Текст книги "Икар из Пичугино тож"

Автор книги: Юрий Хилимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 18
ПОЛЕТИШЬ СРЕДИНОЙ ПРОСТРАНСТВА

– Ты не забыл, что сегодня Воротынские приглашают? – спросила за обедом Елена Федоровна.

– Напомни, по какому случаю? – уточнил Сергей Иванович, который был слишком занят своим супом, чтобы поднимать голову ради такого повода. На самом деле он уточнял для присутствующих внуков, подчеркивая важность их участия в предстоящем событии. Сергей Иванович, конечно, знал, чему будет посвящен вечер, ведь накануне сам подал Мите идею.

– Театрально-поэтический вечер, посвященный Овидию, – пояснил Алеша.

– И там даже кое-кто будет выступать, – говорила Лиза, показывая пальцем на младшего брата.

– Ой, и не только я, – сказал Алеша, но потом вдруг отвлекся на другую мысль: – Послушай, дед, так странно получилось…

– Что именно?

– То, о чем я вот уже думаю несколько дней, будет связано с моим сегодняшним выступлением. Как будто это специально кем-то подстроено.

Алеша испытующе смотрел на деда, однако лицо Сергея Ивановича по-прежнему ничего не выражало – уж если он решал не выдавать себя, то никто не мог уличить его в лукавстве.

– После обеда вам надо повторить текст, – напомнила Елена Федоровна.

Алеша понимал, что чтение отрывка из Овидия про Икара не могло быть случайностью, но он решил никому ничего не говорить. Он безгранично доверял деду, и, если тот так решил, значит, это наверняка имело какой-то определенный смысл.

Несколько дней назад на «Зеленую листву» пришел Митя и сказал, что хочет устроить творческий вечер, и чтобы главные роли играли дети. Как начинающий режиссер, мужчина считал, что должен оставаться в тонусе даже на отдыхе. А соседи – что? Они были только рады тому, что их занимают.

Когда те самые дети соседей увидели свои слова, они не поверили, что их возможно выучить.

– Спотыкаешься на каждом слове! – возмущались они.

Ребята сидели на даче у Воротынских в кружочке, склонившись над текстами в телефонах и планшетах. Гере достался эпизод про Персея и Андромаху, Лизе про Филемона и Бавкиду, Аллочке – спор между Афиной и Арахной, Костяну достался апофеоз Геркулеса, Славке выпал Дионис, Алеше – Дедал.

Эмоциональный Митя разбирал с юными чтецами персонажей. Он искренне удивлялся тому, что современные дети практически не знают древнегреческие мифы. Половина из них впервые слышали о тех сюжетах, о которых им предстояло вещать. Митя сидел, разгоряченный, в своем любимом кресле в сандалиях, шортах и длинной вытянутой рубахе. Он с жаром рассказывал про Овидия и про героев его «Метаморфоз», и уходил все глубже, ведь одно цеплялось за другим, а ему было так сложно остановиться.

Прекрасно осознавая пробелы в своем образовании и упустив в свое время детей, Лариса Логинова решила, что внуков не прозевает ни за что. Со Славкой было проще. Он рос умным, смышленым мальчиком, ему легко давалась учеба. Особенно он любил математику и естественные науки за то, что там важно было не учить наизусть, а разгадать очередную загадку, решая задачку со звездочкой. Это так увлекало Славку, что за этим занятием он мог проводить часы напролет. Сложнее было с Костяном. Тот не хотел учиться, и получалось у него, соответственно, весьма неважно. Братья занимались во множестве кружков, но, в отличие от Славки, с удовольствием Костян ходил только на плавание. Он с нетерпением ждал лета, когда закончится все это занудство, а поплавать можно будет наконец в свободной воде. Славка же ждал лета по-другому. Лето для него открывало желанную смену деятельности, когда познание окружающего мира переносилось из учебной аудитории на лоно природы.

Славка был высоким и худощавым, а Костян коренастым. Первый был общительным, второй молчуном. Славка любил театр, Костян – нет.

