Текст книги "В твой гроб или в мой? (ЛП)"

Автор книги: Жаклин Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Глава 32

ОБРИ



Когда я смотрю, как Влад уходит, эмоции переполняют меня. Я не знаю, стоит волноваться или нет. Он оставляет меня здесь, но сказал, что все будет хорошо. Я доверяю ему и тому, что он не оставил бы меня одну, если бы я была в опасности. Возможно, это как-то связано с отелем.

Я прокручиваю в голове то, что он сказал, в животе зарождается трепет, и я визжу.

Я сплю с великолепным вампиром, который говорит, что хочет со мной встречаться. Я улыбаюсь, как идиотка, и практически вприпрыжку бегу по коридорам галереи, чтобы вернуться на вечеринку.

Что, если я могу получить это? Его? Мои пальцы скользят по какой-то бронзовой статуе, похожей на козла. Я понимаю, почему они хотели сохранить это крыло закрытым. Повсюду ящики и коробки, полные вещей, которые лучше смотрелись бы в музее.

Что, если бы это могло быть всем, чего я когда-либо хотела? Обычно я бы рассказала все Бернадетт и позволила бы ей повлиять на меня так или иначе, но я ловлю себя на том, что хочу сохранить все в тайне, сохранить его для себя.

Мои отношения с Владом как-то по-другому складываются, не только потому, что он вампир, но и потому, что я ловлю себя на желании защитить его, как бы странно это ни звучало. Защищать вампира? Очень сомневаюсь. Ради Бога, он может перемещать меня по воздуху силой мысли.

Я тянусь к плащу, чтобы найти карман, в который он положил мой телефон, когда взгляд цепляется за что-то поблескивающее в свете свечей. Браслет, похожий на ожерелье, которое он мне подарил, лежит на старом деревянном столе, поверх коллекции камней. Я беру один из них из кучи и подношу к свету, и мои глаза выпучиваются. Черт возьми, думаю, это неограненные драгоценности. Мне придется сказать Владу, чтобы он положил ожерелье обратно сюда. Зачем ему все это здесь? Сумасшедший.

Я вздыхаю, думая о том, какой он милый. То, как он смотрит на меня, неизменно заставляет кожу вспыхнуть в ответ, что, полагаю, имеет смысл, потому что он вампир. Когда этот мужчина входит в комнату, мой «нижний этаж» словно просит его поиграть с моей вагиной в «Ударь крота»⁷⁵ членом.

Я хочу остаться здесь и дождаться Влада в надежде, что мы сможем продолжить разговор, но возвращаюсь на вечеринку, как он мне сказал.

Когда я прихожу, бальный зал полностью другой. Вместо голубого и пурпурного все стало красным и черным. Стены выглядят так, будто с них сочится кровь, а свет мигает разными цветами. Боже мой, кто начал этот рейв⁷⁶? Явно пьяные люди на танцполе кричат и смеются, держа напитки над головой.

– Обри! – слышу я в другом конце бального зала и, подняв голову, вижу Джорджа, танцующего на постаменте статуи.

Он щелкает пальцами, и два официанта, казалось бы, появляются из ниоткуда, чтобы помочь ему спуститься. Он посылает воздушные поцелуи покрасневшим мальчикам.

– Чао, дорогие!

– О боже, Джордж, – кричу я сквозь музыку, качая головой.

Он отмахивается от них, поворачивается ко мне и хватает за руку, чтобы потащить обратно ко входу.

– И что ты задумала? Где Влад? Расскажи мне все.

Я качаю головой и оглядываюсь по сторонам с улыбкой на лице.

– Расскажу все позже.

Есть о чем подумать, и у меня все еще так много вопросов к Владу.

– О-о-о, вот не надо этого, говори.

– Сколько ты выпил, Джордж? – спрашиваю я, меняя тему.

Меня беспокоит то, как сильно он раскачивается и как возмутительно себя ведет. Но это же Джордж, он и правда выделяется в толпе.

– Пока еще недостаточно. Что ты думаешь о сюрпризе Влада? Видела клубничный фонтан?

