Текст книги "Икар из Пичугино тож"

Автор книги: Юрий Хилимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Глава 46
ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

Алеша был доволен реакцией деда на свою работу для той дощечки к празднику. Мальчик очень хорошо знал, когда немногословный Сергей Иванович оказывался по-настоящему доволен, то есть, собственно, считал сделанное внуками за успех. По своему обыкновению старший Глебов никогда не бросал красивых фраз, а просто говорил «хорошо», как и во многих других случаях. Но только это «хорошо» сопровождалось какой-то особенной, теплой улыбкой и блеском в глазах, словно в них загоралась сигнальная лампочка. А если при этом Сергей Иванович, как сейчас, еще прибавлял «молодец», то можно было уже смело считать, что жизнь прожита не зря. Единственное, что смущало Алешу, так это то, что он так и не получил ответ на вопрос, к чему именно будет крепиться эта табличка, и что собой будет представлять сам праздник, и какова роль Глебовых, как его организаторов.

На дощечке было выжжено: «Мечтай и воплощай». Только эти слова сложились в голове Алеши по итогам собственных размышлений и ответов родных. Ему казалось, что они лучше всего передают смысл услышанного, являются очень правильными по своей сути. Когда в его голове уже сложился замысел, Алеша спохватился, что не проинтервьюировал деда. Ходить вокруг да около не было смысла, Сергей Иванович сам дал такое задание.

– Слушай, дед, хочу у тебя спросить.

– Ага.

– Я думаю про надпись на дощечке, и уже почти со всеми поговорил, кроме родителей. Но их сейчас нет, и в принципе я знаю, что бы они ответили. Остался ты, короче говоря.

– Ну спрашивай.

Алеша задумался о том, как лучше сформулировать свой вопрос, надеясь, что Сергей Иванович поможет. Однако тот не собирался помогать, хотя и отложил в сторону шуруповерт.

– Я тебя внимательно слушаю, старина.

«Ну и хитрющий ты, дед!» – подумал Алеша.

– Я хотел у тебя спросить: какую надпись ты сам хотел бы видеть на дощечке?

– Хм. Если я скажу, то боюсь, ты так и напишешь ее, а мне бы очень этого не хотелось. Я хочу, чтобы ты сам ее придумал.

– Но я же пишу общее, для всей семьи. Значит, все и должны участвовать в этом деле.

«Стервец», – подумал Сергей Иванович.

– Хорошо. Тогда переформулируй вопрос.

– Что для тебя является главным?

– В каком смысле? – упирался Сергей Иванович.

– Для чего нужно жить, по-твоему?

– Что, у остальных ты спрашивал такое же?

Алеша немного стушевался, видя за этим упрек за неудачную постановку вопроса.

– Вообще, ты сам говорил, что вопросом на вопрос не отвечают. Нет, я всем задавал разные вопросы.

– Молодец, – похвалил внука дед. – Это правильно. Что ж, жить надо так, чтобы было интересно. Только в этом случае человек может быть счастлив.

Алеша вдруг вспомнил, когда, будучи маленьким, он с мальчишками Шестнадцатой отрывал стрекозам крылья, а кузнечикам головы. В последнем случае они пытались головы двух кузнечиков поменять местами, потому что Гера утверждал, что те якобы прирастут к другому тельцу. Сейчас Алеша понимал эти эксперименты как нечто жестокое по своей сути, и не важно, что речь шла всего лишь о каких-то козявках.

– А если то, что интересно мне, причиняет вред другим? Это тоже хорошо?

– Нет, не хорошо, – категорично отрезал Сергеи Иванович. Дед смотрел на внука очень серьезным взглядом: – Так бывает, к сожалению, но это плохо.

– Ну а если для хорошего дела нужно сделать какое-то нехорошее? Что тогда?

