Текст книги "В твой гроб или в мой? (ЛП)"
Автор книги: Жаклин Хайд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)
Глава 31
ОБРИ
Влад проводит рукой по моей обнаженной шее.
– Могу я взять твой плащ?
Я нерешительно облизываю губы, чувствуя себя уязвимой, но меня успокаивает спокойная уверенность в его глазах. Я медленно киваю, и его взгляд, кажется, теплеет. Его рука касается моей талии, когда он снимает плащ, расстегивая его на шее.
Плащ спадает с плеч, и щеки мгновенно вспыхивают, а сердце падает в пятки. Влад кладет его на спинку пустого стула, который стоит всего в нескольких шагах от меня, прежде чем вернуться. Я ерзаю, хватаюсь за край лифа и дергаю, пытаясь прикрыться получше.
Как будто он может чувствовать, насколько я нервничаю, голос Влада скользит по мне, как шелк, когда он говорит:
– От тебя захватывает дух.
Мои плечи приподнимаются, когда я наполняю легкие кислородом, заставляя себя расслабиться. В следующую секунду его дыхание касается моей шеи, прижимая меня к себе твердой рукой за поясницу. Моя голова повернута под таким углом, что я смотрю на красный шелковый нагрудный платок на его груди, насыщенный и яркий на фоне темно-серой ткани.
– Разве ты не знаешь, насколько сногсшибательна? Посмотри на меня, – его пальцы касаются моего подбородка, поднимая лицо, чтобы посмотреть в глаза. – Ты великолепна. Хватит прятаться.
Я хватаюсь за его руки, когда холодные ладони прижимаются к моему лицу, и замираю от уверенности в его словах.
Я киваю, практически тая внутри от эмоций, сияющих в его глазах. Как я могу нервничать, когда этот мужчина меня абсолютно обожает?
– Хорошо. Больше никаких пряток.
– Хорошо, – он берет меня за руку и выводит на середину зала.
Мы танцуем в бальном зале, заставляя людей расступаться. Песня меняется почти как по волшебству, сладкая, нежная мелодия превращается в медленный танец. Моя голова у него на груди, он не дышит.
– Теперь понятно, почему я думала, что ты умер тем утром, – говорю я, хихикая, когда он хмыкает. – Бал действительно прекрасен. Ты проделал потрясающую работу за такой короткий промежуток времени.
– Я так понимаю, это означает, что ты наслаждаешься своей вечеринкой?
– Это не моя вечеринка, – парирую я, пожимая плечами.
Он отстраняется и, приподняв бровь, смотрит на меня.
– О, но это так. Никого из этих людей не было бы здесь, если бы не ты, так что уверяю, это твоя вечеринка. Иначе я бы никогда этого не допустил, – говорит он, глядя на гостей с явным презрением.
Его сердитое лицо снова заставляет меня хихикать.
– Но Дойл сказал, что это было нужно тебе?
Он откидывает меня назад, сгибая в талии. Разрез на ноге поднимается от движения, заставляя меня ахнуть, когда его глаза снова начинают светиться красным.
Он отмахивается.
– Да, но мне плевать на отель. Всегда было плевать.
Мое лицо вытягивается.
– Что? Правда? Но я думала, это все твоя идея.
Он пожимает плечами, обнимает меня за талию, притягивая ближе, и я чувствую, как кончики его пальцев танцуют прямо над моей задницей. Его нос морщится, когда взгляд опускается на мою грудь, прижатую к его, и что-то растет в моем животе.
Дрожь пробегает по его подбородку.
– Пойдем. Пришло время поговорить. Если только тебе не нужно больше контента? – спрашивает он, но его глаза полны тепла и обещания. Очевидно, что он больше не хочет просто разговаривать.
Я оглядываюсь на танцующие пары, наслаждающиеся друг другом, и обвиваю руками его шею сзади.
– Думаю, я хочу делать все, что хочешь ты.
Он откидывает голову назад, смеясь, и от этого опьяняющего звука я словно лишаюсь дара речи.
– Дорогая, боюсь, это испортит тебе праздник, – он наклоняется и шепчет мне на ухо. – Потому что, если бы я делал все, что хотел, твои ноги были бы направлены к звездам, а я был бы внутри, заставляя тебя выкрикивать мое имя.
Я разеваю рот, в животе зарождается трепетное чувство.
