Текст книги "Сага о живых и мертвых"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Вспоминать было и стыдно, и приятно. Вытащил Дурень, хотя за мальчишку принял. Ну разве была она тогда похожа на мальчишку? В парчовом платье, с восемью торчащими мокрыми косицами, в побрякушках дорогих? Краска да помада по лицу текли, – кукла жуткая. Ой, до сих пор стыдно.

Давно это было. Год уже прошел, можно считать. С тех времен только мешочек с украшениями и остался. Тогда Леди побрякушки заставила снять, по жалкой сережке в каждом ухе только и разрешила оставить. Ну, драгоценности, конечно, законными трофеями считались. Только потом, когда Леди со своими на Север ушла, оказалась, что побрякушки Раткины передали на хранение новой хозяйке. Син как-то предлагала ученице камешки в ушах поменять, да Рата отказалась. Что там менять? Сейчас в правом ухе два прокола осталось, в левом один-единственный. А ведь было, как положено – от мочек до самого верха уха украшения красовались. Тяжело, конечно, столько серебра и камешков таскать, зато шикарно. Высмеяла Леди безжалостно, почему-то елкой-недоростком обозвала. А зря, между прочим. Шикарный обычай на Редровых островах был. Здесь так не носят. И Дурень тогда с интересом посматривал. Вспоминает он тот день лихой или нет?

Рата перешла по узкому пешеходному мостику Гвоздичный канал. В пахучем канале, конечно, только сумасшедший купаться станет. Ученица резво свернула направо, подальше от домов, выросших вдоль осевшей Внешней стены. Окраина города. По вечерам здесь опасно – ограбят, а то и прирежут. Ну и девчонки, конечно, свое отгребут. Да и дикие дарки сюда наведываются – внешняя стена охраняется символически, только на башнях стражники дремлют. Дарков Рата не сильно опасалась – до сумерек время еще есть.

Ручеек вытекал прямо из густых кустов – непролазные заросли тянулись от самой стены. Вода чистая, вонь от канала, куда впадает ручеек, сюда не доходит. Чего еще неизбалованной девушке желать? Тем более, когда на твоем теле отметины есть, которые посторонним лучше не видеть.

Рата огляделась, быстро содрала одежду. Не забыв прихватить оружие, перепрыгнула через жесткую кромку осоки, плюхнулась в воду. Уф, прохладненько! Если присесть, то как раз по горло будет. Рата зачерпнула из-под ног песок, прошлась по смуглым рукам-ногам. Мыться мешал кинжальчик – миниатюрное оружие, длиной в ладонь. Игрушка – не слишком удобная, треугольного сечения, рукоять, лезвие, хоть и обоюдоострое, но предназначенное скорее резать, чем колоть. Рата и резала, в основном фрукты. Ну, а насчет оружия… так кинжальчик скорее память, а не оружие. Случилась как-то жутко магическая ночь в жизни Раты. У-у, – о том случае только в песне и рассказывать. Все равно, кроме тех, кто там был, никто не поверит. После той ночи Ратка на память этот кинжальчик и выпросила бесстыже. Надо признать, Леди иногда доброй бывала. Почти как Дурень. Может, потому, что он очень добрый был, и Леди к соплячке снисходительно относилась?

На эту тему Рата раздумывала часто. И обычно настроение от этого только портилось. Ведь ушли они давно, а ты все словно споришь с ними, да оправдываешься. И хочется верить, что Леди к тебе, как к человеку, относилась. Пусть и к слабому и сопливому, но человеку. И все будто доказываешь ей что-то, все себя воспитываешь, хотя рычать «упал-отжался» уже некому. И с Дурнем все разговариваешь, губами шевелишь. Ой, сама ты дура-дурища.

Когда посвежевшая Рата скорым шагом подлетела к калитке, запас времени еще оставался, но символический. Солнце озаряло лишь самую верхушку огромного тополя, что рос у ворот дома купца Рудна. Старый дом располагался в тупике у Обводного канала, место спокойное, зажиточное. Когда-то семья Рудна была известна в городе своей торговой сноровкой, потом обеднела, и сейчас суровая Син только-только выводила семейное дело к былой доходности.

Рата стукнула кованым кольцом в истертые доски.

– Пришла? – шепеляво осведомился шестилетний Бом, младший братишка хозяйки, и принялся возиться с засовом.