Славка с любопытством теперь изучал текст Овидия. Когда-то он уже читал наизусть большой отрывок из «Одиссеи» Гомера. Правда, там был перевод Жуковского, и поэтому запоминалось гораздо легче. А вот Костян сидел мрачнее тучи. Он понимал, что хочешь не хочешь, а все равно придется участвовать в этой дребедени, иначе бабушка с него не слезет. Да и стыдно отказаться. Что скажут Аллочка и Лиза?.. Засмеют ведь.

Аллочка была инициатором доброй половины игр и проделок, которые затевались детьми Шестнадцатой улицы. Она серьезно занималась гимнастикой и танцами, но с радостью вовлекалась во все новое и интересное. Она любила выступать, будь хоть на спортивной арене или на торжественной линейке в хоре, ей нравилось оказываться в центре внимания, и при этом абсолютно был не важен масштаб аудитории. А все потому, что она знала, что нравится окружающим. Озорные глаза-угольки девочки блестели всякий раз, когда выпадала возможность проявить себя. Милое живое личико с забавной улыбкой – как оно может не привлечь взгляд? Чернявая, с длинными волнистыми волосами на роспуск – ни дать ни взять маленькая цыганочка. «Это все со стороны снохи такая порода идет», – словно оправдываясь, говорила Вера Афанасьевна.

Что касается детей из «Зеленой листвы», то все они любили театр, потому что были приучены слушать истории.

Лиза занималась в школьном театре. Она относилась к этому очень серьезно, мечтая стать актрисой, и, по словам педагога, у нее были отличные задатки. Она свободно чувствовала себя на сцене, была убедительна в своих ролях и почти никогда не переигрывала. Лиза не была вертлявой и ветреной, как Аллочка. Очень цепкая, амбициозная, обладающая талантом добиваться своего, она с легкостью могла терпеть и, если нужно, затаиться, чтобы достичь цели. Она неплохо контролировала собственные эмоции, поэтому почти всегда выигрывала в настольных играх не только у братьев, но и у всех ребят с Шестнадцатой улицы. Марину и Елену Федоровну временами расстраивало, что их дочери и внучке чуть-чуть не хватает мягкости. Скажем, Алеша мог просто так, беспричинно подойти и обнять мать или бабушку, а Лиза не могла. Она была доброй девочкой и искренне любила всех своих домашних, заботилась о братьях, помогала взрослым, но подойти и просто прижаться не могла. Будто что-то мешало девочке это сделать, а может, вовсе ей все это было не нужно, и близким оставалось только принимать все как есть. Так вышло, что и Гера, и Алеша были более открыты в выражении чувств. Им не нужно было собираться с духом, чтобы сказать кому-то из близких «я тебя люблю» или попросить прощения за проступок.

Гере удавалось все легко. И спорт, и математика, и история с литературой, и общение со множеством друзей – у него хорошо получалось везде. Он превращался в красивого, хорошо сложенного юношу. За что бы он ни брался, всюду был в числе лучших и примером для сверстников. Единственной проблемой Германа было то, что он сам никак не мог разобраться, что все-таки ему нравится больше, чем бы он хотел заниматься серьезно. А уже так хотелось считать, что он знает, чему хочет посвятить свою жизнь, но – никак, и окончание школы совсем близко. Больше всего было тревожно Сергею Ивановичу. Да, он видел достижения старшего внука, однако еще он видел, что тот по-настоящему ничем не увлечен, не захвачен, а в своих успехах поверхностен. Это могло обернуться чем-то очень нехорошим. Сколько он знал их – таких судеб, когда поначалу все замечательно, а затем фиаско. Сергей Иванович пытался как-то повлиять на Геру. Не один раз он пробовал заводить с ним разговор на предмет выбора возможного хобби, подсовывал ему различные книги и фильмы, но тщетно. Гера не то чтобы не слушал его, напротив, он внимательно воспринимал все, что говорил дед, и даже пробовал чем-то увлечься, но все это длилось недолго. Дело в том, что между ними не было такой связи, какая наметилась у Сергея Ивановича с Алешей. Все было хорошо – тепло и уважительно, но не более. Только в отношении к Алеше Сергей Иванович понимал, что их общение не ограничивается словами, что между ними всегда остается место непроговоренному и неозвученному, такой игре, правила которой обеими сторонами улавливались лишь интуитивно. Повинуясь ее логике, дед и внук бросали друг другу вызовы в виде вопросов и поступков, соединявшихся в бесконечную цепочку. В соответствии с этим подача должна была быть принята и отбита. В ней не содержалась едкость или желание низвергнуть напарника – только интерес и любознательность. Победой здесь служило продолжение диалога: главное – не заставить замолчать, а побудить отвечать, то есть продолжать саму игру. В этих партиях возраст и опыт не только не давали никаких преимуществ, но в основном мешали, поэтому партию часто вел юный Алексей.

