Текст книги "Пограничный легион (сборник)"

Автор книги: Зейн Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Глава XIV

Милли крикнула, хлестнула лошадей, и они понеслись галопом. Повозка подскакивала и тряслась на холмистой равнине, а девушку перебрасывало из стороны в сторону. Затем лошади побежали рысью и стали обгонять отдельные группы бизонов. Милли, охваченная ужасом, все-таки не совсем потеряла рассудок. Ветер, пропитанный пылью и запахом бизонов, бил ей в лицо и развевал волосы. Руки и плечи болели от напряжения, от натянутых вожжей. Но эта бешеная скачка по прерии с бегущими в панике бизонами впереди и команчами позади захватила ее и вернула ей присутствие духа.

Милли оглянулась: команчи нагоняли ее. Они были в полумиле и скакали теперь, широко рассыпавшись, обнаженные, пестрые, разукрашенные перьями.

«Лучше смерть среди бизонов!» – мелькнуло у нее в голове. Она намотала обе вожжи вокруг левой кисти, хлестнула лошадей кнутом и прикрикнула на них. Бизоны неслись и перед ней, и по обеим сторонам, и сзади, все – в одном направлении. Глухой гул сменился резким топотом. Он все усиливался, приближался и превращался в грохот, надвигающийся сзади. Она оглянулась и увидела огромную волнующуюся темную массу, казалось разлившуюся по всей прерии. Целое море бизонов! Они неслись вскачь тяжеловесными равномерными рядами и уже заполнили пространство между Милли и команчами. И девушка увидела, как индейцы повернули в сторону своих сухопарых лошадей. Она испустила дикий, радостный крик… А пелена пыли все сгущалась, и шум усиливался…

Она правила парой обезумевших лошадей в самой гуще стада и понимала, что сейчас смерть угрожает ей в большей степени, чем в любой момент до этого. Однако, несмотря на то что волосы у нее стояли дыбом, а язык прилип к гортани, она не испытывала такого страха, как в лагере, когда Пруайт и Фоллонсби делили ее между собой или когда стройные команчи стремительно гнались за ней. Странно, но она как будто не боялась бизонов. Лошади ее бежали рысью, и, когда обгоняли ближайшие группы животных, они всегда отскакивали в сторону, освобождая дорогу.

Однако с каждой минутой бизонов становилось все больше. Они уже стеной приближались к лошадям. Этого-то Милли и боялась больше всего. Лошади закусили удила и летели стремглав. Милли пришлось отпустить вожжи, чтобы не слететь с сиденья. Вдруг они стали брыкаться, и среди непрестанного топота и гула раздался пронзительный испуганный рев. Милли никогда раньше не слышала рева лошади. Одна из белых лошадей, любимица Джэтта, споткнулась и упала на колени. Увидев это, Милли едва не лишилась чувств. Другая лошадь тоже споткнулась, но потом сильно дернула и потащила за собой соседку. Они понеслись дальше. А сзади огромные опущенные вниз косматые головы почти натыкались на повозку…

Милли слышала, что во время бегства бизоны сносят и ломают все препятствия на своем пути. И она, наверное, станет жертвой этого панического бегства. Лошади были окружены и стиснуты, бизоны их подталкивали и несли. Страх и ужас охватил их. Они спотыкались, ревели и даже пытались бросаться на бегущих бизонов. Было чудом, что они еще не переломали себе ног, не порвали упряжь и не свернули колес…

Наконец, эти толчки, грохот, раскачивание повозки, эта страшная близость напирающих животных стала не по силам Милли. Она пала духом, и руки ее ослабели. Повозка задребезжала, наклонилась на сторону, подскочила и остановилась. И сплошное бурлящее море бизонов придвинулось к ней вплотную… Милли свалилась с сиденья назад и лишилась чувств…

Когда Милли открыла глаза, у нее было ощущение, что она проснулась после кошмарного сна.

Она лежала на спине и вдруг почувствовала, что повозка катится, а со всех сторон слышится топот копыт.