– Как служба? – осведомилась Рата, заскакивая в калитку.

– Спокойно все, – солидно заверил мальчишка. За поясом его торчала коротенькая, но крепкая дубинка. Рата сама помогла ее вырезать на замену игрушечному деревянному мечу. Бом решительно взял на себя роль командующего гарнизоном родного дома и относился к своим обязанностям с предельной серьезностью. Перед сном проверял запоры на воротах и обеих калитках, да и днем не упускал случая прогуляться патрулем по саду и вдоль заборов. Рату это смешило, но самую капельку. Как и все, кто имел счастье пообщаться с Леди, мальчишка усвоил военно-героические манеры на всю жизнь. Кроме того, Бом действительно являлся единственным мужчиной в доме Рудна. Понятно, защитник.

К настоящим воинам Рата относилась с уважением. На Редро трусов сроду не жаловали. Да они там и не рождались. Сплошь смелыми да удачливыми были герои-пираты Редро. Хм, ну пока не столкнулись с бойцами Леди.

На ступеньки крыльца вышла Син. Посмотрела неодобрительно. В домашнем платье, миниатюрная и симпатичная, хозяйка выглядела как-то несерьезно. Разве что взгляд всегда суровый. Прямо тетка двадцатипятилетняя.

– А я что? – сказала Рата. – Я уже давно здесь.

– Вижу. Причешись, пока волосы не высохли. И ужинать идите. Воинство балованное.

За ужином мачеха Син, женщина дородная и говорливая, пересказывала новости с рынка. Опять ходили слухи о возвращении короля с Желтого берега. Ходили слухи, что прибудет лично через месяц или два и приведет все уцелевшие корабли. Правда, об этом болтали и раньше. Слухов в Глоре всегда ходило с избытком. Еще раньше врали, что короля захватили в плен и требуют выкуп то ли пираты с Птичьих островов, то ли взбунтовавшиеся «желтки». Бездарная выдумка. «Желтков» Рата прекрасно знала – более хилых и миролюбивых людишек на всём Океане не сыщешь. Рабские душонки. Куда им королей захватывать да выкуп требовать? Да ну его, этого короля. Про него саги складывать начнут не раньше, чем через сотню лет, когда моряки забудут, как он весь Великий Поход джин жрал да пинки от Командора терпел.

Рата проглотила фаршированные перцы и заерзала, дожидаясь разрешения встать из-за стола. Бом тоже нетерпеливо вертелся – во дворе смеркалось, самое время сагу-сказку послушать. Рата рассказывала охотно – мальчишка слушателем был хорошим, вдумчивым, с критикой не стеснялся. Частенько и мать его присаживалась рядом на облезлые овечьи шкуры, разостланные под навесом. Охала да вздыхала. Син слушала редко. Чаще сидела над конторскими книгами.

Бом умоляюще посмотрел на сестру, попытался сползти с табурета.

– Да посиди, меня послушай! – сердито одернула мать. – Ведь про короля рассказываю. Уродился торопыгой. Весь в дядюшку. Лишь бы шляться да бродяжничать.

Син кинула на мачеху гневный взгляд:

– Пусть идет, пока штаны не протер. Бом, проверяй запоры и живо спать. Сегодня без посиделок обойдешься. Мне с Ратой поговорить нужно.

Мальчишка понимающе кивнул, подхватил у дверей дубинку и двинулся в вечерний дозор.

Мачеха подождала, пока закроется дверь, и жалобно сказала:

– Что я такого сболтнула? Я ведь только…

– Посуду со стола убирай, – кратко приказала Син.

В доме была одна хозяйка, и вовсе не старшая по возрасту из женщин. Иной раз Син об этом очень жестко напоминала. Ой, непростые у нее с мачехой отношения. Вот только почему? Что у них такое раньше получилось? О хозяине – в смысле, о старом купце Рудна, – не упоминают ни как о живом, ни как о мертвом. Старший брат (его Рата видела один единственный раз, когда драккар, на котором парень плавал, в порт ненадолго заходил) тоже об отце ни словом не упоминал. Тайна какая? Рату мучило любопытство, но сколько ни подслушивала, так и не разгадала семейную тайну. Впрочем, то загадка неинтересная. Куда интереснее, о чем это госпожа разговаривать собралась? Настроение у нее паршивое, что странно. Из конторы госпожа вроде бы в хорошем расположении духа уходила.