Алеша рос очень своеобразным мальчиком. Когда он был еще совсем маленьким, Марина не могла нарадоваться: «Посади его на стул и дай ему книжку с картинками – так он будет рассматривать ее так долго, что я успею переделать все дела! Это, наверное, мне награда после непоседливого Геры и упрямой Лизы». И правда, Алеше нужно было совсем немного, чтобы мысленно унестись в далекие дали; что-то отдельное его могло так сильно впечатлить, что этого хватало на создание целых миров и головокружительных сюжетов, с которыми можно было засыпать очень много ночей. Алеше нравились странные вещи, а если точнее, странные с точки зрения большинства его сверстников – «мнит из себя слишком взрослого», «задается». Однако, несмотря на свою необычность, ему удавалось не оказаться белой вороной. Даже тем из одноклассников, кому он не нравился, почему-то не хватало смелости придираться и нападать. С ним не хотели связываться не потому, что пренебрегали, а потому, что уважали. То, как он мог посмотреть и что он мог сказать в ответ, обезоруживало своей открытостью и какой-то совершенной беззлобностью. В отличие от Геры, Алеша не был отличником. А все потому, что часто имел свой взгляд на вещи, который неумолимо расценивался учителями как ошибочный.

Почитать Овидия? Это, конечно, сложно. Но почему бы и не почитать, тем более про Икара?

Они мало репетировали. Первый раз – когда Митя раздал им тексты и прочитал мини-лекцию про Античность, которая на самом деле затянулась не на один час. Затем через пару дней они должны были прочесть с выражением свои отрывки, и третий раз, то есть вчера, – наизусть. Все попытки оказались неважными, особенно последняя. Митя объяснял это сложностью материала и летом. Мол, кто в эти жаркие деньки захочет думать о серьезных вещах? Он сразу озвучил свои опасения Сергею Ивановичу, но тот убедил его в выборе автора, подчеркнув его образовательную составляющую. Что поделать, если учеба – нелегкое дело? В итоге режиссер решил, что это будет читка. Необходимость учить текст наизусть отпадала, компромисс оказался блестящим.

Митя решил, что дети будут выступать в белых тогах, на площадке перед вагончиком в свете прожектора. Там как раз был такой небольшой деревянный подиум круглой формы, очень удобный для сольных выступлений и монологов. А позади него было отличное место для хора, без которого древнегреческий театр невозможно себе представить. По замыслу режиссера, каждый актер по очереди должен выходить из полумрака на подиум и читать свой отрывок. «А что делает хор в это время?» – спрашивали ребята. «Изображает шумящую оливковую рощу или морской рокот», – шутил в ответ Митя.

Тексты были аккуратно переписаны на бумажные свитки. Договорились, что в ходе своего монолога актеры должны не просто читать с выражением, но еще и периодически отрывать глаза от текста. Митя предупредил, что будет лично считать количество таких эпизодов, и это окажется определяющим при объявлении лучшего актера вечера, голова которого увенчается лавровым венком. Ожидаемо такой ход добавил соревновательности; дети моментально включились в подготовку, никто не хотел уступать.