– О! Значит, что-то случилось?.. Лошади бегут… И повозка не перевернулась! – воскликнула она. Но приподняться и посмотреть боялась.

Повозка катилась ровно, без толчков и покачиваний, а топот копыт был не таким сильным, как прежде. Где она? Долго ли лежала без чувств? Чем закончится это ужасное бегство? Сейчас ей дышалось легче, и она не так сильно ощущала пыль и запах бизонов. Во рту у нее пересохло, а кожа была влажной и горячей. Милли села и выглянула из повозки. Она увидела серую прерию, испещренную темными пятнами бизонов. Насколько можно было охватить глазом, они виднелись повсюду, но уже не теснились сплошной массой и не бежали. А лошади их уже не боялись.

– Так это не было паническим бегством! – внезапно закричала Милли. – Они просто переходят на другое место. И не обращают внимания ни на повозку, ни на лошадей… О, я спасусь!

Милли взобралась на сиденье и нашла вожжи. Лошади отозвались на ее понукание – подняли головы и навострили уши. Казалось, они были довольны, что ими снова правят, и бежали так, как будто поблизости никого не было. Такая перемена изумила Милли. Судя по их покрытым толстым слоем пыли спинами, они долго бежали, прежде чем дойти до такого равнодушия.

* * *

День склонялся к вечеру. Наступил момент, когда Милли увидела, как передние ряды бизонов стали скрываться за горизонтом, до которого, казалось, было теперь рукой подать. Когда повозка достигла того места, где исчезали из виду косматые спины, Милли обнаружила спуск, который кончался у извилистой зеленой полосы деревьев. Местами блестели пятна воды. А дальше шла бесконечная плоская равнина и на ней тысячи и тысячи бизонов…

Лошади добрались до леска. И Милли решила, что здесь она может подождать, пока стадо пройдет. Она завернула за большую группу деревьев и остановилась под их зеленым навесом. Усталые лошади, тяжело дыша, даже не тянулись к траве. Со всех сторон группами и рядами шли бизоны и спускались, видимо, к реке, откуда доносился все усиливающийся плеск воды. Через некоторое время количество проходящих бизонов стало уменьшаться, и наконец топот копыт затих.

Тишина! Это было невероятно! Целый день Милли терзал непрестанный грохот, и теперь она не могла привыкнуть к тишине и чувствовала себя растерянной. Ее охватило чувство одиночества. Она совсем одна в этой дикой и пустынной местности!

– Что мне делать теперь? – воскликнула она. – Но я не должна задумываться! Я должна действовать!

Она слезла с повозки и распрягла лошадей, которые с ржаньем поскакали к реке. Милли вспомнила о своей собственной жажде и побежала к берегу, где, не обращая внимания на грязь, легла ничком и стала жадно пить прямо из реки. Вернувшись, она забралась в повозку и стала смотреть, что там есть. Она нашла мешок овса, ящики с едой и кухонной посудой, сверток одеял и, наконец, топор и лопату. В ящике с посудой лежали и спички, а среди съестных припасов она нашла каравай хлеба, мешок с сухарями, копченое мясо, соль и сахар, сушеные яблоки.

– С голоду я во всяком случае не умру, – прошептала Милли.

Она набрала сухих веток, развела костер, принесла в ведре воду и поела с таким аппетитом, как никогда в жизни. Спустились сумерки. И суровая действительность предстала перед ней еще обнаженнее. Она вся затрепетала. Ведь она совсем одна, а в лесу, на берегах реки – пантеры, медведи, волки… У нее не было никакого оружия, кроме топора. Чем же она защитит себя?