Син не торопясь допила кислое молоко, кивнула. Вышли во двор. Хозяйка молча показала на овчинные сидушки. Рата уселась и приготовилась получать выволочку. Вот только за что?

– Пока ты с кавалерами купаться бегала, приходил младший Торм, – сухо сказала Син. – О тебе спрашивал.

– Опять?! Что он за зануда такая? – сердито сказала Рата. – Прямо баран упертый. Я ведь ему все рассказала.

Син дернула плечом:

– Видно, думает, что не все. Только дело не в расспросах. Он тебя нанять хотел. Перекупить у меня.

– Меня? – Рата изумленно уставилась на хозяйку. – Да зачем я ему?

– А я почем знаю? – раздраженно сказала Син. – Может, задница твоя костлявая приглянулась. Может, слыхал, как ты накладные в замечательной стихотворной форме сочиняла. Только кажется мне, что он всё тем же интересуется.

– Так я же два раза ему пересказывала! И до этого Одноглазый с его дядюшкой несколько раз говорил. Что ему еще?

– Ты что визжишь? Лягушек с канала распугать хочешь? Приходил, предлагал за тебя тридцать «корон». Тебе самой обещал жалование в шесть «корон» положить.

Рата онемела. В конторе у Рудна она получала «корону» в месяц, да и ту Син оставляла у себя, обещая к осени, когда ткани подешевеют, справить ученице новое платье. Рата не возражала – Син, понятно, не обманет. Зимний плащ (между прочим, очень даже ничего себе) уже купили. Да и вообще, по совести говоря, «корона» – жалование для ученицы почти королевское. Везде принято, что ученики за харчи да старую одежду потеют. Да и мало где девчонок в ученье берут. Но шесть «корон»?!

– Что молчишь? – ядовито поинтересовалась Син. – От счастья обомлела? Пойдешь зарабатывать?

– Не пойду. Я на шесть серебряных, из кожи вылезу, не наработаю. Я в «Померанцевом лотосе» наукам не обучалась.

– Это правильно. Роль роскошной шлюхи тебе не потянуть. Голова у тебя хоть и непонятно чем набита, но иногда соображает. Кроме того, я тебя не отпущу. Я Леди обещала за тобой приглядывать. А к младшему Торму у меня и на медяк доверия не осталось. Так что и не мечтай.

– Что я, спятила? Мне у вас хорошо, – пробубнила Рата. – Я, конечно, не всегда справляюсь. Вы уж меня, хозяйка, великодушно извиняйте за небрежность. Я исправлюсь.

– Ладно-ладно, – Син поморщилась, – какая сейчас хозяйка? Не в конторе сидим. Небрежность я из тебя выбью, можешь не сомневаться. Скажи мне лучше, что от тебя этому напыщенному вонючке нужно? Явился датый. Плел о том, что свое собственное дело хочет открывать. Людей, мол, подбирает. Врал без выдумки, и на Дальнем рынке такому трепу не поверят. Дядя его сейчас в отъезде. Я, было, подумала, куролесит господинчик. Серебра на выпивку и на девок хватает, дядя снисходителен, вот и мается дурью наш молодой Торм.

– Да так оно и есть! – сказала Рата, прокручивая в голове только что родившуюся историю о том, как молодой беспутный купеческий сын влюбляется в юную девицу-ученицу, и как захватывает его немыслимо жаркая страсть. И свершает он отчаянные подвиги, длиной шестистиший так на сорок…

– Рата! – свирепо сказала хозяйка. – У тебя какая чушь сейчас в голове?

– Да почему чушь? Думаю, что ему от меня нужно.

– Вот и думай. Младший Торм не из тех парней, о ком девушка может со слабоумной улыбкой размышлять. О таких героях песни не складывают. Я бы ему и пару «щитков» в долг не дала. Мерзопакостный он хорек, по глазам видно. Ты в мужчинах плохо разбираешься, да уж можешь мне на слово поверить.

Это напрасно. Рата, не взирая на тягу к рифмоплетству, в мужчинах разбиралась не хуже хозяйки. А может, и лучше. Если и делала какие глупости, то из любопытства, а не по наивности.

Посидели молча. С близкого канала доносилось кваканье лягушек, в саду скрипели цикады. Пахло персиками и дымком очагов. В доме мачеха уже зажгла лампу.