Сергей Иванович мотнул головой:

– Понимаешь, всегда важен конкретный случай. Тут нельзя вывести единое для всех случаев правило. Очень сложная тема. Делать плохо другому ради блага – это все же исключение. Нельзя, чтобы твое увлечение причиняло вред кому бы то ни было. Это, знаешь, своеобразный тест: если от того, что ты делаешь, кому-то плохо – такое дело вредное. Смотри, тут такая штука. Когда ты делаешь то, что тебе нравится, например любишь рисовать, скорее всего, есть к этому способности, ты стараешься, у тебя рано или поздно получится написать красивую картину. И она будет радовать и вдохновлять тех, кто ее увидит. И так со всем. Если человеку нравится лечить людей, он поможет им выздороветь, если нравится учить – сделает их образованными и так далее. От здоровых интересов всегда будет какая-то польза тем, кто вокруг. Ну а если человек любит мучить и убивать, как ты можешь догадаться, никто ему за это спасибо не скажет.

Утром гуляя с собаками, Алеша заметил на столбе на доске объявлений приглашение соседей на праздник:

«Уважаемые дачники Шестнадцатой улицы!

Как вам известно, в этом году День летнего солнцестояния случится 21 июня в 9 часов 13 минут 49 секунд! Рады вас пригласить в оный день на вершину нашего утеса, чтобы всем вместе встретить праздник.

Глебовы

Р. S. На место празднования приглашенные добираются самостоятельно к 8 часам 30 минутам».

Алеша загнал недовольных, еще не успевших набегаться собак домой, чтобы все как следует разузнать.

Он забежал в дом:

– Бабушка! Бабушка!

– Не кричи, – откуда-то сверху донесся голос Лизы. – Ее нет в доме.

Алеша помчался на огород, но ее там не было. Елены Федоровны не было и в цветнике, и в саду, и на летней кухне.

– Бабушка! – вбежав во флигель, крикнул Алеша. – Дед, ты тут?

Здесь никого не было.

– Бабушка! – заорал за домом, чуть не плача от досады, Алеша. – Ну бабушка! Где же ты?

Алеша бегал по газону в полной растерянности и звал Елену Федоровну, пока, наконец, не услышал ее голос.

– Что? Что случилось? – спрашивала перепуганная Елена Федоровна. Она шла от Веры Афанасьевны и теперь уже была на мостике над сухой речкой.

Алеша бросился к ней навстречу и крепко обнял. Первоначальный вопрос внезапно сменился страхом потери. Оказывается, это очень страшно, когда ты зовешь близкого человека, а тебе не отвечают. И чем громче ты кричишь, тем страшнее становится. Тишина в ответ дыхнула ледяным ужасом, посеяв панику. Алеше вдруг на миг показалось, что бабушки больше нет, а значит, нет и деда, потому что они не могут отдельно. И что делать теперь? Как жить?

Мальчик прижимался к ней и ощущал себя самым счастливым на свете, а Елена Федоровна гладила его по голове своими мягкими руками и, понимая, что опасности никакой нет, говорила: «Все хорошо, мой дорогой. Все хорошо».

Через четверть часа они сидели в беседке и как ни в чем не бывало пили какао с плюшками – Елена Федоровна, Гера, Лиза и Алеша. Елена Федоровна приучала детей уважать чувства друг друга, она учила их особому такту – не замечать того, что не надо замечать, и не задавать лишних вопросов, не любопытничать в деликатных моментах, но приходить на выручку всегда, когда необходима помощь. Вот и сейчас, заслышав крики Алеши, и Гера и Лиза прибежали на его голос, но, увидев брата, стоящего в обнимку с бабушкой, молча ушли, и в беседке об этом не расспрашивали.

– А где дедушка? – спросила Лиза.

– Он уехал сегодня утром в город. Вернется вечером, – ответила кратко Елена Федоровна, будто избегая расспросов и проигнорировав немой вопрос детей «Зачем?». – Родители приедут завтра утром. Мама звонила недавно, сегодня у них никак не получается.

– Наверняка это связано с завтрашним праздником, – предположил Гера, возвращаясь к теме отсутствия деда, заодно уминая плюшку.

Елена Федоровна ничего не ответила.

– Бабушка, а ты знаешь про объявление о празднике? Ты его читала? – спросил Алеша.

– Читала.

– Расскажи нам, что там будет?

– Дорогой, я практически ничего не знаю. Это сюрприз, который дедушка готовит для всех – не только для соседей, но и для нас. А сюрпризы, как известно, не выпытывают, иначе они перестают быть таковыми. Ясно?

