Текст книги "Икар из Пичугино тож"

Автор книги: Юрий Хилимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Глава 37
ДНЕВНИК ЕЛЕНЫ ФЕДОРОВНЫ. ФРАГМЕНТ ПЯТЫЙ

Поговорить. Поговорить можно, главное, что говорить и как говорить, кому, зачем и нужно ли? Говорить – это значит наполнить тем, что ты представляешь собой: твоим звуком, твоей вибрацией, твоим качеством, голосом, данным тебе Богом. Наполненность зависит от того, что говоришь, что отдаешь, как играют все струны твоего голоса, как он распирает тебя и увеличивает. Идущий из тебя и в тебя. Ведь голос может очень многое. Иногда достаточно произнести одно слово, и оно будет солиднее длинной речи. Нужно просто подобрать музыку голосу, нужно найти правильные ноты для него, чтобы он зазвучал и донес всю суть сказанного. Но только настроившись на свой голос, можно посылать ему нужные импульсы, избавить от взрыва, от внутреннего гнева, от грубых резких вибраций. Голос нужно выпускать. Его не надо прятать. Его нужно освободить, дать ему силу, идущую из глубины себя, сделать его неповторимым, незабываемым, доступным для восприятия. Не нужно лести, не нужно раболепства, не нужно смятения, не нужно трусости.

Чистый – звонкий.

Спокойный – утверждающий.

Доходчивый – восприимчивый.

Ласковый – непоколебимый.

Вот что может голос. Нужно уметь говорить, не тратя свой внутренний резерв.

Поговорить – передавать неглубокое, поверхностное знание.

Говорить – передавать смыслы посредством силы внутреннего голоса.

Далекое далеко, близкое рядом. Далеко бежать, близкое повидать.

Складывается так сегодня, что необходимо находить источник света.

Источник света – что это такое? Что он делает? Сигналы источника совпадают с сигналами Вселенной. Источник света – это субстанция, которая касается разных объектов зарядом, сигналом, энергией, заполняет матрицу.

Необходимо учиться и учить, стремиться постигать, брать и отдавать во благо Вселенной. Все устроено так, что имеет свой личный код, происходит набор материала, а это энергия. Все силы Вселенной сосредоточены на отдаче и принятии энергии.

Обращение: Позволь мне узнать неузнанное. Позволь мне услышать неуслышанное. Позволь мне всегда нести силу и любовь, не останавливаться на достигнутом. Позволь мне достойно, стойко переносить все невзгоды. Позволь мне быть зрячей и видеть то, что не хочу видеть. Видеть свои ошибки, свои проступки и не сбегать, не искать оправданий. Позволь мне самой разобраться тогда, когда в этом необходимо, не уклоняться, а расстаться с тем, что мне мешает.

Мирно и ладно не всегда складно.

Что значит быть прощенным в жизни человека?

Когда он прощен, на него ложится большая ответственность, он обретает силу духа. Просить прощения у Бога, у святых, у кого-либо из людей – это очень сложно. Ведь это означает измениться самому, чего без прощения себя достичь невозможно.

Мольба о прощении может быть очень разной. Можно сказать: «Прости меня, Господи» (легко, просто, привычно), а можно сказать: «Господи, прости!» (когда больно, тяжело, когда все внутри разрывается от боли, ища прощения).

Помилуй! Помилуй! Помилуй!

Сложные чувства вызывает одно только произнесение этого слова. «Помилуй» – это значит миловать, простить, принять. Просить прощения так несвойственно для многих. Помиловать – это еще и страх за содеянное, сделанное, сказанное. Страх перед Высшим, страх ожидания, страх неведения. Добиться помилования – это сложно, для этого недостаточно просто произносить слово «помилуй» один или сорок раз. Будет ли человек помилован, зависит только от него самого. И значит, только он сам может даровать себе истинное обновление, вдохнуть новые смыслы в свое существование. Он должен понять, что нет другого пути, что даст новую жизнь при жизни.

 
Звучание сердца
Я слышу скрипок чудесные звуки,
Звучащее сердце, звон хрустальный,
То музыка сердца, натянуты струны,
Оно (сердце) переполнено, как бокал с чудесным вином.
 

