Текст книги "Гегель. Биография"

Автор книги: Жак Д'Онт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

Каждый год новая буря

Мы можем выделить несколько значимых событий из числа очевидным образом отозвавшихся на жизни Гегеля. Напоминая о них, мы пытаемся воскресить политическую атмосферу времени: атмосферу подозрительности, пода – вления прав и свобод, репрессий, манифестаций, покушений. Рассказывать о жизни Гегеля, не воспроизведя этот контекст, по меньшей мере, неразумно.

18 октября 1817 г. Крупная манифестация в Вартбурге, организованная Вессельхеффтом. Карове, наряду с прочими, произносит речь.

11 августа 1818 г. Дело Фридриха Фёрстера передано в Военный совет и он отстранен от должности. Это он произнесет речь на могиле Гегеля в 1831 г.

22 октября 1818 г. Первый курс лекций Гегеля в Берлинском университете.

2 марта 1819 г. Убийство Коцебу Зандом.

2 мая 1819 г. Праздник в Пишельсберге с участи ем Гегеля, во время которого Фёрстер провозглашает: «Мы поднимем бокалы не за здоровье Занда, но за то, чтобы зло пало не под ударами кинжала!»[281]281
  Lenz. Op. cit. P. 54.


[Закрыть].

Осень 1819 г. Выход книги Карове: «Об убийстве Коцебу» (Веймар, 1819). В ней Карове неявно выражает точку зрения Гегеля. Его начинают преследовать.

8 апреля 1819 г. Арест Густава Асверуса.

1 июля 1819 г. Неудавшееся покушение Ленинга на президента Ибелля.

8 июля 1919 г. Арест Леопольда фон Хеннинга.

14 июля 1819 г. Арест Карла Ульриха и Давида Уль риха.

Конец 1819 г. Письмо Де Ветте матери Занда. Скан дал. Отставка Де Ветте. Его коллеги тайно организуют сбор пожертвований, в котором великодушно участвует Гегель.

Ноябрь 1819 г. Начало расследования дела Карове.

14 февраля 1820 г. Убийство герцога де Берри в Париже.

5 мая 1820 г. После попытки самоубийства Занд приговорен к смерти и обезглавлен.

1820 г. Конгресс в Карлсбаде. Европейские суверены ужесточают репрессивные меры.

Июнь 1820 г. Король запрещает преподавание «атеистической» философии Окена.

Начало 1823 г. Ульрих восстановлен в должности. Помилованный Фёрстер не восстановлен в должности профессора Военной академии, но занимает более низкие должности.

15 октября 1824 г. Арест Виктора Кузена в Дрездене. Заключение в Берлинскую тюрьму.

4 ноября 1824 г. Письмо Гегеля прусскому министру внутренних дел.

8 декабря 1824 г. Асверус приговорен к шести годам заключения в крепости.

1824 г. Арнольд Руге приговорен к шестнад цати годам заключения в крепости. Помилован в 1830 г.

20 февраля 1825 г. Прекращение без оправдания дела Кузена.

17 июля 1826 г. Прекращение дела Асверуса.

27 августа 1826 г. Празднование юбилея Гёте и Гегеля. Рескрипт короля, запрещающий отчеты в прессе о «частных» праздниках.

Конец 1827 г. Подозрения, связанные с поездкой Гегеля в Париж и со статьей в «Конститюсьонель». Шубарт обвиняет Гегеля в атеизме и враждебности правительству. Участие Гегеля в празднике «грекофилов».

1830 г. Убийство полицией в Лейпциге уче ника торговца.

Июль 1830 г. Революция во Франции.

Конец 1831 г. Княжеское предупреждение Гансу.

1831 г. Королевский рескрипт, запрещаю щий публикацию последней части статьи Гегеля о Reformbill.

1831 г. Смерть Гегеля.

1834 г. Арест в доме г – жи Гегель Burschen‑schaftler’a Якоба Хенле, отправившегося после тюрьмы и приговора к шести годам крепости в изгнание и ставшего известным врачом.

Гегель повсеместно упоминает кое – какие имена Burschenschaftler’ы, другие, не упоминаемые им имена, также ему известны. О его, судя по всему, очень тесных, очень продолжительных и очень подозрительных отношениях с Карлом Ульрихом мы узнаем только благодаря нескольким письмам, которые адресат имел неосторожность сохранить, несмотря на содержащиеся в письмах настоятельные просьбы отправителя их уничтожить. Нет гарантий, что он не переписывался таким же образом и с кем‑то еще.