Прежде чем укрыться в повозке, она обошла «свою» территорию, вглядываясь в сумрак и прислушиваясь. Ночная темнота окутала реку, и на темно-синем небе замигали звезды. Близость пасущихся рядом лошадей немного приободрила ее. Она влезла в повозку и, не снимая даже сапог, закуталась в одеяла. Тело ее ныло от боли и усталости, сердце мучительно сжималось, в голове роились неясные мысли… Она не могла сразу улечься и успокоиться. Но постепенно она все меньше и меньше ворочалась в повозке и вдруг замерла неподвижно. У нее блеснула мысль о Томе Дооне, и она представила его себе. Милли заплакала. Слишком мучительно было воспоминание о нем, его любви, мечтах об их будущей совместной жизни. Может быть, она никогда не увидит его больше… Нет, она должна во что бы то ни стало выбраться отсюда! Обессиленная, она погрузилась в легкую дремоту.

Пение птиц разбудило Милли. Взошло солнце, и тихо шелестели листья. Она расчесала свои растрепавшиеся короткие кудри. Лицо горело от ветра и солнца. Она вылезла из повозки, накормила лошадей овсом, поела сама и собралась ехать дальше. При мысли о том, что поедет по прерии одна, она едва не лишилась чувств. «Но я не могу оставаться здесь. Эго будет еще хуже, чем ехать но прерии, – в отчаянии думала она. – Я должна ехать! Но куда, как?»

Милли приходилось видеть, как мужчины рисовали географические схемы на песке. Она опустилась на колени на небольшом песчаном участке и, напрягая все свои мысли, стала рассматривать его.

– Здесь запад, – задумчиво проговорила она. – Я видела, как здесь заходило солнце. Значит, север здесь. Я должна держаться северо-запада. От Красной реки до Спрэга мы ехали десять дней… Здесь река… – Она провела черту на песке. – Вчера я проехала, наверное, миль тридцать-сорок почти прямо па север, до этой реки. Значит, я нахожусь здесь. – Она поставила точку на песке и провела другую черту. – Я не должна ехать обратно к охотничьим лагерям, потому что могу натолкнуться на индейцев. Я не должна двигаться и вдоль этой реки на запад. Мне надо переправиться через нее и держаться северо-запада. Я должна переправляться через все встречающиеся реки и искать для этого удобные места…

Она достаточно путешествовала по пустынной прерии, чтобы иметь некоторое представление о том, что ей предстоит. Мысль о встрече с охотниками вызывала в ней надежду, подбадривала ее… Наконец Милли решилась и выехала из леска направо, туда, где бизоны проложили широкую дорогу вниз, к реке. Лошади рысью преодолели ее – она была неглубокой и легко въехали на низкий противоположный берег. Милли не успела опомниться, как очутилась на гладкой, ровной поверхности прерии.

– Как просто! – восторженно воскликнула она. – О Уайти и Спэкс! – обратилась она к лошади. – Как я люблю вас! – Она стала искать свой красный шарф, чтобы вытереть лицо и волосы. Но он, как и ее маленький револьвер, пропал. Она потеряла его. Нет! Она вспомнила, что привязала его к верхушке повозки в лагере Джэтта и оставила там. Это воспоминание взволновало ее. Что, если Том Доон найдет наконец лагерь Джэтта и увидит ее красный шарф? Нет, этого не случится. Индейцы, конечно, сожгли весь лагерь.

Милли определила по солнцу направление и поехала по прерии – беспредельной равнине, густо поросшей травой. Ехала она с раннего утра до заката солнца и, когда впервые за весь день встретила реку, почти высохшую и превратившуюся в лужу, остановилась, распрягла лошадей и позаботилась обо всем необходимом для себя. Лошади напились из лужи и вернулись к повозке. Они проявляли необычайный интерес к Милли и даже ходили за ней следом. Она отсыпала им овса, приласкала и даже начала разговаривать с ними, ибо одиночество тяготило се. Вскоре темнота скрыла от взора пустынную безграничную даль. Стояла тишина, только слабый шорох и жужжание насекомых! Она легла, напуганная и темнотой, и тишиной, боясь уснуть… Однако долго лежать с открытыми глазами и бороться со сном она была не в состоянии…

Когда солнечные лучи разбудили ее, она тотчас загорелась желанием ехать дальше. Лошади ждали ее и при приближении заржали. Кое-как выполнив обычные работы, она села в повозку. Ее тревожил вопрос, где она раздобудет воду, чтобы напоить лошадей. Милли закрыла глаза и дремала, держа в руке вожжи. Когда повозку встряхивало, она просыпалась. Вдруг загрохотал гром и тучи заволокли небо. Разразилась гроза – с ветром, холодным дождем, белыми зигзагами молний… Милли насквозь промокла, и это необычайно освежило ее. А лошади шлепали по лужам и пили свежую дождевую воду.

