Текст книги "Флорис. «Красавица из Луизианы»"
Автор книги: Жаклин Монсиньи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)
2
– Ах, как превосходно все устроил господин дю Роше. У меня просто нет слов! Какой восхитительный обед дал он в честь невесты! Какие блюда там подавали! Тридцать нежнейших пулярок с трюфелями! Пятьдесят круглых пирогов с голубятиной! А фаршированные фазаны! И все отменного качества, да и в каком количестве! И какой красивый, приятный молодой человек, какие у него хорошие манеры, хоть он и не аристократ. Пресвятая Дева Мария! Святой Иосиф! Ты будешь с ним как за каменной стеной, моя голубка! Станешь настоящей королевой! Не так ли, госпожа Ленорман?
Жанна-Антуанетта улыбнулась уголками губ, выслушав пылкие восхваления в адрес господина Жеодара, который окончательно покорил старую нянюшку своей любезностью и хорошими манерами.
Прекрасная мадам Ленорман д’Этьоль была урожденной Пуассон, и, хотя она и очень любила Батистину, это не мешало ей испытывать жгучую зависть к титулованной подруге. Быть дочерью графа де Вильнев-Карамей – какое счастье! Сколько раз она мечтала оказаться на месте подруги…
– Ужасно длинная дорога! Надеюсь, нам осталось ехать не очень долго! – скорчила гримасу госпожа Ленорман, обмахиваясь веером. Было видно, что она нервничает. Батистина же и бровью не повела. Она ничего не видела и не слышала. С момента отъезда, вопреки всем ожиданиям, девушка замкнулась и хранила молчание. Ее головка покоилась на атласном валике, а глаза провожали стоявшие вдоль дороги деревья. Казалось, ее голубые глаза навсегда погрузились в созерцание какого-то бесконечного волшебного сна или чудесной грезы.
Легкий туман стлался над землей в лесу Санлис. Замки Мортфонтен и Роше разделяло не более двух лье. Голубая карета Жанны-Антуанетты весело катилась вперед. Обладавшая утонченным вкусом и обожавшая роскошь молодая супруга богатого буржуа приказала выкрасить свои кареты одну – в голубой, а другую – в розовый цвет. Когда она выезжала в свет, то всегда выбирала ту из них, что, по ее мнению, составляла контраст с цветом ее наряда. Сегодня она оделась во все розовое и потому выбрала голубую карету. Два факельщика, почти навязанных любезным Жеодаром в качестве сопровождения, гарцевали по обе стороны кареты, готовые осветить путь, как только в этом возникнет нужда. Но, в общем-то, они были не нужны: часы не пробьют и половину четвертого, как подруги прибудут в замок. Жанна-Антуанетта, разумеется, проведет там ночь, чтобы составить компанию Батистине.
Внезапно сбоку затрещали кусты.
– Эй! Стой! Тпру-у-у! – закричал кучер, сдерживая лошадей, чтобы пропустить лань или лося. Лучше бы он этого не делал! Ему следовало бы стегать лошадей изо всех сил, чтобы миновать опасное место, – из зарослей на дорогу, прямо перед каретой, выскочил огромный кабан. Это был старый секач, не менее четырехсот фунтов весом и футов пять в длину. Страх и почтенный возраст сделали его опасным. Вместо того чтобы спокойно проследовать своим путем и добраться до логова, зверь решил, что его травят. Он обернулся, глухо заревел и, увидев, что карета остановилась, стремительно понесся на лошадей.
– Ух! Ах! Ух! Уй-уй-уй! – заорал кучер, щелкая кнутом, чтобы испугать чудовище, но было уже поздно: кабан задел своими грозными клыками ногу передней лошади, и бедное животное встало на дыбы, а три других, обезумев от страха, попятились назад.
– Но-о-о! Но! Вперед! Но-о-о! Пошли! Пошли! – вопил во все горло кучер.
– Боже милосердный! – простонала Элиза и рухнула на колени.
Батистина и Жанна-Антуанетта, немного растерянные от внезапной остановки кареты и жалобного ржания лошадей, выглянули в окошко и стали с некоторым беспокойством наблюдать за развитием событий.
Казалось, старый секач успокоился. Он громко заревел, равнодушно отвернулся от кареты и затрусил по дороге.
– Мы сейчас его хорошенько напугаем, сударыни! – хором воскликнули факельщики, зажигая факелы.