Я определенно хочу этого.
Я позволяю ему взять меня за руку и мягко провести нас сквозь толпу, в отличие от истерично бегущего Джорджа.
Он тянет меня к большим двойным дверям и останавливается прямо за ними.
– Последний шанс остаться здесь, прежде чем я украду тебя на ночь, – говорит он с усмешкой. – Я все еще не могу понять, что тебе так нравится в Интернете, ведь, кажется, единственное, что он создает – это драмы и бессмысленные дискуссии.
Я хихикаю, в последний раз оглядываясь назад.
– Как давно ты в Интернете?
Он улыбается, и на его щеках появляются ямочки, отчего трепет в животе превращается в порхание бабочек.
– Как долго ты здесь? – его карие глаза сверкают.
Я не могу скрыть своего недоверия.
– Ты шутишь.
– Нет, – говорит он, хватая мой белый плащ со спинки стула, когда, наконец, выводит меня из зала. – Я даже не спал уже долгое время. До тебя.
До меня? Почему это заставляет сердце биться чаще?
ВЛАД
– Я была так слепа, все эти зеркала, – говорит она, замечая отсутствие моего отражения.
Она качает головой, льняные волосы снова блестят на белом плаще. Это платье слишком отвлекает, а мне нужно сохранять самообладание для нашего разговора. Я знаю, что у нее есть вопросы, и хочу ответить на них, не желая прижимать ее к каждой стене, как будто она картина.
– Я так и знала, что они не c Etsy.
Я улыбаюсь, когда ее рука сжимает мой локоть, пока мы идем в более уединенное место. С тех пор, как я упомянул о том, что хочу побыть наедине, ее сердцебиение не замедлилось, что может означать, что она напугана или взволнована. Я надеюсь на последнее, но не буду делать никаких предположений, когда дело касается ее. Я могу быть терпеливым.
– Тепло? – спрашиваю я, желая, чтобы ей было удобно.
Она бросает на меня косой взгляд и ухмыляется.
– Да, это безумие, учитывая, как мало материала в этом платье. Ты ведь ничего об этом не знаешь, правда?
Я улыбаюсь и наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо.
– Позволь мне показать тебе галерею. Там мы сможем говорить свободно. Здесь слишком много ушей, – боюсь, что наши голоса будут отдаваться эхом.
– Хорошо, – тихо шепчет она в ответ. Когда мы идем по замку, ее плащ прижимается к моему, и я чувствую себя… умиротворенным. Ее присутствие дарит мне спокойствие и безмятежность, в которых я так нуждаюсь. Я готов на все ради этого существа, она околдовала меня.
Мы подходим к ступеням парадной лестницы, и она поднимает голову.
– Тебе действительно стоит подумать о том, чтобы установить лифт.
Мои глаза на мгновение вспыхивают красным, и я проверяю окружающее пространство, чтобы убедиться, что поблизости нет никого, кто мог бы стать свидетелем моих дальнейших действий.
Я не могу скрыть ухмылку, когда приподнимаю ее на несколько дюймов над землей с помощью телекинеза. Она испуганно визжит и поворачивается ко мне, размахивая руками.
– Кому нужен лифт?
Посмеиваясь, я беру ее за руку и спокойно веду вверх по ступенькам, пока она парит, расширив глаза в панике.
– Это безумие, – ее голос звучит пронзительно, и это вызывает у меня желание показать ей больше.
– Какой твой любимый фильм Диснея?
– Что? – спрашивает она, явно застигнутая врасплох вопросом.
Я тяну ее за собой, пока она парит над ступеньками, и стараюсь не смеяться над тем, как она смотрит на свои ноги, будто что-то может укусить ее в любой момент.
– Я немного почитал и понял, что любимые фильмы Диснея важны для представителей противоположного пола.
– О, ммм, хмм. Ну, думаю, придется сказать, что мой любимый – «Красавица и чудовище».
Я сцепляю руки за спиной, размышляя об этом.
– Что тебе в нем нравится?
Довольное выражение мелькает на ее лице, и она оглядывается.
– Замок.
Это удивляет меня, но все же подходит. Полагаю, что-то должно было привлечь ее сюда с самого начала.
Я делаю широкий жест свободной рукой.
– К счастью, у меня есть замок.
– Только один? – насмешливо говорит она, прижимая руку к груди.