– Нет, где он? – я кручусь в поисках. Люблю клубнику, и я так голодна, что готова начать грызть чью-нибудь ногу.

Он указывает туда, где находится фонтан, который выглядит так, словно наполнен кровью.

– Это вино.

– Так круто!

Бабушка была бы в восторге от всего этого. Сколько я себя помню, она была действующей чемпионкой Хэллоуина. Я достаю телефон, игнорируя множество сообщений, и начинаю делать снимки на память. Может, в следующем году вместо вина мы сделаем красный пунш.

– Вот ваша собака, сэр, – говорит один из официантов, удерживая Фифи подальше от себя, в то время как собака скалит зубы, рыча на беднягу. Один из его фальшивых клыков вылетает, когда он борется с вихляющим рыжим клубком ярости.

Джордж тянется к нему.

– Привет, Фифи, ты скучал по папочке?

Прежде чем он успевает взять Фифи, официант случайно роняет его. Мы с Джорджем ахаем и бросаемся вперед, чтобы схватить собаку, пока официант в ужасе смотрит на нас. Фифи, честно говоря, крошечный комочек ненависти, и я не удивлена, что его невозможно удержать.

– Мне очень жаль, – говорит официант, пытаясь схватить его, и я чуть не разбиваю ему голову.

– Фифи! – Джордж перекрикивает музыку.

Короткие лапки пса быстро перебираются в сторону кухни. Думаю, музыка и люди просто вывели его из себя.

Я прижимаю ладонь ко рту Джорджа и кричу:

– Я поймаю его! – перекрикиваю я тяжелые басы.

Это последнее, что я хочу делать прямо сейчас, но не думаю, что этот пьяный человечек в состоянии выбраться из бального зала, не споткнувшись обо что-нибудь. Я хотела дождаться Влада, но знаю, как важна Фифи для Джорджа.

Басы пульсируют в моей голове, и я чувствую, как надвигается мигрень. Беспокойство усиливается, когда я слышу резкий визг в барабанной перепонке от счастливого участника вечеринки справа от меня. С потолка начинают падать воздушные шарики, и я пробиваюсь к краю бального зала. Боже, чья это была идея?

Тьфу, я направляюсь к открытой двери, через которую выбежал Фифи.

Может быть, я найду Влада по дороге. Бьюсь об заклад, собака разбила лагерь на кухне с Уитли, поедая сладости. Если бы я была собакой, я бы хотела быть там.

Я еще недостаточно выпила для оглушительного рейва в отеле.

Сомневаюсь, что все это было идеей Влада.

Глава 33

ВЛАД



– Не могу поверить, – Дойл практически рычит глубоким и угрожающим тоном. Довольно мило, он думает, что может сделать мне замечание.

Мы идем по замку, всем своим видом показывая, будто все нормально, пока он время от времени нюхает воздух в поисках запаха Джекила. При таком количестве людей и таком количестве новых запахов это практически невозможно. Замок большой, и чтобы обойти его требуется время, что раздражает еще больше. Я обнаружу его быстрее, если полечу.

Меня снедает беспокойство. От мысли, что Обри одна с таким количеством гостей в замке, мурашки бегут по коже. Мало того, что мои инстинкты кричат о необходимости защитить ее, так еще и трудно определить и почувствовать, где она. Не говоря уже о том, что Джекил явился сюда без предупреждения, и это настораживает.

– Ты не только рассказал ей о нас, но и укусил ее, не так ли? – спрашивает Дойл.

Я продолжаю смотреть вперед, концентрируясь на том, чтобы найти одного человека среди многих. Это не самая легкая вещь, особенно когда кто-то бормочет мне на ухо.

– Не понимаю, какое тебе до этого дело.

– Как это может быть не моим делом, Влад? Есть и другие сверхъестественные существа, которые могли бы оказаться твоей парой, если бы ты просто вышел и встретился с ними. Как это может быть Обри, Влад? Она человек. Это не имеет смысла. Ты просто голоден и не ел как следует последние сто лет. Какое-то время ты был невменяем.