Театральный вечер обещал быть замечательным прологом к скорому празднику Дня летнего солнцестояния. Именно это и пытался вложить Сергей Иванович в уши Мите, который тут же выдвинул пятьсот альтернативных версий его проведения. Сначала предполагалось, что это будет простой вечер у костра, но, когда появились тоги, прожектор и свитки, все стало гораздо серьезней. И уже никто не мог унять творческих амбиций режиссера. Единственное, о чем Митя горько сожалел, так это о том, что в нынешнее лето проводить праздник подошел черед у «Зеленой листвы», а не у «Театрального вагончика» и, следовательно, театральный вечер не мог вылиться в нечто более глобальное.

Читая свой фрагмент Овидия, Алеша сразу узнал дачную репродукцию:

 
Следовать сыну велит, наставляет в опасном искусстве,
Крыльями машет и сам, и на крылья сыновние смотрит.
Каждый, увидевший их, рыбак ли с дрожащей удою,
Или с дубиной пастух, иль пахарь, на плуг приналегший, —
Все столбенели и их, проносящихся вольно по небу,
За неземеных принимали богов.
 

Текст истории показался Алеше много печальней картины, гораздо драматичней и трогательней. Подумаешь, упал, бултыхнулся в море… Но нет, не все так просто. Раньше Алеша даже не догадывался, что здесь настоящая трагедия, хотя и в общих чертах знал этот сюжет. Оказывается, здесь чувства, а главный персонаж, быть может, вовсе не Икар, а Дедал. Что, если Икар – просто бестолковый дурак? Ведь он прославился не каким-то исключительным умением, талантом или поступком, но всего-навсего лишь подвигом непослушания. И все же Алеша как-то быстро оправдал для себя отрока – в конце концов, тот же погиб, но сделал это, обретая свободу, радуясь ей и резвясь, словно дитя. А разве можно обижаться на ребенка, если он играет?

В назначенное время на даче у Воротынских собрались все соседи по улице. Митя не ожидал такого аншлага – даже совсем не причастные к нему Пасечник и Жанна с Евгением были здесь. И дело было не в Овидии. После зимы все соскучились друг по другу и по таким вот вечерам.

Завернутые в белые тоги Митя и Соня встречали гостей. Соня держала в руках маленький тазик с водой. Поприветствовав гостя, Митя опускал в тазик кончики пальцев и брызгал в лицо пришедшему соседу. «Именно так, – затем пояснял Воротынский, – греки проверяли, какой перед ними человек. Если он улыбался, значит, хороший и пришел с добрыми намерениями, а если хмурился и злился, то нет».

Когда все расселись, зрителям было подано разбавленное красное вино в пиалах, а в это время Митя делал конферанс. Он рассказывал историю своих отношений с древнегреческими мифами:

– Это все не сказочки… Это настолько серьезные вещи, что в какой-то момент я даже усомнился, должны ли наши юные актеры выступать с этим материалом. Ведь, по сути, все «Метаморфозы» – это трагедии. Все превращения, даже самые прекрасные из них, произошли из страдания и гибели. Их совсем не выбирали, они случились вопреки. Я постарался выбрать наиболее легкие сюжеты, насколько, конечно, это было возможно. Ребята очень серьезно подошли к делу, хотя было и непросто. Честно говоря, я не ожидал, что получится так интересно и самобытно. Всего три репетиции! Итак, встречайте!

И действительно, дети выступили очень неплохо. Естественно, без запинок не обошлось, но это не выглядело провалом. В этот вечер лавровый венок достался Аллочке и Лизе – один на двоих, второго не было. Это было справедливым решением. Обе почти не подсматривали в свои свитки, были убедительны и артистичны.