Хочется дать людям любовь и силу, снять с них печаль, помочь обрести искренность духа. Снять тяжесть всего бытия. О, если б могла я! Обогреть всех сердечным теплом! Нисколько себя не жалея, очистить их души, разбудить от вечного сна. Проснитесь, о люди! Раскройте сердца! Я буду вечно с вами всегда!

 
Истовой любви достоин тот,
Кто сам себе дорогу ищет.
Незрим тот будет,
Шагнув в поток неведанных страстей.
Ты ощути ту суть, ту нить,
Которые тобою созданы будут.
Ну что ж, на многое придется посмотреть
Своим незрячим взором,
Чтобы увидеть все, открыв глаза,
Ступай вперед, расти и укрепляй свой дух,
Оставь мирские ты невзгоды,
Они везде, повсюду, для тех, кто замечает их,
Но это лишь мираж страданий и страстей,
Достойной будь, будь выше ты того,
Кто не сумел в себе открыть то, что живет внутри,
И то святое проявление,
Что получил от Бога он.
Дай им понять, открыть себя,
Пусть будет так, как суждено,
И пусть воздастся каждому,
К чему стремится он.
Так будет ныне и всегда,
И благословен твой путь,
Хранит тебя Господь.
 

При произнесении звуков «си-ла», «си-ла» энергия устремляется в ноги, вызывая ощущение распирания. Затем она поднимается и растворяется в области живота, снова наполненность, обозначается точка в области пупка. СИ… СИ… ЛА… ЛА… Расслабление. Подключаются руки, они приходят в движение, прикасаются к груди. Там тоже ощущается поток энергии – тепло, жар. Происходит наполнение всего организма. Произносится следующее: Сила, побеждающая болезнь и боль, приди. Сила, дающая мощь, свободу тела, свободу духа. Власть.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Глава 38
ДАЧА «ЦВЕТУЩИЕ КЛЕМАТИСЫ»

Дом, располагавшийся на участке «Цветущих клематисов», был самым маленьким на Шестнадцатой улице. Такой домик синьора Тыковки: кухонька, зал и спаленка. Хотя здесь и был второй этаж с одной большой комнатой, но там никто не жил. Помещение использовалось больше как кладовка. За многие годы там накопилось столько всего, что для того, чтобы все разобрать, потребовалось бы, наверное, убить дня два. «А жаль, – говорили ей ее подруги. – Могла бы получиться отличная спальня с видом на Волгу». Но Вера Афанасьевна была не из тех, кто плачется и говорит о неудобствах. «Да ничего, – отвечала она. – Нам пока хватает. Для гостей есть зал, там диван и раскладывающееся кресло. Найдем, куда положить, если что».

И действительно, «Цветущие клематисы» славились тем, что тут никогда не унывали. Даже когда было совсем невмочь, Вера Афанасьевна говорила, что у нее все замечательно. Совсем-совсем редко в минуты откровения она могла признаться, что ей нелегко одной, но то не было жалобой. Стоило словам только сорваться с губ, а женщина уже находила смыслы, чтобы жить дальше. А их и не надо было искать долго; самый главный из них – звонкоголосая Аллочка в кепке с длинным козырьком – бегала по дачным дорожкам с лейкой. Сложнее было, когда заканчивалось лето, приезжал сын и увозил внучку до следующего дачного сезона. Плакущева ездила к ним на Новый год, на весь январь, но этого было катастрофически мало.

Вера Афанасьевна не представляла свою жизнь без дачных хлопот. По мере своих сил она старалась поддерживать дачу в соответствии со своими представлениями о порядке, которые были почти такими же взыскательными, как и у Елены Федоровны. Конечно, на многое не хватало рук, но выручали подружки, которые почти еженедельно десантом высаживались на ее грядках. Причем на место одних приезжали другие. Плакущева умело распределяла гостей в течение всего лета. «А что? И отдохнут на природе у реки, и сделают доброе дело. В конце концов, сами же будут есть то, что вырастет», – размышляла Вера Афанасьевна. Женщина была не жадной, она легко делилась, будь то урожаем или своими знаниями.