Гроза быстро пронеслась, снова показалось голубое небо, и засияло солнце. Прерия дымилась, от лошадей шел пар. Одежда на Милли постепенно высыхала. В тот день путешествие закончилось у реки. Переправы в этом месте не было, и Милли сделала остановку. Утром она чувствовала себя вялой и утомленной, но готова была ехать дальше. Река поворачивала на северо-запад, и весь день Милли следовала вдоль нее, иногда в тени деревьев. Вокруг ни следов, ни колеи, ни остатков лагерей – сплошная пустыня.

На следующий день она нашла заброшенную переправу со старыми следами бизонов. Это несколько оживило ее, пробудило заглохшую надежду. Она немного воспрянула духом. Если бы только можно было отпустить вожжи и дать отдохнуть рукам! Но неукротимыми лошадьми необходимо было править. Выедет ли она когда-нибудь на дорогу? Неужели никогда не кончится эта прерия, серая, однообразная, как мертвое море?

Потом она попала в полосу, где валялось множество трупов бизонов. И надежда опять овладела ею. Где она? Может быть, в ста или пятидесяти милях от Стэкед Плэнс? А дорогу найти не может! Туши были уже черные и высохшие, никакого запаха от них не исходило. Десять миль проехала она по этой полосе смерти и разложения, но ее напряженно ищущие глаза не обнаружили ни лошади, ни повозки.

Милли потеряла счет дням и часам. Солнечные закаты, остановки у реки, темные ночи с ненавистными звездами, бледные рассветы и раскаленное солнце – и ужасная усталость, тоска…

– Что это? – воскликнула Милли и широко открыла глаза. Она лежала в повозке. Солнце стояло уже высоко. Повозка качалась, скрипела, раскачивалась, и при этом слышался странный звук: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Лошади бежали по твердой дороге! Не сниться ли ей это? Она закрыла глаза, чтобы лучше слышать: тук-тук, тук-тук, тук-тук! Это не обман ее болезненно обостренного слуха…

– О, наконец-то! – вздохнула Милли. – Дорога!;. Дорога!.. – И она приподнялась. Как всегда, серая беспредельная прерия, но теперь перерезанная до самого горизонта белой линией дороги, Милли, вне себя от радости, едва не упала в обморок. Она заставила себя попить и поесть, хотя мясо и хлеб так высохли, что их было трудно проглотить. Она должна собраться с силами! Много охотников, должно быть, проезжает по этой дороге. Наверное, скоро она увидит, как на горизонте забелеет повозка… Милли посмотрела вокруг. Прерия по-прежнему была пустынна, но в ней появилось и что-то новое… Милли почувствовала себя бодрее: надежда чудесным образом оживила ее. И она погнала лошадей.

Наконец она доехала до одного из холмов, долго казавшегося недосягаемым. Речка, окаймленная зелеными вязами, протекала как раз у его подножия. Измученное сердце Милли забилось при внезапном воспоминании. Она здесь уже останавливалась, она узнала эти вязы… Лошади заржали, забили пыльными мохнатыми копытами и остановились. Милли взглянула вниз, на зеленый берег, где когда-то Кэтли говорил ей о своем сочувствии.

Еще один солнечный закат… Золотистые, красные и пурпурные облака запылали над прерией. Постепенно сумерки опускались на равнину, и среди колышущейся травы появились тусклые пятна костров и клубящиеся столбы синего дыма. Повозка Милли, пробиралась теперь среди мелкого скота, который пасся по обеим берегам реки около Спрэга. На дорогу выбегали собаки и лаем встречали новую повозку. Любопытные охотники, направлявшиеся на юг, выходили из палаток, чтобы расспросить о новостях новоприбывшего из охотничьей области.