Глава 19
ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О ПОЛУЭКТЕ И ДИКЕНЬКОМ МУЖИЧКЕ

Невозможно было себе представить летние дачные вечера без историй Сергея Ивановича. Он нечасто баловал ими, не более десятка раз за весь сезон, и тем ценнее была каждая из них. Кому он рассказывал? В этом вопросе не было определенности: детям, взрослым, соседям, своим гостям, абсолютно незнакомым людям… Казалось, это происходило всегда стихийно, во всяком случае, никогда нельзя было предвидеть, кем будут его слушатели и что именно им предстоит услышать. Единственное, что являлось неизменным, – вечернее время суток и то, что история никогда не повторялась. Как правило, сам рассказ был довольно небольшим, но закончившись, он просто так не отпускал, будоража воображение, рождая множество вопросов, заставляя блуждать в лабиринтах долгих размышлений.

Обычно Сергей Иванович понимал с утра, что вечером ему необходимо освободиться от очередной истории. Она всегда созревала неожиданно для самого рассказчика. Бывало, сначала что-то промелькнет в голове и исчезнет, потом сюжет проявится снова, затем еще и еще, и вот уже вечерами во флигеле неутомимый ум Сергея Ивановича додумывает оставшиеся детали новеллы. Все. Пазл сложен. После этого он аккуратно записывал ее в тетрадь. «Кто потом знает, – любил говаривать Сергей Иванович Елене Федоровне. – Может, получится книга».

Сергей Иванович после ужина вышел на бетонку к столу у фонарного столба, за которым дети уже вовсю играли в одну из своих любимых настолок. Все шестеро азартно следили за тем, какое число выпадет на игральных костях у выполняющего свой ход игрока, а потом обязательно улюлюкали, будь это единица или шестерка. Всеобщее веселье возрастало, когда фишки, передвигаясь по игровому полю, указывали на необходимость открыть очередную карточку с заданием. Детский хохот вызывал невольную улыбку у всех, кто проходил в это время мимо. Ребята так хорошо играли, что Сергей Иванович даже подумал отложить свою историю на другой раз – уж больно не хотелось ему прерывать детей. Он уже было развернулся, чтобы уйти, как был замечен Славкой.

– Вон ваш дедушка, – сказал Славка друзьям из «Зеленой листвы».

– Ура-а-а! – закричал Алеша. – Дедушка!

Алеша вскочил с места и выбежал навстречу деду:

– Ты же идешь не затем, чтобы нас забрать домой, а чтобы рассказать историю, да?

Сергей Иванович лукаво улыбнулся:

– А как думаешь ты?

– Я думаю, что сейчас будет история, причем первая за лето. Мы только вчера с ребятами говорили о том, как было бы здорово, если бы ты нам рассказал что-нибудь! Мы все очень соскучились по твоим новеллам.

Алеше ужасно нравилось слово «новелла», которое он когда-то услышал в разговоре взрослых. Новелла – это что-то сродни волне, каравелле и каравану. Именно так воспринимал мальчик это красивое слово – непременно связанное с путешествиями и приключениями.

Увидев Сергея Ивановича, дети тотчас оставили игру, усадив гостя за стол меж собой.

– Вы знаете, мы поспорили, о чем будет ваша следующая история, – сказал деловито Славка.

– Вот как? – удивился Сергей Иванович. – Ну и?

– Например, я и Гера считаем, что вы расскажете про что-то фантастическое, полностью выдуманное; Лиза, Алла и Костян, наоборот, думают, что это будет какой-то случай из жизни, какой-нибудь случай из вашей работы. Леша… Кстати, Леш, я забыл, какого ты мнения?

Тут все посмотрели на Алешу, который отчего-то густо покраснел, как если бы ему сделалось стыдно. Он часто заливался краской, когда становился объектом всеобщего внимания.

– Я говорил, что это может быть все, что угодно, – неуверенно сказал он. Все поняли, что Алеша темнит, хотя и понять, в чем именно, не могли, так как забыли, что он тогда сказал. Впрочем, никто не стал к нему цепляться за это, предпочитая поскорее перейти к главному.

