Текст книги "Мы не сеем колючек"

Автор книги: Юсуф ас-Сибаи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 19

И в комнате сестры, где уединились подруги, Хамди старался казаться веселым. Что ж, приятель, будь доволен и тем, что вновь видишь ее, ловишь взгляд любимых глаз, дотрагиваешься до руки. Никто ни в чем не виноват. Ведь у тебя отняли не собственность, а всего лишь надежду, которую не сочтешь, не измеришь, не занесешь в полицейский протокол. Можешь кричать, возмущаться, захлебываться рыданиями, но этим ничего не изменишь. Судьбу не упросишь и не обманешь.

Нам только кажется, будто можно жить по своему разумению. Стоит лишь успокоиться, предаться обманчивым мечтам, углубиться в возможные планы, как крыша над головой рушится и погребает нас под обломками. У человека нет права на радость: судьба может смилостивиться – это другое дело, но права у него нет. Смирись, Хамди, не истязай себя напрасными размышлениями. Трон, на который ты возвел ее в своих мечтах, оказался бутафорским, корона – бумажной. Иллюзия рассеялась при первой жизненной буре. Будь счастлива, Софа, королева разбитых надежд! Осушим напрасные слезы и постараемся казаться радостными!

Хамди выпустил руку девушки. В комнате воцарилась тягостная тишина. Самиха почувствовала, что она мешает подруге и брату, и вскочила с места.

– Кажется, меня мама зовет. Я скоро вернусь.

Когда они остались наедине, Хамди вновь взял любимую за руку, вопросительно заглянул ей в глаза и прижался губами к тонким холодным пальцам. Софа нежно погладила склоненную голову. Ей тоже было мучительно тяжело. Она тихо произнесла:

– Мне ничего другого не оставалось.

– Не надо, Софа, к чему оправдываться? Оставь это тем, кто ошибается, а ты поступаешь совершенно правильно.

– Я отказывалась, но родители ничего не слушали. А признаться, в чем истинная причина, я побоялась: это ничего бы не изменило, лишь принесло тебе лишние обиды и огорчения.

Ни он, ни она не смогли сдержать слез. Жалость к себе и к Хамди переполняла Софу.

– Пожалуйста, не плачь! Ну, пожалуйста…

– Прости, ради бога, – проговорил Хамди, послушно вытирая слезы.

– Тебе-то не за что просить у меня прощения… Да и вообще ни у кого. Ты никогда не сделаешь ничего такого, в чем тебе придется раскаиваться!

– Кто может поручиться, что произойдет в будущем? Меня ждет трудная жизнь. Что поделаешь, раз все так сложилось… Пока стоишь на ногах, нужно идти вперед.

– Аллах воздаст тебе за все невзгоды, Хамди!

– Ты была для меня единственной желанной наградой.

– Ты сильный, мужественный… Ты обязательно добьешься успеха, станешь большим человеком…

– Я к этому не стремлюсь.

– Но ты этого заслуживаешь больше, чем кто-либо другой. Знаешь, Хамди, оставаясь ночью наедине со своими мыслями, я часто думаю, что, несмотря ни на что, мы должны сохранить нашу дружбу. Видишь ли, люди меняются, и часто приходится разочаровываться в своих идеалах. Но давай сделаем все, что в наших силах, чтобы этого не произошло с нами.

– Для меня нет и не будет никого лучше тебя!

– Увы, это невозможно, Хамди…

– Клянусь!

– И ты… Ты тоже навсегда останешься в моем сердце. Даже когда я стану совсем седой, а ты для меня будешь прежним, таким, как сегодня!

Вошла Самиха и виновато сказала:

– Софа, тебя мать зовет.

Девушка бросила на Хамди прощальный взгляд и ласково сжала его руку.

– Да ниспошлет Аллах успеха и счастья тебе, Хамди!

– И тебе, Софа! Будь счастлива!

Девушки вышли, Хамди бросился к себе в комнату и зарылся лицом в подушку. Ну, вот ты и потерял еще одного любимого человека! Что ж, мальчик, ты уже привык к тяжелым утратам… Уходит твое детство, оставляя дорогие воспоминания. Так уж устроена жизнь – никому не дано остановить течения времени. Поэтому хочешь не хочешь – иди дальше, вперед, навстречу неизвестному будущему.