– Ясно, – вздохнул Алеша.

Он хотел было сказать, что, вообще-то, тоже участвует в празднике и даже кое-что собственноручно сделал для него, в отличие от всех остальных. Очень сложно было удержаться, но слово, данное деду, нарушить никак нельзя. Пришлось промолчать.

Дообеденное время дети провели в палатке. Все дети Шестнадцатой улицы, то есть все шестеро, набились в нее, чтобы сначала поиграть в карты, а затем обсудить завтрашний праздник, о котором ровным счетом никто ничего не знал. Сгорая от любопытства, Костян, Славка и Аллочка специально прибежали на «Зеленую листву», чтобы увидеть хоть какие-то признаки надвигающегося праздника. Но к их разочарованию, здесь было все совершенно обычно, за что и Гере, и Лизе, и Алеше даже сделалось немного стыдно. Они решили, что ни за что не признаются в своем неведении, но будут многозначительно отмалчиваться и давать пространные ответы.

– Странно все это. Обычно чем грандиозней праздник, тем больше к нему приготовлений. А у вас ничего такого нет. – Аллочка явно провоцировала.

– Это потому, что ты так привыкла думать, – объясняла Лиза. – На самом же деле может быть по-разному.

– Как? Расскажи, – допытывалась Аллочка.

– Да они сами ничего не знают, – вмешался Славка.

– Как же… Так мы вам и рассказали! – засмеялся Гера. – Завтра все узнаете сами.

– Ну хотя бы намекните, – просил Костян. – Мы же вам намекали в свое время.

– Да, вот именно. Это будет по-честному, – поддержал Славка.

Гера и Лиза в замешательстве переглянулись. Никто не решался взять на себя инициативу, а уйти, чтобы сговориться, означало вызвать подозрения.

– Я скажу, – вызвался Алеша.

Лиза нахмурила брови и сердито посмотрела на брата:

– Ты уверен?

Алеша кивком головы дал понять, что все под контролем.

– Это будет самое-самое сокровенное ото всех нас, самое дорогое, чем мы можем поделиться, – сказал он.

– Это как? – не отставала Аллочка.

– Такое, что не связано с деньгами, – уточнял Алеша.

– Все, хватит. – Лиза решила прервать допрос. – Достаточно. Ты – больше ни слова.

Когда соседские дети ушли, Лиза накинулась на младшего брата:

– Что ты там наплел про самое-самое? Ты чуть всех нас не подвел!

Алеша серьезно посмотрел на сестру и не стал ничего отвечать.

После обеда Елена Федоровна сообщила:

– Отдохните немного, а через два часа мы начнем делать приготовления к торжественной трапезе.

Так как в этом году праздник был назначен на первую половину дня, все необходимое следовало подготовить накануне. Гостей было решено угощать двумя видами салатов в тарталетках и канапе, а на десерт подать фруктовое желе и торт с клубникой и взбитыми сливками. Работы нашлось много и для каждого: от сбора клубники до замешивания теста и подготовки овощей. К вечеру, когда приехал Сергей Иванович, все чертовски устали, но были довольны. Во всяком случае, в своей съедобной части праздник обещал получиться.

Алеша все пытался понять, в каком настроении вернулся дед, все ли получилось из задуманного. Но разве у него можно было что-то разобрать, когда он не хотел о чем-то говорить? Наверняка можно было лишь сказать одно: он очень сильно устал.

Ни Елена Федоровна, ни дети ничего не расспрашивали у Сергея Ивановича, как будто он вернулся домой с самой обычной работы в самый обычный вечер. И все же перед самым сном, когда Алеша пришел во флигель пожелать деду спокойной ночи, он не удержался и спросил:

– Скажи, все идет по плану?

– Конечно, – отвечал Сергей Иванович, отрывая глаза от книги. – А ты что, сомневаешься?

Алеша чуть виновато пожал плечами.

– Просто волнуюсь. Я же не знаю, каков план.

Сергей Иванович улыбнулся и потрепал внука по голове:

– Завтра все узнаешь… Тебе уготована особая роль. Можно даже сказать, что завтрашний праздник – твой.