– Нет, нет, не надо! Оставьте его в покое, он уходит! – закричала Батистина. Она не раз принимала участие в охоте вместе с братьями и прекрасно знала, что разъяренный кабан может представлять собой смертельную опасность.
– Ай-ай-ай! – заорали факельщики, не обращая внимания на слова девушки. Они пустили коней в галоп, преследуя зверя с факелами в руках. Потерявший надежду на спасение секач с поразительной ловкостью круто повернул назад, ускорил бег и набросился на одного из факельщиков. Он тотчас же выбил беднягу из седла и стал яростно топтать его и рвать клыками.
– О Боже! На помощь! На помощь! – зарыдали Батистина и Жанна-Антуанетта, наблюдавшие эту ужасную сцену с сознанием своего бессилия.
– Презренный трус! – Батистина увидела, что другой факельщик развернул коня и галопом понесся прочь, вместо того чтобы прийти на помощь приятелю.
– Придется мне самой взяться за это дело! Я не могу себе позволить, чтобы беднягу убили прямо у нас на глазах! – храбро заявила Батистина, открывая дверцу кареты.
Кабан громко сопел, расправившись с факельщиком, неподвижно лежавшим у его ног. С клыков чудовища капали слюна и кровь; зверь рыл копытом землю и глухо ревел. Внезапно он поднял голову.
– Осторожно, мадемуазель! Он возвращается! Он бежит прямо на вас! – отчаянно завопил кучер.
Жанна-Антуанетта резко дернула Батистину за плечи и втащила ее обратно в карету.
– На помощь! На помощь! Сюда! Сюда! Убивают! Остановите же его! – прерывающимся голосом кричала Элиза, судорожно прижимая к груди четки.
Обезумевший от ярости кабан бил клыками по дверце. Карета содрогалась. Батистина сохраняла хладнокровие, у нее лишь побелели губы. Она схватила за руку оцепеневшую от ужаса и почти потерявшую сознание Жанну-Антуанетту, сползшую на пол.
– Ну же, держись, дорогая! А ты, Элиза, прекрати вопить, этим горю не поможешь!
Батистина почувствовала резкий запах дикого зверя. Дверца кареты трещала и скрипела от мощных ударов. Девушка не смела подумать о том, что будет, если хрупкая перегородка не устоит.
– Не бойтесь, сударыни, держитесь! – раздался в лесу чей-то крик.
Батистина наклонилась к окошку, чтобы посмотреть, откуда явился неожиданный спаситель. Всадник в запыленной одежде стремительно вылетел из зарослей. Он резко, с места в карьер, развернул коня и на скаку зарядил ружье.
– Спрячьтесь, дамы!
Батистина и две ее спутницы распластались на подушках. Раздался сухой треск выстрела. Девушка подняла голову.
– Не двигайтесь, он всего лишь ранен! – прокричал всадник, возвращаясь.
Из головы кабана текла кровь. Деревья словно задрожали от его злобного рева. Батистина зажала уши руками. Всадник вновь приблизился к разъяренному зверю и вскинул ружье. Секач понял, что на этот раз речь идет о жизни и смерти. И бросился на врага. Всадник не смог избежать столкновения, вылетел из седла, перекувырнулся через голову и упал, не выпустив, однако, ружья из рук. Батистина и Жанна-Антуанетта издали вопль ужаса: окровавленное чудовище устремилось на лежащего на земле мужчину.
С невероятным спокойствием незнакомец снова вскинул ружье. Он подождал, пока зверь не оказался всего в двадцати футах, и прицелился прямо в налитый кровью глаз кабана. Жуткая тишина обрушилась на лес и на потрясенных девушек; издалека доносилось лишь карканье одинокого ворона. Грянул выстрел, и чудовище, сраженное на бегу, подпрыгнуло и повалилось на землю.
Со свойственной ей живостью Батистина выскочила из кареты.
– О, благодарим вас, сударь, вы спасли нам жизнь!
– Рискуя своей собственной! – добавила Жанна-Антуанетта, присоединяясь к подруге. Она была более бледна, растеряна и испугана, чем Батистина.
Любезный рыцарь поклонился и еле заметно усмехнулся:
– Никто не сможет сказать, что дворянин оставил в беде двух беспомощных хорошеньких женщин!
