Текст книги "Мы не сеем колючек"

Автор книги: Юсуф ас-Сибаи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Кто эта девушка?

– Хочет наняться служанкой.

– Где ты с ней познакомился?

– Возле бакалейной лавки.

– И как же это случилось?

– Она плакала. Прежние хозяева избили ее и выгнали на улицу.

Итак, Хамди сдержал слово – скрыл правду. Но это была ложь из самых благородных побуждений, ложь во спасение несчастной девушки, которая вряд ли нашла бы приветливый прием в доме, расскажи он все без утайки. Мать и так не сразу поддалась на его уговоры.

– А почему ее прогнали?

Юноша вопросительно посмотрел на Сейиду. Та молчала, не зная, что и придумать, но Хамди успел прийти ей на помощь:

– Разбила, наверное, что-нибудь, а хозяева не привыкли сдерживаться, вот и выгнали бедняжку.

– У кого ты служила, милая? – спросила женщина, внимательно оглядывая Сейиду.

Девушка замялась: сказать правду или не стоит? Пожалуй, можно сказать – ведь она и впрямь была как служанка, а хозяйка всегда была скорая на расправу. Однажды Сейида разбила тарелку, и Умм Аббас так отколотила ее, что до сих пор страшно вспомнить…

– Я служила в доме хаджи Бараи, – решилась Сейида.

– Чем он занимается?

– Он держит типографию и переплетную мастерскую.

– Где это?

– На улице эс-Садд.

Женщина вновь пристально посмотрела на нежданную гостью и задала последний вопрос, перед тем как позволить ей переступить порог дома.

– А не обидятся ли твои прежние хозяева – мы вроде бы переманиваем у них служанку?

Им еще обижаться! Это Сейида должна быть в смертельной обиде – столько горя натерпелась в этом проклятом доме.

– Никому не возбраняется искать хорошее место.

– Но, может быть, твои родственники будут против?

– У меня никого нет.

Взгляд женщины наполнился сочувствием, она отошла в глубь веранды и, широко распахнув дверь, приветливо сказала:

– Входи, дочка, бог даст, приживешься у нас.

Сейида испытала такое облегчение, будто выдержала тяжелый экзамен. Ей казалось, что все невзгоды, возможные в жизни, останутся за порогом этого дома. Мать Хамди, так же как и ее сын, вселяла в Сейиду чувство уверенности, что наконец-то она обретет здесь долгожданный покой.

Сейида вошла в прихожую, в которой стояла небольшая кушетка для гостей, широкая скамья и два кресла. Одна из дверей вела в ванную, другая, очевидно, в комнаты. Как раз оттуда к ним вышла девушка, очень похожая на хозяйку – с таким же приятным и светлым лицом. Она внимательно посмотрела на незнакомку.

– Твой брат нашел ее по дороге к дедушке, – объяснила хозяйка. – Она хочет у нас работать.

Девушка приветливо улыбнулась.

– Как тебя зовут?

– Сейида.

– Ты уже служила у кого-нибудь?

– Да, госпожа, мне все приходилось делать: стирать, убираться, мыть полы, посуду чистить…

– Вот и хорошо! Значит, будешь мне помогать. А то я уже целую неделю одна хлопочу по дому.

– Проводи ее в ванную, Самиха! – остановила хозяйка обрадованную дочь. Она поглядела на драное платье и всклокоченные волосы Сейиды. – Помоги вымыть голову и подбери какое-нибудь из своих платьев.

– Хорошо, мамочка.

Девушка взяла Сейиду за руки и повела за собой.

– Пойдем, милая, надеюсь, тебе у нас понравится, и ты останешься до самого замужества!

Удивительные люди! Им хочется, чтобы она нашла мир и покой, словно Сейида не чужая девчонка, подобранная на улице. Чудеса!

– Ступай в ванную, а я приготовлю тебе одеться, – сказала Самиха. – Да, кстати, ты завтракала?

Сейида вспомнила, что с утра во рту у нее не было ни крошки – ведь банку сардин она оставила у Халиля.