Полными изумления глазами Алеша смотрел на деда, ожидая подробностей. Ведь это в корне меняло дело. Что это означало, как не огромную ответственность перед семьей и всей улицей? Алеша всегда волновался, когда неожиданно оказывался в центре внимания, и не любил таких сюрпризов. Именно по этой причине дни рождения были для него бременем, работой, и он по-настоящему расслаблялся только к вечеру, когда расходились гости. И теперь Алеша испугался, что завтрашний праздник будет так походить на то торжество, когда нужно задувать свечи на торте. И тень разочарования тут же скользнула по его лицу.

По тому, как встревожился внук, Сергей Иванович понял, что сказал лишнего. Он поспешил исправиться:

– Только не думай, что ты – пуп земли! Завтрашний праздник – он и твой, и всех нас одновременно. И вообще, никто не знает, что он твой. Это наш с тобой секрет. Все. Больше ни слова. Спать!

Алеша на автомате умылся и почистил зубы, поцеловал бабушку перед сном, залез под одеяло на свое раскладное кресло.

Он долго лежал с открытыми глазами в полной темноте, все думал про завтра, про то, как понимать фразу, что праздник для него, но никто об этом не узнает. Что это может быть? И не задумал ли дед какой фокус? От этой мысли сердце Алеши начало бешено колотиться и вспотели ладони. Алеше не нравилось это состояние. Он решил подумать о чем-то другом, закрыл глаза и принялся по памяти, мысленно перечислять людей и предметы, изображенные на «Падении Икара». Такое он проделывал не раз, и всегда это гарантировало быстрое, спокойное засыпание. И сейчас проверенное средство действовало надежно. Перед его умозрительным взором предстала знакомая панорама: белый город и остров на дальнем плане, корабли. В этот вечер Алеша остановился на то ли крепости, то ли скале, которая выступала из моря недалеко от берега серой макушкой айсберга. В скале-крепости отчетливо просматривался вход в грот. Она стояла эдаким домиком, со своей узенькой полоской пляжа и зеленым садиком на задах. Алеша решил ее исследовать. Что там? Кто там живет? Может быть, она стала прибежищем для какого-нибудь смотрителя или беглеца, нелюдимого затворника. И вполне могло статься, что здесь, почти у всех на виду хранилась вожделенная человечеством маленькая магическая вещица. Все с ног сбились в ее поисках, а она лежит тут себе преспокойно и ждет своего часа. Что же это может быть?.. Алеша вскоре заснул.

Глава 47
БРЮХО МИРА

Утес, прозванный в народе Маячной горой, с левого берега Волги был виден издалека. Все знали, что он заключает в себе некую тайну.

Он был необыкновенен со всех сторон. На его вершине у каждого захватывало дух при виде открывающейся панорамы. Справа – изрезанный холмами живописнейший берег и молодой дуб на склоне, слева виднеется золотой купол монастыря, позади – раскинувшиеся поля, за которыми покрытые лесом горы, но самое интересное впереди, точнее внизу. Там море синей прохлады, блестящей на солнце своими гребешками, а под ее водами три острова и легендарная деревня. А может, там и не деревня вовсе, а тот самый град Китеж или его брат-близнец, или сама Атлантида странным образом переплыла в здешние края. Но, стоя на утесе, нет места грусти – ее полностью вытесняет чувство возвышенного. Все печальное тут же уносит ветер, который здесь затем, чтобы не только трепать волосы. Река, ветер, небо. Высота. Тут все создано для парения, и, стоя на вершине, ты уже паришь. Правда, совсем близко солнце, но какая разница, если твои крылья не скреплены воском.