Тихо вошла Сейида с подносом в руках.

– Выпей лимонаду.

– Нет, отнеси гостям!

– Они уже пили…

– А я не хочу.

– Холодный лимонад…

– Оставь меня! Выпей сама, если он тебе нравится.

Но Сейида не собиралась уходить – кому, как не ей, было знать, что творится сейчас в душе юноши! Видит Аллах, уж она-то испытала страдания несчастной любви… Если бы Сейиде сказали, что она должна сделать, чтобы облегчить мучения Хамди, девушка, не задумываясь, пожертвовала бы всеми своими силами, всем своим достоянием! Может быть, предложить ему золотые сережки – мало ли какие затруднения есть у юноши. Вдруг Хамди нужны деньги? Надо же и развлечься, и угостить приятелей… Но не обидится ли он? Хамди щепетильный!

При всем своем добром отношении к ней Хамди не мог скрыть, что не забыл, как они познакомились. Поэтому Сейида оставалась для него всего лишь раскаявшейся грешницей – он и не мог подумать о ней иначе как о служанке. Красивой, заботливой, доброй, но все-таки только служанке. Да, видимо, дело в этом. Если бы он относился к ней просто как к сестре, его время от времени тянуло бы поделиться с Сейидой своими горестями и радостями. Ведь откровенничает же он с Самихой…

А Сейида готова принять на себя все его обиды, разочарования, жалобы. Готова плакать вместе с ним, утешить, приласкать, забыться… Если бы она могла натираться благовониями, наряжаться в дорогие одежды, в прозрачные, соблазнительные ткани!.. Может быть, может быть… Но ведь и без этого показного великолепия она привлекательна. Нельзя обманываться в значении взглядов, которыми ее провожают на улицах. О Хамди!

Сейида тихо подошла к уткнувшемуся в подушку Хамди и поставила поднос на маленький столик рядом с кроватью.

– Господин! Не надо так убиваться.

– С чего ты взяла, что я убиваюсь?

– Не слепая… От несчастной любви не умирают, господин.

– Тебе-то откуда знать?!

– Я знаю, поверь… Поэтому и не могу видеть тебя таким печальным.

– Печальный или радостный – что тебе до этого?!

– Я готова сделать для тебя все!

– А что для меня можно сделать?! Возьми рубашку, выстирай и погладь…

Вот так-то, Сейида! Ему даже и в голову не приходит, что ты способна на что-нибудь иное, кроме уборки и стирки. Он даже не представляет, что в его словах может быть что-то обидное для тебя… Девушка покорно взяла рубашку и вышла из комнаты.

Гости уже собирались уходить.

– Где Хамди? – спросила хозяйка.

– У себя, – тихо ответила Сейида и направилась в ванную.

– Сынок, поди попрощайся! – раздался за ее спиной голос госпожи.

Юноша поднялся, расправил плечи, вскинул голову и растянул губы в улыбке. Такой, улыбающийся и любезный, он и появился в гостиной.

– Ждем тебя в гости.

– Непременно зайду. В самое ближайшее время.

Постирав рубашку, Сейида взяла пустые бутылки из-под лимонада и пошла отдавать торговцу. Госпожа и мать Софы все еще стояли у калитки. Когда девушка проходила мимо, до ее слуха долетел обрывок разговора: «Если бы у меня была вторая дочь, помоложе… Трудно найти девушку, достойную твоего сына, Фатьма!»

Удивительно устроен этот мир! Та, что достойна его, не родилась, а другой, видите ли, он еще не достоин! Как можно это определить? Кто поручится за точность подобных соизмерений? Каждый судит по-своему, в соответствии с собственными требованиями и взглядами на жизнь. Не зря говорят: сколько людей, столько и мнений.

Глава 20

Несмотря на все беды, свалившиеся на семейство, хозяйка помнила свое обещание.

– Что же ты не спрашиваешь о своем жалованье, Сейида? Я не забыла наш разговор о браслете.

– Премного благодарна вам, госпожа, но мне ничего не нужно. Вы и так много сделали для меня.

– Что за глупости, девочка? Неужели ты собираешься всю жизнь прожить с нами?