Найти перерожденного вампира было редкостью, а обращение в основном приводило к смерти. Шансы найти настоящую пару всегда были невелики, и идея выбрать невесту только для того, чтобы увидеть, как она умирает, никогда меня не интересовала. Но Обри – моя пара… Я просто знаю, что судьба не была бы настолько жестока, чтобы дать мне единственную женщину, которую я ищу, только для того, чтобы отнять ее.

Я мог бы выбрать себе пару, если бы действительно захотел, мог бы принудить ее к связи, но нет ничего более особенного, чем настоящие узы.

– Другие сверхъестественные существа? Я не могу представить себя с женщиной-волком, – говорю я, хмурясь.

– Я нахожу это довольно оскорбительным, – усмехается он, и я качаю головой. – Это не имеет значения. Как только остальные узнают, они захотят придерживаться правил. Они придут за ней.

– Оскорбляйся, мне все равно, – мы сворачиваем в коридор. – И этого не случится.

– Как только они узнают о ней, обещаю, они захотят отомстить. Таков был уговор. Ты держишься подальше от людей, и они тоже. Фрэнк…

– Фрэнк может ныть сколько угодно. Это не имеет значения, потому что она исключение.

– Они будут недовольны этим, – громко шипит он, заставляя сотрудников и гостей в холле обернуться и посмотреть. – Фрэнк попытается держать свою позицию, и, честно говоря, я не могу его винить. Это самая безумная вещь, которую ты когда-либо говорил.

Он улыбается и машет рукой, играя для смотрящих и перешептывающихся людей.

Я коротко оборачиваюсь к нему, пока мы идем.

– Что, если я прав, Дойл? – я всегда и во всем прав, так что его нытье сейчас не имеет смысла.

Он вскидывает руки.

– Но что, если ты ошибаешься? Ты должен знать, что они никогда не оставят это так. Принуждение к супружеским узам с человеком противоречит правилам.

Принуждение к супружеским узам, говорит он. Я знаю, что меня привлекает в Обри по-настоящему.

Я вздыхаю.

– Прекрати, Дойл. У меня нет на это времени.

– Ты забываешь, что я был с тобой, Влад. Я был с тобой во время Анжелики, – продолжает он. – Я так же, как и ты, предупреждал Фрэнка о связи с людьми, и посмотри, чем все обернулось.

Обычно при любом упоминании Анжелики или Селесты мне хочется врезать ему, особенно при упоминании причастности Франкенштейна к тому, как все это произошло. Теперь я понимаю, почему он бушевал и проклинал весь мир, когда погибла его пара Селеста. Я никогда не допущу, чтобы это случилось с Обри.

– Я буду защищать ее.

– От них всех? Обри понятия не имеет, во что ввязывается.

Я улыбаюсь и позволяю ему увидеть, почувствовать, как во мне закипает ярость при одной только мысли о том, что кто-то может к ней прикоснуться.

– С Обри все будет в порядке. Если она примет меня, они ничего не смогут сделать.

Его брови сходятся к переносице.

– Да, но до тех пор…

До тех пор она может стать мишенью. Я всегда это знал, но надеюсь убедить ее к концу недели. Пока никто не вмешивается, все будет идти великолепно.

Она согласилась на «встречаться», как это называют люди. Даже после того, как я все ей рассказал.

Я качаю головой и продолжаю идти по коридору.

– Найди Джекила, пока кто-нибудь не наделал глупостей. В конце концов, я умираю с голоду.

Он закатывает глаза в ответ на шутку.

– Добром это не кончится, – бормочет он.

В следующую миллисекунду его горло оказывается в моей руке, я обхватываю его за шею и прижимаю к себе. Глажу его по голове, как делал это, когда он был юнцом.

– Дойл, я ждал ее столетия. Мой отец ждал мою мать больше жизней, чем я могу себе представить, и я клянусь тебе здесь и сейчас, я никогда не отпущу ее. Я не могу.

Он хмыкает.

– Это, блядь, отстой. Ты знаешь, что это создаст еще большую трещину между нами, – говорит он, скуля, и я улыбаюсь, обнимая его на мгновение, прежде чем оттолкнуть.