Совершенно другое, но не менее захватывающее впечатление производил утес, если смотреть на него снизу вверх. На его вершине хотелось летать, а у подножия – отыскать вход в пещеру. Она непременно должна быть. Колосс стоял стеной между дачным поселком и остальным миром. Он разграничивал потусторонний и посюсторонний миры. Оставалось лишь понять, по какую сторону какой из них находится. Своей пышной зеленой мантией утес накрывал землю вокруг, и представлялось, что в этих складках сокрыто много вполне осязаемых тайн. Он казался совершенно живым, как в той вьетнамской сказке про «Гору смешливую, говорливую», набитую сокровищами. Домики дачного поселка жались к утесу, и непонятно было: то ли утес исторг их из себя, то ли, наоборот, медленно подтягивает к себе, чтобы однажды поглотить. Он обхватывал дачи со всех сторон, словно держа в сложенных лодочкой ладонях. Только идиот не понимал, какая глубокая связь существовала между ним и дачным поселком.

Утес что-то излучал. Это приводило к тому, что, по приезде в Пичугино тож у дачников переставала болеть голова, не ныли вены и суставы. Уходили прочь любые спазмы, колики, а заживление ран на удивление шло очень быстро. Утес успокаивал. Рядом с ним легко находились решения сложных вопросов, отступали тревоги. Он придавал силы. Но бывало даже, что тут умирали (за много лет существования дачного поселка и такое, естественно, случалось тоже). И тогда говорили, что это утес забирает человека к себе.

Утес заботился о своих обитателях и дарил блаженство. Особенно чуткие открывали вдруг, что, оказавшись в Пичугино тож, они перемещались внутрь чего-то огромного, нежного, полного безусловной заботы и любви. Они вдруг обнаруживали себя в гигантской утробе. То было великое брюхо мира, не рассеченное, ничего не отторгнувшее, обнимающее всех, заполняющее собой весь мир, дарующее причастность каждого к каждому. Волжские воды, как и всякие вообще, – они же дородовые. Это ведь несложно уяснить. И тогда понятно, откуда такое умиротворение.

Здесь было хорошо, ладно. Тут восстанавливалась человеческая родословная, полная усекновений и изгнаний. Вместо отсечений здесь происходило соединение, вместо разрывов – объятия. Все дачники, находясь в этом брюхе мира, возделывали свой сад не только для себя. Своим трудом они залатывали незримые дыры, как будто ткали удивительное полотно, узорами которого были цветы, виноградные лозы, пушистые сосновые ветки, ягоды, фрукты, поющие птицы и смех детей.

Глава 48
ПОЛЕТ ИКАРА

В день праздника Елена Федоровна разбудила детей необыкновенно рано.

– Всем быстро умываться! – скомандовала она. – Через десять минут мы собираемся в беседке на завтрак, дедушка хочет нам рассказать, как пройдет этот день.

Лучшей мотивации для быстрых сборов придумать было невозможно. Дети сидели в беседке, наверное, уже минут через пять. Однако Сергей Иванович не вышел к ним ни через десять, ни через пятнадцать, ни через двадцать минут.

– Ждем ваших маму и папу, – поясняла Елена Федоровна, ставя на стол чайник. – Они уже свернули с трассы на поселковую дорогу.

Это ожидание внесло нервозность. Лиза разразилась градом критики в адрес родителей:

– Постоянно они где-то болтаются. Неужели даже в этот день нельзя было вовремя приехать! Работа для них важней, чем мы. Вообще уже!

– Да заткнись ты, – не выдержал Гера, который не терпел нытье сестры.

– Сам заткнись! – парировала Лиза.

– Ты лучше скажи это им, а не нам.

– И скажу.

– И скажи.

– Отвали.

Алеша закрыл уши руками. Он не любил, когда домашние ругались, никогда не ввязывался сам в разборки, тут же замолкая, а если не было возможности уйти, закрывал уши ладонями и зажмуривал глаза. Когда слова особенно больно ранили его (к счастью, такое случалось редко), он не мог сдержаться и плакал. В такие минуты Алеша был ужасно зол на себя за то, что давал слабину, и из-за этого плакал еще сильнее.

– Прекратите! – строго сказала Елена Федоровна.

Она только что вышла из флигеля, и по ее озадаченному лицу можно было предположить, что у нее состоялся не очень приятный разговор с мужем. Алеша убедился в этом, когда бабушка села в кресло беседки.