– Молю Аллаха, госпожа!

– И я бы ничего другого не желала… Но у тебя, Сейида, своя судьба.

– Судьба и привела меня к вам.

– На год-другой… А потом выйдешь замуж, пойдут дети, обзаведешься хозяйством. Вот тогда деньги и пригодятся. А золото всегда остается в цене… Только бы Аллах дал возможность помогать тебе и впредь!

Сейида воспринимала подобные рассуждения как нечто весьма далекое от действительности. Жизнь убедила ее в мудрости старинной пословицы: «Если у тебя нет, чего желаешь, желай того, что у тебя есть». Вот ей и хочется остаться в этой доброй и дружной семье. Но неужели у нее никогда не вспыхнет стремление к самостоятельности, к собственной жизни, собственным интересам? Может быть, хозяйка была права, когда говорила, что у каждого должна быть своя дорога, пусть крутая и каменистая, но своя.

С такими мыслями Сейида подошла к тележке торговца прохладительными напитками. Аллям сидел опустив голову, погруженный в раздумья. Девушка протянула пустые бутылки, но он, едва взглянув на них, порывисто схватил Сейиду за руку.

– Посиди со мной немножко!

– Мне некогда.

– Хоть минутку.

– Зачем?

– Потолкуем.

– О чем?

– О нашей жизни.

– У нас жизни разные – тебе свой путь, мне свой.

– И пути сходятся! Присядь, поговорим. Клянусь Аллахом, я хочу тебе только добра!

Сейида более внимательно посмотрела на торговца… Длинная галабея, густые черные усы, из-под чалмы выбиваются давно не стриженные пряди, лицо смуглое, как у всех простых людей… Похоже, человек он порядочный, по крайней мере в его словах не чувствовалось никакого заигрывания. Глаза Алляма горели как в лихорадке, но внешне он оставался спокойным. Может быть, и надо его выслушать… Раз уж рано или поздно каждому суждено вставать на собственные ноги, почему бы и не прислушаться к словам этого человека – вдруг что-нибудь дельное скажет…

Сейида присела возле Алляма. Парень помолчал, помялся и неожиданно положил руку ей на колено. Девушка отстранилась.

– Так вот для чего ты просил остаться!

– Погоди. У меня совсем не то на уме, что тебе кажется!

– Это одни разговоры…

– Не уходи… Мало ли что бывает. Из шипов выходят розы – так люди говорят.

– Мне некогда, Аллям, работа ждет.

– Давно ты работаешь у своих хозяев?

– Несколько лет.

– И сколько получаешь?

– Тебе-то какое дело?

– Просто хочется знать, честные ли они люди?

– Лучших я не встречала. Они хорошо ко мне относятся, с заботой, с участием…

– И только-то? Ну и пройдохи!

– Помолчал бы…

– Не сердись, я шучу.

– Тебе нечего мне сказать, кроме глупых шуток?

– Видишь ли… Ты уже взрослая девушка, пора подумать о будущем… Кстати, жалованье тебе отдают или твоим родичам?

– У меня никого нет.

– Значит, копишь помаленьку?

– Послушай, Аллям, моя госпожа поумнее, чем мы с тобой: она считает, что разумней всего покупать золотые вещи. У меня уже есть сережки!

– Правда?!

– Скоро и браслет будет!

– Когда?

– Не бойся, не обманет.

– Я люблю тебя, Сейида, потому и боюсь!

– Так я тебе и поверила.

– Серьезно, давай жить вместе!

– То есть?

– Ну, вместе, как у людей принято.

– А что делают люди, которые друг друга любят?

– Женятся.

– Значит, ты хочешь на мне жениться?

– А я о чем тебе толкую?

Первый раз в жизни ей делают предложение! Честно говоря, это польстило Сейиде. Польстило даже больше, чем вежливое обращение нынешних хозяев. Ведь в какой бы форме ни отдавались распоряжения, суть дела не меняется: господа остаются господами, а ты – их служанкой. Наконец-то ей встретился мужчина, чьи неуклюжие заигрывания вовсе не похожи на откровенные приставания, с которыми то и дело приходится сталкиваться.

Первый человек предлагает ей выйти за него замуж.