– Ясно, можешь не отвечать – принесу тебе бутерброд с сыром, а потом покажу дом. Посмотрим, что надо сделать.

Сейида молча кивнула.

Ванная оказалась большой, светлой комнатой с отдушинами в потолке, прикрытыми цветными стеклами. Ничего подобного в жизни своей она не видывала – ни в отцовском доме, ни у хаджи Бараи. Счастливый вздох вырвался из груди Сейиды – ей разрешили остаться здесь до самого замужества!

Сейида не боялась тяжелой работы, но никак не могла примириться с душевной черствостью, злобой, несправедливостью. Ее оскорбляло, когда не замечали в ней человека, а видели лишь работницу или, еще хуже, бездушное орудие труда, способное обходиться без доброго слова и работать без отдыха.

В этом доме все будет по-другому! Здесь живут хорошие люди – с отзывчивым сердцем и приветливыми взглядами. Здесь некого бояться. Она еще ничего не успела сделать для новых хозяев, а с ней обращаются как со своим человеком. Не то что Умм Аббас… Сейида не чувствует никаких угрызений совести, что ушла от нее: хоть одно право осталось у служанки – работать там, где ей хочется?!

Глава 12

Для Сейиды началась новая жизнь. Правда, и в доме устаза[16]16
  Учитель, почтительное обращение к образованным людям.


[Закрыть] Мухаммеда эс-Самадуни работы было предостаточно. Как и у хаджи Бараи, она мыла, стирала, убиралась, ходила за покупками. И все же Сейида могла без колебаний назвать себя счастливой. Она словно не чувствовала усталости – некогда изнурительный труд теперь приносил ей радость. Хозяева относились к девушке как к своей: не приказывали, не ругали и не то, чтобы ударить, а и замахнуться-то себе не позволяли.

Сейиду поражали отношения, царившие в этой семье, – никакого подчинения, ни капли угодливости. Глава семьи – господин Мухаммед казался ей человеком не от мира сего. Хозяйка иногда ворчала на него, но Сейида видела, что она обожает мужа. Дети разделяли ее любовь и радовались, когда отец бывал дома, но это не мешало им жить своими собственными интересами и заботами. Хамди пребывал в каком-то вечном увлечении миром, исполненным для него радостных откровений. Рядом с ним Самиха казалась нерешительной и притихшей, словно она постоянно прислушивалась к другой, невидимой жизни, происходящей в ее душе. В доме эс-Самадуни не стеснялись употреблять порой довольно крепкие выражения. Но в их устах эти слова, прежде казавшиеся Сейиде лишь признаком крайнего гнева, принимали совсем другие оттенки: шутливости, оживленности, а чаще всего просто служили обозначением понятий, к которым они относились.

Теперь Сейида переживала семейные горести и радости вместе со всеми домочадцами. Она не чувствовала себя служанкой – ведь даже работы по дому выполнялись всеми наравне. Мать с дочерью помогали прибираться, Хамди выбивал ковры, а иной раз ходил и на рынок, если Сейида бывала занята стиркой или мытьем окон. Словом, прошло совсем немного дней, а Сейиде казалось, что она живет так чуть ли не от рождения, словно никогда и не было мрачных лет, проведенных в услужении у Умм Аббас.

Глава семьи («Мухаммед» – как называла мужа хозяйка, «папа» – как обращались к нему дети, «устаз» – как именовали его посетители или «господин мой» – в почтительных устах Сейиды) работал в газете. Поначалу она не понимала, что это значит – «работает в газете», но вскоре догадалась: он пишет то, что печатают на больших листах бумаги в типографии Бараи. Каждую неделю Хамди приносил отцу свежую газету, а тот отрезал одну из страниц и клал поверх пухлой пачки, хранившейся в шкафу в гостиной.

Довольно часто Сейиде случалось видеть, как господин работает: быстро наносит на бумагу длинную вязь непонятных закорючек, расставляет какие-то значки и складывает, чтобы нести в газету, где все это печатается на других, огромных листах и уже с обеих сторон.