– К сожалению, да, насколько мне известно. Вообще-то я и не думал проверять свои владения. Возможно, Дойл приобрел один или два на мое имя за эти годы.
– Боже мой, Дойл что, член твоего ковена72 или что-то в этом роде? – она шипит себе под нос, ее глаза расширены от шока.
– Нет, а почему ковен?
Она улыбается, когда я, наконец, ставлю ее на ноги на верхней площадке парадной лестницы.
– Возможно, я смотрела «Сумерки» слишком много раз. Это один из моих любимых фильмов.
– Сумерки?
– Да. Это фильм о… ну, ты знаешь, – говорит она, показывая на меня. – Но они блестят на солнце.
Как нелепо. Я бледнею от такой наглости.
– Блестящие вампиры? Куда катится этот мир?
– Неважно. Даже не думай об этом.
Я поднимаю ее руку и кладу ее на свою, согнутую в локте, пока мы идем по коридору.
– Ну, Дойлу нужно будет объяснить самому, кто он и что он такое, в свое время. В конце концов, это особая вещь – доверить человеку свою личность, – признаю я.
Она морщит нос и смотрит на меня с весельем в глазах.
– Как я могла подумать, что тебе тридцать? – ты даже разговариваешь как старик.
– Что касается этого, не так давно я пришел к выводу, что с течением времени люди испортили различные языки. Но, чувиха, тебе это даже идет. Не так ли?
Она с благоговением качает головой.
– Как это возможно?
– То, что я вампир или моя сила?
– И то, и другое.
– Пойдем, я покажу тебе, – я иду, слушая, как ее каблуки стучат по мраморному полу. Я машу рукой и зажигаю свечи вдоль галереи. Галерея – единственное крыло, которое по понятным причинам не обновлялось во время реконструкции замка.
Она подходит к портрету, для которого я позировал несколько столетий назад.
– Я была здесь раньше, – ее щеки розовеют. – И я предположила, что это был твой прапрадедушка.
Я весело улыбаюсь.
– Поразительное сходство?
Она кивает.
– Не совсем, – я останавливаюсь, чтобы посмотреть на собственный портрет. – Это было написано где-то в шестнадцатом веке.
У нее отвисает челюсть.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать девять.
– Угу, – говорит она со смешком.
Я улыбаюсь.
– Пятьсот девяносто семь лет.
У нее отвисает челюсть.
– О боже мой.
– Такой возраст дает много способностей, но некоторые я унаследовал от своих родителей, – продолжаю я, продвигаясь дальше по коридору.
– Родителей? – шепчет она, оглядывая коридор, как будто кто-то может подслушать. – У тебя есть родители?
– Ну, а как еще, по-твоему, я появился на свет? – я приподнимаю бровь.
Она машет руками в воздухе.
– Я не знаю… Предполагаю, что кто-то укусил тебя?
– Мой отец нашел невесту, которая затем, со временем, забеременела мной.
– Вау.
Я нервно наблюдаю за ней в поисках любого признака того, что все это может оказаться для нее непосильным, какого-нибудь намека на то, что ей понадобится время, чтобы смириться с тем, кто я есть. Мы продолжаем идти, и она останавливается, чтобы посмотреть на доспехи, которые я носил во время какой-то давно забытой битвы.
– Они все еще живы?
– К сожалению, нет, – отвечаю я. – Они умерли давным-давно.
– О, мне жаль, – она замолкает, но я практически вижу, как крутятся шестеренки в ее голове. – Итак, все ужасные вещи, которые совершил Дракула. Это был ты? – спрашивает она, скрещивая руки на груди.
Я киваю.
– Возможно. Я пережил много войн.
В ее глазах вспыхивает раздражение.
– И что?
– И это было очень давно, когда мужчины вели себя по-другому, – говорю я, пожимая плечами.
– Ах да? Все эти насаживания на кол?
Я и забыл об этом и почти посмеиваюсь про себя.
– Все эти насаживания на кол. Ты говоришь так, будто я пригвоздил к земле целый легион. Это было много жизней назад, когда битвы были совсем другими. Кроме того, их было, наверное, всего несколько сотен, – говорю я, отмахиваясь.
Она выгибает бровь.
– Не понимаю, чем это лучше…
– Они начали это. Я всего лишь защищал свою родину.