Но так ли должно делаться предложение? И любит ли он ее или ему только кажется? Знакомо ли ему то щемящее чувство, которое она испытывает к Хамди, а он к Софе? Чувство, пробуждающее несбыточные мечты, неосуществимые надежды? Или это только зов плоти?.. Что, если это именно так? Достаточно ли этого для счастливого брака? Правда, немало людей женятся без всякого влечения, по расчету, не на женщинах, а на их богатстве. Но тебя-то, Сейида, уж никак не назовешь богачкой! Постой, постой… Почему же тогда Аллям расспрашивал ее о жалованье? Ничего удивительного, ведь он хочет на ней жениться, а после свадьбы все будет общее…

– Так что скажешь, Сейида?

– Надо подумать.

– Чего тут думать? Все равно лучше меня не найдешь.

– А кто тебе сказал, что я вообще собираюсь замуж?

– Каждая девушка к этому стремится.

– Так уж и каждая!

– Конечно. Женщинам нужно, чтобы о них кто-то заботился.

– Обо мне и так заботятся.

– Для хозяев ты все равно только служанка.

– А для тебя?

– Жена, хозяйка дома…

– Где этот дом-то?

– Будет. Станешь в нем полновластной хозяйкой… Заведем детей… Что еще человеку надо?!

– Говорят, иногда и деньги нужны.

– Как-нибудь с помощью Аллаха проживем.

Ну что ж, хотя Аллям ничем и не выделяется среди других парней, все же стоит подумать о его предложении. Однако осторожнее, Сейида: для одежды выбирай шелк, для жизни – честного человека.

Аллям обхватил Сейиду за талию и попытался поцеловать. Девушка оттолкнула его.

– Не слишком увлекайся, приятель!

– Мы же породниться собираемся…

– Пока еще чужие.

– Больно ты строгая!

– Заболталась я с тобой… Пойду, пожалуй.

– Что вечером делать собираешься?

– Советоваться.

– С кем?

– Со своим разумом.

– Бог в помощь! Только никого другого не слушай.

И Сейида пошла домой, размышляя над тем, что ей сулит предложение Алляма.

У калитки ее поджидала Самиха.

– Ты где пропадала?

– Ходила отдавать пустые бутылки.

– Что так долго? Мама уже волнуется.

Ну вот, видишь, Сейида, твое время тебе не принадлежит. Как бы господа хорошо ни относились к служанке, а попробуй задержись на минутку – и уже расспросы: «Где была? Почему задержалась?» Может, действительно выйти замуж за Алляма?.. Тогда уж никому не придется давать отчет – хочешь сиди, хочешь болтай с соседкой…

Раньше бы Сейида приняла как должное недовольство хозяйки, но сейчас замечание Фатьмы, поджидавшей ее в дверях, показалось девушке обидным. Глотая слезы, она пошла в ванную достирывать белье. В словах госпожи не было ничего, что она не могла бы сказать дочери или сыну, однако сегодня Сейида впервые почувствовала себя такой же взрослой женщиной – не довольно ли ей выслушивать упреки, как маленькой?! Она сама может стать хозяйкой дома – пусть скромного, но своего. Она сама может стать матерью и выговаривать своим детям, когда они в чем-нибудь провинятся! Нет, что там ни говори, лучше своя кошка, чем общий верблюд!

Глава 21

В те дни, когда семья собиралась на кладбище, на могилу отца, жизнь в доме начиналась рано. Вот и сегодня, не успела Сейида подняться, как заскрипела кровать в комнате хозяйки.

– Пора вставать, Самиха…

– Не рано ли?

– Что ты, дочка, успеть бы все приготовить… В другой раз доспим.

– Встаю, встаю, мама! А ты еще полежи немножко, мы с Сейидой управимся.

– Да ведь все уже с вечера готово, – сказала Сейида.

– Ну, самим надо собираться, – не успокаивалась хозяйка. – Того и гляди придет Санийя, а мы еще не одеты.

Дом наполнился суетой. Сейида еще раз проверила, как уложены корзины – несмотря на стесненные обстоятельства, Фатьма считала своим долгом придерживаться обычая и, посещая кладбище, раздавала милостыню беднякам.

