Текст книги "В твой гроб или в мой? (ЛП)"

Автор книги: Жаклин Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Просто скажи это: я не была до конца честна с тобой, и я переживаю, что я здесь, чтобы не зацикливаться на том, насколько хреновая у меня жизнь. Я в Румынии, сплю с мужчиной, которого знаю всего неделю, несмотря на недавний разрыв отношений. Я просто действительно не знаю, как со всем этим справиться, но также, если бы я собиралась с кем-то встречаться, это был бы ты. Кто бы сказал ему «нет»? Черт.

– Меня не волнует интернет. Я забочусь только о тебе. Все может идти так быстро или так медленно, как ты захочешь. Я не пытаюсь торопить тебя, но я хочу, чтобы о моих намерениях стало известно, – он поднимает брови и откидывается назад, засовывая руки в карманы. – Я бы предпочел, чтобы Чед не принимал никакого участия в твоем решении, и не имеет значения, где ты живешь. Если ты моя, куда ты пойдешь, туда пойду и я.

У меня сводит живот, и Влад поворачивается, чтобы прислониться задницей к кухонной столешнице.

Я практически чувствую, как он отстраняется от меня с каждой проходящей секундой, и меня охватывает паника. Я начинаю ерзать, нервно заламывая руки. О боже, только не говори, что я задела твои чувства. Почему это так тяжело?

Его глаза прищуриваются, когда он смотрит на меня, а челюсть подергивается.

– Так вот почему ты не хотела рассказывать мне о Чеде ранее сегодня?

Мое лицо краснеет.

– Да, я имею в виду… – я качаю головой, не зная, что сказать. Как сказать, что осознала, что никогда не любила мужчину, о котором заботилась годами?

Облегчение пронизывает меня, когда он говорит:

– Я готов ждать.

Его брови морщатся, когда он смотрит на бутылку в моих руках. Он ставит ее на стойку, прежде чем взять мои ладони в свои и поднести их к губам, целуя каждую.

– Прежде чем ты начнешь мучить Джорджа за недостаток лояльности, ты готова к нашему ужину?

Наш ужин. Мы практически уже встречаемся, и что странно, от этой мысли мне не хочется бежать так сильно, как я себе представляла.

Мне нравится идея провести ночь на обычном свидании, а не на тех, к которым я привыкла, где это фарс – не более чем простая установка камер, продающих романтику публике.

– Я бы с удовольствием, но, э-э-э, нужно ли мне переодеться?

– Нет. Ты идеальна для того места, куда мы направляемся, – он даже не потрудился взглянуть на мой наряд, кашемировый свитер и джинсы, которые он купил, его глаза не отрываются от моих. Влад ухмыляется и тянется за бутылкой вина, отодвигая ее подальше в сторону.

Он по-мальчишески хихикает.

– Если бы только она так на меня смотрела, – дразнит он, пока я с тоской смотрю на бутылку.

– Ха-ха-ха, очень смешно, – передразниваю я, скрывая раздражение под маской улыбки. – Куда мы идем?

Его карие глаза закатываются, когда он отворачивается.

– Боюсь, это сюрприз.

Пока мы идем, я прищуриваюсь, глядя на него.

– Думаю, с меня хватит сюрпризов на какое-то время.

Он игнорирует выражение моего лица, растягивая губы в легкой усмешке.

– Я полагаю, мадам, вы будете продолжать разочаровываться, если сюрпризы будут для вас проблемой.

***

Несколько минут спустя я смотрю на гору еды, и Влад явно нервничает. Это самое милое зрелище, которое я когда-либо видела.

– Я устроил что-то вроде кинотеатра в комнате с видом, э-э-э…

Я смотрю вокруг на высокие потолки и стены, оклеенные обоями лесного зеленого цвета, но самая интересная часть комнаты – это форма окон. Массивные каменные овальные окна обрамляют комнату, и я едва различаю такие же перила снаружи.

– Из них открывается вид на то место, где летучие мыши? – продолжаю за него.

– Да, именно так.