Голос у незнакомца был с приятной хрипотцой. Батистина вздрогнула и попыталась порыться в памяти. Где-то она – уже слышала этот голос, но это было давно. Девушка взглянула на подругу. Не заметила ли та чего-нибудь необычного? Но Жанна-Антуанетта в этот момент обернулась к подбежавшему кучеру.
– О-ля-ля, мадам! Что нам делать? Факельщик-то помер, бедняга, да и наша лошадка скоро издохнет. Идемте со мной, сударыня, сами увидите!
Жанна-Антуанетта с досадой пожала плечами. Как смел кучер побеспокоить ее и приставать с пустяками в ту минуту, когда она разговаривала с таким очаровательным незнакомцем! Но все же она последовала за слугой.
– Какой ужас! – прошептала Батистина, поднимая на кавалера свои огромные голубые глаза. – Этот бедный юноша отдал свою жизнь, пытаясь защитить нас. Второй умчался прочь, и правильно сделал.
– Он заслуживает хорошей порки! – пророкотал незнакомец, проводя рукой по лбу.
– А как вы, сударь? Вы не ранены? В карете есть немного винного спирта. Позвольте, я схожу. Надо перевязать ваши раны, – сказала Батистина, заметив пятна крови на лице и руках незнакомца.
– Благодарю вас сердечно, сударыня! Я бы согласился получить любую рану, чтобы только ощутить прикосновение ваших нежных ручек, но это всего лишь кровь зверя. Она забрызгала и меня и Императора.
– Императора? – словно эхо повторила Батистина, высоко поднимая свои прекрасно очерченные брови.
– Да, сударыня, так зовут моего славного коня! Мы с ним слишком оторвались от остальных охотников. Характер у моего коня еще более бешеный, чем у меня самого. Иногда его просто невозможно удержать! Клянусь честью, мы с ним довольно долго преследовали этого секача. Я весьма опечален, сударыня, что все так получилось, здесь есть доля и моей вины. Старый хитрый зверь, должно быть, почувствовал, что мы идем по его следу, вот и впал в такую ярость.
Как завороженная слушала Батистина речь незнакомца, произнесенную хрипловатым притягательным голосом. Девушка буквально пожирала его взглядом, безуспешно стараясь вспомнить, где она видела это лицо. Глаза мужчины горели странным огнем. Батистина вздрогнула от неведомого удовольствия, ощутив на себе этот пристальный и смелый взгляд. Незнакомец как бы машинально провел по лицу тонкой рукой, на которой блестел огромный бриллиант чистейшей воды.
– Нет ли у вас какой-нибудь тряпицы, чтобы я мог обтереть лицо и руки, сударыня?
Батистина без слов вытащила из рукава белоснежный батистовый платок с вышитыми инициалами и протянула его незнакомцу. Их руки соприкоснулись.
– Платок безнадежно испорчен, сударыня. Я оставлю его себе на память, – прошептал мужчина, улыбаясь.
Для девушки, недавно покинувшей монастырский пансион, Батистина сделала весьма заметные успехи, начиная с сегодняшнего утра, но не смогла не покраснеть, ощутив на себе ласкающий и теплый взгляд.
– Берегитесь, сударь! Эта девушка – очаровательная невинная простушка, мы возвращаемся с ее помолвки. Вы не боитесь попасть в пленительные сети? – немного сердито спросила Жанна-Антуанетта, подходя к Батистине и их спасителю.
Батистина, удивленная враждебностью тона подруги, посмотрела на нее. Глаза госпожи Ленорман, и обычно очень блестящие, вспыхивали пламенем, когда она смотрела на кавалера, и Батистина вдруг поняла, что Жанна-Антуанетта может превратиться в ее злейшего врага.
Мужчина весело и заинтересованно посмотрел на двух молоденьких женщин и обтер лицо. Батистина строила различные предположения и терялась в догадках. Поведение и манеры незнакомца сбивали ее с толку. Он был широк в плечах и не носил ни парика, ни треуголки: наверняка потерял их во время бешеной скачки. Его бархатистые миндалевидные карие глаза сияли, матовый загар говорил о часах, проведенных на открытом воздухе. У незнакомца были правильные черты лица. И на этом красивом мужском лице застыло сознание того, что его обладатель никогда и ни в чем не знал отказа. В Батистине неожиданно стало подниматься раздражение против человека, который бросал на нее взгляды самоуверенного собственника. Она подумала, что ей лучше не задерживаться. Девушка чопорно надула губки.