– Син, честное слово, я не знаю, что ему нужно, – растерянно сказала Рата. – Я с ним не заигрывала. Если ему правда писец или учетчик требуется, так я еще не потяну. А как девка я ему не интересна. Он на меня, как на чурбан говорящий, смотрел.

– Мне тоже так показалась, – пробормотала Син. – Только не как на чурбан, а как на доску. Мы с тобой по фигуре одинаковые и ему совсем не интересные. Ему выпуклости нужны. Вроде, как у мачехи моей.

Рата машинально оглянулась на дверь.

– Не дури, – сердито сказала Син. – Мачеха моя хоть и не великого ума баба, а с молодым бездельником связываться ни в жизнь не станет. Да и он на нее так смотрел, мимоходом. Ты ему нужна. Видно, со старой историей связанно. Ты тот случай хорошо помнишь-то?

– Да разве забудешь? – вздохнула Рата.

– А правда, что вы тогда его мертвого прапрадедушку встретили? – с неожиданным любопытством прошептала Син.

– Да почему прапрадедушку?! Я же говорю, – тот мертвец нам не представился. Да он и совсем чуть-чуть живой был.

Помнила ту ночь Рата очень живо…

Море мутно сияло в тусклом лунном свете. И Луну, и ее Темную Сестру, полускрыли рваные тучи. Берег пролива темнел на горизонте.

Опустив долгозорную трубу, Леди сказала:

– Хрен его знает. Что-то беленькое чернеется. Может, и не лодка. Тьма кромешная.

– Лодка, моя леди, – заверил стоящий у штурвала Сиге. – Узкая лодка – человек шесть поместится. Но людей там нет.

– Я тоже лодку вижу, – заявила кутающаяся в одеяло Рата.

– Брысь на место, грызун! – рявкнула Леди.

Девчонка быстренько попятилась за спины моряков, но уходить вниз, естественно, не спешила.

– Лодка так лодка, – задумчиво сказала Леди. – У Сиге не глаза, а прибор ночного видения. Вопрос – нужна нам эта лодка, или без нее спокойно проживем?

– Обойдемся, – быстро сказал Одноглазый. – Знаю я эти брошенные корабли, тайники и прочие пещеры с несметными сокровищами. Только сунешься – ни сокровищ, ни тайника, а у тебя самого руки неизвестно кто оборвал. Лодка у нас и так есть. Зачем нам вторая?

– Ну как же? – заворчал Вини-Пух. – Что, даже и не посмотрим? Интересно, откуда она. Вдруг из Глора?

– Ну и что, если из Глора? – возразил Одноглазый. – Куда он, Глор, денется? До него еще дней тридцать при хорошем ветре. Если мы вторую лодку возьмем – быстрее долетим?

– В лодке могут быть весла, – рассудительно предположил Сиге. – Весла нам пригодятся. На нашей лодке дрова, а не весла.

– Весла – это конечно, – неохотно согласился Одноглазый. – Но я бы все равно подальше держался.

– Что же мы – роты пиратов не испугались, а здесь глянуть боимся? – спросил Дурень.

Леди молчала.

– Лодку относит, – предупредил Сиге.

– Ладно, подойдем ближе, посмотрим, – сказала Леди. – Хотя случайные лодки мне не нравятся.

Сиге включил «магию» – корпус корабля едва слышно завибрировал, и «Квадро» осторожно подполз к лодке.

– Низко сидит, – прошептал Одноглазый. – Или воды лодка много набрала, или в ней есть кто-то.

– Давай арбалет на всякий случай. И где Зеро? Пусть багром зацепит.

– Голозадый вниз удрал, – сообщила Рататоск. – Обкакался.

– Все, я ему завтра покажу «медвежью» болезнь, – посулила Леди. – А ты, островитянка, что гуляешь? Я что сказала?

– Ухожу, моя леди.

Леди о девчонке уже забыла, всматривалась в темноту:

– Фу, нехорошая какая-то лодка. Одноглазый, как у тебя живот? Предчувствия имеются?

– Трудно сказать, – пробормотал шкипер. – Я перед сном гальюн проверял. Организм еще не успел сосредоточиться.

Дурень зацепил борт лодки багром, попытался подтянуть. Узкое суденышко поддавалось тяжело.

– Воды полно, – сказал юноша. – Брошенная посудина.