– Вы все немного правы, – начал Сергей Иванович. – В моей истории есть и вымысел, и правда. Словом, так, как и бывает в жизни на самом деле.

Дети нетерпеливо заерзали на своих местах, предвкушая интересное продолжение вечера. Сергей Иванович, сидящий посреди ребятни, тоже выглядел совершенно счастливым.

– Ну слушайте. Знали ли вы, что в старину в окрестностях Пичугино тож жил дикенький мужичок?

Присутствующие засмеялись.

– Нет. А кто это? – спросил Славка.

– Как, вы никогда не слышали о дикеньких мужичках? – с напускным удивлением спросил Сергей Иванович.

– Ты же сам знаешь, что никогда не рассказывал о них, – улыбаясь, ответил Гера.

– В таком случае моя история окажется для вас настоящим открытием. Итак, дикенькие мужички – существа особого рода. Они невысокого роста, живут в лесах, носят длинные бороды и обладают глухим землянистым голосом.

– Что значит «землянистым»? – спросил Алеша.

– Наверное, каким-то страшным, да? – пыталась объяснить Аллочка.

– Умница, – ответил Сергей Иванович. – Именно. Это очень неприятный, страшный голос, которым дикенький мужичок пугает забредших в лес людей.

– Так это леший, что ли? – немного разочарованно спросила Лиза.

– Нет, – отрезал Сергей Иванович. – Но возможно, их родственник.

– Страшилка на ночь, – хихикнул Костян. – Класс, я люблю такое!

Сергей Иванович выдержал выразительную паузу, ожидая тишины, и затем продолжил:

– Так вот, один из них жил в наших краях. Более того, известно, что жилищем ему служила меловая пещера в нашем лесу, прозванная пещерой отшельника. Кстати, кто в ней бывал из вас?

Славка, Костян и Гера подняли руки.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Сергей Иванович. – Наш дикенький мужичок был скверного характера, как и полагается его сородичам, но вместе с тем к некоторым людям он бывал очень благосклонен и мог помочь. Он был настоящим хозяином этих мест – и лесов, и полей, и рек – всей здешней природы, оттого и прозвали его так – дикенький, то есть наедине с природой, а не с людьми. Дикенький мужичок понимал язык растений и животных, а те слушались его. Он даже мог управлять погодой. В его силах было напустить ветер, снег, дождь или, напротив, разогнать тучи.

В те времена в деревне Пичугино тож – а это, считайте, наши дачи – жило одно добропорядочное семейство: отец, мать и трое сыновей. Это была крепкая крестьянская семья с большим хозяйством, в которой почитался труд и старинный уклад жизни. Двое сыновей были бравыми ребятами: пахали землю, пасли скот, удили рыбу, плотничали – словом, брались за любую работу. И везде у них выходило очень хорошо, ладно, на радость своим престарелым родителям. Младший же был не от мира сего. Звали его Полуэктом.

Услышав это имя, дети прыснули от смеха.

– Да, интересное имя, старинное. С греческого оно означает «долгожданный». Такое ко многому обязывающее значение имени, но проку от этого человека в смысле крестьянского ремесла не было никакого. Он был и с виду каким-то тщедушным, и рвения не проявлял к сельскому труду, а если что и делал, то из рук вон плохо. А все потому, что мыслями вечно витал где-то в облаках. Вроде бы находился тут, в деревне, а на самом деле где-то в другом месте. За это, конечно, нашего героя братья регулярно осыпали насмешками и подзатыльниками, но разве это когда-нибудь кого-то исправляло?

Была у Полуэкта одна страсть. Он любил забраться на наш утес, лечь там на спину, закинув руки за голову, и смотреть в небо. Днем он рассматривал затейливые узоры облаков, если было ясно, всматривался в небесную синеву, а ночью изучал звезды и луну. Он даже зимой ложился на снег и смотрел вверх. Один раз даже чуть не замерз насмерть. Бедная его мать… Хлопот с ним было много. Короче говоря, на всю деревню Полуэкт прослыл эдаким простофилей, дурачком. Но вы не думайте, что он был глупым человеком. Рассуждал он так, что любой ученый мог позавидовать. Все удивлялись: как такой не приспособленный к практической жизни человек мог так интересно размышлять об устройстве мира, о добре и зле, о судьбе человека?