– Здравствуйте, сынок! – приветствовал Милли седой старик, живыми голубыми глазами оглядывая усталых лошадей и повозку с единственным седоком. – Вы один?

– Да, – ответила Милли, с волнением услышав его хриплый голос.

– Откуда вы? – спросил старик.

– С Красной реки, – ответила Милли.

– Скажите-ка, сынок, вы… – Он прервал вопрос, подошел ближе и положил руку на спину лошади, от которой шел пар. Грубые лица, одни загоревшие, другие бледные, еще не обвеянные ветром прерии, смотрели на Милли. Они казались ей прекрасными: столько жизни, радушия и интереса было в них!

– Да, с Красной реки, – быстро и тихо ответила она. – В моем отряде произошла ссора – все перебили друг друга… Потом команчи переправились через реку… И я убежала из лагеря. Уайти и Спэкс вывезли меня из лесу на равнину… И тут я увидела гнавшихся за нами индейцев… Мы попали, в стадо бизонов, которые неслись в панике… Пыль и топот… Это было ужасно!.. Потом они побежали тише, но окружали нас весь день… сорок миль… Когда же наконец мы остались одни, мы день за днем ехали и останавливались, ехали и останавливались… Не знаю, сколько дней это продолжалось!

После взволнованного рассказа Милли воцарилась тишина. Затем старик недоумевающе почесал бороду:

– Сынок, вы шутите над нами? Выдумываете все это? Правда, вид у вас усталый и замученный…

– Это истинная… правда, – со вздохом ответила Милли.

– Ну, мальчик… – более серьезным голосом начал добродушный старик и снова с любопытством оглядел изнуренных лошадей и поломанную повозку.

– Мальчик? – живо, насколько позволяла усталость, воскликнула Милли. – Я не мальчик!.. Я девушка… Милли Фэйр.

Глава XV

Том приподнялся, чтобы осмотреть путь к скале, потом он дополз до конца камня и оттуда, лежа на левом боку и вытянув вперед левую руку, а правой таща ружье, пополз насколько мог быстро и бесшумно. Смотрел он только прямо перед собой. Страха не было. С самого начала он подумал, что человек умирает только раз, и если это суждено ему теперь, то умрет он за своих товарищей. Темные, манящие глаза Милли Фэйр мелькнули перед ним, и острая мучительная тоска сжала сердце… И ради спасения этой девушки он готов на любую опасность. Так или иначе, это команчи были причиной бегства Милли. Из-за них он потерял ее.

Когда он прополз несколько десятков футов, он почувствовал облегчение, страшное напряжение ослабело. Его товарищи стреляли теперь как будто залпами. Он знал, что таким способом Пилчэк старается отвлечь от него внимание индейцев. Те тоже стреляли. Но он уже порядочно удалился от места перекрестного огня. Пули уже не визжали над его головой. Он выполз на более открытую местность и теперь, по-видимому, был недалеко от цели – от красной скалы. Лежа у плоского камня – высокого рядом не было, – он выглянул. Большой скалы с этого места видно не было. Не в состоянии ползти дальше, утомленный и физически, и духовно, он приподнялся повыше, чтобы отыскать скалу. Опять не видно! Тогда он отполз несколько шагов к левому концу камня и снова приподнялся, чтобы выглянуть.

Как будто резкий порыв ветра пронесся мимо него. Он услышал свист и почувствовал сильный неожиданный толчок, а затем острую, жгучую боль в спине. Почти в то же мгновение донесся резкий звук ружейного выстрела. И взгляд Тома сейчас же уловил впереди фигуру индейца, который стоял с дымящимся ружьем в руке. Том упал ничком за камнем, оглушенный и пораженный этой неожиданностью. А в следующую секунду, опомнившись, он крепко сжал ружье, вскочил и мгновенно выстрелил. Том увидел, как индеец широко открыл рот и зашатался. Кровь хлынула у него изо рта. Покачнувшись, он упал. Рана была смертельной.