За его плечом посапывал Вини-Пух с взведенным арбалетом. Одноглазый повыше поднял лампу, Леди подсветила хитрым холодным фонариком.

– Ну? – вытянул шею оставшийся за штурвалом Сиге. – Что там?

– Да можно сказать, – ничего, – с некоторой задержкой сказал Одноглазый. – Не то, чтобы совсем брошенная лодка, но…

Узкая лодка чудом держалась на плаву, – внутри покачивалась черная морская вода, неверно отражая неяркий свет обеих лун. Весла аккуратно лежали по бортам. На корме полусидел скелет. Ворот ветхой рубашки распахнут, сквозь дыры видно, как в темных ребрах свободно плещется вода. Голова покойника опиралась о пристроенный в качестве подушки мешок. Длинные седые космы свисали почти до воды, сквозь кожу, обтянувшую череп, белела иссохшая кость.

– М-да, видно, от голода и жажды погиб, – прошептала Леди. – Не из простых был морячок. Видите – кружева на воротнике. Да, не зря я сушу больше люблю. Там бы давно все червячки прибрали.

Рата никаких кружев не видела. Взгляд приковывало лицо мертвеца – полуулыбка ссохшихся губ, провалившиеся щеки. Гримаса долгих и мучительных страданий навечно застыла на коричневом лице.

Леди кашлянула:

– Пожалуй, весла ему больше не нужны. Держите лодку крепче – я на этом «Титанике» отправиться в свободное плаванье совершенно не желаю.

– Кэт, может быть… – неуверенно начал Одноглазый, но предводительница уже мягко соскользнула в лодку. Осторожно погрузила сапог в воду, стараясь не потревожить костей покойника.

Леди передала на борт «Квадро» одно весло и повернулась за вторым, когда мертвец повернул голову. Отчетливо послышался скрип костей и треск лопающейся пергаментной кожи.

Рата коротко взвизгнула. Вини-Пух вздрогнул и нажал спуск. Выпущенный с перепугу «болт» булькнул в воду рядом с бортом лодки. Леди замерла с веслом в руке.

Мертвец смотрел. Объяснить это было невозможно, глаз у покойника не было – лишь ссохшиеся морщинистые впадины, – но он смотрел. Рата чувствовала этот взгляд, желудком и всем, что там имеется в потрохах. Кажется, волосы на голове девчонки разом встали дыбом. «Сейчас я завизжу и никогда-никогда остановиться не смогу», – мысль мелькнула и пропала, остался один бессмысленный ужас.

Леди громко сглотнула и хрипло заговорила:

– Милорд, приносим глубочайшие извинения за беспокойство. Нам совершенно ошибочно показалось, что весла вам не слишком нужны. Простите великодушно. Чрезвычайно удивительно встретить джентльмена в таком… таком состоянии. Ни коим образом не желали вас побеспокоить. Мы… мы изумлены. Соблаговолите простить за беспокойство, милорд.

Леди потянулась положить весло на место, нагибалась при этом молодая женщина как-то замысловато, явно не желая приближаться к ожившей мумии. В этот миг, мертвец со стуком повалился высохшим лицом в противоположный борт лодки. Леди отшатнулась и села, крепко стукнувшись копчиком об уключину.

Страшный взгляд исчез. Покойник опять стал обычным костяком, обтянутым иссушенной кожей. Рата почувствовала, как дрожат руки, вцепившиеся в поручень.

– Милорд, должно быть, насчет весел не возражает, – пробормотала Леди, не глядя, тыкая веслом за спину и попадая в борт катамарана. – Поехали отсюда.

– Кэт, – неожиданно сказал Дурень. – По-моему, милорд покойник пожелал, чтобы мы его мешок забрали.

– Думаешь? – госпожа глянула на Дурня безо всякого восторга.

– Это так выглядело, – неуверенно сказал юноша.

Наблюдать, как бесстрашная Леди заставляет свою челюсть не дергаться, было не менее жутко, чем чувствовать на себе взгляд иссушенного мертвеца.

Леди смотрела на мертвеца, на затылок с редкими длинными волосами. Весло у нее, наконец, принял Одноглазый, и теперь молодая женщина не снимала руку с заткнутого за пояс топора. Но мумия, слава богам, больше оживать не собиралась. Леди, изогнувшись, дотянулась до мешка в изголовье покойника, встряхнула:

– Легкий.