– Уже поздно! Мы можем ехать, дорогая?
– Да, с грехом пополам как-нибудь доберемся. У нас осталось всего две лошади. Юзеб сейчас выпрягает захромавшую, а тело факельщика он устроит на своем сиденье…
Батистина вздрогнула и передернула плечами.
– Прощайте, сударь, и благодарим вас за храбрость! – девушка торопливо присела перед незнакомцем, намереваясь направиться к карете.
– Прощайте, сударь! Ну что это за манеры! Вот так благодарность! О чем вы только думаете, Батистина? – вскричала Жанна-Антуанетта, довольная тем, что может преподать урок подруге. – Надо пригласить нашего спасителя в замок, он должен отдохнуть и прийти в себя после таких треволнений.
– Батистина! Мне следовало догадаться! – вполголоса произнес незнакомец, разглядывая испачканный кровью платок, на котором была вышита буква «Б», увенчанная короной из роз.
– Простите, сударь, вы примите приглашение, я надеюсь, – кокетливо улыбнулась Жанна-Антуанетта.
– Благодарю вас, сударыня, за столь любезное приглашение. Я не смог бы отказать обладательнице таких чудесных золотистых волос и такой обворожительной улыбки, но мне кажется, до нас доносятся крики моих друзей. Они меня ищут… Позвольте мне удалиться, сударыни…
Незнакомец протянул руки молодым женщинам, чтобы помочь им подняться в карету. С легкостью и необыкновенным изяществом он выполнил свою задачу и прислушался к шуму, доносившемуся из леса. Крики, понукания, ржание лошадей приближались с каждой минутой.
– Эгей! – хрипловато крикнул незнакомец, легко вскакивая на своего Императора, который флегматично жевал березовые листочки, уже развернувшиеся несмотря на поздние холода.
– Эгей! Эгей! Э-ге-гей! – послышалось в ответ со всех сторон.
Всадник, весь в черном, выскочил из зарослей. Он гнал коня галопом, крича на скаку:
– Ах! Боже мой! Наконец-то я-с вас нашел-с! Вы-с так-с неразумны-с и неосторожны-с, си…
– Ну вот и вы, дю Плесси! И, как всегда, опоздали! – прервал его незнакомец, прижимая палец к губам и призывая хранить тайну.
Всадник в черном придержал коня, тот поднялся на дыбы и остановился. С морды скакуна хлопьями спадала пена. Дамы с любопытством выглянули в окошко, чтобы посмотреть на вновь прибывшего. Всадник равнодушно помахал им треуголкой. Он вздрогнул и резко отшатнулся назад, увидев еще теплую тушу кабана, лежавшую поперек дороги, снова принялся осыпать «спасителя» упреками:
– Доезжачие-с прочесывают-с лес! Егеря-с сбились с ног-с, а вы-с позволили-с завлечь себя-с в такую-с глушь, в шести-с лье от Пьерфона, загнав четырех-с лошадей-с! Вы-с так-с разгорячились, что рисковали подхватить воспаление-с! Да еще так-с оторвались от собак-с!
Батистина таращила глаза, спрашивая себя, уж не спит ли она. Ну и странная манера говорить у этого новоприбывшего! Девушка вспомнила, что братья, возвращаясь в замок от королевского двора, рассказывали, будто некоторые люди, вращавшиеся в большом свете, в разговоре с высокопоставленными лицами употребляли к месту и не к месту звук «с», дабы выказать свое почтение. Если судить по тому, сколько лишних «с» вставил в свою речь вновь прибывший, незнакомец был очень важной персоной. Батистина посмотрела на «спасителя» – того столь странная манера речи, казалось, нисколько не удивила. Он с величайшим спокойствием выслушал упреки дю Плесси, улыбаясь уголками губ.
– Однажды с вами-с случится какая-нибудь-с беда-с…
– Но сегодня никакой беды не случилось, напротив, я имел счастье повстречать прекрасных дам, – возразил «спаситель» с едва заметным раздражением, – секач доставил им несколько неприятных минут. Не бойтесь, друг мой, на охоте со мной ничего не случится! Где угодно, только не на охоте! А! Вот и остальные! – заметил незнакомец. Из леса выскочили еще несколько загнанных лошадей в сопровождении столь же изнуренных собак с высунутыми языками.