Однажды на такой вот газетной странице, которой она протирала стекло, Сейида заметила фотографию хозяина. Девушка обрадовалась и тут же поделилась открытием:

– Посмотри, госпожа, портрет господина Мухаммеда!

– Где ты взяла эту газету? – испуганно воскликнула хозяйка.

– На кухне.

– Как она там оказалась?!

– Не знаю. Просто валялась вместе с другими бумагами.

– Ну, слава Аллаху, вовремя заметили.

Если бы Сейида не знала их отношений, то уже из этих нескольких фраз могла бы легко понять: самое драгоценное для госпожи – ее Мухаммед и все, что он пишет и делает.

Господин Мухаммед был удивительным человеком, совершенно не похожим на всех остальных мужчин, когда-либо знакомых Сейиде: ни на отца, ни на хаджи Бараи, ни на кого другого. Высокий, широкоплечий, с темным ровным загаром, он начинал день гимнастикой, словно какой-нибудь борец или боксер. Раздевшись до пояса, хозяин ожесточенно работал с гантелями или растягивал резиновый эспандер. Можно было подумать, это самое важное дело в его жизни. И каждое утро госпожа спрашивала дочь:

– Ты разбудила отца, Самиха?

– Он уже занимается гимнастикой, мама.

– И как ему не надоест!

Все это говорилось достаточно громко, чтобы муж слышал, но тот пропускал мимо ушей ворчание жены и безмятежно продолжал свои занятия. Затем, даже не накинув халата, он бежал в ванную, провожаемый укоризненным восклицанием хозяйки:

– Вот безобразник!

Она тут же бросалась занавешивать окна.

– Опусти шторы в гостиной! Что соседи скажут?! – кричала она Сейиде.

Но хозяин не обращал никакого внимания на эти причитания, а уж тем более на то, что скажут соседи. Он плескался под холодным душем и напевал: «О свет очей моих ясный!» На этом его чудачества не кончались – хозяин выскакивал из ванны и в чем мать родила летел в свою комнату, горланя на ходу: «Ты с ума меня свела, душа моя!» А хозяйка взывала к дочери:

– Самиха! Быстрее неси полотенце, не то он все ковры зальет!

Дочь кидалась вдогонку и со смехом кричала матери:

– Да он уже все на свете намочил, не то что ковры!

Наконец возмутитель спокойствия закутывался в полотенце.

– Что ты натворил, папа?! – укоризненно говорила Самиха.

– Принял душ.

– Все комнаты в лужах!

– Ничего, высохнут.

Тут только он замечал ворчание жены.

– Чего это мать раскричалась?

– Ты бы еще вокруг дома побегал в таком виде!

– А что тут особенного?

– Соседи могут увидеть.

– Откуда?

– Все окна открыты!

– А зачем им заглядывать в наши окна?

– Просто так! Случайно.

– Ну и пусть смотрят! Я у себя дома.

И все повторялось каждое утро: господин Мухаммед занимался гантелями, плескался под душем, напевал и дразнил домочадцев; Самиху он называл «старухой Зубейдой», жену – «госпожой советницей», сына – «виночерпием», а Сейиду – «всезнайкой». Сейида только диву давалась: и какое удовольствие находит этот умный, образованный человек в этих мальчишеских дурачествах? Лишь позднее ей стало понятно, что устаз Мухаммед не притворяется – он действительно сумел сохранить в сердце веселый задор юности. Поддразнивания его были неизменно добродушны, они словно вскипали в его бурлящей натуре от избытка сил и никогда – от раздражения. Даже произнося пошлости, подслушанные в уличных разговорах, он не бывал пошл.

Когда Сейида, покачивая округлившимися бедрами, проходила мимо, он со смехом комментировал:

– Это преступление – держать такую красотку?!

– Ты что болтаешь? – беспокойно восклицала жена.

– Правду, и только правду! Ты сама это знаешь, Фатьма, она была бы украшением улицы эль-Авалим.