– Хорошо. Мы вернемся к этому позже. Ты укусил меня. Значит ли это, что я тоже превращусь в вампира? И как так быстро исчезли отметины? – она опускает взгляд на свой телефон.
Я прислонился к стене, сложив руки на груди.
– Ты составила список вопросов, не так ли?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Конечно, составила.
Это не похоже на всю правду, но я не допытываюсь.
Я закатываю глаза, но, полагаю, у нее действительно есть причины для беспокойства.
– Нет, ты не обратишься от укуса вампира, и все укусы вампиров быстро заживают. Разница в том, что в моем возрасте я больше контролирую себя.
Все гораздо сложнее, но об этом мы поговорим в другой раз, когда она привыкнет ко всему.
Странное выражение появляется на ее лице.
– Ты можешь есть чеснок?
Я морщусь.
– Вообще-то, нет. Той ночью Дойл вколол мне эпинефрин, чтобы остановить аллергическую реакцию.
Ее рука взлетает, чтобы прикрыть рот.
– Так вот почему ты исчез! Боже мой, фундамент, – ее губы опускаются в недовольстве нашей ложью.
Я протягиваю руки, чтобы успокоить ее, но она вскидывает свои к груди в явном раздражении.
– С фундаментом все в порядке. Это просто придумал Дойл, чтобы отвести подозрения. Я провел большую часть ночи, бродя по холмам и заглядывая в твое окно, потому что клыки и когти не втягивались, – я протягиваю руку, чтобы она видела, и выпускаю когти, разрывая плоть на кончиках пальцев и показывая острые как бритва края.
– Вау, – говорит она, прежде чем смело прикоснуться к одному кончику, заставляя мое сердце учащенно биться в груди. – И откуда мне знать, что ты не станешь кровожадным и не съешь меня?
Мое сердце сжимается от того, что она вообще сомневается в этом, но, предполагаю, она права, задавая этот вопрос. Она здесь совсем недолго.
– Я не терял контроль над собой дольше, чем ты можешь себе представить, и я никогда не причиню тебе вреда.
Ее глаза закатываются к потолку, и я практически вижу, как множатся вопросы.
– Солнце? – наконец спрашивает она.
– Солнцезащитный крем, – я ухмыляюсь.
Я жду, когда она попытается позвать священника или какой-нибудь явный признак того, что она вот-вот рухнет в обморок, как женщины прошлого, столкнувшись с тем, кто я есть.
– О боже мой.
– Я ем всего несколько дней. Почти столетие я провел в заточении и не понимал, насколько слабым стал, пока…
– Пока ты меня не укусил, – бормочет она со странным выражением на лице. Она слегка отворачивает голову, скользя взглядом по многочисленным безделушкам и антиквариату, что я собирал годами. – Вся эта история с проникновением в дом, тебе действительно нужно разрешение73?
– С момента создания приветственного коврика, на самом деле, не так уж и нужно.
Алебастровый74 плащ на ней шуршит во время кивка.
– Думаю, в этом есть смысл. Ты вообще любишь поесть?
– Иногда я люблю бренди, – я ел человеческую пищу только ради нее.
– Действует ли святая вода против таких, как ты?
Я сжимаю зубы и почти останавливаю себя, чтобы не сказать грубо, но это Обри.
– Я испытываю не самые лучшие чувства, когда слышу, как ты сразу спрашиваешь о том, как меня убить, но, боюсь, святая вода не поможет, – мой живот внезапно наливается свинцом, и у меня возникает ужасное подозрение, что если она отвергнет меня, это будет моей погибелью.
– Значит, ты вампир, который не ест людей?
Я отталкиваюсь от стены, к которой прислонился, и притягиваю ее в свои объятия.
– Единственное, что я хочу съесть, женщина, это киску между твоих сочных бедер.
Удивление окрашивает выражение ее лица, прежде чем тихий смех эхом разносится по залу, она запрокидывает голову с милыми морщинками, покрывающими ее лицо от веселья.
– Но есть кое-что, что я должен добавить. И это может быть, ну… сказать, что еще слишком рано, было бы преуменьшением, но, надеюсь, что ты, по крайней мере, выслушаешь меня, – я делаю шаг назад, пытаясь удержаться от нежелательной реакции. – Это, конечно, твой выбор.
– Ч-что это? – спрашивает она, покусывая губу.
Я перевожу дыхание, готовясь.