– Прощайте, сударыни! – крикнул незнакомец, склоняясь к шее коня и подъехав к самому окошку карсты. Батистина почувствовала, что ласковый взгляд незнакомца буквально обволакивает ее. В этом взгляде она прочла некое обещание.
– Прощайте, сударь! А может быть, до встречи? – вздохнула Жанна-Антуанетта, приподнимая и опуская ресницы с преувеличенным кокетством. Она злилась, что именно Батистина, а не она сама столь явно заинтересовала кавалера.
– Если Господь того пожелает! – сказал тот своим гортанным, чуть хриплым голосом.
Теперь он пристально посмотрел на прелестную госпожу Ленорман, улыбнулся, словно угадав ее мысли, и пришпорил Императора.
Человек в черном тотчас же пустился за ним вдогонку. Вновь прибывшие всадники смеялись и издавали восхищенные крики:
– Да, ну и кабан!
– Целый кабанище!
– Матерый секач!
– Клянусь красной чумой, какой риск!
– Какая отвага!
– Смертельная опасность!
– Черт возьми! Ну и храбрец!
– Пришлите доезжачих! Пусть сдерут шкуру!
– А внутренности – собакам! Пусть полакомятся, бездельники!
– Потрясающий выстрел!
– Лучший охотник во всем королевстве!
– Да, какое впечатление произведет эта голова! Какие клыки!
В лесу слышались посвисты кнутов, ржание лошадей, стук колес, звуки рожков И труб, крики доезжачих, лай собак, менее усталых, чем те, что травили зверя, вопли кучеров и конюхов. Мелькали огни факелов, озаряя деревья фантастическим светом.
Всадники подскакали к огромной карете, запряженной восьмеркой лошадей и находившейся под охраной швейцарцев и рейтар. Они спешились около кареты и с радостными криками пропустили вперед спасителя дам. Он легко вскочил на подножку, обернулся и прошептал что-то человеку, следовавшему за ним словно тень.
– Будет исполнено! – коротко ответил дю Плесси, склоняясь в поклоне.
– И… разузнайте все… хорошенько, – приказал незнакомец.
– Хорошо… но о которой же из двух?
– Об обеих… – улыбнулся охотник. – А теперь поедем ночевать в Компьен.
3
– Ну же, дорогая, возьми себя в руки! Перестань смотреть на удаляющуюся карету и спускайся на землю, к нам! – С преувеличенно веселым видом Жанна-Антуанетта похлопала Батистину по руке.
Та вздрогнула. Действительно, она совершенно потеряла представление о времени. Словно зачарованная, следила она за нескончаемой кавалькадой, тянувшейся перед ее изумленным и восхищенным взором.
– Что случилось, дорогая? – удивленно спросила Батистина.
– Как это что случилось? Прежде всего, твоя дорогая Элиза уже чувствует себя намного лучше, – сухо ответила госпожа Ленорман.
– О, Элиза, моя дорогая нянюшка, это непростительно! Как я могла забыть о тебе?! – вскричала Батистина, осыпая свою дуэнью поцелуями с той непосредственностью, против которой никто не мог устоять. – Но все это так ново для меня! Ты, дорогая Жанна-Антуанетта, живешь в Париже, ты уже замужняя дама!..
– Ну так что же!? Ты тоже очень скоро выйдешь замуж! – улыбнулась более любезно Жанна-Антуанетта.
Батистина приоткрыла рот от удивления: она совершенно забыла о существовании Жеодара.
– Да… конечно… Но какой чудесный, замечательный день! – с воодушевлением воскликнула она после минутного замешательства.
– Замечательный?! Бессердечное создание! Ты забыла про беднягу факельщика! – простонала Элиза.
«Она права, я просто чудовище! Какой эгоизм!» – с раскаянием подумала Батистина.
Жанна-Антуанетта посмотрела на подругу и еле заметно пожала плечами. Она выглянула в окошко:
– Ну что, Юзеб, мы можем ехать?
– Ах, мадам, мочь-то мы можем, но… пожалуй, что и не можем…
– Наглец! Что ты несешь?! Ты выпряг раненую лошадь и убрал с дороги труп издохшей?
– Бррр… да, мадам, все сделано, если можно так сказать…
– Тогда вперед! – гневно воскликнула Жанна-Антуанетта.
