Текст книги "В твой гроб или в мой? (ЛП)"

Автор книги: Жаклин Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13

ОБРИ



Я смотрю вниз с полным неверием. Это… это просто… боже мой. Я отстраняюсь, прикусив губу, чтобы не заскулить, как маленькая сучка. Моя бедная, бедная вагина. Неудивительно, что он не позволил мне взглянуть на него. Это вагинальная смерть от пениса, такого большого, что я бы съежилась, если бы мне пришлось увидеть его рядом с линейкой.

Я вздрагиваю и встаю с кровати, едва дыша из-за страха разбудить его… или это.

Пытаясь избежать ноющей боли между ног, я неловко крадусь на цыпочках в ванную, и отныне это будет называться «Членовредительство».

Боже мой, я ковыляю. Я хнычу, прежде чем вытянуть ноги, выполняя несколько движений из йоги, чтобы размять подколенные сухожилия. Писаю, заглушая стон боли рукой.

К тому времени, как я возвращаюсь на кровать, уже почти полностью избавившись от боли в ногах и мочевом пузыре, он все еще не двигается.

Я с благоговением смотрю на член. Мужчина лежит, раскинув руки, его член размером с отбойный молоток выставлен на всеобщее обозрение, и эта штука должна быть занесена в Книгу рекордов Гиннесса. Неудивительно, что мою ватрушку словно пропустили через мясорубку. В голове проносятся видения прошедшей ночи, когда он был надо мной, и тело загорается от возбуждения, даже несмотря на боль.

Оргазмы того стоили. Оргазмы. Боже милостивый, оргазмы. Я сбилась со счета ночью, после того, как он разбудил меня в третий раз. Каждый раз он заставлял меня кончать на пальцы, рот или член так сильно, что я понятия не имею, кто настоящий виновник того, как мне больно.

Губы кривятся в довольной ухмылке, и я опускаюсь на подушку, прижимаясь к его груди и прислушиваясь к дыханию.

Брови сходятся на переносице. Подождите. Он вообще дышит?

В те редкие моменты, когда я действительно делила постель с Чедом, он храпел, как товарняк, а этот парень – ни звука. Я снова смотрю на него. Ладно, совсем не странно. Его грудь не двигается.

Он не двигается.

Боже мой, он умер?! Ни за что. Ни за что на свете, черт возьми. Я начинаю прижимать руку к его обслюнявленной груди, глазами сканируя любой признак движения. По-прежнему ничего.

Ладно, что мне делать? Звонить в скорую! Паника накатывает с новой силой, и сердце бешено колотится в груди. Как набрать 911 в Румынии? Возможно, у них даже нет 911.

Что же мне делать? Рука дрожит, когда я подношу пальцы к его носу. В тот же миг я судорожно втягиваю воздух и начинаю нервничать. О боже, он не дышит. Он мертв. Что за дерьмо?! Он мертв!

Его щека дергается.

– Что ты делаешь, Обри?

– Ааааа! – вагинальная травма полностью забыта, в следующее мгновение я встаю с кровати и трясусь от волнения.

– Какого хуя, Влад?!

Он приоткрывает одно веко и смотрит на меня.

– Возвращайся в постель.

Сердце гулко бьется в груди, когда я смотрю, как он потирает глаза и зевает.

– Черт возьми, нет. Ты не дышал! Я думала, ты умер.

Он закатывает глаза, облокотившись на черное резное изголовье, будто вышедшее из готического романа.

– Очевидно, я жив, – он протягивает мне руку, пока я стою и дрожу как дура. – Иди сюда.

Я смотрю вниз на мясную ракету смерти между его ног, и глаза расширяются, когда та дергается, возвращаясь к жизни.

– Нет, спасибо, я думаю, мне и здесь хорошо. Теперь, когда ты снова дышишь.

Он улыбается, и в животе все переворачивается, боль между ног удваивается от вспышки возбуждения.

– Чувак. Прекрати делать это со своим лицом, ладно? Это совсем не круто.

Он хмурится. Как брови могут быть такими горячими, ради всего святого?

– Я надеялся разбудить тебя к завтраку, – говорит он, и пристальный взгляд скользит по мне с озорным блеском, я не могу не возбудиться. Приятно, когда мужчина находит тебя красивой, но эта штука…

– Если ты думаешь, что мы с этим будем что-то делать сегодня, – я указываю рукой на его огромные гениталии, – тебя ждет неприятная новость. Определенно не раньше горячего душа.