Угнетенные

Авантюры Burschenschaftler’ы почти всегда оборачивались трагедией: заключение в камеру, долгое сидение в крепости, запрет на учебу или преподавание, сломанные карьеры, побеги, изгнания…

Вместе с тем иногда к трагическому примешивалось смешное.

Так, спеша арестовать Карла Ульриха, полицейские ошиблись и сначала задержали его однофамильца Давида Ульриха (1797–1844), швейцарского студента, продолжавшего учебу в Берлине[282]282
  Об истории с Давидом Ульрихом: Oechsli W. Geschieht der Schweiz, 1903–1913. T. II. P. 628. Об Ульрихе: Dictionnaire historique et biographique de la Suisse. Neuschâtel, 1932. T. VI. P. 730. № 54.


[Закрыть].

Они не сразу заметили ошибку – счастливый промах! – ибо, производя у него обыск, обнаружили не меньше компрометирующих документов, чем позже у Карла.

Благословенные времена для прусской полиции! Ни разу она не возвращалась с пустыми руками. Она могла обыскивать жилье любого студента, не запасаясь особыми сведениями, – везде ее ждал чудесный улов, ибо все они, или почти все, были «демагогами».

Гегель ни разу не упоминает о существовании и судьбе этого второго Ульриха (Давида). Однако он очень внимательно, тщательно, упорно следит за ходом дела, возбужденного против первого (Карла). Некоторые историки, не разобравшись, как поначалу и власти, путают подозреваемых. В этой ситуации практически исключено, чтобы Гегель, заступаясь за Карла, ничего не услышал о Давиде. Однако он о нем ничего не говорит, и у нас нет явных доказательств, что он точно знает о недоразумении: еще одно необязательное свидетельство того, что рассказать свою истинную жизнь во всех подробностях Гегель не мог, и если мы хотим увидеть подлинного Гегеля, его собственными признаниями не обойтись. Приходится принимать во внимание факты, выводимые дедуктивным путем, не засвидетельствованные, но очевидно имевшие место.

Давид Ульрих, защищенный своим швейцарским гражданством, был вскоре отпущен. Впоследствии ему предстояло стать важной персоной в своей стране: юристом, профессором, политическим деятелем. В 1830 г. он сделался одним из руководителей радикально – либеральной партии и идейным вдохновителем народного движения, отчасти демократического, и был им до 1840 г. Таким образом, он надолго остался верен своей берлинской «демагогии».

Но что должен был думать Гегель о неловких манипуляциях полиции, о поведении и политике двора и короля?

Обстоятельно информированный о случае Ульриха, о деле Кузена и т. д., он не мог не знать в общих чертах также о начинаниях и несчастьях их сообщников. Эти люди составляли не только что‑то вроде культурной и политикорелигиозной общности, но также реально существующее объединение. На допросах и в судах их имена почти всегда упоминались вместе. Историки этого периода не делают между ними различий.

События разворачиваются на драматическом фоне. Власть имущие, мучимые воспоминаниями о Французской революции, боятся не только за свои привилегии, но и за жизнь. Оба лагеря настороже, и всяк следит, как за друзьями, так и за противниками.

Помогая заподозренным и обвиняемым, Гегель пишет прошения, вступает в переговоры с властями, предпринимает различные шаги, просит аудиенций, собирает документы и даже, в некоторых случаях, представляет поручительство.

Ни один из крупных философов Нового времени не рискует так себя вести.

Фёрстер

После приезда в Берлин Гегель сходится с Фридрихом Фёрстером, и они становятся друзьями. Почему именно с ним, и как это происходит? Фёрстер не был философом, и благоволением властей не пользовался.

Меж тем вот человек, которого король должен был бы любить больше всех. Ведь именно благодаря таким патриотам он сохранил свою корону. Фёрстер принял участие в боях за национальное освобождение Пруссии, проявив себя в них героически.

В 1812 г. он присоединился ко вспомогательному прусскому корпусу под командованием генерала Йорка, который не подчинился королевским приказам, вступил в переговоры с русскими и сражался вместе с ними с Наполеоном. Во многих отношениях это положило начало революционному, или народному движению, спасшему Пруссию в войнах 1813–1815 гг.

Фёрстер приобрел известность благодаря патриотическим стихотворениям, дружбе с национальным поэтом Кернером, а также тому, что раскрыл тайну легендарной Элеоноры Прохаска, когда она была убита. Этого человека окружала атмосфера патриотизма, мужества и благородства.