– Простите меня великодушно, мадам. Мы слишком задержались! Недалеко же мы уедем без факельщиков! Скоро станет темно, как в аду, а лошадки так нервничают и так всего пугаются после всей этой суматохи! – простонал бедный Юзеб, еще не совсем пришедший в себя после пережитого.
Словно в ответ на его жалобы раздался дробный стук копыт. Четыре рейтара с факелами в руках окружили карету.
– Мы получили приказ сопровождать вас, куда вам будет угодно, сударыни! – сказал один из них с легким гасконским акцентом, отдавая честь дамам.
– Благодарю вас, господа! Ну, теперь – в путь! – приказала Жанна-Антуанетта, откидываясь на атласные подушки и потянув за шелковую ленту, чтобы поднять окошко. Карета тронулась.
Пламя от факелов освещало экипаж, и рейтары с любопытством посматривали на двух хорошеньких молоденьких девушек.
Хитрый огонек зажегся в глазах Батистины, и она удержала руку подруги:
– Подожди, дорогая, мне в голову пришла одна мысль!
Жанна-Антуанетта усмехнулась:
– Ты говорила так в пансионе, когда собиралась совершить какую-нибудь глупость…
Старая Элиза укоризненно взглянула на подруг, и они обе прыснули со смеху. Батистина поманила к себе пальцем одного из рейтар. Он был почти так же молод, как и Батистина, и с гордостью носил свой синий мундир. На левом плече у него красовалась эполета с серебряной бахромой, украшенная золотой звездой. Юноша вежливо стянул с головы треуголку и склонился к окошку:
– Чем могу служить, сударыни?
Он закашлялся, смущенный тем, что две красавицы смотрели на него, улыбаясь и время от времени переглядываясь, как настоящие заговорщицы.
– О, сейчас довольно холодно, сударь, наденьте шляпу! Мы вас очень просим! – сказала Жанна-Антуанетта с очаровательной улыбкой.
– Благодарю вас, сударыня! – промолвил, запинаясь, рейтар и водрузил свою треуголку с серебряным галуном поверх белого напудренного парика.
– Вы ведь не простой солдат, сударь? – продолжала Батистина с той великолепной самоуверенностью, которая отличает только невинных девушек, действующих по наитию.
– Что правда, то правда, сударыня! Я нахожусь в чине корнета! – гордо заявил юноша, покраснев от удовольствия.
– Ах, корнет! Как мило! Такой молодой, и уже корнет!
– Осторожней, Батистина, а то он, пожалуй, свалится с лошади! – зашептала Жанна-Антуанетта.
Батистина расхохоталась.
Юный рейтар отвел в сторону руку с пылающим факелом, чтобы свет не падал на его густо покрасневшее безбородое лицо, в результате свет еще сильнее залил карсту, и красота двух подруг стала просто ослепительной.
– А сколько вам лет, господин корнет? – поинтересовалась Жанна-Антуанетта.
– О, я не так молод, как вам кажется, сударыня. Мне двадцать четыре года, – ответил юноша, безбожно привирая и не сводя глаз с Батистины.
– Ах так! А мне двадцать, – пускаясь на столь же бесстыдный обман, заявила Батистина.
– А я, хотя и замужняя дама, признаюсь, что мне никогда не доводилось беседовать с корнетом! – воскликнула Жанна-Антуанетта, кичась своим опытом «много повидавшей и пожившей женщины» перед двумя юнцами.
– Правда, сударыня?
– Правда, сударь.
– Нет, я уже видела корнетов, но только, конечно, издали. Но они не держались в седле так гордо, как вы, и у них не было таких изысканных Манер, сударь, – живо вставила Батистина.
– Правда, сударыня? – еле ворочая языком, пробормотал юноша, не знавший, куда девать глаза от смущения.
– О да, правда… Истинная правда, сударь!
– Разрешите представиться! Эрнодан де Гастаньяк… к вашим услугам, сударыни, – низко склонил голову юноша.
– О! Сударь! Так вы, несомненно, гасконец? – восхищенно закатила глаза Жанна-Антуанетта.
– Да, сударыня! Гасконец из Гаскони! – гордо вскинул голову рейтар.
– А чьи приказы вы выполняете, господин де Гастаньяк? – невинно спросила Батистина, широко открывая свои голубые глаза.