Он наклоняется вперед и притягивает меня в свои объятия. Я позволяю ему, прижимаясь к прохладной коже груди и вдыхая пряный аромат, присущий только ему. Он целует меня в макушку, и я лучезарно улыбаюсь. Все не так уж плохо, пока я не двигаюсь.

Его руки мягкими круговыми движениями двигаются вверх и вниз по моим.

– Полагаю, я могу позволить тебе принять душ.

Я прижимаюсь к нему, не обращая внимания на то, что мы оба обнажены, и на то, что его член твердеет под моим бедром.

– Ты действительно не дышал. Все в порядке?

– Послушай.

Я прижимаюсь ухом к его груди и вздыхаю с облегчением, когда слышу биение сердца.

Запрокинув голову, я смотрю на него и улыбаюсь, затем отстраняюсь, нуждаясь в пространстве.

– Странно. Прости, что перепугалась, но ты спал как убитый.

Он снова обнимает меня.

– А сейчас я выгляжу мертвым?

Поворачиваясь, я смотрю вниз и моргаю, как чертова сова, когда взгляд снова останавливается на его члене.

– Не-а, – говорю я, выделяя букву «а», – черт, он больше моего запястья, с толстыми венами и большой грибовидной головкой. – Но держи эту штуку подальше, а то так и будет.

Он смеется и прижимает руку к груди.

– Ты ранишь меня.

– Ха, хочешь поговорить о ранах? Я едва могу ходить, – усмехаюсь я.

Он ловит мою руку и целует ладонь. Я сердито смотрю в ответ. Он целует внутреннюю сторону моего запястья, и воля к сопротивлению начинает таять.

– Прекрати. Пока я не приму горячий душ, touché pas mon chat³². Я отдергиваю руку и отталкиваю его, когда он садится.

Он смеется, откидывая голову назад, и я не могу не восхищаться его красотой.

– Parlez vous Français?³³

– Нет. Я просто знаю, как сказать: «Не трогай мою киску», а что? – отвечаю я и улыбаюсь, когда он качает головой с ямочками на щеках.

Медленная улыбка расползается по его губам, которые хочется поцеловать, когда он падает навзничь на кровать и закладывает руки за голову.

– Ты… нечто такое, с чем я никогда раньше не сталкивался.

– Пффф. Надеюсь, это хорошо, – рявкаю я в ответ, прежде чем натянуть простыню на грудь. В следующее мгновение я оказываюсь прижатой к твердой, обнаженной груди.

Член касается бедра, когда он поворачивает меня, озабоченно сдвинув брови.

– Я не буду извиняться за то, что мы занимались любовью прошлой ночью…

– Занимались любовью? – сердце екнуло. Мы практически незнакомцы. Он серьезно?

Его глаза темнеют, а на челюсти проступают мускулы.

– Да, женщина, я что, заикался? – он отпускает меня, встает с кровати, натягивая джинсы, и поворачивается к двери. – Я схожу за обезболивающим для тебя.

– О-о-о, это так мило с твоей стороны.

Он ухмыляется.

– Нет, это не так. Я планирую трахнуть тебя снова сегодня вечером, и мы, дорогая, отправимся на большую экскурсию по замку. Мне не нужно, чтобы ты хромала, как слабачка.

– Ты же не серьезно, – говорю я, у меня отвисает челюсть и легкая дрожь пробегает по позвоночнику.

– Напротив, дорогая, я очень серьезно отношусь к твоему благополучию и состоянию твоей киски, – говорит он как раз перед тем, как уйти, закрыв дверь.

– Вау.

Я возвращаюсь в постель, не в силах сдержать улыбку на лице. Встретила прекрасного принца. Вот только прекрасный принц – придурок.

Несколько минут спустя я драматично скулю, когда он продолжает настаивать на том, чтобы позаботиться обо мне. Полагаю, я должна быть более благодарна, но это действительно смущает.

– Это унизительно, – я бросаю взгляд на белую расстегнутую рубашку и грудь, пуская слюни. Нет, так нельзя, отвернись.

Никогда в жизни мне не было так больно. Мышцы болят в тех местах, о существовании которых я и не подозревала, а я-то думала, что такое дерьмо случается только в романах с сумеречными странниками или синими инопланетянами с членами до колен.