– Поди, милая, вымой посуду! – поспешно говорила хозяйка и оборачивалась к мужу: – Сто раз я тебя просила – хватит вздор молоть! Рано ей это слушать.

Со временем Сейида открыла, что госпожа откладывает кое-что из тех денег, которые предназначались на ведение домашнего хозяйства. По чести сказать, кроме нее, и некому было позаботиться о том, чтобы припрятать белую монету про черный день, ибо глава семьи придерживался старинной арабской поговорки: деньги как птицы – улетают и прилетают. Хозяйка всякими путями стремилась выманить у него хоть что-то, пока он все не растратил. А однажды на этой почве произошел смешной случай. «Старый господин», как называла Сейида отца хозяина, прислал из своей лавки в квартале эль-Гурийя довольно внушительный сверток. Принимая его от мальчишки-рассыльного, Фатьма решила, что это очередной подарок свекра. И когда пришел домой хозяин, она ничтоже сумняшеся перечислила все содержимое свертка как обычные покупки за день.

Глава семьи терпеливо выслушал отчет хозяйки, а потом и спрашивает:

– Ты и зелень купила?

– Конечно!

– И орехи?

– Ну, разумеется, и орехи, и… Да ты, никак, мне не веришь?! Сейида, поди на кухню и принеси покупки!

– Видал?! – торжествующе воскликнула хозяйка, когда все было разложено на столе.

– Чудеса, да и только!

– Что тут чудесного?!

– Нет, просто удивительно!

– Да о чем это ты?!

– Видишь ли, – осторожно начал Мухаммед и вдруг широко улыбнулся, – это я сам купил, занес в лавку к отцу и попросил, чтобы он отослал домой. Кстати, заметь, какой я хозяин: ты оценила мои покупки в два раза дороже, чем они мне обошлись!

– Тогда что же ты сразу не сказал, а заставил меня на посмешище всю эту чушь городить? – напустилась на него жена.

– А разве не смешно?

– Тебе бы только смеяться! А я, между прочим, уже все вписала в расходы.

– Ну и ну! Я покупал, платил, беспокоился… Это просто грабеж!

– Как хочешь, так и называй!

– Разбойница!

– Для твоих детей коплю! Кто знает, как жизнь обернется.

Итак, хозяйка любыми способами стремилась спасти как можно больше денег, пока муж не пустил их по ветру. Но хозяин тоже не зевал – утаивал кое-какую мелочь, тем более что никто толком не знал его заработков.

Как-то вечером все семейство собралось на веранде. Прохладный ветерок лениво кружил опавшие листья тутовых деревьев – приближалась зима.

– Да, чуть не забыл! – вдруг радостно воскликнул Хамди. – В журнале напечатан твой рассказ, папа! Хочешь, прочту вслух?

Услышав это, Фатьма отложила в сторону штопку, а Самиха и Сейида, перебиравшие рис, затихли – в воздухе разлилась какая-то неловкость. Мухаммед молча встал и хотел было выйти, но его остановил голос жены:

– В каком журнале?

– В еженедельнике, – подсказал ничего не подозревавший Хамди.

– Это с каких пор ты туда пишешь? – осведомилась хозяйка.

– В еженедельник? – с деланным удивлением переспросил Мухаммед.

– Да?

– Наверняка это какой-нибудь старый номер. Или перепечатка.

– Да нет, журнал только что вышел и рассказа я никогда раньше не читал, – возразил Хамди.

– Где гонорар? – Фатьма не любила обиняков.

– О чем ты говоришь, мать? Я ничего не знаю! Без моего ведома напечатали старый рассказ…

– Но Хамди говорит, что он его не читал!

– С его умственными способностями недолго попасть впросак!

Хамди наконец догадался, что сморозил глупость. Он очень любил отца и искренне расстраивался, когда хоть чем-то ему досаждал. Надо было спасать положение.

– Правильно, па, теперь я вспомнил! Я уже читал его раньше в журнале «Эль-Баляг».

– А что я говорил? – быстро подхватил отец.