Молодой корнет готов был лопнуть от гордости:
– Я исполняю приказы моего капитана, который получает указания от господина дю Плесси, а уж тот их получает прямехонько от его величества…
Рейтар прикусил язык. Как всякий истинный гасконец, он слишком быстро проболтался. Две тонкие штучки с удовлетворением переглянулись, ибо вытянули-таки из юноши сведения, которые хотели заполучить во что бы то ни стало. Жанна-Антуанетта поудобнее расположилась на подушках. Окончательно смущенный корнет опустил голову. Батистина мило улыбнулась юноше, чтобы пролить немного целебного бальзама на его раны.
– Решительно, мне очень нравится говорить с мужчинами! – заявила Батистина, берясь за шнурок, чтобы опустить окошко.
– Да уж, заметно! – с нервным смешком пожала плечами Жанна-Антуанетта.
– О, дорогая, ты ведь моя единственная подруга! И я тебя люблю! Разве я сделала что-нибудь такое, что могло рассердить тебя? – воскликнула Батистина, расстроенная недовольным видом Жанны-Антуанетты.
– Но, голубушка, ты напустила холода и едва не заморозила госпожу Ленорман со всеми этими беседами! – сказала Элиза, абсолютно ничего не понимавшая в происходящем.
Жанна-Антуанетта с любопытством посмотрела на подругу, не обращая ни малейшего внимания на старую няню.
– Ты всегда поражаешь меня, Батистина. Невозможно угадать, как ты отреагируешь на какое-нибудь слово или действие… Ты будто спишь с открытыми глазами или витаешь где-то в облаках… или поступаешь так или эдак чисто инстинктивно… Но я тоже тебя люблю… по-своему, разумеется… И буду защищать тебя от тебя самой, даже против твоей воли…
– Ах! Как странно и забавно! Ты говоришь точь-в-точь как Жеодар, – рассмеялась Батистина.
Под колесами заскрипел гравий. Карета въехала во двор замка Мортфонтен. Жанна-Антуанетта схватила Батистину за руку и горячо зашептала:
– Клянусь, Батистина, я всегда буду тебе верной подругой, даже если у тебя будут основания думать иначе…
– Почему ты так говоришь? – изумилась Батистина. Но Жанна-Ануанетта упорно молчала. Она, казалось, погрузилась в мечты.
Кучер Юзеб быстро соскочил с сиденья, чтобы откинуть ступеньки. С крыльца доносились крики:
– О-ля-ля! Мадемуазель Батистина! Мадам Элиза! Мы так беспокоились! Вас так долго не было! – хором вопили церковный сторож и его жена. – Какой-то человек шлялся вокруг замка и спрашивал, живет ли здесь молодая девушка по имени Батистина де Вильнев. Выяснял, находится ли она в замке или все еще пребывает в пансионе, – продолжал докладывать церковный сторож. – Подозрительный тип, мадам Элиза, физиономия висельника. Шляпа по самые брови, а лицо он все прятал в складках плаща… Не понравился он мне, ой как не понравился! Не станет честный человек прятать свое лицо! Но мы молчали как рыбы! Правда, жена?
– Да, да, сразу было ясно, что он не с добром пришел! Небось из бродяг, что грабят замки… или, того хуже, какой-нибудь головорез! – поддержала мужа достойная супруга.
– Ах, друзья мои! Благодарю. Сколько волнений, Иисусе! С нами случилось ужасное несчастье! На нас напало жуткое чудовище! – стонала Элиза, пока кучер не без труда помогал ей выбраться из кареты.
Батистина и Жанна-Антуанетта с некоторым сомнением посмотрели друг на друга.
– Будь счастлива, дорогая! – прошептала Батистина, с воодушевлением сжимая руку подруги и чуть подталкивая ее к дверце, чтобы та последовала примеру Элизы и оказалась на руках у кучера. – Ведь мы его встретили, как и предсказывала нам та старая цыганка! Ты же помнишь! О, он еще более прекрасен, чем я воображала! И он нас спас!..
– Да, но смотрел он только на тебя, маленькая лицемерка, точно такими же глазами, как и вот этот юнец, – пробормотала. Жанна-Антуанетта, указывая на спрыгнувшего с коня Эрнодана де Гастаньяка – он топтался у дверцы кареты, сжимая в руках треуголку и ожидая дальнейших приказаний.