Шестнадцатой улице очень повезло с Верой Афанасьевной, ведь благодаря той у них был собственный врач. Чуть что – к ней сразу шли за советом. И она никогда не отказывала. Ее огромный опыт в этом деле на даче не раз оказывался весьма кстати: и когда Логинову укусила гадюка, и когда чем-то сильно отравились Воротынские, и когда у Пасечника случился сердечный приступ, и еще во множестве самых разных происшествий.

Вера Афанасьевна очень любила клематисы. Эта привязанность шла из юности и была прочно связана с мечтами о благополучной дачной жизни. А поскольку Плакущева считала себя счастливым человеком, то во многом чувствовала себя обязанной именно этим цветам. Клематисы закрывали стены дома со всех сторон, благодаря чему каждое лето здесь появлялся симпатичный цветочный домик. Интересно, что, несмотря на всяческое содействие со стороны Веры Афанасьевны, клематисы не приживались ни на одной из соседских дач. В какой-то момент Елена Федоровна махнула на это дело рукой: «И правда, не зря же именно дача Плакущевой зовется „Цветущими клематисами“ – пусть там и растут тогда».

Праздники, организованные Плакущевой, были весьма скромные. По своему почерку они очень походили на праздники ее соседа Пасечника, но в отличие от него, в сценариях Веры Афанасьевны все же было больше веселого, соответствующего ее жизнерадостному нраву. Она очень любила петь и любила, когда поют другие, поют все вместе. Поэтому, когда выпадал черед Плакущевой, все знали: будет что-то музыкальное. Да, она и Пасечник были предсказуемы в своих сюжетах, но, во-первых, это было мило, а во-вторых, нужно же хоть иногда отдыхать от безумного креатива других дач.

Последнее торжество, что проводила Вера Афанасьевна – а это было в прошлом году, – она полностью посвятила своей внучке. «Кто знает, сколько мне осталось, доведется ли еще провести праздник? Хочу, чтобы у Аллочки осталась хорошая память», – признавалась Плакущева Елене Федоровне.

С раннего детства Аллочка успешно занималась гимнастикой и втайне от родителей мечтала стать воздушной гимнасткой. Втайне – потому что, когда она однажды заикнулась об этом за ужином, мать строго-настрого запретила ей даже думать об этом. Но Вера Афанасьевна считала иначе. Почему бы девочке не попробовать? Тем более если позаботиться о технике безопасности и хорошенько потренироваться. Конечно, Вера Афанасьевна не хотела проблем со снохой – у них и так не очень клеились отношения, но праздник Дня летнего солнцестояния – такой замечательный повод, чтобы сделать исключение.

Открыв телефонный справочник, Вера Афанасьевна нашла Валерку – давнишнего друга своего сына, который работал на эвакуаторе. Эвакуатор с краном-манипулятором идеально подходил для творческого выступления.

На Шестнадцатой улице долго ломали голову, зачем к Плакущевой вот уже несколько дней приезжает спецтехника. Соседи могли наблюдать, как Валерка что-то грузил в машину, затем Вера Афанасьевна и Аллочка уезжали часа на два в неизвестном направлении. Когда Елена Федоровна поинтересовалась происходящим, Вера Афанасьевна ловко сыграла на своих филантропических качествах. «Езжу в соседнюю деревню ставить капельницу. Надо помочь людям», – нехотя врала она. И они действительно отправлялись в направлении той самой деревни, но, свернув на проселочную дорогу, принимались репетировать.

Первое время Вера Афанасьевна стояла под краном, чтобы в случае чего можно было бы поймать Аллочку. Высота была совсем небольшой, но все же… Получалось очень хорошо. На второй репетиции, когда Аллочка попросила поднять кран выше, Плакущева не раздумывая кивнула Валерке. А однажды, за два дня до праздника, они отправились репетировать в сумерках. У дачных сторожей Вера Афанасьевна раздобыла прожектор, чтобы попробовать, как будет с ним. Она все боялась, не будет ли он слепить глаза девочке. И верно, прожектор был таким сильным, что сначала не хотели рисковать, но Аллочка настояла.