– Ты моя пара, Обри. Теперь, когда я укусил тебя, между нами возникнет супружеская связь. Но могут потребоваться десятилетия, чтобы она полностью укрепилась.
Она моргает, как будто пытается понять, что я имею в виду, и во мне зарождается надежда.
– Срань господня! Я твоя пара? Что это вообще значит?
Я коротко киваю.
– Это значит, что я ждал тебя очень долго. Редко кому-то из нас удается найти женщину, с которой мы должны быть, и еще реже ею оказывается человек.
– Подожди… это значит, что я вроде как твоя родственная душа или что-то такое?
– Все это – исключительно твой выбор, поскольку у нашего вида есть защита от принудительных браков. Ты не обязана быть моей второй половинкой, но я бы очень хотел, чтобы ты ею стала. Я сказал правду: я действительно хочу встречаться с тобой. Я хочу быть с тобой любым доступным мне способом.
Я не говорю ей, что отказ от нас означает, что я останусь одиноким на всю оставшуюся жизнь, если не спарюсь с кем-то вне связи, чего я бы никогда не сделал. Быть отвергнутым истинной парой никогда не сулит ничего хорошего и может быть очень разрушительным для разума бессмертного существа, но выбор должен быть сделан добровольно, и я не буду использовать какое-либо принуждение, чтобы заманить Обри в ловушку.
Она опускается на мягкую скамью из другой эпохи, как будто у нее слабеют колени.
Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать ей, что шансы найти пару ничтожно малы. Я видел, как не один вампир скончался от ожидания. Это может занять сотни лет, и одиночество сводит с ума, вот почему нас сейчас так мало. Потеря партнера – это смертный приговор. Если она решит уйти теперь, когда я начал…
Ее плечи и спина, кажется, расслабляются, когда она моргает. Золотоволосая голова поднимается, и наши глаза встречаются, на губах Обри застенчивая улыбка.
– Хорошо.
Это значит «да»?
– Хорошо?
Я опускаюсь перед ней на колени и тянусь к мягким краям плаща, нежно растирая ткань между пальцами.
– Я согласен с тем, что любые твои вопросы обоснованы. Я без проблем расскажу тебе все, что ты захочешь узнать, особенно если учесть, что я хотел поговорить с тобой о будущем – разумеется, позже, – говорю я, пораженный тем, что она не убегает с криками и не пытается проткнуть меня острыми предметами. – Должен сказать, ты воспринимаешь все это довольно спокойно.
Ее глаза ярко блестят, а лицо краснеет, когда она наклоняется вперед, обхватив колени руками.
– Да, не так ли?
– Я хочу узнать о тебе все, что смогу, и я нахожу тебя совершенно очаровательной. Эти чувства никуда не исчезнут, и я хочу заботиться о тебе, если ты позволишь, – продолжаю я, надеясь, что она хотя бы частично ответит мне взаимностью.
Она облизывает губы и смотрит на меня.
– Думаю, мне нужно, чтобы ты поцеловал меня сейчас.
Я провожу рукой по мягкой коже ее лица и обхватываю щеку, наклоняясь к ее губам в поцелуе. Опьяняющий аромат наполняет мои ноздри, и я стону.
– Черт, ты так вкусно пахнешь.
Она отстраняется на мгновение и подносит свою миниатюрную ручку к лицу, кладя ее поверх моей.
– Как я пахну?
– Как волшебство и восход солнца, с легким привкусом полевых цветов, как лето моей юности, – честно говорю я.
Ее руки взлетают, чтобы обхватить мое лицо, и она притягивает меня к себе. Ее язык облизывает уголок моих губ, и мой член становится твердым, как камень. Я открываю глаза, чтобы посмотреть вниз на это прекрасное создание, которое, по-видимому, так же увлечено ей, как и я, и надежда трепещет в моей груди.
Я отстраняюсь, и ее глаза цвета спокойного, но яркого моря открываются, я мог бы смотреть в них до конца своих дней. Лицо Обри раскраснелось, и она слегка одергивает свой плащ.
– Ты готова снять это и показать мне свое платье во всей красе? – теперь, когда я ответил на все ее вопросы, я хочу увидеть ее и прикоснуться.
То, как нервно моргают эти голубые глаза, заставляет меня улыбнуться.
Я не могу не проследить за тем, как она облизывает губы, прежде чем прикусить нижнюю зубами.