Поднялся и Хамди. Быстро умылся, оделся и побежал на улицу высматривать тетку. Едва завидев ее, он поспешил обратно в дом и схватил самую тяжелую корзину. Сейида попыталась было остановить его, но юноша ответил не терпящим возражения тоном:

– Таскать тяжести – мужское дело!

Он всегда старался освободить служанку от тяжелой ноши, но этим и ограничивалось его внимание. Правда, от других мужчин и того не дождешься. Конечно, Сейида понимала, что Хамди точно так же относился бы и к любой другой девушке, окажись она на ее месте, – так уж он воспитан, но все же заботы юноши были ей приятны.

Хамди, Самиха и Сейида, нагруженные тяжелыми корзинами, и две пожилые женщины налегке медленно зашагали к трамвайной остановке. Стук каблуков гулко раздавался в тишине спящих улиц. Путь был не близким, и потому они всегда выходили пораньше.

Взвизгнув колесами на повороте, подкатил первый трамвай. Хамди вскочил в вагон и начал принимать тяжелые корзины от сестры и Сейиды. Трамвай был почти пуст. Впереди у кабины вагоновожатого стоял сонный полицейский. Он обернулся к кондуктору и раздраженно спросил:

– Скоро они там?

Кондуктор свистнул, и трамвай загрохотал по рельсам. Кондуктор стучал карандашом по деревянному ящичку с билетами и приговаривал:

– Билеты! Приобретайте билеты, не забывайте оплачивать проезд!

Санийя принялась было искать кошелек, но Фатьма остановила ее и взяла билеты на всех. Все уселись на длинной скамейке. Теперь оставалось только поглядывать в окно. Трамвай то и дело останавливался, забирал новых пассажиров и медленно двигался по улицам с разными названиями, но одинаковой грязью и теснотой…

– Вишш эль-Бирка! – внезапно гаркнул кондуктор ка ухо задремавшему феллаху.

– Уже приехали? – встрепенулся тот и скатился по ступенькам, ошалело озираясь вокруг.

Кондуктор со смехом прокричал вожатому:

– Поехали, Абу Хамид! Видать, этот-то – совсем деревня! Будет ему сегодня потеха – облегчат карманы.

Так вот он, таинственный квартал Вишш эль-Бирка, о котором говорил Аббас! Сейиде вспомнилось, как он сказал при последней встрече, что женщины, которым она и в подметки не годится, спрашивают здесь не больше пяти пиастров. Вполне возможно, ведь тогда, на крыше, Аббас дал ей всего лишь пиастр… Интересно, на что похожи дома терпимости? Неужели прямо вот эти? Обычные дома… обычные лавки… Должны же они чем-то отличаться! Наверное, прячутся в каких-нибудь закоулках и тупичках, вроде этого с крутыми лестницами, выходящими прямо на улицу. На одной из лестниц Сейида увидела женщину в тонких прозрачных одеждах, которые не только не скрывали, а даже подчеркивали ее соблазнительную пышность. Она выставляла себя словно на витрине.

Трамвай миновал злачный район. Сейида заметила, что Хамди тоже краем глаза поглядывал на женщину. Наверное, и он слыхал об этом квартале.

Возглас кондуктора, разбудивший искателя острых ощущений, заставил и Хамди внутренне вздрогнуть – так вот он, квартал, куда его не раз пробовали затащить дружки-приятели! Как только они его ни уговаривали: насмешничали, подзадоривали, упрашивали…

Собхи приходил сюда каждый четверг со своими приятелями футболистами, чтобы обмыть победу или утопить горечь поражения. Здесь же обитал и прежний капитан команды, который бросил школу и связался с одной из таких женщин – попросту говоря, стал сутенером. Но Хамди не мог пересилить юношеской брезгливости – во всех этих заведениях люди превращались в скотов, давая волю самым низменным страстям и животным инстинктам. Здесь до утра пили, плясали в самом непотребном виде и затевали драки, нередко кончавшиеся убийством. Казалось, сам воздух квартала был пропитан жаждой наживы, наслаждений, любви, ненависти и мести.