– Ты называешь это место убежищем, не так ли? Как насчет пещеры летучих мышей?

Его брови сходятся на переносице, когда он кивает.

– Полагаю, это подходит.

– Это пещера летучих мышей.

Я смотрю сквозь стекло, гадая, найду ли поблизости летучих мышей или может даже получится заглянуть внутрь.

– Они должны были покинуть пещеру не так давно. Мы можем разбить здесь лагерь на ночь и, возможно, увидеть их на обратном пути, хорошо?

– Да, звучит круто. Они прекрасны, не так ли?

– Я думаю, что да, – затем он мягко смотрит на меня и добавляет. – А еще я думаю, что ты исключительно красива.

Я ухмыляюсь тому, каким милым он может быть, когда захочет.

У меня урчит в животе, а из уголков рта практически вытекает слюна, когда я смотрю на стол, заставленный едой, у одной стены. Кажется, Уитли, новый шеф-повар, действительно превзошла саму себя – появились даже кексы с глазурью и посыпкой.

– Я попросил Уитли приготовить все на пикник, – говорит он, и я бросаю взгляд на массивный телевизор над его головой. Влад отодвигает для меня стул, затем ерзает, неловко поправляя галстук.

– Она немного перестаралась, но я не жалуюсь, – я улыбаюсь, чувствуя его нервозность. – Не могу дождаться, когда попробую кекс.

Он настороженно разглядывает их.

– Признаюсь, я никогда их не ел.

Я внимательно смотрю на него, и кажется, что он вовсе не шутит, а действительно выглядит так, будто никогда в жизни не ел сладкого.

– Подожди, то есть ты никогда не ел сладкого? Как это возможно?

– Очень строгая диета, – говорит он, когда мое внимание снова возвращается к изогнутому телевизору. – А еще я почти не смотрел американских фильмов. Не хочешь посмотреть что-нибудь со мной?

У меня отвисает челюсть, когда огромный диван бордового цвета начинает двигаться.

– Это так круто. Он продолжает поворачиваться по полу, будто на скрытых шестеренках, прежде чем остановиться перед массивным телевизором. – Шикарно.

Пока он думает, что я слишком отвлечена, чтобы заметить, Влад машет кулаком в воздухе. Он прочищает горло, как будто смущенный тем, что натворил. Я подумываю подразнить его, дать понять, что все видела, но решаю не делать этого.

Улыбка растягивает мои губы. Он самый милый.



ВЛАД

Я слышу, как адреналин течет по ее венам, и вижу, как ее глаза расширяются от возбуждения. Она подпрыгивает в порыве, и я это чувствую. Я почти физически ощущаю, насколько она человечна, и как каким-то образом может заставить меня почувствовать то же самое.

Я смотрю на нее, удивляясь, как эта хрупкая женщина может вызывать во мне желание вручить ей весь мир. Я хочу дать ей все, что она попросит. Если бы только она попросила.

Она хихикает, отправляя в рот еще одно зернышко попкорна, и я теряюсь. На экране появляются титры фильма «Мумия», который все это время огорчал меня тем, что мне не понравился главный герой.

– Он просто какой-то жадный до денег могильщик, такой же, как и все остальные.

– Ты этого не говорил, – ее смех становится громче, и уголки моих губ приподнимаются.

Боже мой, она очаровательна.

– Ты же понимаешь, что все любят Рика О'Коннелла, верно?

– Очевидно, что он плохой парень. То, как обращались с Имхотепом, ужасно. Он всего лишь хотел быть со своей любовью, а этот придурок все испортил.

– Ага. Интересная версия, – она снова смеется, брызгая слюной мне в лицо и хихикая, запрокидывая голову.

Обычно смех рядом со мной, тем более когда он направлен в мой адрес, был бы, по меньшей мере, поводом для обезглавливания. Но когда это делает она, я не могу остаться равнодушным, отмечая момент и запоминая то, как заставить ее сделать это снова. В конце концов, если бы не она, я бы никогда не попытался попробовать новые блюда. Ее смех наполняет меня теплом. Теплом, которое топит мое холодное, неживое сердце. Я получу ее любой ценой, даже если она будет насмехаться над моим невежеством. Ее присутствие и ее мягкие улыбки заставляют меня чувствовать себя живым.