– Обри, расслабься, – рычит он, и от этого звука напрягаются соски.

Внутренности словно растерли в порошок, но каким-то образом он все равно заставляет меня хотеть большего. Его тон, как обычно, грубоват, но то, как он поглаживает круговыми движениями мою спину в течение последнего часа, выдает его. Мягкий мужчина размером со шкаф.

У меня внутри все переворачивается – он не мой.

– Раздвинь ноги.

– Хорошо, – выполнив его просьбу, я качаю головой, удивляясь, как так получилось, что я живу в сказочном замке, а между моих ног стоит бог секса и прикладывает теплую ткань к вагине.

– Чем бы ты хотела заняться сегодня?

Я смотрю в потолок и вздыхаю.

– Пообниматься?

Единственное страшное слово, от которого сбежит каждый мужчина, но он сам спросил. Я устала говорить мужчинам то, что, как мне кажется, они хотят услышать, и я действительно не отказалась бы от объятий.

Он целует меня в лоб, и сердце замирает.

– Хорошо, будем обниматься, но сначала ты поешь. Уже почти обед.

Удивительно, что он согласился на это!

Я приподнимаюсь на локтях, чтобы выглянуть в окно, но шторы загораживают свет. Подождите, что?

– Обед? Который час? – я отодвигаю одеяла в поисках телефона, но нигде его не вижу. Телефона точно не было в ванной, поэтому я решила, что оставила его на кровати.

– Немного за полдень.

Я начинаю поднимать подушки в отчаянных поисках.

– Ты не видел мой телефон?

– Так красиво.

– А?

Словами не описать, как он смотрит на мою вагину. Его глаза горят, и мое тело начинает таять под этим взглядом. Клитор пульсирует, увеличиваясь в размерах, и я снова удивляюсь тому, что хочу большего после стольких ночных ласк.

Я покачиваю бедрами, и он ухмыляется, выражение лица напоминает большую акулу из «В поисках Немо». Живот сводит, и в нем порхают бабочки. Сосредоточься, женщина! Отвлекись от мыслей о том, как это хорошо. Член позже.

– Он продолжал издавать этот непрекращающийся жужжащий звук, поэтому я выключил его, – бормочет Влад.

Улыбка исчезает с моего лица, и сердце замирает в груди.

– Что ты сделал?

Я не знала, что он был выключен! Я должна была поискать его, но вся эта история с «Думаю, он помер» испортила все утро.

Я хлопаю себя по лбу. Черт! Бернадетт меня убьет. Она заставила меня поклясться перед отъездом, что я буду писать каждый вечер, и я собиралась это сделать после ванны.

Одеяло спадает на колени, и я с трудом поднимаюсь с кровати.

– Где он?

Глаза Влада темнеют, но он вздыхает и отвечает:

– На комоде.

Я сдергиваю простыню, чтобы прикрыться, и бегу к нему. Хватаю телефон и включаю его, беспокойство накатывает волной. Я годами не выключала его больше чем на час.

– Ведешь себя так, будто наступит конец света, если это устройство постоянно не будет в твоих руках.

Мой взгляд следует за его голосом. Он сидит в кресле в другом конце комнаты, подперев подбородок рукой и опершись локтем о подлокотник. Боже мой, как он красив. Стоп. Как я могла не заметить, что он двигался?

Натянув простыню поплотнее, я подхожу и сажусь в кресло напротив.

– Это подруга Бернадетт, у нас есть договоренность, чтобы я проверяла сообщения каждый вечер. Вчера я этого не сделала, потому что была занята… другими делами.

– Ах, понятно. Тогда поговори с подругой, – в его глазах пляшут веселые искорки, и он обводит меня взглядом, практически тлеющим от жара. Затем он поднимается на ноги, и у меня пересыхает во рту при виде его расстегнутой рубашки. В следующее мгновение я вздрагиваю от неожиданности, когда он наклоняется, чтобы коснуться моей щеки. – Обри?

– Ммм? – спрашиваю я, не в силах подобрать слова.

Я сглатываю, когда его взгляд сужается, а выражение лица становится жестким, словно в ярости.

– Надень что-нибудь, пока я тебя, блядь, не съел.