Решено было делать праздник во время наступления первых сумерек, чтобы прожектор уже смог проявить парение воздушной танцовщицы. Аллочка как знала – взяла свой белый купальник, расшитый золотыми блестками. Вера Афанасьевна тут же придумала легенду, что внучка будет олицетворять последний солнечный луч особого Дня летнего солнцестояния, а участники праздника должны зародить добрые намерения на следующий год и загадать желания. Для этого она рассадила всех вокруг костра наподобие отрядного круга в детском лагере и с комсомольским энтузиазмом пионервожатой объяснила, что нужно делать.

В условленное время в полной тишине на площадку выступления медленно вкатился кран-манипулятор. Вот он – звездный час Аллочки! Гимнастка подошла к воздушным полотнам. Зазвучал «Весенний вальс» Шопена. Номер начался.

Никто из жителей Шестнадцатой улицы прежде не видел Аллочку в деле. Даже сама Вера Афанасьевна до этого смотрела выступление внучки лишь на видеозаписи и лишь недавно – на репетиции номера. Она никогда не подумала бы, что у ее девочки столько силы. Аллочка взмыла ввысь, и начались растяжки, стойки, повороты, кувырки. Она делала все очень музыкально и женственно. И непонятно, чего было больше в ее движениях – акробатики или танца. Мальчишки смотрели завороженно, а Лиза немного с завистью, думая о том, что у нее тоже непременно должен быть свой бенефис. Для всех жителей улицы Аллочка была открыта совершенно заново, кто-то и вовсе только сейчас обратил внимание, что она существует. В переполненных гордостью глазах Веры Афанасьевны стояли слезы. Это была ее девочка. Она была восхищена ее смелостью. Молодец! Вот взяла и обратила на себя всеобщее внимание, заставив всех дивиться. А ведь так важно иногда обращать на себя внимание других, напоминать им о том, что ты есть на белом свете, но обязательно делать это красиво, чтоб до мурашек.

Наверное, из-за выступления Аллочки и еще из-за Шопена в этот вечер не было громких раздольных песен. Хотелось чего-то мягкого, нежного, лиричного. До глубокой ночи Шестнадцатая тянула задушевные песни, и Волга так же неспешно, в унисон, несла свои воды к древнему морю, которое прежде называлось Хвалынским.

Глава 39
ТЯГА К ПРИКЛЮЧЕНИЯМ

Летом детям хотелось приключений. Дача – это, конечно, очень хорошо, но иногда ужасно не хватает походов или какого-нибудь шалаша, на худой конец. Когда дети начинали «страдать по шалашу», им говорили, что у них и так уже есть и чердак в беседке, и мачта «Дерзкого», и даже целая крыша на флигеле. Что им еще нужно? После истории с лесом строго-настрого запрещалось уходить далеко от дома без взрослых. «Второго раза я просто не переживу», – говорила Елена Федоровна. Ради спокойствия бабушки внукам приходилось идти на уступки.

Алешу больше занимали всякие индейцы, ковбои, пираты, кладоискатели и следопыты всех мастей, чем «Майнкрафт» и гонки. За последние полтора года он сделал большой скачок от «Чиполлино» и «Трех толстяков» до отрывков романов Дефо и Стивенсона. Еще прошлым летом бабушка читала им про муми-троллей, зимой «Тома Сойера», а теперь вот уже взялись за «Приключения Гекльберри Финна» – книгу местами совсем не детскую. Вслед за героями Марка Твена Алеша мечтал пуститься в путешествие на плоту, чтобы можно было жить в палатке, готовить на костре, встречать новых людей. Плавучий дом Астраханцева еще больше распалил его мечты. В определенном смысле он снял табу на их масштаб, фактом своего существования показал, каким поистине безграничным может быть этот размах. Теперь можно было грезить о гораздо большем.

– Послушай, у нас где-то в кладовке лежала двухместная палатка. Ее можно поставить на газоне, и следопытствуй себе на здоровье круглые сутки. Можешь рядом с ней даже еду готовить себе сам на костре, – предложила Елена Федоровна.