Одноглазый протянул руку, хотя касаться проклятого мешка ему явно не хотелось:

– Давай сюда.

– Подожди, – Леди в замешательстве пыталась устоять в лодке. – Принесите кто-нибудь с камбуза жратвы, – там рыба осталась. И еще посудину с водой.

Вини-Пух невнятно хрюкнул, очевидно, собираясь спросить, зачем продукты. Но Рата уже помчалась на камбуз.

Леди продолжала с грустью смотреть на иссохшее тело:

– Это сколько же он в море дрейфовал?

– И ни один шторм его не тронул, – выдавил Одноглазый.

– Посчастливилось покойному, что арбалетчики не встретились, – Леди кинула сердитый взгляд на Вини-Пуха. – С такими стрелками и шторма не нужно. Хорошо, что среди них иногда косые попадаются.

– Миледи! – Рата перевесилась через борт, держа кувшин с водой и миску, наполненную жареной рыбой. Одноглазый едва успел придержать девчонку за пояс.

Леди глянула на мелкую островитянку, но ничего не сказала, только забрала угощение. Что-то прошептав, поставила посуду на банку рядом с плечом мумии. Перекинула на палубу катамарана мешок и, почтительно кивнув на прощание покойнику, перебралась на «Квадро» сама.

– Вини, ты, конечно, парень хороший, но лучше тебе арбалет поменять на сачок для бабочек. Бабочки тебе зубы никогда не вышибут. Сиге, поехали. Невесело здесь.

Все поспешно отошли от борта. Леди подняла мешок:

– Похоже, здесь в основном бумаги.

– Моя леди! – Сиге судорожно втянул воздух.

Катамаран уже успел отойти, но все равно в мутном лунном свете можно было разглядеть, как лодка мертвеца погружается в воду. В последний миг Рате показалось, что над темной поверхностью прощально приподнялась сухая ладонь. Но, наверняка, то была только игра волн.

В кокпит не пошли. Леди предпочла исследовать содержимое мешка поближе к борту. Моряки невольно попятились от выцветшего, ставшего негнущимся от солнца и соленой воды, мешка. Даже Одноглазый отступил вместе с фонарем. Только Дурень заставил себя остаться на месте. Ну и Рата собрала всю свою смелость и попыталась заглянуть в мешок.

– Вряд ли здесь смертельно ядовитые заклятия, – проворчала леди. – Если бы тот фараон-мореплаватель желал нас убить, мог бы просто зубами клацнуть. Я и так чуть не обмерла.

– Я тоже, – пробормотал Одноглазый. – Хорошо, что кишки уже пустые. Нечем обмирать было.

– Если нечем, то что ты фонарь отводишь? Отдай его Рате, что ли. Или девица сейчас сама в мешок занырнет.

Рататоск забормотала что-то оправдательное, но леди уперлась ей в лоб и без церемоний отпихнула подальше.

– Вот же, блин, ни ума, ни фантазии. Хоть бы испугалась для приличия.

– Я вначале испугалась, а потом ничего, – пояснила Рататоск. – Леди, в мешке только бумажки. Мертвяк писарем был?

В мешке действительно оказались в основном бумаги. Судя по всему – письма. Разобрать подписи и печати на помятых свитках было трудно.

– Утром почитаем, – решила леди. – А здесь… – предводительница взвесила в руке два небольших свертка, – здесь уже не бумага. Может быть, покойный нам немного серебра завещал? Если так, мы усопшего обязательно помянем в ближайшем кабаке. Если кабаки в этом мире еще остались. Ладно, утром рассмотрим наследство. Пошли спать. Заснете, или вам какую-нибудь добрую сказку на ночь рассказать? К примеру, про бабу-ягу или тринадцать мертвецов и сундук? Храбрецы, вашу мать. Я из-за вас копчик отбила.

Теперь, через год, повзрослевшая Рата с недоумением думала, почему тогда почти совсем не боялась. Потому что Леди и Дурень были рядом? Ведь жутко-то как было. Мертвец ожил, это все видели. Хорошо, что ту страшную подробность семейству Тормов не передавали. Или кто-то проболтался? Вот Син, например, и раньше про мертвеца слышала.

Рата припомнила, когда впервые услышала про семейство Тормов. На следующее это было утро после встречи с мертвецом-мореплавателем.