Он прав. Это может навсегда разрушить нашу дружбу, но мне все равно. Обри важнее, и времена явно изменились. Она моя, и это все, что имеет значение.

– Не больше той, что уже есть.

Разминая плечи, я расслабляюсь, позволяя монстру выскользнуть на свободу, и срываю галстук. Я срываю с себя плащ, готовясь улететь в ночь. Чем быстрее я найду Джекила, тем быстрее смогу вернуться к Обри.

– Отлично, – рычит он. – Но я не пошлю всех нахуй ради тебя. У Фрэнка скоро будет аневризма.

– Это было бы так трагично.

Может, в следующий раз ему удастся найти мозги получше, тупица.

– Просто попробуй смириться. Вечеринка скоро закончится, – он вздыхает и в последний раз оглядывается по сторонам. – Я видел, как Джекилл выходил из своей машины, но не чувствую его запаха внутри.

– Если его нет внутри, то есть только одно место, где он может быть.

– Собор? – спрашивает Дойл, поглаживая подбородок.

Я киваю, готовясь открыть окно на втором этаже.

– Единственное место, которое я могу предположить. Хотя, не знаю, почему он не идет прямо ко мне.

Опять же, это Джекилл, и ничто из того, что он делает, не имеет смысла. Именно поэтому я не могу терпеть его присутствие. Мне нравится спокойствие и контроль, которых лучше всего добиваться в одиночестве. Джекилл – олицетворение хаоса.

Я выпрыгиваю из открытого окна и превращаюсь в летучую мышь, наслаждаясь обдувающим свежим ветром. Мне не требуется много времени, чтобы уловить запахи, когда я направляюсь через лес, понимая, что был прав – как всегда.

Мгновение спустя я пролетаю над заброшенным собором недалеко от леса и приземляюсь на ветку, чтобы все разведать, шерсть сразу встает дыбом. Ветер доносит до ноздрей знакомые запахи, и в глазах вспыхивает раздражение. Фрэнк тоже здесь. Дойл не рассказал мне о нем. Вероятно, Фрэнк сам нашел дорогу на мои земли, ведь никому не нравится оставаться наедине с Джекилом в тесном, необозримом пространстве, например в машине, когда он так раздражающе тарахтит.

Я влетаю через разбитое окно и превращаюсь, приземляясь перед ними. Джекилл стоит у ступенек пьедестала, положив руки на набалдашник трости. Фрэнк, задумчивый, тихий получеловек, сидит, скрестив руки на груди, прислонившись спиной к стене. Ни один из них не реагирует на мою материализацию. Они знали, что я приду.

Я рычу от разочарования, прежде чем прочистить горло.

– Джентльмены, что за сюрприз?

– Рад тебя видеть, старый друг, – говорит Джекилл, его синие джинсы и черная кожаная куртка не сочетаются с тростью и шляпой. Фрэнк наклоняется без лишних движений, одетый так же, как Дойл, как гребаный павлин в деловом костюме.

– Да, похоже, спустя столько времени Дойл наконец исполнит свое желание, – говорю я. Дойл пытался уговорить меня встретиться с ними уже больше века. Я просто хочу, чтобы это было не сейчас. Или вообще когда-нибудь. – Все мы в одном месте.

– Значит, старый прохвост не давал тебе скучать? – спрашивает Джекилл, вырывая меня из мыслей.

Джекилл всегда был самым непредсказуемым из всей компании, и меня не волнует дикий блеск в его глазах. Отвары, которые он пьет, часто делают его похожим на пьяницу, но у него хитрый и интеллектуальный склад ума. По сравнению с ним большинство безумных ученых прошлого кажутся безобидными.

– Так скажите мне, где же восхитительная Хильда? Готов поспорить, что этот старый мешок с костями со временем стал только прекраснее, – говорит он, поднимая трость и пожимая плечами.

– Никто не тронет Хильду, – огрызаюсь я. – И какого хрена вы все здесь делаете?

Фрэнк машет рукой.