Тепло разливается у меня внутри от таких слов, и я прикусываю губу. Он целует меня в нос, и я откидываюсь назад, ошеломленная. Рот открыт, на щеках вспыхнул румянец, как у идиотки, когда я смотрю, как он идет к двери и поворачивается, подмигивая на выходе. Боже мой. Я в опасности.

– А что там с объятиями? – кричу я. – Возможно, мне уже лучше.

Я слышу его смешок из коридора и улыбаюсь, прикусив губу.

Лучший отпуск в жизни.

Глава 14

ВЛАД



– Я не могу в это поверить, – говорит Дойл, расхаживая по ковру кабинета, как будто он встревоженный родитель, а я – подросток, нуждающийся в нравоучениях.

Я оглядываю комнату, взгляд останавливается на мебели из темного ореха, большая часть которой – антиквариат, если, конечно, это кого-то волнует.

Даже кресло передо мной – средневековое. Резьба по дереву и инкрустация металлом делают его одним из моих любимых.

– Вчера вечером нам нужно было кое-что обсудить, но ты предпочел развлекаться с Обри.

Дойл со своими постоянными причитаниями становится занозой в заднице и раздражает все больше. Он остановил меня, когда я собирался забрать продукты из кладовой, настаивая на том, что нам нужно кое-что обсудить, и теперь я хочу, чтобы он поскорее покончил с этим. Обри, должно быть, злится из-за того, что я не давал ей покоя большую часть ночи, и Дойл мешает мне вернуться к ней, чтобы продолжить уход. Хотя Дойл действительно выглядит более взволнованным, чем обычно.

Он подходит к арочному окну и отдергивает занавеску, отчего луч солнечного света попадает мне на предплечье, и я с упреком шиплю.

– Прекрати, мудак. Это больно.

– Так тебе и надо, придурок, – надменно говорит он, скрещивая руки на груди, которая, кажется, выросла за ночь.

– Ради всего святого, я еще не намазался солнцезащитным кремом, – ворчу я, помахивая рукой, пока она заживает. – И почему ты выглядишь так, будто вот-вот порвешь рубашку?

– Извини, – бормочет он в ответ, уменьшаясь до нормального размера и продолжая вышагивать как тигр в клетке. Как странно.

Я выгибаю бровь, глядя на него, прежде чем усесться в кресло. Исходящее волнами раздражение и враждебность забавляют. Должно быть, все дело в женщине. О, как все изменилось, старый друг.

– То, что мне нужно было сделать с Обри, было гораздо приятнее, чем то, что нам нужно обсудить, уверяю тебя, – говорю я ему. И скажу снова, если он оставит меня в покое.

– Будь серьезнее, Влад, – говорит он с беспокойством на лице, и его рот сжимается в жесткую, тонкую линию, так непохожую на обычный приветливый оскал.

Я машу рукой взад-вперед перед носом.

– Кто ты такой, и что ты сделал с Дойлом?

Волчьи клыки, слишком большие для его рта, вытягиваются вниз, глаза начинают светиться ярко-желтым, а на висках и щеках разрастается шерсть. Его лицо становится диким от ярости.

– Это важно, и если ты не сможешь выслушать меня в течение пяти минут, что ж, я думаю, ты получишь по заслугам.

– Что, черт возьми, это должно означать?

Дойл громко вздыхает, и я наблюдаю, как гнев проходит, оставляя лишь усталость и беспокойство.

– Это значит, что к нам едут новые гости, и тебе нужно держать себя в руках рядом с ней.

Мое тело напрягается, и я теряю спокойствие, которое нахлынуло на меня прошлой ночью. Он смеет делать мне замечание?

– Держать себя в руках или что?

Он стискивает зубы, и его ноздри раздуваются.

– Пожалуйста, Дойл, скажи мне. Держать себя в руках или что, блядь? Я нашел тебя в канаве, в лондонской дыре триста лет назад. Ты был неуправляемым и потерянным, а теперь у тебя хватает наглости говорить мне, чтобы я держал себя в руках?

Прошло так много времени с тех пор, как у кого-то хватило смелости задавать мне вопросы, и то, что он вообще осмелился это сделать, заставляет меня вздрагивать от желания поставить его на место.

Кровь бурлит в венах, и я понимаю, что в какой-то момент выпустил клыки. Воздух сгущается от тишины и напряжения.

– Ты забываешься, – холодно бормочу я.

Он качает головой.