И вот однажды у родных Полуэкта лопнуло терпение. «Не хочешь работать, как все честные люди, – тогда уходи и живи сам. Кормить тебя мы больше не будем», – сказали ему отец и братья. Как ни плакала, ни причитала мать, но хозяин дома был непреклонен и выставил юношу за дверь.

Что ж, делать нечего! Полутакт взял котомку, которую ему на скорую руку собрала матушка, и поплелся на свой любимый утес. Эх, и отвел он там душу, насмотрелся на небо всласть. Однако время шло. Полуэкт съел все свои припасы, и тут до него дошло, что утес его не сможет прокормить. Здесь ничего не было, даже родника. И понял он, что придется идти в лес, где есть вода, ягоды, орехи, грибы и крылатая дичь. Но не любил он лес, не выносил тесноты, любил простор. Страшно, но что делать, иначе помирать.

И вот Полуэкт собрался с духом и вошел в дремучий лес.

– Это наш-то дремучий? – перебил Костян.

– Ты что? Да знаешь, какие там чащобы есть! – принялся объяснять Гера.

– Наш лес, да, – продолжил Сергей Иванович. – Раньше он был значительно больше. Нынешний заповедник – лишь малая часть того, что от него осталось. Так вот. Идет Полуэкт по лесу и вдруг видит рябчика, а тот вроде как не торопится убегать.

– А зачем ему убегать, если он может улететь? – спросил Алеша.

– Они плохо летают, но обычно их так просто не поймать. А у этого было что-то с лапкой, хромал он, и крыло подбито. Как только Полуэкт приближался к птице, та отпрыгивала. Рябчик держался на довольно приличном расстоянии, и горе-охотник никак не мог в него попасть ни палкой, ни камнем. Полуэкт решил, что возьмет добычу измором, следуя за ней по пятам. Главное, не отставать. Так и шел он за ней, пока не забрел в самую сердцевину леса. И возрадовался, и возликовал, когда увидел, что беглец выбился из сил. И уже когда он настиг птицу и готов был ее схватить, вдруг из-за дерева вышел косматый старик, весь в лохмотьях и с палкой вроде посоха. Он взял рябчика на руки и принялся сердито смотреть на Полуэкта.

Парень сразу догадался, что перед ним Дикенький мужичок. Предания о нем жили в каждой деревне этих мест, и сейчас Полуэкт убедился, что существо выглядит почти в точности, как рассказывала молва.

«Ну, зачем пришел? Рябчиков моих есть?» – спросил Дикенький мужичок.

Полуэкт развел руками, мол, что могу поделать: «Так ведь есть очень хочется!»

«А ты знаешь, что я тоже голодный?»

Хотя Полуэкт и не слышал, чтобы дикенькие мужички ели людей, но все равно ему стало не по себе. Кто знает, что у этого на уме?

«Лес полон еды. Что ж тебе мешает?» – робко спросил Полуэкт.

Дикенький мужичок разразился то ли смехом, то ли кашлем.

«Ты что? Ты думаешь, я тебя хочу съесть, что ли? Тьфу!»

Полуэкт заулыбался на такой ответ, дескать, опасность миновала, но Дикенький мужичок будто прочел его мысли:

«Если я не ем человеческую плоть – это не значит, что я вообще не ем человека».

При этих словах он подошел совсем близко к Полуэкту и ткнул указательным пальцем между его ребрами. Тот хохотнул…

Дети дружно засмеялись.

– Во дает этот леший! – сказал Костян.

– И тут Полуэкт вспомнил, что этих дикеньких мужичков называли еще щекотунами, что они нападают на заблудившихся в лесу людей и щекочут их до смерти. Получается, они питаются человеческим смехом, и сейчас один из них уже снял пробу со своего нового блюда.