– У тебя были секреты, Влад, – говорит Фрэнк, его серые глаза прищуриваются, глядя на меня. Он не склонен к юмору, но усмехается. – Что? Ты думаешь, я не знаю о твоем новом питомце-человеке? У меня повсюду глаза и уши.

– Это мое личное дело, Фрэнк, и, как всегда, не суй в него свой нос, – говорю я, желая, чтобы Дойл поторопился. Я уверен, что эти имбецилы здесь по его вине, как бы Фрэнку ни хотелось заставить меня поверить в обратное.

Наконец появляется Дойл, слегка вспотевший, но в целом в порядке. Старый пес привык бегать на длинные дистанции, но не так быстро, как я летаю. Я разглядываю его растрепанный вид.

– Что, черт возьми, с тобой случилось? Прошло пять минут, – недоверчиво говорю я.

– Гребаный шеф-повар пытается меня отравить, – яростно говорит он, его глаза вспыхивают желтым. Он качает головой, чтобы прояснить взгляд. – Неважно. Это не важно.

Джекилл, Франкенштейн, волк и я все в одном месте? Это не предвещает ничего хорошего.

Я смутно задаюсь вопросом, откуда, черт возьми, Фрэнк знает об Обри, и думаю, не виноват ли во всем этом Дойл. Единственный, кто знает, как сильно она мне дорога – это мой друг и доверенное лицо.

Я бросаю на него недоверчивый взгляд, когда он стоит рядом и смотрит на меня растерянно, ведь только что прибыл.

Если он предал меня, я сдеру с него кожу и насажу его голову на пику, как в старые добрые времена. Когти удлиняются, готовые вонзиться в плоть. Я слишком стар, слишком устал для всего этого, и слишком отчаянно хочу вернуться к Обри и убедиться, что она в безопасности.

Джекилл восхищенно ухмыляется, глядя на мои клыки, и его глаза начинают светиться ярким, глубоким зеленым.

– Если ты хочешь поиграть, Влад, нужно было только сказать.

Рыча, не уверенный, что мой новый костюм выдержит драку, в которую хочет меня втянуть Джекил, я заставляю клыки и когти исчезнуть.

– Он выглядит более раздражительным, чем обычно, Дойл, – говорит Джекилл, поправляя пиджак и опираясь на трость. – Ты что, не позаботился о нашем кровососе? Он не был в таком состоянии, ну, я не помню, как долго. Проблемы в раю, папочка Дракула?

Я скрещиваю руки на груди.

– Не называй меня так.

– Ну, возможно, если бы вы чаще заглядывали, то лучше знали о состоянии его здоровья, – рычит Дойл на них обоих. – Это было не самое легкое столетие, как, я уверен, ты уже догадался, но на самом деле вы ни хрена не понимаете.

– Et tu, Brute?⁷⁷

– Он заставил меня уволить собственного сотрудника за оплошность в отношении к какому-то человеку, так что, думаю, я имею некоторое представление, – огрызается Фрэнк, наконец отрываясь от стены.

– Да, и я уверен, что у него были на то свои причины, – парирует Дойл.

Фрэнк переводит пальцем с меня на Дойла и обратно.

– Вся эта ситуация совершенно неприемлема. Почему никто не сообщил мне о нелепой идее открыть отель? Никто из вас ничему не научился из того, что произошло? Мы не для людей. Когда я узнал про твою игрошлюшку⁷⁸, Влад, я чуть не задушил доносчика насмерть. Вернее до еще большей смерти, он уже полумертв.

Дойл смеется над этим, но звук получается глухим.

– Времена изменились, не так ли? Господин генеральный директор Talbot Global.

Откуда они знают?

Я моргаю, и в груди возникает странное чувство, близкое к предательству.

– Что случилось, Дойл? Ты что, просто так, каждый день сообщал им новости? Мой единственный верный друг меня предал, или я ошибаюсь… – глаза начинают светиться красным.

– Ты такой идиот, – говорит Дойл.

– Прошу прощения?

Джекилл смеется.

– Интернет – замечательное место, Влад.