– Конечно, вы тут все заодно, – пожаловалась хозяйка. – Но не беспокойтесь, я все проверю.

Мухаммед рассмеялся: он был уверен, что жена никогда не сможет открыть всех его источников. Уверенность эта покоилась на одной простой причине – Фатьма была неграмотна.

Отец с сыном вышли, и до ушей Сейиды случайно долетел обрывок их дальнейшего разговора.

– Что ж ты такой недотепа? Только представь себе, как все могло обернуться!

– Я думал, для тебя это тоже новость. Откуда мне знать, что ты пишешь не только в «Эль-Баляг».

– Теперь знай!

– Все ясно.

– Чтобы я больше никаких других журналов в доме не видел! Иначе мать все к рукам приберет – и прости-прощай наши карманные деньги. Кстати, и твои тоже!

Сейида поняла, по каким делам уходит хозяин, когда покидает дом после обеда и возвращается лишь к полуночи. Вскоре она могла прибавить еще одну черточку к его облику – господин Мухаммед прикладывался к рюмочке. Как-то госпожа Фатьма пожаловалась при ней своему свекру:

– Замечаю я, он по-прежнему выпивает.

– Что ты! Аллах с тобой… – воскликнул «старый господин». – Рюмку вермута или коньяку в баре «Фурнье»… И то не каждый вечер.

Так Сейида догадалась, к чему отнести выражение «налитые глаза», которое хозяйка употребляла довольно часто.

– Хватит налитыми глазами на мир глядеть, – укоряла Фатьма. – Пора образумиться.

– Я человек свободный!

– Что значит «свободный»?

– А то значит, что никому до меня нет дела.

Но тут Сейиду окликнула Самиха, и продолжения перепалки она не слышала.

Хозяйская дочь была добрым и нежным созданием. Семейные ссоры расстраивали ее глубоко и надолго. Сейида привязалась к ней со всем пылом своей наивной души. Окончив начальную школу, Самиха никуда больше не поступала: сколько бы девушка ни училась, говорила мать, все равно на роду ей написано быть домохозяйкой. Так что пусть приучается работать по дому, легче придется в замужестве. Самиха хлопотала почти наравне с Сейидой, по вечерам учила ее грамоте.

Вся семья собиралась в гостиной. Госпожа занималась шитьем или вязаньем, Хамди читал, а Самиха приносила книгу со множеством картинок и строчками забавных закорючек, усаживалась на ковер, и урок начинался. Алфавит Сейида выучила довольно легко, но потом стало куда труднее. Особенно тяжело давалось ей чтение. Сейида понимала звучание каждой буквы, но сложить отдельные звуки в единое слово никак не могла. Это доводило Самиху до отчаяния.

– Смотри, Сейида. Здесь «о» открытая. Значит, как произносится.

– Ба…

– «С» также открытая.

– Са…

– И после «са»… «т» и «а». Теперь скажи все слово.

Непонятный страх накатывал на Сейиду. Она молчала.

– Бо-са-та![17]17
  Быть довольным.


[Закрыть] – не выдерживал Хамди.

Сейида покорно повторяла. Хамди выхватывал букварь у Самихи и сам вступал в роль наставника. Но Сейиду охватывало какое-то оцепенение, и она никак не могла понять, что он говорит. Хамди произносил очередное слово, а она повторяла, вот и все. Близость юноши, который ей нравился, приводила Сейиду в состояние полной беспомощности.

Ока бы, кажется, отдала все на свете, лишь бы Хамди обратил на нее внимание. Сейида считала его человеком особенным и старалась выполнять все его просьбы, угадывать все желания юноши. Хамди был очень признателен ей за заботу, но и только. Он словно не замечал, как она хороша. А ведь Сейида время от времени ловила на себе даже восхищенный взгляд господина Мухаммеда. Молодых людей разделяла непреодолимая стена. Кто такая Сейида – всего лишь служанка! Почему же сам хозяин не считает зазорным поглядывать на нее?