– Здесь довольно тепло, – чопорно говорит она, не поднимаясь со скамейки.
Я смотрю ей в глаза и тянусь к завязкам, удерживающим плащ на месте, развязываю их, чтобы взглянуть на Обри. Плащ медленно спадает с ее плеч, обнажая мягкую, сочную кожу. У меня текут слюнки, и я скулю, как раненое животное. И только я смущаюсь, как она облегченно смеется.
Я поднимаюсь на ноги, ошеломленный и растерянный, когда в поле зрения появляются ее груди, которые держатся в платье будто по волшебству. Одно неверное движение, и кажется, что они обе вырвутся на свободу. Красное переливается на свету, как рубины, но когда Обри движется – она подобна морю, глубокому и коварному, как и ее изгибы для моей силы воли.
Я беру ее за руку и поднимаю на ноги, заключая в свои объятия, где ей самое место.
– Тебе никогда не разрешается носить это на публике, – рычу я.
Она краснеет и ухмыляется.
– Не беспокойся, даже Джордж не смог бы меня уговорить.
Я наклоняюсь ближе, обнимая ее за талию, и у Обри перехватывает дыхание. Ее тело напрягается, когда мои губы касаются ее уха.
– По моему опыту, люди – довольно простые существа. Они совершают много великих дел. Некоторые из самых впечатляющих архитектурных шедевров в мире были созданы людьми, но в то же время они совершают ужасные злодеяния. Особенно по отношению к вещам, которые не могут объяснить. Знаешь почему?
Она сосредоточенно хмурит брови.
– Страх? Они боятся неизвестности?
– Это то, что ты чувствуешь? – я провожу медленными круговыми движениями по ее бокам, наслаждаясь мурашками сопровождающими дрожь, которую она не может скрыть от меня. – Является ли страх причиной того, что твое сердце бешено колотится в груди?
– Нет.
Нарастающее ощущение заполняет все мое существо, и я не могу удержаться от того, чтобы не сжать ее немного крепче.
– Я не хочу твоего страха, я никогда не хочу, чтобы ты боялась меня. То, чего я хочу от тебя, нельзя получить силой или отнять. То, чего я хочу, ты можешь дать только добровольно.
– Чего ты хочешь? – она ахает, когда я слегка покусываю ее шею, наблюдая, как ее кожа вздрагивает в ответ.
– Я хочу, чтобы ты хотела меня так же сильно, как я хочу тебя, желала меня так, как я жажду тебя. Я хочу твое сердце, твои прикосновения, до тех пор, пока я твой.
Дыхание Обри становится прерывистым, и она поворачивается, оглядывая стены коридора. Она моргает и пытается отстраниться, чтобы заглянуть мне через плечо.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, совершенно сбитый с толку ее действиями.
– Ищу камеры.
Я хмурюсь и останавливаю ее движения, беря ее руки в свои.
– Здесь нет камер.
Ее глаза расширяются и наполняются слезами.
– Ты действительно имел в виду все это? – Обри быстро моргает, ее поза резко меняется, она явно не верит.
Я делаю серьезное выражение лица.
– Конечно, я имею это в виду. Зачем бы еще я стал это говорить? Я хочу каждую частичку тебя, которую ты мне позволишь.
Я скорее чувствую, чем вижу, как закрываются ее глаза, когда мои губы прижимаются к мягкой, пахнущей цветами коже ее шеи. Я не могу устоять перед желанием прикоснуться к ней. Я провожу пальцами по бокам ее откровенного платья, проходя мимо разреза, который поднимается вверх по ее бедру, опускаясь внутрь, к центру.
– Я хочу, чтобы каждая дрожь, каждое хныканье, каждый крик, каждый приглушенный стон, издаваемый твоим совершенным маленьким телом, были моими, – я осторожно разрезаю кружево ее трусиков вытянутым когтем и мягко касаюсь ее холмика.
– О боже мой, – взвизгивает она, когда ее тело приходит в движение, и влага заливает эту маленькую, жаждущую и нуждающуюся пизду.
Она оглядывается по сторонам, словно опасаясь, что кто-нибудь может пройти мимо и увидеть.
Конечно, у меня бы возникло искушение убить того, кто посмел подсмотреть за тем, что принадлежит мне, не говоря уже о том, что Дойл должен держать все в своих руках еще как минимум час. Я смотрю на нее сверху вниз, ожидая увидеть, как она вздрогнет от красного цвета моих глаз, готовясь к тому, что она отшатнется в страхе, закричит «помогите», скажет, что не хочет иметь со мной ничего общего, отречется от меня.