– Нет, Влад, я всего лишь пытаюсь делать то, что делал всегда – защищаю тебя.

– Мне не нужна твоя блядская защита. Наша дружба много значит для меня, но не забывай, с кем ты разговариваешь. Я не терял контроля над собой уже полвека и не собираюсь терять в ближайшее время.

– Если она узнает, кто ты – нам конец, вот почему я советую попробовать местных женщин. Ты говоришь, что не можешь прикоснуться к ее разуму. Я не столько сомневаюсь в твоем контроле, сколько напоминаю тебе о том, что поставлено на карту. Возможно, если дело дойдет до худшего, у Хайда найдется решение.

Его тон умоляющий, а руки сжимают спинку старинного кресла.

В животе тут же все сворачивается от тошноты и ярости при мысли о том, что кто-то кроме меня осмелится прикоснуться к ней.

– Никто не должен прикасаться к Обри. Особенно этот кобель Джекил.

Я позволил образу его грязных рук на Обри принять форму, и кровавая дымка заполнила глаза. Я бы разорвал его на настолько мелкие части, что даже создатель Франкенштейна не смог бы сложить этот пазл.

– Ты не будешь вмешивать ее в это.

– Она околдовала тебя, – говорит он, садясь напротив.

Абсолютно. Грудь сжимается при воспоминании о криках ее удовольствия, вздохах, и даже о том, как очаровательно она смеется. Я околдован и даже не понимаю, как.

Я громко вздыхаю и в отчаянии запускаю пальцы в волосы.

– Да, я околдован. Я хочу ее так, как не хотел никого другого.

Брови Дойла поднимаются в шоке.

– Что?

Мои губы поджимаются, когда я отвожу взгляд.

– Я заснул.

Я слышу его вздох, и телефон, который, кажется, всегда был у него в руке в эти дни, со стуком падает на стол.

– Повтори?

Я качаю головой.

– Я настолько крепко спал, что не слышал, как она проснулась этим утром.

Прошли годы с тех пор, как я засыпал естественным образом. Это было так давно, что не могу вспомнить, доверял ли я кому-нибудь настолько, чтобы позволить себе спать больше нескольких минут за раз.

Мой взгляд возвращается к Дойлу, и забавно видеть, как его глаза чуть не вылезают из орбит. Я киваю и устало падаю обратно на свой стул.

– Никто не смеет прикасаться к ней, Дойл.

Скрежет костей по каменным ступеням в комнате напротив заставляет меня внутренне застонать.

– Хильда, будь добра, приберись в гробах на этой неделе. И держись подальше от посторонних глаз, – выдавливаю я из себя тоном, не допускающим никаких возражений.

Хильда такая старая и дряхлая, что больше не может говорить, но каким-то образом, она может общаться, когда захочет. Хотя она редко разговаривает с Дойлом. Бедняжка хочет только убираться и смотреть мыльные оперы.

Дойл хмурится и кивает.

– Любой гость, увидев твое лицо, поднимет панику – без обид, Хильда.

Ее кости складываются сами собой в поклоне.

– Анннгннн.

– Да, я знаю. Но у нас сейчас гости, и тебя не должны видеть в кабинете. Просто пойди и убери что-нибудь.

Она ворчит, но подчиняется, и мы с Дойлом обмениваемся взглядами. Мы не сможем продолжать в том же духе, если ее увидят. Можно многое объяснить, но ходячий труп из костей – невозможно.

Дойл смотрит на меня со скепсисом, выражение его лица полно подозрения.

– Значит ты, – говорит он, тыча пальцем в мою персону, – уже много лет не спавший дольше часа или двух, внезапно засыпаешь рядом с человеком, которого знаешь всего два дня?

Он раскрывает ладонь, подчеркивая, насколько нелогично это звучит.

– Она думала, что я умер.

Дойл бледнеет и начинает расхаживать по комнате.

– Это прискорбно.

– Сядь. Все в порядке. Я заставил сердце биться достаточно долго, чтобы удовлетворить ее. Я справлюсь с Обри. Расскажи мне об этих надоедливых гостях.

Дойл ухмыляется, и от улыбки в уголках его глаз появляются морщинки. Нагло и подозрительно.

– Мне действительно нравится ее идея с косплеем.

Это не сулит ничего хорошего.

– Что ты сделал на этот раз?

Он садится и возбужденно потирает руки.