…– Имена, вроде бы, знакомые, – сказал Одноглазый, перебирая свитки. – Глорские имена, могу точно сказать. Вот этот род Гридди испокон веку у Белой пристани зерновые склады держит. Но лично я этих адресатов не знаю. Видимо, давно эти письма путешествуют.

– Ну и ладненько, боги позволят – доставим почту в Глор, там куда-нибудь сбагрим. Пусть местные разбираются, – Леди потыкала пальцем в свертки. – Но, полагаю, вот это мы вскрыть можем. Никаких надписей и реквизитов на посылках не имеется. Значит, и хозяев найти не удастся.

– Кэт, а если там что-то… что-то магическое? – неуверенно предположил Дурень.

Они сидели в кают-компании втроем. Вернее, втроем с хвостиком – Рататоск торчала сразу за открытой дверью, делала вид, что жаждет выполнить любое указание.

– Знаешь, Жо, по моим наблюдениям, магия, как оружие – сама не стреляет, – сказала Леди. – Нужно, чтобы кто-то злонамеренный на тебя магию направил и курок взвел. Вот щелкнуть потом, заклятие, конечно, и само по себе может. Только я сомневаюсь, что если здесь колдовские ловушки упакованы, то они именно нас долгие годы поджидали. Думаю, можем взглянуть. Как, Одноглазый?

– Ну… Полюбопытствовать, раз уж покойник так пожелал, можно. Но если там деньги или побрякушки, я бы не стал их себе оставлять. Не то, чтобы я уж очень суеверный, но мертвецкие сокровища большой удачи не приносят – об этом все знают. Тем более, если там монеты, то их маловато, – Одноглазый рассеянно перекладывал пергаменты. – Леди, как думаешь, может лодка в море сто лет проплавать?

– Я откуда знаю? Это вы мореплаватели-флотоводцы. На посланиях что – даты какие-то имеются?

– Я печати не ломал. Просто буквы странно выписаны и чернила необычные. Раньше, говорят, чернила из полосатых каракатиц добывали.

– Хрен с ними, с каракатицами. Я вскрываю, – Леди поддела острием ножа старый пергамент свертка. На стол вывалился мешочек истлевшего бархата. От прикосновения ножа ткань окончательно рассыпалась.

– Прах и пепел, – пробормотала Леди и, высвободив из трухи бархата два небольших предмета, с разочарованием заметила: – Перстень и печать.

– Большая печать, – с уважением сказал Одноглазый. – Такая простому купцу не к чему. Благородная печать.

Рата заметила, что одноглазый брать в руки загадочные предметы не спешит. Печать взял Дурень и с трудом прочел:

– «Бл. Лорд Торм. Верно!» Хм, «Бл.» – видимо, благородный. «Верно!» – скорее всего, девиз. А почему здесь петля с веревкой изображена? Благородный лорд частным палачом подрабатывал?

Одноглазый живо выхватил печать из рук друга:

– Это не петля. Здесь изображен кошель, туго набитый серебром. Лорд Торм! Надо же! Может, и не зря на меня мертвец с таким намеком уставился. Вот судьба петли крутит!

– Ты что, мертвеца по печати опознал? – удивилась Леди. – С виду он постарше тебя был. Раза в три-четыре.

– Нет, мертвеца я не знаю, – сказал одноглазый шкипер, внимательно разглядывая печать. – Вряд ли тот бедняга в лодке действительно из рода Тормов был. У них мужчины в плечах пошире, да ростом поменьше. Но знавал я одного лорда Торма. Понятно, не того, что печать оставил, а сына его, а может, внука. Два года назад встречались. Весьма благородный человек был. Не по званию – по отваге. Похоронили мы его. Плохо лорд Торм умирал – у него рука отгнила. Как это? – Одноглазый почесал изуродованную щеку, напрягся и вспомнил мудреное слово: – Кангрена у него была. Мучился милорд. Но умер не от гнили – в честном бою. Достойно умер. Я потом в Глоре к его вдове заходил, рассказал, что да как. Свидетельство в порту подписал. Мне еще доля в наследстве полагалась. Ну, это уже неважно. Короче, род Тормов в старину не из последних был. Про них еще сагу сложили. Что-то несусветное там наврали…

– Несусветное?! – пробормотала сидящая на корточках Рата. – Что?