– А пока живешь в палатке, что-нибудь смастеришь, – тут же включился Сергей Иванович, проходя мимо по каким-то своим делам.

– А что? – спросил Алеша.

– Не знаю. Но ты же должен понимать, что не будешь сидеть в палатке все время. Нужно чем-то себя занять.

– Хорошо, ты прав. Я подумаю.

– Подумает он! – пробурчал дед в ответ, но Алеша этого уже не слышал.

Елена Федоровна возилась с грядками, когда к ней подбежал Алеша:

– Может, я буду делать плот, как у Марка Твена? – спросил Алеша у бабушки.

Елена Федоровна не сразу поняла, о чем идет речь:

– Какой еще плот?

– Да как в книге про Гекльберри Финна.

– Ну я не знаю, мой хороший… А зачем он тебе нужен? Что с ним делать-то?

– Как что, бабушка? Плавать, конечно.

Елена Федоровна покачала головой. Алеша знал, что в данном случае это не означает ничего хорошего, но Елена Федоровна никогда не резала по живому в отказах, предпочитая мягкую силу убеждения.

– Дорогой, надо подумать хорошенько. Может, все же ты будешь строить что-нибудь другое? Ты уже говорил с дедушкой?

– Но почему нет?

– Сам подумай, плот – довольно большая штуковина. Нужно будет искать бревна. А где их взять? У нас их нет. Потом все это тащить к воде, затем где-то хранить. Нет, я не представляю всего этого. А главное, самостоятельно ты не сможешь его построить – значит, надо будет нагружать дедушку. Ему придется все бросить и делать тебе плот? Он и так устает. Давай его пожалеем.

Алеша искренне соглашался с доводами Елены Федоровны, но и плот – его так сильно захотелось построить, что отказаться от этой, пусть и внезапно возникшей идеи было непросто. Елена Федоровна это прекрасно понимала, но в отношении предложений «помастерить» ничем не могла помочь внуку.

– Дорогой, поговори с дедушкой. Я думаю, что он подскажет что-нибудь интересное.

Не то чтобы Алеша не хотел идти к деду. Вовсе нет. Но он обращался к нему, когда предмет разговора полностью вызревал с его стороны, когда за этим заключалось что-то выношенное и более-менее завершенное. Елене Федоровне можно было спонтанно задать вопрос, повинуясь импульсу, а к Сергею Ивановичу так было нельзя подходить. Причем это «нельзя» Алеша установил для себя сам, никто, разумеется, к этому его не подводил.

Сергей Иванович ставил хомут на трубу для полива, которая снова дала течь, а перед этим прочищал засор. Больше всего он не любил работу сантехника, но, как назло, на даче ему приходилось регулярно упражняться именно в этом деле. Сейчас Сергей Иванович вспомнил данное себе обещание поменять этой весной трубы и то, что он его не сдержал, – и вот теперь расплачивался за свой «авось».

– Дед, – позвал Алеша согнувшегося в три погибели Сергея Ивановича у поливной трубы. – Хочу с тобой поговорить.

– Отличное время нашел для этого, самое подходящее, – шутил Сергей Иванович.

– Я могу потом.

– Ничего, говори.

– Ну… Я хочу что-нибудь смастерить, как ты говорил, но вот только не знаю что. Вообще, я хотел плот, но бабушка…

– Бабушка сказала, что это плохая идея?

– Да. А я не знаю, что тогда вместо него.

– Понятно.

Поглощенный работой Сергей Иванович молчал. Алеша терпеливо наблюдал, как он затягивает последнюю гайку. Он видел, как вздулась вена на его шее, как он вспотел, слышал, как кряхтит. Алеша подумал, что, безусловно, бабушка права – не стоит его перегружать, – но при этом совсем сдаваться все же не собирался.

Когда Сергей Иванович начал складывать инструменты, Алеша повторил вопрос:

– Что скажешь?

Сергей Иванович встал с корточек и внимательно посмотрел на внука:

– Не передумаешь?

– Нет. Я буду жить в палатке, готовить на костре и что-нибудь строить, – повторил, как выученную мантру, Алеша. – Только давай сразу договоримся не предлагать мне делать новый скворечник или чинить ту табуретку, которая сломалась под Герой в прошлом году. И я не хочу…

– Что-то больно много условий, – усмехнулся Сергей Иванович.