Полуэкт сделался бледным как полотно. Единственной возможностью избежать гибели была невосприимчивость к щекотке, но к нему это явно не относилось. Кстати, есть кто-нибудь из вас, кто не боится щекоток?

– Только Костян, – сказал Славка, смерив взглядом всех присутствующих.

– Еще я не очень сильно поддаюсь, – заметила Аллочка.

– Ты? Проверим?

– Так, стоп. Вы потом проверите, – вмешался Сергей Иванович. – Я продолжаю. И такой сильный страх охватил Полуэкта, какого никогда ранее он не испытывал. А между тем, выпустив из рук рябчика, Дикенький мужичок принялся ходить вокруг своей жертвы, видно, примеряясь, в каком месте лучше пощекотать, потому что от этого напрямую зависело то, как будет звучать смех. И вот он уже своими костлявыми пальцами нажал на икры Полуэкта, что тот аж дернулся, издав смесь вопля и смешка.

– Между прочим, вот точно так же делает и Костян, – заметил Гера. – Как вцепится в ногу – и больно, и щекотно.

– Да что вы ко мне пристали, слушайте лучше дальше! – улыбался Костян, которому, честно говоря, было приятно такое внимание.

– Итак, Дикенький мужичок принялся щекотать Полуэкта. Сначала тот сопротивлялся, сжимался, старался держаться изо всех сил, чтобы не засмеяться. Но ничего не получалось. Он напрягал мышцы, а узловатые пальцы Дикенького мужичка все равно находили нужную точку. Полуэкт смеялся и терял силы, тогда как дикарь наполнялся энергией. Теперь он казался каким-то более опрятным и чистым, косматая борода сделалась расчесанной, а морщины на лице разгладились. Когда обессилевший Полуэкт упал на спину и подумал, что ему пришел конец, он увидел кусочек родного неба, которое он так любил. И парень вдруг перестал сдерживаться, словно небо подало ему какой-то знак. Юноша теперь смеялся во весь голос, громко, раскатисто, как еще никогда не смеялся. Если его смех можно было бы уподобить реке, то эта река хлынула быстрым широким потоком, затопив собой все вокруг. Между тем Дикенький мужичок начал вроде как нервничать. Он перестал щекотать лежащего на земле Полуэкта. «Прекрати, – говорил он ему, – перестань!» Старик заткнул уши руками и замотал головой. Теперь с ним случилась обратная метаморфоза: он снова постарел, завшивел, сделался косматым и морщинистым.

– Это называется – переел. – шутил Гера.

Все, в том числе и Сергей Иванович, дружно рассмеялись этой шутке.

– Молодец. Хорошо! – похвалил внука дед. – Моя история почти закончилась. Дикенький мужичок еще немного покружился над Полуэктом, браня его и грозя кулаками, а затем скрылся за деревьями. А Полуэкт все лежал, смотрел на свое небо и еще долго-долго смеялся. Это был соленый смех, перемешанный со слезами. Смех радости и страха. Смех освобождения.

Рассказав историю детям, Сергей Иванович никогда не морализаторствовал. Его правилом было – никаких нравоучений. Каждый должен думать сам и делать свои выводы. Правда, совсем без общих умозаключений не обходилось. Обычно об этом спрашивал Алеша, что случилось и на этот раз.

– Ты хочешь сказать, что бывает смех освобождения, а бывает еще какой-то другой?

– Очевидно, что так. Есть смех глупости, злости, счастья, влюбленности, обиды… Великое множество.

– Выходит, если мы будем использовать смех освобождения, то поборем страхи?

Сергей Иванович улыбнулся:

– Тут скорее про то, что именно надо сделать, чтобы в нужный момент появился такой смех. Понимаешь? Понимаете, друзья?

– Расслабиться и посмотреть на небо, – философски ответил Алеша, и на такую трогательную реплику присутствующие ответили своими улыбками.