– Не помню, – с некоторым раздражением сказал шкипер. – Я в детстве слышал, потом мне все сказки вместе с глазом из башки начисто вышибли. В общем, придется еще раз к уважаемым Тормам заглянуть. Надеюсь, никто из них деда-прадеда уже не помнит. Прошлый раз так рыдали, что и моя Теа тоже чуть не заскулила. Пришлось джином отпаивать. Знаешь, Кэт, там детишки маленькие, вдова… – Одноглазый замолчал на полуслове.

– Ладно тебе – рано еще скулить, – сказала Леди. – Значит, магических кристаллов мы в пакете не нашли. Перстень тоже отнюдь не Кольцо Всевластья – обычный аметист. На память кто-то передавал. Оно и к лучшему. Нам только магических артефактов не хватало. Рата, хватит глазами хлопать – тебя кухня ждет. Там полный бардак. Проваливай.

– Моя леди, я потом быстро управлюсь! – взмолилась девчонка. – Можно мне до конца посмотреть?

– Что тут смотреть? – пробурчала Леди. – Вот Вини-Пух подальше от древностей держится и правильно делает.

Все с интересом смотрели, как предводительница разворачивает последний сверток:

– Меч-кладенец, – Леди хмыкнула. – Модель бюджетная, зачулочная.

На столе лежал короткий кинжальчик в растрескавшихся кожаных ножнах. Леди с трудом высвободила клинок:

– Можно в зубах ковыряться. Или карандаш для подводки глаз точить. Очень полезная вещица.

Миниатюрное оружие осмотрели по очереди, и Одноглазый заметил:

– Игрушка. Стоит не больше «короны». Разве что железо неплохое. Все равно игрушка. Если носить тайком, так лучше уж «тычок» или тонкий стилет. В зубах ковыряться не стоит – зубы попортятся. Зубы – это же о-го-го! Стоит эмаль царапнуть или десну – гниль прицепится. К примеру, взять зубоверток – они…

– Одноглазый, не начинай, – предупредила Леди. – Стоматолог-любитель, блин. Будешь нашим парням мозг разрывать своими популярно-фантастическими лекциями. Лучше скажи Вини-Пуху, что если он будет зубы исключительно для проформы чистить – будет жрать одну фасоль. По две фасолины на обед и ужин.

– Миледи, – прошептала умоляюще Рата. – Можно мне ножик? Я его поношу пока. Можно?

– Оружие еще заслужить нужно. Ты, дитя порока, знаешь, что за клинком ухаживать нужно? Чистить-точить вовремя? Ты собственный нос-то когда вовремя вытирать научишься?

…Син слушала историю очень внимательно. Про кинжальчик пропустила мимо ушей – его-то хозяйка и так сто раз видела. Сразу спросила:

– Значит, ты не знаешь, что в том старом письме было?

– Мы чужие письма не читаем, – чопорно заметила Рата.

Была такая мыслишка. Уж очень история мертвеца тогда фантазию Раты захватила. Страшно хотелось узнать, о чем в старинном послании поведано. К тому же мешок с письмами на виду в кают-компании валялся. Только с Леди такие фокусы не проходят. Одними отжиманиями Рата не отделалась бы. К тому же на кухне вечно работа ждала. Леди всегда заботилась, чтобы юная помощница без дела не скучала. А ведь еще и с Дурнем хотелось поболтать. Умные те разговоры были. Интересные. Таких больше не будет.

– Рата, а наш Вини знал содержание письма? Он ведь тогда с вами плыл, – задумчиво спросила Син.

– Откуда ему знать? Я же говорю, никто то письмо не вскрывал. Там печать была здоровенная. Так и отнесли его запечатанным. По крайней мере, я так думаю. А наш Вини ни к чему из мертвецкого мешка и в жизни не прикоснется.

– Да, – согласилась Син. – Охранник у нас с предрассудками. Вот демоны их всех утопи, что же в том письме было? Еще ты своим живым мертвецом на меня страху нагнала. А вот балбес этот, Торм младший, ничегошеньки не боится. Он ведь вчера к Вини приходил. Расспрашивал. Только Вини поумней нас с тобой оказался – сразу отперся: сказал, что при том случае вообще не присутствовал. Мол, спал, ничего не видел, не слышал. Только утром про мешок тот несчастный с письмами и узнал. Еще сказал, что читать не умеет. Молодец. Нужно было и тебе так.