– Все будет великолепно. Тысячи людей заинтересованы погружением в мир Дракулы. Откликов великое множество. Мой телефон разрывался всю ночь, но я решил, что сперва нам следует впустить только пару гостей. Что-то вроде пробного запуска.

– Пробный запуск? Ты что, совсем, блядь, ахуел?

Дойл кивает.

– Это идеально, правда. Все, что тебе нужно сделать – это вести себя угрюмо и высокомерно, и они будут обожать тебя.

– Отвали.

Он игриво машет мне рукой.

– Видишь? Прирожденный талант.

Я ненавижу эту идею всем своим существом, но не могу оспаривать ее истинность. Он прав.

Я потираю виски, во мне нарастает разочарование.

– В конце концов, это была идея твоей возлюбленной, и я уверен, что она будет в восторге. Если мы сможем продать это, то все пойдет как по маслу. Нам по-прежнему нужны повара, горничные, садовники… и да, в общем, целая армия персонала. Я уже провел собеседование с одним человеком, который мне нравится, на должность управляющего отелем. Знаешь, мы могли бы наведаться в деревню и посмотреть, не…

– Пожалуйста, ради бога, прекрати говорить. Я буквально чувствую, как теряю желание жить.

Дойл посмеивается, зная, что, будь его воля, мы бы давно завели домработницу – по крайней мере, живую. Но я не хотел, чтобы кто-то нарушал мое одиночество.

– Для этого сначала тебе нужно стать живым. Кроме того, этому месту не помешало бы немного жизни. Нам нужны горничные, и ты это знаешь. Хильда вряд ли в счет, поскольку она не может покинуть катакомбы.

– Я не хочу, чтобы в замке был кто-то еще. Но, полагаю, ты прав.

Он качает головой.

– Почему бы тебе не послушать? Обычно у меня есть несколько аргументов.

– У тебя есть три месяца, чтобы убедить меня. Таков был уговор, ни секундой дольше. От мысли о новых гостях у меня мурашки бегут по коже, и я отказываюсь играть роль в этом фарсе. Делай что хочешь.

Он встает и пружинистой походкой направляется к двери.

– Это ты говоришь? Или палка в твоей в заднице?

– Очень смешно.

– Кстати, Казанова³⁴, повар будет здесь поздно вечером, а гости должны прибыть завтра утром. В агентстве сказали, что это настолько быстро, насколько они в состоянии доставить кого-то сюда.

– Полагаю, все будет в порядке. Я планирую сегодня показать Обри окрестности. Мы устроим пикник или что-нибудь в этом роде, может быть, поедим в деревне.

– Боже, помоги нам всем. Влад Цепеш спит и ходит на пикники, – он бросает на меня последний серьезный взгляд. – Просто будь осторожен, чтобы с тобой не случилось того, что произошло с Фрэнком.

– Я проведу неделю в обществе очаровательной женщины, а потом она вернется домой. Это временно.

Временно. При мысли о ее отъезде настроение мгновенно портится, а выражение лица Дойла говорит о том, что он знает это не хуже меня.

Он усмехается.

– Ммм.



ОБРИ

– Хорошо, теперь левее, – говорю я.

Зимние ботинки хрустят по снегу, пока я пытаюсь найти правильный ракурс, и я благодарна за новый шарф, он помогает согреться, но перчатки тоже стоило бы захватить.

Влад выглядит совершенно недовольным всем этим, но подчиняется, и улыбка, которая все утро красовалась на моем лице, растягивается еще больше. Я делаю снимок, внутренне визжа от того, как здорово это будет смотреться в инстаграм³⁵. Влад – олицетворение секса, а снежный пейзаж за его спиной создает нужную атмосферу.

Его черное бушлатное³⁶ пальто припорошено снежинками, волосы взъерошены ветром, и он выглядит так, словно попал в зимний мужской журнал. После прошлой ночи он выглядит… как-то спокойнее. Наверное, хороший секс после долгого воздержания так действует.

– Хорошо. Теперь улыбнись! – говорю я, ухмыляясь, как сумасшедшая.

Его губы кривятся от отвращения, и он смотрит на меня так, словно я попросила отбиться от стаи пауков.

– Нет.

– Одна крохотная улыбочка?

Он обнажает зубы, и это действительно смешно. Я опускаю телефон и на мгновение смотрю на Влада.