Ласковая и чувствительная натура юноши проявлялась во всем, вплоть до мелочей. Стоило хотя бы посмотреть, как он слушает патефон или поет с отцом «Ты с ума меня сводишь», «Что с тобой, мое сердце, случилось…». Но в его глазах она оставалась просто работницей, симпатия к которой ограничивается лишь обычной, хотя и очень искренней, благодарностью за труды и заботы. Нет, Сейида мечтала совсем о других чувствах… Если бы Хамди относился к ней так, как к соседке Софе! Разве она хуже этой легкомысленной девчонки?

Конечно, Сейида не знает грамоты, у нее нет нарядных платьев, от нее пахнет жареным луком, а не душистыми притираниями, как от Софы… И только это отталкивает Хамди? Сейида боялась искать других объяснений. Она смотрела, какие знаки внимания оказывает Хамди своей избраннице, и сердце ее сжималось от боли. Чем бы только она не пожертвовала, чтобы лицо Хамди светилось навстречу ей такой же восторженной улыбкой, чтобы его голос звучал так же ласково и нежно! Почему среди множества людей, которые нас окружают, лишь один заставляет наше сердце трепетно биться в мучительной и сладостной тревоге? Если бы Сейида могла узнать эту тайну! Она готова совершить все, чтобы стать для Хамди этим единственным средоточием жизни. А так, что она может сделать для любимого человека?! Прибраться? Постирать? Погладить рубашки?.. Разве этим можно выразить то, что происходит в ее душе!

А сейчас они сидят на ковре, почти прижавшись друг к другу. Она слышит его дыхание…

– Скажи: солнце.

– Сонце.

– Послушай: эль-эн-це-е!

– Эль-эн-це-е…

– Солн-це!

– Сонце.

– Нет, это бесполезно! – Хамди в отчаянии бросает букварь. – Тебе всю жизнь буква «алеф»[18]18
  Первая буква арабского алфавита; имеет вид вертикальной черточки.


[Закрыть] будет казаться минаретом!

– Лучше бы ты своими делами занялся, сынок, – вмешивается мать. – Пригодится на экзаменах.

Вот и кончен урок, Сейида… Верно сказал однажды Хамди: оставаться тебе вороной безграмотной…

Софу, конечно, не надо учить складывать целые слова – она умеет и читать, и писать. Ей это далось легко, так же как внимание Хамди. Да и вообще, почти все, о чем Сейида может только мечтать, принадлежало ей чуть ли не с самого рождения.

Ты, Сейида, появилась на свет в другом квартале… Но разве человек обречен всю жизнь оставаться там, где родился? Разве невозможно разбогатеть, получить образование, вырваться из грязных дворов? Ведь есть же счастливчики, ты сама их знаешь! Взять, к примеру, Анвара. Открыл новую мастерскую почти в центре города, стал эфенди, одевается, как господин Мухаммед – чистый костюм, глаженая рубашка, галстук…

Значит, деньги могут превратить нас в людей высшего сорта?! Неужели одежда способна изменить человека? Но и ты, Сейида, носишь платья Самихи, однако остаешься для него все той же служанкой. Конечно, будь у нее деньги, она бы нарядилась в самые дорогие одежды, сделала бы красивую прическу… И что ж? Стала бы она тогда достойной его внимания?! Как это проверишь – денег-то все равно нет!

Однако не только деньги изменяют людскую судьбу. Вот сын Радвана теперь настоящий эфенди: успешно закончил школу и сам стал учителем. Увы, Сейида, это не для тебя. Ты неспособна к учению. Несмотря на все старания Самихи, ты до сих пор не можешь правильно произнести ни одного написанного слова!

– Сейида, дорогая! Это самые обычные слова! Ты ведь понимаешь их в разговоре. Они всегда складываются из отдельных звуков. А каждая буква – это знак. Понятно?

– Нет, Самиха.

Никакого проку, пустая потеря времени! Видно, тебе на роду написано быть служанкой, Сейида, что поделаешь, когда Аллах обделил и способностями, и удачей!