Скорчившись, Том огляделся и увидел нужную ему скалу. Тогда быстро, собрав последние силы, он бросился бежать и вскоре достиг цели. Но места, где были укрыты лошади, он найти не мог, пока Джэк Дивайн не окликнул его и не объяснил. Том, пошатываясь, обошел скалу и попал на лужайку, где стояли лошади. Дивайн с шумом скатился с выступа, где он наблюдал за обстановкой. Затем с другой стороны появился второй сторожевой – Ол Сорндайк. Они подбежали к Тому.

– Смотрите, вы весь в крови! – испуганно крикнул Джэк.

– Я ранен… Не знаю, насколько серьезно… – тяжело дыша, сказал он. – Я пришел за водой. Скорее, ребята, перевяжите меня. Мне надо торопиться обратно.

– Мы тоже пойдем с вами, – сказал Дивайн. – Принеси воды, Ол.

Они обмыли Тому рану и перевязали ее платком.

– Я должен отнести туда несколько фляжек, – заявил Том.

– Я пойду, а вы оставайтесь с Олом, – ответил Дивайн.

– Нет, я не намерен оставаться. Я тоже хочу помочь нашим товарищам, – решительно сказал Сорндайк.

– Мне не приказывали привести вас.

– Это не имеет значения. Какая польза от того, что мы здесь? Если команчи найдут нас, мы не сможем спасти лошадей. А если уйдем отсюда, то сможем присоединиться к остальным.

Логика Дивайна была неопровержима. И Том не стал больше возражать. Они захватили по две фляжки каждый, взяли ружья и поспешно отправились в путь. Том указывал дорогу. Идти было легко, но, когда они добрались до того места, откуда, как он считал, нужно было ползти, начались трудности. Тяжелые фляги свисали с шеи и мешали передвигаться. Том лег на землю и полз как змея. Он был первым. За ним в десяти шагах полз Сорндайк, за которым на таком же расстоянии следовал Дивайн. Тому часто приходилось останавливаться и отдыхать: мускулы его ослабели. Однако он был уверен, что одолеет этот путь. Большими глотками он пил воду из фляги, и это оживляло его. Они уже довольно близко подползли к тому месту, где находились Пилчэк и его товарищи, как вдруг у самой головы Тома ударилась, подняв пыль, пуля. Его зашатало. Другая пуля задела верхушку его шляпы. Это заставило его судорожно проползти дальше и укрыться за большим камнем. Пули теперь жужжали и свистели над головой, отскакивали от обломков скал.

Наконец Том с товарищами добрался до позиции Пилчэка.

– Сейчас будет самый опасный для нас момент, – сказал Дивайн. – Вдруг они примут нас за краснокожих.

Но Пилчэк был слишком мудрым и опытным, чтобы допустить такую ошибку. Он был на страже, и его озабоченное, суровой лицо просветлело при виде Тома.

– Это ловко проделано, Том! – сказал он. – А здесь настоящий ад! Идите скорей к Ори и Робертсу.

Том поспешил к молодому парню, лежавшему под навесом, который соорудил Робертс из своей рубашки и палки. Он хрипом приветствовал Тома. Лицо у Ори было бледное и потное. Когда Том поднял его голову, он открыл глаза, попытался что-то сказать, но не мог.

– Ори, вот вода, – сказал Том и поднес фляжку к его бледным губам.

Впервые в жизни он понял, как драгоценна простая вода! Он смотрел, как Ори пил, и был вполне вознагражден его слабой благодарной улыбкой.

– Очень благодарен, Том, – прошептал Ори, откинувшись назад. Взгляд у него был какой-то странный. Затем он закрыл глаза и как будто успокоился. Тому не понравилось выражение его лица в тот момент, но в возбуждении он скоро забыл об этом.

Робертс передал фляжку другому раненому и подождал, пока тот напьется. Затем сам утолил жажду.