Алеша поджал нижнюю губу, словно соглашаясь с этим и одновременно давая понять, что ничего не может поделать.

– Ладно, пойдем, – сказал Сергей Иванович, приглашая Алешу за собой.

Они поднялись на второй этаж «Хема», в библиотеку.

– Двигай стул к письменному столу и садись, – по-деловому, словно обращаясь к взрослому, сказал Сергей Иванович.

Старший Глебов занял свое кресло по другую сторону письменного стола. Его лицо сделалось серьезным, как если бы предполагался какой-то важный разговор. Он барабанил пальцами по столешнице.

– Ты знаешь, что скоро будет праздник Дня летнего солнцестояния. У меня уже почти все готово к нему, остались лишь небольшие, но очень важные доработки.

Алеша с удивлением смотрел на деда. «Почти все готово», – но он ничего не слышал про это, и другие, скорее всего, тоже, иначе он все равно что-то, да знал бы… Если… если, конечно, это не держится в секрете. Что за тайна такая?

Сергей Иванович понял недоумение внука.

– Особенности праздника в этом году таковы, что все узнают обо всем только двадцать первого июня. В этот раз такая игра, понимаешь?

– Да, – выпалил Алеша, который хотя и ничего не понимал, но почувствовал запах приключений.

– Я хочу, чтобы ты кое-что подготовил к празднику, но так, чтобы никто ничего не узнал. Сможешь?

– Конечно.

– Замечательно!

Сергей Иванович нагнулся. К внешней стороне стола была прислонена деревянная дощечка. Он взял ее в руки и положил на стол перед Алешей. Доска была уже обработана – белая, гладкая с двух сторон.

– Вот, смотри, – показывая пальцем на доску, объяснял Сергей Иванович. – Она будет приделана к одному предмету, который на празднике окажется самым главным. Твоя задача – выбрать рисунок, который будет перенесен на эту доску, а потом нанести его при помощи выжигателя.

– А что за рисунок?

– Подожди, дослушай. Рисунок должен отражать, как тебе объяснить… Ну то, ради чего стоит жить на этом свете. То, ради чего живет наша семья, ради чего думаешь жить ты сейчас и когда вырастешь. Кстати, это не обязательно должен быть рисунок. Это может быть какой-то знак, символ или просто фраза. Может даже, всего лишь одно слово. Вся библиотека в твоем распоряжении.

Алеша хлопал глазами. От сложности задачи у него захватило дух. Он подумал, что, пожалуй, это будет поинтереснее плота.

– Я тебе помогу, разумеется, – засмеялся Сергей Иванович. – Давай договоримся так. Завтра и послезавтра ты думаешь, что будет изображено на этой, скажем так, табличке, а на третий день здесь, в это самое время, ты предложишь мне свои варианты. Согласен?

– По рукам, – сказал Алеша, протянув деду свою руку.

Весь оставшийся день Алеша пребывал в некотором замешательстве. Он был слегка отстранен и тогда, когда с Герой ставил палатку, и когда под руководством бабушки варил уху в котелке на костре, и даже когда вся соседская детвора набилась в его новый брезентовый дом, Алеша мысленно витал совсем в других измерениях.

– Да что с тобой? Ты не рад? – спрашивала Елена Федоровна.

– Конечно рад! – словно оправдывался Алеша.

Ночевать в палатке бабушка ожидаемо не дала – «Что еще за фокусы? Что за необходимость такая?» Но зато он лежал там допоздна. Голова была полна идей, но ни одна из них ему не нравилась. Он вспомнил, что говорил ему про библиотеку дед, но какие именно книжки нужно взять, не сказал. Да и разве возможно все это прочитать за два дня?

Алеша слушал сверчков. Он решил завтра каждого из членов семьи аккуратно расспросить о том, ради чего стоит жить на этом свете. Да, это единственно верное решение. Довольный таким решением, Алеша пошел домой, где быстро провалился в сон.