– Что сегодня за день такой… – вздохнула Елена Федоровна. Расстроенная, она смотрела впереди себя на Волгу и о чем-то думала. Так уже бывало. Перед очень ответственным делом Сергей Иванович начинал сильно нервничать и тогда делался капризным, как ребенок. В подобных случаях оказывалось бесполезно за ним ходить, уговаривать, потакать или злиться. Нужно было просто переждать.

Внуки молчали, не решаясь спросить, все ли в порядке. Очень тревожило то, что не показывался дед. Это наводило на мысли о риске отмены праздника. Было около семи утра, через два часа должно было начаться торжество, но кроме еды, для пикника ничего не готово.

– Будете завтракать сейчас или со всеми? – спросила наконец Елена Федоровна.

– Со всеми, – ответил Гера.

Но ждать долго не пришлось. Раздался сигнал «шкоды», подъехавшей к «Зеленой листве». Затем громыхнула калитка, в которой с полными сумками показались Марина и Вадим. Очевидно, встревоженная тем, что их никто не встречает, Марина не задержалась в доме.

– А что это у вас такое похоронное настроение? – спросила она, показавшись в беседке.

– Сходи за отцом, он во флигеле, – несколько сердито ответила Елена Федоровна.

– А что ты так разговариваешь?

– Я нормально разговариваю. Сходи за отцом, и давайте уже завтракать. Лиза, подогрей чайник. Он совсем остыл.

Дочь и внучка удалились по своим заданиям. Это было так несвойственно для Елены Федоровны – раздавать указания, как фельдмаршал. Обычно она просила по-другому или делала все сама. Гера и Алеша переглянулись. Было неловко сидеть без дела.

– А мне что делать? – спросил Гера.

– Режь хлеб. Да, и еще нужно из дома принести масло. Алеша, сбегай, пожалуйста.

Завтрак проходил в полном молчании – лишь звуки ложек, размешивающих чай, да прихлебывания. За все время только одно «не чавкай», сказанное Мариной в адрес Вадима. Такая непривычная тишина за столом могла объясняться одним – общей взволнованностью перед значимым событием. Когда все поели, никто не расходился. Все ждали Сергея Ивановича, который явно не спешил и сегодня был самым последним. Наконец, когда он управился с завтраком, торжественно обвел всех взглядом и заговорил со своими домочадцами:

– Ну что, у меня все готово! Обещаю, что сегодня будет очень интересно!

Алеша обратил внимание, как бабушка скептически покачала головой.

– Что от вас требуется? Да ничего… Вернее, нужно организовать пикник, который в этом году пройдет на вершине нашего утеса. Придется ехать на двух машинах, а может, сделать и несколько рейсов, чтобы отвезти все, что нужно для этого. В общем, у нас много дел… Приступим?

– Папа, подожди, – не выдержала Марина. – Что, пикник и все? Что там будет-то на горе кроме него? Может, ты все-таки расскажешь всем?

Сергей Иванович повернулся в сторону утеса, и все повернули головы вслед за ним.

Кроме коробок с едой и посудой (кстати, никакого пластика) на утес нужно было перевезти четыре раскладных стула, два кресла, два маленьких столика и несколько одеял с подушками, которые можно было бы постелить на траву, а также бумбокс, потому что ну какой праздник без музыки. Все это хоть и не без труда, но удалось разместить в двух машинах. Выручили старенькие «Жигули» Сергея Ивановича с багажником на крыше, без которого пришлось бы делать вторую ходку.

Собирались споро, но на повышенных тонах. Нельзя было что-то упустить из виду, по этой причине Елена Федоровна и Марина переживали. Они всегда нервничали, когда собирались в дорогу. От Елены Федоровны обычно доставалось мужу и дочери, от Марины – всем остальным. Впрочем, домашние прекрасно знали об этой их особенности, а значит, давно не обижались.

Наконец все семейство покинуло «Зеленую листву», что для лета выглядело экстраординарным. Хотя нет, на даче все же было решено кое-кого оставить. Решили не брать Люмпика и Перзика, так как эти дурни своим бешеным темпераментом могли сорвать сценарий любого праздника. Процессия из двух машин медленно двинулась по бетонке, чтобы обогнуть утес и затем оказаться на его вершине.