– Вчера ты вел себя так, будто предпочел бы заниматься чем угодно, но только не этим. Что заставило тебя передумать?

– Обычно я предпочел бы предстать перед расстрелом, а не заниматься чем-то столь легкомысленным, как позирование.

– Тогда почему ты здесь?

Его карие глаза сверкнули в солнечном свете.

– Потому что ты попросила, и как бы мне ни было противно улыбаться в камеру, как шут, кто я такой, чтобы возражать против просьбы леди? Если ты хочешь получить фотографии в память о пребывании здесь, я обязан выполнить любое твое желание.

Его темные брови драматично приподнимаются. Я смеюсь, огонек в глазах говорит, что он точно знает, как хочет удовлетворить мои желания.

– Э-э-э. Ничего подобного, мистер.

Все, что мне нужно – упасть обратно в его постель. С моей удачей, я выйду из нее еще более обалдевшей.

– Что?

Выражение его лица полно озорства, и ясно, что он знает, как мило выглядит и что делает со мной.

– Это только потому, что есть несколько других интересных вещей, которыми мы могли бы заняться.

Подмигивает он, и я смеюсь.

– Но я заметила, что ты относишься к такого рода вещам серьезно.

Он протягивает руку, и я беру ее. В животе разливается тепло от этого прикосновения. Я прикусываю губу, размышляя, подходящее ли сейчас время для разговора, почему я только что разорвала отношения и понятия не имею, что делаю.

Неужели это тот же самый сварливый мужчина, что был два дня назад? Чем больше я его узнаю, тем труднее перед ним устоять – не то чтобы я действительно видела, как кто-то, кто находит мужчин хоть немного привлекательными, отказывает ему, но он может быть таким милым и ласковым. Это заставляет меня желать того, чего не должна.

Я качаю головой, глядя на него, затем мы продолжаем прогулку по садам у рва, и я запрокидываю голову, наслаждаясь свежим ароматом морозного воздуха. Живые изгороди покрыты снегом, а красивая каменная скамейка с видом на воду стоит в ожидании весны. Боже, как красиво было бы увидеть это весной.

– Знаешь, здесь даже воздух пахнет по-другому, – замечаю я, меняя тему.

– Хм, полагаю, да. В каждой стране, которую я посетил, пахнет по-разному.

– Ты был во многих странах? – спрашиваю я, засовывая другую руку в карман пальто, чтобы согреть ее.

Он выгибает бровь, и по телу пробегает дрожь.

– Почему ты хочешь это знать? – тихо спрашивает он.

Я внутренне содрогаюсь от смущения. О чем он должен думать? Наверное, он не хочет так скоро вступать в отношения, да и я, честно говоря, тоже. Возьми себя в руки, Обри. Становится смешно от того, как часто я спорю сама с собой. Может, стоит прояснить ситуацию?

– Ну, чтобы узнать тебя получше, очевидно. Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что у тебя проблемы с сосками и ты любишь готовить странные блюда.

Стыд наступает сразу и быстро. В этот момент я могу добавить к своему резюме «трусиха». Единственное оправдание – мужчина красив и трахает меня так, будто доводить до оргазма – его основная работа. Я отказываюсь признавать, как живот замирает каждый раз, когда он смотрит на меня.

Он смеется, и от этого звука в груди теплеет. Страх быстро сменяется ужасом, когда я сталкиваюсь с реальностью. Ты уезжаешь через неделю. Это всего лишь отпускная интрижка, и не имеет значения, насколько хорош секс, у тебя нет средств, чтобы остаться, и ты уезжаешь. Мысли кружат и кружат. Моя реакция на него слишком бурная, слишком поспешная.

– За свою жизнь я побывал в нескольких странах. Некоторые я ненавижу, другие нахожу приятными.

– Ты был в Америке? – промурлыкала я. Потрясающе Обри, просто потрясающе…

Между его бровями образуется морщинка, как будто ему требуется время, чтобы сформулировать ответ.

– Я был в местечке под названием Вирджиния и один раз в Новом Орлеане.

– О, я всегда хотела посетить Новый Орлеан и увидеть Французский квартал³⁷. В Марди Гра³⁸, похоже, потрясающе.

– Хм. Да. Это грязное место, полное бродяг и гниющих чумных сосудов.

Я моргаю при этих словах.

