодушно, если я имел несчастье чем-либо прогневить вас, – лицемерно заюлил герцог, решив на время забыть свои обиды.
Батистина вдруг ощутила угрызения совести:
– Знаете, ваша светлость, ведь про Бастилию его величество упомянул шутки ради, – сказала она, придя в отчаяние от того, что доставила герцогу несколько неприятных минут.
– О да, мадемуазель, конечно, это была шутка! Однако из самых забавных шуток-с! Должно быть, его величество смеялся до слез, – скорчил гримасу Ришелье, пропуская вперед Батистину, тотчас же пожалевшую о тщете своих усилий быть с герцогом любезной.
Батистина последовала за Ришелье по длинному темному коридору в прихожую, освещенную тремя канделябрами. Лакей в голубой ливрее застыл словно статуя возле обитой прелестной тканью стены. По знаку Ришелье он схватил в одну руку два канделябра, не уронив при этом ни капельки воска, что показалось Батистине чудом ловкости. Лакей приподнял синюю бархатную портьеру и стал спускаться по винтовой лестнице, высоко поднимая руку вверх, чтобы осветить путь герцогу и Батистине.
Девушке показалось, что лестница бесконечна. Но вот наконец лакей толкнул какую-то дверь, и все трое оказались в огромном, отделанном разноцветным мрамором вестибюле, в конце которого виднелась длинная анфилада комнат. Батистина поняла, что они достигли парадных покоев.
Миновав большой зал, явно предназначенный для музицирования, и две роскошные гостиные, девушка обратила внимание, что количество придворных и посетителей заметно увеличилось, и еще она обратила внимание, что вызывает у всех повышенный интерес. Ее рассматривали с поразительной бесцеремонностью, даже с неким бесстыдством. Всем едва ли не хотелось ее пощупать!
«Ну и наглецы! Бедный Людовик, как мне жаль его, он вынужден жить среди них!» – думала Батистина, ощущая, как пылают ее щеки.
– Кто это? Кто такая? – громко прозвучал вопрос, заданный пронзительным голосом. Батистину дерзко оглядывала с головы до ног высокая ярко-рыжая дама, увешанная бриллиантами.
– Похоже, наш возлюбленный братец принимал у себя тайно эту красотку, герцогиня, – прыснул со смеху маленький толстячок, постоянно оправлявший полы своего камзола.
– Вы скажете тоже, барон! Красотка! Нечего сказать! В любом случае, ко двору она не представлена, – возразила рыжая герцогиня.
– Осторожнее, с ней сам дю Плесси! – заметил высокий сухощавый мужчина, коротко хохотнув.
– А что сие значит? – строя невинные глазки, просюсюкала маленькая блондинка, которую можно было бы назвать красивой, если бы не длинный, опущенный книзу красный нос.
– Наш «жеребец» скучает, у него нет постоянной фаворитки, дорогая маркиза! – сказал громко маркиз и расхохотался.
– Братцу кажется, он очень хитрый и может всех обвести вокруг пальца, но все его амурные делишки – секрет полишинеля, и все обо всем знают… разве нужно было сопровождать эту маленькую мегеру? Хм… А может быть, он сделал это нарочно, чтобы все обо всем догадались… Кто его поймет… Не угадаешь… – брюзжал про себя герцог, бросая на Батистину неприязненные взгляды. Но та только выше задирала свой курносый носишко.
Они вошли в огромную переднюю, отделанную белым и черным мрамором. Ришелье легонько похлопал лакея по плечу, давая понять, что больше не нуждается в его услугах.
– Идемте, идемте, мадемуазель! – почти любезно прошептал герцог и предложил Батистине руку. Девушка едва коснулась кончиками пальцев шелковистого рукава камзола и последовала за дю Плесси. Она все больше изумлялась от увиденного. Они вошли в еще одну роскошно обставленную гостиную. В великолепном камине потрескивал огонь. Спиной к огню стояло массивное зеленое бархатное кресло с позолоченными ножками и подлокотниками. Множество разряженных, расфуфыренных дам расположилось полукругом на низеньких табуретах, что считалось наивысшей привилегией при дворе и дозволялось только принцессам крови и герцогиням. Неподалеку от кресла находился небольшой круглый столик, покрытый кружевной скатертью, спускавшейся до полу.
Вошли пажи в ярко-красных камзольчиках и в маленьких шапочках с перьями, надетыми набекрень. Они быстро пересекли гостиную и заняли свои места по обе стороны от камина. Целая толпа посетителей, просто, но аккуратно одетых, ввалилась в двери и смешалась с придворными. Батистину все сильнее толкали и отпихивали назад. Несколько толстых швейцарцев в широких пестрых камзолах встали в дверях, гремя алебардами с золотой и серебряной насечкой.