Жанна-Антуанетта говорила тихо, и Батистина подумала, что ослышалась. Она тряхнула светлыми кудрями и с величественной грацией оперлась на галантно поданную руку корнета.
– Благодарю вас, господин де Гастаньяк, – одарила юношу улыбкой Батистина.
– Позвольте, я перенесу вас на руках, сударыня, перед крыльцом большая лужа, – сказал рейтар, указывая на воображаемую лужу.
«Странно! Ему хочется взять меня на руки… Как и Жеодару… Должно быть, все мужчины страдают такой манией…» – подумала Батистина, позволив юноше нести себя и прижимаясь к нему гораздо сильнее, чем это подобало девушке из хорошей семьи.
Батистина ощущала, как гулко и часто билось сердце молодого человека под синим камзолом. Она обвила шею кавалера руками. Не очень понимая почему, Батистина разволновалась. От корнета исходил мужской запах, запах лошади и табака. Девушка уронила голову на плечо юноши. Она почувствовала, как он вздрогнул. Молодой человек осмелился крепче обхватить тонкую талию, затянутую в корсет, гораздо крепче, чем того требовали обстоятельства. Батистина подняла на Эрнодана свои голубые глаза, в которых светилась такая невинность. Она начинала смутно догадываться о великой силе своего взгляда, о том, какое впечатление производят ее небесно-голубые глаза на мужчин, и она уже принялась оттачивать свои коготки, как маленькая мурлыкающая кошечка. Ее охватила приятная истома. Батистина словно невзначай приблизила бархатистую щечку к губам Эрнодана, и тот воспользовался сумраком – легко коснулся губами розовых губок, столь любезно ему подставленных.
– Могу ли я когда-нибудь приехать и справиться о вашем здоровье, сударыня? – спросил Эрнодан, с величайшим сожалением опуская Батистину на верхнюю ступеньку крыльца. По лестнице юноша взлетел, не чуя под собой ног, словно во сне.
– Ну конечно, господин де Гастаньяк, приезжайте, когда вам будет угодно. Вы так любезны! С большим удовольствием увижу вас снова, – спокойно сказала Батистина.
– С вашего позволения, сударыня, я буду приезжать каждый день…
– Хорошо, хорошо… Приезжайте… но через три дня я выхожу замуж, – промолвила Батистина.
– Ах! Что? Как? – забормотал совершенно сбитый с толку юноша. – Вы выходите замуж, мадемуазель?
– Да, но после свадьбы вы сможете приезжать ко мне в замок дю Роше сколько вам будет угодно, это в двух лье отсюда. Вы познакомитесь с Жеодаром, и он вам понравится. Это мой жених.
– О, не сомневаюсь, сударыня, – вежливо и сухо ответил внезапно ставший холодным Эрнодан де Гастаньяк.
– И оставайтесь поужинать с нами. Переночуете сегодня у нас в замке вместе с вашими людьми, господин де Гастаньяк, ведь уже поздно… – предложила Батистина, не отдавая себе отчета в том, насколько смелым было ее предложение.
Глаза юноши вспыхнули – он услышал в словах девушки некое обещание. Он с трудом овладел собой и даже не сразу ответил:
– Увы, мы должны ехать, сударыня, и я не могу воспользоваться вашим предложением. Для рейтара нет понятия «поздно» или «рано», ведь мы на службе, к тому же у нас есть факелы, чтобы осветить дорогу… Примите мою искреннюю благодарность, мадемуазель!
– Ах, как жаль! Мы стали почти друзьями… – вздохнула Батистина.
– Я… Я вернусь… Ведь вы мне позволили… Ваш покорный слуга, мадемуазель! – низко поклонился Батистине молодой рейтар, словно перед ним была сама королева.
«Он и вправду очарователен! И какой странный акцент! Поймут ли они с Жеодаром друг друга…» – думала девушка, поднимаясь со свечой в руке в свою комнату.
Батистина сбросила накидку на пуховую перину, подбежала к зеркалу и принялась себя разглядывать. Никогда прежде ее глаза так не блестели! Волосы спускались красивыми прядями на полуобнаженную грудь. Батистина улыбнулась своему отражению и с легким вдохом чмокнула самое себя в губки. Она чуть покраснела, вспомнив про поцелуй юного рейтара, и решила, что, пожалуй, лучше не рассказывать Жеодару об Эрнодане де Гастаньяке, когда тот приедет завтра с визитом.