Алеша решил начать с самого легкого, то есть сначала расспросить бабушку. С ней было всегда просто. С ней можно было говорить обо всем на свете, она быстро подхватывала тему, вспоминая разные случаи, и при этом не учила, как жить, не морализаторствовала. Даже в тех случаях, когда Елене Федоровне не нравилась тема разговора или позиция собеседника, она никогда не ругалась, а всего лишь задавала наводящие вопросы, после которых мягко, но уверенно озвучивала свою позицию. Больше Алешу настораживала ее проницательность, ведь она могла быстро обо всем догадаться, отличить праздный вопрос от серьезного.

Когда мальчик увидел Елену Федоровну, выходящую из дома, сразу понял: надо действовать.

– Ба, давай я тебе помогу. Скажи, что нужно делать? Но так, чтобы вместе.

Елена Федоровна улыбнулась в ответ:

– Ну давай. Чисть картошку, а я пока приберусь на летней кухне.

Летняя кухня всегда немного раздражала Елену Федоровну – тесно, неудобно. Большая часть кухонной утвари и сами продукты находились в доме, поэтому за день приходилось ходить туда-сюда несчетное число раз. К этому маршруту прибавлялась беседка, где в летнее время завтракало, обедало и ужинало все семейство. Накрыть на стол, убрать со стола. Беседка – летняя кухня – дом, дом – летняя кухня – беседка. Ей помогали дети, но все равно значительную часть этих «кругов» приходилось наматывать Елене Федоровне самой.

Алеша любил чистить картошку, потому что во время этого процесса можно было думать о чем-то своем. В этом они были очень похожи с дедом, который использовал для того же самого полив.

– Бабушка, а ты кем хотела стать, когда была маленькой?

Елена Федоровна мыла овощи для салата, но этот вопрос заставил ее на минуту прерваться и взглянуть на внука.

– А почему ты спрашиваешь?

– Так просто. Интересно.

Елена Федоровна продолжила заниматься овощами.

– В детстве я хотела стать следователем.

– Что? Серьезно? – удивился поначалу Алеша, хотя потом добавил: – А вообще-то, у тебя получилось бы.

Они засмеялись.

– Ты считаешь? – спросила Елена Федоровна.

– Не сомневаюсь. Чем тебе это нравилось?

– Подростком я, наверное, начиталась детективов. Мне нравилось, что в них сыщики разгадывают тайны и сложные головоломки. Тогда я думала, что это романтично.

– А потом? А сейчас что думаешь?

– А сейчас я думаю, что преступление – это и есть преступление. И нет в этом ничего романтичного, ни-че-го-шень-ки. Что хорошего, когда убивают, воруют, грабят, вымогают или просто хулиганят? Конечно, следователь – очень нужная профессия, но тут надо понять, сможешь ли ты быть в этом мире. Я – нет. Просто я думаю, что то, что окружает человека… может сделать его таким же… Словом, это не проходит бесследно. Короче говоря, лучше каждый день видеть радость, чем слезы.

– И поэтому ты выбрала кормить свою семью? Теперь я, кажется, понял, – одобрительно сказал Алеша. – Когда вкусно – все довольны.

Елена Федоровна улыбнулась и погладила внука по голове.

– Ты сам-то кем хочешь стать? – спросила она. – Давно мы на эту тему не говорили. В прошлый раз ты сказал, что хочешь быть ветеринарным врачом.

– Да когда это было… Уже в прошлом, – деловито махнул рукой Алеша.

– А что теперь?

– Наверное, я хотел бы стать путешественником, чтобы увидеть разных интересных людей, красивые города, природу.

– Как папа и дедушка?

– Что-то вроде того.

– Так, мне нужна картошка. У тебя все готово?

Алеша радовался тому, что удалось вычленить для себя из этого разговора. Очень важно, что нас окружает, потому что это каким-то образом оказывает влияние, – так считала Елена Федоровна. И оно должно нас радовать и делать счастливыми. А еще Алеша подумал, что бабушке нравится заботиться о близких и что даже не к близким она все равно добра и всегда готова помочь.