– Все, что он сделал – это любил одну женщину вечно, – говорю я в его защиту.

– Влад, дорогой, я думаю, ты упускаешь суть. Он убивал людей.

– Люди убивают людей.

Я вздыхаю, вспоминая, что родом из эпохи, когда убийство считалось нормой.

Ее раскрасневшееся лицо снова озаряется, и она хихикает. Я посмотрю тысячу фильмов, если это значит, что я увижу ее такой.

– Ты хоть понимаешь, насколько ты красива? – спрашиваю я.

Она останавливается и откидывается на спинку дивана.

– Знаешь, ты, наверное, красивее меня. В тебе есть все эти европейские черты, – она наклоняется и касается моего лица. – Я имею в виду, просто посмотри на свои скулы. Мне, возможно, будет трудно удержать дам подальше от тебя завтра вечером.

Я наклоняю голову вперед, желая уйти от разговора о моем лице. Пока щеки не покраснели и я не потерял часть драгоценной крови, которую высосал ранее, я спрашиваю:

– Ты нашла какие-нибудь костюмы, которые тебе нравятся?

Она делает глоток вина и качает головой.

– Для себя – нет. Наверное, я просто надену одно из платьев, которые ты купил.

Ухмылка кривит мои губы, зная, что на ней будет платье, которое я заказал в тот же день, что и те, что есть в ее шкафу. Оно должно прибыть завтра.

Притягивая ее к себе через подушку, я наслаждаюсь тем, как она тает рядом со мной, когда вдыхаю аромат ее волос в свои пустые легкие. Ее взгляд скользит по комнате, останавливаясь на большом столе, ломившемся от еды, который теперь выглядит так, будто на него напала целая деревня. Я очень горжусь нами.

– Это был лучший день, – выдыхает она, ее щеки розовеют, а кровь маняще гудит в венах, разгоняемая небольшим количеством алкоголя в организме. Она смотрит в окно с довольным выражением лица, наблюдая за падающим снегом.

– Так и было, правда? – соглашаюсь я, откидываясь на спинку дивана и кладя руку ей на плечо. Она поднимается на ноги. – Куда ты?

Она выгибает бровь, глядя на меня. Одним быстрым движением ее обнаженная грудь подпрыгивает, а верх одежды падает на пол.

Черт. Я в шоке замолкаю от вида самой красивой груди в мире, и одна мысль становится мантрой в моей голове. Я хочу так сильно вонзить свой член в ее киску, чтобы она прокричала мое имя.

Мой член дергается, и с диким желанием в следующий момент я делаю выпад. Пуговица отлетает от ее штанов, громко ударяясь о стену, когда я мысленно случайно снимаю их.

Она задыхается, в ужасе уставившись на свои штаны.

– Что за черт?

– Черт, – бормочу я себе под нос, зажмурив глаза. Признаю ли я, что ненамеренно пытался сорвать с нее одежду силой?

Прежде чем я успеваю решить, как объяснить неисправность ее гардероба, внизу раздается грохот. Я напрягаюсь, сдерживая желание повернуться от неожиданности. Последнее, что ей сейчас нужно видеть – это мои когти и клыки. Какого хрена он делает?

Она подпрыгивает и смотрит в сторону двери.

– Что это было?

– Я сейчас вернусь, – говорю я, поднимая руку.

У меня нет ни времени, ни терпения разбираться с этим. Судя по крикам внизу, Дойл спорит с шеф-поваром, а Обри теперь смотрит на себя сверху вниз так, словно за считанные минуты стала на два размера больше. Они так громко разговаривают, что, бьюсь об заклад, их слышит вся деревня.

Я рычу от раздражения. Прямо сейчас она должна пялиться на мой член, пока он входит в ее сладкую щелку.

– Я убью его, черт возьми.