Король, терзаемый противоположными чувствами, втайне ненавидел прусских добровольцев, которым на публике не мог не выражать признательности, бойцов, силой заставивших его, сохраняя достоинство, в несчастье быть тем, кем ему надлежало быть по рождению. Сам он с самого начала предпочел бы, пойдя на переговоры с Наполеоном, подчиниться ему, а не вверять судьбу освободительной войне, опасным образом обретшей народный характер. Испытывая колебания, пошел он вослед патриотическому движению.

Стойкие патриоты, эти прусские бойцы в то же время более или менее определенно склонялись к либерализму. Вернувшись с полей сражений, они в качестве очевидной компенсации за жертвоприношения ожидали провозглашения обещанной конституции. Они ничего не имели против монархии, наивно надеясь, что она станет более разумной.

Что касается Фёрстера, то он осмелился опубликовать в 1818 г. статью, в которой без забрала нападал на шефа прусской полиции фон Камптца, причем, в журнале, ненавидимом реакционерами, – в издававшейся Люденом в Веймаре «Немезиде».

Фон Камптц сумел, как говорят, – хотя это еще надо проверить – легко отвертеться от обвинений, предъявленных ему Фёрстером, и последний оказался не только противником абсолютной монархии, ее правосудия и ее полиции, но еще и клеветником.

Фёрстер, бывший активным участником основания и становления Burschenschaft, был лишен кафедры в Военной академии. Последовали долгие препирательства. Обвиняемый в конце концов предстал перед военным трибуналом, который в порыве воинской и патриотической солидарности его оправдал. Тем не менее он не имел права преподавать и занимать административные посты вплоть до 1823 г., когда, возможно отчасти благодаря Гегелю, получил низшую должность, не связанную с преподаванием. Впоследствии он посвятил себя историческим и биографическим занятиям. В 1834 г. он сотрудничал с издателями Полного собрания сочинений Гегеля[283]283
  Art. «Förster (Friedrich)». ADB. T. VII. P. 185–189.


[Закрыть].

Полиция следила за дружбой Гегеля и Фёрстера. Найденное в архивах донесение напоминает нам о том, что саксонская полиция озаботилась в случае нужды извещать об известных ей фактах прусскую полицию в порядке некоего межгосударственного сотрудничества, в котором нетрудно предугадать грядущее сотрудничество, ставшее роковым для Кузена: «Гегель, прибывший из Берлина, доктор и профессор, проживал в “Голубой звезде” с 27. VIII по 11. IX; прибыл сюда вместе с прусским лейтенантом Фёрстером, и они вместе осмотрели окрестности»[284]284
  Эта полицейская справка, приводимая Хоффмейстером, не воспроизведена Каррером (С² 342).


[Закрыть].

Этот лейтенант Фёрстер – брат Фридриха, также Burschenschaftler. Другой его брат, Эрнст, входивший в число знакомых Гегеля и Нитхаммера, также был членом Burschenschaft, его «Воспоминания» составляют важный источник для восстановления истории союза. Впоследствии Эрнсту Фёрстеру предстоит стать историком и видным критиком искусства.

На могиле Гегеля Фридрих Фёрстер бросит вызов мракобесию и «духу рабства», хотя по прошествии времен эхо этого вызова, возможно, не произведет на нас особенного впечатления. Но тем, кто тогда слушал Фёрстера, было ясно, что в устах этого человека – если принять во внимание его прошлое – вызов обретал вполне определенный смысл, более серьезный и более угрожающий. Атмосфера, в которой произносятся слова, исполняет их особым смыслом, особым смыслом наделяет их также фигура произносящего.

Карове

Особенное ожесточение у властей вызывали т. н. «репетиторы». Странным образом можно подумать, что Гегель намеренно шел на провокацию, выбирая помощниками людей, внушающих подозрения и по разным причинам заслуживающих осуждения. Арест и преследование предшественника не производили на него никакого впечатления, и он снова выбирал смутьяна. Разве не мог он найти умных и компетентных учеников, не связанных с протестующей публикой?

Все истории достойны тщательного изучения. Мы вкратце опишем лишь некоторые.

Фридрих Вильгельм Карове (1789–1852) был, по– видимому, если не самым блестящим, то, во всяком случае, самым верным учеником Гегеля. Он стал им еще в Гейдельберге, где слушал его лекции.

В Burschenschaft он с самого начала возложил на себя руководящую роль. От него непременно должны были исходить сведения о других деятелях движения, с которыми его связывала общность устремлений, не исключавшая расхождений и конфликтов (Карл и Август Фоллен, Арндт, Редигер, Асверус, Коббе, Юлиус Нитхаммер, фон Хеннинг, Фёрстер, Шульце, Вессельхёффт, Витт и др.). В этом разношерстном движении Карове представлял «умеренных», можно предположить, что его умеренность есть следствие гегелевского влияния, приложения гегелевской мысли к этой частной сфере.