– Думаешь, я бы не стал кое-что разнюхивать, когда узнал, что ты завел аккаунт в Instagram? – недоверчиво спрашивает Фрэнк, и я открываю рот, чтобы ответить. – Серьезно, Влад? Ты? В Instagram? Я думал, это розыгрыш Дойла, пока не увидел, что ты завирусился в профиле своей пары-человека. Я сразу понял, что что-то случилось, – говорит Фрэнк, скрещивая руки на груди и высокомерно вздергивая подбородок.

Джекилл щелкает пальцами.

– Та птичка, как ее звали? Агата? Алисия? – он качает головой. – На самом деле, я думаю, что обе они были моими. Хм, Ангел⁷⁹. Да, точно.

– Анжелика? – переспрашивает Дойл, явно ошеломленный.

Он снова щелкает пальцами и кивает.

– Да, она была с огоньком, – говорит Джекилл, затем свистит для выразительности.

– Ты знал Анжелику? – спрашивает Дойл.

– Я почти уверен, что «знал» ее несколько раз, – говорит Джекилл, задумчиво потирая подбородок.

– Это она заковала его в железо, помнишь? Он пропадал так долго, что даже Фрэнк был вынужден прийти на помощь, – говорит Дойл с тихим смехом.

Я качаю головой.

– И вы еще удивляетесь, почему я не приглашаю вас в гости? Идите вы все нахуй. Месяцы, проведенные в плену у какой-то разъяренной женщины, одержимой желанием обрести бессмертие, и что я получаю? Вы все вспоминаете это, как будто это старая сказка на ночь.

– Кстати, что случилось с Анжеликой? – спрашивает Джекилл.

Я рычу.

– Она вышла замуж за какого-то фермера в Америке.

Джекилу надоедает стоять без дела, и он начинает исследовать помещение, пробираясь между скамьями. Он подбирает случайные книги, оставленные в этом старом месте бог знает когда, и бросает их на пол. Никто его не останавливает, так как не стоит мешать движениям ублюдка.

– Эй, кажется, я оставил здесь свой любимый пиджак, – говорит он себе под нос, и я качаю головой.

Он зажигает спичку, и импровизированное кострище оживает. Конечно, он разжигает огонь, хотя никому здесь это не нужно. Пироманьяк. По крайней мере, на этот раз он ведет себя сдержанно.

– Не возражаешь? – ворчу я, имитируя его голос и махая рукой в сторону пламени.

– Не возражай, если я это сделаю, – нахально говорит он.

Я смотрю на пол, где Джекилл нагромоздил груду библий и тому подобного. С меня хватит.

– Боюсь, я должен попросить тебя уйти. Мы даже можем скоро устроить одно из этих маленьких чаепитий, я, конечно, угощаю, – говорю я, хлопая в ладоши. – Но проваливай.

Я разворачиваюсь, чтобы направиться к перекошенным двойным дверям, намереваясь вернуться к Обри, в моей голове крутятся образы нашего длительного кругосветного путешествия.

– О, и что конкретно мы должны были делать? Постучать в дверь и попроситься войти? – насмешливо спрашивает Фрэнк.

– Нет, ни в коем случае, и я скажу тебе почему. Это мой дом, а не какое-то сверхъестественное место встреч, – огрызаюсь я, потребность вернуться к Обри зудит под кожей, заставляя с каждой секундой волноваться все сильнее.

– Знаешь, я думаю, со временем он стал ворчливее. Мы предполагали, что ты захочешь увидеть нас после стольких лет, Влад, – говорит Джекилл обиженным и плаксивым тоном. Полная ложь. – Полагаю, ты считаешь себя слишком высокомерным, чтобы снизойти до старых приятелей?

– Неправильно предполагаешь. У меня просто нет желания заново переживать Новый Орлеан.

– Это было не так уж плохо, – говорит Джекилл. – Одетт была… – он поджимает губы и неприятно причмокивает.