– Вау, ты за словом в карман не полезешь, – я смеюсь.

– Уверен, в большинстве стран есть как приятные места, так и другие, не столь приятные.

– Да, думаю, это правда. Всегда хотела повидать мир, – говорю я и пожимаю плечами. – На самом деле, это то, чего бы я хотела больше всего.

– Что именно?

– Показать людям новые места, подобные этому, позволить увидеть мир так, как вижу его я. Многие люди никогда не покидают свои родные города и не путешествуют, а некоторые хотят узнать о лучших местах для отдыха. Вот почему у меня так много подписчиков в инстаграм.

Я достаю свой телефон из кармана и открываю приложение.

– Видишь? Вот тут я побывала в Канкуне. Там было красиво, и жители были такими милыми.

Он смотрит на фотографию.

– Когда это было?

– Несколько лет назад, – пожимаю плечами. – Я ездила туда с друзьями.

– Правильно. Так вот что ты хочешь здесь сделать?

Он указывает на склон горы.

– Сфотографировать и показать всем?

– Да. Покажу им мои впечатления, людей, милые маленькие деревушки, замки. Люди любят посещать места, чтобы узнать их секреты.

– Хм. Ну, тогда, я полагаю, это не повредит, – он машет пальцами. – Дай мне свой телефон.

Я протягиваю ему телефон, и он берет его в руки, сосредоточенно нахмурив брови.

Я озадаченно наблюдаю за происходящим.

– Что ты делаешь?

– Тихо. Я пытаюсь сделать снимок.

Он протягивает телефон, направляя его на меня с сосредоточенным выражением лица.

Я хихикаю, и он делает снимок. Он опускает глаза на телефон и со странным выражением лица смотрит на сделанную фотографию.

Я отступаю назад и протягиваю руки.

– Сделай еще одну, – говорю я, лучезарно улыбаясь ему.

Он делает, и я кружусь, смеясь, когда снежинки падают мне на лицо. Я вращаюсь все быстрее и быстрее, улыбаясь серому небу, прежде чем внезапно оказываюсь в воздухе, оторванная от земли, будто ничего не вешу.

Мои бедра смыкаются вокруг него, мой центр словно притянут магнитом к очертаниям его члена, когда мы целуемся. Я закрываю глаза, позволяя себе раствориться в моменте, наслаждаясь его вкусом. Три дня с этим мужчиной, и он точно знает, как прикусить мою нижнюю губу, чтобы перехватило дыхание.

Когда он ставит меня на ноги, я отстраняюсь, охваченная радостным возбуждением, и хочу продолжения. Подбегая к ближайшему лесу, я оглядываюсь и кричу:

– Поймай меня, если сможешь!

Его глаза сужаются, но он идет спокойно, медленно растягивая рот в ухмылке.

Я визжу от восторга и бегу сквозь заснеженные деревья, делаю зигзаги, чтобы убраться подальше. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть назад, и спотыкаюсь. Крепкие руки обвивают мою талию, но ладонь касается земли и что-то острое царапает кожу.

– Ой! – шиплю я, когда Влад поднимает меня на ноги.

– Что ты… – он замолкает на последнем слове, его взгляд прикован к тому месту, где на ладони выступила кровь, лицо бледнеет.

Царапина болезненно пульсирует от холода, и я задыхаюсь, сжимая кулак и прижимая его к груди.

– Я в порядке. Это всего лишь царапина, – я хмурюсь, глядя на его бледные, застывшие черты лица. – Эй, с тобой все хорошо?

Он притягивает меня ближе, выражение его лица полно беспокойства.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он грубым и глубоким тоном. Даже хрипит, как будто у него затрудненное дыхание. – Глупая женщина, где твои перчатки? – бормочет так тихо, что я едва слышу.

– Ну. Думаю, это просто небольшой порез.

Он раскрывает мою ладонь, и я вздрагиваю, глядя на нее.

– Влад?

Он все еще смотрит на мою руку. Его челюсть сжимается, а лицо словно каменеет. Клянусь, карие глаза вспыхивают странным цветом.

Прежде чем я успеваю спросить его, в чем дело, его губы оказываются на моих. Взрыв обжигающего желания разогревает тело, посылая мурашки по спине. Одно прикосновение, и я хочу так сильно трахнуть его³⁹, чтобы он забыл обо всех женщинах до меня.