Но она не делает ничего из этого, она просто наблюдает за мной, словно ожидая, что я сделаю дальше.
– Как думаешь, со временем ты смогла бы найти в себе силы попытаться полюбить такую старую летучую мышь, как я?
Она улыбается и кивает, и я вздыхаю с облегчением. Крепче прижимая ее к себе и к своему напряженному члену, я обожаю сладкое тепло, исходящее от ее тела. Ее губы в полуулыбке встречаются с моими, когда она притягивает меня руками за шею.
Я тяжело вздыхаю, и мои глаза закатываются к затылку. Ее запах слишком сильный, и такое чувство, что прошла целая жизнь с тех пор, как я был внутри этой женщины.
Полностью околдован.
Я провожу руками по ее спине и хватаюсь за выпуклости задницы, готовый поднять ее и трахнуть у стены.
Она молчит, но ее тело говорит мне все, что нужно знать. К несчастью для нее, ее молчания на сегодня недостаточно.
– На этот раз тебе придется использовать свои слова, любимая. Я собственник, но еще не слышал слова «да».
– Да, Влад, мы можем посмотреть, к чему это приведет.
Я целую ее и обхватываю ладонью ее щеку.
На лестнице раздается медленный хлопок, и я выглядываю из-за парадной лестницы.
– Что, черт возьми, ты делаешь?
– В основном слушаю, – говорит Дойл, пожимая плечами, его темные волосы зачесаны назад, а борода аккуратно подстрижена. – Какой приятный вечер, не так ли, Обри?
Я провожаю ее взглядом, когда она спотыкается, пытаясь схватить свой плащ, лежащий на полу.
– Привет, Дойл, – выдыхает она, прикрываясь.
Дойл шагает по коридору, его губы сжаты в тонкую линию, а взгляд настороженный. Что-то не так.
– Хорошо. Полагаю, теперь я играю роль гонца, принесшего дурную весть.
Я складываю руки на груди.
– Что произошло?
Его взгляд устремляется к Обри, прежде чем с обвинением переходит на меня, явно против решения, которое, как он знает, я принял. Привязанность к человеку не всегда была хорошим сценарием для таких существ, как мы, и я не могу его винить, но знаю без сомнения, что она – моя пара. Ее запах успокаивает меня, и я лучше контролирую себя, когда она рядом.
Он открывает рот, но так же быстро захлопывает его.
– Как бы мне ни было неприятно снова прерывать вас, Влад, ты мне нужен, – глаза Дойла превратились в щелочки, и волнение сквозит в каждой черточке его тела.
– Что такое?
– Если то, что я только что услышал от тебя, правда, то нам нужно срочно вызвать ей такси и посадить ее на первый же рейс отсюда.
Я качаю головой, толкая ее за спину.
– Она остается. Скажи мне, что происходит, немедленно.
Губы Дойла поджимаются.
– Джекилл здесь, Влад.
Ярость быстро захлестывает меня. Почему он здесь? Потребность защитить Обри выходит на первый план, и все мое тело вздрагивает, заливая красным цветом все вокруг.
Если это Джекилл, то весь ад может разверзнуться. Я поворачиваюсь к ней.
– Обри, я должен позаботиться об этом, – я обхватываю ее прекрасное лицо руками, и она прижимается к моей груди. – Мы поговорим подробнее позже. Но просто знай, я не буду торопить тебя, у нас есть буквально все время в мире, – я отступаю назад и поправляю на ней плащ, закрепляя его у шеи. Краснота спадает с моих глаз, и я улыбаюсь ей в надежде успокоить, несмотря на свою ярость. – Я вернусь так быстро, как смогу.
– Все будет хорошо? – шепчет она, широко раскрыв глаза.
– Влад, – зовет Дойл.
– Хорошо. Я иду, – я киваю и беру ее руку в свою, чтобы нежно поцеловать костяшки пальцев. – Все будет хорошо. Тебе следует вернуться на вечеринку и повеселиться.
С другими людьми ей будет безопаснее.
Мне нужно отправить Джекила к черту и вернуться к Обри как можно быстрее. У меня запланирована ночь, которую она не скоро забудет.