– Убьешь кого? – спрашивает Обри, глядя на меня снизу вверх с выражением замешательства на лице.

– Что? – как, черт возьми, она услышала мои мысли? Или я сказал это вслух?

Ее брови хмурятся, как будто я потерял рассудок, но я потерял его столетия назад.

– Ты сказал: «Я убью его, черт возьми».

– Дойла. Я убью его за то, что он нам помешал, – отвечаю я и поднимаюсь на ноги. – Иди в мою комнату, прими душ и устраивайся поудобнее. Я вернусь.

– Но я…

Я прерываю ее протесты поцелуем.

– Я пойду разберусь с ними. Ты расслабься. Я принесу вина, хорошо?

– Да, хорошо, – говорит она, улыбаясь.

Я бросаюсь к выходу, притворяясь, что не слышал, как она только что спросила, есть ли в замке весы. Я убью его.

С другой стороны, возможно, это было вовремя. Одна простая мысль о том, чтобы снять с нее одежду, и пуговица отлетает? С этим нужно будет разобраться в ближайшее время.

Я открываю дверь, и до ушей доносится пронзительный визг.

– Это Уитли? – Обри вопросительно кричит.

– Нет. Я думаю, это был Дойл, – я бы узнал этот девчачий визг где угодно.

Она смеется, звук мерцающий и легкий, прежде чем он затихает вдали.

Мое тело для нетренированного глаза кажется размытым пятном, когда я бегу через замок на нижний этаж, где, кажется, творится вся эта суматоха. Я вхожу в большой зал.

– В последний раз говорю, никаких кексов из единорогов не будет, – говорит Дойл.

– Кексы-единороги, идиот! – отвечает шеф-повар, и без того красное лицо Дойла вспыхивает еще ярче.

– Ладно, но единороги-кексы необходимы, – невозмутимо заявляет Джордж, уперев руки в бока. – Не то чтобы кого-то волновало мое мнение.

Джордж стоит на большом лежащем саркофаге. Я не видел его десятилетиями, но почти уверен, что Дойл в свое время припрятал его здесь на хранение.

– Как ты туда забрался? – спрашиваю я его, замечая разбросанное стекло по мраморному полу.

Дойл и шеф-повар все еще спорят, похоже, не обращая внимания ни на что другое.

Он пожимает плечами и указывает на двух идиотов.

– Они занимаются этим уже почти час.

– Что?

– Извини за стакан. Я думал, может быть, немного водки успокоит всех, но они ведут себя «ответственно», – говорит он, показав руками кавычки в воздухе. – Не то чтобы это сработало.

Он пьяно покачивается и икает. Я замечаю рядом с ним пустую бутылку из-под водки, подаренную моему отцу султаном Османской империи еще в 1300-х годах. От гнева, которого я не испытывал целую вечность, хочется выпустить когти, но я стону, когда вспоминаю, что нахожусь в присутствии людей. На удивление, мне нравится именно этот.

Я машу пьяному дураку.

– Джордж, почему бы тебе немного не отдохнуть, а дальше я сам разберусь?

– О, ни за что в жизни. Я жду грузчиков, – он икает, качаясь на месте.

– Что?

– Дойл упомянул бригаду грузчиков, я бы сказал, больших парней, судя по виду этого дивана. Не могу дождаться, когда они его перенесут. Я просто хотел спуститься и встретиться с одним… или с тремя… за ужином, – он печально вздыхает. – Конечно, они еще не приехали. Ты что-нибудь слышал?

– Грузчики? – весь этот фарс рушится, как карточный домик.

– Ну, да, большой красный грузовик. Дорогой, как еще, по-твоему, все это можно организовать за день? Это займет всю, – он замолкает, зевая, – ночь, – заканчивает, и я улыбаюсь.

– Пойдем, давай спустим тебя оттуда и уложим в постель.

Я протягиваю ему руку, и он берет ее легко, как перышко, и прижимает ладонь к груди, как покрасневшая матрона в былые времена. Джордж прочищает горло.