Это слово обретает истинный смысл на фоне того, чему оно противопоставляется. Умеренность Карове заключалась в противостоянии дуэльной мании, антисемитизму, галлофобии, тевтономании, характерным для некоторых течений внутри Burschenschaft. В этом смысле Карове возвращался к политической ориентации Гегеля. Следует признать, что «умеренный» Карове выглядит подлинным реформатором, когда строго придерживается главных ориентиров студенческого движения – стремления к патриотизму, немецкому единству, либерализму, парламентарному устройству, когда он старается очистить движение от неприятных и вредных извращений. Если «умеренность» Гегеля, так иногда определяли власти его поведение, состоит в том, чтобы противостоять антисемитизму, ксенофобии, тевтонской одержимости определенных групп Burschenschaftler’ы, то эта умеренность есть не что иное, как передовые либеральные устремления и личное великодушие.

Фактически Карове пойдет гораздо дальше в свободолюбивом порыве, нежели его экстремистские соратники, безудержные исключительно в крайнем национализме и провоцировании погромов. Позже он станет сен – симонистом, почти что социалистом (его сочинение, озаглавленное «Сен – симонизм», датируется 1831 годом).

Взгляды Карове, отличавшиеся от общепринятых взглядов университетского студенчества, осуждали практику индивидуальных покушений. Вопрос, однако, заключается в том, можно ли считать такую позицию умеренной: Меттерних не скрывал радости в связи с убийством Коцебу, – оно дало ему повод для систематического усиления репрессий против политического либерализма.

В 1819 г. Карове опубликовал брошюру «Об убийстве Коцебу» – не исключено, что по подсказке Гегеля – в которой, не оправдывая убийство как таковое, объяснял причины происшедшего и, в некотором смысле, с политико – философской точки зрения его оправдывал, что противоречило официальному категорическому осуждению (В² 458).

Франкофил, переводчик французских авторов (Дидро, Констана, Кузена, Руайе – Кольяра, Стендаля) на Вартбургском празднестве он произнес чрезвычайно впечатляющую речь, выступая за допуск евреев и иностранцев в Burschenschaft, из‑за чего многие радикальные соратники, антисемиты и франкофобы, от него отвернулись.

В Гейдельберге время от времени Гегель использовал Карове в качестве помощника, пожелал он доверить ему эту миссию и в Берлине. Таким образом, хронологически Карове стал первым «репетитором» Гегеля в Берлинском университете.

Но на бедного Burschenschaftler’a обрушились правительственные репрессии: отстраненный от должности, он не получил разрешения на «габилитацию» в Берлине. В итоге университетская карьера Карове закончилась, едва успев начаться. После сложных разбирательств с полицией и правосудием положение быстро сделалось шатким, и он с трудом зарабатывал себе на жизнь в Бреслау, Франкфурте и Гейдельберге. При этом он так и не отказался от своих исходных гегельянства и либерализма.

Гегель сделал все возможное, чтобы отвести или смягчить катастрофические последствия полицейских и судебных преследований, полагая себя их причиной, поскольку побуждал Карове написать об убийстве Коцебу. В 1826 г. он возобновил попытки устроить Карове в университет и попытался сделать его секретарем издаваемых им «Анналов». Показательно, что все усилия, даже в тех случаях, когда он просил за Карове друзей, оказывались напрасными (С² 231). Карове не повезло! И не везет до сих пор: во французском переводе «Переписки» Гегеля не воспроизведена длинная записка Хоффмейстера, повествующая об этой злосчастной судьбе и об остервенении, с которым Карове преследовала полиция, а равно, о дружеской верности Гегеля, не прерывавшего с ним отношений. «Новая немецкая биография» даже не упоминает ни о его переводах с французского, ни о книге про сен – симонизм, ни о статье о Занде!<sup>[285]285
  Art. «Carove» в NDB. Berlin, 1957. Т. III. P. 154.


[Закрыть]</sup>

Нелишне заметить, что первоначально католик, с 1817 г. Карове был хорошо знаком с Кузеном, и что именно благодаря ему Гегель должен был быть в курсе политической и организационной деятельности французского философа, считавшегося по тем временам карбонарием.

На самом деле, преследуя в 1819 г. Карове, кое‑кто метил в Гегеля.

Хеннинг

Особенно настойчиво Гегель защищал своего «репетитора» Леопольда фон Хеннинга (1791–1866), арестованного 8 июля 1819 г.