Алеша понял, что только бабушка знала о том, что их ожидает на утесе, и он также был уверен, что она взволнована. Его сердце бешено колотилось, потому что всю дорогу в ушах стояли слова деда, что это праздник для него. Он боялся думать, какое может иметь к нему отношение, но это было так соблазнительно, что совсем не думать не получалось. Благо короткий путь до места назначения не позволил ему окончательно разволноваться.

– Ого! Вот это да! – закричали дети, когда увидели на земле гигантского воздушного змея.

Он был не меньше десяти метров в длину, и еще бесконечной длины трос. Казался невероятно огромным, потому даже немного пугал своей мощью. Укрощенный змей лежал под тяжестью груза, ожидая своего часа. Ветер трогал его за краешки, иногда заставлял слегка надуваться и пузыриться, но гнет не пускал, слишком хорошо зная свое дело. Змей был приятного песочного цвета, как будто пожелтевшая от времени бумага. На огромном треугольнике был изображен витрувианский человек Леонардо. Как и полагается, он стоял во вписанном в круг квадрате с раскинутыми в стороны двумя руками и двумя ногами.

Глебовы столпились вокруг воздушного монстра, чтобы получше рассмотреть рисунок, – уж очень стало любопытно, что там. Они восхищенно разглядывали его, опешив от такого неожиданного поворота событий.

– И он полетит сегодня! – сказал загадочно Сергей Иванович. – И если же вы думаете, что это единственный сюрприз, то ошибаетесь.

Он выдержал паузу, затем хлопнул в ладоши:

– Так, все потом. Теперь у нас совсем мало времени. За работу. Скоро приедут гости.

И семейство загудело. Как пчелы, выпущенные из улья, они дружно налетели на сумки и коробки, которые следовало срочно разобрать. И вот уже на утесе сервированный стол, красиво расставленные стулья и кресла, расстеленные одеяла и разложенные подушки. Играет музыка Марчелло Бенедетто. Чем не пикник богов из истории Алеши и Елены Федоровны?

Утром Глебовы были всегда на своей территории, где бы они ни находились. Природа, омытая ночной прохладой, отдавала свою свежесть людям – только в это время и жить. Утром каждого дня заново рождался мир. Здесь, в Пичугино тож, это ощущалось особенно явно, а в каком-то смысле только здесь и чувствовалось. Город, он ведь что? Постоянно отвлекает, шумит, воняет… В нем сложно. Он переворачивает все с ног на голову и портит, безнадежно портит. Глебовы старались заставать в Пичугино тож каждое утреннее сотворение мира. Всякий раз их охватывала деятельная радость, словно птиц в рассветные часы. Это было самое продуктивное время, когда легко трудится и думается. Утром никогда не нападала усталость, не одолевала апатия. О, если б только оно длилось дольше… И сейчас они летали по вершине утеса, не чувствуя под ногами землю. Это было так привычно для Глебовых. В этой суете приготовлений к ним внезапно пришло настроение настоящего праздника.

Сначала Алеша не поверил своим глазам. По дороге на гору на велосипеде ехал Пасечник. Но что с ним? Он сошел с ума, впал в детство? К рулю его велосипеда был привязан озорной воздушный змей с широкой белозубой улыбкой и ямочками на щечках – странно и комично одновременно.

За ним по бетонке двигался джип Логиновых, над которым парил огромный воздушный змей. Его связь с машиной поддерживалась через леску, пропущенную сквозь приоткрытое стекло дверцы, но все равно складывалось ощущение, что он, как гигантский скат, которого, собственно, и изображал, независимо парит в своем океане над диковинным движущимся предметом, что вызывало у него неподдельный интерес.

Вскоре вслед за Логиновыми на некотором расстоянии показалась «тойота» Капналиной. И над ней тоже парил змей, но уже совсем другой – в виде бабочки, полный эзотерического смысла. Можно было подумать, что это та самая бабочка из притчи про китайского императора, которая прилетела сюда, на берега Волги. Но на самом же деле по-прежнему все очень неясно, где сон, а где явь.