– Вот все, что мне было нужно, – с глубоким вздохом проговорил он.

Старый, седой охотник подполз, чтобы отпить свою долю.

– Сын мой, такую фляжку вылизал бы и Ниггер Хоре, – сказал он.

– Как! Мы сражаемся с этим вождем? – удивленно спросил Том.

– Если верить Пилчэку, так оно и есть, – весело ответил охотник. – Старик Ниггер и около тысячи краснокожих с ним.

Том отполз к удобному месту за обломком скалы, где он находился раньше, и стал следить за тем, чтобы не попасть под огонь индейцев. Рана причиняла ему мучительную боль. Он был почти без сил. Солнце адски палило. Ружье и камни как огонь обжигали руки. Но когда он снова вступил в бой и стал искать цель, он забыл и о своих страданиях, и обо всем остальном.

Бой усиливался. Теперь яростно наступали команчи и отчаянно сопротивлялись осажденные. Опасность принимала угрожающий характер. Пуля попала Тому в плечо, но все возрастающая смелость индейцев заразила его. Он еще больше высунулся из укрытия и усилил огонь. Когда, страдая от второй раны, он вынужден был отползти в укрытие, он уже знал, как происходит наступление.

Команчи подступали все ближе и ближе, почти совершенно скрытые пеленой дыма, застилавшей поле боя.

– Прекратите огонь! Ждите атаки! – громовым голосом крикнул Пилчэк.

Грохот тяжелых охотничьих ружей прекратился, и это позволило отчетливее различить стрельбу индейцев. Их винчестеры трещали непрестанно, залп за залпом, и свинцовый град осыпал каменистые позиции осажденных.

Очевидно, индейцы сосредоточились на западной стороне, между позициями Старуэлла и Пилчэка. Это побудило разведчика отвести своих людей в сторону, где укрывался Том. Все ближе и жарче становился огонь индейцев. Сквозь синюю завесу дыма Том видел быстро мелькавшие фигуры, похожие на призраки. То команчи перебегали от скалы к скале. Сердце у Тома готово было разорваться. Если у индейцев достаточно сил, то они смогут перебить весь отряд Пилчэка! И вдруг, когда Том уже готовился к худшему, огонь прекратился. Наступила напряженная тишина, странная после такой оглушительной стрельбы.

– Это хитрость. Следите внимательно! – предупредил Пилчэк своих людей.

Едва он произнес эти слова, как индейцы открыли сильный огонь с очень близкого расстояния. Пилчэк выкрикнул какое-то приказание. И хотя его невозможно было разобрать среди ружейного треска, в ответ грянули залпы тяжелых охотничьих ружей. В следующий момент стрельба стала такой интенсивной, что Тому казалось, будто он слышит непрерывный раскат грома. Сквозь дым он увидел, как с невероятной быстротой ринулись вперед индейцы, и среди ружейного грохота услышал их странный оглушительный крик. Однако охотничьи ружья по-прежнему непрерывно грохотали, и, вероятно, это подействовало на отчаянно смелых команчей. Может быть, они не рассчитывали на такое могучее сопротивление? Их воинственный крик стал более пронзительным и тонким и наконец замер. А затем прекратились и раскатистые залпы. Тогда и Пилчэк приказал прекратить стрельбу.

Старый, седой охотник встал, оглядел окутанную дымом местность и сказал:

– Ребята, они подбирают своих убитых и раненых. Они разбиты! И мы должны отогнать их совсем, к их лошадям.

– Правильно, – мрачно ответил Пилчэк, – но подождем и посмотрим, верно ли это.

Если отступление и было, то Том не мог увидеть его из за дымовой завесы. Он вышел из своего укрытия. Рубашка у него была вся мокрая от крови. Его вторая рана оказалась легкой, но очень болезненной. Он попросил Дивайна перевязать ее платком. В этот момент поспешно вернулся Пилчэк.