Речь шла о бывшем добровольце и очень ревностном бурше. В документах эпохи его имя постоянно соседствует с именами Фёрстера, Карове, Асверуса, Ульриха, Занда, Вита, Вессельхеффта.

Официальная причина ареста показательна: во время обыска (очевидно, что он уже был на подозрении), у Хеннинга нашли письма к мачехе (свекрови?)[286]286
  Приведено Хоффмейстером (В² 482), опущено Каррером (С² 342), который, впрочем, отсылает к (В. S. 663–641).


[Закрыть], в которых он благоприятно отзывался о Наполеоне. Между тем высшие руководители Пруссии пытались всячески унизить того, в ком видели, прежде всего, наследника Французской революции, «узурпатора» власти французской монархии, пожирателя Европы, безбожника, «корсиканское чудовище».

После 1815 г. и в течение всего периода Реставрации и реакции нарастает и обретает более или менее ясные очертания некое общее сопротивление, стихийный общий фронт республиканцев, бонапартистов и либералов (ср.: Стендаль П. – Л, Курье и др.).

Различные свидетельства подтверждают, что Хеннинг и в самом деле был почитателем Наполеона, как и сам Гегель, которому он впоследствии тайно доставит французские документы, касающиеся жизни и изгнания императора, в то время строго – настрого запрещенные в Пруссии. Ни Хеннинг в те времена, ни Гегель до самой смерти не изменили своих чувств на этот счет. Гегель не мог и не хотел «обращать» ученика. Самое большее, в чем он мог его упрекнуть, так это в том, что тот поддался влиянию.

В 1819 г. Хеннинга держали шесть недель под арестом в особо тяжелых условиях, в камере его денно и нощно стерег жандарм – таким серьезным представлялся властям случай.

Такого человека выбрал репетитором для своего курса главный «философ государства»!

Принесло ли какие‑либо результаты заступничество Гегеля? Приблизительный ответ можно получить из дальнейших событий в жизни Хеннинга. После освобождения он эмигрировал, обретя убежище в не столь авторитарно управляемой стране, в Веймар – Саксонии, «цитадели якобинства», как полагали сторонники Священного союза. Именно там его, по рекомендации Гегеля, примет Гёте.

Гегель определенно принял близко к сердцу этот, непосредственно его касавшийся эпизод в жизни Хеннинга. Насколько позволяют судить пространственно – временные расстояния, именно этот заключенный стал целью тайного ночного визита, бесстрашно предпринятого Гегелем и его друзьями, о котором речь пойдет ниже.

Позже Хеннингу предстояло неплохо приспособиться к сложившейся политической ситуации, неизменной вопреки беспорядочным усилиям «демагогов». Он сам станет профессором, одним из наиболее компетентных распространителей гегелевской мысли, генеральным секретарем «Анналов научной критики» (основанных Гегелем и Гансом), одним из издателей полного собрания сочинений учителя.

Асверус

Асверус не был помощником – репетитором. Тем не менее Гегель очень заинтересованно следил за ходом его дела.

Этому студенту, сыну одного из его йенских друзей, адвоката, которому Гегель когда‑то поручал вести дело, вменялось в вину обычное в университетах нарушение – дуэль. Однако у дуэли была очевидная политическая подоплека, во всяком случае, Асверус был членом Burschenschaft и в письмах, вскрытых полицией, нелестно отзывался о правительстве.

Предъявленные обвинения поставили защиту Асверуса, как об этом рассказывает Хоффмейстер, в затруднительное положение. Историки пишут о «несправедливости» вынесенного приговора. На самом деле судьи хорошо понимали, что они судят врага. Судебный процесс и заключение Асверуса продолжались семь лет, заполненных разного рода происшествиями, пока, наконец, в 1826 г. король не приказал дело закрыть, не простив, однако, Асверуса.

Чтобы добиться временного освобождения арестованного до завершения на редкость долгого и сложного разбирательства, Гегель даже согласился внести залог в 500 талеров, который он потом не без труда возвратил (В² 432–442 и В⁴ 440–442).

Ни ради кого Гегель так не старался, как ради этого юноши. При том что это вовсе не был «невинно» осужденный за патриотизм или национализм и конституционализм – в данном случае все было яснее ясного. Гегель был бы совершенным глупцом, если бы не понимал, что помогает патриоту, человеку не безгрешному, с достаточным основанием преследуемому властями. Что же касается этих самых властей, имя Гегеля вставало у них перед глазами почти на каждой странице дела.