Никто не может устоять перед Одетт. Я бросаю взгляд на Франкенштейна, выглядящего так, словно он хочет врезать Джекиллу за упоминание о ней. Что ж, снова, большинство не могут устоять перед Одетт. Королева ведьм подобна сирене для всех сверхъестественных кроме Фрэнка.

Я приподнимаю бровь.

– Она заставила нас устроить великий Лондонский пожар⁸⁰. Ну, в основном, вас.

– Ладно, признаю, ситуация вышла из-под контроля, но Фрэнк держал факел. Это была не моя вина, – говорит Джекилл, прижимая руку к сердцу. Он хлопает глазами, как будто думает, что любой из нас нашел бы это забавным.

Мускул дергается на челюсти Фрэнка, и его глаза темнеют, как будто тени набегают на радужку.

– Ты сказал мне держать его.

Джекилл похлопывает Франкенштейна по груди, практически доставая ему до головы, хотя рост Джекилла – метр восемьдесят.

– Забудь об этом, чувак.

– Все это не имеет отношения к тому, зачем мы здесь, – выпаливает Фрэнк, прежде чем бросить свирепый взгляд на Джекилла. – Как ты всегда умудряешься переводить разговор на другую тему?!

– Ну, какая разница, влюблен ли Влад в человека? – спрашивает его Джекилл, беря Библию только для того, чтобы скривить губы от отвращения. – Я имею в виду, пока он ее не укусит, все это недействительно, верно?

– Ты это не серьезно, – говорит Фрэнк, на его лице появляется злость. – Я же говорил, никаких людей. Вот почему я приложил столько гребаных усилий, чтобы сделать солнцезащитный крем. Можешь представить его убитым горем? Ты думал, лондонский пожар – это плохо, но…

Джекилл прочищает горло.

– Кхм, насколько знаю, это я создал солнцезащитный крем, – все взгляды немедленно устремляются на него, и он пожимает плечами. – Ну, я его сделал.

– Я был готов сделать так, чтобы ты мог жить среди нас, – парирует Фрэнк, его уши приобретают бледно-зеленый оттенок. – Я знаю, как привлекательны люди. Я понимаю, как они заманчивы, но даже говорить об этом бессмысленно.

– Притворяться человеком, чтобы вписаться в стадо овец, вряд ли можно назвать жизнью, – говорю я ему.

– Это никогда не сработает. Я знаю это, и, что более важно, ты это знаешь. Любви не существует, не для таких людей, как мы, – продолжает бушевать Фрэнк. – Люди умирают слишком легко.

Мои когти и клыки возвращаются.

– Она моя, и ты не тронешь ее, так что это не имеет значения.

Он злобно ухмыляется.

– А мне и не нужно, верно? Даже если она сможет полюбить и принять тебя таким, какой ты есть, что тогда? Семьдесят лет с ней, если повезет. Этого будет достаточно, чтобы свести тебя с ума, когда она умрет, – выпаливает он. – Я этого не потерплю. Обратить ее невозможно. Она умрет.

– Этот разговор быстро перерастет в конфронтацию, если ты продолжишь, Фрэнк, – рычу я.

Франкенштейн смеется.

– Полагаю, мне не стоит удивляться, что ты так легко поддаешься влиянию человека. Попомни мои слова, добром это не кончится.

– Никто меня не контролирует. Если ты действительно думаешь, что я когда-либо подвергну кого-либо из нас опасности, то ты жестоко ошибаешься.

– Тогда как именно ты воздействовал на нее? – возражает Джекилл.

– Я этого не делал, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

– Обри не такая. Она не похожа на Анжелику, – заявляет Дойл, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я пытался держать ее подальше от него и наоборот, но это не работает.

– Откуда нам знать, что ты говоришь правду? В этом и заключается загадка, ребята, – говорит Джекилл, роясь в кармане в поисках сигары. Он зажимает ее между зубами и зажигает.

– Принеси пачку в замок, и я заставлю тебя сожрать ее, – говорю я, указывая на сигарету.

Он выгибает бровь.

– Очарователен, как всегда, Цепеш. У тебя чудесная новая киска, я имею в виду, благородная женщина, с которой можно поиграть, и все же ты все еще злой.