– Ребята, дело идет к тому, что мы выиграем! – сказал он, и серые глаза его заблестели. – Если мы разобьем и обратим в бегство Ниггера Хорса, то это будет первая победа охотников в этой войне из-за бизонов… Харкэуэй, оставайтесь здесь с двумя людьми, чтобы охранять раненых. Остальные забирайте запасные патроны и следуйте за мной.

Том из последних сил опустил руку в мешок с патронами и последовал за разведчиками. Пилчэк продвигался вперед осторожно. По мере того как становилось ясно, что засада маловероятна, он проявлял все большую смелость и решительность и наконец бросился бегом.

– Живей, за мной! – крикнул он, обернувшись назад.

Том старался преодолеть тяжелую дорогу и не глядел перед собой, пока не достиг края подъема. Команчи отступали. В этом не было никакого сомнения. Отступали в полном порядке, с линией воинов, охраняющих тыл. Том увидел, что одни индейцы подбирают и уносят своих раненых и убитых, другие столпились около лошадей, но главная масса собралась в середине лагеря, где была суматоха и спешка.

– Вперед, ребята! – крикнул Пилчэк и бросился вниз по спуску.

Охотники Пилчэка с криками, потрясая оружием, рассыпались по спуску. Внизу, в лагере, внезапно показался дым и грянул залп из винчестеров. Тогда Пилчэк остановился, встал на одно колено и приподнял ружье. Его примеру сейчас же последовали другие. Он выстрелил, за ним Дивайн и старый охотник, а затем дали залп остальные. Если бы команчи в этот момент, несмотря на залпы охотничьих ружей, ринулись вперед, то охотникам Пилчэка пришел бы конец. Они были бы сметены. Но индейцы не способны были на такой маневр. Они стреляли так же, как скакали верхом, – бешено, неистово, но без определенного плана. Что же касается белых, то они продолжали наступать, испуская громкие крики и стреляя. Дым и грохот окружали Тома. Ружье жгло руки, и лицо было опалено порохом. Вдруг что-то ударило его и сшибло с ног. И он погрузился во мрак…

Когда Том пришел в себя, он почувствовал тупую боль и никак не мог понять, где находится и что с ним произошло. Его куда-то несли, слышались людские голоса, а дневной свет казался красноватым и туманным… Том опять лишился сознания, а когда очнулся, почувствовал головокружение. Он лежал на спине, а над ним возвышалась темная скала. Затем в лицо ему брызнули холодной водой, и он услышал знакомый голос.

– Том не опасно ранен, – говорил Джэк Дивайн. – Последняя пуля только оцарапала ему кожу. Он парень крепкий.

– Да? Я очень рад, – ответил Пилчэк. – Мне казалось, будто он уже готов…

– Нет! Он скоро поправится… Назови меня как угодно, если он не очнется сейчас. Эй, Том!

– Я чувствую себя хорошо, спасибо, – слабым голосом сказал Том. – Как наши дела?

Тут Дивайн начал красноречивый рассказ о том, как они заставили отступить Ниггера Хорса с его сотнями воинов, преследовали их и наконец окончательно разбили и обратили в бегство. Но Дивайн не упомянул о том, как пострадал отряд Пилчэка. Хотя Том и сильно мучился и был очень слаб из-за потери крови, но он все-таки поел и утомленный уснул.

Дневной свет вернул ему сознание. И первый же взгляд на лежащих вокруг раненых и перевязанных товарищей дал ему представление о том, чего стоила победа над Ниггером Хорсом. Никто не избежал хотя бы одного ранения. Том не увидел многих знакомых лиц, но не стал задавать вопросов. Он испытывал постоянную боль, поэтому был рад, что может лежать спокойно, с закрытыми глазами.

Однако позднее в то же утро у него хватило сил сесть верхом на лошадь и присоединиться к отряду, медленно возвращавшемуся в постоянный лагерь. Тенистый и прохладный, с проточной водой, он был самым желанным местом отдыха. Всех раненых устроили как можно удобнее. И тут Том узнал, что семь человек из отряда Пилчэка убито. Ори Тэск погиб первым.