Трамвай дополз до Атабы – вот и кончился их долгий путь. Хамди торопливо вытащил корзины, поставил их в ряд на тротуаре и помог матери выйти из вагона… Солнце медленно поднималось над горизонтом, заливая окрестности неяркими медно-красными лучами. Хамди взвалил одну корзину на плечо, другую взял в руку и подтащил к повозке, окрашенной в желтый приметный цвет. Две застоявшиеся лошадки нетерпеливо переминались в упряжке. Хамди разместил корзины, помог взобраться женщинам, а сам пристроился сбоку, у дощатого бортика тряского и медлительного экипажа, доживавшего свой век в старых кварталах города.

Сейида приподнялась и предложила юноше поменяться местами – как-никак он господин, а она служанка. Но Хамди возмущенно замотал головой:

– Не выдумывай!

И опять, как недавно с хозяйкой, Сейиде почудилось в его словах что-то обидное, она даже подумала: чувствуешь, хозяин обращается с тобой, словно с госпожой, так что сиди и помалкивай!

Тем временем повозка медленно продвигалась по узким улицам, начинавшим заполняться народом. Кучер правил стоя, методично и равнодушно щелкая плетью – то ли подгонял, лошадей, то ли предупреждал прохожих.

Наконец остановились у кладбища. Потянулась самая утомительная и самая тоскливая часть дороги, мимо памятников и могильных плит. Фатьма погрузилась в печальные мысли о покойном муже. Мухаммед, как живой, возник перед ее глазами – насмешливый, жизнерадостный, бодрый. По щекам вдовы невольно потекли слезы. Казалось бы, с каждым днем горе должно было становиться менее острым, но Фатьма убивалась по-прежнему. Первое время Самиха, как и она, плакала не переставая, и Хамди совершенно терялся, тщетно пытаясь успокоить причитающих женщин. Наконец Самиха кое-как смирилась с потерей, но Фатьма продолжала роптать на судьбу и проливать слезы. Скоро все в доме привыкли к ее заплаканному лицу, так же как и к траурным занавескам на книжных шкафах.

Господина Мухаммеда похоронили в семейном склепе, который отличался от обычных построек такого рода лишь тем, что у него не было крыши. Вдоль стен, внутри и снаружи, тянулись скамейки. Не успели расставить на них корзины и немного передохнуть, как появились оборванные кладбищенские нищие, зарабатывавшие на пропитание чтением Корана. Надо ли, не надо – они не спрашивали: обступали могилу и принимались за дело. Один уставал, другой подхватывал, и тоскливое, заунывное бормотание не прекращалось ни на секунду. При первых звуках заупокойных молитв Фатьма разрыдалась, глядя на нее, заплакала и Самиха. Чтобы не видеть всего этого, Хамди спрятал лицо в ладони и не поднимал головы. Одна Санийя не поддалась общему настроению – она выставила из склепа наиболее бесцеремонных попрошаек.

– Если не будете соблюдать порядок, ничего не получите, ни крошки!

При ее появлении стоявшие снаружи принялись бормотать еще громче. Санийя наскочила на них:

– Чего раскричались? Боитесь, Аллах не услышит?! Можно читать и потише.

Но даже ее внушительный вид и грозный тон не подействовали – назойливый хор не унимался, пока корзины не опустели. О люди, люди! Что может вас пристыдить, если в соседстве с вечностью процветает лицемерное вымогательство и кощунственное попирание святынь!

Попозже пришел дед с внуками, кое-кто из родственников. Помолились и, осушив слезы, завели беседу о трудностях жизни. Хамди оживился и начал прислушиваться к разговорам. В этом году он заканчивал среднюю школу, и надо было решать, куда идти дальше. Рауф собирался на юридический, Собхи – в военное училище, и лишь ему будущее представлялось весьма туманно.

Собирая пустые корзины, Сейида тоже раздумывала, что делать дальше. Аллям по-прежнему заговаривает о женитьбе. Но насколько ему можно верить? А вдруг он решил над ней посмеяться или завладеть сбережениями? Кто его знает… Но, с другой стороны, предложат ли ей когда-нибудь еще стать самостоятельным человеком, хозяйкой?

Тем временем наступила пора отправляться в обратный путь. Кладбищенская часть ритуала закончилась – надо было спешить домой, чтобы шейх, приглашенный читать Коран, не пришел к запертой двери.