– Рыцарство не умерло, успокойся, мое сердце.

Как только я помогаю ему встать двумя ногами на землю, он радостно плывет к двери, время от времени кружась, как балерина. Мне действительно нравится Джордж.

– Тебе помочь добраться до твоей комнаты?

– Нет. Разберусь, – он машет рукой над головой.

Я поворачиваюсь к паре, спорящей возле задней балконной двери, которая закрыта жуткими черно-белыми занавесками. Дойл выглядит так, словно готов совершить убийство, и если бы обстоятельства сложились иначе, я, возможно, действительно наслаждался бы этим. Но нет, вместо того, чтобы раздевать Обри зубами, я разбираюсь с тем, что, черт возьми, вытворяет Дойл.

Но, похоже, он действительно был занят.

Моя любимая часть большого зала, массивный камин пятнадцатого века, занимающий всю стену, превращен в паучье гнездо. На дне даже есть туннельная паутина, внутри которой, похоже, устроился паук.

– Как умно. Интересно, как они это сделали.

Конечно, вопрос остается без ответа. Дойл и Уитли настолько поглощены собственной мелодрамой, что еще не заметили моего присутствия.

Миниатюрная шеф-повар все еще одета в свою униформу, но шляпы на ней нет, ее темные волосы собраны на макушке в узел, а глаза пылают яростью.

– Конечно, твое мнение имеет значение, Дойл. Только не для меня.

Я хмурюсь, услышав ответ. Странно встретить женщину, которая не влюблена в Дойла с первого взгляда, и еще более странно, что он, по какой-то причине, презирает ее. Обычно он любит женщин, а они, в свою очередь, обожают его.

– Ты мне не нравишься, – ворчит он.

Она усмехается.

– Если я тебе не нравлюсь, поздравляю, мне похуй, Дойл. Чего я действительно хочу, так это делать свою работу. Как насчет того, чтобы ты занялся своими делами и меньше беспокоился о том, что я делаю, если у тебя нет никаких жалоб на еду?

– Кексы…

Ее рука поднимается в воздух, чтобы остановить его.

– Кроме кексов, которые я еще даже не испекла. Знаешь что, Дойл? Поскольку вы все сказали мне взять под контроль кейтеринг, я буду печь то, что мне нравится, а если вам это не понравится, не ешьте!

Уитли стремительно уходит, оставляя Дойла кипящим от ярости, как неопытного мальчишку. Он действительно собирается преследовать ее? Я использую телекинез, чтобы поднять чугунную кочергу, спрятанную под паутиной, и обрушиваю ее на толстый затылок Дойла.

Он разворачивается, как и предполагалось, злой.

– Какого хрена ты делаешь? – рычу я.

– Какого хрена, чем ты меня только что ударил? – говорит он, морщась, когда его глаза снова становятся естественными карими. Он потирает затылок.

– Кочергой для камина. Ты и твоя новая подружка портите мне вечер, не говоря уже о твоей очевидной неспособности держать себя в узде, – говорю я, замечая, как по его коже пробегает рябь под пиджаком.

Такое случается только тогда, когда Дойл крайне взвинчен, а это бывает крайне редко. С первого года своего обращения он ни разу не потерял контроль над собой, что неслыханно для любого сверхъестественного существа. Я не ожидаю от него меньшего – не с учетом всего, через что ему пришлось пройти.

– Она не моя подружка, – говорит он обиженным тоном.

– Я ни разу не видел, чтобы ты был так неприятен с леди.

Его руки сжимаются в кулаки, а ноздри широко раздуваются.

– Она не леди! Она сатана в женском обличье, посланный утащить меня в мой личный ад. Она отказывается прислушиваться к голосу разума, и удивительно, как на нее не действует то, что я говорю «нет». Что заставляет женщину вторгаться в мои владения и указывать мне, как вести хозяйство? Она постоянно твердит, что мне нужно… Что ты делаешь?

Я ухмыляюсь, порхая пальцами по экрану телефона.

– Отправляю шеф-повару список твоих любимых блюд. Она прислала мне свой номер.