С этими мыслями он залез в свою палатку. Тут было мягко – два матраса и куча одеял на полу. Можно было валяться вдоль и поперек, как на огромной кровати. Сквозь маленькое окошко внутрь проникал луч света, отчего, по мнению Алеши, делалось особенно таинственно. Для этой атмосферы непременно должен быть полумрак, а снаружи яркий свет. Это было самым лучшим для того, чтобы мечтать и прерываться лишь на атлас мира или книжку про приключения, да еще на вырезки.

Внезапно все залилось светом. Это была Лиза.

– Чем занят? – спросила она, показавшись в «дверях» с коробкой игры «Лабиринт». Не дожидаясь ответа, девочка влезла вовнутрь, поджав ноги уселась напротив брата и сняла с коробки крышку.

Вдруг Алеше пришла в голову идея.

– Слушай, Лиз, нам на лето дали сочинение писать про то, чему стоит посвятить свою жизнь. Ты бы про что написала?

– Какая странная тема! А мы ничего такого не писали… Вообще, я хотела тебе предложить поиграть…

– Подожди. Ответь на мой вопрос.

Но Лизе явно не хотелось вести разговор про сочинение и про школу.

– Лето только началось. Ты еще успеешь написать свое сочинение, – сказала она.

– А мне надо сейчас. Очень надо. Ответь, и будем играть.

Лиза пожала плечами:

– Откуда я знаю? Наверное, жизнь нужно посвятить чему-то красивому, а главное – интересному. Чтобы она увлекала, как эта игра. Понимаешь?

– Понимаю, – задумчиво согласился Алеша, понимая и то, что большего сестра не скажет. – Давай, раскладывай карточки.

От идеи позвонить отцу и матери Алеша отказался. В самом деле, разве это телефонный разговор? Он и так знал, что для них главное. Если бы он был постарше, то сформулировал бы примерно так: семья и профессиональная творческая деятельность. Семья, конечно, была очень важным для них делом, но лишь как часть чего-то более общего. Отец и мать ему напоминали родителей Малыша из советского мультика про Карлсона – вечно на работе. Они хотя и очень любят своего сына, но повседневная забота о нем на фрекен Бок и смешном человечке, который живет то ли на крыше, то ли только в голове Малыша.

Осталось найти Геру. Его нигде не было – наверное, куда-то убежал с Костяном и Славкой. Алеша подумал, как бы брат ответил на его вопрос, и потерялся в догадках. Уж точно в этом ответе не было бы ничего мечтательного. Брат не церемонится, все делает порывисто и быстро, и никогда особо не рассуждает, что да как могло бы быть. Для него все есть как есть, и не более того. «Где же Герка?» Алеше не терпелось задать ему вопрос.

Гера вернулся вечером весь грязный и потный. Ему не влетело только потому, что он позвонил Елене Федоровне и предупредил, что поедет рыбачить с Логиновыми на лодке. В нужный момент Гера передал трубку Яну, и тот клятвенно заверил бабушку, что все трое пацанов будут находиться под его пристальным вниманием.

– Что же ты такой чумазый? – спросила Елена Федоровна.

– Мы изучали береговую линию, причалили к берегу, а там глина…

– А где же рыба?

– Понимаешь, ба, Славка такой неуклюжий. Он опрокинул ведро в реку. И все – нет у нас улова.

– Ладно, я не очень-то и рассчитывала на твой улов. Иди мыться. И оставь футболку и шорты в бане. Я брошу их в стирку.

Алеша уже лежал на своем раскладном кресле, готовясь ко сну, когда на соседний диван завалился Герман.

– Гера, – позвал Алеша брата.

– Что?

– Помнишь, ты мечтал о лодке?

– Я и сейчас о ней мечтаю. А что, ты мне хотел ее подарить?

– Скажи, если бы у тебя была лодка… Или когда она появится, какой девиз ты бы написал на ее носу?

– Я хочу спать.

– Ответь мне, пожалуйста, – не отставал Алеша.

– «Любознательность уму не помешает» – что-то типа этого, – буркнул Гера.

Алеша узнал в этой фразе перевернутое изречение древнего философа, о котором им как-то рассказал дед. Ну что ж, неплохо. Алеша подумал, что Герман весьма достойно справился с его вопросом.