Над последним коричневым седаном Воротынских летело сразу два змея. С первым из них было все понятно сразу: на его крыльях театральные маски, и сам он такой нарядный, будто на сцене. По методу исключения можно было догадаться, что второй – змей Плакущевой из «Цветущих клематисов». Он на самом деле был весь выполнен в цветочно-травчатом орнаменте, словно из сказки про добрую старушку-волшебницу.

Процессия двигалась медленно и торжественно. Это Пасечник на своем велосипеде задавал общий черепаший темп. Издалека кортеж смотрелся совсем по-мультяшному: маленькие божьи коровки-почтальоны карабкались на вершину утеса, неся за собой летучие письма. В этой работе читалось столько доброй трогательной наивности, что у Сергея Ивановича на минуту покраснели глаза. Впрочем, взволнованы были все Глебовы. А как иначе, когда между зеленым и голубым парят яркие разноцветные самолетики! Хотя они и не таких огромных размеров, как дремлющий змей на вершине, но все равно не отвести взгляда.

Сергей Иванович воткнул флажок в то место, где должны были встать соседи со своими змеями. Под флажком к штакетнику была прибита та самая дощечка, над которой работал Алеша. «Мечтай и воплощай!» – так гласил слоган праздника этого года.

Показавшись на утесе, соседи быстро укротили своих «питомцев», взяв их в руки. Ветер дул со стороны утеса в направлении Волги, это означало, что сегодня всем повезло – змеи полетят в сторону реки, и все остальные пичугинотожцы смогут наблюдать за зрелищем. Алеша увидел в бинокль, как некоторые дачники уже задрали свои головы вверх, заметив на вершине утеса столь необычные перемещения.

Перед запуском змеев Сергей Иванович произнес речь. Алеша, пожалуй, впервые в своей жизни видел своего деда таким эмоциональным. Он говорил не так, как обычно на даче, а совсем как в кино – громко (из-за ветра иначе было нельзя) и с особым вдохновением. Старший Глебов поздравлял всех собравшихся с этим днем, сердечно благодарил за отзывчивость и участие. Он сказал, что главный дачный праздник этого года посвящен небу и полетам, и всем детям Шестнадцатой улицы.

Не будет большим преувеличением заметить, что все присутствующие оказались сильно взволнованы. Нельзя определенно сказать, что именно явилось тому причиной. Утренний утес, виды окрестностей, распаленный собственной речью Сергей Иванович или желание жителей Шестнадцатой удивить друг друга своими летучими «друзьями»? Ясно было одно: вот оно – событие года, кульминация долгих ожиданий! Вместо барабанной дроби – шум ветра. Можно было подумать, что все собрались на высокой вертолетной площадке, а ветер и шум – не что иное, как следствие работы готового к взлету винтокрылого пегаса. И уже давно объявлена посадка, но оторопь брала оттого, что вскоре можно будет обозреть всю здешнюю красоту с высоты птичьего полета. Впрочем, довольно рефлексии. Пора к делу!

В небо змея надо было отпускать очень осторожно, чтобы он не улетел навсегда. Сергей Иванович взял в руки трос и показал жестом своим домашним, чтобы они присоединялись. Впрочем, никого не нужно было уговаривать. Все без исключения взялись за трос, даже Елена Федоровна.

Запускать змея было непросто. После того как он немного поднялся вверх и почувствовал волю, эта задача внезапно стала адски сложной для семьи, где было всего двое взрослых мужчин. Истосковавшийся по свободе змей отчаянно рвался в небо и выкручивал руки. Слишком тяжелый. Сергей Иванович подумал, что совершенно не учел этого, совсем не подумал про это обстоятельство. Как же так могло случиться?.. Происходящее было похоже на перетягивание каната, и змей казался явно сильнее. Что-то тяжело. «Старый дурак», – корил себя расстроенный Сергей Иванович. Он понял, что без помощи соседей не обойтись, иначе змей вырвется, улетит и, не дай бог, еще кого-то травмирует. Он обернулся, чтобы позвать на помощь, но в это время трос рванулся вперед, и Сергей Иванович повалился на землю, а вместе с ним и потерявший равновесие Вадим. Вся команда вмиг сложилась, как костяшки домино. И лишь один из Глебовых, вцепившись в эту «пуповину», взмыл в небо вместе со строптивым змеем.