– Пошел ты, Влад, – рычит он, набрасываясь на меня.

Я хлопаю ладонью по его обтянутой костюмом груди и чувствую стену силы. Этот мужчина обладает силой Голиафа, заключенного в жуткое человеческое тело.

– Ты буквально вибрируешь, Дойл, и через двадцать четыре часа к нам прибудут еще гости.

Он моргает, затем заметно вздрагивает в попытке подавить свой гнев.

Мое раздражение, однако, все еще кипит.

– Обри в моей комнате, голая, и какого черта я делаю, Дойл? Где я? Стою с оборотнем, которого нужно нянчить впервые за три столетия его жизни? Думаю, нет.

– Если ты еще хоть раз когда-нибудь ударишь меня кочергой, я тебя съем.

– Держи себя, блядь, в руках, и мне не придется этого делать.

Тихий звук шагов по коридору заставляет все его тело снова напрячься. Странно.

– Когда приедут грузчики? – спрашивает Уитли, появляясь снова с искаженным от раздражения лицом.

Что не так с этими людьми и грузчиками?

– А что? Что тебе нужно, шеф? – спрашиваю я вежливо.

Я ухмыляюсь, видя неподдельное раздражение, написанное на лице Дойла. По крайней мере, это будет весело.

– Джордж упомянул, что грузчики приедут поздно вечером, и я подумала, не будут ли они возражать перенести кое-какие вещи, которые мне понадобятся на утро. Будет гораздо разумнее сделать это сегодня вечером, когда гостей не будет повсюду, чтобы поставщики провизии могли пройти.

– О, – у меня возникает идея, и я злобно ухмыляюсь, показывая зубы. – Я уверен, что у Дойла сейчас нет никаких неотложных дел. Он может тебе помочь.

– Мне нужно, чтобы печи передвинули до завтра, – она смотрит на Дойла, кривя губы от отвращения. Ее голос страстный, но в глазах есть вызывающий блеск. – Я полагаю, при условии, что он будет держать рот на замке во время процесса.

Мои брови поднимаются до линии волос от двусмысленности.

Как и было предсказано, глаза Дойла полыхают холодной яростью, и я действительно впервые жалею, что не обратил внимания на то, о чем они вообще спорили.

– Ты же знаешь, что мы можем уволить тебя в любой момент, верно?

– Дойл, – огрызаюсь я, пытаясь подавить рычание. – Она нужна нам.

– Хорошо, – говорит он, провожая ее взглядом, когда она снова выходит из комнаты.

Я прищуриваюсь.

– Это была твоя маленькая идея, и я более чем готов отправить всех прочь в течение часа, если это означает, что я получу немного тишины и покоя.

Дойл ухмыляется, но в его глазах мелькает злобный огонек.

– О, но это неправда, Влад? Не тогда, когда это приносит пользу Обри и ее карьере в социальных сетях.

– Не уверен, заметил ли ты, Дойл, но наши проблемы с женщинами, если их можно назвать проблемами, совершенно разные.

Он хихикает, морща нос от злобы.

– О, они похожи во всем, что имеет значение, старый друг. Они обе пытаются убить нас – тебя чесноком и любовью, меня диабетом и ненавистью.

– Ты шутишь, – усмехаюсь я.

– Если бы я только шутил, – его голос низкий, тон недовольный, намного ниже, чем обычный голос при разговоре. Что, черт возьми, она с ним сделала?

– Я не знаю, как ты позволяешь ей это делать, но очевидно, что она действует тебе на нервы, – я делаю шаг вперед и целенаправленно сверкаю красными глазами, чтобы напомнить ему о том, кто я и на кого он, блядь, работает. – Возьми себя в руки и сделай это быстро.

Дойл отводит глаза, но его кожа снова гудит от раздражения.

– Прекрасно.

– Хорошо, – огрызаюсь я в ответ. – Встретимся здесь в полночь.

Чем быстрее все это закончится, тем быстрее я смогу заполучить Обри в свое распоряжение.