В мгновение ока я перелетаю собор, хватаю его за горло и поднимаю в воздух. Я не позволю, чтобы кто-нибудь говорил о ней в таком тоне.

Он ухмыляется.

– Опусти меня на землю, маньяк. Черт возьми, я всего лишь пошутил.

Рыча, я бросаю его, наблюдая, как он с мычанием падает вниз, шлепаясь телом о пол. Он вскакивает, как гребаный одуванчик, поправляет костюм и стряхивает с него пыль, прежде чем отправиться за сигаретой. Я тушу ее, и он дуется.

– Ты должен либо стереть ей память, либо мы убьем ее, – говорит Фрэнк, его светлые волосы слегка развеваются на ветру.

– Никто никого не убивает, – вмешивается Дойл с явным раздражением в голосе.

Красный затуманивает мое зрение.

– Хочешь, чтобы я стер ей память?

– Да, – настаивает Фрэнк. – Если ты ее не кусал, то…

Дойл встает между нами, раздвигая руки, зная, что я в нескольких секундах от того, чтобы разорвать Фрэнку лицо.

– Никто не стирает ничью память.

– Ты не имеешь права голоса, щенок, – усмехается Фрэнк.

– Почему мы все не можем просто поладить? – кричит Джекилл.

– Я сделал это, – наконец заявляю я. Все они поворачиваются с различными выражениями недоверия. – Я укусил ее. Я выполнил свою часть обязательств.

– Ты, блядь, шутишь! – кричит Фрэнк, когда Дойл хлопает его рукой по лицу. – Ты понимаешь, что это значит?!

ДА. Это значит, что они ничего не смогут сделать. Она может умереть, но я не позволю этому случиться. Может, она и человек, но она моя пара, верит мне кто-нибудь из них или нет. Теперь, когда я это начал, она может возродиться как бессмертная, несмотря на свою текущую смертность.

– Я ухожу. Не стесняйтесь убираться восвояси, – бросаю я через плечо, двигаясь в сторону замка.

Я делаю несколько шагов, и Фрэнк начинает смеяться.

– Сто лет, и это то, чем ты можешь похвастаться? Влюбился в какого-то ничтожного человечка. Ты, дурак, не знаешь, что натворил, – говорит он, и я готовлюсь, ожидая любого повода, чтобы наброситься на него. – Людям нельзя доверять. Как часто ты произносил эти же слова?

– Осторожно.

– Ты знаешь правила. Если ты сотрешь ей память до того, как она переродится, все будет хорошо.

– В последний раз говорю, никто ничего не стирает, – огрызается Дойл, теряя терпение. Он подходит, чтобы оказаться в поле зрения Фрэнка. – Обри невиновна, и, насколько я могу судить, на самом деле хорошо к нему относится.

Удивление от того, что он защищает нас, наполняет меня. Он бросает на меня взгляд через плечо, который говорит, что он будет на моей стороне, что бы ни чувствовал.

– Я не намерен продолжать разговор. Джентльмены, прошу прощения, мне нужно возвращаться на вечеринку. Дойл, проследи, чтобы они покинули мой дом.

– Ты пожалеешь об этом, – говорит Фрэнк мне в спину.

Единственное, о чем я пожалею, так это о том, что оставил Обри одну и без присмотра на какое-то время. Особенно когда здесь Фрэнк, единственное существо, от которого ее нужно держать как можно дальше. При мысли о том, что кто-то причинит ей боль, волосы встают дыбом, а неживое сердце словно выскакивает из груди.

Я пренебрежительно машу рукой, выходя из собора. Они ничего не сделают, пока она под моей бдительной защитой.

– Угрожай сколько хочешь, Фрэнк, но обещаю тебе вот что: друг ты или не друг, но если ты тронешь хоть один волосок на голове Обри, я сожгу твою драгоценную империю дотла и буду танцевать на пепле. Я могу быть стар и позволить себе увянуть на век, но ты забываешь, кто я такой.

Дракула Влад Цепеш.

Я живу дольше, чем все они, и их тоже переживу.